Александр Журавский

ВО ИМЯ ПРАВДЫ И ДОСТОИНСТВА ЦЕРКВИ

К оглавлению

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов), викарий Казанской епархии

Когда 5 апреля 1886 в городе Уфе в благочестивой семье купца Ивана Александровича Удалова родился мальчик и нарекли его Иваном, то вряд ли кто провидел грядущий крестный путь будущего святителя. Воспитание Иван получил в духе любви к православной вере с неопустительным соблюдением постов и посещением служб. Такое воспитание было традиционным для большинства русских семей того времени и посему, когда Иван решил избрать себе путь священнический, не многие в его роду были тому удивлены.

Окончив Уфимскую семинарию, в августе 1906 Иван Удалов поступил в Казанскую Духовную академию, все еще живущую под впечатлением деятельности вл.Антония (Храповицкого) — выдающегося иерарха Русской Церкви, бывшего с 1895 по 1900 ректором академии. Насаждая иночество и покровительствуя ученому монашеству, вл.Антоний личным обаянием и примером содействовал избранию монашеского пути многими талантливыми и образованными выпускниками академии. Именно он, будучи уфимским епархиальным архиереем, и заметил Ивана Удалова в Уфимской Духовной семинарии, прозорливо угадав в молодом семинаристе будущего святителя с даром не книжным, а административным. На академические годы Ивана Удалова приходится его духовное окормление схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым) из Седмиезерной пустыни под Казанью.

В двадцать четыре года Иван закончил академию со степенью кандидата богословия и архиеп.Волынским и Житомирским Антонием (Храповицким) был зачислен в июле 1910 в Житомирский Богоявленский монастырь. Там состоялось и пострижение Ивана Удалова в монашество с именем Иоасаф, и рукоположение его в сан иеромонаха. Пострижение и рукоположение совершал сам высокопреосвященный Антоний.1 Участие в судьбе Иоасафа влиятельного архиерея и высокие личные качества молодого иеромонаха содействовали его быстрому продвижению в церковной иерархии. Однако честолюбивые намерения, если и были у Иоасафа, никогда не заслоняли для него понимания иноческого подвига и твердого стояния за чистоту Православия, что показали и последующие события исповеднической жизни вл.Иоасафа.

В сентябре 1910 иеромонах Иоасаф был назначен помощником инспектора Казанской Духовной академии, а в 1912 он являлся уже игуменом и исполняющим обязанности настоятеля Казанского Спасо-Преображенского монастыря в кремле. Молодой игумен, которому в момент вступления в права настоятеля древней обители XVI века было всего 26 лет, воспринял ее после настоятельства архим.Андрея (бывшего кн.Ухтомского). Он установил в ней строгое соблюдение устава и правил в духе древнего благочестия. Обладая незаурядным умом и административным чутьем, игумен (а вскоре архимандрит) Иоасаф в короткое время привел обитель в цветущее состояние. Нося в душе идеалы царя Алексея Михайловича и будучи глубоким ценителем старины, Иоасаф начал устроение часовни в древнерусском стиле над мощами столь чтимого казанцами митр.Ефрема Казанского,2 венчавшего в 1613 на царство первого из дома Романовых Михаила Феодоровича.

Оставаясь в убеждении необходимости для России монархического государственного устроения, архим.Иоасаф, между тем, не скрывал своего негодования той придворной обстановкой, что царила в последние предреволюционные годы.

В начале августа 1918 белочехи взяли Казань и пробыли в городе ровно месяц, в течение которого казанцев не покидала надежда на падение большевизма. Однако в ночь на 10 сентября (н.ст.) белочехи оставили Казань и в город вступили красноармейцы. В момент взятия Казани в городе не осталось ни одного архиерея: митр.Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий) и викарный еп.Борис (Шипулин) покинули Казань с белочехами, а еп.Чистопольский Анатолий (Грисюк), ректор академии, находился в Москве на сессии Всероссийского Поместного собора. Старшим по чину оказался 32-летний архим.Иоасаф. Ему-то и пришлось принять бремя церковной власти в такой тяжелый и критический период, когда повсюду в городе происходили аресты и расстрелы, а большинство городских церквей оказались закрытыми из-за ухода значительной части приходского духовенства с белочехами; так все были напуганы слухами о зверствах, чинимых большевиками. К тому же вне Казани оказались почти все члены епархиального совета, и архим.Иоасаф был вынужден вступить в единоличное управление делами Казанской епархии.

В первый же день сменившейся власти подвергся разгрому Зилантов монастырь. Архим.Сергий (благочинный монастырей и настоятель Зилантова монастыря) и с ним десять монахов находились в трапезной, когда в обитель ворвались красноармейцы. Иноков вытолкали во двор обители и там возле монастырской стены расстреляли. Это было совершено в отместку за то, что около монастыря белочехи установили два орудия, обстреливавшие миноносцы Раскольникова. Когда большевики ушли, из-под трупов братии выполз окровавленный и чудом оставшийся в живых иеромонах Иосиф (Тюрин), 65-летний старец, бывший духовником братии монастыря. Он дошел до города, где нашел приют в обители Иоанна Предтечи.3 Старец рассказал о мученической кончине насельников Зилантовой обители архим. Иоасафу, который, дабы не подвергать более никого возможным репрессиям со стороны жаждущей крови власти, сам произвел чин отпевания и погребения убиенного архим. Сергия и казненных с ним иноков Зилантова монастыря.

20 сентября во время совершения архим.Иоасафом литургии в Спасском монастыре в алтарь вошел комиссар и объявил, что Казанский кремль закрывается для публики и объявляется военным городком, а все гражданские учреждения и частные лица выселяются. Закрытие кремлевских храмов последовало 22 сентября 1918. Уступая настоятельным требованиям архим.Иоасафа, временно управляющего Казанской епархией, власти все же разрешили вынос из кремлевских церквей некоторых наиболее чтимых казанцами святынь. Условием поставили предоставление списка участников (числом не более 20) перенесения святынь и осуществление последнего без пения, колокольного звона и повторных хождений. Решено было, что святыни будут перенесены в Казанский Богородицкий монастырь, находящийся под Казанским кремлем.

Архим. Иоасафу поступали противоречивые распоряжения относительно времени переноса. Наконец, в 9 часов вечера силами монахинь Богородицкого монастыря, ибо в самом Спасском монастыре, кроме архим.Иоасафа оставались только иеромонах Варсонофий (Лузин) и монах Венедикт, были вынесены: из кафедрального Благовещенского собора — рака с мощами свт.Гурия Казанского, из Спасо-Преображенского монастыря — мощи свт.Варсонофия Тверского, икона Великомученицы Варвары с частицей мощей, древние иконы Николы Ратного и Спаса Всемилостивого, древняя запрестольная икона и крест.

Впервые за много веков мощи Казанских святителей покидали стены древнего кремля. Ныне этот печальный исход видится провозвестником гонений на Православие в XX веке, символическим началом теснения христиан и в самом Казанском крае. Уже была пролита кровь первых казанских новомучеников, уже начались аресты городского духовенства, и вот дошла очередь и до первосвятителей Казанских...

Сохранилось свидетельство очевидца тех событий:

Под покровом темноты в темную осеннюю ночь печальное шествие двинулось из кремля к Казанскому монастырю. В глубоком молчании, без колокольного звона, без священных песнопений, двигалось шествие по пустынным улицам города: военное положение запрещало жителям выходить на улицы после 7 часов вечера. Так, невидимые никем, шествовали святители Гурий и Варсонофий по улицам своего града, изгнанные из родных обителей, чтобы найти приют под покровом Божией Матери. Согбенные под тяжестью серебряных гробниц, медленно двигались грустные фигуры, храня безмолвие в сердцах, переживавших момент величайшего потрясения. Но скорбь смешивалась с бодрым мужеством и решимостью... В Казанском монастыре духовенство с игуменией ждали приближение шествия в зимнем храме, где в то время совершались ежедневные службы. Шествие долго не появлялось. Наконец оно достигло Святых врат монастыря, их тотчас закрыли за шествием, мощи были внесены во храм и поставлены на приготовленное место — у южной стены. Двери храма были заперты, и началось трогательное ночное служение — молебствие...4

Что творилось в душах собравшихся в ту тревожную и печальную ночь, что переживал сам архим.Иоасаф, свидетель разорения родной обители и возводимых гонений на христиан?.. И хотя велика была заслуга архим.Иоасафа в сохранении кремлевских святынь, однако же каково было ему наблюдать поругание места, бывшего святым для десятков поколений христиан. Кремлевские церкви, оставшиеся после выдворения насельников Спасской обители без присмотра, подверглись разорению, прежде всего — Дворцовая и Крестовая в митрополичьем доме. В течение следующих недель прихожане различных храмов приносили духовенству найденные обломки церковной утвари: оторванный оклад Евангелия, найденный у стен кремля; антиминсы, обнаруженные прачками в грязном белье, сданном красноармейцами в стирку (борцы за «освобождение трудящихся» использовали сии священные предметы в качестве носовых платков и портянок!); архиерейские мантии, сданные портнихам для переделки в женские платья. Народ-богоносец стал народом-богоборцем...

Архим.Иоасафу приходилось решать множество вопросов, прежде не возникавших, в том числе — по защите казанского духовенства, подвергаемого преследованиям. Колесо красного террора набирало обороты. Одним из первых был схвачен священник церкви при губернской тюрьме Дмитрий Шишокин5 по необоснованному доносу одного милиционера. Несмотря на заступничество православных общин, тюремной администрации и даже надзирателей тюрьмы, священник был расстрелян 10 октября 1918. В тот же день был арестован эконом Казанской Духовной академии, священник академической церкви Филарет Великанов,6 и расстрелян 22 октября со священником из Верхнего Услона Даниилом Дымовым.7 Их вина также была исключительно в принадлежности к духовному сословию. 31 октября был арестован и 12 ноября расстрелян священник Пятницкой церкви Феодор Гидаспов.8 В Свияжске расстреляли 64-летнего протоиерея Константина Ильича Далматова, а еще прежде зверски убили настоятеля Свияжской обители еп.Амвросия (Гудко).9 И так было повсюду...

Сведения о репрессиях поступали в епархиальный совет. Имена убиенных клириков вносились архим. Иоасафом, а позже еп. Анатолием (Грисюком) в мартирологи и диптихи для церковного поминовения.10

26 сентября 1918 возвратился в Казань из Москвы еп.Чистопольский Анатолий (Грисюк). Он вступил в управление епархией и в течение двух лет был единственным епископом в епархии, которая привыкла иметь правящего архиерея в сане митрополита или архиепископа и двух, а то и трех викарных епископов. При еп.Анатолии существовал епархиальный совет, куда вошел и архим.Иоасаф, на мнение и суждение которого вл.Анатолий полагался особенно.

Приближение и последующее отступление армии Колчака привели к тому что кремль был открыт для граждан и роль его как «военного городка» была завершена. Кремлевские храмы представляли собой печальное зрелище: архимандричьи покои в Спасском монастыре были разграблены, Спасский собор также подвергся осквернению безбожников, церковь бывшего военного училища была обращена в конюшню и гараж... В кремлевских храмах к тому времени богослужения не совершались уже более восьми месяцев.

В сентябре 1919 чекисты обнаружили ризницу кафедрального собора и предъявили ордер на конфискацию ценностей, которые, по их мнению, «не имели исторического значения». А между тем, среди ризничных предметов были: жемчужная митра митр.Маркела и алмазное Евангелие патр.Адриана, а также многие другие высокохудожественные предметы церковного обихода XVI-XVIII веков. Только благодаря деятельному участию архим.Иоасафа, большого ценителя старины и знатока музейного дела, а также Иринарха Стратонова (из Общества археологии) и М.П.Дульского (из Комиссии по охране памятников искусства и старины) удалось отстоять ризницу кафедрального собора. Здесь вновь во всей своей полноте проявился характер архим.Иоасафа: его дальновидность и умение общаться с людьми, твердая решимость и последовательность, которые многократно способствовали благоприятному для Церкви решению вопросов. Первая служба во вновь открытом кафедральном соборе была совершена архим.Иоасафом в храмовый праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 1920 года.

В апреле 1920 патр.Тихон, узнав, что митр.Иаков (Пятницкий) не собирается возвращаться в Казань, назначил на вакантную Казанскую кафедру нового архиерея — авторитетнейшего иерарха Русской Церкви митр. Кирилла (Смирнова), встреченного казанцами с ликованием и торжеством. И уже 11 июля совершилось знаменательное событие: архим.Иоасаф был хиротонисан во еп.Мамадышского, с назначением местожительства в Кизическом монастыре и с сохранением настоятельства в Спасо-Преображенском. К торжествам 8-11 июля в Казань приехал из Нижнего Новгорода еп.Балахнинский Петр (Зверев)11 и казанцы имели счастье наслаждаться торжественными богослужениями с целым сонмом архиереев.

Хиротония еп.Иоасафа, в 34 года уже заслужившего авторитет и уважение казанцев, имела огромное значение. Теперь даже в отсутствие митр.Кирилла в случае необходимости епископы Иоасаф и Анатолий могли совершать епископские хиротонии, что в условиях постоянных арестов и ссылок правящих и викарных архиереев, было необходимым условием сохранения канонического строя. За короткое время еп.Иоасаф заслужил расположение и доверие митр.Кирилла и на долгие годы стал его доверенным лицом в Казани.

6 августа 1920 митр.Кирилл был арестован в своих покоях и препровожден в ЧК, а после увезен в Москву. Арест владыки поверг казанцев в уныние, но они вскоре наладили связь с Москвой и начали снабжать митр.Кирилла всем необходимым, получая от него руководственные указания и распоряжения. 8 ноября 1920, в день храмового праздника Духовной академии, преосвященные Анатолий и Иоасаф совершили епископскую хиротонию подготовленного к ней еще митр.Кириллом архим.Афанасия (Малинина), доцента Казанской Духовной академии, прекрасного оратора и богослова, аскета, жившего созерцательной жизнью и занимавшегося изучением рукописей Соловецкого монастыря, находившихся в библиотеке Духовной академии.12

Весной 1921 ГПУ, обнаружив, что Духовная академия, преобразованная в богословские курсы, продолжает существовать, арестовало ректора академии еп.Анатолия13 и всю академическую профессуру по надуманному обвинению в организации незаконного учебного заведения. Но не найдя веских причин для заключения всех, ГПУ вынуждено было освободить преподавателей академии, присудив всем год условно. И только еп.Анатолий был выслан в Москву и там заключен в тюрьму. Гражданские власти надеялись таким образом дестабилизировать церковную жизнь в Казанском крае. Однако надежды властей на внесение в дела казанской Церкви анархии, а в умы верующих — смятения, не оправдались. Епархия находилась уже в твердых руках еп.Иоасафа, имевшего постоянную и надежную связь с митр.Кириллом, заключенным в Таганской тюрьме. Именно еп.Иоасаф, после ареста и высылки еп.Анатолия, был назначен временно управляющим Казанской епархией.

