РЕЛИГИЯ, ЦЕРКОВЬ, ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
Опубликовано: Свободная мысль, 1997, №11. Страницы указаны в прямых скобках
и выделены линейками.
См. библиографию.
«Православный ренессанс», «второе крещение» постсоветской России
и т.п. клише наших СМИ требуют, разумеется, эмпирической проверки.
Данные регулярных и репрезентативных опросов, проводимых ВЦИОМ
с 1989 года, позволяют как проанализировать количественный аспект
проблемы (число верующих в динамике за ряд лет, частота посещения
ими храмов, соблюдение основных обрядов), так и проследить связи
между декларируемыми религиозными верованиями россиян, с одной стороны,
и их ценностными ориентациями иного плана (этнические стереотипы,
представления о прошлом, политические установки), с другой. Речь
пойдет о Русской православной церкви (РПЦ): порядок величин по приверженцам
прочих христианских деноминации и инославных конфессий в обычных
опросах ВЦИОМ близок к границам статистической достоверности — к
статистически допустимой ошибке; максимум приверженцев (около 4
процентов) имеет ислам, остальные не достигают и одного процента,
поэтому другие вероисповедания в дальнейшем не рассматриваются,
а понятия «верующий» и «православный» условно употребляются как
синонимы'.
Динамика приобщения и показатели доверия
Нарастающая волна приобщения к православной вере и церкви стала ощутима
после июня 1988-го, когда в СССР было широко и официально отпраздновано
тысячелетие крещения Руси. Массовый масштаб этому процессу придали
на тот период два момента. Во-первых, снятие табу — эффект государственной
«разрешенное™» и публичного признания православия и РПЦ «сверху»,
со стороны реформаторского крыла власти и средств массовой коммуникации.
Во-вторых, общий рост социальной активности «снизу», мобилизованности
разных групп и слоев советского общества (особенно — более образованных
жителей крупных городов, людей активного возраста), вовлеченности
их в процесс осознания объявленных перемен, в усвоение идей и лозунгов
социального сдвига, в поддержку олицетворяющих его фигур. Право на
декларирование своей приверженности к вере и церкви на тот период
расценивалось, среди прочего, как одна из свобод, провозглашенных
в ходе перестройки.
Собственно принадлежность к кругу верующих, к церковной жизни, личные
обязательства по отношению к вере и церкви во многих социальных группах
(особенно — среди интеллигенции) часто до неразличимости сливались
с демонстративной терпимостью по отношению к религиозным идеям и символам
даже со стороны неверующих или всего лишь симпатизирующих. Все это
к тому же усиливалось эмоциями социального участия, соли- [95]
дарности, активности, возможность которых впервые открылась населению
СССР в таком масштабе. В глазах нарождающегося общественного мнения
православие, в числе прочего, на тот момент противопоставлялось главному
тогдашнему врагу — партократии, консерваторам «наверху». Собственно
религиозное обращение, как и более аморфная демонстрация невраждебности
к верующим, выражение диффузного доверия к церкви вливались, таким
образом, в общий поток перемен, усиливали его (даже опережали реальные
трансформации), но и сами, в свою очередь, питались энергетикой общего
сдвига, реформаторских процессов, развивавшихся параллельно надежд
и иллюзий.
Далее ситуация стала меняться. Во-первых, исчезали новизна, непривычность,
особая нагруженность религиозной символики в общественной жизни. В
массах, в частности, возникало насыщение информацией о религии и церкви,
публицистическими выступлениями на эту тему, стал соответственно угасать
и читательский/зрительский интерес. Если, например, в 1989-м 60 процентов
опрошенных считали, что о религии и церкви «пишут сегодня слишком
мало», то уже на следующий год этой оценки придерживалось 48 процентов
и т.д. Кроме того, снижались уровень и градус общей мобилизованности,
возбужденности социума. Наконец, распались привычные общие рамки идентификации
— Советский Союз. Был сломлен партократический режим — исчезал или,
по крайней мере, размывался образ единого для всех врага, какой в
этом режиме видели.
