Александр Журавский о митр. Кирилле Смирнове

Говоря об историографии исследуемой темы, следует отметить весьма слабую разработанность в церковно-научной литературе всех вопросов, связанных с деятельностью митр.Кирилла (Смирнова). Деятельность эта до самого последнего времени не становилась предметом особого научного исследования. В научной литературе отсутствуют исследования, посвященные его дореволюционному миссионерскому и архипастырскому служениям; малоизвестна и послереволюционная деятельность митр.Кирилла. Последнее, возможно, объяснимо недоступностью для многих исследователей архивов КГБ-ФСБ, где хранятся весьма значительные массивы информации (преимущественно в следственных делах, по которым проходил митр.Кирилл). Очевидно, что до начала 1990-х не могла быть вполне исследована и дореволюционная деятельность выдающегося церковного иерарха, имя которого было связанно, во-первых, с миссионерством, во-вторых, с личностью св.прав.Иоанна Кронштадтского, чрезвычайно негативно воспринимавшейся официальной советской идеологией, в-третьих, с нелегальным церковным движением, которое было идентифицировано советской властью как «церковно-монархическая контрреволюционная организация Истинно-Православная Церковь».

Однако и распад СССР, и кратковременное открытие ведомственных архивов также не привели к появлению многочисленных научных публикаций и материалов по интересующей нас теме.

Между тем нельзя утверждать, что о митр.Кирилле публикации совершенно отсутствуют. Таковые имеются, но носят либо преимущественно житийных характер1 (и содержат в этом случае мало новой информации о личности митр.Кирилла), либо характер расширенной справки.2 Множеством неточностей отличается соответствующая статья в «Каталоге...» митр.Мануила (Лемешевского), а также многие другие публикации, написанные до начала 1990-х.

Не только отдельные факты жизни, но даже дата смерти митр.Кирилла вызывала много споров. Так, в целом, справедливая и, как убедился автор настоящего исследования, близкая к истине характеристика дореволюционной деятельности митр.Кирилла, приводимая А.Левитиным-Красновым и В.Шавровым, дополненная изложением известной беседы мужественного русского иерарха с Е.А.Тучковым, заканчивается совершенно легендарным утверждением, что митр.Кирилл скончался «в 1944-м году в казахстанских лагерях».3 Это утверждение содержит сразу несколько неточностей: во-первых, митрополит не «скончался», а был расстрелян, причем, не в 1944, а в 1937, и в это время он пребывал не в казахстанском лагере, а на поселении в Казахстане. Другое предание, оказавшееся таким же легендарным, повествовало о смерти митр.Кирилла в августе 1941 и было опубликовано митр.Мануилом, а затем Л.Регельсоном.4

На этом фоне выгодно отличаются публикации, появившиеся уже в конце 90-х, в частности, газетная статья М.Вострышева «Во имя правды и достоинства»,5 хотя имеющая характер литературно-исторического эссе, но тем не менее содержащая некоторые новые для тех лет данные, а также обширная статья в биографическом справочнике «За Христа пострадавшие»,6 вобравшая в себя всю информацию, появлявшуюся в ряде публикаций последних лет. Определенный интерес представляет и статья Б.Ф.Султанбекова «Митрополит Кирилл — последний арест»,7 где автором предлагается описание жизни митр.Кирилла со времени Поместного Собора 1917-1918 до мученической смерти в 1937. Существенным недостатком этой работы является то, что исследователь допускает ряд ошибок при авторской интерпретации приводимых им фактов.

В конце 90-х появляются публикации, в которых митр.Кирилл упоминается в связи с его участием в том или ином церковно-историческом событии. Так, в исследовании иеромонаха Стефана (Садо), посвященном истории Урмийской Миссии, довольно подробно описывается период, когда митр.Кирилл являлся начальником этой Миссии.8 О «тайных выборах патриарха», в которых сам митр.Кирилл не участвовал, но при проведении которых был выдвинут в качестве единственного кандидата на патриаршество, упоминается в монографии иеромонаха Дамаскина (Орловского).9

Две обширные публикации автора настоящей книги были посвящены отдельным периодам жизни митр.Кирилла: первая — периоду с 1918 по 1922, вместившему пребывание митр.Кирилла в Казани и первые его аресты,10 вторая — гжатскому периоду и следственному делу 1934.11 В этих статьях впервые опубликованы многие важнейшие архивные документы, в том числе из архива ФСБ РФ. Отдельная публикация автора настоящего исследования посвящена личности епископа Чистопольского Иоасафа (Удалова), как одного из последователей митр.Кирилла.12 В этой публикации, в частности, цитируется переписка еп.Иоасафа и митр.Кирилла, упоминается о влиянии митр.Кирилла на казанское духовенство.

Однако большая часть монографий и публикаций, посвященных вопросам церковной истории XX века, при упоминании личности митр.Кирилла — малоинформативна и содержит преимущественно оценочные характеристики его воззрений. При этом очевидно, что наибольший интерес исследователей привлекает полемическая переписка митр.Кирилла и митр.Сергия.

До 90-х годов, по причине недоступности архивных материалов, не представлялось возможным ввести в научный оборот новые документы, касающиеся других аспектов деятельности священномученика Кирилла, поэтому наиболее распространенным было упоминание о нем в связи с оценкой разными исследователями отношения митр.Кирилла к деятельности митр.Сергия на посту заместителя патриаршего местоблюстителя. При этом высказывались (и продолжают высказываться) самые разные мнения. Одни исследователи считают вполне справедливой критику свт.Кириллом характера деятельности митр.Сергия [к таковым относятся епископ Григорий (Граббе),13 протопресвитер Михаил Польский, Л.Регельсон, среди современных — М.В.Шкаровский, И.И.Осипова, А.Бутаков (В.Антонов)], другие готовы признать единственно верной позицию митр.Сергия,14 а деятельность митр.Кирилла — близкой к раскольнической (среди современных исследователей подобных взглядов придерживается, например, Д.Поспеловский).15 Между этими непримиримыми церковно-научными оппонентами существуют две группы исследователей, чьи взгляды лишены подобного ригоризма. Одна группа исследователей, убежденных в целесообразности мер, предпринимавшихся митр.Сергием, стремится избежать крайне резких оценок воззрений священномученика Кирилла, находя для характеристики его взглядов термин «оппозиция» [среди таковых, например, митр.Иоанн (Снычев),16 прот.Владислав Цыпин17]. Представители другой исследовательской группы полагают, что, признавая справедливость многих доводов митр.Кирилла, следует отойти от ригористичного подхода к деятельности митр.Сергия, избегая обвинений первого иерарха в расколе, а второго — в «сергианстве», поскольку оба иерарха принадлежат Единой Церкви [таких взглядов придерживался протоиерей Иоанн Мейендорф,18 сходная позиция отражена и в первом томе биографического справочника «За Христа пострадавшие»].

Изданием в «Актах Святейшего Патриарха Тихона...» в 1994 нескольких прежде неизвестных писем митр.Кирилла19 было положено начало процессу публикации новых документов эпистолярного характера, принадлежащих авторству вл.Кирилла. Таковы публикации с комментариями А.Бутакова (В.Антонова) (1996),20 М.В.Шкаровского (1997),21 О.Косик (1999),22 И.И.Осиповой (1999),23 протоиерея Владимира Воробьева (2000).24 Представляет интерес и публикация доклада председателя Комиссии по изъятию ценностей в Татреспублике С.С.Шварца, где приводится характеристика позиции митр.Кирилла во время проведения изъятия церковных ценностей в Казани.25

В целом же, несмотря на позитивную тенденцию появления новых публикаций, касающихся жизни и деятельности митр.Кирилла, следует отметить недостаточную изученность этой темы, проявляющуюся, в частности, в мифологичности многих распространенных положений и даже в появлении новых мифологем на основе недавно опубликованных, но недостаточно проанализированных документов, в частности, последнего письма митр.Кирилла иеромонаху Леониду.

Что касается источниковедческой базы, то в представленном исследовании были использованы источники следующих видов: материалы делопроизводственной документации, периодическая печать, мемуарная литература. При этом привлекались как опубликованные документы делопроизводственного и мемуарного характера, так и неопубликованные. В качестве опубликованных источников делопроизводственного характера в процессе работы использовались «Журналы заседаний Совета С.-Петербургской Духовной академии» за 1883/4 и 1886/7 учебные годы, содержащие данные о студенческом периоде жизни митр.Кирилла. Незаменимым опубликованным источником для исследования деятельности митр.Кирилла в период Поместного Собора 1917-1918 являются изданные в Москве в 1918 Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918. Они содержат стенографические отчеты о дискуссиях на пленарных заседаниях Собора и заседаниях отделов, соборные документы, определения и пр. Эти Деяния вместе с Собранием соборных определений и постановлений были переизданы в 1994-2000 московским Новоспасским монастырем. Важным источником для исследования участия митр.Кирилла в работе третьей соборной сессии явилась публикация А.Г.Кравецким и Г.Шульцем «Обзора Деяний» третьей сессии Поместного Собора.26

Обильный материал для исследовательского анализа дали периодические издания, в частности, епархиальные ведомости различных епархий, где проходил свое служение митр.Кирилл. Особенно информативными являются для настоящей монографии «Тамбовские епархиальные ведомости», где публиковались епархиальные распоряжения и указы, проповеди правящего архиерея, хроника епархиальной жизни, подробные описания поездок высокопреосвящ.Кирилла по церквам и монастырям епархии в разные годы. В «Тамбовских епархиальных ведомостях» содержатся материалы, которые характеризуют архипастырскую и общественную деятельность Тамбовского преосвященного, в частности его попечение над тамбовскими духовно-учебными заведениями, социально-благотворительную работу в Тамбовском крае. Кроме того, благодаря этим материалам, имеется возможность определить отношение вл.Кирилла к первой мировой войне, отречению императора Николая II, Февральской революции 1917. Автором исследования просмотрены и использованы номера этого епархиального периодического издания за период с 1909 по 1917.

Среди других печатных изданий, привлекавшихся при работе над настоящим исследованием, — «Церковно-общественный вестник» (Санкт-Петербург) за 1914; журнал казанских обновленцев «Православный церковный вестник» за 1925, 1928, где приводится обновленческая характеристика действий в Казани митр.Кирилла; некоторые другие периодические издания как дореволюционного, так и советского периода.

Важным источником является мемуарная литература, передающая атмосферу эпохи и содержащая много частных фактов и свидетельств, отсутствующих в других источниках. Среди опубликованных мемуарных источников, использованных в данной работе, следует отметить воспоминания протопресвитера Георгия Шавельского («Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота»), мемуары С.И.Фуделя («Воспоминания»), князя С.Е.Трубецкого («Минувшее»), Н.П.Окунева [«Дневник москвича (1917-1924)»], В.Марцинковского («Записки верующего»), митр.Евлогия (Георгиевского) («Путь моей жизни»), митр.Вениамина (Федченкова) («На рубеже двух эпох»), еп.Арсения (Жадановского) и др.27 В то же время, при всей важности этого рода источников, следует критически оценивать многие содержащиеся в них высказывания и оценки, в силу субъективности последних, что особенно справедливо по отношению к мемуарам протопресвитера Георгия Шавельского.

Несмотря на важность опубликованных источников разного рода, значительную часть источников настоящего исследования составили неопубликованные материалы, представленные, прежде всего, документами из государственных и ведомственных архивов. В данной работе были использованы материалы из фондов: Российского Государственного Исторического Архива (РГИА, Санкт-Петербург), Государственного архива Тамбовской области (ГАТО, Тамбов), Национального архива Республики Татарстан (НАРТ, Казань), а также из некоторых ведомственных архивов: Центрального архива ФСБ РФ (ЦА ФСБ РФ), Архивного управления ФСБ РФ Московской Области (АУ ФСБ РТ МО), Архива КГБ Республики Татарстан (АКГБ РТ), Архива УКГБ КазССР по Чимкентской области (АУКГБ КазССР ЧО).

Из РГИА привлекались документы следующих фондов: ф.796 «Канцелярия Святейшего Синода», ф.797 «Канцелярия обер-прокурора Синода», ф.831 «Канцелярия Патриарха Тихона и Священного Синода», ф.834 «Рукописи Святейшего Синода».

В ф.796 содержатся материалы официальной переписки Св.Синода с архиереями о назначении и перемещении епископов на самостоятельные и викарные кафедры и проч. Архивные дела ф.797 хранят важные документы, касающиеся миссионерской деятельности архим.Кирилла (Смирнова) в Урмии (в частности, его рапорты в Св.Синод о делах Православной Урмийской Миссии), а также переписку 1902-1904 обер-прокурора К.П.Победоносцева с министром иностранных дел графом Ламздорфом. В ф.831 хранятся документы делопроизводственного характера периода 1918-1924, в том числе прежде не публиковавшиеся материалы дела об избрании митр.Кирилла на Нижегородскую кафедру Ф.834 содержит важную, прежде не публиковавшуюся и не вводившуюся в научный оборот, переписку архим.Кирилла (Смирнова) с митр.Антонием (Вадковским) по вопросам, связанным с Урмийской Миссией.

Помимо архивных дел РГИА, в исследовании использовались документы местных архивов, в частности, материалы Государственного архива Тамбовской области (ГАТО). Несмотря на весьма неудовлетворительную сохранность документов церковного происхождения, автору настоящей работы удалось выявить ряд документов, относящихся к служению на Тамбовской кафедре высокопреосвященного Кирилла. Это, прежде всего, документы из ф.181 «Тамбовская духовная консистория», где нас интересовали преимущественно резолюции архиеп.Кирилла на делопроизводственных документах, касающиеся епархиальных дел, жизни клириков, участи высланных с Афона имяславцев. Кроме того, использовались дела ф.4 «Канцелярия Тамбовского губернатора» и ф.17 «Тамбовская городская управа». Среди важных документов последних фондов — материалы, связанные с посещением Тамбовской епархии великой княгиней Елисаветой Феодоровной.

Несмотря на кратковременность пребывания митр.Кирилла в Казани, в фондах Национального архива Республики Татарстан (НАРТ) удалось обнаружить важнейшие документы для осмысления взглядов этого святителя на некоторые сложные вопросы церковно-административного характера. В частности, было выявлено завещательное распоряжение, составленное митр.Кириллом 8 (21) июня 1922 для административно-исполнительной канцелярии при Управляющем Казанской епархией. При этом в работе были использованы дела из ф.Р-1172 (894) «Казанский епархиальный совет».

Неоценимыми по важности для настоящего исследования материалами явились дела из ведомственных архивов: Центрального архива ФСБ РФ, Архивного управления ФСБ РФ Московской области, Архива КГБ Республики Татарстан, Архива УКГБ КазССР по Чимкентской области. В этих делах содержатся важные документы личного характера (письма) и официально-делопроизводственного (протоколы допросов, анкеты и прошения арестованных, переписка судебных органов, обвинительные заключения, приговоры, справки о приведении приговора в исполнение и проч.). Недоступность материалов из этих архивных фондов в прежние годы не позволяла серьезно ставить вопрос об изучении послеоктябрьского периода жизни митр.Кирилла, известного до этого только по мемуарной литературе.

Архивно-следственные дела, по которым проходил митр.Кирилл, были тщательно изучены. Анализ документов, хранящихся в этих делах, позволил выстроить хронологию событий жизни митр.Кирилла в период с 1926 по 1937 и устранить многочисленные исторические лакуны, имевшиеся прежде в церковно-исторической науке. В частности, благодаря исследованию материалов ведомственных архивов, значительно прояснен вопрос о «тайных выборах патриарха» в 1926, прослежена хронология событий тех лет, изучен гжатский период жизни митр.Кирилла и обстоятельства его ареста в 1934. Наконец, по документам следственного дела из Архива УКГБ КазССР по Чимкентской области составлено описание последнего (яны-курганского) периода жизни вл.Кирилла и прояснены обстоятельства его мученической смерти. Таким образом, настоящим исследованием вводятся в научный оборот многие прежде не публиковавшиеся документы, часть которых приводится в Приложениях.

При использовании документов ведомственных архивов автором учитывался тот факт, что при допросах в 30-е годы применялись такие методы дознания, которые не позволяют в настоящее время быть до конца уверенным в полной адекватности протоколов допросов действительно сказанному привлекавшимися к уголовной ответственности лицами. В частности, вопрос о фальсификации некоторых протоколов допроса митр.Иосифа (Петровых) в 1937 может считаться вполне установленным. Учитывалось и то, что на допросах подследственные могли сознательно умалчивать или искажать многие факты, с целью сохранения жизни тем родным, близким, знакомым, единомышленникам, которые еще находились на свободе, но могли быть арестованы.

В целом следует отметить, что неопубликованные архивные материалы составили значительную часть источников настоящего исследования. В то же время многие из опубликованных до 1917 материалов, особенно в периодической печати, использованных в настоящем исследовании, после 1917 не вводились в научный оборот и игнорировались до самого последнего времени.

Примечания

Отзыв экстраординарного профессора Н.И.Барсова

О сочинении студента Смирнова Константина:
«Никифор Феотокий и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы»

Сочинение состоит из 1) введения, 2) биографии Никифора, 3) обстоятельного изучения его экзегетически-гомилетических сочинений, 4) разбора его «ответов» раскольникам и 5) очерка мировоззрения, развиваемого в его сочинениях. Биография составлена весьма хорошо, по печатным лишь, впрочем, источникам, так как материалами письменными, находящимися в архивах консисторий Екатеринославской и Астраханской, автор, естественно, воспользоваться не мог. Эта часть сочинения имеет полную научную цену в том смысле, что автор тщательно эксплуатировал для своей задачи сочинения на греческом языке, в которых содержатся данные для биографии Никифора (в России доселе неизвестные), именно сочинения: Гуды, Кума, Сафаса, а также французское сочинение Ризо. Вторая часть сочинения, весьма обширная, представляет весьма обстоятельное изучение сочинений Феотокия, не всех впрочем (исчисляемых им во введении), а, соответственно гомилетической задаче сочинения, лишь истолковательных и проповеднических, именно обширного Kuriakodromion и Seira. Автор изучает своего автора не по русским только переводам, но и по греческим подлинникам, делая иногда поправки к русским переводам. Изучение обоих, весьма больших по объему, сочинений автор делает весьма подробное (хотя недовольно систематическое), рассматривая и излагая характеристические черты как их содержания, так и формы — построения, изложения и языка.

Менее подробен, но также весьма тщателен разбор «ответов» Никифора.

Вообще обширное (500 стр.) сочинение г.Смирнова — труд весьма почтенный, плод самого добросовестного отношения и особенной любви к ученой (в данном случае весьма кропотливой) работе. По интересу содержания оно настолько ценно, что желательно было бы видеть его, после более тщательной обработки второй части со стороны содержания, а всего сочинения — со стороны изложения (которое по местам небезупречно), в качестве диссертации магистерской.

(Журналы заседаний Совета С -Петербургской Духовной академии за 1886/7 учебный год. СПб. 1891, с.205-206)

Приложение 3

Письма архимандрита Кирилла начальника Урмийской Миссии

Письмо Митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому)

Мое предшествующее письмо дало Вам возможность до некоторой степени видеть те нестроения, с какими пришлось нам встретиться в здешней церковной жизни. Нестроения эти обещают нам много хлопот, особенно ввиду того, что опытный интриган мистер Парри пользуется ими с ловкостью и беззастенчивостью биржевого игрока, добивающегося банкротства невыгодного ему предприятия. Он заранее уже торжествует победу, и не далее, как на прошлой неделе, позволил себе с циничною откровенностию предупреждать члена нашей Миссии Иванова, что скоро нам здесь совершенно нечего будет делать и не для чего оставаться, если мы не позаботимся убрать отсюда епископа Мар-Ионана. Что мистер ненавидит епископа Ионана и готов утопить его в ложке воды, — это совершенно естественно в человеке, который под шапочкой и тогой англиканского священника носит голову и сердце расторопного приказчика крупной торговой фирмы. Он рассчитывал получить очень большие проценты на затраченный капитал, но ошибся в расчетах. Настойчиво и строго обдуманно веденное дело материального и духовного порабощения Англии всех урмийцев сильно пострадало от того, что Мар-Ионан с известной частью своей паствы принял Православие, и в стране стало чувствоваться русское влияние, вряд ли когда-нибудь и где-либо приятное для Англии. Простить Мар-Ионану это деяние мистер Парри не может, и он не щадит слов, чтобы очернить епископа Иону, где только представится случай. К сожалению, епископ, при всей своей восточной хитрости и мнительности, не настолько умен, чтобы понимать всю необходимость при подобных обстоятельствах самой щепетильной осторожности, и не достаточно чувствует вред, какой является следствием каждой бестактности, допускаемой им как в церковном управлении, так и в отношениях с властями.

Особенно чревато осложнениями дело священника Георгия Беджанова, о котором я писал Вам. У епископа слишком много счетов с семейством Беджановых, а у тех — нескончаемые счеты с партией Мухатазовых, из которых епископом поставлен второй священник с.Ада. Чувствуя, что дело Георгия Беджанова даром пройти не может, друзья его и он сам объявили себя верными чадами Мар-Шимуна и обратились за покровительством в англиканскую Миссию. Мистер Парри сердобольно обещал им просимое, и Беджанов с братиею, греясь под крылышком сильного англичанина, начали сейчас же проявлять присущую сирийцам наглость. Они привлекли к суду у персидских властей преданного епископу священника Фому Мухатазова. Обвинение было вздорное, вся неприятность дела для Фомы исчерпалась только поездкой в город для судебной волокиты и необходимостию уплатить туман (2 р.) персидским властям в благодарность, что они его, Фому, не забыли и позвали пред свои ясные очи. Можно было отнестись к этому оговору и несправедливости с подобающим терпением и никоим образом не мстить Беджановцам, чтобы не дать им повода возопить об утеснении, а для мистера Парри не создать предлога выступить в роли защитника угнетенных. У епископа не хватило на это такта и, пользуясь тем, что давно когда-то один из братьев священника Беджанова дал обязательство внести епископу известную сумму на церковное строительство, Мар-Ионан привлек теперь этого Беджановца к суду перед властями.

Узнал я об этом от присланного мистером Парри повара. Посланный передал мне, что мистер возмущен обращением епископа Ионы к персидским властям для взыскания каких-то русских денег с Одишу Беджанова; что по примеру прежних лет можно было бы решить дело, касающееся христианина, третейским судом всех Миссий без вмешательства мусульман, и что, наконец, он — мистер Парри — никому не даст в обиду христианина.

Я просил посланного передать мистеру, что к такой благородной решимости его не могу относиться иначе, как с полным уважением, но Русская Миссия не может вмешиваться в посторонние ей дела, подлежащие властям светским; она никому не поручала взыскивать с кого бы то ни было какие-то деньги, и, следовательно, епископ ведет в данном случае свое частное дело и ведет его тем путем, который для него, как персидского подданного, единственно доступен; о практике третейского суда среди Миссий слышу впервые и приму это к сведению.