По согласованию с митр.Кириллом, вл.Иоасаф и еп.Афанасий совершили хиротонию почтенного 86-летнего архимандрита Седмиезерной пустыни Андроника (Богословского), земляка и друга покойного архиеп.Никанора (Каменского) — иерарха, известного своими историографическими трудами. Еп.Андроник был переведен в Казань в Иоанно-Предтеченский монастырь, ставший в Казани оплотом Православия и убежищем для гонимых в 20-е годы обновленцами пастырей и мирян.

Всего полгода спустя после разгрома академии, в ноябре 1921, совместными усилиями академической корпорации и вл.Иоасафа удалось получить разрешение за подписью секретаря коллегии Татнаркомпроса С.Ухапова на возобновление деятельности высшей духовной школы в Казани: «На организацию богословских курсов препятствий не встречается, как на организацию всех богословских общин, при условии выполнения всех пунктов декрета».

Уже 20 ноября 1921 состоялось организационное собрание под председательством еп.Иоасафа, как временного управляющего Казанской епархией. На собрании практически в полном составе присутствовала бывшая академическая корпорация.

Преосвященный Иоасаф во вступительном слове говорил:

После закрытия весной настоящего года Казанской Духовной академии, в церковных деятелях неотступно жила мысль о создании учено-учебного заведения, которое заменило бы Казанскую академию... Нечего говорить, что для Казани и вообще всей восточной части России имеет сугубо важное значение учреждение, в котором культивировалась бы ученая разработка религиозных вопросов, откуда деятелям Церкви помогали бы учеными силами в строительстве церковного дела... Не будем разбираться, кто виноват, что академия закрыта, грех общий, что мы вовремя не находили надлежащих способов устройства церковных дел. Может быть, нужно было, чтобы устранив долголетнее и многополезное высшее духовное учебное заведение, церковное общество поняло, насколько это заведение важно и необходимо. Как только раздался клич прийти на помощь материальными средствами вновь организованному Богословскому институту, нужно было видеть, с каким полным сочувствием отнеслось к этому собрание церковных общин, как горячо обсуждали вопрос о том, как поставить это дело помощи и с кого взять средства... Если новое учебное заведение зарекомендует себя как необходимое и полезное в Казанской и соседних епархиях, то средства потекут на его содержание. Трудно быть оптимистом в наши дни, но когда в провинции разнеслась весть об открытии нового рассадника богословской науки, то к этому начинанию отнеслись очень отзывчиво и стали собирать средства на содержание института... Со стороны Епархиального управления будет оказано институту полное содействие в его существовании. Мы уже предприняли шаги, чтобы заинтересовать в его существовании соседние епархии и Сибирь, и если слава института будет хороша, то и средства будут...14

Ректором института открытым голосованием был избран настоятель Варваринской церкви г.Казани, профессор богословия протоиерей Николай Васильевич Петров. Однако надеждам на возрождение хотя бы в малой доле того, что когда-то представляла собой Казанская академия, не суждено было сбыться. Институт просуществовал чуть более года, не успев не только войти в славу академии, но даже административно оформиться.15

Новый 1922 год принес радостную весть об освобождении из тюрьмы митр.Кирилла и еп.Анатолия. Но если вл.Анатолий получил назначение на Самарскую кафедру, то митр.Кирилл прибыл в Казань. 4 января на вокзале его встречали епископы Иоасаф, Афанасий и толпы ликующих казанцев, истосковавшихся по любимому архипастырю, чей образ уже тогда был окружен ореолом исповедничества и святости. Второе пребывание митр.Кирилла в Казани продолжалось семь месяцев, и за это время казанцы еще более сплотились вокруг своих духовных вождей, каковыми были митр.Кирилл и еп.Иоасаф.

После второго ареста Высокопреосвященного Кирилла, последовавшего 21 августа, и ссылки его в Усть-Сысольск, в Казани появился уполномоченный обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ), учрежденного в Москве после ареста патр.Тихона. 1 октября Казанское епархиальное управление (КЕУ) было реорганизовано и в него вошли «живоцерковники».

Еп.Иоасаф, управлявший епархией, не желал поначалу открытого разрыва с обновленцами, как того не сделал и сам митр.Кирилл, надеясь на преодоление «разномыслия» (как это тогда представлялось) и на созыв Поместного собора.

Получив от обновленческих священников Евгения Сосунцова и Степана Спирина извещение о том, что еп.Иоасаф работает в одном с ними КЕУ, ВЦУ решило, что епископ единомышлен с обновленцами и вознамерилось завладеть Казанской кафедрой, назначив вместо пребывавшего в ссылке митр.Кирилла своего архиеп.Алексия (Баженова), архиерея дореволюционного доставления, признавшего ВЦУ.

Сей деятель прибыл в Казань в 8 часов утра в Великий Четверток 5 апреля 1923. Он занял митрополичьи покои, а после проследовал в зимний храм женского Богородицкого монастыря и встал налево от царских врат в алтаре. Вл.Иоасаф, совершавший в этот день литургию и чин омовения ног, вошел со «Славою...», облачился на кафедре и вступил в алтарь во время малого входа. Здесь он впервые увидел архиеп.Алексия и продолжал совершать литургию, в надлежащих случаях кадя ему как архиерею.

Во время запричастного стиха обновленческий архиеп.Алексий подошел к еп.Иоасафу, назвал себя архиеп.Казанским и спросил будет ли он с ним служить. Владыка категорически отказался, справедливо указав, что подобное поставление нового архиерея на место здравствующего митр.Кирилла противоречит церковным канонам, посему он, будучи православным архиереем и викарием Казанской епархии, стоящим на позиции подчинения патр.Тихону и митр.Кириллу, подобное решение ВЦУ рассматривает как неканоническое и самочинное. Твердая позиция еп.Иоасафа произвела на архиеп.Алексия сильное впечатление, менее всего ожидавшего от него подобной «измены».

Между тем протоиерей Н.М.Виноградов и другие священники Казанского монастыря стали подходить к архиеп.Алексию под благословение. По окончании литургии вл.Иоасаф совершал посередине храма чин омовения ног. Поистине трагическими, преисполненными глубокого духовного смысла были те минуты, когда священники пели стих об Иуде-предателе, а сами готовы были уже предать своего архиерея. Когда еп.Иоасаф по примеру Христа, умывшего за Тайной Вечерей ноги учеников, омывал ноги этим пастырям, те, не постигнув евангельского значения происходящего, совещались о подчинении обновленческому иерарху. Уже вечером архиеп.Алексий читал в монастыре двенадцать Евангелий, а вл.Иоасаф служил всенощную во Владимирском соборе Казани, куда его пригласил прот.Петр Грачев, оставшийся верным Православию. Однако большинство приходских священников, опасаясь репрессий со стороны гражданских властей, открыто поддерживавших обновленцев, признали архиеп.Алексия.

Православные епископы Иоасаф и Афанасий после Пасхи служили тайно, с поминовением Святейшего Патриарха и митр.Кирилла. Это был первый опыт ухода в нелегальное церковное служение в Казанской епархии. Казанское епархиальное управление, ставшее после ухода из него епископов Иоасафа и Афанасия исключительно обновленческим, приступило к откровенной травле инакомысленных с ним клириков, сплотившихся вокруг своего идейного и духовного вождя — Преосвященного Иоасафа. Из обновленческого епархиального управления направлялись в ГПУ доносы, где неизменно фигурировало имя «староцерковника, контрреволюционера и ярого тихоновца Иоасафа», который своей «протихоновской и прокирилловской» позицией выступал будто бы не только против обновленчества, но и против советской власти.

Верными Православию в Казани остались только два приходских храма — Покровский, где служил свящ.Александр Гаврилов, и Петропавловский собор, где священствовал тесть о.Александра — прот.Андрей Боголюбов. Главным мотивом отпадения казанского духовенства в обновленчество была боязнь репрессий со стороны властей, покровительством которых «живцы» открыто пользовались. Оставаться сторонником патр.Тихона стало почитаться за преступную нелояльность к гражданской власти, сделавшей выбор в пользу обновленчества. Вл.Иоасаф, проводивший одно время линию на умиротворение церковных нестроений и входивший, как и еп.Афанасий, — в одно епархиальное управление с живоцерковниками, теперь возглавил группу непримиримых с обновленчеством клириков и монахов, в которую входили постриженники митр.Кирилла, академически образованные насельники Иоанно-Предтеченского монастыря: игумен Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Палладий (Шерстенников), иеродиакон Серафим (Шамшев), иеромонах Спасского монастыря Феофан (Еланский), а также монахи Раифской и Седмиезерной пустынь, руководимые архимандритами Феодосием (Лузгиным) и Александром (Уродовым).

29 апреля — 9 мая 1923 года в Москве прошел первый т.н. обновленческий собор, объявивший о низложении патр.Тихона и лишении его монашества и принявший широкую программу литургических реформ и «церковного обновления», в том числе допустимость второбрачия для священников, брака для епископов и пр. Патр.Тихон и значительная часть епископата не признала решений этого «собора». Однако обновленчество было поддержано Константинопольским и другими восточными патриархатами, а также Ватиканом. Особенную активность в контактах с обновленцами проявлял представитель папы Д'Эрбиньи. Все это вместе с содействием, оказываемым обновленчеству гражданской властью, убеждало приходское духовенство во избежание неприятностей признавать обновленчество.

В отличие от приходского духовенства, сами казанцы отказались признавать и ВЦУ, и архиеп.Алексия как неканонически поставленного на «живое место». Последнее по церковным канонам грозило ему прещениями, вплоть до извержения из сана. К архиеп.Алексию, как к архиерею еще дореволюционной хиротонии, обращались с увещаниями и профессора Духовной академии, и простые миряне. Но все было тщетно. Алексий, именовавший себя архиеп.Казанским и Свияжским, начал совершать богослужения по приходским церквам. В ночь с 25 на 26 мая (под праздник Пресвятой Троицы), накануне первого выезда обновленческого иерарха в Духосошественскую церковь Казани, весь город оказался усеян антиобновленческими воззваниями, частью расклеенными даже на стенах домов и телеграфных столбах. В листовках архиеп.Алексия называли волком в овечьей шкуре, хищно забравшимся в чужое стадо, и призывали прихожан не принимать его.16 Текст воззваний весьма разнился (как в стиле, так и по грамотности), что объяснялось написанием этих воззваний различными людьми. Но, по сути, все эти воззвания выражали непримиримую позицию широких церковных кругов. Одно из воззваний гласило:

Православные Христиане. Церковь наша, окруженная со всех сторон врагами, переживает великую смуту. Часть духовенства изменила Православию, опираясь на врагов Веры, насилием и обманом незаконно захватила церковную власть и, в чаянии собственной выгоды, невзирая на закон об отделении Церкви от государства, стремится поработить Церковь богоборному государству и тем погубить Веру нашу. Казанская кафедра Архиерейская незаконно восхищена некиим епископом Алексием, который по канонам Церкви, за вторжение в чужую епархию при живом Митрополите, подлежит извержению из сана. Кучка духовенства, отступившая от Христовых заветов любви и мира (Спирин, Беллавин, Сосунцов) заставляют и других угрозами, лестию и насилием подчиняться самозванцу. Православные епископы наши... (неразб.) и все верные пастыри ждут мучений (и гонений за веру). Православные Христиане. Вступитесь за свободу Церкви и гоните от нея врагов, хотящих губити ю.17

Подобные же обращения к православным казанцам, объяснявшие суть произошедшей измены приходского духовенства, подпавшего под власть обновленческого иерарха, появились в Суконной и Пороховой слободах.

Архиеп.Алексий в своем письме обновленческому митр.Евдокиму (Мещерскому) писал:

Лично я начинаю сожалеть, что приехал в Казань. Отрицательное отношение ко мне как к узурпатору Кирилловского престола после собора усилилось...18

Сетовал обновленческий архиепископ и на то, что епископы Иоасаф и Афанасий отказываются служить в качестве обновленческих викариев, а «своих» поставить нет возможности по причине неприятия их верующими и неканоничности такого поставления:

... пока будут жить здесь епископы Иоасаф и Афанасий, я полагаю, что мы ни одного викария не создадим...

Были у архиеп.Алексия и другие причины для огорчения.

Наркомюст, — писал Алексий митр.Евдокиму, — не вполне единомыслен с ГПУ (которое было «единомышленно» с обновленческим епархиальным управлением. — А.Ж.), и посему наша оппозиция действует очень сплоченно и энергично. Контрреволюционным (согласитесь, странная терминология для духовного лица. — А.Ж.) штабом является Ивановский монастырь, где 3 инока-академика отказались принять ВЦУ, архиепископа и убеждают всех держаться непременно старого стиля. К ним присоединились все иноки Раифской пустыни, Седмиезерной пустыни, Феодоровского женского монастыря и, частично, монахини Свияжского монастыря... Все наши сообщения (в ГПУ — А.Ж.) о поведении сих противников «обновления?» а следовательно — по существу, — и власти, остаются без всякого внимания.

Как видим, логика «враг обновленчества — враг власти» была присуща не только представителям гражданской власти, но и представителям самого обновленчества, рассматривавшего церковную оппозицию как политического врага гражданской власти.