А с 1992—1993 годов в обществе начали ощущаться процессы социального
расслоения, нарастать социальные противоречия. В этом контексте убывал
авторитет интеллигенции. Заметно упало доверие к «ангажированным»
средствам массовой информации, во многом питавшимся идеями и кадрами
прореформаторского образованного слоя. Динамика приобщения к православию2
за последующие годы видна из таблицы ( N — число опрошенных; данные
по иным конфессиям и по затруднившимся с ответом не приводятся):
Считаете ли Вы себя верующим человеком, и если да, то какую религию
исповедуете?
( в % ко всей выборочной совокупности)
|
1989
год |
1993
год |
1994
год |
1996
год |
1997
год |
(N=1300) |
(N=1930) |
(N=2957) |
(N=2404) |
(N=2406) |
Неверующие
Православные |
65
30 |
40
50 |
39
56 |
43
44 |
37
48 |
После взлета 1993—1994 годов доля населения РФ, причисляющего себя
к православным, стала убывать и в целом близка сейчас к уровню начала
1990-х. В августе 1994-го важность для себя религии россияне оценили
так: для 46 процентов она оказалась в сумме «очень» и «достаточно
важна», для 43 — «не очень» и «совершенно не важна» (10 процентов
затруднились с ответом); в мае 1995-го соответствующие показатели
составили 38 и 45 (при 16 процентах затруднившихся ответить). При
этом, как и во всех прежних замерах ВЦИОМ, доля верующих в России
(если брать самую общую тенденцию) выше среди женщин, в группе наиболее
пожилых россиян, у жителей Москвы и Санкт-Петербурга. По данным
репрезентативного опроса в мае 1997-го (1532 респондента), к православным
себя причисляют 41 процент москвичей-мужчин и 58 процентов москвичек,
причем среди самых молодых (до 24 лет) жителей столицы — 40 процентов,
а среди москвичей старше 55 лет — 56 процентов.
На 1993-й приходится и перелом в показателях массового доверия к
РПЦ. Он виден по данным следующей таблицы (ответы на регулярно повто-
[96]
ряемую ВЦИОМ серию
вопросов о доверии к самым разным институтам российского общества
— от правительства и парламента до армии
и профсоюзов):
В какой мере, на Ваш
взгляд, заслуживает доверия православная церковь?
(в % к числу опрошенных)
|
1993
год январь |
1994
год февраль |
1995
год май |
1996
год март |
1997
год март |
(N=1640) |
(N=2005) |
(N=2550) |
(N=2328) |
(N=2395) |
|
|
|
|
|
|
Вполне
заслуживает |
57 |
52 |
37 |
39 |
37 |
Не
вполне |
|
|
|
|
|
заслуживает |
15 |
11 |
18 |
16 |
19 |
|
|
|
|
|
|
Совсем
не заслуживает |
2 |
5 |
9 |
9 |
11 |
|
|
|
|
|
|
Затрудняюсь
ответить |
25 |
32 |
36 |
35 |
33 |
Если в начале 1993-го
доля "вполне доверяющих" церкви превышала долю целиком отказывающих
ей в доверии в 28,5 раза, то
через два года этот показатель снизился до 4,1,
а сегодня составляет 3,4 раза.
Причем группа вполне доверяющих РПЦ по величине практически сравнялась
с группой россиян, не имеющих ответа и затрудняющихся сказать, доверяют
ли они православной церкви вообще.
Максимум доверия церкви
— как, напомним, и максимальную склонность
к православной вере — выказывают
пожилые россияне (старше 55 лет);
опрошенные с неполным средним образованием и ниже; женщины;
жители столицы. По роду
занятий это наиболее часто пенсионеры или домохозяйки. Напротив,
заметно чаще других групп "не вполне доверяют" РПЦ наиболее молодые
и образованные мужчины (они же чаще и затрудняются с ответом). А
вот "целиком отказывают" церкви в доверии несколько чаще других
опять-таки пожилые россияне. Это респонденты, тверже остальных сохранившие
советские идеологические стандарты и поэтому раздраженные нынешним
демонстративным союзом государства и церкви;
можно сказать, упрек
здесь не столько обращен впрямую церкви, сколько —
косвенно — власти.