Тогда же мною был отправлен к епископу член Миссии Иванов узнать, в чем дело. При этом я поручил Иванову передать епископу, что время слишком тревожное, требующее самой внимательной осторожности, что у Его Преосвященства слишком много на очереди чисто духовных дел, которые должны бы заставить его пренебречь житейскими дрязгами из-за каких-то рублей и разных тряпок. Иванов возвратился ко мне от епископа с печатью в руках, которая, по словам епископа, отобрана была несколько лет тому назад от Одишу Беджанова. Последний будто бы изготовил ее для фабрикации рекомендательных грамот от имени епископа Ионы и с этими грамотами ездил по России собирать деньги. В одну из поездок, после которой была отобрана эта печать, Беджанов собрал весьма значительную сумму и, выведенный епископом на чистую воду, обещал уплатить сто туманов на построение церкви. Денег этих епископ не требовал раньше, но, когда Беджановы стали теперь нападать на приверженцев епископа, привлекая их к суду, то Мар-Ионан заявил об этом обязательстве Одишу Беджанова персидским властям, чтобы при их посредстве надеть узду на слишком расходившихся буянов.

Существенную часть этого сообщения я на следующий день передал через того же Иванова мистеру Парри, и г.Иванов был прямо подавлен потоком злобы, которою преисполнен к епископу Парри, не считающий нужным хоть сколько-нибудь скрывать эту злобу.

Так как мистер официальному представителю нашей Миссии говорил о всевозможных соблазнительных поступках, совершаемых епископом Мар-Ионаном, то я почел нужным ознакомить Его Преосвященство с теми утверждениями, какие на его счет делаются начальником англиканской Миссии. Вот главнейшие из них: а) совместное с персидскими властями взяточничество с народа; б) подачки персидским властям и затем при помощи этих властей утеснения народа и духовенства; в) неправильный дележ имущества; г) разлучение супругов; д) с целью произвести большее на нас впечатление мистер не упускает случая постоянно повторять известную Вам историю с иконой, драгоценный оклад с которой Мар-Ионан отдал переплавить на чубуки.

Я очень надеялся выяснить себе эту печальную историю с иконой, без обращения за сведениями непосредственно к епископу; вся эта история казалась мне гнусною сплетней, и я не хотел огорчать старца напоминаниями о ней. Но на городской квартире епископа этой иконы не было: там помещается икона Богоматери, поднесенная епископу В.К.Саблером. Между тем на собрании духовенства 26 сентября священник Павел Хошаба, запрещенный епископом в священнодействовании, спрошенный мною, уверен ли он в действительности того факта, о котором сообщалось в Петербурге письмом диакона Бабы, подписанным, между прочим, и Хошабою, с большою решительностию утверждал этот факт. Епископ, видимо, понимал, о чем идет речь, и, обращаясь к Хошабе, сделал ему упрек за то, что он подражал в своих отношениях к епископу не Симу и Иафету а злобному Хаму «Положим, я сотворил грех, а ты не захотел прикрыть наготы отца своего, но всячески над нею посмеялся». Это было похоже на признание уже; но зная священника Павла Хошабу как друга англиканской Миссии, я старался уверить себя, что икона, несомненно, цела и находится в Супурганском доме епископа, где я ее и увижу. Но и там иконы не оказалось. Из двух комнат, представляющих епископские покои, в одной совсем нет образа, а в другой висит икона Спасителя без оклада.

До времени я молчал на этот счет, но теперь решил показать епископу письмо, переданное мне Вами 19-го мая сего года. Епископ прочитал письмо и стал говорить, что подписи под ним принадлежат врагам его. «Это не подлежит сомнению, — отвечал я, — но нужно опровергнуть это письмо, чтобы мы могли и мистера Парри пристыдить, и в Петербург сообщить успокоительные сведения. Надо для этого видеть в целости самую икону, и я надеялся увидеть ее у Вас в Супургане, но обманулся». — «А если предположим, только предположим, что написанное в этом письме правда, что же, разве так велик этот грех?» — «Как православный епископ, Вы должны сами знать, велик ли грех в таком поступке», — отвечал я. Тогда епископ стал говорить, что икону эту у него выкрали, вероятно, враги его, чтобы затем очернить его перед русскими властями. «Странно, — заметил я, — что Вы, Владыко, не побеспокоились отыскать похитителя и так молчаливо примирились с этим похищением, хотя вокруг Вас стоустая молва рассказывала самые обидные для Вашего епископского достоинства вещи». — «Может быть, мои родственницы взяли по глупости, не понимая сами, что делают», — промолвил епископ и хотел еще что-то продолжить, но я нашел нужным прекратить разговор на эту тему. Очевидно было, что иконы действительно нет, что она, вероятно, и в самом деле переплавлена, и случилось все это не без соизволения Его Преосвященства. Но добиваться больших подробностей значило бы очень напугать епископа, а он со страху перед судом русской церковной власти понаделает таких глупостей, которые и поправить станет невозможно. О.Сергия вся эта история смущает и возмущает до глубины души, потому что он видит пред собою только епископа, но не хочет видеть того заурядного и невежественного сирийца, который воспитывался если не в иконоборчестве, то в глубоком индифферентизме к иконопочитанию. Нельзя упускать из виду, что для сирийца, по условиям его жизни среди хищников-мусульман, было невозможно какое бы то ни было ценное украшение предметов религиозного чествования, самое понимание такой возможности у него отсутствует. «Для Господа не нужно драгоценностей» — эту мысль громко проповедуют все сирийские храмы, слепленные из сырого кирпича или из глины и представляющие нередко худшие здания в селении. Поэтому драгоценный оклад на иконе с точки зрения сирийца имеет значение не большее, как тот футляр или коробочка, в которой икона выпускается из магазина. Здесь лежит причина непонимания епископом того, что есть дурного в этом обдирании окладов с икон. Чем искреннее и глубже такое непонимание, тем более причин для имеющих власть судить об этом деянии епископа отнестись к нему с самым глубоким отеческим снисхождением. (В этом сказываются удивительный такт, дипломатичность и пастырская чуткость архим.Кирилла, который своим — до этого священническим, затем миссионерским, а позднее и архипастырским служением неизменно следовал евангельской истине: «Буква мертвит, дух животворит». В служении в духе любви и истины, а не в казуистически-буквалистском следовании канонам видел пастырь свой наипервейший долг; и это отличало архимандрита, а затем и владыку Кирилла от многих выдающихся церковных деятелей XX века, не всегда умевших избрать тот «царский путь», каким неизменно следовал в течение всей своей жизни священномученик Кирилл).

По прекращению разговора об иконе епископ сам завел речь о других слухах, которые усердно распространяет мистер Парри с братиею. Относительно поборов с народа Владыка с решительностью утверждает, что с тех пор, как он принят в общение с Русскою Церковию, он взял от народа не более 60 рублей, что он привык жить в бедности (Парри подозревает у епископа большие денежные средства) и умеет ограничивать свои потребности до минимума.

Что касается дележа имений и разлучения супругов, то тут, по-видимому, было что-то неладное, чего, по обещанию епископа, не будет впоследствии. По принятому здесь обычаю, когда умирает муж, жена получает от его родных часть имения и может уходить, куда хочет. Решение вопроса о том, как велик должен быть надел в каждом отдельном случае, спокон века принадлежало епископу. Не знаю, по какой причине, но делящиеся не всегда оставались довольны епископским судом, и Владыка заставлял их подчиняться приговору при посредстве персидских властей. Я просил Владыку на будущее время ограничиться только произнесением своего решения. Если тяжущиеся подчинятся его суду, можно радоваться; если нет, — необходимо предоставить их собственной воле. Пусть они сами ищут, если хотят, суда у персидских властей, а епископу обращаться к этим властям за содействием неприлично. Епископ обещал последовать моему совету

Бывали и такого рода случаи: приходят к абуне рассорившиеся супруги с жалобой друг на друга. Епископ созывает их односельчан и старается узнать, кто виноват, кто прав; затем при помощи сельчан убеждает сварливых мужа и жену примириться. До этого момента все идет хорошо, и если супруги мирятся — то все хорошо и оканчивается; но если они примириться не желают, то епископ объявляет их разведенными на семь лет, как бы для испытания. Это совсем худо, и я старался уяснить Владыке всю и житейскую, и каноническую несообразность такого порядка. Обещал так не делать. Если не сдержит обещания, то мы, конечно, если не узнаем сами, будем вовремя уведомлены, потому что мистер Парри, за недостатком материала, способен сам выдумать про епископа какой-нибудь гнусный факт, но ни за что не упустит действительно случившегося происшествия подозрительного характера.

Что же такое этот мистер Парри, что такое англиканская Миссия, во главе которой он стоит? — Я знаю, Владыко, что в Петербурге мистер Парри — persona grata, и о Миссии англиканской там существует самое лестное мнение; но если я решаюсь говорить отсюда нечто противоположное, то потому, что местные впечатления не дают мне возможности говорить иначе.

На мой взгляд, англиканская Миссия здесь представляет собою какое-то очень подозрительное предприятие. И печатно, и устно мистер Парри заверяет всех и каждого, что руководимая им Миссия не преследует целей прозелитизма. Чтобы поверить этому утверждению, надо допустить или совершенное равнодушие церковных деятелей Англии к вероисповедным вопросам, или предположить у англиканских миссионеров такие побуждения к деятельности, которые были бы сильны заслонить собою религиозные интересы. Вернее же предположить, что англикане просто скрывают свои настоящие цели. Но во всех этих положениях для деятельности подобных миссионеров исчезают всякие нравственные нормы: они не смутятся никакой нравственной несообразностью, пойдут на подкуп, обман, ложь, клевету, потому что цель оправдывает тогда все средства. Тогда можно, например, считать известное явление вредным само по себе и все-таки, для достижения каких-то других целей, сознательно поддерживать и покровительствовать ему, как это и случилось с англиканской Миссией. Уведомляя, например, архиепископа Кентерберийского о прибытии русских миссионеров в Урмию и о том народном порыве к Православию, которым все тогда были здесь поражены, мистер Парри называет несторианство вредною ересью; между тем вся деятельность англиканской Миссии в прошлом была, по-видимому, направлена на сохранение и поддержание этой ереси. Миссия напечатала богослужебные книги несториан и снабдила ими все церкви; джентльмены, как бы то ни было считающие себя священниками известного исповедания, ничтоже сумняся обучали сирохалдеев несторианскому богослужению и не перестают уверять, что у них одно только желание, чтобы ученики их остались несторианами. Поэтому всякий, объявивший себя несторианином, сейчас же может рассчитывать на самое деятельное покровительство богатой и сильной англиканской Миссии, что подтвердилось на известном Вам священнике Георгии Беджанове. Нет нужды, что при первом свидании со мною мистер Парри отозвался об этом священнике как о последнем негодяе: он переродился для англикан в самого достойного человека, лишь только заявил о своем разрыве с Православием. И если бы Мар-Ионан решился теперь открыто изменить Православию, то мы были бы, несомненно, свидетелями, с какою любовью и благодарностью облобызал бы мистер Парри десницу столь ненавистного ему епископа.

Занятый массою других дел, я очень задерживаюсь в изучении местного языка и не успел еще ознакомиться со всеми изданиями, выпущенными англиканскою и американскою Миссиями для воспитания и просвещения народа. Впрочем, американцы нисколько не скрывают чисто конфессионального характера своей здесь деятельности; но для суждения об изданиях англикан мне необходимо будет сравнить их печатные церковные издания с рукописными несторианскими первоисточниками. Тогда придется, может быть, убедиться, что несторианства, как вероисповедания с определенною физиономиею, давным-давно уже не существует, а есть люди, называющие себя несторианами, помнящие несторианскую обрядность, но верящие и думающие так, как научили их верить и думать англиканские миссионеры посредством своих печатных изданий; а другие ничего не думают и ничему не верят, потому что их никто и ничему не научил.

Не забудем, что англикане появились здесь около того времени, в которое исполнял данное ему относительно сирохалдеев поручение приснопамятный архимандрит Софония, впоследствии епископ Туркестанский. О тогдашнем сирохалдейском духовенстве Софония говорит, между прочим, что искусство разбирать богослужебную книгу является среди духовенства признаком высокой степени образованности. Как легко было при такой обстановке людям предприимчивым и умным произвести незаметно для посторонних зрителей, но тем не менее полную реформу религиозного миросозерцания целой народности. Надо было только усыпить восточную подозрительность сирохалдеев, войти в доверие к ним, а потом творить все, что угодно.

Нас звали сюда в свое время, но мы не пошли; англикан не звали, и они пришли сами, пришли с уверениями, что их христианская совесть смущена теми страданиями, каким подвергаются сирохалдеи от мусульман, и они чувствуют за собою долг помочь бедному страждущему народу. Грошовые, но дотоле невиданные денежные подачки, успешное заступничество перед персидскими властями, постоянные уверения, что миссионеры не преследуют целей прозелитизма, а движутся только побуждениями любви и милосердия, открыли англиканам возможность забрать здесь все в свои цепкие руки. С небольшими сравнительно денежными затратами отобрали они все книжное богатство несторианских храмов. Только некоторые экземпляры Евангелия, особенно дорого ценившиеся владельцами, остались на руках у собственников, а все символические и богослужебные книги перешли в распоряжение гг.миссионеров, которые взамен их с большою щедростию выпустили чистенькие, удобные для употребления печатные таксы (служебники) и сами же научили сирийцев пользоваться этими служебниками; а затем принялись за воспитание юношества, из которого приготовили значительный кадр народных учителей, священников и диаконов. В каком духе воспитывались эти будущие несторианские пастыри и учители, англикане умалчивают, но в первой своей интимной беседе с нами мистер Парри обмолвился, что Миссия англиканская за все время своего существования считала для себя таким же священным долгом борьбу с американским пресвитерианизмом, как и с самим несторианством. Итак, целей прозелитизма не преследовали, а уничтожением несторианства были весьма озабочены.

Народ инстинктом почуял, что его обкрадывают в религиозном отношении: горские несториане отказались принять изданные англиканами богослужебные книги, а урмийцы метнулись в сторону России; но этот порыв не привел ни к чему: только обширная записка Софонии архимандрита осталась всегдашним памятником этого знаменательного исторического момента. Мы не решились тогда пойти в Урмию к живущим там христианам, а англикане с американцами тем временем продолжали без помехи разрушать религиозное миросозерцание сирийцев, пока сделали из них таких же религиозных индифферентистов, какими являются и не стыдятся признавать себя сами. Жалеть о том, что индифферентный к религии народ утратит все нравственные устои, англиканам не приходилось. Освободившись от таких устоев, народ окажется более способным к усвоению принципа выгод и пользы, и посредством денег его можно будет всегда держать в послушании, с ним можно будет сделать все, что угодно. Недаром же мистер Парри с уверенностию заявил нам при первом свидании, что если бы они только пожелали, то давно создали бы здесь громадную англиканскую церковь. Он только умалчивает, что это желание действительно было их заветною мечтою, но они обманулись в нем, так сказать, накануне того момента, когда уже подсчитывали часы и минуты, остававшиеся до полного его осуществления. Казалось, что все уже готово. Народ, видимо, почувствовал полную бессодержательность несторианства в том освещении, в каком давали ему это исповедание англикане чрез воспитанных ими священников и учителей; оставалось только произнести самое слово, что несторианство больше не существует, а есть вера народных благодетелей англичан. Но тут произошло нечто совсем неожиданное. Из Закавказья как снег на голову явились о.о.Синадский и Алаверанов: и народ, изнывавший в своем религиозном убожестве, толпами устремился к ним навстречу. Мистеру Парри очень бы хотелось крикнуть: «караул, грабят», и он рад был бы позвать персидского городового, чтобы убрать подальше непрошеных гостей, но слишком уж усердно трубил он раньше и печатно, и устно, что англиканская Миссия не ищет прозелитов, а потому волей-неволей должен был теперь улыбаться приветливо и говорить комплименты нашим миссионерам о благовременности выбранного ими момента прибытия.

Мы, русские, оказавшись в подобном положении, растерялись бы, потом обиделись бы и, отрясши прах от ног своих, убрались восвояси. Но мистер Парри слишком торговый человек, чтобы мог забыть о тех капиталах, какие были затрачены здесь на дело англиканской Миссии, и слишком энергичный и воинственный, чтобы уступить позиции без борьбы. К тому же он хорошо знал сирийцев, знал их религиозный индифферентизм и легкомысленную продажность, и в глубине души надеялся дожить до того момента, когда получит возможность злорадно посмеяться над неудавшейся Русской Миссией, а в свои руки снова возвратит так неожиданно пошатнувшееся обаяние. Не откладывая дела в долгий ящик, сообразительный мистер тут же придумывает такой ход, которым надолго сводит деятельность нашей Миссии к нулю. Он передает в распоряжение Русской Миссии все школы, открытые в Урмии англиканами, передает с наличным составом учителей, с учебниками и даже с жалованием учителям за целый год вперед.

Получилось таким образом впечатление, что Русская Миссия явилась в Урмию с полного соизволения мистера Парри и пользуется даже от него субсидией, если не находится у него на полном содержании; что православные миссионеры признают вполне пригодными для своих целей школы, открытые англиканами; что учебники, составленные англиканами и так охотно принятые русскими миссионерами, содержат, следовательно, то, что нужно знать православному. Словом, ничего не случилось особенного. Явился только русский иеромонах, который стал заведовать, с разрешения мистера Парри, англиканскими школами. Но как же зато должен был подняться престиж англиканской Миссии. Всем становилось ясным, что не из-за чего было приходить в восторг при появлении русских миссионеров: англикане и без них давали все нужное; сами русские питаются от их же мудрости и на их счет. И мистер Парри со всею развязностью воспользовался выгодами занятого положения. Начальник Русской Миссии превратился в его ловких руках в какого-то приказчика, присланного из России в распоряжение г-на Парри для помощи сирийскому народу в его чисто гражданских делах. Приходит по старой памяти к мистеру сельчанин за всемогущим содействием пред персидскими властями. «Ступай, голубчик, к иеромонаху я все дела об вас ему передал; а у нас очень много хлопот теперь с горцами, просто не до вас». — «Иеромонах, Ваша милость, говорит, что ничего не может сделать». — «Как не может, он для того и прислан из России, просто не хочет. Вот я ужо напишу в Петербург об нем; некогда только теперь. Впрочем, вы и сами написать можете, например, в газету какую-нибудь, что иеромонах ничего не делает; или прямо в министерство ихнее. Пойди к малек-Давиду, он знает, как это сделать». И малек-Давид, недавний слушатель нашей Духовной академии, но искренний друг мистера Парри, рекомендующий, впрочем, себя приверженцем националистической несторианской партии, не скрывает, что писал намеренно ложные сообщения в газеты. Так как ему казалось, что начальник Русской Миссии слишком мало делает для народа. Немалое содействие в данном случае — по редактированию статей и помещению их в газеты — оказывал малик-Давиду студент нашей академии кавказский халдей Симонов. Говорю это на основании собственного письма Симонова к Давиду, переданного мне о.Восторговым вместе с другими документами, но не знаю, как попавшего в руки о.Восторгова. Судя по этому письму, г.Симонов, как и брат его — Авраам, ныне помощник инспектора Тифлисской семинарии, очень враждебно настроен к Русской Миссии в Урмии.

А о.Феофилакт между тем усердно разъезжал по англиканским школам, платил деньги учителям и священникам англиканам, и не знаю, подозревал ли и подозревает ли, что вся интрига против него, как начальника ненавистного мистеру Парри учреждения, была продумана и получала форму в стенах англиканской Миссии. Внутри за стенами этой Миссии всегда знают, сколько, например, покупает винограду католическая Миссия для приготовления «винного уксуса» к столу и сколько «бочек» такого уксуса она изготовляет; там заранее знают, куда собирается ехать начальник Миссии Русской, что подавалось у него к столу; сколько и откуда велел он приобрести грамматик сирийского языка и т.д. Я не уверен, что даже интимная беседа наша с о.Сергием за вечерним чаем не подвергается ловкому подслушиванию агентов мистера Парри, или что это письмо не поступит к нему для прочтения прежде, чем будет запаковано в почтовый мешок. Мистер Парри хорошо осведомлен, что в России ничему так охотно не верят, как пьянству своих монахов, и желавший угодить мистеру доктор Даниил, приглашенный к заболевшему желудочными припадками архимандриту Феофилакту, легко мог симулировать в больном припадки белой горячки. Недаром же этот милый эскулап ставил свой бланк на пасквильном дневнике иеромонаха Анатолия.

Если можно ставить что-нибудь в вину архимандриту Феофилакту, так это его малороссийское разгильдяйство и недогадливое принятие от англикан основанных ими школ. К четырем тысячам, отпущенным из государственного казначейства, пришлось прибавить еще синодальную тысячу рублей, — и все-таки не оказалось возможным хоть понемногу положить во все, тянувшиеся за подачкою руки непризванных народных просветителей. А между тем денег этих вполне могло бы хватить на открытие хотя бы одной школы с интернатом, в которой преподавание и воспитание велись бы самими миссионерами. Находясь в общении с детьми, они скоро освоились бы с языком в нужной мере. О.Сергий теперь уже обходится без переводчика; вероятно, и для меня не далеко это время. Мы взяли на миссийское содержание 15 человек, но ищущих такой милости несть числа.

Нехорошо также было слишком робкое отношение со стороны архимандрита к иеромонахам Тихону и Анатолию, которые и дневали и ночевали у мистера Парри.

Начальника англиканской Миссии очень интересует в настоящее время вопрос, признает ли Русская Церковь права архимандрита Ильи на Урмийскую епископскую кафедру, так как Илья с детства-де предназначался к такому положению. Я отвечал, что у русской церковной власти нет, вероятно, причин отказывать архимандриту Илье в этом праве, но вступивший в общение с Русскою Церковью архимандрит и тем поставивший себя под действие православно-русского канонического права, чтобы удостоиться епископской хиротонии, должен будет обнаружить действительные качества, необходимые для епископа, и не может уже рассчитывать на получение этого сана в силу только непотизма. [Непотизм — (от лат. nepos, nepotis — внук, потомок) — замещение должностей по протекции родственников, «кумовство»].

Простите, Владыко, что так долго задержал Вас, но мне представляется слишком нужным, чтобы Вы все это знали. В среду 6-го числа пришла очень запоздавшая почта, и я получил Ваше письмо от 12 октября, по силе которого я в тот же день сдал на почту представление в Св.Синод о священнике Павле Иванове. В настоящую пору этот священник допущен мною к преподаванию в нашей городской школе древнего и новейшего сирийского языка, а сам священник поручен особенному вниманию о.Сергия.

Прося архипастырского благословения себе и сотрудникам моим, честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник архимандрит грешный Кирилл.

Письмо Митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому)

Вместе с этим письмом я отправляю рапорт в Святейший Синод о назначении сюда еще одного члена Миссии и прошу послать на это место о.Павла Невдачина. О поводе вчинять это ходатайство теперь, а не позднее Вы узнаете из рапорта, и я не стану повторяться. Но чего нельзя говорить в рапорте, о том чувствую себя и вправе и обязательным сказать Вам по силе моего духовного сыновства по отношению к Вашему Высокопреосвященству.

При самом назначении сюда я был немало смущен подчинением вверяемой мне Миссии ведению Грузино-Имеретинской Святейшего Синода конторы, но такова была Ваша воля, и я не осмелился представлять Вам свои мысли о неудобствах этого порядка, совершенно исключительного и примененного только к Урмийской Миссии, так как все другие учреждения того же характера сносятся по делам своим или через Вас или непосредственно с Синодом.