Вместе с тем, обновленческий архиеп.Алексий явно лукавил, говоря, что его доносы оставались без внимания. На заявление обновленческого епархиального управления в ТатОГПУ от 24 мая 1923 об увольнении иеромонахов Иоанно-Предтеченского монастыря Питирима (Крылова) и Иоанна (Широкова), иеродиакона Серафима (Шамшева) и заведующего Спасского собора Казанского кремля иеромонаха Феофана (Еланского), рядом с замечанием, что за «дальнейшие действия со стороны означенных лиц епархиальное управление снимает с себя ответственность», стоит резолюция сотрудника ОГПУ: «Выяснить подробные политические фигуры этих типов, собрать компрометирующие материалы на них, в частности, по делу расклейки прокламаций и принять репрессивные меры...» А ниже: «Исполнить. Мне думается, арест можно провести 5/6».

Аресты были произведены 14 июня. Инокам вменялось в вину написание и распространение антиобновлепческих прокламаций, связь с сосланным в Усть-Сысольск митр.Кириллом и вообще, как откровенно резюмировалось в одной из докладных записок в ГПУ:

Вся эта черносотенная компания, во главе с архиепископом Иоасафом, представляет собой штаб всевозможных контрреволюционных шашней, за которым плетется все реакционное духовенство и верующая масса, что является в высшей степени в политическом отношении опасными.19

Примечательно, что приписав еп.Иоасафу сан более высокий, нежели он имел, власть невольно признала за владыкой авторитет и право временного управления Казанской епархией на время отсутствия митр.Кирилла. Во всяком случае, влияние преосвященного Иоасафа на умы казанцев и на дела епархиальные было не менее глубокое, чем влияние всего обновленческого епархиального управления.

По делу арестованных монахов Иоанно-Предтеченского монастыря вызывали в ГПУ для дачи показаний и обновленческого архиеп.Алексия (Баженова). Последний заявил, что после того, как архим.Феодосии побывал в Иоанно-Предтеченском монастыре и получил печатный текст непризнания ВЦУ, КЕУ и Алексия, под этим текстом подписались все насельники Раифы, впрочем, как и Седмиезерной пустыни, казначей которой ссылался на мнение насельников Иоанно-Предтеченского монастыря как на основание занятой позиции. Иеромонах Феофан (Еланский), сын протоиерея Покровской церкви г.Елабуги и один из ближайших сподвижников еп.Иоасафа, ездил в родной город и там своими проповедями и указаниями вл.Иоасафа многих отвлек от обновленчества, которое уже почти восторжествовало в Елабуге. Престарелый настоятель Иоанно-Предтеченского монастыря еп.Андроник, вызванный в КЕУ для выяснения причин непризнания обновленцев, говорил Алексию вполне откровенно, что ему, Андронику, «неудобно расходиться с епископом Иоасафом»20.

Впрочем, доказательств по обвинению иноков (не говоря уже о самом епископе) было столь мало, что 30 июня они были отпущены под домашний арест. На допросах все они держались стойко, хотя им и угрожали физической расправой. Иеромонах Феофан, как докладывали следователю тюремные надзиратели, несколько ночей не спал, проводя их в молитве, ожидая скорого расстрела. На защиту иноков по инициативе, исходившей из центра духовной оппозиции, возглавляемой вл.Иоасафом, выступили слободские рабочие, многие прихожане.

«Торжество» обновленчества продолжалось до середины июля 1923, когда из Москвы дошло не только известие об обретении свободы патр.Тихоном, но и его послание к священнослужителям и всем верным чадам Православной Российской Церкви от 15 июля, где патриарх объяснял подлог живцов, неканоничность их ВЦУ и призывал отпавших к покаянию:

Мы призываем всех епископов, иереев и верных чад Церкви, которые в сознании своего долга, мужественно стояли за богоустановленный порядок церковной жизни, и просим оказать нам содействие в деле умиротворения Церкви своими советами и трудами, а наипаче молитвами Создателю всех и Промыслителю Богу. Тех же, которые волею или неволею, ведением или не ведением пошатнулись в стоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и Благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасающее лоно Единой Вселенской Церкви...

С получением известий об освобождении патр.Тихона из-под ареста и гражданского суда, а также совершении им богослужений, местные власти внезапно лишились формальной возможности преследовать его сторонников. Не бездействовали и православные. Уже 17 июля в кафедральном соборе состоялось заседание Общего собрания верующих приходских казанских церквей, организованное кружком ревнителей Православия, возглавляемым преподавателем Богословского института Платоном Ивановичем Ивановым и 28-летним юристом Александром Сергеевичем Кожевниковым, близкими и доверенными людьми вл.Иоасафа. На этом заседании было постановлено, что «единственно законной, канонической властью в Казанской епархии община считает временного заместителя митрополита Казанского — епископа Чистопольского Иоасафа».21 Далее замечалось, что «ввиду допущения причтом сношений с раскольниками», причт должен получить от еп.Иоасафа удостоверение, что «он, причт, ныне находится в каноническом общении с епископом и не запрещен в служении, и представить таковое удостоверение приходскому совету». Указывалось также, что, не признавая силы за обновленческим собором 1923 года, община приветствует освобождение патриарха и его заявление на имя Верховного суда, и «всецело стоит на точке зрения полной аполитичности Церкви». Причту предлагалось отныне неуклонно возносить за богослужениями поминовение церковной власти по формуле: «Великаго Господина и Отца нашего Святейшаго Тихона, Патриарха Московского и всея России, и Господина Преосвященнейшего Иоасафа, епископа Чистопольского». В случае же расхождения причта какого-либо храма с изложенными постановлениями общеприходского собрания и неподчинения им, считать неподчинившихся отклонившимися от общины, уволенными из числа служителей Церкви и недопускаемыми к богослужению.

19 июля на квартире у вл.Иоасафа собралось около двадцати наиболее близких ему лиц из духовенства и мирян. С 7 по 11 часов вечера шло это собрание, на котором обсуждалось новое положение Церкви и вырабатывался чин покаяния, которое должны были приносить отпавшие в обновленчество. Во избежание провокаций и слежки на время собрания из присутствовавших мирян выставлялся караул, о чем и докладывал в ГПУ один из осведомителей.22

20 июля, накануне празднования Казанской иконы Божией Матери, вл.Иоасаф совершил первое открытое богослужение в Спасо-Преображенском монастыре. Ему сослужило духовенство, еще вчера гонимое властью светской и узурпаторами власти церковной. Ликование было всеобщим, путь вл.Иоасафу верующие усыпали цветами, богослужения совершались по праздничному чину: во время полиелея диаконские свечи, как и свечи сослужившего владыке духовенства, были увиты цветами. Так же празднично, торжественно и многолюдно проходили службы с участием других православных архиереев: еп.Афанасия в Богоявленском храме и еп.Андроника в Иоанно-Предтеченском монастыре.

На следующий день после возобновления еп.Иоасафом богослужений, к нему один за другим стали являться на покаяние священники и диаконы приходских церквей, отпавшие в обновленчество. После исповеди и принесения покаяния отпавших, владыка отпускал им грех участия в расколе. В течение двух-трех дней почти все отпавшее в обновленчество духовенство принесло покаяние и, к радости своих прихожан, было воспринято вл.Иоасафом в церковное общение. По настоятельному требованию мирян, еп.Иоасаф вместе с православными епископами освятил малым чином (через окропление святой водой) те храмы, что были осквернены совершением в них служб обновленческим архиеп.Алексием. Народ ликовал и плакал, когда происходило освящение кафедрального Благовещенского собора. Обновленческий же архиепископ тотчас направил жалобу в ГПУ. Последними из всех принесли покаяние священники Богородицкого монастыря, чья совесть была особенно отягощена перед православными казанцами. Священники пришли к владыке все четверо и были приняты им благосклонно, с обещанием не унижать их перед епархией, а 3 августа владыка уже совершил богослужение в Богородицком монастыре.

Местное ГПУ, раздосадованное столь ощутимым поражением подопечных им живоцерковников и не имеющее возможности до разъяснения ситуации московскими властями арестовать кого-либо из духовенства, устроило арест Платона Иванова и Александра Кожевникова по доносу провокатора, члена соборной общины, состоявшего тайным осведомителем ГПУ. После покаянного заявления патр.Тихона, еп.Иоасаф, как его сторонник, был поставлен перед необходимостью разъяснить собственную позицию, с одной стороны, откровенно принуждаемый к тому ГПУ (ведь, если сам патриарх покаялся, то его сторонники должны поступить так же), с другой стороны, желая через это заявление помочь освобождению Иванова и Кожевникова, чья позиция бы тогда полностью совпадала с официальной линией еп.Иоасафа, как временно управляющего епархией.

В своем обращении «К духовенству и мирянам Казанской епархии» владыка определял свое направление в церковной деятельности как внеполитическое: «Поскольку имя мое как религиозного последователя патриарха Тихона в условиях нашей епархии в последнее время силою обстоятельств связывается с понятием “тихоновщины”, я со всею силою своего нравственного авторитета встаю на страже проведения в жизнь указанного мною выше направления в церковной деятельности...», т.е. внеполитического. Думая, что получит заявление покаянное, ГПУ явно просчиталось и получило заявление владыки скорее антиобновленченское, но уж никак не антитихоновское. Верующим было ясно, против кого направлены строки заявления:

Тот, кто хочет Церковь как организацию использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот обмирщает этот Богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение, тому Церковь, как таковая, не важна и не дорога...

Однако видимость покаяния была соблюдена, и через месяц Платон Иванов и Александр Кожевников были выпущены из тюрьмы.

В начале августа 1923 скончался свящ.Порфирий Руфимский. Погребение его 6 августа совершал сам вл.Иоасаф.

В отпевании брата участвовал прот.Павел Руфимский, блестящий оратор и известный в Казани богослов, но, из-за угроз ГПУ быть сосланным, малодушно оставшийся на стороне обновленцев. По окончании отпевания он подошел к еп.Иоасафу и со слезами на глазах обратился к нему: «Прошу вас, владыка, когда я умру, похороните меня». Всего через два месяца, участвуя в диспуте против безбожников и произнеся блестящую речь, прот.Павел, сходя с кафедры, воскликнул: «А все-таки Бог существует!» Вдруг он пошатнулся и упал замертво. Смерть эта так ошеломила православных казанцев, что примирила с отцом Павлом всех, кто осуждал его прежде за малодушие. Преосвященный Иоасаф, памятуя предсмертную просьбу священника о погребении, исполнил это завещание. Этого же желали и прихожане, не противились и родные.

Между тем обновленческий архиеп.Алексий, считая священника «своим» также явился ко гробу, отслужил панихиду, надеясь произвести и отпевание, но получил твердый отпор со стороны верующих, желавших чтобы именно вл.Иоасаф исполнил этот обряд. Алексий, по обыкновению, пошел жаловаться в ГПУ, заявляя, что еп.Иоасаф из смерти прот.Павла делает политическую демонстрацию.

Однако недолгой была растерянность власти. 15 сентября 1923 с еп.Иоасафа была взята подписка о невыезде за пределы Казани. Мотивы гражданской власти были понятны. В то время как обновленчество в Казанском крае, несмотря на всю поддержку властей, терпит поражение, еп.Иоасаф, не имеющий зарегистрированного епархиального управления (несмотря на все свои об этом просьбы), благословляет инокинь и иноков казанских монастырей (числом более 150 человек) на хождение по деревням и селам епархии с проповедями против обновленчества, с посланиями патр.Тихона и самого вл.Иоасафа. Более того, еп.Иоасаф представляет патриарху список к награждению духовных лиц, «стойко засвидетельствовавших свою преданность Православной Церкви», среди которых: протоиерей Петропавловского собора Андрей Боголюбов, один из трех казанских приходских священников, в сложные для Православия дни не примкнувший к обновленчеству; прот.Павел Мансуровский из села Никольского, единственный священник на весь Арский кантон, восставший открыто против «живцов» и также открыто поминавший патр.Тихона; Благовещенской церкви г.Свияжска свящ.Анатолий Романовский, еще в 1922 привлекавшийся к ответственности вместе с архим.Ефремом за преподавание детям Закона Божия; иноки из Иоанно-Предтеченского, Раифского, Седмиезерного монастырей... Иными словами, даже в отсутствие зарегистрированного епархиального управления еп.Иоасаф успешно осуществлял руководство епархией.

19 сентября 1923 в «Известиях ТатЦИК» было опубликовано разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о невозможности публичного поминовения за православным богослужением патр.Тихона и митр.Казанского Кирилла. Еп.Иоасаф, прекрасно разбиравшийся в советском законодательстве и стремящийся добиться решения вопроса в интересах православных верующих, направляет номер этой газеты в Наркомюст РСФСР с просьбой разъяснить следующее:

1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла не допустимо по законам Республики... 2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст.69 Угол.Кодекса... 3) Могу ли я, епископ Православной Церкви, состоящий в религиозном общении с старой иерархией, а не с новообновленческой, регистрироваться как руководитель избравших меня таковым религиозных обществ... 4) Действительно ли регистрация религиозных обществ в настоящее время временно прекращена, тогда как раньше было объявлено о продлении срока регистрации до 1-го ноября.23

Вл.Иоасаф стремился добиться снятия запрета на поминовения высшей церковной власти (патр.Тихона и митр.Кирилла) и легализовать (зарегистрировать) православное епархиальное управление. Однако гражданская власть понимала, что легализация положения еп.Иоасафа окончательно подорвет обновленческое движение в Татреспублике. Поэтому власти не только не позволили зарегистрировать православное епархиальное управление, но и благосклонно отнеслись к рассылке обновленческим КЕУ по всей Татреспублике копий запрета возношения за богослужениями имен патр.Тихона и митр.Кирилла, добавляя к ним еще и имя еп.Иоасафа.

В конце ноября 1923 архим.Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Феофан (Еланский) и иеродиакон Серафим (Шамшев) были вновь арестованы и сосланы на 3 года на Соловки.24 В январе 1924 в Ташкент были сосланы Платон Иванов и протоиерей Грузинской церкви, бесстрашный обличитель обновленчества о.Александр Гаврилов, а в марте подвергся высылке в Москву и заключению в Таганскую тюрьму Александр Кожевников.