Приобщенность к православию,
понимание религии, характер веры
По данным всесоюзного (тогда
еще) исследования ВЦИОМ "Советский человек" (1989),
показатели прошлой (применительно к родителям опрошенных), настоящей
и будущей (применительно к их детям) приобщенности россиян к православной
вере распределялись следующим образом (1250
опрошенных по России, данные в процентах к соответствующим социально-демографическим
группам):
Крещены |
в
целом |
мужчины |
женщины |
до
20 |
40-^9 |
60
лет |
|
по
выборке |
|
|
лет |
лет |
и
старше |
Сами |
|
|
|
|
|
|
респонденты |
62 |
56 |
67 |
49 |
62 |
73 |
Их
родители |
58 |
53 |
63 |
34 |
67 |
79 |
Их
дети |
27 |
21 |
32 |
22 |
22 |
33 |
При этом оказалось, что
крещение практически не прибавляет ни уважения к себе, ни гордости
общенациональной верой, ни символической значимости религии (православия)
в обобщенном образе своего народа, ни [97]
благодарности родителям за приобщение
к религии, ни защищенности от большинства страхов (крещеные подвержены
им как раз гораздо больше остальных), —
но усиливает авторитетность церковных праздников и значимость обрядов,
молитвы, а также ощущение божественного всемогущества и страх наказания
за грехи в представлениях респондентов о Боге. При этом каждый седьмой
из приобщенных к православной вере при мысли о Боге прежде всего думал
о том, что Его нет.
Сравнительные данные
о твердости россиян в православии и о характере их верований показывают,
что доля тех, кто не сомневается в своей вере, выросла между
1991 и 1993
годами вдвое (до 25 процентов
опрошенных в 1993-м) за счет двух групп: за счет вовсе не веровавших
и за счет сомневавшихся, есть ли Бог, можно ли это как-то установить
и т.д. Однако за это же время не сократилась и даже выросла до
20 процентов группа тех, кто "не верит
в Бога как личность, но верит в некую высшую силу" (объем "иногда
верящих в Бога, иногда — нет"
не изменился). По данным исследования "Советский человек", самые
молодые россияне, размышляя или слыша о Боге, прежде всего думают
о Христе; о божественном всемогуществе; о религиозном искусстве
и вечной жизни. Их, условно говоря, матери и отцы —
прежде всего о том, что Бога нет, а затем (по степени распространенности)
о церковных обрядах и молитве. Как видим, общего между "отцами"
и "детьми" на религиозной почве (если брать "ядерные" представления
и символы) немного. Те же, кто по возрасту годится нынешней молодежи
в "бабушки" и "деды", при мысли о Боге в разной мере думают о Христе
и о том, что Бога нет (21 процент
из тех, кому 60 лет и больше),
о божественном всемогуществе и воздаянии за грехи: здесь некоторые
элементы общего с молодежью присутствуют, хотя и включены, конечно,
в совершенно иной контекст. Можно сказать, что на фоне других групп
религиозные представления молодых, с одной стороны, более отвлеченны
(идея вечной жизни), а с другой стороны — более
эстетичны и интеллектуализированны, навеяны и окрашены художественной
культурой.
По сравнению с искусством,
собственно Писание (Четвероевангелие, иные священные книги) слабо
связано с представлениями о Боге во всех возрастных группах, включая
молодежь (думая о Боге, вспоминают о священных книгах 10
процентов молодых, 9 — их "отцов"
и 6 — "дедов"). Примерно в каждой
четвертой семье (1993-й) есть Библия или Евангелие, причем в
70 процентах случаев эти книги появились
в домах в самые последние годы, тогда как имелись в семье еще до
рождения респондента лишь в одном случае из десяти. Свыше трех пятых
опрошенных в 1993-м (61 процент),
включая, стало быть, как минимум половину крещеных, вообще никогда
в жизни не читали Священного Писания; читали его хотя бы раз в течение
последнего месяца лишь 7 процентов
опрошенных.