По прибытии своем в августе месяце в г.Тифлис я убедился, что и Высокопреосвященнейший Экзарх, и все члены Синодальной конторы, за исключением отсутствовавшего протоиерея Восторгова, признают совершенно чуждым для себя дело Урмийской Миссии, тяготятся им, и тогда же решил ходатайствовать пред Святейшим Синодом о подчинении Урмийской Миссии непосредственному его ведению.

Поэтому меня очень удивило получение 16-го числа указа от Синодальной Грузино-Имеретинской конторы от 24 октября и огорчила как та неосторожность, с какою указ отправлен, так и самое его содержание. Пакет, в котором заключалась, между прочим, и копия с отзыва г.Главноначальствующего на Кавказе г.министру иностранных дел, доставлен мне в распечатанном виде, так как плохая бумага конверта распалась с одного бока от трения, по словам почтового начальника, о деньги, с которыми конверт был положен. А положен он с деньгами потому, что не оплачен почтовыми марками и за него надлежало получить 72 коп. с адресата.

Этот рассказ о деньгах, протирающих пакеты, не лишен иносказательной откровенности. Несомненно, пакет протерся от денег, но не в почтовом только мешке, а в англиканской Миссии, для которой сняты, надо думать, точные копии со всех, находившихся в пакете документов услужливым другом мистера Парри, русским эмигрантом из армян Нухинского уезда, занимающим здесь положение секретаря почтового директора и неофициального цензора всякой плохо запечатанной бумаги. В стране постоянного подслушивания, подглядывания, сплетен, подкупов и т.п. прелестей знакомство с таким господином никого не может шокировать, и его не только принимают, за ним ухаживают представители инославных Миссий. Об этом неприятном случае с пакетом я буду писать Тавризскому Консулу, но и конторе синодальной следовало бы обнаруживать большую догадливость и помнить пословицу «плохо не клади, в соблазн вора не вводи».

Единственно надежный путь доставки сюда важной казенной корреспонденции — через Министерство иностранных дел. Тогда пакет приходит ко мне в холщовом конверте за консульской сургучной печатью и с обратной почтовой распиской. В этом тоже одно из оснований получать нам распоряжения прямо из Петербурга, а не из Тифлиса, в котором даже адрес наш забыли и надписывают пакеты «через Баку в Тавриз».

Но главное дело все-таки в содержании полученного мною указа Синодальной конторы. Ей предстояло, в силу Синодального распоряжения от 17 сентября, послать способного священника, преимущественно из знающих сирохалдейский язык, к айсорам, проживающим в Ванском вилайене в Турции; и она, вспомнивши тогда о существовании Урмийской Миссии и воспользовавшись своим правом писать указы, с легким сердцем вырывает из состава вверенной мне Миссии разом двух работников, взявши для способностей иеромонаха Сергия, а для знания языка священника Бадалова. Контора не сообразила только, что знанию разговорного сирийского языка — цена грош, а что для ознакомления с вероучением айсоров необходимо владеть древним языком сирийским, в котором священник Бадалов — круглый невежда. Чтобы облегчить о.иеромонаху ознакомление с богослужебно-вероучительными книжками ванских айсоров, я нашел необходимым за собственный страх дать ему в спутники одного из членов нашей переводческой комиссии, именно диакона Моисея Геваргизова. Спрашивать на этот счет разрешения у меня нет возможности, потому что и самый указ предписывает поспешность, и г.Ванский вице-консул прислал уже вчера своего каваса для сопровождения нашего посольства. Задерживать при Миссии священника Бадалова я тоже не решился, чтобы не было сочтено это за самовольство; но глубоко убежден в совершенной бесполезности этого трусливого, бестолкового, но самонадеянного сирийца-политикана. Боюсь, что он много испортит крови бедному о.иеромонаху, а потому предполагаю в инструкции о.Сергию дать право немедленно отослать обратно в Миссию такого из спутников, которого он признает бесполезным или недостаточно послушливым.

Конечно, по месту самого служения своего мы не может быть равнодушны к делу ванских айсоров и очень заинтересованы его надлежащим выполнением, но командировка сейчас туда о.иеромонаха не благовременна для нашей Миссии. Грузино-Имеретинской конторе следовало бы справиться с положением наших дел, спросить и моего мнения прежде, чем отнимать у меня работников. Мы попросили бы только обождать до весны и тем временем хорошо подготовились бы к делу. О.Сергий успел бы овладеть знанием древнего сирийского языка, занятия которым он только что начал под руководством знающего преподавателя и теперь так неожиданно должен прервать их, а я мог бы хорошо продумать ту инструкцию, которую надо будет дать, для чего у меня сейчас слишком мало наблюдений: здесь каждый день приносит какую-нибудь неожиданность. Главнее всего та, что Св.Синод успел бы к тому времени назначить и прислать сюда еще члена Миссии, который заместил бы о.Сергия. Теперь же я остаюсь в самое тяжелое печальное время, когда под каждое дело надо иметь готовые руки, чтобы вовремя подставить их для поддержки, — остаюсь совершенно один и должен исповедовать Вам, что, при всем желании поддержать заведенный порядок, сознаю всю непосильность такого бремени. Одно только приучение к священнослужению и совместное священнодействие с сирийским духовенством стоит такой траты энергии, о какой мы не можем даже и судить в России: каждую минуту можно ждать какого-нибудь соблазна, вследствие совершенного непонимания халдейскими батюшками нашей православно-богослужебной практики. А сколько они сердятся при этом, как обидчивы — этого и передать невозможно. Впрочем, в рапорте на имя Св.Синода я подробно излагаю свои затруднения и не стану повторять их здесь.

Вас же, милостивый Владыко, осмеливаюсь просить об одном только, чтобы дозволено было мне отчет о поездке о.Сергия представить прямо в Св.Синод, а не через Синодальную Грузино-Имеретинскую контору, чтобы и дальнейшее устроение этого дела могло остаться на попечении нашей Миссии. Мы здесь имеем достаточные аналогии, можем лучше вникнуть в дело и выполним его с большею осмотрительностию, чем кто бы то ни было из природных халдеев Кавказа. Ни на одного из них нельзя положиться даже в самых пустых мелочах: всегда у них на первом плане кумовство и желание помянуть своих покойников за чужим кануном.

А Грузино-Имеретинская Синодальная контора, не пожелавшая выполнить данного ей поручения и сбросившая его на плечи Урмийской Миссии, можно думать, затруднится, а потому и не должна быть докладчиком по этому делу. Дело это, требующее столь непосильного напряжения от Миссии, будет стоить нам слишком дорого, и мы каждой мелочи придадим соответствующую ценность, тогда как контора, просто по недостатку рабочих рук, может пожелать сократить наш отчет и зачеркнет то, чему с нашей точки зрения следует придать особое значение.

Если, Владыко, покажется Вам, что я не должен так говорить, то простите ради Господа. Но я слишком болен этим делом, чтобы мне дозволить скрывать от Вас настоящий образ своего отношения к тому или другому факту Я несу здесь Вами наложенное на меня послушание и потому не могу связывать своей искренности перед Вами никакими сторонними опасениями.

12 ноября освятили мы помещение для школы старших учеников, занятия с которыми начались с 1 октября. До этого дня они жили и учились в одной из комнат при Миссии (наша столовая с о.Сергием), а спали как в этой комнате, так и в других, где можно было разостлать тюфяк. Теперь, славу Богу, они на месте; шестнадцать человек на полном миссийском содержании, а шестеро должны платить за одежду (если хотят иметь ее одинакового с нашими воспитанниками образца) и за харчи. Но надо опасаться, что только 10 рублями задатка и ограничится эта плата, а остальное падет на Миссию. Что же делать, понесем эту тяготу: может быть, Господь благословит Миссию рано или поздно и за это сеяние телесное пожать плоды духовные. На прилагаемых снимках Вы можете видеть как самое здание школы, так и всех наших учеников. Старшая школа, для которой и нанят этот дом, помещается на снимке вправо от епископа в одной группе со мною и о.Сергием. Старшая школа, которой принадлежит будущее здешней Церкви, составлялась с некоторым выбором, но выдержать строго намечавшиеся условия приема не удалось. Мы хотели, чтобы каждый ученик был непременно голосистым, известного возраста и определенных познаний, но столкновение с действительностью заставило очень поступиться этими требованиями. Не до пробы голоса и не до экзамена тут, когда привела, например, бабка мальчишку на миссийский двор и бросила его тут: нет, говорит, у него ни отца, ни матери, а он православный; вам его и кормить. Приехал я из селения, познакомился с этим десятилетним подкидышем и отправил его в школьный дом. Таких десятилетних живет у нас там пятеро. Вместе с малоподготовленными мальчуганами они ходят в младшую школу, а после уроков проводят время со старшими. Есть и очень возрастные ученики, но их я не решился взять на полное содержание ни за какую плату. Они приходят учиться, получают даже обед, а ночевать должны на квартирах. Это в большинстве дети духовенства, ожидающие диаконского сана и потому обязанные выучиться церковному богословию и хоть сколько-нибудь познакомиться с Православием, хотя бы с православным Символом веры. Один из таких большаков (на снимке последний у стены), получая содержание в школе, отправляется на ночлег в церковь для помощи, на случай беды, сторожу.

Прилагаемый снимок сделан после молебствия, которое было совершено самим Преосвященным Мар-Ионаном в сослужении со мною и о.иеромонахом Сергием при диаконе Тихонове и Мамонтове, которых можете усмотреть на снимке в амбразуре окна над моею головою. Это тоже два хороших работника в Миссии. Вообще надо сознаться, что назначения в Миссию нерусских людей, даже до академического человека Иванова включительно, было ошибкой, за которую мне приходится теперь тяжело расплачиваться. Не дело у этих господ на первом месте, а только желание устроить собственное благополучие. Особенно неприятно, что держать их в должном отношении к делу приходится постоянным страхом отнятия этого благополучия; больше всего доставляет хлопот о.Бадалов и отчасти г.Иванов, совершенно не понимающий того, что служба в Миссии не может проходить на положении инспектора народных училищ в России, что здесь нельзя жить по инструкции, размеряющей каждый твой шаг, а нужно уметь понимать момент и обстановку, и на основании только общих руководящих начал, указанных главным руководителем дела, быть способным проявить известную степень собственного творчества, но нет у природных сирийцев способности к синтезу, и они совсем не могут видеть дальше собственного носа: потому-то, вероятно, они такие несносные политиканы все поголовно.

Благословите, Владыко, всех нас здесь; вознесите молитву о благополучном странствовании о.Сергия и посодействуйте назначению и отправлению к нам о.Павла Невдачина. Пусть не боится ни дороги сюда, ни службы здесь. Если состоится назначение о.Павла, то было бы очень хорошо, если бы Вы нашли возможным написать от себя г.Главноначальствующему на Кавказе о снабжении о.Павла конвойцем от Эривана до Урмии. Я со своей стороны напишу и Эриванскому губернатору г.Консулу в Тавризе. Простите.

Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник архимандрит грешный Кирилл.

P.S. На приложенном снимке Вы можете видеть и сопутствующего о.Сергию диакона Моисея Геваргизова: он помещается с правой стороны от школьников на первом месте, с шапкой в правой руке.

Письмо Российскому Императорскому Генеральному Консулу в Азербайджане

Его Высокородию, г. Российскому Императорскому Генеральному консулу в Азербайджане

№ 11

Я обещал Вам в прошлом письме рассказать подробности моего свидания с Саларом, того свидания, после которого Салар выдал мне письменное удостоверение, что церковь в Ада принадлежит православным. О выдаче этого распоряжения я телеграфировал Вам в самый день его получения, а прошлою почтою послал Вам копию его текста.

О получении Саларом неприятной для него телеграммы из Тавриза я знал за два дня раньше, чем сам Салар познакомил меня с содержанием полученных им распоряжений. Сообщил мне эти сведения через г.Иванова Меджи-Салтанэ, сыну которого Иванов дает уроки. При этом Салтанэ прибавлял, что Салар очень желает держать полученную телеграмму некоторое время в секрете.

На следующий день Салар передал мне через Милет-башу, что очень желал бы меня видеть, но не может выходить из дому, так как у него умер близкий родственник, отправившийся на богомолье, и требования траура налагают на всех близких обязанность сидеть дома. Я велел выразить Салару сожаление по поводу постигшего его семейного горя и передать ему, что, когда окончится его траур, я всегда готов принять его, если только буду дома. К вечеру Милет-баши принес новое заявление Салара о желании меня видеть с добавлением, что дело у него есть, и дело, прямо касающееся Хальфы, которого он просит поэтому побывать у него. Я отвечал, что у меня тоже имеются причины, по которым я не выхожу никуда из дому, как только в церковь, а потому прошу Салара, если у него есть дело какое-нибудь до меня, сообщить о том через наиболее толкового чиновника. Дело оказалось такой важности, что его нельзя доверить никакому чиновнику. Тогда я обещал придти к Салару. Если получу приглашение не через Милет-баши своего, а через Саларовского чиновника. Чтобы было видно всем, что не у меня нужда в Саларе, а он нуждается во мне.

Требование это было исполнено, и в три часа дня 8 января наше свидание с правителем Урмии состоялось. Он начал беседу сообщением, что по известиям, полученным им из Тавриза, русский Халифа очень недоволен урмийским губернатором, и потому последний просит теперь Халифу сказать, чем вызвал он такое к себе нерасположение. Только по двум делам были у него сношения с Халифою — по гюйтапинскому (о земле) и по адинскому (о тамошнем храме); но чем же виноват он, Салар, что Тавриз ничего не отвечает на его представления. А что касается Беджановского дела, то Салар еще ранее спрашивал Халифу, что и как сообщить по этому делу в Тавриз; спрашивает и теперь, чего Халифа желает, и соответственно его желанию Салар сейчас же протелеграфирует в Тавриз и уверен, что ответ не замедлит последовать самый удовлетворительный для Халифы.

Я велел растолковать этому наивному хитрецу, что мы очень терпеливо умеем ждать и вовсе не желаем затруднять высоких правителей Персии экстренными напоминаниями о делах, нас интересующих. Все, нас касающееся, находится в надежных руках г.Тавризского Генерального консула, и я уверен, что желанный для нас ответ о решении адинского дела мы получим от г.консула в одну из ближайших почт и во всяком случае скорее, чем это делает обыкновенно Саларовский телеграф. Если только это хотел мне сказать Салар, то он напрасно меня потревожил, и я прошу его на будущее время приглашать меня только в том случае, если у него действительно есть что-нибудь сказать мне. Салар страшно заерзал на своем стуле и стал просить подождать, потому что у него действительно есть очень важные сообщения, но он боится только передать их Халифе. Я отвечал, что если сообщения Саларовские прямо меня не касаются, то я не имею причин добиваться их, а если дело касается Русской Миссии, то я, конечно, получу известия из надлежащего источника, а Салар только лишний раз докажет мне свое полное нерасположение к Русской Миссии. Мало-помалу губернатор выволок из своего чемодана все полученные телеграммы по делу адинской церкви и, наконец, последнюю, в которой ему объявляется выговор, что адинское дело было представлено в Тавризе в неправильном освещении, и приказывается объявить, что церковь в Ада принадлежит православным. Телеграмма о вызове Ушана-хана была написана отдельно. Долго не хотел Салар давать мне удостоверение о принадлежности адинской церкви православным; говорил о молодости Валиахда, и о возможности перемены в его воззрениях на дело, говорил о необходимости еще раз спросить в Тавризе, наконец, стал обещать, что пришлет нужную бумагу сегодня же вечером, но просит только до времени никому не говорить об этом деле. Я отвечал ему, что правительственных распоряжений никому стыдиться не приходится, а потому прятать такие распоряжения без действительно важных причин нельзя, а у меня таких причин не имеется. Ждать до вечера нужную бумагу я не могу, потому что хорошо знаю забывчивость губернатора, много раз обещавшего прислать мне документ на право владения землею в Гюй-тапа, но до сих пор не исполнившего своих обещаний. Только унося с собою документ, я буду знать, что был у Салара действительно за делом, а иначе не перестану считать эту двухчасовую беседу потерянным временем. Наконец документ был написан и на обратной стороне текста приложены даже две печати. Получивши эту бумагу, я послал Вам телеграмму, а сам уехал в Барандузский округ, где в это время болтался некий диакон Шлимун, выдающий себя за посланца Мар-Шимуна и собирающий якобы в пользу последнего рэшиту. Трое суток не было меня дома. Тем временем Салар, видимо, снова запрашивал Тавриз об адинской церкви и в мое отсутствие прислал в Миссию текст новой телеграммы Валиахда, подтверждавшего еще раз, что церковь в Ада должна принадлежать православным христианам персидским подданным. Упоминание о персидских подданных наводит меня на догадку, что текст моей телеграммы к Вам встревожил местных правителей. Я назвал в телеграмме церковь «нашею», и вот получилось разъяснение о владельческих правах на нее только за персидскими подданными признаваемых. Может быть, телеграмма эта и действительно была от Валиахда, а может быть, ее сфабриковал и сам Салар при содействии Ушаны и телеграфного начальника.

Ушана старается собрать как можно больше народу для сопутствия ему в Тавриз: с ним отправится все наличное количество несторианствующих. Всяких угроз по нашему адресу распространяется многое множество. Говорят, что сам муштеид, все муллы и помещики дают Ушане удостоверение о чинимых русскими насилиях над христианами старого исповедания. От себя муштеид и муллы будто бы посылают отдельное требование правительству — убрать отсюда Русскую Миссию, нарушающую покой мирных обывателей и властей вмешательством в чужие дела. Сочувствие к несторианам муштеид мотивирует между прочим тем, что это единственные представители христианского исповедания, остающиеся под защитою мусульманских властей. Все же остальные, имея покровителей в лице иностранных Миссий и особенно покровительствуемые Русской Миссиею, совершенно не хотят знать мусульманских властей. Как ни дики эти известия, но приходится и к ним прислушиваться, потому что клеветою и ложью здесь пользуются как лучшим средством для успеха против ненавистных учреждений, даже представители христианских Миссий; чего же ждать от мусульман? В прошлом письме я передавал Вам смысл появившейся статейки в местной католической газете, теперь могу привести Вам точный перевод этой статьи. Помещена она в № 9 от 31 января 1903 г. католической газеты, носящей название «Kala dschrara» (Голос истины) и занимает последний столбец на с.1143 и начало первого столбца на с.1144. Вот эта статья:

другой Миссии? Теперь хотят, видимо, добиться распространения этого указа и на православную Миссию. Но не надо забывать, что Православие было принято всем народом, считавшимся в несторианстве. Приняла Православие вся местная Церковь с епископом во главе, тогда как католичество вербовало себе единоверцев путем денежных подачек и других компенсаций обращенным. Затем, Русская Церковь не шла сюда с какими-нибудь завоевательными целями, а прислала от себя Миссию, потому что представители народные, говорившие и подписывавшиеся от лица всего назарейского народа, без исключения пола и возраста, письменно свидетельствовали о всеобщей готовности народа к Православию и требовали Миссию для совершения самого акта воссоединения. В Св.Синоде имеется об этом заявление и прошение, в котором на первом месте стоит подпись того самого Ушаны-хана, который агитирует теперь против Миссии и подает вышеприведенные слезницы с жалобами на изгнание хранителей старой веры из отцовских храмов.

Особенно характерна эта жалоба на изгнание из храмов, когда и служба-то в этих храмах, если ее совершают местные священники, правится все еще по старинному чину. Насколько расположены православные люди выгонять кого бы то ни было из своих храмов, может свидетельствовать тот факт, что в нашей городской церкви очень не редки случаи присутствия мусульман, приходящих, конечно, не для молитвы, а из любопытства. И когда я узнал однажды, что бестолковый диакон-сириец пригласил нескольких из таких любопытных об выходе из церкви, то послал сейчас же Милет-башу с извинением от моего имени к тому хану, с детьми которого этот неприятный случай произошел. Я не помню имени этого хана сейчас, но если бы понадобилось, могу его сообщить.

Сейчас Ушана-хан, сказавшийся между прочим больным, чтобы отсрочить поездку в Тавриз, делает все, чтобы симулировать так или иначе существование в Урмийской провинции несториан и несторианской церкви. Состоящий на жалованьи у англиканской Миссии турецкий подданный — горец епископ Мар-Дынха, как истый вор, из-под полы, открыл торговлю благодатию, и что дальше, то все смелее и смелее начинает это делать. Я уже писал Вам о поставлении этим епископом в квартире Ушаны-хана священника и двух диаконов для несторианства из людей, записанных в свое время православными, теперь Мар-Дынха снова поставил в несторианского диакона писанного православным некоего Рувима, сына Хнанишу из селения Дигяля (родной брат повара и доверенного человека мистера Парри). С поставлением этого диакона он проделал кунштюк очень вызывающего характера, забравшись для совершения хиротонии в православную церковь, строенную по православному типу, и при ее сооружении была отпущена некоторая сумма из средств православной Миссии; но священника при этой церкви нет. Невежественный хранитель церковного ключа не мог различить несторианского епископа от православного и открыл ему церковь. Так представляют дело алвачцы, но, несомненно, было предварительное соглашение между несколькими алвачцами и Мар-Дынхою. Думаю так потому, что, во-первых, по произведенному дознанию алвачцы в канун того воскресенья, когда Мар-Дынха совершил свой воровской набег на их церковь, употребили даже обман, чтобы убедить священника, который должен был явиться к ним для совершения литургии, перенести службу на следующий воскресный день, во-вторых, известие об этом происшествии в Алваче принесено мне тайным приверженцем Ушаны-хана, человеком ведущим двойную игру, с расчетом ловко сдвурушничать под шум общей сумятицы. Это — именующий себя диаконом Авраам, сын священника Вениамина из Чарбаша.

Рассказавши мне с деланным ужасом совершенное Мар-Дынхою беззаконие, Авраам прямо от меня отправился окольными путями к Ушане-хану для доклада о том впечатлении, какое произвела на меня эта повесть. Думаю, что Ушана-хан принудил Мар-Дынху к этой вызывающей дерзости в той надежде, что мы поднимем шум и крик перед местными властями и таким образом сами заявим о существовании в Урмии не только несторианствующих священников, но даже самого епископа, с которым нам надо бороться; а Ушане-хану тем самым дадим возможность телеграфировать о насилиях, чинимых несторианскому святителю русскими миссионерами. Поэтому я лично не решаюсь ничего сейчас предпринимать против Мар-Дынхи и усердно прошу Ваших указаний, как быть мне с этим волком, прибежавшим из турецких пределов. Нет ли каких-нибудь способов пугнуть его отсюда без моего вмешательства? На завтра (26 число), говорят, назначена еще новая хиротония у Мар-Дынхи, и опять же в Алваче. Поэтому туда отправится утром о.иеромонах после ранней литургии в городской Мар-Мариамской церкви и там пропоет литургию, которую будет совершать священник-сириец. Я сам в шестом часу утра выеду для совершения литургии верст за 20 от города в село Чамаки. Сегодня по моему совету туда уже выехал епископ Мар-Ионан; там он заночует, а утром отправится к службе в село Караджалу неожиданно для караджалинцев. Среди них готовится, вероятно, тоже немалый соблазн в скором времени. Помещиком Караджалу состоит Мамад-али хан Назими-Салтана, тот самый, который не хотел пустить к себе в село покойного протоиерея Синадского и за это был оштрафован на весьма чувствительную сумму. Обиды этой он, конечно, не забыл и всегда поэтому готов напакостить русским.