20 ноября 1923 Комиссариатом внутренних дел Татреспублики еп.Иоасафу было запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против него судебного дела в Главсуде за принадлежность к сторонникам патр.Тихона. Однако оказалось, что в суде никакого судебного дела нет, а есть «наблюдательное производство в Татотделе ГПУ», которое было начато еще в начале сентября. Вместе с тем, запрет на служение еп.Иоасафу был объявлен только в конце ноября, вскоре после получения им такого же запрещения от обновленческого ВЦУ. В своем запросе в 5-й отдел Наркомюста РСФСР в декабре 1923 еп.Иоасаф писал:

Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п.2 основного декрета об отделении Церкви от Государства от 23 января 1918 г., ст.125 Уголовного Кодекса и Циркуляр от 28 февраля 1919 г. № 123037.25

12 декабря 1923 в ГТУ поступают сведения, что еп.Иоасаф «не имея официального разрешения от гражданской власти на организацию епархиального управления, управляет фактически епархией»26 (констатация факта полной неспособности обновленческого КЕУ повести за собой церковные общины. — А.Ж), а также имеет связь с бывшим патр.Тихоном, «от которого ожидаются на днях руководящие указания для епископа Иоасафа в работе по епархии». 24 декабря 1923 из почтовой конторы были изъяты и препровождены в ОГПУ письмо еп.Иоасафу от патр.Тихона с резолюцией последнего о наградах и еще несколько документов административного характера. Характерно, что некоторые документы изымались чекистами с других адресов, поскольку корреспонденция для вл.Иоасафа шла не только на его имя, но и на конспиративные адреса. Однако даже эта конспирация не спасала от изъятия документов. Перлюстрация писем, по всей видимости, была тотальной. Успешно работала и сеть осведомителей.

Вместе с тем изъятых документов оказалось недостаточно для фабрикации основательных обвинений, и еп.Иоасаф был вскоре освобожден из-под ареста. Хотя ему было запрещено совершать богослужения и номинальное управление епархией перешло к еп.Афанасию, однако вл.Иоасаф не переставал служить тайно и фактически оставался при управлении епархией. Епископу же Афанасию, при подсказке из обновленческого епархиального управления, ГПУ запретило совершать рукоположения.

Сознавая влияние еп.Иоасафа на положение церковных дел в Казанском крае, ГПУ явно спешило сфабриковать против него «дело». К тому чекистов подталкивало полное поражение обновленчества в Казани: за архиеп.Алексием к началу 1924 оставалось всего четыре прихода. Верующие явно игнорировали узурпаторов церковной власти, и средств от приходских общин в КЕУ почти не поступало. В этих условиях КЕУ не переставало своими доносами подталкивать ГПУ к аресту еп.Иоасафа. Из Казани в Москву по линии ОГПУ шли откровенные депеши, что в «кантонах плодотворная работа обновленцев может быть только в том случае, если тамошние тихоновцы лишатся своего наиболее умного и хитрого руководителя».

Одновременно гражданской властью предпринималась работа по дискредитации еп.Иоасафа. Власти понуждали православные общины к регистрации в качестве обновленческих, мотивируя свою позицию тем, что еп.Иоасаф находится под судом. По всей республике в январе-феврале 1924 кантонные управления объявляли представителям православных религиозных общин (причем, под расписку) о привлечении еп.Иоасафа к суду по ст.62 и 123 Уголовного кодекса, а потому предлагали выбрать себе другого епископа. Намекали, что общины должны принять обновленческого архиерея, так как со староцерковническими (поддерживавшими патр.Тихона) архиереями общины регистрироваться не будут. По этому вопросу еп.Иоасаф вынужден был писать заявление на имя председателя СНК Татреспублики с требованием прекратить вмешательство в дела общин и дискредитацию его личности до всякого вынесения судебного решения.

Одновременно еп.Иоасаф пытался спасти от закрытия церкви бывшего Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле, мотивируя это необходимостью следить за храмами — памятниками архитектуры XVI века, и за монастырским кладбищем. Еще в декабре 1923 из НКВД было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и сам монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. 26 февраля 1924 общиной было получено срочное предложение от местных властей «представить договор, заключенный группой верующих с властью при проведении декрета об отделении Церкви от государства, а также описи имущества монастыря». Стало очевидно, что монастырь будет закрыт. И действительно, все обращения, ходатайства и апелляции к советскому законодательству были бесполезны.

В конце февраля 1924 обновленческий архиеп.Алексий совершил хиротонии женатых священников во епископов Чистопольского и Чебоксарского (совершалось поставление на «живое» место, ибо вл.Иоасаф носил титул Чистопольского, а Афанасий — Чебоксарского). Так в Казанской епархии возникла параллельная обновленческая иерархия.

Православные епископы предали их анафеме, за что, как за предлог к выдворению вл.Иоасафа из Казани, ухватились в ГПУ. Анафематствование было совершено в Иоанно-Предтеченском монастыре в 1-ю неделю Великого поста, 23 марта, в день Торжества Православия. Еп.Иоасафу сослужили епископы Афанасий, Андроник, множество священников и диаконов. О казанском событии срочной телеграммой от 23 марта 1924 был оповещен сам Тучков:

Инициаторами этой идеи были никто иные, как епископ Иоасаф... и епископ Афанасий. Мы намереваемся этот акт использовать для компрометации тихоновщины в целом и в частности указанных епископов, но для того, чтобы эта мера имела больше результатов, просьба сообщить — совершалась ли в Москве анафематствование Тихоном и можно ли нам факт анафематствования использовать для соответствующего давления на епископа Афанасия? (т.к. анафематствование в свое время было чисто правительственной мерой). Это нам необходимо знать еще и потому, что Афанасий склонен продолжать политику Иоасафа.27

Тучков из Москвы запрашивал: «Кого же анафематствовали?» Но внятного ответа не получил.

Несмотря на отсутствие каких-либо веских обвинений против вл.Иоасафа, следственное дело против него завершено не было. Епископ вновь был вызван в ГПУ и допрошен 20 апреля 1924. На допросе стало очевидно, что гражданские власти добиваются осуждения еп.Иоасафом патр.Тихона, митр.Кирилла и признания обновленческого ВЦУ. Однако владыка аргументирование защищал свою православную позицию. Так, на вопрос: почему епископ работал в епархиальном управлении, а затем ушел из него, владыка ответил:

Мое согласие работать в епархиальном управлении в качестве правящего епископа вызвалось моей преемственностью от митрополита Кирилла, обещанием епархиального управления не производить никаких церковных реформ до Собора, обещанием не нарушать моих архиерейских прав в делах церковных обрядностей... Уход мой из епархиального управления состоялся не по политическим соображениям, а потому, что в Казани был назначен новый архиерей, и я в связи с этим был уволен на покой. В данное время в вопросах политических церковных я разделяю точку зрения, выраженную [патриархом] Тихоном в своих воззваниях, изданных до сего времени...28

По поводу своих богослужений, владыка сказал так:

К богослужению приступил после освобождения патриарха Тихона, т.к. в этом освобождении увидел допущение в Москве открытого существования православной, но не обновленческой иерархии...

Владыка отрицал политический характер своей борьбы против обновленчества в Казани, ибо «всякое вмешательство Церкви в гражданскую политическую борьбу безусловно несовместимо с назначением Церкви; в этой борьбе она превратится в обычное учреждение и перестанет быть высшим беспристрастным критерием жизни человека...» Подтвердив свое убеждение в том, что единственной канонической главой Российской Православной Церкви является патр.Тихон, вл.Иоасаф заметил:

Я хотел бы и раньше и теперь видеть в лице своего патриарха исключительно духовную главу, руководящую верующими в их духовной жизни...

Как человек вл.Иоасаф мог и не соглашаться с некоторыми из решений Святейшего Патриарха, но как православный архиерей, монах, он всегда признавал за Святейшим Тихоном патриаршие полномочия и следовал указаниям церковной власти. И вплоть до своей мученической смерти вл.Иоасаф ни разу не отступился от патриарха-исповедника, чье имя в 20-30-е годы было ошельмовано и оклеветано и чьи последователи были обречены в советском государстве на преследования.

Власти уже давно желали удаления вл.Иоасафа из пределов Татарской республики. Не решаясь арестовать владыку в Казани, гражданские власти 15 мая 1924 вызвали его в Москву. В день своего отъезда владыка отслужил литургию в храме Николы Ратного (в Спасо-Преображенском монастыре) при затворенных дверях, в присутствии лишь немногих доверенных людей. Диаконом был Максим Михайлов (тот самый, что вскоре был приглашен в Москву Чесноковым на должность протодиакона церкви Василия Кесарийского на Тверской, где Чесноков был регентом). При возглашении «выклички» он не мог от волнения говорить и разрыдался. Все присутствовавшие плакали, и литургия несколько раз прерывалась из-за всеобщего плача. На возношениях поминалось имя патр.Тихона, к тому времени вновь запрещенное для поминовения. А около 12 часов ночи поезд увез из Казани вл.Иоасафа, которого провожало множество верующих, не чаявших более свидеться с любимым архипастырем. Как утверждал в 1925 летописец этих событий, с отъездом еп.Иоасафа окончился «героический» период истории Казанской епархии.

По приезде в Москву еп.Иоасаф с вокзала отправился в Донской монастырь к патр.Тихону, которого до этого ни разу не видел. Неизвестно, о чем беседовал с ним преосвященный Иоасаф, но, видимо, беседа эта укрепила владыку перед грядущими испытаниями. Когда 16 мая 1924 епископ явился в ГПУ, он был тотчас арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, в которой находился с 17 мая по 23 августа 1924. Владыке вменялось в вину антиобновленческие выступления, инкриминируемые как антисоветские, однако еп.Иоасаф смог, ссылаясь на соответствующие светские законы и разъяснения доказать, что подобные обвинения противоречат самому советскому законодательству о религиозных организациях. ГПУ после допросов и более чем трехмесячного заключения 23 августа29 вынуждено было выпустить его, взяв предварительно подписку о невыезде. В Москве вл.Иоасаф поселяется в Даниловом монастыре, где настоятельствовал архиеп.Феодор (Поздеевский), воспитанник Казанской Духовной академии и духовное чадо старца Гавриила Седмиезерского. В этом монастыре проживали многие удерживаемые гражданской властью в Москве церковные иерархи, большинство из которых приняло впоследствии мученическую смерть. Значительная часть этих иерархов, вошедших в историю как представители т.н. даниловской оппозиции, были знакомы друг с другом по совместной учебе в стенах Казанской Духовной академии.

В 1925 скончался патр.Тихон, и еп.Иоасаф был одним из тех, кто 11 апреля служил литургию при гробе Святейшего Тихона,30 а 12 апреля принимал участие в погребении и подписал акт о передаче высшей церковной власти митр.Крутицкому Петру,31 доверенным лицом которого еп.Иоасаф стал довольно скоро. Он участвовал в ответственных переговорах митр.Петра с властями об организации Священного Синода Русской Церкви, составил по просьбе патриаршего местоблюстителя (и руководствуясь его тезисами) проект декларации, в которой говорилось об отношениях между Русской Православной Церковью и советским государством и которая должна была быть направлена в СНК СССР от имени патриаршего местоблюстителя. Вл.Иоасаф прочел составленный текст жившим тогда в Даниловом монастыре епископам Пахомию (Кедрову), Парфению (Брянских) и Амвросию (Полянскому) и, после их замечаний и поправок, представил откорректированный текст на утверждение митр.Петра.32

Но митр.Петр не желал передавать декларацию советскому правительству через представителей ГПУ, поскольку в этом документе говорилось об «административном давлении» (фактически, гонениях) на Церковь, нарушении законности в отношении нерегистрируемых православных общин, насильно удерживаемых вне своих епархий иерархов, духовных лиц, содержащихся в тюрьмах вместе с уголовниками и пр.

Именно из-за несоответствия содержания обращения планам ГПУ, митр.Петр добивался личной встречи с главой правительства Рыковым. Однако все попытки осуществить подобные планы оказались безуспешными. Более того, желая изолировать митр.Петра от влиятельного епископского окружения, к мнению которого митр.Петр прислушивался и православному чутью которого доверял, ГПУ устроило аресты сторонников патриаршего местоблюстителя. Возможно, свою роль сыграла и полученная ГПУ информация о характере письменного обращения митр.Петра в Совнарком. Власти были обеспокоены новым свидетельством Церкви о гонениях на верующих и священнослужителей.

Среди первых арестованных иерархов был и еп.Иоасаф как составитель проекта декларации. Владыка был арестован 18 или 19 ноября33 1925. В один день с ним были арестованы архиеп.Гурий (Степанов) и еп.Прокопий (Титов). 30 ноября были арестованы епископы Парфений (Брянских), Амвросий (Полянский), Дамаскин (Цедрик), Пахомий (Кедров), Тихон (Шарапов), Герман (Ряшенцев), Николай (Добронравов), много священников, а также бывший обер-прокурор Святейшего Синода Александр Самарин, бывший помощник обер-прокурора Петр Истомин и др.34 9 декабря состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП (б), на котором по представлению ОГПУ, было постановлено поддержать григорианский раскол, а митр.Петра арестовать, что и было осуществлено в тот же день.

Вл.Иоасаф обвинялся в преступлении, предусмотренном ст.69 УК РСФСР и, в частности, в том, что оказывал «пособничество и укрывательство группе монархических епископов и мирян, поставивших своей задачей использование Церкви для нанесения явного ущерба диктатуре пролетариата, путем воздействия на массу и на церковнослужителей». В предъявленном обвинении еп.Иоасаф виновным себя не признал.35

Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 21 мая 1926, арестованные иерархи, духовенство и миряне были осуждены.36 Вл.Иоасаф был осужден к высылке на три года в Зырянский край, но выслан в Туруханский. Возможно, причиной этого изменения места ссылки было то обстоятельство, что в Зырянском крае отбывал ссылку митр.Кирилл и власти не желали соседства и возможного общения единомышленников. В июне вл.Иоасаф этапом был отправлен в Красноярск, оттуда в конце августа — в Туруханский край.37

В августе 1927 возобновляется переписка вл.Иоасафа с митр.Кириллом, начатая еще когда вл.Кирилл был в ссылке в Зырянской области, а еп.Иоасаф жил в Москве. Между сосланными в один край архиереями (митр.Кирилл был сослан в Туруханский край в декабре 1926) завязывается оживленная переписка. Митр.Кирилл, будучи изолированным от церковной жизни, информируется обо всем еп.Иоасафом, некоторое время пребывавшим в центре церковных событий в Москве и разбиравшимся в происходящих изменениях.