"Религиозную литературу"
(в более общей и размытой формулировке) хотя бы иногда, изредка
читают, по данным опроса "Культура" (июнь 1992-го, 1809
опрошенных по России) 24 процента,
причем по поколениям этот показатель не меняется. Добавим, что книги
по астрологии, сверхъестественным способностям психики и т. п. в
среднем читают примерно столько же (26
процентов), однако в этом случае наиболее активно поколение отцов
и молодежь до 20 лет (до трети
их хотя бы время от времени читают такие книги), но особенно
— 20—25-летние россияне: в их возрастной
группе показатель чтения астрологической литературы и книг о "тайнах
психики" достигает 48 процентов.
Приведем сравнительные данные по верованиям различного характера
из того же исследования 1992-года:
[98]
Верите ли Вы
... (в
% соответствующим социально-демографическим
группам):
|
в
целом по выборке |
мужчины |
женщины |
молодежь |
"отцы" |
"деды" |
в
приметы |
51 |
37 |
62 |
61 |
49 |
51 |
в
вещие сны |
45 |
23 |
62 |
56 |
44 |
45 |
в
предсказания |
|
|
|
|
|
|
астрологов |
28 |
18 |
36 |
36 |
28 |
23 |
в
вечную жизнь |
19 |
' 14 |
23 |
31 |
12 |
25 |
Исходя из приведенных данных
допустимо предположить, что передача религиозных чувств, символов,
идей, приобщение к вере осуществляются, так сказать, "по женской линии"
и, скорей всего, в семье (авторитет священника как наставника и духовника
в массе россиян и даже среди верующих чрезвычайно невелик). При этом
женщины не только чаще мужчин разговаривают о Боге и вере со своими
родителями, но и чаще ведут такие разговоры со своими детьми. Насколько
можно судить по цифрам о вере в приметы, сны, гороскопы и т.п., предмет
разговоров относится здесь не только к собственно христианству и к
православию в частности, но и к более диффузной квази- и проторелигиозной
"озабоченности" внебытовым, сверхъестественным порядком вещей и явлений
(здесь явно более активны молодые женщины). Традиционное почитание
могил предков также более характерно для женщин, но на этот раз
— старших возрастных групп (для сегодняшних
россиян день поминовения, когда они, обычно лишь раз в год, только
и бывают на кладбищах, объединен с Пасхой, крашением яиц, выпечкой
кулича и т.п.; см. об этом ниже).
В предварительном порядке
и в самом общем виде можно выделить как бы два полюса православной
религиозности в сегодняшней России. К одному, по ориентациям более
традиционалистскому, "ритуальному" (религиозность здесь может как
означать приверженность к прежнему, досоветскому, так и соседствовать
с советским) тяготеют пожилые и менее образованные россияне, жители
небольших городов и промышленных поселков, сельское население. К
другому, более новому, идеологизированному, "интеллектуально-эмоциональному"
(тут религиозность, напротив, равнозначна постсоветскому) испытывают
тяготение более молодые и образованные столичные жители, для которых
эмоциональное переживание символического ореола православия соседствует
с общей озабоченностью сверхъестественным, с тягой к нетрадиционным
верованиям, магии и астрологии.
Включенность в церковную
жизнь
Более активную церковную
жизнь ведут, как правило, именно пожилые и менее образованные респонденты;
женщины; пенсионеры. Приведем данные о частоте посещения служб в храме
в "крайних" стратах (июль 1996-го — 2404
опрошенных, в процентах к социально-демографическим группам):
|
Посещают
церковные службы |
Не
посещают церковных служб |
раз
в месяц и чаще |
несколько
раз в год |
раз
в год и реже |
|
1 |
2 |
3 |
4 |
Мужчины
Женщины
До 24
лет 55 лет и старше
|
3 10 7
12
|
10 22 16
17
|
17 16 19
14
|
70 52 58
57
|
[99]
|
1 |
2 |
3 |
4 |
Москва
и Санкт-Петербург Большие города Небольшие города Села |
9
7 6
7
|
29 16 15
15 |
17 14 18
16 |
45 63 60
62 |
Согласно итогам московского
опроса в мае 1997-го, не реже раза в месяц службы в храме посещают
б процентов мужчин и 14 — женщин,
4 — самых молодых и 15 —
самых пожилых жителей столицы.