Ушана-хан сейчас же воспользовался таким настроением помещика караджалинского. Заметив, что мы придаем очень большое значение поездкам по селениям с богослужебными целями, Ушаны-хан деятельно принялся хлопотать, чтобы оставить нас без церквей. А чтобы обида была для нас чувствительнее, он направил свои козни как раз против тех церквей, которые строены уже по православному образцу. Первый опыт был сделан относительно церкви в селении Ада, а оттуда внимание Ушаны было перенесено на церковь караджалинскую, имеющую тоже православное внутреннее устройство, а теперь, как видно, особенно устремляется на такую же церковь в Алваче.

Село Караджалу большое и весьма разноверное. Там и протестантов много, и католики есть, и даже баптисты имеются. Тем не менее, по первоначальной записи, все, числившие себя несторианами, записались в Православие. Таких православных зарегистрировано было 385 человек, и для этой паствы существует два священника — Геваргиз и Тамраз. Строителем церкви был собственно священник Геваргиз. Когда денег, собранных с прихожан, оказалось недостаточно, священник Геваргиз, в компании с двумя почетными сельчанами, занял 50 туманов у армян. Долг этот из года в год переписывался с добавлением процентов и теперь возрос до 197 туманов. При первом посещении Караджалу мне никто не обмолвился ни одним словом о существовании на церкви долга и таком его постоянном нарастании. Но помещик караджалинский, конечно, хорошо знал об этом долге, сообщил о нем и Ушане-хану, и совместно с ним они открыли поход против православного храма. Младшего священника Тамраза поманили возможностью быть старшим, а одному из участников долгового обязательства за церковь была нарисована заманчивая перспектива явиться единоличным обладателем караджалинской церкви. Для облегчения ему будущего хозяйничанья в храме, племянник его получает поставление во священника от Мар-Дынхи в доме Ушаны-хана. Священник этот начинает претендовать на право священнодействия в караджалинском храме, так как дядя его состоит поручителем за числящийся на церкви долг. Старший священник отказывает ему в таком праве, а младший Тамраз, видимо, покровительствует этой узурпации. Известие о существовании долга, наконец, доходит до Миссии. Я предлагаю священникам заплатить числящийся за церковью долг по счетам, чтобы перед Миссиею были должниками сами священники и больше никто. Тогда приказчик Мамад-али хана Шакюр-ага начинает уговаривать жителей селения не допускать русских к расплате за церковный долг, чтобы они собрали сами между собою потребную сумму для уплаты долга, обещая им помощь от помещика в 30 туманов. Этот добродетельный татарин заявляет, между прочим, что рад очень, если и русские будут молиться в караджалинском храме, но он хочет, чтобы храм был открыт для всех желающих. Услыхав это, баптистский проповедник в селе предложил внести со своей стороны 20 туманов с тем, чтобы ему был предоставлен один день в неделю для проповеди в караджалинской церкви; такое же предложение сделано и протестантскими проповедниками. Таким образом нашу православную церковь, в которой не один раз уже была совершена Божественная литургия, Ушана-хан, при помощи татарина-помещика, хочет обратить либо в несторианскую, либо в какой-то съезжий дом. Негодяйство духовенства, конечно, много помогает ему во всей этой истории, но будем все-таки стараться, чтобы не допустить поругания над Господним храмом. Чтобы разобраться хоть немного в этом деле, я и просил епископа с возможною поспешностию и без предварительных извещений отправиться в Караджалу завтра к обедне. Принесет ли какую пользу эта поездка, не знаю.

Знаю одно только, что чем дальше, тем все больше и больше ссужаем мы Вас нашими делами. При всем желании щадить Ваше время и глаза, прямо не вижу возможности, как это сделать, а потому молимся только усердно о здоровье Вашем и о том, чтобы Господь продлил Вам терпение выслушивать нас и поддержал бы в Вас неослабную охоту помогать нам.

Опять кровавое дело, и чтобы рассказать его, потребуется, вероятно, еще не одна страница.

13 января в послеобеденную пору совершено покушение на жизнь священника Александра из селения Энгиджа. Шел он в город в сопровождении двух прихожан, и недалеко от селения Чамаки встретил его мусульманин, вооруженный ружьем и кинжалом. Спросивши священника, откуда он идет, и узнавши, что из Энгиджа, татарин остановился в упор против о.Александра и начал вкладывать патрон для выстрела. Предвидя беду, священник схватился за ружье и начал вырывать его у разбойника, закричавши в то же время о помощи двум своим спутникам, несколько его опередившим. Тогда татарин бросился на о.Александра с кинжалом и нанес ему две раны. Прибежавшие на помощь спутники о.Александра отняли раненого от дальнейшей татарской расправы, а также отняли у насильника и ружье, и кинжал. Раненого доставили в Чамаки и положили там в доме священника. Мне стало известно об этом происшествии к вечеру следующего дня, и 16-го числа после литургии я отправился с диаконом Саргизовым в Чамаки навестить раненого. Около больного ухаживали мать и жена его, хозяева дома и знахарь-сириец, славящийся искусством лечить раны. Спрашивать самого больного о происшедшем было невозможно, но я видел снятую с него одежду, очень густо пропитанную кровью. Мне сказали, что совершил нападение слуга помещика из селения Абаджалу, ведущий дружбу с энгиджайским помещиком. Связывать с настоящим случаем имя энгиджайского помещика у близких о.Александру людей есть очень понятные побуждения, так как еще не забылось недавнее насилие, учиненное этим помещиком над о.Александром. Помещик этот очень избил о.Александра и, как состоящий на службе у Меджи-Салтанэ, был наказан тем, что должен был в присутствии сослуживцев и нашего Милет-баши просить у обиженного священника извинения, а также заплатить ему свой давнишний долг в несколько туманов.

О всем случившемся очевидцы донесли серперасту 14-го числа, и, как мне передавали, тот распорядился арестовать нападавшего. Но на следующий день серпераст признал это дело не подлежащим его компетенции, так как в случившемся замешан мусульманин, и суд должен поэтому принадлежать губернатору. Вчера старший чиновник серпераста сообщил епископу Мар-Ионану, что Салар очень просто разрешил это дело: взял с виновного приличный пешкеш и отпустил его на свободу. Сообщение это может быть и вздорное, но в этой чиновничьей откровенности слышится все-таки голос обиженного дельца, у которого ускользнул из рук хороший куш. Решение же дела по существу будет всегда одинаковым, в какой бы инстанции Урмийского суда оно не разбиралось. На этот счет и губернатор, и серпераст придерживаются одного судебного кодекса: «дай деньги и режь кого хочешь». Хорошо убежденный в этом, я озабочен одним только, чтобы наше имя никаким образом не было примешиваемо к делам, кои вершатся у представителей власти и суда в Урмии. Поэтому я посылал даже недавно к серперасту диакона Саргизова с нарочитым заявлением, что никому и никогда, ни даже Милет-баши, не даю права говорить в Серпераст-хане от нашего имени; прошу серпераста иметь это в виду и знать, что когда мне представится нужным подать свой голос или понадобится навести у серпераста какую-нибудь справку, то я буду посылать или диакона Саргизова, или г.Иванова, или другое лицо доверенное, но непременно из русских подданных. Сделать этот шаг меня заставили доходящие со всех сторон слухи, что среди местных властей существует сильное неудовольствие на русских миссионеров за вмешательство в судебные дела.

Заявление это вызывает очень понятное неудовольствие в пастве Мар-Ионана, потому что все ее члены желали бы от нас совершенно иного. Для иллюстрации я приведу Вам в переводе ту корреспонденцию, которой обменялись мы 23-го числа января со священником селения Мушава о.Вениамином. Вот его письмо:

Ответ этому батюшке послан на сирийском языке приблизительно в таких выражениях: «Достопочтенный о.Вениамин! Письмо Ваше с приветствием получили, за которое весьма благодарим и сами также выражаем мир и любовь Вам. О несчастии, которое постигло о.Александра энгиджайского, мы знаем и сейчас же, как только узнали, выразили о.Александру свое сочувствие и посетили его в селении Чамаки. Очень желаем, чтобы о.Александр скорее поправился, и просим Вас позаботиться, чтобы доктор лечил о.Александра хорошо. Если у о.Александра нет средств для уплаты доктору то Миссия уплатит за него все, что будет нужно. Но Вам должно быть известно, что для всяких Ваших судебных дел существует Милет-баши, которому Миссия платит достаточное жалованье, чтобы он мог усердно служить народу. Милет-башу, как представителя народного, знают и персидские власти. От него Вам нужно спрашивать те сведения, за которыми Вы обращаетесь ко мне. Я же с своей стороны могу только сообщить г.Генеральному консулу о печальном событии с о.Александром, и это сделано будет. Подпись». Приведя эту переписку, я исполнил данное обещание и могу теперь дать Вам покой. Простите за слишком затянувшееся послание. Примите привет от всех моих сотрудников и передавайте его от нас сослуживцам Вашим.

P.S. Подписку беджановскую, согласно Вашему совету, посылал к серперасту, но он опять отказался утвердить ее, ссылаясь на отсутствие на этот счет распоряжений из Тавриза. Архимандрит Кирилл

Письмо Митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому)

Слава Богу, Беджановская эпопея кончилась, по крайней мере в местных официальных сферах, — кончилась, благодаря влиянию г.Тавризского Генерального консула, совершенно для нас благополучно. Но вся эта история выяснила для меня истинный характер отношения к нам так называемого православного населения Урмийской епархии. Мы всецело во враждебном лагере. Окружающие нас ласковые речи, приятные улыбки, выражения глубокой преданности и покорности Православию только прикрывают, по привычной восточной хитрости, плохо скрываемые чувства вражды и ненависти. Чувства эти выступают затем наружу с тем большею напряженностью, чем меньше удалась попытка провести нас и обделать какое-нибудь хищническое предприятие, направлявшееся или против кошелька нашего или против православного дела вообще. Как бы ни были малочисленны враги эти, но их достаточно все-таки в такой мере, чтобы в продолжение, например, четырех месяцев тормозить нам дело, в котором справедливость требований наших была более, чем очевидна. И если бы не энергичная поддержка г.консула, то никакая правота наша не могла бы обеспечить нам уважение наших прав. В стране, где взаимные отношения граждан регулируются не законом, а личным усмотрением правительственных чиновников, можно опасаться всяких неожиданностей, если не считать для себя нравственно-дозволительным обращаться к подкупу и обману.

Все враги наши группируются около доктора Ушаны-хана, который в числе первых подписал прошение в Св.Синод о присылке сюда Духовной Православной Миссии. Ближайшим его помощником и советником является Давид-малек, сын диакона Геваргиза, бывший некоторое время слушателем нашей Петербургской академии. Самую энергичную поддержку лица эти получают и советом и деньгами от англиканской Миссии. Другие Миссии только поддакивают и в выражении своего сочувствия нашим врагам не идут пока далее помещения в своих газетах какой-нибудь статейки, которая должна показывать нам, что у пишущих тоже камешки за пазухой набраны.

В настоящее время доктор Ушана-хан требуется в Тавризе для некоторых внушений, но всячески оттягивает свой отсюда отъезд. Сообщая мне об окончании Беджановского дела, г.консул пишет между прочим: «Как бы то ни было, вопрос этот решен, несмотря на интриги кучки несториан, во главе с доктором Ушан-ханом, поддерживавшиеся как местною властию, так и одной из инославных духовных Миссий. Решением этим дано понять тем и другим, что справедливые требования Православной Духовной Миссии имеют за собою должную поддержку.

Для отрезвления единомышленников Ушана-хана и их покровителей от козней против вверенной Вашему Высокопреподобию Миссии мною уже приняты меры. Пока Ушана-хан, по требованию моему, имеет быть вызван в Тавриз для получения должного внушения, сопряженного с хорошо ему известными денежными расходами». Г.консул в частном своем письме ко мне возлагает большие надежды на отрезвляющее действие тех внушений, какие получит Ушана-хан в Тавризе. Дай Бог, конечно!.. Но я лично не могу смотреть в будущее с особенным оптимизмом и должен всегда готовиться к новым нападениям на наш лагерь, тем более что главный вдохновитель Ушаны-хана, ласковый мистер Парри, человек не с сирийским куриным умом и не с робким характером, от испытанной сейчас неудачи должен еще более проникнуться желанием всякого вреда местному православному делу и его представителям.

Мистеру Парри желательно доказать теперь, что несторианство в Урмии существует и со дня на день усиливается. Поэтому всякий недовольный епископом священник, а особенно запрещенный в священнослужении за какое-нибудь злохудожество, сейчас же получает через Ушану-хана предложение объявить себя несторианнном; предложение сопровождается денежным подарком туманов в 10, и смута в селении готова. Так занесторианил бывший священник из селения Нази по имени Эйваз. Православие Эйваз принял при первом появлении здесь Русской Миссии и, будучи уже православным священником, овдовел. Несмотря на свой преклонный возраст (свыше 60 лет), Эйваз пожелал вступить в новый брак. Не получивши на то разрешения от архимандрита Феофилакта, он возвратил в Миссию священнический крест, отказался от священства и женился. Архимандрит вскоре был отозван, а епископ, видимо, дал какое-то условное разрешение Эйвазу совершать в церкви некоторые богомоленья: ключ от церкви во всяком случае оставался у Эйваза, а привычное для местного духовенства второбрачие никого, видимо, не соблазняло. Ко мне Эйваз являлся с надеждою получить снова признание в сане, но ему объявлена полная безнадежность таких исканий. Тогда Эйваз обратился к Ушане-хану и тем был признан в своем священническом достоинстве и начал пользоваться всею полнотою священнических прав. Посетивший село о.иеромонах разъяснил жителям, что Эйваз не может быть священником и что считающие себя православными не должны иметь с ним молитвенного общения. Тем не менее Эйваз продолжал заведовать церковью и после этого. При посещении села Нази епископом к нему явились старики сельские с заявлением, что все они хотят быть верными Православию, но Эйваз, забравший церковный ключ и колокол, приобретенный на общественные деньги, нудит их к отречению от Православия. Тогда пришлось и ключ, и колокол отобрать от Эйваза при содействии светских властей. Эйваз был позван в город к серперасту (христианский губернатор), получил приказание возвратить ключ и колокол доверенному от православных, а в пользу серпераста уплатить туман за беспокойство. Дело, как видите, не очень громкое, но оно дало повод интриганам телеграфировать в Тавриз и в Тегеран о притеснениях, которые терпят от нас представители древнего исповедания. Тогда же была сделана попытка со стороны англиканской Миссии изобразить Беджанова в тюремном заключении прикованным цепью за шею к стене. Фотография эта должна была иллюстрировать те мучения, которым подвергаются от персидских властей православные священники, навлекшие на себя неудовольствие Начальника Русской Миссии. Говорят, что попытка эта даже удалась, и я думаю, не без содействия самого серпераста. Один из секретарей нашего Тавризского консульства, поздравляя меня с праздником, писал между прочим следующее: «По-видимому, англиканцы угрозу свою снять с Беджанова фотографию “в тюрьме” и в “цепях” привели в исполнение, но, чем бы дитя ни тешилось, пусть забавляется, Вас это никоим образом беспокоить не может». Я и не беспокоюсь, тем более что к тому времени должна была получиться в консульстве данная Беджановым подписка на персидском языке следующего содержания: «Я, священник Геваргиз Беджанов, из селения Ада, даю это письмо Начальнику Православной Духовной Миссии, как выражение моего искреннего чистосердечного признания, что церковь в селении Ада строилась только для православных христиан, деньги на ее построение давали только православные люди, и самая церковь должна находиться в заведовании и распоряжении православной Духовной Урмийской Миссии. От кого и сколько денег взял я на построение этой церкви и как эти деньги израсходовал, в том обязуюсь дать отчет по первому требованию начальника православной Миссии. Все свое поведение с августа месяца сего года, когда я восстал против своего законного епископа Мар-Ионана и произвел через то смуту среди православных людей своего селения, я признаю теперь тяжким грехом и прошу епископа и православную Миссию ходатайствовать перед Св.Синодом о прощении мне сего греха. Никакого вмешательства в церковные дела как селения Ада, так и в других селениях я себе отныне не смею дозволить и если бы нарушил это обещание, то должен подвергнуться наказанию по суду как возмутитель народа и его спокойствия. Буду счастлив, если Св.Синод оставит меня священником, но если меня лишат священного сана или запретят в священнослужении, то обязуюсь подчиниться с покорностью суду церковной власти и не осмелюсь совершать священнослужения или называться священником. Поручителем полной искренности всего сейчас здесь написанного от моего имени являются почетные односельчане мои, прилагающие здесь свои подписи. Они же свидетельствуют, что церковь в Ада устроена действительно для православных и должна находиться в заведовании Православной Духовной Миссии. В случае неисполнения мною этого обещания руководители Православной Урмийской Церкви могут просить светские власти о привлечении меня к ответственности и воспрещении мне какого бы то ни было самовольства».

Когда Беджанов давал мне эту подписку, у него совсем уже было устроено дело с Ушан-ханом о признании адинской церкви несторианскою. Мошенники заручились содействием местных властей, рассчитывали на полную безнаказанность и готовили, кажется, себе веселую тему для рассказов о том, как дурачили они начальника Православной Миссии. Несмотря на то, что подписку эту отказался утвердить серпераст, несмотря на то, что через час после составления этой подписки мне был предъявлен текст полученной еще два дня тому назад губернатором телеграммы о признании адинского храма несторианской собственностью, все дело приняло все-таки подобающий оборот: церковь признана нашей, и я имею выданный на этот счет документ от губернатора. Ушана-хан должен будет отправиться в Тавриз и там очень растрясти свой кошелек, а губернатор, как это обещано уже г. консулу, будет смещен по окончании мусульманского года (9 марта). Но сколько все-таки в общем эти негодяи берут нервного напряжения, просто страсть! В каком направлении движется их интрига сейчас, о том я подробно изложил в своем последнем официальном письме к консулу. Письмо это прилагаю здесь в копии для Вашего прочтения. Там Вы найдете между прочим и направленную против нас католической Миссией газетную статью. Ужасная в общем страна, ужасные люди — совершенно обезверившиеся и изнаглевшие! И если в этом религиозно-нравственном уродстве много природного, национального, то еще больше привитого усилиями иностранных миссионеров. Приемы их деятельности здесь прямо поразительны. Я считаю нужным дать для Вас хотя краткую характеристику этих приемов, чтобы Вам видно было, как шла порча народа и какие, следовательно, задачи предстоят нашей Миссии здесь.

Об англиканской Миссии я отчасти уже писал Вам. Последующие наблюдения только еще больше подтвердили мои первоначальные выводы. В какой степени англизировали миссионеры своих воспитанников, можно судить по тому, что священники, вышедшие из английской школы, совершенно не знают содержания своих богослужебных книг. Между тем на этих книгах, даже в самом строе языка, сильно сказывается греческое влияние. Будь сирийские пастыри внимательны к своей церковной сокровищнице, они гораздо больше сохранили бы способности воспринимать церковные уклады от Восточной Церкви. Но отнявши от воспитанников наследие отцов их, англикане не сказали им, что готовят в лице их деятелей для давно затеянной унии с англиканской Церковью. Коммерческие люди не хотели давать своим воспитанникам даже и повода подумать, что они работать будут в интересах Англии, потому что тогда воспитанники могли потребовать платы за услугу. Предпочитали создать кадры сотрудников, которые являлись бы бессознательными помощниками своих воспитателей, и действительно насадили такого духовенства весьма достаточное количество. Но в душе у этих англичан на сирийской подкладке должен был оказаться совершенный сумбур, разрешившийся почти у всех самым глубоким равнодушием к религиозным интересам. Что бы ни исповедовать, лишь бы только выгодно и удобно было! При наличности такого настроения оказались возможными даже такие явления, что диакон, отбивши предварительно жену у священника, бежал с родины и принял мусульманство. Что мог получать народ от подобного духовенства, судите сами.

Американские пресвитериане, работающие здесь более 60 лет, сделали для религиозного растления народа сирийского не менее, чем англиканская Миссия. На знамени своем они ставят веру во Св.Троицу как нечто единственно обязательное для спасения и необходимое для получения права на пользование их помощью и покровительством. Поэтому с полною терпимостью оставляли они сирийцам и их богослужение, и обряды, и звание кашей и шамашей за духовенством; один из первых миссионеров сам даже принял поставление в священники от несторианского епископа Мар-Илии: но самым игнорированием своим всех подробностей церковно-религиозного ритуала они приводили народ к мысли о случайности и ненужности ритуальных требований. Детей же, которых брали к себе на полное воспитание, они сумели, конечно, вырастить в желательном направлении. А мало ли за все время своего здесь пребывания успели они воспитать сирийских ребят! Надо видеть так называемую Kal’y, главное сосредоточие всех американско-пресвитерианских учреждений, чтобы представить себе, каким широким влиянием пользуются в народе и какими огромными и денежными, и интеллектуальными силами располагают они для этого.

Усвоивши в школе воззрения, что священство внешне — вещь, совершенно безразличная для спасения, но ценя все-таки некоторые внешние удобства, связанные с званием священника, многие из протестантских воспитанников по выходе из школы начинали домогаться священной степени, нередко с согласия своих воспитателей. А так как право на хиротонию измерялось всего только несколькими рублями, платившимися епископу, то при обилии епископов, искавших заработка, всегда было можно такой хиротонии удостоиться. Поддержанный затем своими многочисленными сельскими родственниками, такой хиротонисанный пресвитерианец очень скоро получал в свое время какой-нибудь сельский приход. Находясь фактически в подчинении у епископа, он всем своим внутренним настроением служил пресвитерианской Миссии. И последняя не жалела средств на устройство в таком приходе школы, поручая преподавание там самому священнику который распевал со своими учениками пресвитерианские гимны не с меньшими охотой и умением, чем и несторианские кярюзуты. Обычно в таком приходе стена к стене с несторианским храмом прилеплялся и молитвенный дом пресвитериан. Здесь наезжавшие по временам миссионеры показывали народу, после произнесения краткой молитвы, туманные картины с подобающими разъяснениями и понемногу приручали к себе народ. Случалось иногда, что у священника происходила размолвка с епископом. Тогда приходской батюшка открыто переходил на сторону пресвитериан и, сохраняя за собой звание каши, становился официальным пресвитерианским проповедником в сельском храме. Невежественный народ считал подобное отступничество только заменою одних покровителей другими, более щедрыми и тароватыми, и не оставлял своего священника-родственника. Стоявшая в общении с несторианскими епископами англиканская Миссия должна было идти на компромиссы и путем уступок и усиленных подачек возвращала непокорного священника к повиновению епископской власти. Раскаявшийся и с епископалов взятку взял, и обыкновенно пользовался этим приемом всегда с достаточным успехом.