Когда завершился срок туруханской ссылки вл.Иоасафа, он был направлен в Енисейск, где прожил около двух месяцев в ожидании дальнейшей судьбы. Здесь он получил новое постановление о высылке «с прикреплением». Для поселения еп.Иоасаф избрал г.Козьмодемьянск Марийской области.38

Переписка между митр.Кириллом и еп.Иоасафом не прерывалась и в этот период.

К периоду проживания еп.Иоасафа в Козьмодемьянске относится сообщение об его участии через монаха Германа (Тенешева)39 в т.н. «Кочующем» соборе ИПЦ, состоявшемся с 9 марта по 8 августа 1928.40 Поскольку сведения об этом соборе появились только в последние годы, причем только из одного сомнительной достоверности источника,41 то оставим это сообщение без обширных комментариев. Отметим только, что если бы подобное событие, как Кочующий собор, причем столь представительное (72 человека), имело бы место, то в предании или в следственных делах об этом остался бы след или хотя бы косвенное упоминание. Кроме того, не известны и документы, на основании которых излагается история этого собора. Соответственно, под сомнением и участие в этом соборе еп.Иоасафа.

Будучи по свидетельству своих современников самым сильным в смысле административного опыта и одаренности архиереем из всех архиереев, бывших в Казани за предыдущие два десятилетия, умевшим держать в своих руках и людей и дело, еп.Иоасаф, чье влияние было всегда широкое и глубокое, вызывал к себе болезненное внимание ГПУ, вскоре сфабриковавшее дело по т.н. контрреволюционной, религиозно-монархической организации-центра «Истинно-Православная Церковь» (ИПЦ). В 1930-1932 годы подобные массовые процессы по т.н. филиалам ИПЦ были инспирированы в Москве, Серпухове, Ленинграде, Воронеже, Твери, Самаре, на Украине.

По одному с еп.Иоасафом делу в июле-августе 1931 были привлечены все оставшиеся в Казани преподаватели Казанской Духовной академии: профессор В.И.Несмелов, протоиерей Варваринской церкви Николай Петров (первый и последний ректор Богословского института), М.Н.Васильевский, Е.Я.Полянский, И.М.Покровский; еп.Яранский Нектарий (Трезвинский), священники Николай Троицкий, Иаков Галахов (бывший профессор Томского университета), Андрей Боголюбов, Николай Дягилев, Сергий Воронцов, Евлампий Едемский-Своеземцев; монахини закрытых казанских монастырей, миряне (всего по этому делу было осуждено 33 человека).

Вскоре еп.Иоасафу было предъявлено обвинение, по поводу которого владыка собственноручно написал следующее:

По существу предъявленного мне обвинения не признаю себя виновным, в доказательство чего заявляю следующее. Уже в 1923 г. меня как бывшего тогда в Казани епископом подозревали следственные органы ОГПУ в контрреволюционных деяниях, в частности, в контрреволюционной организации. Дело о мне тогда было направлено в Москву, где я был вызван на допрос, и после рассмотрения дела там я не был признан виновным по возводимым на меня обвинениям, и то обвинение было тогда аннулировано. Таким образом за время моего пребывания в Казани до мая 1924 года московское ГПУ не нашло в моей деятельности никаких признаков преступности. С мая 1924 г. и до момента моего приезда в Казань из Козьмодемьянска, места моей последней ссылки, я в Казани не проезжал, заезжал сюда только на 3-4 дня — проездом из Туруханского края в Козьмодемьянск и, следовательно, никакого участия в каких-либо собраниях, происходивших в Казани, я не мог иметь.

С указанными в обвинении профессорами я не виделся с 1921 года и ни в какой переписке с ними не состоял, а со священником Петровым и Касторским я виделся до своего отъезда из Казани только как со священниками и никаких речей с ними никогда не вел на тему о каких-либо контрреволюционных организациях, чего не могло установить и следствие 1923 года. Монахини Терсинские ко мне ни в туруханский край (за 6 000 верст), ни в Козьмодемьянск не приезжали, с ними я не переписывался. Богородицкую совсем не знаю, Скалозубова и Ожегова никогда не видал и об их существовании решительно ничего не знал вплоть до последних дней, когда очутился вместе с ними в одной камере. Каких-либо воззваний или обращений политического характера, рассылаемых м.Кириллом я не видал, о них ничего не знаю. Знаю только переписку между ним и м.Сергием по чисто церковным, каноническим вопросам, не имеющую по моему глубокому убеждению никакого политического характера. Эта переписка была закончена еще до выступления Римского папы, поэтому связывать ее с папским выступлением никак нельзя. О каких-то выступлениях казанцев в связи с папским выступлением я слышу впервые и только сейчас из предъявленного мне обвинения.

Сам я не совершаю богослужений в храме с момента своего ареста в Москве 18 ноября 1925 г., так как в Козьмодемьянске Маротделом ОГПУ таковые мне совершать не дозволялось, значит, не мог использовать в каком-то отношении свое положение как архиерей.

Проживая в Козьмодемьянске 2 года под бдительным надзором органов ОГПУ я не был ни разу заподозрен в чем-либо противосоветском, контрреволюционном. Опровергать отдельные факты обвинения мне не приходится, так как в обвинении не указано ни одного такового, касающегося лично меня и устанавливающего мое непосредственное участие в нем, а приведенные мною выше справки о моей жизни последних лет с неопровержимостью доказывают, что участия в казанской жизни я не мог иметь.42

Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 5 января 1932 еп.Иоасаф был осужден к трем годам заключения в концлагерь. В сибирском концлагере он претерпел много мучений, страдал от изнурительного труда, возя тачки с углем в рудниках Араличева (Кузнецкий бассейн), несколько раз бит.43 Но, видимо, и в заключении, и на рудниках вл.Иоасаф не боялся высказывать своих взглядов на церковную действительность и с достоинством нес свой архипастырский крест в условиях всеобщего богоотступничества.

В 1933 вл.Иоасаф вместе с несколькими другими православными христианами44 был арестован 3-м отделом ОГПУ Сиблага. Он обвинялся в том, что «отбывая меру социальной защиты в Осиновских лагерях Сиблага ОГПУ» организовал в лагере вместе с остальными заключенными «контрреволюционную церковно-монархическую группу», вербовавшую новых членов, распространявшую «провокационные слухи о положении Церкви в СССР» и вредную работу среди заключенных «по разложению лагеря и срыву лагерных работ». Иными словами, епископа обвинялся в преступлении, предусмотренном все той же статьей 58-11 УК СССР.

Еп.Иоасаф в предъявленном ему обвинении виновным себя не признал и на допросе 19 мая 1933 показал, что ни в какую группу он не входил, и о ней ничего не знал, и никакой агитации не вел. Постановлением Особого совещания Коллегии ОГПУ от 28 января срок наказания еп.Иоасафу был увеличен еще на 2 года.45

Отбыв и это наказание, вл.Иоасаф возвратился в Казань, где поселился со своей престарелой 75-летней матерью.

К тому времени в Казани существовало два КЕУ: обновленческое, с митр.Алексием (Баженовым), а позже — митр.Иерофеем (Померанцевым), и сергиевское — с постоянно арестовываемым епископатом: архиепископами Афанасием (Малининым), Палладием (Шерстенниковым), Антонием (Миловидовым). Со всеми ними вл.Иоасаф был знаком давно, с некоторыми даже с академической скамьи, — тем печальней и трагичней было для него размежевание с ними.

Вл.Иоасаф не пошел на признание Декларации митр.Сергия и остался заштатным епископом на покое. Он служил лишь изредка в кладбищенской церкви, причем только панихиды. Окружение его было из ссыльного или сочувствующего ему духовенства. Большинство приходского духовенства (а служить открыто тогда могли только обновленцы и принявшие Декларацию митр.Сергия) опасалось посещать его, и если посещало, то тайно. Да и за те годы, что прошли с момента, когда еп.Иоасаф был окончательно отстранен от управления епархией, значительная часть единомысленного владыке духовенства была либо сослана, либо расстреляна.

В апреле 1936, когда на Арском кладбище начали разрушать древние надгробные памятники и кресты, вл.Иоасаф в сердцах заметил: «Никуда не годен тот народ, который не бережет старины, — и, помолчав, добавил: — Впрочем, Иосифу Виссарионовичу уже нечего более разрушать, так что кладбище его последняя поддержка».

Не прекращается переписка вл.Иоасафа с митр.Кириллом, находившимся в ссылке и лишенным возможности следить за церковными и политическими событиями. В сентябре 1936 митр.Кирилл пишет еп.Иоасафу:

Все письмо Ваше, в котором Вы дали, между прочим, статью Е.М. (Е.Ярославского), собственноручно переписанную Вами, перечитал я за один раз, черпая в Ваших предшествовавших рассуждениях нравственное удовлетворение от сознания того, что среди нас не утрачивается правильно-осторожное отношение к грядущим судьбам нашей Матери-Церкви...

О принимаемых же законах, митр.Кирилл также соглашался с еп.Иоасафом:

Текст документа дает в этом отношении некоторое направление, во всяком случае не в нашу пользу, представляя свободу только антирелигиозной пропаганде. Для нас же даже желание помолиться не в одиночку, а общественно, возможно будет по закону 29 года от 8/4 — только с ведома и разрешения (и, конечно, под наблюдением) милиции.46

К вл.Иоасафу часто приезжали крестьяне из окрестных деревень, из сел Чувашской республики и Марийской области. Их рассказы о голоде и преследованиях духовенства вызывали у владыки негодование: «И после таких рассказов — слушать, что жить стало веселее... Неслыханное варварство!»

Сам Преосвященный Иоасаф не имел достаточных средств к существованию, получая весьма скромное пособие от редких треб, а ведь помимо себя еще надо было содержать больную престарелую мать. Его мать и в период тюремно-ссыльных мытарств Преосвященного не обходили заботами инокини закрытых монастырей и крестьяне, приезжавшие из районов. Теперь же, по возвращении владыки из концлагеря в Казань, к нему на ул.Тихомирова, дом 31, кв.2, приезжали его духовные чада, иноки и инокини разгромленных обителей, миряне, почитавшие епископа-исповедника. Каждый старался посильно помочь владыке: кто продуктами, кто — одеждой.

Владыка мало что оставлял себе, ибо значительную часть отсылал через доверенных лиц сосланному духовенству, арестованным и томящимся в заключении в казанской тюрьме священникам. У архипастыря находили приют и ночлег те, кто, гонимые властью за свое исповедание православной веры, вынуждены были бежать из родных мест и скитаться по городам и весям.

Не признав Декларации митр.Сергия, владыка оставался вне сергиевской иерархии и в казанских храмах сергиевской юрисдикции не служил. Лишь изредка еп.Иоасаф совершал молебны и панихиды в церкви Ярославских чудотворцев, что на Арском кладбище. В это время, обычно никто из местного духовенства, хотя и сочувствовавшего епископу, по опасавшегося возможных репрессий, не присутствовал, и Преосвященный Иоасаф в окружении 4-5 человек из числа своих последователей и духовных чад мог свободно поминать новомучеников и исповедников Российских, многих из которых знал лично по совместному служению в Казанской епархии, других — по ссылкам и тюремным заключениям.

Характерно, что однажды, на вопрос одного протоиерея, как владыка относится к советской власти, еп.Иоасаф грустно заметил: «Чтобы судить о советской власти, нужно побывать в концлагерях...»

В ноябре 1937 вл.Иоасаф был арестован у ложа умиравшей матери и, вместе с протоиереем Серафимовской церкви Николаем Троицким, монахинями разгромленного Богородицкого монастыря Евдокией (Двинских) и Степанидой (Макаровой), людьми из своего ближайшего окружения, заключен в тюрьму. Позже была арестована и приговорена к расстрелу игумения закрытого Федоровского Казанского монастыря Ангелина (Алексеева),47 также единомышленная с еп.Иоасафом и через которую часто осуществлялась пересылка корреспонденции митр.Кириллу.

В НКВД священномученику предъявили обвинения в организации контрреволюционного церковного подполья, в переписке со ссыльным митр. Кириллом, в клеветнических измышлениях о гонениях на Церковь в СССР и клевете на Сталина и власть, симпатиях фашизму (тогда это было общим обвинением для всех арестовываемых) и врагам народа Троцкому, Тухачевскому и проч. Владыка не признал за собой никакой вины, но почел ниже архиерейского достоинства оправдываться от очевидно сфабрикованных и угрозами или пытками полученных показаний против него тех, кто ценою чужой неволи и смерти покупал собственную жизнь. Да и понимал, вероятно, владыка, что близится земной предел его скитаниям и ссылкам и что этот арест станет последним. Ни изнурительные допросы, ни угрозы следователей, ни творимые ими над православным епископом издевательства и бесчинства не сломили воли исповедника, не поколебали в нем веры во Христа, во спасительность мученичества до крови.

Заседание тройки от 29 ноября 1937 приговорило еп.Иоасафа и свящ.Николая Троицкого к расстрелу,48 а инокинь Евдокию и Степаниду — к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.49

2 декабря, когда Православная Церковь праздновала память прп.Иоасафа, царевича Индийского, в Казани в 20 часов 35 минут был расстрелян священномученик Иоасаф, еп.Чистопольский.

Приложения

Из архивных материалов

Письмо епископа Иоасафа протоиерею Александру Меньшикову

О Вашей скорби я уже знал. Преосвященному Алексию я напишу о Вас и постараюсь его уверить в полной непричастности Вас к той интриге, которая завелась в каком-то приходе против священника после посещения этого прихода Вами. Отныне, дорогой о.Александр, выезжайте в села другой епархии только после того, как батюшки получат на то письменное разрешение Преосвященного. Беда в том, что несмотря на грозные времена, наша братия не освобождается от своего обыкновения извлекать свои выгоды из чисто церковных дел. На бывшее Ваше искушение смотрите именно как на искушение: видимо, Вы сильно досадили бесу, не сдавайте своих позиций, т.е. не падайте духом, не ослабляйте своей ревности, служите Господу Богу — ради прославления Его Святейшего имени, а все скорби, случающиеся на нашем пути, это увы обычное явление, случающееся со всяким.