В целом колебания данного
показателя (как и частоты причащении) за последние шесть лет повторяют
описанную выше траекторию увеличения и сокращения доли верующих
среди всего населения России: общий рост после 1991-го, пик этого
роста в 1993-м и снижение после 1994-го с "возвращением" к
1996—1997 годам на исходный уровень.
Причем доля приходящих к службе минимум раз в месяц за эти годы
существенно не менялась. Динамику же (в сторону уменьшения) можно
наблюдать лишь в группе тех, кто бывал в церкви редко и очень редко.
В среднем россияне посещали церковные службы за это время так (в
процентах к опрошенным при каждом замере):
|
1991год |
1993год |
1994год |
1996год |
1997год |
(N=3000) |
(N=2000) |
(N=2957) |
(N=2404) |
(N=2406) |
Уаз
в месяц и чаще От одного до |
5 |
5 |
7 |
7 |
5 |
нескольких
раз в год Реже |
20 |
35 |
28 21 |
17 16 |
16 14 |
Не
посещали |
65 |
45 |
43 |
60 |
62 |
Свыше половины (55
процентов в 1996-м, 54 — в 1997-м)
назвавших себя православными практически не посещают церковные службы.
Еще около трети (соответственно 31
и 34 процента) посещают их не
чаще нескольких раз в год. По данным на 1996
год, почти две трети респондентов вовсе не ходят к причастию, в январе
1997-го их доля достигла 68 процентов.
Еще 17—18 процентов причащаются
примерно раз в год и реже. По букве церковных правил, эти 82—85
процентов относящих себя к православию людей вообще не могли бы считаться
членами Церкви. Ежемесячно же причастие (минимальная частота, рекомендуемая
православным) принимали в 1996—1997
годах не более 4—5 процентов признающих
себя православными. Среди посещающих церковные службы наиболее регулярно
(как минимум раз в месяц) доля людей, с той же частотой причащающихся,
приближалась к одной трети, а свыше четверти наиболее активно посещающих
церковь не причащались вообще никогда3.
Религиозность и социальные
установки
В опросе ВЦИОМ "Советский
человек-2" (октябрь 1994-го, N=2957) 50
процентов респондентов согласились с тем, что "церковь в нашей стране
мало влияет на политику, на повседневную жизнь, на нравы людей"
(19 процентов не приняли этой точки зрения,
29 — затруднились ответить). Вместе с
тем 68 процентов признали, что
"многие люди сейчас хотят пока-[100]
зать свою причастность к вере и церкви,
но мало кто верит по-настоящему" (11
процентов этой оценки не приняли и 20 —
затруднились с ответом).
В целом принадлежность
респондентов к православию связана сегодня даже не столько с их
собственно национальной идентификацией (позитивным ощущением
себя русским, живущим в России, и т.п.), сколько с представлением
об угрозе России и русским, с ностальгическими воспоминаниями
о детстве, с перенесением фокуса самоотождествления на "предков",
"древность" и с другими компонентами негативного самоопределения,
ретроспективной "идентификацией от противного". Так, среди называющих
себя православными доля тех, кто отождествляет "родину" с деревней
или городом, где они родились и провели первые детские годы, составляла
в 1996-м 34 процента (аналогичный
показатель для неверующих — 26
процентов). Полагают, что настоящих русских можно скорее встретить
сегодня "в глубинке, в старинных русских городах", 32
процента православных (и 27 процентов
неверующих); прежде всего гордятся в русской истории "древностью,
былинной стариной" 19 процентов
православных (и 14 — неверующих)
и т.д.
"Православный" равнозначен
"русскому" менее чем для трети самих православных (31
процент) и для каждого десятого среди неверующих. Сравним, по данным
того же опроса 1996-го, представления верующих и неверующих об угрозе
стране и русскому народу извне или со стороны "чужаков" (в процентах
к обеим группам без учета затруднившихся с ответом, доля которых
в обоих случаях одинакова):
|
Неверующие |
Православные |
Угроза
военного нападения на Россию... |
|
|
существует |
34 |
41 |
не
существeт |
51 |
44 |
Нерусские
пользуются сейчас слишком большим влиянием в стране |
|
|
в
целом согласен |
37 |
47 |
в
целом не согласен |
37 |
27 |
При том, что и уровень
ксенофобии у называющих себя православными в среднем выше, нежели
среди неверующих, негативные установки в отношении, скажем, цыган
и чеченцев резче всего выражены именно у тех, кто причащается и
посещает церковные службы с наибольшей частотой (что, как уже говорилось,
чаще характеризует людей старшего возраста и более низкого образования).