Со временем я сочту своим долгом представить в Св.Синод более или менее обстоятельные сведения о сирохалдейском духовенстве*; здесь же приведу на выдержку две-три записи из делаемых мною по личным расспросам у самих священников и диаконов.

* Это обещание архим.Кирилл вскоре выполнит, представив отчет «Урмийская Православная Духовная Миссия с сентября месяца 1902 года по август месяц 1903 года».

Священник Иосиф Инвиев Ильяев из селения Ангар, 65 лет от роду учился в продолжение 5 лет в американской Миссии и по окончании образования состоял у американ 4 года евангелистом и 30 лет учителем в школе. Звание пресвитерианского евангелиста не помешало Иосифу получить рукоположение в диаконы от епископа Мар-Гавриила, а полученное 25 лет тому назад поставление во священники от самого Мар-Шумуна не воспрепятствовало занятиям Иосифа в содержимой пресвитерианами школе. Православным сделался священник Иосиф при первом же появлении здесь русских миссионеров.

Священник Юханна из Диза-Такя, 58 лет от роду, учился у американ в селениях Шаматаджиан, Карагаче и др. на жаловании от англиканской Миссии. 27-ми лет отправился в Россию и в селении Куйласар Эриванской губернии принят в лоно Православной Церкви священником Давидом Гургенидзе. Через два года возвращается на родину и принимает рукоположение в диаконы от несторианского епископа Мар-Гавриила, а через 9 лет, за плату в 5 туманов (около 10 руб.), поставляется во священника от епископа Мар-Соришу (ныне православный Мар-Авраам) к церкви селения Диза-Такя и Шаматаджиан. С прибытием русских миссионеров священник Юханна был признан в достоинстве православного пастыря без всякого чина присоединения и в числе первых получил крест, усвоенный русским священникам. Когда начальник Русской Миссии был отсюда отозван, а второй священник селения Диза-Такя, носящий татарское имя Тарвердий, начал обижать священника Юханну, как последнему казалось, с согласия епископа, тогда Юханна передался в сторону Ушаны-хана и дал тому письменное обязательство навсегда остаться несторианином. В настоящее время этот священник Юханна снова принят епископом Мар-Ионаном в общение с Православной Церковью.

Я мог бы исписать целые страницы такими curricula vitae, но во всех их будут варьироваться только подробности, а сущность останется та же, поэтому довольно и двух. По этим примерам Вы можете судить, каков состав духовенства, которому вверена была религиозно-нравственная жизнь якобы несторианской части урмийских сирохалдеев, соединившихся с Православною Русской Церковью.

Остается еще сказать несколько слов о католической Миссии, представляемой здесь орденом лазаристов. Метод привлечения на свою сторону народных симпатий в этой Миссии однороден с приемами остальных Миссий: те же подачки, заступничество перед властями и всякие одолжения. От прозелитов требуется только признание папы главою Церкви, и затем все подробности остаются в церковной жизни сирийцев не тронутыми. Для проведения в сознание сирийцев особенностей католической догмы употреблен такой прием: при печатании богослужебных сирийских книг, содержащих изменяемые молитвословия годичного круга, между сирийскими древними восследованиями вставлена нарочито переведенная на древний сирийский язык служба на праздник в честь «Непорочного зачатия», в честь «Тела Христова» и т.п. На местах сельских священников у католиков состоят природные сирийцы, но воспитанные при Миссии. Воспитательный режим очень строгий. Воспитанник в продолжение десяти лет не отпускается из коллегии к своим родным и отшлифовывается в довольно типичного католического ксендза, только не бреющего бороды. Каждый священник сельский получает около 12 рублей месячного жалования и 50 коп. за каждую совершенную мессу. В воспитанниках католической Миссии не видно уже того шатания (неразб.), образец которого представил я выше. Есть, впрочем, в селении Диза священник-католик, который несколько лет тому назад отправился в Россию; принял там Православие у тифлисского протоиерея о.Гургенидзе, обошел со свидетельством о своем Православии Русскую землю, собрав весьма обильную жатву нашими рублями и, возвратившись на родину, как ни в чем не бывало снова стал во главе своего католического прихода. Страсть к наживе заставляет и мирян не отставать от своих пастырей.

Видя, как друг перед другом наперебой хлопочут инославные миссионеры, чтобы приобрести большее число сирийцев в свое исповедание, и постоянно набавляют подачки за принадлежность к такой, а не другой Миссии, халдеи хорошо могли смекнуть выгоду своего положения. Каждый из них стал смотреть на себя как на владельца очень ходкого товара и торговал этим товаром направо и налево. Сегодня он был англиканином, завтра пресвитерианином, через день католиком, в существе же своем — религиозною окаменелостию, которую только по недоразумению признают еще живым организмом. Оживут ли кости сии, то ведомо одному Господу и лежит в руках Его неисчерпаемого милосердия. Я верю, что Господь Русской именно Церкви судил вдохнуть душу живу в эту сирохалдейскую мумию, но поскольку всесовершающая благодать Его действует через людей и до известной степени даже под условием их внутреннего достоинства и усердия, то необходимо предполагать здесь весьма продолжительную и ожесточенную борьбу с князем мира сего. Я не смею утверждать, что огнь борьбы сей уже возгорелся, но зарево его уже видится. Да изводит же сегодня Господь делателей сильных верою, разумом, терпеливым усердием и любовною покорностию старшим; словом, таких, каким является сейчас иеромонах Сергий.

Я все еще не могу отправить в Св.Синод перевод литургии на сирийский язык, потому что его приходится много раз пересматривать. Чем больше осваивается о.Сергий с языком, тем становится строже к предшествующей работе. Знакомясь с богослужебными книгами, он находит все более подходящие выражения для той или другой мысли, и перевод тогда редактируется заново.

Я писал Вам раньше о той легкости, с какою здесь совершается развод супругов. Теперь у меня есть недоуменный вопрос, на который прошу Вашего авторитетного решения. По здешним селам имеются женщины, у которых мужья ушли с родины свыше пяти лет тому назад и не подают о себе известия. Тут между тем находятся к покинутым женам женихи. Можно ли ограничиться только епископским признанием этих женщин свободными от прежнего брака или необходимо просить разрешения вопроса у Св.Синода?

О епископе особенно много говорить не приходится. Он истинный сын своего народа и с этой точки зрения должен оцениваться. Хитрит он и лжет с тою же наивностью, как и повелевает ему духовенство и управляемый им народ. Иногда приходится очень откровенно говорить с ним на весьма щекотливые темы. Слава Богу, что нам с о.Сергием при этих объяснениях не требуется уже переводчика, соблазну меньше.

Особенно огорчил меня епископ с Беджановским делом. Стоило это дело очень большого нервного напряжения; и вот, когда Беджанов был доведен до необходимости принести письменное покаяние, епископ с заднего крыльца засылает к нему требование: прежде отчета перед Миссией внести епископу 100 рублей из собранных в России денег. На сделанное мною потом представление епископу о неуместности подобного требования он оправдывался своим желанием помочь той женщине, муж которой был дан Беджанову в спутники, но был брошен им последним в Тифлисе. У этой женщины, между прочим, епископ снимает свое городское помещение, так что желание помочь вызывалось просто необходимостью расплачиваться за квартиру. И это делается после того, как только получил милостынную дачу сразу за 2 года (2 тыс.руб.). Не чисто обстоит дело и с собиранием рэшиты. Как ни уверяет епископ в своем бескорыстии, но рэшиту он берет. По совершении епископом последней поездки по селам я мог ему при первом же свидании сообщить сведения, сколько взял он в некоторых из сел. Отказываться не приходилось, и на сцену выступили опять бедные. Владыка говорил, что, взявши у богатых, он раздал полученное беднякам. Я советовал ему на будущее время, ввиду происходящих нареканий, не брать денег ни от кого лично, а просто указывать богачам тех бедняков, которым они должны помочь. При новом посещении села можно проверить, исполнен ли долг милосердия, и тогда можно будет или хвалить или усовещивать пасомых, но в карман к ним самому все-таки не лазить.

Здесь держится упорный слух о скором прибытии архимандрита Ильи на родину. Благоволите помешать этому делу. Архимандрит состоит уже, кажется, русским подданным, и потому его можно не пустить из России. Я мечтаю как о большом празднике о наступлении того дня, когда мог бы проводить Мар-Авраама отсюда в Россию. Старик очень желает этого, но Экзарх Грузии не благоизволяет принять такого гостя. Не найдется ли, Владыко, места для Мар-Авраама в каком-нибудь монастыре Петербургской епархии или другой?

Своему сирийцу о.Бадалову я предложил проситься в какой-нибудь айсорский приход Грузинского экзархата, но он не желает. Тогда я признался Бадалову, что не могу держать его при Миссии и обещал ему в скором времени четырехмесячный отпуск с тем, чтобы он из этого отпуска уже не возвращался сюда больше.

Вынуждает меня к этому совершенная непригодность Бадалова к тому делу, на которое он предназначался. Вот, например, факт из недавнего прошлого. Несмотря на настойчивые требования с моей стороны, чтобы служба в селениях правилась командируемыми от Миссии лицами непременно на сирийском языке, о.Бадалов 19 января, отправляясь для совершения литургии в село Диза, «забывает» дома сирийский служебник, но не забывает взять с собой церковнеславянский и по нему правит службу. Он не ожидал, что начальник Миссии, совершавший раннюю литургию в городской церкви, пожелает отслушать литургию и в Дизинском храме. Из желания блеснуть перед земляками своим обрусением, он решил пренебречь настоятельным требованием начальника Миссии. Поэтому и должен будет убраться отсюда. Я всякий раз отнимаю у Вас, Владыко, много времени своими письмами, но никак не могу укоротить их. Простите. Благословите меня и сотрудников.

Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник, архимандрит грешный Кирилл.

P.S. 3 февраля. Сегодня получено доброе письмо Ваше от 29 декабря. Искренно благодарю Вас за привет и ободрение. Если о.Павел не будет назначен, изберите сами другого.

Письмо Митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому)

С чувством искренней радости прочитал я указ Св.Синода о предоставлении начальнику Урмийской Миссии права обращаться со своими донесениями и представлениями к Вашему Высокопреосвященству и не престаю молить Господа управить дела здешние так, чтобы донесения мои могли явиться для Вас источником радости и утешения. До сих пор этого не было: к каждой доброй вести мне приходилось прибавлять десяток печальных подробностей. То же придется сделать и в настоящий раз. С внешней стороны дела наши обстоят, пожалуй, лучше несколько сравнительно с тем, как приходилось мне изображать их в прошлом письме, но внутренняя сущность положения оттого нисколько не изменилась к лучшему, скорее даже — наоборот. Беспокойства и неприятности, чинившиеся местной Православной Церкви извне во все предшествующее полугодие, до известной степени сдерживали слишком резкие обнаружения многих непривлекательных сторон в правах и обычаях главных представителей местной Православной Церкви. Теперь же настало некоторое успокоение: Ушана-хан около двух месяцев уже пребывает в Тавризе и не знает, скоро ли его оттуда отпустят; мистер Парри и весь состав англиканской Миссии после двадцатого марта отбыли в Кутчанис, так как смерть Мар-Шимуна, случившаяся 22-го числа прошлого месяца, грозит возникновением больших смут в пастве покойного патриарха сирийцев из-за престолонаследия. Таким образом, мы оставлены на некоторое время в покое. И этим затишьем епископ Мар-Ионан не преминул воспользоваться, чтобы заняться своими семейными делами. Родни у абуны многое множество, я даже сосчитать не сумею всех сестер, племянников и племянниц Его Преосвященства, и почти всякий раз, при поездках в Супурганский округ, нахожу все новых и новых представителей рода Марогуловых. Все они в большей или меньшей степени пользуются покровительством епископа, или по крайней мере, считают себя вправе надеяться на такое покровительство. Положим, какая-нибудь сноха абуны завела крупную ссору с католическим священником и не пропускает воду на принадлежащий последнему луг. Обиженный идет с жалобой к Мар-Ионану, но тот, своеобразно понимая родственные свои обязанности, сам принимает участие в возникшем споре и, припоминая жалобщику обиды, причиненные тем давно уже умершему брату епископа, объявляет, что и на будущее время никогда не даст воды для орошения луга священника-католика. Неудовольствие растет что дальше, то больше, и дело может поступить в светский суд. Я просил владыку как-нибудь уладить этот спор, так как рабу Господа не должно ссориться (2 Тим. 2:24), но не знаю, действительно ли примирился он с обиженным священником или просто припугнул того чем-нибудь, только вторичной жалобы по этому поводу не поступало ко мне. Зато поступила жалоба от другого священника супурганского, на этот раз — православного. Священник этот только в феврале месяце рукоположен в священный сан, и сам Мар-Ионан указал его как достойнейшего кандидата, но многочисленные племянники епископа посмотрели на это поставление как на нарушение их прав. Супурганский приход много лет уже находился в ведении рода Марогуловых, и епископу, видимо, пришлось подвергнуться усиленным укоризнам со стороны родственников. Один из них носит сан диакона и является душою недовольных. Этот малограмотный, но весьма злобный диакон выразил прежде всего протест свой тем, что забрал к себе все церковные вещи на дом, считая их личною собственностию своего рода, а потом при свидании со мною на предложенный ему вопрос о причинах непосещения им церкви отвечал, что от такого нарушения его прав, какое ему приходится теперь испытать, он не только не считает для себя возможным посещать сельскую свою церковь, но и православным-то быть затрудняется. Я просил епископа вразумить своего сродника и водворить порядок в церковной жизни Супургана. Мне было дано обещание умиротворить недовольных, но путь к умиротворению, как потом оказалось, был избран далеко не симпатичный. Абуна написал письмо к представителям супурганского прихода и, не говоря нам ни слова, поручил соседнему к Супургану священнику из селения Мушава собрать супурганских прихожан и прочитать им, в присутствии священника, епископское послание. К немалому смущению новопоставленного иерея и его паствы, они должны были выслушать выражения епископского неудовольствия на молодого пастыря за его немиролюбие и другие нравственные слабости (священник этот — лучший представитель сирийского духовенства). Меня в это время не было уже в Урмии, я находился в Тавризе, и очень был смущен, когда по возвращении домой выслушал от о. иеромонаха эту новость. Я нашел нужным сделать епископу представление о крайней неуместности подобной выходки. Во-первых, владыка хорошо знал, что тех пороков, в которых он обвинял супурганского священника, за обвиняемым на самом деле не водится, и епископу следовало бы поберечь свое достоинство и не заниматься разглашением бабьих басен. Во-вторых, священник этот был водворен в приход при особенном участии Православной Миссии и пользуется ее нарочитым попечением, что не составляет, конечно, тайны для его прихожан.

Прежде рукоположения во священники он два месяца провел при Миссии в сане диакона для обучения богослужению, по рукоположении был введен в приход о. иеромонахом 18 февраля сего года, причем о.иеромонах указывал на необходимость доброго послушания со стороны прихожан к своему пастырю. С тех пор неоднократно для сослужения священнику Иосифу командировался в Супурган по праздникам диакон от Миссии, и священник этот признан в такой степени надежным, что ему на Страстной неделе выдан даже антиминс (доверие, оказанное Миссией пока еще первому из всех сельских иереев). Что должны теперь думать супурганцы о Православной Миссии и ее положении при епископе, когда они выслушали епископское порицание пастырю, которого Миссия видимо выделяет перед всеми другими как достойнейшего? Обещал епископ, что ничего подобного вторично не случится, но сдержит ли он свое обещание, за то никак не поручишься. Обещал он мне давно уже не разрешать явно беззаконных браков и между тем дал недавно очень соблазнительное разрешение, соблазнительное тем более, что месяц тому назад он с решительностью утверждал полную невозможность этого брака. В селении Дигяла осенью прошлого года вернулся из России сириец N, писанный православным, и не пожелал принять к себе свою жену, которую несколько лет тому назад отбил от живого мужа. Обиженная женщина обратилась к защите епископа, тогда N передался к партии Ушаны-хана и оттуда получил разрешение на новый брак; он высватал уже себе и невесту, но так как она оказалась православною, то ей вовремя было освещено подобающим образом поведение ее нареченного, и брак не состоялся. Тогда этот многоженец изменяет тактику Он приносит епископу покаяние в своем отступничестве от Православия, дает подписку (кстати сказать, ничего не значащую) пребывать всегда верным сыном Церкви и представляет свидетелей, что в его отсутствие жена его вела себя нецеломудренно. Все эти формально-юридические манипуляции, по словам обиженной женщины, сопровождались и некоторым денежным приношением. Упоминаю об этой подробности только для полноты изложения, но сам я хотел бы верить епископскому утверждению, что такого приношения не было. Во всяком случае брак признан расторгнутым и N вступил в новое супружество в прошедшее Фомино воскресенье. Нам все эти подробности становятся известными, конечно, не через епископа, и к сожалению, в настоящем, например, случае пришлось иметь дело с совершившимся уже фактом, так что поправить дело оказалось невозможным. Я много беседовал по этому поводу с епископом, снова получил обещания, что в будущем мне не придется огорчаться подобными фактами, но с другой стороны вряд ли можно ожидать скорого уничтожения всех этих аномалий. Слишком глубоко въелось в народные привычки это легкомысленное отношение к брачным обязательствам. Надоели супруги друг другу, приглянулась другая женщина, и мотивы для развода налицо. У епископа же и духовенства не хватает нравственной силы и влияния настолько, чтобы противостать этой разнузданности в семейных отношениях. Спасая призрачную свою власть и влияние на паству, они вынуждены потакать этим дурным народным обычаям, но с другой стороны и собственное их нравственное чутье едва ли возвышается над общим уровнем нравственных понятий всего народа. Для них подчас представляется просто невосприемлемой наша точка зрения на дело. Делая иногда попытки быть послушными требованиям православной практики, они сейчас же падают духом перед угрозой просителей изменить христианству и принять ислам. Сколько бы ни разъясняли Вы, что прибегающий к подобным угрозам едва ли может считаться христианином, и что для формального только сбережения его в христианстве не следует освящать Христовым именем его чисто мусульманских склонностей:

Вас никогда не поймут, так как в деле играют главную роль мотивы совершенно из другой области. Переход в мусульманство одного из членов известной семьи дает ему, по государственным законам, исключительные права на родовое имущество, и он получает возможность пустить по миру всех своих родственников, оставшихся в христианстве. Вот почему оказывает такое устрашающее впечатление угроза чья бы то ни было перейти в ислам. Все родственники беззастенчивого просителя будут ходатайствовать о разрешении ему нового брака, лишь бы только отвратить от себя опасность возможного разорения. Поэтому не всегда можно в подобных делах слишком строго судить духовенство, но дурно во всяком случае то, что раз вынужденная уступка явилась дурным прецедентом и в конце концов создала определенную практику. Бороться с этой практикой необходимо, хотя бы и пришлось от того встретиться с возможностью весьма решительных удалении негодных членов Церкви. Но без указаний от Вас я не осмеливаюсь настаивать на применении здесь действующей в России практики о разводе. Я уже просил указаний Ваших относительно жен, покинутых мужьями, теперь позволяю себе и еще раз повторить ту же просьбу, так как случаев таких здесь слишком много, чтобы на них можно было не обращать внимания. Думая, что новое применение здесь нашей русской практики едва ли окажется возможным в скором времени. Может быть, полезно было бы сохранить пока существующую практику епископского решения бракоразводных дел, но подтвердить Мар-Ионану хотя бы письмом на его имя от Вашего Высокопреосвященства, что ни одно из таких решений не должно составляться без согласия начальника Православной Миссии. Тогда, быть может, удастся уберечь епископа от слишком снисходительного отношения к ищущим развода супругам.

С благословения Вашего совершал поездку в Тавриз, где провел Страстную седмицу и первые два дня Светлого праздника. При консульстве внутри двора имеется церковь, построенная отдельным зданием в 18б4 году во имя св.Тихона Задонского вместо прежде существовавшей с 1853 г. в одном из флигелей консульского (тогда еще посольского) дома церкви во имя св.Николая Чудотворца. Антиминс сохранен первоначально данный для церкви св.Николая Чудотворца, и освящен он в 1853 году Высокопреосвященнейшим Исидором, тогда Экзархом Грузии. Церковь очень небольшая, но обставленная весьма прилично и снабженная всем необходимым, даже печать для просфор имеется.

В прежние годы для служения в этой церкви вызывался священник из Александрополя через трехгодичные промежутки времени, и на это затрачивалось 550 с чем-то рублей. С учреждением в Урмии нашей Миссии, в один из первых годов ее существования, с этой целью посещал Тавриз архимандрит Феофилакт, ездивший туда даже вместе с епископом и со всем наличным составом Миссии. Но скоро отношения консульства к Миссии изменились, и поездки в Тавриз с богослужебно-совершительными целями больше не повторялись до нынешнего года. Между тем колония русская в Тавризе все возрастала понемногу, и в настоящий приезд туда мне пришлось исповедовать около 25 человек. В недалеком будущем число это учетверится, потому что в Тавризе сосредоточится управление вновь устрояющейся дороги от Джульфы на Казвин. С одною партией инженеров я уже познакомился в эту свою поездку и знаю от них, что многие из их среды осядут в Тавризе вместе со своими семьями. В большинстве все это люди православные, и оставлять их без внимания в религиозном отношении нельзя. Поэтому я с полным сочувствием встретил намерение г.консула ходатайствовать перед Министерством иностранных дел об ассигновании некоторой суммы, в дополнение к прежде затрачивавшейся на это дело, для ежегодного приглашения священнослужителей на Страстную седмицу и Пасху в консульскую церковь. При этом г.консул выразил пожелание, чтобы священнослужители являлись именно из Урмийской Миссии.

Так как для Миссии всегда полезно поддерживать близкие отношения с консульством, то это желание г.консула можно только приветствовать, и я обещал г.консулу со своей стороны доложить об этом Вашему Высокопреосвященству и испросить разрешения Вашего, или вернее, приказания — принять как непременную обязанность для себя попечение о религиозных нуждах русской православной колонии в Тавризе. Для того, чтобы путешествия в Тавриз не ложились бременем на денежные средства Миссии, мы условились с г.консулом, чтобы за каждую поездку из Урмии в Тавриз священника с диаконом уплачивалось 275 рублей русскими деньгами. Г.консул вносит эти деньги в Тавризское отделение Учетно-Ссудного банка Персии, уведомляет о том начальника Миссии и просит командировать священнослужителей. Никаких денежных предложений поручно командированным лицам не должно делаться; они только пользуются гостеприимством в консульстве. Я особенно настаиваю на таком именно порядке денежного расчета, чтобы предохранить служащих в Миссии от возникновения каких бы то ни было недоразумений друг с другом. Поездки в Тавриз должны оставаться для них таким же служебным делом, как и поездки по селам Урмии.

В настоящий раз я ездил в Тавриз в сопровождении диакона Тихонова и послушника Тулина на своих верховых лошадях, и потому от полученных 275 рублей осталась еще некоторая сумма за покрытием путевых издержек; но при другом способе путешествия (экипаж или наемные верховые лошади) денег этих должно хватать на дорогу.