Бог да утешит и подкрепит Вас. Прошу Ваших молитв. Грешный еп.Иоасаф.

Архив КГБ РТ, д.2-17615 «а», л.38-38об.

Проект Декларации митрополита Петра (составлен епископом Иоасафом)50

В Совет Народных Комиссаров СССР

Декретом Совнаркома РСФСР от 23/I-18 г. в развитие 4-го пункта Конституции (п.13) с объявлением отделения Церкви от государства, за всеми гражданами была признана свобода исповедания любой религии (п.1) и совершения религиозных обрядов (п.5) и, как гарантия этой религиозной свободы «в пределах республики», было запрещено «издавать какие-либо местные законы или постановления, которые стесняли бы или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан» (п.2).

Последующими постановлениями и распоряжениями соответствующих органов власти были разрешены выпуск в свет и распространение религиозной литературы (Цирк. НКЮ и НКВД от 15/VIII-21 г. (п.4) и организация богословских курсов (Декр. ВЦИК 13/VI-21 г. примеч. к п.3 и разъяснение 5-го отдела НКЮ от 2/V-23 г. № 280). Изданием декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 3/VIII-22 г. и инструкции к нему НКЮ и НКВД РСФСР от 27/IV-23 г. верующим предоставлено право внутреннего церковного самоуправления; созыв общегубернских и всероссийских съездов своего культа и организация исполнительных органов. Ввиду замеченных на практике отступлений местных властей от прежде изданных декретов инструкцией НКЮ по соглашению с НКВД от 19/VI-23 г. (С.У. за 1923 г., № 72) вместе с подтверждением обязательной силы за всеми изданными по церковным вопросам законодательными распоряжениями запрещалось: «всем государственным установлениям, путем административного вмешательства, поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам» (п.7) и на местную власть возлагалась обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна» (п.8).

Действительно, разнообразные религиозные исповедания на территории СССР, от примитивного шаманства малокультурных инородцев до всевозможных толков сектантства, пользуются предоставленными им гарантиями религиозной свободы и самоуправления. Они регистрируются в дозволяемых законодательством СССР границах, и их организации получают право законного существования.

Православно-верующими (или по терминологии НКЮ «староцерковниками») также вместе с представителями других религиозных исповеданий в указанный срок (июнь 23 г.) были предоставлены в надлежащие учреждения все требуемые законом (С.У. № 49) материалы для зарегистрирования их религиозных обществ, но несмотря на то, что соответствующий декрет (п.5) вменяет в обязанность регистрирующим органам в месячный срок (продленный постановлением Президиума ВЦИК от 23/VI-24 г. протокол № 19 до 1/ХI-24 г.) или зарегистрировать общество или учредителям его сообщить мотивы к отказу, — тем не менее до сего времени дела о регистрации религиозных обществ остаются без движения.

Инструкцией о порядке регистрации религиозных обществ (№ 92 «Известий» от 27/IV-23 г.) предусмотрены два повода к отказу в регистрации: 1) если число членов общества менее 50 или 2) если устав, задача и метод деятельности подлежащего регистрации общества противоречат Конституции РСФСР и ее законам. Количество членов наших обществ, как известно, исчисляется не десятками, а сотнями и тысячами, устав представлялся всюду типовой, опубликованный при самом положении о регистрации, о своей же законопослушности и политической лояльности наша Православная Церковь за последнее время делала неоднократные заявления.

Так, глава Православной Церкви, почивший патриарх Тихон, в последние годы несколько раз свидетельствовал об этом, и искренности его заявлений, как можно судить по официальной прессе после его кончины, верили общественно-политические круги. Нами, по преемству от патриарха Тихона ныне возглавляющим Православную Церковь, в послании к верующим от 28/VII с.г. вновь подтверждалась политическая лояльность и совершенная непричастность Православной Церкви ко всем видам и формам зарубежной и местной политической борьбы. «Церковь, — писали мы, — ведет верующих только к духовно-нравственному совершенствованию, и нет в ней места для политической борьбы».

В связи с неразрешением до сего времени вопроса о регистрации, положение Православной Церкви в некоторых провинциальных городах за минувший год еще более ухудшилось в сравнении с прежними годами. Там от православных епископов, как незарегистрированных, стали отбираться органами подписки о запрещении им посвящать в священные степени, т.е. совершать определенные священнодействия и руководить духовной жизнью верующих тех общин, которые их избирают.

Для получения священнослужителей органы управления направляют наших православно-верующих к так наз. обновленцам, к которым по различию своих религиозных убеждений они никакого отношения не имеют. Там, где епископы возражали против предъявленных требований, их административно выселяли, а верующие, оставаясь без епископа, должны были ездить из города в город для удовлетворения своих религиозных нужд. Также наблюдаются факты пристрастного и несправедливого отношения к передаче храмов, отнятия их от многочисленных правосл.общин и передачи ничтожной обновленческой группе, несмотря на неоднократные разъяснения НКЮ (напр., 29/III-24 г. № 7792) о незаконности подобных деяний. Есть города и селения, где обновленцев десятки, а владеют они большинством храмов, тысячи же православных ютятся в 1-2-х маленьких церквах.

Даже в самой Москве наше бесправное положение дает основание органам власти духовным интересам большинства православных предпочитать материальную выгоду меньшинства обновленцев. Так, все наиболее чтимые православные святыни, напр. Иверская икона Божией Матери, икона св.Пантелеймона и др. переданы обновленцам.

Бесправностью нашего положения объясняется та постоянная устная и печатная клевета, которую возводят так наз. обновленцы, живоцерковники, возрожденцы и пр., обвиняя ее в ничем недоказанных политических преступлениях, как это было, напр., на последнем обновленческом съезде. Мы пытались через прокурора Республики заявить протест против клеветнических публичных выступлений обновленческого митр.Александра Введенского, но наш протест не был принят. Мы просили свой протест напечатать в официальном правительственном органе («Известия»), где помещались заметки о заседаниях этого съезда.

Так, несмотря на все определенные указания и их разъяснения, несмотря на всю парадоксальность подозрений массы населения в политической неблагонадежности, Православная Церковь все же не может получить свободы самоопределения вероучительства, самоуправления, равноправия и защиты закона наравне с иными и меньшими по количеству своих членов религиозными объединениями.

Такое ненормальное, «бесправное» положение доминирующего, особенно среди крестьянской массы, правосл.объединения, естественно, волнует население, создает атмосферу недовольства, нарушает спокойное течение общественной жизни, что подмечено и официальной прессой (см. в «Известиях» статью секретаря ВЦИКа Киселева о поездке по селениям Рязанской губ.), заставляет население терять много времени и средств на поиски защиты своей гарантированной законом религиозной свободы. Возглавляя в настоящее время после почившего патриарха Тихона Правосл. Церковь на территории всего Союза и свидетельствуя снова о политической лояльности со стороны Правосл. Церкви и ее иерархии, я обращаюсь в Совнарком с просьбой, во имя объединенного лозунга о революционной законности сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими созданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями и проживающих в Москве архиереев возвратить на места. Вместе с этим беру на себя смелость возбудить ходатайство пред Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них — и притом некоторые в преклонном возрасте — не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения.

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем, в настоящее время наше духовенство содержится вместе с закоренелыми уголовными преступниками и, иногда регистрируемые как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку.

Выражая в настоящем ходатайстве общие горячие пожелания всей моей многомиллионной паствы, как признанный ее высший духовный руководитель, я питаю надежду, что желания нашего православного населения не будут оставлены без внимания высшим правительственным органом всей нашей страны; так как предоставить наиболее многочисленной Правосл. Церкви права легального свободного существования, какими пользуются другие религиозные объединения, — это значит совершить по отношению к большинству народа только акт справедливости, который со всею признательностью будет принят и глубоко оценен православно-верующим народом.

Протокол допроса Удалова Иоасафа (Ивана) Ивановича

1 декабря 1930 года

1. Отношение к советской власти вполне лояльное и доверчивое с первого момента, что доказывается следующими фактами: а) при отходе казанцев в Сибирь я оставался в городе и пользовался доверием различных органов сов.власти и б) до возникновения обновленчества ни разу не был привлекаем следственными органами к допросу по подозрению в политической неблагонадежности, да и обвинение в 24 г., возникшее на почве разногласий с обновленцами, в Москве было отвергнуто.
2. Опубликованный декрет об отделении Церкви от государства мною был приветствуем, так как он даровал свободу Церкви, освобождал ее от многих несвойственных ей по ее природе обязанностей и церковным служителям давал больше возможностей отдаваться своей службе Церкви.
3. Отмена преподавания в школах Закона Божия многими из духовенства принималось облегченно, так как освобождала от принудительности детей, как и от школьной дисциплинарной муштровки, что всегда отмечалось как нежелательное явление в таком глубоко интимном деле, как изучение вероучения. Школьное обучение детей заменялось семейным и в храмах. Я хотя никогда не был законоучителем, но все же разделял вышеуказанную точку зрения.
4. Политическая деятельность патриарха Тихона с июня 1923 г. осуждена им же самим, что мною было своевременно приветствуемо путем напечатания в Каз[анской] газете соответствующего воззвания, потом в извлечении перепечатанного в центральных московских «Известиях» и там получившего одобрение. Впоследствии, проживая в Москве полтора года, из них больше полугода при жизни патриарха, присутствуя на его похоронах, рассуждая с следственными органами ОГПУ на допросах там же и особенно присутствуя на собрании нескольких епископов у митр.Петра совместно с начальником отделения ОГПУ я убедился, что сов.власть вполне убедилась в отмежевании п.Тихона от своей прежней деятельности и в его полной лояльности к сов. власти.
5. Отношение митр.Сергия к сов.власти, как это мне известно из газет, ничем существенно не отличается от позиции п.Тихона его последних 2-х лет. Я лично не могу согласиться с огульным обвинением м.Сергия в том, что все духовенство, несущее различные репрессии, действительно повинно в политических преступлениях. За собой таковых преступлений я не знаю.
6. Мое первое знакомство с митр.Кириллом началось в июле 1920 г., когда он приехал в Казань в качестве епархиального архиерея, а я был сделан викарием Казанской епархии. Потом полгода — с января по половину августа 1922 г., — когда он возвратился из тюремного заключения опять в Казань, я служил под его начальством. Потом мы с ним переписывались, когда он был в ссылке в Зырянской области, а я жил в Москве. Во время моего заключения, и первого года моей ссылки, совпадшего с его заключением, наша переписка прекратилась и возобновилась только с приездом его в августе 1927 года в Туруханский край, по соседству со мной.
7. Мое отношение к разногласиям между митр.Кириллом и митр.Сергием по вопросу о создании последним около себя Синода таково: митр.Кирилл вправе, как один из старейших архиереев, притом указанный патр.Тихоном первым своим после своей смерти заместителем, — требовать от митр.Сергия его документальных полномочий на созыв такого Синода и при отсутствии таковых, подвергнуть сомнению компетенцию этого Синода; он вправе требовать передачи этого спора на рассмотрение митр.Петра как еще живущего и сохраняющего свои полномочия — патриаршего местоблюстителя. Это право апелляции к главе Церкви гарантировано многими церковными канонами. В силу этого решение митр.Сергия единолично возникшего между ними конфликта, отказ в передаче этого спора м.Петру,51 и наложение на м.Кирилла репрессии в виде увольнения на покой, по моему мнению, канонически неправильно и подлежит отмене.
8. Вышеизложенными обстоятельствами, т.е, узурпацией м.Сергием не принадлежащих ему прав, или во всяком случае сомнительных до авторитетного их разъяснения, налагаемые им легко репрессии и не на одного м.Кирилла (подчеркиваю, м.Кирилл в своем ответе резко и решительно отвергает политические мотивы своих разногласий с м.Сергием, что и дает основание держаться строго церковной оценки этого спора), обвинение всех отбывающих различные наказания духовных, в том числе, значит, и меня — в политической преступности, — все это заставляло меня до времени окончания срока ссылки (ноябрь 1931 г.) держаться в отдалении от м.Сергия, но не в отделении. Когда я получил бы свободу передвижения, то путем личного обмена мыслями с м.Сергием, возможно, на многое вышеизложенное изменил бы свою настоящую точку зрения.
9. Выступление папы Римского в Козьмодемьянске я не мог найти, знаком с ним только по кратким газетным выдержкам. Выступать служителю Христа с призывом к кровавой расправе с людьми — дело совершенно недопустимое, и мое отношение к такого рода выступлению — определенно отрицательное.
10. К напечатанному воззванию в газетах «Интервью» м.Сергия я отношусь так: приветствуя его желание всеми имеющимися у него средствами предотвратить готовящуюся новую человеческую бойню и рассеять многие неправильно сложившиеся мнения о нашей жизни, я пожалел, что м.Сергий не нашел надлежащего тона для своего «Интервью» и не избежал, не предусмотрел возражений. Когда через несколько времени были напечатаны в газетах авторитетные статьи о допустившихся в разных местах искривлениях и перегибах, то получилось некоторое несоответствие между утверждениями м.С. и этими статьями, чем было нанесено сомнение в правильности слов м.С. и цена (? — И.К.) «Интервью» во многом потеряло свою ценность.
11. О фактах гонения на религию и духовенство со стороны органов Советского Правительства я не знаю, пристрастные отношения отдельных лиц или групп (комсомольцев) лично по отношению ко мне имели место: например, в меня несколько раз бросали камнями, обзывали всякими постыдными ругательствами и т.д. Также и в прессе приходилось не раз читать оскорбительные для верующего чувства суждения.
12. За время своего почти 14-летнего пребывания в Казани у меня знакомых здесь было много, но за последние 7 лет скитаний значительная часть этих знакомств прекратилась, и я о многих даже не знаю — живы ли они и где живут. Знакомо мне духовенство в большей своей части, близко стоявшие в мое время к Церкви отдельные граждане, монашествующие.
13. Помощь денежную и материальную из Казани получал редко. В Туруханском крае меня поддерживали преимущественно москвичи. Помню, из Казани как-то раз получил переводом деньги от Галахова Н.Я., от Вечесловой Лид. Н. Продукты летом мне привозила на мои деньги, между прочим, вырученные от продажи меха с шубы, некая Порубова. Она раньше ходила за мной, когда я лежал после операции в клинике здесь, жила со мной некоторое время в Москве и до сих пор сохранились у нас с ней добрые отношения. Привозила еще раз ныне летом одна монахиня Мирония что-то из продуктов.
14. Помню, обращался ко мне за советом Н.Я.Галахов по двум основным вопросам: 1) есть ли благодать в Церкви, управляемой без надлежащих полномочий м.Сергием, и можно ли в ней причащаться и исповедаться, и 2) не следует ли и как это сделать — посодействовать снятию репрессии с митр.Кирилла? Я ему ответил: 1) благодать в Церкви, возглавляемой м.С. есть, а потому причащаться и исповедоваться в ней можно спокойно, с полным спокойствием совести. 2) Относительно м.Кирилла, — если есть желание у верующих, пусть они от своих храмовых организаций подают соответствующие ходатайства о пересмотре его дела м.Сергию. Собирать подписи под ходатайствами от отдельных граждан я не советовал: во время моей жизни в Казани органы власти, в том числе и ОГПУ, к таким явлениям относились отрицательно, считая их ненужным волнением населения. Подавать ходатайства только в случае наличия большого количества храмовых организаций, при незначительном же меньшинстве не следует смущать верующих.
15. Свящ.Троицкого знаю, когда он был еще в Ягодинском приходе. О нем шла молва как о хорошем проповеднике, много помогающем заводской бедноте, и любимце заречных рабочих. Потом мы с ним несколько месяцев служили в епархиальном совете. Там, помимо должностных обязанностей, как член коллегии, он исполнял различные поручения по устройству церковных торжеств. Об его участии в политических организациях я ничего не знаю, так как с ним в близких отношениях, помимо служебных, не состоял.
16. В своих личных отношениях к советской власти особых приступов враждебности я в себе не помню. Во время наиболее тяжких испытаний в ссылке, когда приходилось голодать, замерзать, валяться больному с слабым сердцем в грязи в тюрьмах, конечно, бывали горькие минуты при наличии сознания своей невиновности, но это не основное чувство.