Верующие охотнее соглашаются
с суждением о том, что "Россия возвращается сегодня к своим духовным
истокам" (мнение 46 процентов
православных и 37 — неверующих).
Однако опору для духовного возрождения страны гораздо чаще видят
не в церкви (так считают лишь 12
процентов православных при 5
процентах неверующих), сколько в "мощном русском государстве" (точка
зрения 50 процентов православных
и 46 — неверующих).
Религиозность и политические
предпочтения
Если сравнивать электораты
наиболее крупных партий на парламентских выборах 1995-го по признаку
их принадлежности к православной вере, то верующие сегодня больше
всего представлены среди тех, кто голосовал тогда за Партию самоуправления
трудящихся С.Федорова (67 процентов
от всех ее приверженцев), движения "Наш дом —
Россия" (56) и "Женщины
[101]
России" (50
процентов). Это и понятно: в электорате перечисленных партий преобладали
женщины, причем чаще — зрелого
возраста, а среди них, как уже говорилось, верующих в процентном
отношении больше всего.
Среди сторонников тех
или иных кандидатов на президентский пост в июле 1996-го
(1 тур президентских выборов) наиболее
приверженными православной вере оказались избиратели Жириновского
и Явлинского (по 52 процента
и того и другого электоратов относят себя к православным). Меньше
всего верующих — среди тех,
кто вообще не пошел на выборы;
меньше всего неверующих
опять-таки среди приверженцев Явлинского. Фигура лидера "Яблока",
как видно по данным социологических опросов за ряд лет, мобилизует
по преимуществу женщин, образованные слои, жителей крупнейших городов,
а среди них выше среднего доля верующих, причем верующих по соображениям
идеологическим и эмоциональным.
Доли верующих в электорате
двух финалистов президентского марафона не различаются. К православным
относили себя около 46 процентов
электоратов как Ельцина, так и Зюганова, что примерно соответствует
средним данным по стране (44
процента).
Теперь изменим точку
отсчета: взяв за основу отношение россиян к вере, сравним электоральное
поведение и политический выбор верующих и неверующих. Доля сторонников
Зюганова и его партии среди верующих и неверующих одинаковая: у
тех и у других она близка к четверти. А вот избирателей Ельцина
среди православных оказалось несколько больше (до трети), чем среди
неверующих (где их — около четверти).
Сторонников "партии
власти" (НДР) среди православных тоже больше, нежели среди неверующих.
Чуть выше среди верующих, в сравнении с неверующими, и доля сторонников
"Яблока". Напротив, среди неверующих преобладают те, кто не участвовал
в президентских выборах и не симпатизирует ни одной из существующих
партий. Можно сказать, что заявленная религиозность коррелирует
сегодня у россиян с политической вовлеченностью —
точнее, с ее минимумом (наличием вообще хоть каких-то политических
предпочтений и выбора). Верующие при этом делятся на сторонников
нынешней президентской власти, с одной стороны, и приверженцев партийной
ей оппозиции — преимущественно
коммуно-патриотической и отчасти социал-демократической (в последнем
качестве воспринимается "Яблоко"), с другой.
Но это касается тех,
кто вообще заявил, что считает себя православным. В ориентациях
и оценках более активных участников церковной жизни —
картина несколько иная. Среди тех, кто часто и регулярно посещает
церковные службы, доля "зюгановцев" равна доле "ельцинистов" (около
трети и тех и других), а в первом туре президентских выборов даже
ее превышала. Группа же готовых поддержать КПРФ (31
процент воцерковлен-ных православных) лидирует среди сторонников
иных партий (20 процентов воцерковленных
поддержали бы НДР, 25 — "Яблоко").
И лишь среди тех, кто ходит к церковным службам редко (это более
молодые респонденты), "яблочники" и "ельцинисты" преобладают над
приверженцами коммунистов.