Выехали мы из Урмии 25 марта после литургии. Прежде отъезда я отслужил молебствие на месте наших будущих построек, и 26-го числа там начали копать рвы для фундамента. Таким образом, с Божией помощью начали мы здесь свои строительные дела. О.Сергий очень устал, конечно, за время моего отсутствия управляться со всеми делами, но тем не менее управился вполне хорошо. Много хлопот потребовалось, чтобы устроить службу на Пасху во всех по возможности церквах по нашему чину. С особенным напряжением пришлось работать над печатанием Пасхальной службы; тем не менее она была готова к Лазаревой субботе и разослана по селениям с соответствующими наставлениями. Были, конечно, кое-где и курьезы с этим делом, но в общем все-таки устроилось все благополучно. Не имея еще красных чернил для типографии, мы всю уставную часть службы напечатали в полстроки, а песнопения во всю строку. При малой грамотности некоторых священников возможны были случаи, что во время службы пелись не только песнопения, но и уставные замечания; так по крайней мере готов был пользоваться данным ему текстом сам Мар-Ионан, несмотря на предварительные разъяснения, сделанные ему о.иеромонахом. Да, не очень грамотен в церковном отношении наш абуна, а Мар-Авраам и еще слабее. О. иеромонах устроил все-таки и того в Пасху к совместному с Мар-Ионаном служению литургии, чем доставил старцу самое полное удовлетворение, но сам за то должен был очень измучиться, водя за руку разом двух архиереев. Несмотря на неизбежные в этих случаях замешательства, служба церковная в Пасху в Урмии, по отзыву о.иеромонаха, произвела очень сильное впечатление своею торжественностью. Храм был полон народом, несмотря на необычное полунощное время богослужения.

Перед самым праздником не обошлось дело без некоторой неприятности. Давно уже отрекшийся от Православия бывший священник селения Джиниза, по имени Бадал, изгнал из джинизинской церкви присланного от Миссии для служения в последние дни Страстной седмицы и в Пасху священника Авдия. О.иеромонах обратился к серперасту за содействием и телеграфировал мне в Тавриз. Серпераст усмирил Бадала, а я по этому поводу имел честь представляться вместе с г.консулом наследнику персидского престола и теперь ожидаю прибытия сюда правительственного чиновника, который должен будет совместно со мною или с о. иеромонахом объехать все селения, опросить жителей о их вероисповедании и решить вопрос о том, кому принадлежат сельские церкви, прежде числившиеся за несторианами. Не знаю, удастся ли этим путем покончить с докучливым вопросом о церквах, или он еще долго не будет давать нам покоя, но во всяком случае это будет и некоторым действованием. Боюсь только чудовищной продажности персидских чиновников, способных за деньги сделать все, что угодно. Консул возлагает большие надежды на этого чиновника. Поживем, увидим.

С возвращением моим из Тавриза работы на миссийском месте можно считать начатыми вполне. Прежде всего сложили два больших сарая для материалов, теперь заканчиваем фундамент под ограду и окончательно приготовляем рвы для фундамента под дом. Кладку фундамента начнем после 1 мая, так как это срок для поставщиков камня. Когда выведем цоколь и произведем закладку здания, думаю послать об этом телеграмму Его Высокопревосходительству г.обер-прокурору с просьбой доложить о том Державной хозяйке нашего участка Государыне Императрице Марии Феодоровне. Если Вы найдете такую затею неуместной, то благоволите воспретить ее мне телеграммой. До 15 мая, думаю я, закладка не состоится. Немного тревожит меня молчание Хозяйственного управления о кредите. Может быть, там ждут представления смет и планов, но я не могу сейчас этого сделать, потому что снимать копии с тех чертежей, какие мне, с Божией помощью, удалось изготовить, совсем не имею возможности; а смету не могу посылать, потому что не сдал еще окончательно плотничных работ и совсем не сдавал малярных. Здесь ведь все мастера, но поверить им можно только в том случае, если они при нас сделают то, что сделать берутся. С поставкой материалов то же горе. Каменщики, подрядившиеся поставить камень для фундамента, не выполнят своего подряда. Хорошо еще, что мы вовремя обратились к содействию мусульман и те на своих маленьких осликах натащили камню весьма изрядное количество. В этом отношении мусульмане оказались исправнее здешних христиан. Впрочем, и среди них не обошлось без неприятностей. Подрядчик на поставку жженного кирпича вдруг отказался от принятых обязательств, так как базарная цена кирпича теперь на два рубля дороже, чем он сторговался с нами. Пришлось обратиться к содействию властей, и поставка началась. Вытребовать свое мы, конечно, вытребуем, но задержать нам работы он все-таки может. Очень волнует меня эта постройка. Помолитесь, Владыка, чтобы помог нам Господь совершить это дело. Если судит Бог довести его до конца и живы будем, то заранее прошу Вашего благословения отчет о работах и представление о дальнейших нуждах Миссии сделать в Петербурге лично, для чего надо будет дать мне отсюда отпуск месяца на три.

Прилагаемая фотография снята во время молебствия на месте работ 25 марта. Молебный столик поставлен как раз в центре будущего дома.

Позволяю также себе представить Вам один экземпляр Пасхальной службы, переведенный и отпечатанный при нашей Миссии, и 20 экземпляров Символа веры на сирийском древнем языке. В Петербургской семинарии и училище духовном есть ученики сирийцы; быть может, Вы найдете нужным раздать им эти экземпляры Символа веры. В настоящую пору в типографии набирается для печати переведенное на новосирийский язык Деяние Св.Синода о предстоящем открытии мощей преподобного отца Серафима. Деяние это напечатаем в значительном количестве экземпляров для раздачи народу по церквам.

Ждем теперь прибытия нового сотрудника — о.Серафима. Я писал уже о нем г.эриванскому губернатору и нахичеванскому уездному начальнику. Консул тоже сделал соответственные распоряжения своему агенту в Джульфе.

Бадалов еще здесь, но уволить его из Миссии все-таки будет необходимо, чтобы не нажить неприятностей.

Прося Архипастырского благословения Вашего себе и сотрудникам, честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник, архимандрит грешный Кирилл.

Приложение 4

Записка архимандрита Кирилла

По вопросу принадлежности Урмийский храмов Православной Духовной Миссии

Вопрос о передаче храмов Урмийского округа, а также всего церковного имущества от православных к несторианам мог возникнуть и выступить перед вниманием шахского правительства только в силу недоразумения, основывающегося на малой осведомленности Правительства Его Величества Шаха с историей воссоединения с Православной Церковью бывших несториан Урмийского округа и с положением в этом округе церковного дела в настоящее время.

Православная Русская Церковь нашла возможным послать свою Миссию в Урмию лишь после того, как убедилась в действительном желании всех проживающих в Урмии несториан воссоединиться с Православной Восточной Церковью. Убеждение это основывается на просьбе несториан, писанной как на сирийском, так и на официальном персидском языке, засвидетельствованной подписями епископа и сорока двух лиц, выступавших в качестве народных представителей, и таким образом ручавшихся за всю без исключения массу исповедовавших несторианство сирийцев.

Отправленная по силе этого прошения Миссия из священников Синадского и Алаверанова проверила на месте правдивость показаний, сделанных народными представителями в вышеупомянутом прошении. И само Духовное правление всей Урмийской епархии, при засвидетельствовании благодарности Св.Синоду за присылку священников Синадского и Алаверанова, нашло для себя возможным с полною категоричностью утверждать, что все без исключения урмийцы желают воссоединиться с Православной Церковью. Документы эти переданы в настоящее время из Святейшего Синода в Министерство иностранных дел для снятия копий; они подписаны, между прочим, теми людьми, которые возбуждают теперь вопрос перед персидским правительством о возвращении церквей тем несторианам, которые, по их же собственному утверждению, все без исключения выразили уже в свое время отказ от несторианства и пожелали стать православными, чего и удостоились по благодати Божией от Русской Церкви. Только на этой всеобщности желания несториан и основывалось учреждение в Урмии постоянной православной Миссии, которая пошла в Урмию не для обращения несториан в Православие, а лишь для научения православной вере уже принявших таковую прежде несторианствовавших урмийцев. Никакого вопроса о несторианских храмах и о праве владения ими не могло в то время возникать, т.к. при общем переходе несториан в Православие храмы несторианские само собою стали храмами православными, и в них начало отправляться богослужение теми же местными священниками, которые и прежде совершали там службу Божию. Время от времени храмы посещались начальником Миссии архимандритом Феофилактом; в них совершалась служба в его именно присутствии, а иногда и лично самим архимандритом, и это служило для всех видимым выражением всеобщего перехода несториан Урмийского округа в православную веру. Ни от кого не поступало тогда жалоб к персидскому правительству на такой порядок дела, хотя лица, вчиняющие теперь этот вопрос перед персидскими властями, находились тогда в Урмии налицо. Они молчали, несомненно, потому, что сами считали этот порядок естественным и законным. Иначе они не могли и смотреть. Один из них, ныне объявляющий себя несторианином, именно каша (священник) Ушана, состоял в то время Православным священником в самом городе Урмия. Он далеко еще до появления здесь Русской Православной Миссии уже принял Православие в Тифлисе (документы, касающиеся священника Ушаны, представлены в свое время в Св.Синод протоиереем Восторговым).

Другой из таких лиц, ныне главный ходатай об отобрании храмов от православных, есть не иной кто, как Хаким Ушана-хан, свидетельствовавший, в качестве председателя Духовного Урмийского правления, пред Св.Синодом собственною подписью о всеобщем переходе урмийских несториан в Православие.

Третий шамаша (диакон) Геваргиз был автором и переписчиком (по крайней мере персидского текста) того прошения, которое подано было Св.Синоду от имени всех несториан Урмийской епархии об их желании стать православными.

Сын его Давид, по прозванию Малек, слушал в это время лекции в Петербургской Духовной академии.

Из лиц, ныне приносящих жалобы на православных, якобы отобравших в свою пользу несторианские храмы, отсутствовали из Урмии только каша (священник) Гцвра из селения Пойтапа и каша Пира из села Вазирава. Возвратившись в Урмию из своего путешествия по Германии и уже принявшие там протестантство, каши Гцвра и Пира сейчас же заявили о своей непричастности к тому акту воссоединения несториан с Православной Церковью, который совершился в их отсутствие в 1898 году. Они сообразили возможность воспользоваться этим актом в целях приобретения молитвенного дома для протестантского исповедания, ставшего теперь для них своим. Объявивши себя несторианами, они потребовали предоставление в их пользование считавшихся уже православными как гюйтапинского, так и вазиравского храмов. Персидское правительство, не имеющее, конечно, побуждений разбирать вопросы вероучительного характера, а тем более вникать в отличительные особенности христианских сект, решило поднять вопрос по единственно доступной ему формальной справедливости и предписало передать гюйтапинскую и вазиравскую церкви священникам Гцвре и Пире, как последователям древнего исповедания назореев (так звали всех несториан в Персии). Тавризский Генеральный консул г.Петров, имевший возможность разъяснить тогда персидским властям, что под именем несториан воспользовались их покровительством совершенно чуждые древнему исповеданию протестантские проповедники, не пожелал исполнить этого своего долга перед Православной Церковью и Русской Православной Миссией, порекомендовавши последней совершенное по этому делу молчание из опасения возбудить против себя неудовольствие персидских вельмож. Отнятые от православных для передачи якобы несторианам церкви были сейчас же переделаны внутри по образцу протестантских молитвенных домов и в таком виде продолжают служить до сих пор нуждам сирийцев, принявших германский протестантизм.

Этот успех протестантов, под флагом несторианства отнявших от своих православных односельчан принадлежавший им храм, возбудил смелость и в некоторых других лицах, принявших уже Православие, но увидевших перед собою необходимость почему-либо отречься от этого общения. Так, каша Аблахат из села Ардишай, заявивший раньше о своей преданности Православию, решил от него отказаться потому только, что ему было указано начальником Православной Миссии на некую нравственную неловкость для православного священника иметь жену протестантку. Объявивши себя несторианином, он удержал в своем заведовании древний храм Ардишайского села.

Православная Миссия, побуждаемая постоянными консульскими внушениями к возможно меньшему о себе напоминанию пред персидскими властями, обошла этот, по существу дела, незаконный факт совершенным молчанием, утешившись тем обстоятельством, что в селении Ардишай остался еще храм, только что тогда отстроенный и по своим размерам вполне достаточный для православных ардишайцев. После того в продолжение почти трех лет вопроса о храмах Урмийской епархии не поднималось, и Православная Миссия числила только эти три храма находившимися вне ее владения и принадлежавшими, под знаменем несторианства, лицам неизвестного вероисповедания.

Но чем дальше шло время, тем естественнее было ожидать, что некоторые из вступивших в общение с Православной Церковью станут почему-либо тяготиться этим общением, что найдутся люди, которые прямо пожалеют о совершившемся акте воссоединения с Православием, так как воссоединение это не принесло им тех выгод, ради которых они хлопотали. Все они совершенно естественно должны были заявить возникшее у них недовольство Православием не иначе, как под знаменем и во имя древнего несторианства, потому что несторианство только и было известно правительству как действительная религия его христианских подданных. Так, каша Бадал из села Джиниса (?), оженившись вторым браком, вопреки канонам Православной Церкви, естественно не мог оставаться православным священником и потому объявил себя несторианином. По тем же причинам оказался среди несториан и бывший православный священник селения Нази престарелый Эйваз. Они оба пожелали признать храмы своих селений несторианскими, но ввиду жалобы прихожан этих храмов на незаконность притязаний этих бывших иереев, им было указано на такую незаконность самим серперастом урмийских христиан, и претенденты до времени умолкли. Но сочувствующими этим людям оказались некоторые из главных руководителей дела воссоединения несториан с Православной Русской Церковью. Все это были люди, преследовавшие не цели религиозной правды, а виды корысти и расчета, узко-националистической политики. Убедившись за пятилетний период существования Православной Миссии, что она не преследует никаких целей, кроме чисто духовных, Ушана-хан, шамаша Геваркул, сын его Давид Малек и некоторые другие должны были выступить на борьбу с Православной Миссией с тем большей энергией, чем меньше оправдало их надежды русское Православие. Для успеха дела им прежде всего казалось необходимым отнять от совершившегося в 1898 году воссоединения несториан с Православной Церковью значение общенародного дела и признания несторианства существующим еще в пределах Урмийского округа, и потому, вопреки прежним своим официальным заявлениям в Российский Св.Синод, они стали утверждать, что несторианство по-прежнему остается в Урмии. Заявление это вызвало недоумение даже среди инославных миссионеров. Чтобы симулировать существование несторианства, смутьяны озаботились расплодить в Урмии как можно большее число несторианствующего духовенства, записавши в его ряды протестантов Гцвру, Пиру, Аблахата, двоеженцев Бадала и Эйваза, подкупивши потом снова раскаявшихся православных кашей Юханну из Диза-Такя и Гавриила из Мар-Саргиза, они деятельно занялись поставлением по несторианскому чину новых священников и диаконов, вербуя их из числа лиц хотя бы и православных, но почему-либо своим православным состоянием недовольных. Первым из таких ставленников оказался родной брат проживающего в Петербурге сирийского православного архимандрита Илии. Считая род свой обиженным тем обстоятельством, что Православная Русская Церковь признала Мар-Ионана епископом Урмийским якобы в нарушение прямых прав архимандрита Илии, этот недовольный Православной Церковью и вероломный сын принял поставление во священники от одного из Курдистанских несторианских епископов Мар-Юханны. Так как после этого поставления он был признан в качестве священника жителями своего родного селения Армудагач, то Православная Миссия стала считать и церковь этого села не подлежащею ее попечениям, и прекратила в Армудагач свои поездки, хотя прежде все село это числилось православным. Вслед за этим случаем, в котором видно все-таки участие народной воли, начинается появление новых несторианских священников уже без всякого участия со стороны народа, а лишь исключительно по проискам только нескольких вышеупомянутых интригующих против Православия лиц.

Ушана-хан со своими клевретами в этих видах воспользовались беглым из Турецких пределов и состоящим на жаловании у англиканской Миссии несторианским епископом Мар-Данхой. В квартире Ушаны-хана этот епископ, как истый вор, из-под полы торгующий благодатию, поставил первоначально священника и диакона для православной церкви в селении Караджалу. Пользуясь поддержкой сельского помещика-татарина, эти священнослужители предъявили было права на владение караджалинским православным храмом, но, слава Богу, не успели в таких своих покушениях. Через неделю после того, забравшись в православную церковь селения Алвач, Мар-Дынха совершил там хиротонию в несторианского диакона над некиим Рувимом (родной брат повара и доверенного человека мистера Парри), который в свое время был писан в число православных жителей селения Дигяла. Такой дерзкий набег на православный храм был рассчитан, конечно, на то, что Православная Миссия поднимет шум и через то сама заявит перед персидскими властями о существовании в Урмии не только несториан, но и несторианского духовенства, даже с епископом во главе. Но Миссия от шума этого воздержалась, ограничившись только передачей церковных ключей в Алваче более надежному сторожу. Последними ставленниками того же епископа Мар-Дынхи явились в самое недавнее уже время два сына умершего православного священника в селении Супурган, родные племянники епископа Мар-Ионана. Оба они были православными, старший из них, по имени Симон, носил уже сан православного диакона, удостоившись хиротонии от дяди своего Мар-Ионана. В качестве православного диакона он не один раз побывал в России, откуда вынес достаточное количество церковных облачений, утвари, а также денег. Обиженный теперь тем, что к церкви Супургана, где священствовал много лет его отец, поставлен новый священник, образованный, но не родной ему Иосиф, этот полуграмотный диакон Симон счел не противным совести искать священнической хиротонии от несторианского епископа Мар-Дынхи, и не только получил эту хиротонию, но склонил и меньшего своего брата к принятию от того же епископа посвящения в диаконы. Нося теперь сан священника и имея диакона в лице своего брата, этот Симон, обиженный в своих непотических правах, рассчитывает под знаменем несторианства восстановить свою якобы поруганную честь и при помощи Ушаны-хана отобрать от супурганского священника Иосифа и от его православной паствы супурганскую церковь Мар-Геваргиза.

Таков контингент лиц, ради которых Правительство Его Величества шаха издало теперь указ об отобрании церквей у православных и о передаче их несторианам. Видимо, что в настоящем случае шахское правительство, озабочиваясь интересами и благом своих подданных, дозволило обмануть себя небольшой кучке интриганов в прямое нарушение прав и действительного благополучия его подданных. А запрещая кому бы то ни было вмешиваться в их духовные дела, тем самым ставит себя в невозможность даже узнать когда-нибудь правду. И если такое положение вполне удовлетворяет Правительство Его Величества шаха, то едва ли возникающее отсюда весьма плачевное положение православных сирийцев может удовлетворить Православную Россию, Церковь которой приняла этих сирийцев в общение с собою и под свое покровительство не без ведома, конечно, Его Величества шаха.

Шах должен непременно узнать, что Православная Русская Миссия не претендует ни на какие несторианские храмы, т.к. их не существует в Урмии; но просит от персидского правительства только того, чтобы храмы, считавшиеся с 1898 года православными и освящены совершением в них православного богослужения, не были осквернены в угоду незначительной кучке беспринципных людей, не гнушающихся никакими средствами для достижения самых низменных целей. В приказе шаха передать им все храмы слышится чей-то сторонний голос, уже заранее и злорадно хохочущий над готовящимся поруганием Русской Православной Церкви. Православие для шаха, конечно, безразлично, но имя России должно для него иметь значение, а Россия, Церковь которой в данном случае заинтересована, не может быть равнодушной к данному делу. Между этими всеми храмами, передаваемыми указом шахским несуществующим несторианам, имеются уже храмы нашей русской православной постройки. Таков храм в селении Ада, построенный на русские средства и освященный по православному чину 15 июля текущего года; таков храм в селении Чечакьлуви, тоже сооруженный на русские средства только что минувшим летом и, вероятно, теперь уже освященный или во всяком случае близкий к освящению; таков, конечно, и даже прежде других, храм во имя св.Николая Чудотворца, построенный в самом гор.Урмия над церковью Мар-Мариам. Неужели же и эти храмы можно считать передаваемыми несторианам? Также, как и Мар-Мариам, освящены совершением православного богослужения в продолжение уже пятилетнего периода времени и другие церкви Урмийской области. Настоящий состав Миссии за последние полтора года своей работы в Урмии постоянно совершал поездки по церквам и епархии с богослужебно-совершительными целями. Никто и никогда из сельских жителей не заявил явившемуся в храм миссионеру для совершения богослужения, что тот пожаловал в неправославную церковь. Во время совершения литургии всегда находилось достаточное количество причащающихся Св.Тайн, и жители села приносили к миссионерам крестить новорожденных детей, свидетельствуя тем о своей полной принадлежности к Православию. При Миссии имеется книга, в которой ведется запись о посещении сельских церквей, и по этой записи можно видеть, что самими членами Православной Миссии Божественная литургия совершалась в церквах следующих селений: Диза, Чарбаш, Алвач, Ангар, Гюльпашан, Дигяла, Тарманьи, Ирьява, Чечакьлуви, Ковси, Джиниза, Зумалан, Нази, Балав, Кизил-Ашик, Ики-Агач, Караджалу Чамаки, Абаджалу, Ширабат, Ада, Енгиджа, Мушава, Абдула-кенды, Супурган, Гявилян, Джамалава, Шамаша-джиан, Дизя-Такя, Акай, Куртапа, Такя и Ардишай. Не были совершены службы только в церквах сел Ярмурагалуви, Барбары и Мар-Саргиз. В первых двух потому, что жители их имели полную возможность присутствовать при совершении литургии в близлежащих селах: ярмурагалувцы в Чамаках, а барбарийцы в Дизя-Такя. А церковь Мар-Саргиза была посещена, но не с богослужебными целями, лишь потому, что в православном священнике Гаврииле было замечено некоторое шатание от представителей одного исповедания к другим. Почему на эти церкви православные урмийцы имеют менее прав, чем на Мар-Мариам, этого понять невозможно.

[Г.посланник, находящий возможным отстаивать мар-мариамскую церковь, должен не менее решительно защищать и все выше перечисленные. На нем лежит нравственный и служебный долг] (эти резкие слова архим.Кирилла, в приводимом тексте взятые в скобки, были из окончательного варианта записки, поступившей в МИД, вычеркнуты и заменены на более нейтральное начало предложения, приводимое в настоящей публикации курсивом). Представляется всем желательным показать персидскому правительству незаконность отобрания церквей в Гюйтапа и Вазирава и исхлопотать для Миссии или, что то же, для православных сирийцев право свободного приобретения земельных участков для построения, где потребуется, новых церквей, а также права свободного ремонта и переустройства старых. Отобрать же теперь все эти церкви и передать их кучке совершенно индифферентных к религиозным вопросам людей — значит без всякой вины со стороны православных прекратить их православное богослужение и просто запереть и оставить в бездействии храмы, оглашающиеся ныне православным пением.