Архив КГБ РТ, д.2-18199, т.1, л.250-255.

Заявление в Совет Народных Комиссаров Татреспублики

3 сентября 1925 года

Летом прошлого 1922 года в Православной Русской Церкви произошел внутренний раскол: в Церкви появилась так называемая обновленческая группа, которая и взяла в первое время власть в Церкви в свои руки. Но не имея никакого сочувствия в массе православного народа, она не объединяла вокруг себя верующих, а оттолкнула их от себя. В настоящее время, пользуясь изданной Правительством от 27 апреля с.г. инструкцией «О порядке регистрации религиозных общества православно-верующие, проживающие на территории Татреспублики и отвергающие по своим религиозным убеждениям обновленческое движение в Церкви, решили самостоятельно зарегистрироваться в НКВД со своими старыми епископами, не примыкающими к обновленческой группе, и из 45 всех христианских православных общин г.Казани с нами, старыми епископами, уже решили зарегистрироваться 38 и многие общины из кантонов.

Но вот уже около 2-х месяцев прошло со времени подачи первых заявлений о регистрации, а еще ни одно общество православно-верующих нашего объединения не зарегистрировано, хотя в то же время регистрации, подаваемые в НКВД чрез обновленческое епархиальное управление, проходят беспрепятственно.

В Инструкции народных комиссариатов юстиции и внутренних дел всем губисполкомам по вопросам, связанным проведением декрета об отделении Церкви от государства от 19 июня с.г., опубликованной и в Казани, в п.п.7-8 предусматривается совершенно свободное существование различных церковных управлений и религиозных группировок, и «ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против ее воли», и «запрещается всем государственным установлениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам», а на местную власть возлагается обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР».

Но тем не менее для православных общин г.Казани и Татреспублики создалось такое положение: им не только не предоставляется возможности сорганизоваться и иметь свой административный орган, как беспрепятственно и легально имеют такой орган так называемое епархиальной управление, обновленческие общины, более того, православные общины, в некоторых случаях насильственно, против своей воли и вопреки закону, требованием органов правительственной власти отдаются в подчинение этому обновленческому епархиальному управлению, к которому по своим религиозным воззрениям они не имеют никакого отношения. Так, например НКВД при ходатайствах общин о разрешении им собраний или крестных ходов требует от них предварительного разрешения на это от епархиального управления, которое, в свою очередь, не считая православные общины нашего объединения своими, таких разрешений не дает. Таким образом, нашим православным общинам остается одно из двух: или вопреки своей совести подчиниться чуждому им религиозному учреждению, или, если они хотят остаться твердыми в своих убеждениях, лишиться «возможности отправлять свои религиозные потребности в той лояльной форме, какая им угодна», на что имеют полное право по точному тексту выше цитированной Инструкции от 19 июня с.г.

Будучи избран подавляющим большинством, 38-ю из 45, православных общин г.Казани и многими общинами из кантонов религиозным руководителем этих общин и в то же время не получив до сего времени и от органов правительственной власти формального признания самостоятельного существования всего нашего объединения, я сим имею честь покорнейше просить Совнарком выдать мне соответствующее удостоверение, что со стороны гражданской власти Татреспублики нет препятствий к осуществлению мною прав православного епископа — руководителя религиозной жизнью выбравших меня православных общин, или разрешить мне организовать при себе временный совет или канцелярию с теми же правами представительства нашего объединения пред органами правительственной власти, какое фактически имеет обновленческое епархиальное управление, которое существует как представительный орган таких же по своему положению в законе общин, еще не перерегистрированных в общества, каковыми являются и наши общины. При этом прошу Совнарком принять во внимание опубликованное от моего имени в № 191 (286) от 30 августа с.г. в Известиях ТатЦИКа обращение к духовенству и мирянам Казанской епархии, в коем мною открыто объявлено о моем искреннем лояльном отношении к советской власти и полном отмежевании от какого-либо отношения к контрреволюции, к чему призвана мною и вся единомышленная мне казанская паства. Согласно п.3 Инструкции от 19 июня и нового разъяснения НКЮ, напечатанного в № 177 от 9 августа с.г. в Известиях ЦИКа, религиозные общины и не зарегистрировавшиеся в религиозные общества и наши общины, хотя и до сих пор по неизвестным нам причинам и не перерегистрированные еще в религиозные общества, имеют все права на самостоятельное существование и свободное удовлетворение религиозных потребностей входящих в эти общины граждан.

РГИА, ф.831, оп.1, д.202, л.19-20

Заявление в Народный Комиссариат Юстиции РСФСР

конец сентября 1923 года

Представляя при сем № 207 (302) от 19 сентября с.г. Известий ТатЦИКа, в коем содержится разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о публичном поминовении за православным богослужением патриарха Тихона и Казанского митрополита Кирилла, прошу Наркомюст РСФСР разъяснить мне:

1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла недопустимо по законам республики?

Поминовение означенных лиц мы — православные — совершали во исполнение своих церковных законов, признавая этих иерархов своими религиозными руководителями, и совершенно не касались их политических убеждений.

2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст.69 Угол.Кодекса?

До сих пор мы совершали это поминовение по примеру Москвы и на основании имеющегося у нас постановления по этому вопросу Ликвидационной комиссии при Татнаркомюсте от 27 ноября 1922 г. следующего содержания: «Имея в виду, что запрос касается внутренних чисто религиозных отношений, в каковые государственная власть не входит, Комиссия постановила от дачи заключения по данному вопросу воздержаться».

3) Могу ли я, епископ Православной Церкви, состоящий в религиозном общении с старой иерархией, а не с ново-обновленческой, регистрироваться как руководитель избравших меня таковым религиозных обществ?

О своем взгляде на отношения Церкви к политической контрреволюции мною публично заявлено в прилагаемом при сем обращении (№ 191/286 от 30 августа Известий ТатЦИКа).

4) Действительно ли регистрация религиозных обществ в настоящее время временно прекращена, тогда как раньше было объявлено о продлении срока регистрации до 1-го ноября?

РГИА, ф.851, оп.1, д.248, л.5.

Заявление в Народный Комиссариат Юстиции Татреспублики

30 октября 1923 года

1. По православным церквам Татреспублики рассылаются епархиальным управлением копии с разъяснениями зам.Наркомюста и прокурора Татреспублики о преступности возношения за богослужениями имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла с соответствующей мотивировкой такого разъяснения, а в препроводительной бумаге епархиального управления к двум указанным именам причислено и мое имя — епископа Иоасафа без соответствующей мотивировки (экземпляр такого документа при сем прилагается). Прошу Наркомюст сообщить мне, было ли добавочное разъяснение по этому вопросу, касающееся возношения моего имени, кроме напечатанного в местных Известиях в № 207 (302) от 19 сентября с.г., где говорится только о патриархе Тихоне и митрополите Кирилле, и если было, то по каким основаниям запрещается поминовение меня верующими, так как мотивы запрещения поминовения патриарха Тихона и митрополита Кирилла ко мне совершенно не приложимы. А если такого добавочного разъяснения не было, то епархиальное управление, к которому я и примыкающее ко мне большинство православных общин Казани и кантонов не имеет никакого отношения, очевидно, в целях запугивания моих единомышленников и ради достижения своих целей, прикрываясь авторитетом высшей судебной инстанции в Татреспублике вводит в заблуждение верующее население.

Ввиду того, что в прилагаемом документе Епархиальное управление ссылается на разъяснение прокурора Татреспублики, покорнейше просил бы Наркомюст путем напечатания в газете для сведения всего верующего населения опубликовать свое подлинное отношение к возношению моего имени за богослужениями, если по этому вопросу действительно не было отрицательного решения Наркомюста, и тем самым выявить лживость распространяемых епархиальным управлением сведений.

2. Пользуясь настоящим случаем, я позволил бы себе высказать свою точку зрения и по существу затрагиваемого вопроса о поминовении за богослужениями тех или иных имен, в частности, о возношении имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла, о которых говорится в вышеуказанном разъяснении заместителя Наркомюста и прокурора.

В православных церквах за богослужениями возносится имя своего епископа как религиозного руководителя, как выразителя религиозного мировоззрения целого религиозного объединения, во исполнение определенных требований церковных постановлений 34-го Апостольского правила, 1-14 правил Двукратного собора. Это требование церковных законов объясняется тем, что в христианской религии могут существовать, существовали и существуют различные объединения, отделяющиеся друг от друга по некоторым частным вопросам, а иногда и называющиеся по именам своих первых учителей и руководителей (лютеране, кальвинисты, пашковцы и т.д.). Для внешнего отличия друг от друга и для демонстрации своей религиозной солидарности с тем или иным религиозным руководителем за богослужениями в молитвенных собраниях некоторых из этих объединений и возносятся имена их религиозных глав. Так, именующаяся старообрядческая Церковь поминает повсеместно в России своих старообрядческих митрополита и епископа, в католических костелах возносится по всем католическом мире имя Римского папы, обновленческое объединение поминает Священный Синод, старо-православная Церковь возносит имя своего патриарха, на востоке — имена восточных патриархов, у нас в России — имя Российского патриарха Тихона. Конечно, с точки зрения советской идеологии имя Римского папы не может быть более приемлемо, чем имя патриарха Тихона, тем не менее как будто бы нигде и никем на всем протяжении Союза Советских Республик поминать папу Римского в костелах не запрещалось. Да и самое поминовение религиозного руководителя совершается в храмах, в среде одного объединения, не выходя за границы этого объединения, за богослужениями, когда никакой и речи о политике не бывает. Ведь здесь в храмах, за богослужениями объединяются лица, как таковые, независимо от своих общественно-политических взглядов и от своего положения в государстве и обществе. Таким образом, вопрос о возношении за богослужениями имени главы известного религиозного объединения, в частности имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла (кстати, оба эти иерарха являются «бывшими» только для отколовшейся от Православной Церкви группы верующих, так называемых «обновленцев», а для нас православных они остаются пока один — патриархом, другой — Казанским митрополитом), относится к области чисто внутренних отношений верующих к своему духовному руководителю как выразителю общего религиозного мировоззрения. И никакого иного смысла и цели не имеют. Такая точка зрения на этот вопрос раньше разделялась и Наркомюстом ТССР, именно, в заседании Ликвидационной комиссии 27 ноября 1922 года на мой запрос о закономерности поминовения за богослужениями имени патриарха Тихона было постановлено: «Имея в виду, что запрос касается внутренних, чисто религиозных отношений, в каковые государственная власть не входит, комиссия постановила от дачи заключения по данному вопросу воздержаться», А неприкосновенность внутренней жизни Церкви в Союзе Республик гарантируется неоднократными официальными заявлениями различных органов государственной власти, подтверждается это и самым разбираемым разъяснением, в котором утверждается, что «государство решительно не считает себя вправе вмешиваться во внутренние дела Церкви».

Очевидно, такого же положительного взгляда на данный вопрос придерживается и центральная власть в Москве. Впервые разъяснение о преступности поминовения патриарха Тихона было опубликовано петроградским прокурором месяца 2 тому назад, затем вскоре аналогичное разъяснение опубликовал новгородский прокурор. Это разъяснение, конечно, центральной власти известны. Однако же до сего времени ею не подтверждены для руководства по всему Союзу Республик, а даже наоборот. Несмотря на эти разъяснения, в соседних с Москвою городах в самой Москве на глазах у центральной власти поминовение патриарха Тихона совершается во всех храмах совершенно открыто и беспрепятственно, а на улицах расклеено воззвание с титулом «Святейшего Патриарха Московского и Всероссийского Тихона», напечатанное в типографии с разрешения Главлита. А раз допускается в Центре публичное демонстрирование имени патриарха Тихона, то, естественно, не остается причин не допускать возношения этого имени только при молитвенных собраниях на местах. И если этот акт может быть рассматриваем как преступление, караемое ст.69 Уголовного Кодекса, то ведь Уголовный Кодекс один и его применение должно быть одинаково как в РСФСР, так и в СССР, а в данном случае получается иное: поминовение патриарха Тихона допускается безнаказанно в РСФСР (Москва, Нижний Новгород, Симбирск, Самара), но запрещается под угрозой судебной ответственности в ТССР. Но вот статья известного декрета Совнаркома об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 г., которая гласит: «В пределах Республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества, или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан». Инструкция же народных комиссариатов юстиции и внутренних дел всем губисполкомам по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении Церкви от государства, которая принята и в ТССР, и опубликована в официальном отделе № 6 Вестника советской юстиции за подписью соответствующих Наркомов ТССР, вновь подтверждается п.1, что «декрет об отделении Церкви от государства с изданной в развитие к нему инструкцией НКЮ является основным законом, на котором должны основываться все распоряжения и действия власти на местах».