Некоторые итоги и обобщения
Как видим, объявленная
религиозность (принадлежность к православию), особенно —
в традиционно-обрядовом ее варианте, не может избавить в сегодняшней
России от индивидуальных и национальных страхов, не гарантирует
от неоязычества, не исцеляет ни от ксенофо-бии, ни от этатизма.
В целом россияне, признающие себя православными, заметнее неверующих
тяготеют к государственническим позициям и [102]
поддерживают нынешнюю
власть (примерно таковы же и ориентации иерархов РПЦ).
В то же время традиционно-верующие,
наиболее воцерковленные россияне (усиливая общегосударственнические
ориентации до "державных") нередко склоняются к оппонирующим нынешней
власти коммунистам и "патриотам". Сторонников политического и экономического
либерализма можно при этом скорее найти среди относящих себя к православию,
но слабо включенных в культовую жизнь ("отчасти интересующихся религией
и церковью"), чем среди вовсе неверующих ("полностью отстраненных
от религии и церкви"). Заинтересованность религией переплетается
в подобных случаях с любопытством в отношении всего сверхъественного,
внебуд-ничного порядка вещей, "пограничных" ситуаций и "предельного"
опыта.
Последний тип локализован
в определенных возрастных стратах столичной молодежи и при этом
дополнительно окрашен, ценностно нагружен собственно возрастной
семантикой — поисками своего
места в жизни, ценностным экспериментированием в некотором диапазоне
возможностей (пусть даже достаточно узком при современном уровне
цивилизационности российского общества).
В этом смысле для социолога
допустимо говорить о нескольких складывающихся сейчас разновидностях
(и траекториях развития) православия. Если брать его как широкий
социальный феномен, выходящий за пределы особых, узколокальных кружков,
то здесь можно выделить: бытовое магическое двоеверие (или суеверие)
и традиционалистское церковное обрядо-верие более пожилых и менее
образованных слоев населения, "социальной периферии"; этатистское
"инаковерие" коммуно-державного толка; наконец, поисковую проторелигиозную
озабоченность, характерную для более образованной молодежи крупных
городов (и нередко осложненную знаками символической демонстративности,
поколенческой конформности, стилизацией некоего "нового эстетизма"
и даже экстатического неоязычества, вообще свойственными любой молодежной
субкультуре переходных эпох).
В целом, в массе, социально-символическая
значимость и культурная нагрузка самого факта крещения, брака по
церковному обряду, принадлежности —
нередко демонстративной — к
православной вере и церкви, как видно по нашим данным, за последние
три-четыре года снизились. Можно сказать, что православные верования
— и особенно активная, церковная религиозная
жизнь — за это время вообще
постепенно смещались в более пожилые, необеспеченные, малообразованные
слои общества.
Но более консервативными,
неотрадиционалистскими в идейном плане стали в тот же период и так
называемые "элиты" (интеллектуальная, политическая, представители
"четвертой власти")4.
Это не могло не повлечь за собой сдвиг в структуре и иерархии самих
верований, переакцентировку их смыслового состава, изменение удельного
веса различных компонентов.
В то же самое время
государственно-властные и державно-патриотические обертоны в семантике
православия и РПЦ — а как раз
эту семантику теперь формируют, задают и транслируют наиболее доступные
россиянам средства массовой коммуникации (прежде всего, телевидение)
— напротив, усиливаются. Учащаются
и демонстративные (опять-таки тиражируемые как государственными,
так и "общественными" каналами телевидения) акты солидарности государственной
власти и РПЦ. В этом смысле очень показательно —
и даже диагностично — то соединение
демонстративного обрядоверия с бытовой ксенофобией, агрессивного
популизма с "державностью" и поисками "внешнего" и "внутреннего"
врага, которое в последнее время демонстрирует в своих действиях
и высказываниях (по поводу, например, Чечни, Севастополя, Белоруссии,
расширения НАТО) такой популярный публичный политик, как вроде бы
собирающийся баллотироваться в президенты московский мэр. Кстати,
в пасхальные дни 1997-го и
Дубин Борис Владимирович — ведущий научный сотрудник Всероссийского
центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ).
|