Указание шаха на необходимость православным построить собственные храмы с его шахского разрешения есть как бы иносказательное откровение о том, чего ждать в данном случае православным. Вопрос о построении собственного храма для православных был уже поднимаем настоящим составом Миссии. Дело касалось села Гюйтапа, в котором храм был три года тому назад отобран от православных и передан протестантствующему каше Гцвре. Миссия ходатайствовала пред местным губернатором Саларом (он же владелец села Гюйтапа) о предоставлении ей права купить в селении небольшой клочок земли от желающего продать этот клочок сирийца для построения там православной церкви. Несмотря на уверение губернатора в его совершенной готовности исполнить просьбу Миссии, разрешения на покупку земли дано все-таки не было, и по уверению Салара вследствие запрещения, сделанного непосредственно из Тегерана. Можно опасаться, что в таком именно смысле будут оканчиваться и все просьбы о разрешении к постройке храмов для православных. Православным могут указывать на необходимость построить свои храмы заново и даже дадут разрешение на такое строительство, но не разрешат приобрести необходимого для постройки клочка земли.

Церкви решено передать несторианам со всем церковным имуществом; но если в храмах Урмийской епархии имеется какая-либо утварь, то она принадлежит вся целиком Православной Миссии, которая в настоящем только году на приобретение утвари для сирийских церквей и на поддержание в них возможности богослужения затратила больше 1000 рублей. Благотворить в продолжение пяти лет в чужих храмах едва ли бы могла Православная Миссия, и шахское правительство должно увидеть, что возникновение вопроса о церквах после пятилетнего существования Миссии можно объяснить только наличностью интриги, а не действительным незаконным будто бы владением церквами со стороны православных.

Начальник Урмийской Духовной Православной Миссии
архимандрит Кирилл

Приложение 5

Избранные слова и проповеди святителя Кирилла (Смирнова)

Слово на Сретение Господне, сказанное за всенощным бдением в Тамбовском Казанском монастыре1

Ветхий деньми, Иже закон древле в Синаи дав Моисею, днесь Младенец видится,
и по закону яко закона Творец, закон исполняя, во храм приносится и старцу дается.
(Стихира на литии)

Эти слова церковной песни мы слышали уже за сегодняшним богослужением, и если станем прислушиваться со вниманием и к последующим песнопениям, какими прославляется празднуемое событие, то услышим, как Церковь с особенным восторгом размышляет над тем послушанием Закону, какое явил Господь наш Иисус Христос в Своей жизни. Будучи Законодателем, Он первый же является и исполнителем Закона. Сорокадневным Младенцем Он Материю приносится в Церковь Законную, двенадцатилетним Отроком, во исполнение закона же, путешествует во Иерусалим и там во храме поучает Закону, беседуя с законоучителями и старцами. Выступивши на общественное служение роду человеческому, Он во уши всех вещает, что пришёл не разорить Закон, а исполнить, и что йота едина или едина черта не прейдёт от Закона, дондеже вся будут (см.: Мф. 5:17,18). При разрешении вопросов нравственной деятельности Он всегда отсылал совопросников Своих к Закону: В Законе что писано есть? Како чтеши? (Лк. 10:26). И Сам с такою для всех бесспорностию был исполнителем заповедей Закона, что мог смело говорить врагам Своим: Кто от вас обличает Мя о гресе (Ин. 8:4б).

Эта всегдашняя законопослушливость Христа Спасителя служит очевиднейшим свидетельством, что Господь хотел внушить и всем последователям Своим сознание необходимости жить в неизменном послушании Закону: Аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди (Мф. 19:17). Но чтоб соблюдать заповеди, их надо прежде всего знать. И Церковь, сплетая сегодня в своих песнопениях венец хвалы законопослушливости Господа нашего Иисуса Христа, тем самым без слов проповедует чадам своим: познавайте Закон, исполняйте Закон, как исполнял его и Сам Законодавец наш Господь.

Где же учиться Закону?.. Есть, братие, всем доступное училище — это Святая Церковь Христова. Здесь и в песнопениях богослужебных, и в чтении слова Божия, и в устном слове пастырей немолчно преподаётся Закон Божий во ушию всем желающим. Но к сожалению, занятые своими житейскими делами, мы можем пользоваться этими уроками только в дни свободы от трудов, в дни праздников, и то все ли и всегда ли? Необходимы, значит, другие способы закононаучения, и прежде всего — чтение слова Божия дома. Отцы и старшие в семье! Не пренебрегайте этим долгом самим научиться и детей научать Закону Господню. Измлада священная писания умееши, могущая тя умудрити во спасение (2 Тим. 3:15), — говорил святой апостол Павел ученику своему Тимофею. Должны и наши дети измлада же приобретать эти знания. Могущественным средством к такому приобретению является, конечно, школа. В ней научение Закону Божию должно стоять на первом месте.

Но тут мы подходим к одному из больных вопросов нашей современности, к вопросу о том, какою должна быть наша школа. Есть школы, в которых научение Закону Божественному, заповедям Христовым ставится на первом месте, — вы догадываетесь, что я говорю о школе церковной. И как горестно, что школа эта не всеми признаётся в её настоящем достоинстве! Многие относятся к ней с нескрываемою враждою, ставят ей в вину то, будто слишком мало готовит она своих учеников к предстоящей жизни, будто она совершенно не сообщает им познания законов, так что по выходе из школы ученики-де не знают ни прав своих, ни обязанностей. Я был бы несказанно счастлив, если б среди моей паствы не было места этому печальному недоразумению. В самом деле, разве законы, определяющие права и обязанности граждан, издаются поставленною Богом властию вопреки Закону Христову? Как же может случиться, что человек, хорошо наученный Закону Христову, окажется невеждой по отношению к своим обязанностям чисто житейским? Чего-то другого ищут люди, опорочивающие воспитательную деятельность Церкви и достоинство её школы. Они хотят такого знания Закона, при котором ученик умел бы всякое дело обделать в свою пользу на законном основании, умел бы так обращаться с Законом, чтоб им можно было подменить сострадание, и стыд, и всю христианскую нравственность, словом — хотят такого научения Закону, о котором народ наш сказал уже крылатое, но горькое слово: «Где закон, там и обида». Но да не будет это научение, братие, для нас желанным научением. Пусть каждый из нас всею душой прилепляется к Закону Христову, всячески постигает его и в послушании ему, при его свете постигает и исполняет всякий закон, созидая тем своё и ближних спасение.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 7. С.239-242)

Слово при освящении нового семинарского храма2

Юноша! Тебе говорю, востани!
(Лк. 7:14).

В настоящую минуту, в день, когда совершилось освящение этого храма, когда впервые принесена была Бескровная Жертва Христова на только что освящённом престоле, настроение наше может подниматься и возвышаться до того великого воодушевления, которое овладевало апостолами в те священные минуты, когда Господь Воскресший, но ещё не Вознесшийся, являлся им и говорил: «Мир вам». Это преподание мира Воскресшим Христом Спасителем было так действенно для апостолов, что они смело, безбоязненно пошли в мир весь с проповедью мира всей твари; это преподание мира слышится и теперь, в нынешний день, в нынешнем воскресном евангельском чтении.

Не случайно, уверяю вас, не случайно день освящения этого храма упал именно на то воскресенье, евангельское чтение которого повествует нам о воскрешении сына наинской вдовы. Хотели мы освятить церковь гораздо ранее даже приезда вашего, но Бог судил совершиться этому святому делу только сегодня.

Вдумайтесь, юноши, в нынешнее евангельское чтение. Несут погребать единственного сына наинской вдовы. Целые толпы народа, друзей и родных вдовы следовали за гробом, и никто не мог помочь вдове, никто не мог облегчить её тяжёлое положение. И вот подходит Христос, воскрешает мертвеца и даёт его матери. Не ясно ли, что Христос воскрешает с тем, чтобы облегчить положение несчастной матери, утешить, успокоить её? Не определяется ли отсюда и тот путь, по которому должны идти мы, последователи Христа? Не ясно ли отсюда, что наше назначение прежде всего заключается в том, чтобы стремиться и насаждать всюду утешение и умиротворение. И прежде всего мы должны утешить родителей своих.

Несомненно, что для родителей наших, на скудные, тощие зёрнышки которых вы получаете своё образование, существует только одна мечта — видеть вас у престола Божия. Самое искреннее их желание заключается в том, чтобы сын осуществил и продолжил то, что не успели, или не смогли, сделать они сами.

Я не раз видел, как старый сельский иерей со светлой радостью в очах рассказывал мне о том, что у него уже двое-трое сыновей служат пред престолом Всевышнего; я видел и горькие слёзы, когда убитый горем отец говорил мне о заблудших детях своих.

Не думайте, что я говорю это с тем, чтобы все вы шли в духовные. О, нет, я далёк от этой мысли. Я хочу только видеть вас исполнителями слова Божия, независимо от вашего будущего общественного положения. Я видел многих, вышедших из духовного сословия и с успехом, с пользой для себя служащих и на других, светских поприщах.

Но иногда бывает так, что человек, вышедши из духовного сословия, начинает стыдиться своего происхождения и своего семинарского образования. Если у вас, юноши, явится такой соблазн, то вспомните слова Спасителя: «Юноша, тебе говорю, востани», — встаньте бодро и с сознанием своего достоинства носите своё звание и не стыдитесь его.

Бывают и другие случаи, когда этот голос Христа Спасителя может быть особенно спасителен для вас. Может быть, чувство ропота, недовольства закрадётся в душу вашу, быть может, окружающая вас среда поведёт вас не туда, куда нужно, — вспомните слова Спасителя: «Юноша, тебе говорю, востани».

Пусть всегда, когда какое-нибудь стороннее веяние потянет вас в другую сторону, вспоминается вам призыв Спасителя: «Юноша, тебе говорю, востани», — призыв, который вы слышали в день освящения этого храма, в первый день принесения в нём Бескровной Жертвы. Будьте же стойки и тверды, и тогда благословение Господне на вас, Того благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков.

Слово во 2-ю Неделю Великого Поста, сказанное в Казанском м-ре3

Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: Чадо! Прощаются тебе грехи твои.
(Мк. 2:5)

При жизни Господа Иисуса Христа, где бы Он ни появлялся, Его сейчас же обступала толпа до такой степени тесная, что оказавшемуся позади её не было уже возможности подойти ко Христу. Помните, например, как Закхей должен был взбираться на смоковницу, чтобы хотя оттуда увидеть Господа Иисуса Христа, ибо пробиться сквозь толпу поближе к Господу не было для него возможности; или помните, как апостолы, при исцелении Христом кровоточивой женщины свидетельствовали Учителю своему: Наставник! народ окружает Тебя и теснит (Лк. 8:45)? Вот и в прочитанном ныне для назидания нашего повествовании святого евангелиста Марка слышим мы, что лишь только пришёл Христос в Капернаум, и слышно стало, что Он в доме, тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места (Мк. 2:1-2). А между тем приближается ещё небольшая кучка людей, которым надо видеть Господа и притом пройти к Нему не поодиночке, а непременно всем вместе, так как у них на плечах ноша: несут они расслабленного в чаянии для него милости от Господа, целящего всякий недуг. Но пройти невозможно. И вот, с настойчивостью и живостью, не смущаясь неудачей, эти четверо друзей расслабленного раскрывают крышу дома и опускают свою ношу к ногам Господа Христа. И Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: Чадо! Прощаются тебе грехи твои.

И тут вдруг обнаруживается, что среди окружающей Господа толпы далеко не все сошлись по любви к Нему и в чаянии наставления. Было довольное число просто любопытных и даже руководившихся в своём любопытстве злым намерением так или иначе опорочить Спасителя нашего. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: Что Он так богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?.. Правда, они тут же получили должный урок. Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: Для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? Сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? Или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: Тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой (см.: Мк. 2:6-11).

И чудо великое совершилось: расслабленный встал и, взяв постель, вышел пред всеми!.. И совершилось это чудо благодаря горячей вере не самого только расслабленного, но и тех четверых друзей, которые нашли для него дорогу ко Господу: Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: Чадо! Прощаются тебе грехи твои.

Вдумаемся, братие, несколько в подробности этого повествования. Совершив исцеление расслабленного, Господь показал, что как сам больной, так и друзья его достойны были оказанной им милости. Но смотрите, каких трудов стоило им пробраться ко Господу: толпа любопытствующих загораживала собою дорогу к Нему. Нужно было найти путь через толпу, подняться над нею, так сказать — перескочить через неё. И эти четверо верующих нашли такой путь: они раскопали крышу и оказались около Господа.

Переносясь от тех времён к нашим, не видим ли мы, что Господь и ныне также всегда окружён множеством народа. Вы, может быть, недоумеваете и хотите спросить меня: «Где я видел это?» — А вот здесь, в храме!..

Разве не ко Господу собрались мы сюда? Не для того разве, чтобы слышать Его Божественное учение, в Евангелии заключенное, и утешиться близостию к Нему Самому, присутствующему здесь Своим Телом и Кровию в тайне Евхаристии?

Конечно, это так. Но, братие, нужно нам проверить самих себя, действительно ли ради Господа пришли мы и с Господом ли оставались здесь всё время? — К сожалению, и среди нас нередки случаи, что влечёмся мы сюда не усердием душевным, а тоже любопытством своего рода. Чего только не рассмотрит подчас на своих ближних стоящий в храме лицом к лицу со своим Господом? Какие только мысли и желания не толпятся подчас в душе нашей как раз в те минуты, когда слух наш оглашается словами Евангелия или умилительными звуками церковных песнопений? Встрепенётся на минуту человек, воздохнёт ко Господу, но видит, что эта суета житейская воздвигла как бы стену крепкую, мешающую подойти ко Господу, прикоснуться к Нему. Если не расшибить эту стену усилиями воли, если не прокопать со всякою поспешностию этот образующийся над душою покров теплохладности и равнодушия, то полное расслабление души сделается почти неизбежным. Собственными усилиями она едва ли уже тогда станет на ноги. Но благодарение Господу, Он не утаил от нас способов борьбы с этим расслаблением. Как расслабленный восстал со одра своего благодаря участливой вере друзей своих, так и мы в обуревании души нашей расслабляющей её суетой будем прибегать к другим людям, прося их молитвенной помощи и заступления, и, молясь друг за друга как чада единой Матери-Церкви, общими усилиями разрушим всякую стену, созданную из лености нашей и всех дурных свойств нашей души, и отделяющую нас от живого общения с Господом Спасителем нашим: Молитеся друг за друга, яко да исцелеете (Иак. 5:16).

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 12. С.429-432)

В Тамбовской Духовной семинарии на благодарственном молебне перед роспуском на летние каникулы пяти первых классов

Я приехал сейчас сюда, чтобы поздравить вас с окончанием настоящего учебного года. Радуюсь, потому что вы рады. Но, вместе с тем, не скрою и своей некоторой тревоги за вас: вам предстоят громадные каникулы, и вы разом на долгое время очутитесь вне учебной жизни, вне училищной обстановки, с которой, вероятно, так сроднились. Конечно, — напряжённой, особенно напряжённой работой в этот короткий год, в частности — за последнее полугодие, вы заслужили этот отдых. Но такой длинный, в полгода, отдых, полная свобода, сознайтесь, может дурно отразиться на многих, может испарить, отнять у вас много знаний, приобретенных, может быть, годами и потом. Ввиду этого прошу вас всех: старайтесь сами подчинять себя порядкам, образу жизни наподобие училищного, сдерживайте самих себя своею волею, без нашего руководительства и опеки. Вам будут даны работы на лето. Их надо будет исполнить. Постарайтесь поработать по своей воле, от своего хотения, без принуждения, с возможно большею плодотворностию. Работайте, — если и не так усиленно, нервно и спешно, как здесь, но понемногу с любовью и каждый день. Ничего, кроме спасибо, не скажете после за это и себе, и посоветовавшим вам доброе дело. Сами, я думаю, вы понимаете это, сами знаете, сами в душе уверены в пользе труда, работы, деятельности, так что не стоит особенно напоминать об этом.

Но вот главное, о чём хотел я поговорить с вами, вот, что сообщить вам. По установленным в военных училищах правилам, обучающиеся там числятся на действительной службе прямо с момента определения на учение. Как хотелось бы, чтобы такие порядки были распространены как нельзя более на наше сословие, на наши духовные заведения.

Убедитесь, что вы вступаете на высокое Христово служение не тогда только, когда поступаете в семинарии, но рано, рано — с самых малых лет. Убедившись в этой мысли, подумайте, что вы являетесь с детства ещё, с юношества — зиждителями судеб целого своего сословия, сословия служителей Церкви; вы определяете отношения к нему людей, покрываете его честью или бесчестием; от вас зависит удача или неудача служения пастырей, от вас зависит — будут ли слушать нас пасомые или уклоняться от наших поучений. Мне хотелось бы, чтобы вы смотрели на себя не как на автоматов, только отправляющих те или иные предписания и приказания, ученические обязанности, но как на людей, членов, преемников своего сословия, в частности. Памятуйте, памятуйте об этом, памятуйте об этом день и ночь.

Общеизвестна пословица, что «по отцу у нас и сыну честь», по отцу определяют и детей, сыновей. Но вполне ведь возможно и обратное заключение, вполне возможно, что и об отце вдруг станут судить по сыну, по детям, что — как слава отца поднимает в глазах людей и сына, так и слава и дела сына для пасомых являются свидетельством о достоинстве, совершенстве отца.

Чтобы доказать, как сильна связь, как нужна связь между деятельностью предков и потомков в нашем сословии, как дела одних возвышают или унижают не только их самих, но всё их сословие, как поступки отца могут рекомендовать с хорошей или дурной стороны сына, а поступки сына свидетельствовать об отце, приведу вам факт из моей жизни. Приходит недавно ко мне один сельский староста, простой, из крестьян: «Вы, — говорит, — поберегите местечко-то в нашем селе для сына батюшки нашего. Больно уж он добр был, хорош батюшка-то, до сынка-то уже подождите. Он, надо быть, такой же будет у нас».

Вот факт, подтверждающий мысль мою, что и родители детей и дети родителей могут поступками своими или уронить, обесчестить, поставить в тяжёлое положение или же поднять, поддержать, возвысить, ободрить, что плодотворная деятельность отца так помогла сыну, расчистила ему дорогу.

Держите же себя в руках, непрестанно памятуйте об этом, рассчитывайте каждый шаг свой, каждое слово, каждый поступок. Овладевайте собою, когда чувствуете, что слабеет, разжигается воля ваша. Будьте действительно в жизни примерами, образцами, настоящими образцами, чтобы, глядя на вас, и другие старались подражать вам, слушать вас, почитать вас, ваших отцов, дядей, братьев, всё духовное сословие.

Избави Бог, если доведёте вы до того, что отцам вашим, несущим в мир высокое христианское учение, заметят со стороны: «Пойдите, детей своих сначала научите. А потом нас наставляйте!» Вообразите себе весь трагизм положения пастыря, которому приведётся слышать подобные слова. Жизнью, делами своими доказывайте, что можно, что должно вашим отцам учить народ. Ужасно, тяжело, гнетуще тяжело будет состояние, душевная мука пастыря во время службы в радостные великие праздники — когда и старый и малый спешат в храм, спешат под колокольный звон, помолиться от души — если, вглядываясь в теснящиеся толпы, не заметит он своих детей, если услышит намеки на это. Ваша прямая обязанность — не только посещать все богослужения, ваша обязанность не исполнять только вяло, механически, апатично предписания, со скукой простаивая службы; вам нужно помогать отцам, принимать живейшее участие в молебствиях, участие энергическое, душевное, свободно-сознательное. Читайте, пойте во время богослужений. Говорите, кто может, кто желает, поучения — это было бы большою утехою для меня, отрадою. Даю на то полное своё согласие и благословение; говорите — если не своё, так печатное, хорошее, полезное, интересное.

Может, с кем-нибудь из вас летом мне или викарию придётся увидеться. Говорю прямо: если есть в каком селе семинарист — я считаю его первым там посетителем моих служб, первым помощником, участником в них. Мне очень будет прискорбно увидеть семинариста, замешавшимся где-либо среди толпы, или узнать, что он совершенно отсутствует, избегает богослужений. Я ли, викарий ли посетим села ваши, вы, повторяю, должны быть там первыми помощниками мне или викарию, первыми лицами встречающими, знакомящими меня или его с местностями вашими. У нас одно общее дело, одна служба, высокая служба. Примемся же за неё со всею душою, со всеми силами, со всеми стараниями. Пора действительно нам послужить, поработать для народа, для пользы народной души, для плодотворности всего вообще пастырского дела на Руси.

Ещё одно последнее моё слово. Не все, должно, будут жить из вас летом у отцов. Многим, вероятно, придётся выехать в чужую сторону. Не забывайте, — вместе с собою, со своим поведением, поступками, вместе со своей честью вы повсюду, куда ни отправитесь, несёте честь учебного заведения, в котором учитесь, честь своих родителей, честь своих родственников. Это важное дело. По одному из вас составляют мнение обо всех, обо всей семинарии, обо всем нашем сословии. Довольно. Уж очень много грязи, упрёков, насмешек проливали до сего времени на семинарии. Имя семинариста за последние дни сделалось у нас синонимом недоучки, невежества, тупости, необразованности. Довольно этого. Пора нам самим беспристрастно оценить, раскритиковать себя и показать людям, что мы действительно из себя представляем. Докажите обществу, что во многом глубоко оно заблуждается относительно нас. И не думайте, что это можно будет доказать только галантным обращением, развязным поведением на весёлых собраниях, дорогими выгнутыми штиблетами. Нет. Не причудливые расцвеченные фуражки убедят общество, заставят переменить мнение о нас, ни тем более вид семинариста, расхаживающего с папироской. Кстати. Я знаю, что многие из вас грешат этой слабостью к табаку. Знаю, что если я скажу вам: не курите, — вы не послушаете меня. После сами убедитесь, как это неприлично, как это нехорошо, как это не подобает человеку.

Так, не внешними формами, не курением убедите вы общество, расположите его к себе, но своею жизнью, своими делами, своими словами, регулированием своих занятий образа жизни без нашего надсмотра и руководства. Мне очень и очень будет прискорбно, если услышу я что-либо неодобрительное от кого-либо о поведении своих семинаристов во время лета. Прошу же вас, не доводите до этого, старайтесь наоборот снискать расположение, любовь и одобрение ваших поступков от посторонних, от окружающих. Только за тем, в кого веруют, жизни кого удивляются, словами и делами кого убеждаются, за тем следуют, того слушают, того советы принимают, того советам следуют, того наставления исполняют. Не забывайте же этого.

Записал воспитанник семинарии Данилов Тихон.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 17-18. С.617-622)

Слово Епископа Тамбовского и Шацкого Кирилла, сказанное под Вербное воскресенье4

Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядый во имя Господне! Осанна в вышних!
(Мф. 21:9)

Этот клич народного приветствия раздавался у врат града Иерусалима и по стогнам иерусалимским в то самое время, когда книжники и фарисеи решили участь ненавистного им Учителя Галилейского, а нашего Господа Иисуса Христа. Они отдали уже приказ, чтобы всякий, кто узнает, где Христос находится, объявил им — и они схватят Его, чтобы предать смерти. Несмотря, однако, на это, Христос Господь идёт в Иерусалим как в Свой стольный город. Народ встречает Его пением «осанна»! — и никто не смеет прикоснуться к Нему.

Не свидетельствует ли это с очевидностью, что дело спасения нашего, страданиями Господа совершенное, осуществлено Спасителем не в зависимости от каких бы то ни было решений книжников и фарисеев, а как совершенно свободное изъявление Его благой воли, избравшей и час и день, какой Он Сам находил для сего благовременным и необходимым?

С другой стороны, этот восторг народный, таким пышным и светлым облаком окруживший Христа и заслонивший собою всю ненависть и злобу книжников и фарисеев, не свидетельствовал ли с ясностью, что несмотря на бездну падения, в которую погрузился человек, всё-таки в глубине души его осталось довольно ещё благородства и благоподобия, чтобы при виде истинного величия со всею восторженною искренностью воззвать: «Осанна!» Посему настоящий праздник есть и навсегда останется праздником торжества лучших сил и благороднейших движений души человеческой и всегда будет для нас источником светлой радости. Недаром мы и встречаем его с возжженными свечами.

И Господь, благоволивший вызвать пред самими Своими страданиями весь этот восторг оказанной Ему народом встречи, тем как бы без слов вещал в отдаленнейшие глубины времён, что ведает Он достоинства души человеческой и с любовию готов вручить ей все блага искупления, которые идёт приобрести путём Креста и погребения. Принимая эти приветствия, Господь как бы говорил: «Пусть люд, ликующий около Меня, сам видит теперь, что есть в нём силы сбросить с себя всякую грязь житейскую, всякую злобу и ненависть, и в подъёме лучших своих душевных движений доходит до вожделенной высоты, до полного перерождения». Чрез несколько дней это торжественно подтвердил благоразумный разбойник, первым вступивший в райские обители вместе со Спасителем Христом.

Но ободряясь и утешаясь отрадными упованиями, даваемыми нам настоящим праздником, не забудем всё-таки, братие, что при входе в Иерусалим Господь наш явил миру и чувства скорби Своей. Он плакал об Иерусалиме, плакал о том равнодушии к спасению, о том упрямстве, с каким многие из современных Ему иудеев закрывали глаза на все явленные перед ними знамения посещения Божественного.

И этот плач Христов пусть служит нам предостережением не складывать рук и не успокаиваться только на вере в нашу способность к исправлению, к перерождению, но настойчиво работать над собою, над преодолением и вне себя, и в себе самих всякого зла, чтобы восходя, при помощи благодати Христовой, от силы в силу, достигнуть, наконец, горнего Иерусалима и вместе со всеми святыми в восторге нескончаемого блаженства воскликнуть там: «Осанна Сыну Давидову! Осанна в вышних!»

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 17-18. С.623-624)

О посте

Ныне бо ближайшее нам спасение, нежели егда веровахом. Нощь убо прейде,
а день приближися. Отложим убо дела темная и облечемся во оружие света.
(Рим. 13:11-14)

Слова эти слышали мы ныне в послании апостольском, которое говорит нам: приблизилось время, когда мы должны отложить тёмные, худые дела свои и положить разум и душу на дело нашего спасения. В Евангелии мы слышали сегодня, как Господь говорил ученикам Своим: Когда постишься, помажь главу твою и умой лице своё, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцем Твоим, Который втайне (Мф. 6:17-18).

Приступая к посту, братие, мы должны, так сказать, прочувствовать, что он есть упражнение, установленное Церковью, к совершенствованию нашему. Но в наше время многие отвергают посты и находят много оправданий для неисполнения их. Одни пищу постную считают вредной для здоровья; другие — дорогой, иные же говорят, что пища нас не поставляет пред Богом. Речи такие встречают немалое сочувствие. Я не хочу обманывать себя, зная, что слова мои относительно поста будут малоприемлемы, но, как архипастырь, я должен предупредить вас, что настанет день, когда все, не признающие постов и вообще легко относящиеся к уставам Церкви, горько пожалеют об этом. Сам Законоположитель Христос исполнял пост и указывал на него как на оружие против злого духа, говоря: Род сей изгоняется токмо молитвою и постом, то есть род диавола, все козни его предотвращаются молитвой и постом. Что же касается вреда постной пищи для здоровья, то всего лучше в неправильности этого взгляда убедиться, побывав в каком-нибудь хорошем монастыре, где посты исполняются со всякой строгостью. Там на братских кладбищах, на надгробных надписях мы читаем: этот старец прожил до 65 лет, причём 30 лет провёл в монастыре; тот лет 80 и тоже лет 30 — в монастыре, а другие и дольше. Все они работали и физически, и умственно не меньше живущих в миру. Следовательно, пост расстроить здоровье не может, и эта робость пред ним есть желание оправдать себя.

У нас в народе сложилась верная поговорка: «Лучшая приправа ко всякой пище есть голод». И действительно, когда человек голоден, он ест не разбирая, чтобы напитаться; а человек, избалованный излишеством, будучи пресыщен, становится прихотлив к пище, и эта-то прихотливость делает то, что люди не могут исполнять постов. Кроме того, пост надо считать отдыхом от мелочных забот, которыми человек связывает себя, хлопоча постоянно о своей пище. Святитель Иоанн Златоуст поучал своих слушателей, которые, надо полагать, были люди достаточные, говоря: «Дай отдых повару твоему и слугам твоим в эти дни покаяния». Сама природа указывает нам, что всё нуждается в отдыхе. Например, что такое зима, как не отдых для всего растущего, прекращающего на время свою жизненную деятельность. Вы должны памятовать, что мы существа духовные, разумные. И вот пост есть прекрасное упражнение к проявлению духовной силы над телом: надо уметь позабыть своё тело, отрешиться от угождения и служения ему и всячески заботиться о другой пище — пище духовной.

Но скажут некоторые, что часто люди, исполняя посты, живут не по заповедям, делают много худого и тем самым заставляют говорить о них так: «Посты соблюдают, а зло творят». Но ведь Господь не требует от нас худого поведения, и не пост понуждает людей творить зло. Но если бы все исполняли посты, то не стали бы замечать сучков в глазах ближних, желая заслонить свои собственные недочёты. Есть и теперь благочестивые семьи, исполняющие посты; но, конечно, не в нашей городской жизни, а так далеко, в захолустных уголках, куда ещё не успела проникнуть услужливая в этом отношении наука, отвергающая посты.

Как свято хранили посты наши предки, братие! Все, от едва лепечущих детей до глубоких стариков, строго соблюдали посты, а между тем люди не были слабей ни нравственно, ни физически. Сейчас мне припомнилось, что в войсках отменили посты после Турецкой войны. И что же мы видим? Защитник наш от этого не стал крепче, а наоборот, в последнюю войну можно было наблюдать, что когда наши войска, казалось, должны были одержать победу, им приходилось отступать по неисповедимому Промыслу Божию. Не есть ли это — жезл Божий, указывающий нам на необходимость исполнения постов и вообще всех установлений церковных. Будем же молить Господа, да поможет Он нам всем избежать этого жезла.

Проповедь, сказанная в Казанском монастыре, была приведена в записи одной из молящихся.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1911. № 12. С.727-729)

Слово Еп.Тамбовского и Шацкого Кирилла за всенощным бдением5

Помни весь путь, которым вёл тебя Господь, Бог твой.
(Втор. 8:2)

Моисей, прощаясь с народом еврейским, внушал ему хранить память о чудесах, и милости, и прощениях, явленных ему Господом Богом в сорокалетнее странствование по пустыне и воспитавших Израиль в народ, имевший особое назначение от Господа.

Этот же призыв повторяется в истории человечества и во все последующие времена. Народы, внимательно относящиеся к своей жизни, не могут не слышать его каждый в путях своей исторической жизни.

Особенно ясно призыв этот должен звучать для нас, так как народ русский взыскан милостями Господа не менее народа израильского. Господь томил Израиль и голодом, и жаждою, но Он же питал его и манною, и являл ему неожиданно помощь Свою, поборая всех врагов Израиля как Своих собственных. Те же средства воспитания применял Господь и к нашему народу. Они именно выковали Русь среди бедствий, испытаний и сделали её крепкою, сильной. Такой она останется всегда, если памятование о посещениях Господних, постигавших её, будет храниться народом нашим в долготу дней.

26 августа — день празднования Владимирской иконы Божией Матери — особенно памятный в нашей истории, так как в этот день неоднократно явлена народу русскому милость Божия чрез посредство чудотворной иконы Божией Матери.

517 лет тому назад в пределы Руси вторгся грозный завоеватель Тамерлан. Он дошёл уже до княжества Рязанского. Москва ждала разгрома. Благочестивый князь Василий Димитриевич выставил на берега Оки войско, а митрополиту и людям поручил творить молитву. С постом, с сокрушением о грехах молился народ об избавлении от угрожавшего бедствия. Заступлению Богоматери поручил князь стольный город и Россию. По его приказанию из Владимира принесен был чудотворный образ Владимирской Божией Матери. Встречен он был на том месте, где теперь находится Сретенский монастырь. Коленопреклоненно молилась Москва пред чудотворною иконою Божией Матери. И чудо милости Божией совершилось. Восточный деспот в ночном видении увидел сияющую светозарную Деву, окруженную небесными воинами, гневно на него устремлявшимися. В трепете бежал он из предела нашего отечества. Россия осталась невредима и цела. Это было откровением на все времена, что Владычица нам — «Нерушимая Стена» и «Ограждение» от всякого зла. В этой вере крепли и утверждались русские люди новыми и новыми знамениями милости Божией, изливающейся по молитвенному предстательству Богоматери, и всегда готовы были в бедах и напастях повергнуться с мольбою пред иконою Одигитрии.

Так и 100 лет тому назад поверглись пред нею вожди и воины российские, защищая Родину и святыни её от дерзкого завоевателя. Одушевленные верою в помощь и заступление Девы, нося в сердце как бы отражение Ея чудотворного образа, на Бородинском поле они показали чудеса самоотвержения и храбрости, и «не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы».

Но это попущенное Господом Богом унижение Москвы нужно было как могущественное средство воспитательного воздействия на народ, верхние слои которого начали преклоняться пред всякой иноземщиной, обучаясь у чужих людей не только уму-разуму, но всяким непотребствам. Нужно было именно тогда показать настроение этих наших учителей; нужно было, чтобы они пришли в Москву и проявили во всём ужасе своё внутреннее разложение. Храмы, обращенные в конюшни, иконы, разрубленные на дрова, престолы святые, употребленные для непотребных пиршеств, показали русским людям, что те, учению которых они ревновали, не могут ничему учить, кроме всякой мерзости, кощунства и богохульства. Тогда постигли мы, что необходимо беречь веру, которая создала России государственный уклад, при каком она дошла до славы. И когда вся Родина вспоминает посещение Божие и милости, то хотя бы в эти дни надо дать себе отчёт: не продолжаем ли мы увлекаться иноземщиной, которая довела нас в своё время до позора, не склоняемся ли к условиям жизни, нам чуждым.

Благодаря Господа за избавление нас от вражеского нахождения, будем молить, да избавит Он нас и от вражьего наваждения, начиная от мод парижских и от чуждого нам западного строя порядков жизни. Будем просить у Господа понимания драгоценных начал, на каких созидалась Русь. Будем просить Его укрепить в нас любовь к своему отечеству и ко всему родному, и дадим обет ни во внешнем поведении, ни во внутреннем настроении не позволять себе что-либо чуждое ставить выше родных исконных начал жизни.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 35. С.1523-1526)

На всенощном бдении под праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня

Немного слов, братие, в этом хвалебном песнопении в честь Животворящего Креста, но какое широкое содержание и смысл скрыты в этих словах!

Вся вселенная, и устроительница нравственной жизни людей — Святая Церковь, и хранители внешнего благополучия народов — благочестивые цари, и громада людей, укрепляемых верою, и славные своим послушанием Богу Ангелы, и казнимые своим противлением Ему демоны — всё повергнуто словами сей песни к подножию Креста Господня. И высится он над всем миром, поражая врага нашего спасения — диавола.

Как те дни, когда Крест Господень был впервые воздвигнут над преклоненным Иерусалимом и Константинополем, так и последующие празднования сего события закрепляют всё более и более в сознании человечества веру о победе Креста над миром. Свидетельством этой победы служит прежде всего перемена, происшедшая с человечеством в отношении к Кресту. Она не могла быть плодом естественного перевоспитания человеческой души и громче всяких доказательств говорит о божественности той веры, которая запечатлена была Крестом.

До Христа Спасителя крест, как орудие страшных мучений и позора, при одном упоминании о нём вызывал во всех содрогание; после же Голгофской Жертвы пред ним преклоняется весь мир видимый и невидимый, потому что со Креста была явлена не только возможность, но и обязательность самоотречения как нового созидающего начала жизни. Мир языческий знал и по-своему ценил самопожертвование и самоотречение, но не имел сил ввести их в жизнь. Он мог только записывать случаи самоотвержения на память следующим поколениям, но считать их за начала, устрояющие жизнь, не мог. Для языческого себялюбия подвиг самоотречения был чудачеством, странностью или даже безумием, как видно из слов святого апостола Павла: Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов безумие (1 Кор. 1:23). Но сила любви Божественной, волною залившая мир с Креста Голгофского, препобедила косное языческое себялюбие, и то, что мыслилось людьми в качестве исключения, стало для всех обязательным, постоянным, созидающим началом жизни. Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мк. 8:34).

Внимая этим словам как новому началу жизни, возвещенному Господом нашим Иисусом Христом, признаем, возлюбленные, обязательным для себя неослабно вести борьбу с грехом и со всяким даже малым проявлением себялюбивых настроений. Пусть подкрепит нас в этом решении предстоящее сейчас лобзание сего Креста напоминанием о Пречистой Крови, струившейся из язв Христа Спасителя во омовение всякой нашей скверны.

Как бы ни было тяжело бороться с собою, но пример Христа Спасителя нашего силен укрепить нашу немощь, тем более, что страждущие со Христом будут и царствовать с Ним (2 Тим. 2:12).

Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и святое Воскресение Твое славим.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 39. С.1649-1651)

По окончании литии в Михайло-Архангельской церкви посёлка при станции Сампур6

Мир вам, братие. Благодарю Господа, приводящего меня к вам уже не в первый раз. Когда пришёл я к вам впервые, как и сегодня, совершая свой путь на лошадях, то издали виден был посёлок, водокачка и особенно из всех зданий выделялся элеватор — зернохранилище. Приезжая в первый раз, я спрашивал у кучера: «Далеко ли до посёлка?» И он, указывая на элеватор, сказал, что это здание и есть именно часть посёлка. И невольно думалось мне: «По этому высокому зданию что можно сказать о людях, к которым мы приближаемся»?.. Один признак: живут здесь люди сытые, имеющие для себя и для других на многие годы запасы.

Но вот приближался я к вам и сегодня, и сердце невольно исполнилось радостью, так как издали виден был уже не один только элеватор, а господствовал над местностью крест Христов на новом храме. И думалось мне, что здесь встретят меня люди не только сытые телесно, но и люди, почивающие под сенью креста, у которых самый храм создан на основании Креста. А Крест — великое орудие в борьбе со врагом: «Боится бо и трепещет».

В борьбе под сению Креста со врагом не все идут рука об руку из жителей посёлка. И может быть, большая часть не находит нужным воздать честь Кресту, возложить упование на него и даже осуждают нас и нашу веру в Крест Христов. Что же?.. Смущаться надо этим осуждением или только поскорбеть?.. Конечно, не может быть и речи о смущении для тех, кто единомысленны с апостолами, отдавшими на проповедь о Кресте Господнем всю свою жизнь. Но поскорбеть об инакомыслящих можно, и ещё и ещё усилить моление, да силою Креста Своего осенит Господь место сие, да отвратит Он души здесь обитающих от пагубных заблуждений и поведёт их по пути действительного спасения, а не одних только сладких речей о нём.

Не верьте, что легко получить спасение!.. Царство небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11:12). Недаром же Церковь так чтит Крест Святый как символ спасения нашего. И кто хулит этот символ и поклонение ему, этот хулит Самого Христа и повторяет речи разбойника нераскаянного. Вспомните, как вися на Кресте, слышал Господь подобные хулы, как из двух распятых с ним разбойников один исповедал Его Богом истинным и молил Его: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем (Лк. 23:42), понимая, что на Кресте совершается искупление рода человеческого. Другой, не видя этой тайны, не мог постигнуть величия страданий и издевался вместе с книжниками и фарисеями: Если Ты Сын Божий, сниди с креста (Мф. 27:40).

И Церковь всегда вспоминает это страшное противоречие двух душ, одинаково видевших Пречистого Господа, и свою мысль выражает в песнопении: «Посреде двою разбойнику мерило праведное обретеся Крест Твой: овому убо низводиму во ад тяготою хуления, другому же легчащуся от прегрешений к познанию богословия. Христе Боже, слава Тебе» (тропарь 9-го часа), то есть говорит, что Крест Твой, Господи, явился разделением, указанным между двумя разбойниками, между двумя настроениями человеческой природы: один, смирением получивши отпущение грехов, явился наследником истинного богопознания и возводим в Царство Небесное; другой же тяготою хуления низводим во ад.

И эта трагедия душ на Голгофе продолжается и до сих пор. Одни признают Крест как знамя своего спасения, другие отвергают, хулят его.

Будем просить Господа, чтобы тягота хуления не была поставлена им в грех к смерти вечной, чтобы Христос, молившийся ко Отцу Своему на Кресте за Своих распинателей, ту же молитву вознёс бы и за них: Отпусти им, не водят бо, что творят.

Несмотря на постоянные ссылки на Священное Писание, они не веруют с нами, так как считают, что мы утратили веру Христову. В этой мысли свидетельствуется гордость ложно мыслящих и ложно исповедующих. А гордым Бог противится, смиренным же даёт благодать (1 Пет. 5:5). Пошли, Господи, чтобы и эти отпавшие вернулись в лоно Православной Церкви! Являйте, братие, пред ними и всегда пример смирения! Научитеся от Мене, — говорит Господь, — яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11:29). И да будет милость Божия с вами до скончания века.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1916. № 9. С.235-237)

Поучение7

Братие! Молясь вместе с вами в вашем святом храме, я невольно обратил внимание на два изображения одно против другого. С одной стороны изображен на плате Нерукотворенный Лик Господа Иисуса Христа, с другой стороны — отсеченная голова Иоанна Крестителя. Эти два образа, говорящие о двух отдалённых событиях из истории людей, если вдуматься в них, имеют глубокое значение, показывают, какие необычайные возможности таятся в душе человеческой. Как, вероятно, вам известно, Нерукотворенный Лик был оставлен Самим Господом. Один языческий царь тяжко заболел и, узнав, что в Иудее явился Великий Пророк, исцеляющий всякие недуги и болезни, послал за Ним, дабы Он пришёл к царю и избавил его от тяжких страданий. Господь не пошёл к царю по зову, но утёр Своё лицо полотенцем, и на плате отпечаталось изображение Пречистого Лика. Господь отдал оное посланному, а тот принёс царю, и последний исцелился. Господь сотворил так потому, что видел глубокую веру царя-язычника.

Но вот второе изображение, говорящее о другом. Предтеча Господень был человек, о котором Сам Господь сказал, что между рожденных женами нет никого, более Иоанна Крестителя. Этот величавый пророк был лично знаком правителю избранного народа Ироду. Последний с удовольствием беседовал с ним, слушал его наставления. Но так как Ирод хотел жить не по закону Божию, а по своей воле, то Иоанн Креститель обличал его, особенно за незаконное сожительство со Иродиадою, женою брата Филиппа, чем возбуждал крайнее озлобление сей последней. И Ирод, чтобы унять обличение пророка, чтобы угодить своей злой жене, заключает праведника в темницу, а затем однажды в день разнузданного праздника, опьяненный вином и пляскою дочери Иродиады, посылает в темницу воина. Тот отсекает главу Крестителя, приносит Ироду, а этот — отдает её на поругание Иродиаде.

Сравните, братие, ту веру какую обнаружил в своё время царь-язычник, искавший помощи у Спасителя, с тою жестокою злобой Ирода, не простого язычника, но царя, который имел попущение от Господа Бога царствовать над избранным народом, и для нас станет ясно, до каких высоких порывов в области веры может доходить наша душа и до какого озлобления может падать.

Это расстояние между Царством и адом находится в наших руках. Каждый из нас может падать до ада и возноситься до небес. Если спросить каждого из нас, где мы захотим иметь пребывание: в аде или Царстве Божием, то в ответе нельзя сомневаться. Конечно, каждый пожелает быть только в Царствии. Но для достижения Царства Небесного надобно напрягать все свои силы, надобно стоять на высоте своего звания. Сам Господь говорит: Царство Небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11:12). И нам нужно дорожить тем временем нашей земной жизни, которое Господь даёт нам как великое сокровище, и ни одной крохи из него не расточать на забавы, разврат, распутство, на игрища и всякие непотребства.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1915. № 9. С.239-240)

Поучение8

Если бы сегодня, братие, вы были за литургией, то услышали бы повествование евангельское о том, как Иисус Христос проходил чрез засеянные поля в субботу то есть в праздничный день, гак ученики Его, взалкав, срывали колосья и ели и как книжники и фарисеи укоряли их в нарушении заповеди Божией о субботнем покое, но Иисус Христос защитил Своих учеников, сказав, что Бог требует от людей не жертвы, а милости.

Мы собрались с вами в сём святом храме, братие, в такую пору, когда в Палестине уже созревают все полевые злаки. Случай, о котором повествуется во Святом Евангелии, не первый, когда Иисусу Христу приходилось беседовать среди природы и из этой видимой природы заимствовать примеры для научения народа истинам веры. Так, Он говорил о плевелах, посреди пшеницы, об Отце Своем, Который дождит на злыя и благая, и повелевает солнцу светить на праведныя и неправедныя.

Вот и наша встреча с вами произошла при неожиданном явлении природы — при сильном дожде. Пусть же этот дождь вразумляет нас, и прежде всего об Отце нашем Небесном. Всякий раз, видя дождь с небес, будем обращать помыслы свои к Отцу Небесному, прося Его ниспослать нам воздухи благорастворенны и изобилие плодов земных. Но при этом научимся и другому: научимся такому послушанию по отношению к Господу Богу, какое послушание обнаруживает видимая природа своему Творцу и Вседержителю. В самом деле, братие, сколько бы мы ни хотели унять бурю, она не уймётся до тех пор, пока не последует ей на то повеления Свыше. Приятно или неприятно нам, что льётся дождь, мы сами по себе, без воли Божией, ничего не можем сделать. В этом полном подчинении природы надо черпать нам с вами, братие, урок послушания Господу Богу.

Заповеди Божий не тяжки, но исполнять их нам кажется трудным; и человек, не исполняя заповедей, является ослушником Бога, и сам, будучи венцом творения, становится чрез это ниже природы. Как дождь идёт и не перестает, как солнце светит до тех пор, пока ему положены пределы, так и мы должны являть послушание Богу всегда. Если мы знаем, что по Божиему нужно жить иначе, чем живёт брат наш или друг, мы должны призвать его к послушанию воле Божией.

Пусть же этот дождь, эта видимая природа учат нас показывать образец подчинения Богу, будут ли хвалить нас или смеяться над нами за это. На эту полную покорность своему Создателю да благословит вас Господь Бог.

(Тамбовские епархиальные ведомости. 1915. № 10, с.283-284)