Далее, в разъяснении о поминовении патриарх Тихон и митрополит Кирилл названы «признанными государственными преступниками», между тем это не соответствует фактической правде. По общему смыслу всякого права человек может быть назван преступником только после судебного разбора совершенного им деяния и вынесенного о нем надлежащей судебной инстанцией приговора. Арест и следствие еще не дают оснований клеймить человека таким именем. Даже административная высылка, являющаяся только предохранительной мерой, дабы не было совершено преступление высылаемым лицом, и потому также не может дать основания назвать высланное лицо преступником, раз не было совершено и преступления, иначе он подлежал бы судебному разбирательству. Иногда на самом судебном разбирательстве устанавливается или невиновность подсудимого, или малая причастность его к разбираемому делу. Иногда же после разбора дела к обвиненному применяется амнистия, и он восстанавливается в своих правах. В деле патриарха Тихона суд не высказал своего авторитетного суждения, так как разбора этого дела не было, наоборот, патриарх Тихон был даже освобожден из заключения и теперь свободно, как не ограниченный в своих гражданских правах гражданин, пользуется правом свободного проживания в Москве и свободно осуществляет свое положение в Православной Церкви, везде открыто служит, проповедует и управляет церковными делами как глава ея. Итак, еще никакой судебной инстанцией ни патриарх Тихон, ни митрополит Кирилл не были лишены гражданских прав, а потому и называть их преступниками еще преждевременно. И если на всем протяжении СССР можно беспрепятственно поминать за богослужениями иерархов обновленческой церкви — Алексея, Евдокима, Вениамина, Петра и т.д., то почему же нельзя поминать еще не опороченных судом и не лишенных своих гражданских прав иерархов Православной Церкви Тихона и Кирилла (ср. п.51 Инструкции НКЮ и НКВД о порядке регистрации религиозных обществ). И если советской властью не делалось препятствий к поминовению патриарха Тихона до его обращения в Верховный Суд с заявлением о своем решительном отмежевании от политической контрреволюции и о своем вступлении на советскую платформу, которому Верховный Суд придал серьезное значение и освободил патриарха Тихона от заключения, то целесообразно ли запрещать поминать его после его раскаяния и освобождения. Ведь при таком положении дела можно усмотреть и такую несообразность: патриарх Тихон в то время, когда считался противником государственной власти, мог пользоваться большими правами, чем теперь, когда открыто на весь мир объявил себя вполне лояльным гражданином Советской России, да при всем том, при отделении Церкви от государства репрессии гражданского свойства не должны бы влечь за собой, как непременное следствие, репрессий церковного характера, и наоборот, как это бывает при союзе Церкви с государством. Например, лишение служителя культа его священного сана ведь по советскому законодательству не сопровождается для него ограничением его в гражданских правах, как было при прежнем законодательстве, так должно бы быть и при обратном положении дела, — даже ограничение человека в его гражданских правах не должно влечь за собой ограничение его и в церковных правах.

Таким образом, по моему мнению, на основании всех высказанных выше суждений поминовение за богослужениями патриарха Тихона и митрополита Кирилла должно считаться закономерным и ни в коем случае не может быть подведено под действие ст.69 Уголовного Кодекса, и должно допускаться совершенно беспрепятственно, как оно совершается открыто и беспрепятственно и в центре — Москве, и в соседних с Казанью городах. И если бы Наркомюст убедился основательностью высказанных мною соображений, основанных на данных советского законодательства, и изменил бы свой взгляд на этот вопрос, о чем широко оповестил бы и все верующее православное население, то последнее было бы преисполнено глубокой признательности справедливому и непристрастному Высшему Судебному Учреждению за предоставление ему свободы в своей чисто внутренней церковной жизни.

3. В рассматриваемом разъяснении затронут еще вопрос о регистрации религиозных обществ, избравших меня своим религиозным руководителем. Осмеливаюсь и по этому вопросу высказать свое суждение и просить Наркомюст этот вопрос пересмотреть и разрешить его также на основании изданных определенных декретов, циркуляров и инструкций.

В разъяснении заподозревается политическая благонадежность, а потому и правомочность меня как религиозного руководителя выбравших меня общин, а между тем я до сих пор в политической неблагонадежности ни одним государственным учреждением обвиняем не был и о своем отношении к политической контрреволюции и патриарху Тихону открыто заявил в своем обращении к духовенству, и казанской пастве, одобренном подлежащим учреждением и напечатанном в местных Известиях в № 191 (286) от 30 августа с.г. В Инструкции Народных комиссариатов юстиции и внутренних дел, напечатанных в № 6 Вестнике советской юстиции, пунктом 8 гарантируется гражданам право придерживаться любых религиозных верований, а п.7 устанавливается полное равноправие пред государственными установлениями различных религиозных группировок и церковных управлений. Означенная Инструкция была издана как раз для руководства местных властей в связи с состоявшимся в Церкви расколом, когда основная часть православных осталась с патриархом Тихоном, а часть откололась и образовала новые церковные объединения. Своим выражением в начале текста «с появлением новых церквей, как то: живой, древле-апостольской, трудовой и т.д.» — Инструкция определенно указывает, что составителям ее известна и старая (не «новая»), уже бывшая ранее (а не появившаяся) Церковь, возглавляемая патриархом Тихоном, и тем не менее в Инструкции в строгом соответствии со ст.2 основного декрета об отделении Церкви от Государства не делается никаких ограничений одним или преимуществ другим церковным группировкам.

Между тем в Татреспублике в настоящее время создалось такое положение: православные религиозные общины, избравшие меня своим руководителем и подавшие заявления о регистрации своих объединений в Наркомвнудел 2-3 месяца тому назад на основании «Инструкции о порядке регистрации религиозных обществ» ни одна из них не получила и до сего времени утверждения, религиозные же общины так называемые «обновленческие», с которыми наши общины должны бы быть по точному смыслу выше цитированных директив равноправными, зарегистрированы уже давно. Не получили ответа на свои заявления о регистрации следующие общины г.Казани:

и очень много (может быть, ни одна сотня) общин в кантонах. В п.5 Декрета ВЦИК и СНК о порядке утверждения и регистрации обществ и союзов говорится: «Народный комиссариат внутренних дел и его местные органы вправе отказывать в приеме проектов уставов для утверждения. При возникновении со стороны Народного Комиссариата внутренних дел или со стороны Отдела управления по принадлежности возражений против утверждения представленного устава, названные органы обязаны в месячный срок со дня представления устава сообщить учредителям общества или союза об утверждении устава или отказе в таком, в последнем случае с указанием мотивов отказа». В изданной в развитие к этому Декрету НКЮ и НКВД инструкции о порядке регистрации религиозных обществ в п.5 указаны только два мотива к отказу в регистрации, именно: 1) если число членов его или число учредителей менее 50-ти человек местных жителей, не ограниченных по суду в правах; 2) если устав общества, подлежащего регистрации, задачи его и методы деятельности противоречат Конституции РСФСР и ее законам. Таких препятствий в представленных материалах нашими общинами нет; число членов везде больше 50-ти человек, отвода этих членов никакими учреждениями не было делаемо, а устав представлен всеми общинами общий — типовой, напечатанный при Инструкции, тот же, какой был представляем и обновленческими общинами. Тем не менее до сего времени нет никакого движения поданным заявлениям; нет ни утверждения, ни мотивированного отказа, ни предъявления новых требований выполнения каких-либо формальных опущений. В Постановлении № 128 Народного Комиссариата внутренних дел и юстиции ТССР (напечатанном в № 42 Собраний узаконений и распоряжений) в п.6 говорится о продлении окончательного срока регистрации, а не окончательного решения этого вопроса, до 1-го ноября с.г., но не говорится об отмене основного Декрета по этому вопросу, обязывающему (п.5) решать дела этого характера в месячный срок. А когда все же одной общине нашей ориентации (Покровская г.Казани) было отказано в утверждении по соображениям, не предусмотренным в Инструкции, и она, пользуясь представленным ей правом, подала кассацию на это решение, то и на эту кассацию она до сего времени не получила никакого ответа, а кассация подана вот уже около 2-х месяцев тому назад.

Такое неопределенное положение общин нашей ориентации (а их всего в Казани с вновь присоединившимися к нам теперь уже 37 из 44 всех казанских общин) очень гибельно отражается и на внутренней жизни верующих, и на внешнем материальном положении храмов. Верующие в таком неодинаковом отношении органов власти к себе и к обновленцам видят противоречащее всем законам и опубликованным распоряжениям власти предпочтение одной религиозной группировки пред другой, и на этом основании в темной массе создаются разные слухи. Верующие, не получив утверждения своих объединений, лишены возможности иметь свой объединенный административный орган для разрешения своих внутренних церковных недоумений и удовлетворения своих неотложных церковных нужд, и храмы, в силу неопределенного положения общин и их исполнительных органов, терпят большие опущения в материальной части: заготовление топлива, приспособление храма к зиме, необходимы и неотложный ремонт, наем сторожей, певчих, содержание служителей культа и т.д. Для предотвращения всех этих нежелательных и гибельных явлений и для успокоения напрасно волнующегося в течение целых месяцев верующего населения, необходимо вопрос о регистрации, раз он уже поднят Государственной властью, решить скорее в строгом соответствии с вышецитированными определенными законами, предоставляющими всем гражданам полную свободу в их религиозном группировании и, следовательно, дать полную легализацию религиозным объединениям и нашей ориентации, отвергнув совершенно неосновательную огульную подозрительность всех нас в политической неблагонадежности.

РГИА, ф.831, оп.1, д.202, л.8-12.

Письмо еп. Иоасафа патр.Тихону

3 ноября 1925 года

†

Долгом имею довести до Вашего Святейшества, что так называемый Священный Синод всем нам четырем Казанским архиереям прислал указы от 8 октября о запрещении нам за неподчинение Синоду священнослужения с предложением немедленно же по получении указов отправиться, даже престарелому владыке Андронику, в Архангельскую епархию в распоряжение Арх[ангельского] епарх.управления, а Преосвященному Тимофею местожительство назначено в Спасо-Каменном монастыре Вологодской епархии. Указы подписаны митрополитами Вениамином и Тихоном. Нами эти указы возвращены обратно с надлежащей надписью. Живцы утверждают, что дело о высылке нас и с нами еще около 10-ти человек учреждением, коему подведомы подобные дела, отправлено в Москву на утверждение. С меня взята уже подписка о невыезде из Казани еще до получения указа. Если действительно нас всех вышлют, то не откажите, Ваше Святейшество, принять в свое архипастырское сердце нашу епархию и командировать возможно скорее полноправного православного архиерея, пока возбуждение против живцов у верующих, которое естественно должно появиться у них после нашей высылки, еще не улеглось, а на наше духовенство надежда плоха: большинство из них, кажется, и сейчас оглядывается назад и готово вновь перейти на ту сторону, оправдав себя перед паствой целым рядом софизмов.

Судя по газетам, Вашему Святейшеству благоугодно было перейти на новый стиль. В нашей казанской церковной жизни вопрос о новом стиле является вопросом очень острым. Собственно, на новом стиле живцы здесь и потерпели крах. Были случаи, когда крестьяне священников, перешедших на новый стиль, хотели топить в реке, выгоняли из храмов, выводили на сходки. Старообрядцы, а за ними и единоверцы — новый стиль решительно отвергают, по единоверцам же ровняются и наиболее строго настроенные православные. В городе, может быть, эта реформа и пройдет с отходом в раскол старообрядчества некоторой части православных, в виду того, что служащие в учреждениях и на заводах праздники празднуют по новому стилю, деревня же в массе ни за что не соглашается переходить: там за одно слово о новом стиле заподазривают в уклонении «в ересь», что бы им об этом ни говорил. Ссылка на Ваше Святейшество и на Восток не принимаются, и им не доверяют, а некоторые на это отвечают, что значит все продались. Живцы здесь везде от нового стиля отказались, и если мы теперь перейдем, а они останутся при старом стиле, то от нас и паства деревенская уйдет к ним, потому что все видимые и понятные для народа новшества в Церкви, по мнению народа, заключаются в ломке порядка церковных служб. Духовенство умоляет не ставить его вновь в ужасное положение перед приходами.

Не разрешите ли, Ваше Святейшество, нам, в виду общей неподготовленности православного населения и невозможности широко осведомить и разъяснить приходам епархии, пока воздержаться от перехода впредь до того времени, когда мы получим разрешение на созыв собраний для разъяснения этой реформы на местах и на архиерейские поездки по епархии? Праздник Пасхи, конечно, должны все праздновать в одно время, для чего благоволите, Ваше Святейшество, преподать нам указание, на каком числе благоугодно будет Вам остановиться, чтобы можно было бы своевременно об этом уведомить и отдаленные приходы.

Вынуждаюсь доложить Вашему Святейшеству о происходящих непорядках в Чувашской области нашей епархии. Резолюцию Вашего Святейшества об утверждении второго епископа для области е[пископа] Тимофея, коему она была вручена посланным, задержал у себя более месяца, даже не уведомив меня о состоявшемся решении при всей возможности сделать это. Этим временем е.Тимофей ездил по приходам всей области, находившейся еще в ведении преосвященного Афанасия, рукополагал ставленников, награждал до протоиерейства включительно даже тех, с коими я отказывался вместе литургисать в виду принадлежности их к Ж.Ц.,53 организовал целое Областное церковное управление, о чем я узнал совершенно случайно, и распоряжается приходами всей области. При нем в самых близких отношениях состоит и уполномоченный Ж.Ц., именующий себя теперь уже и протоиереем, позиция которого даже для духовенства и теперь непонятна, а моих указаний он определенно не принимает. Русское духовенство увольняет с мест за штат, переводит с места на место, предлагает по благочиниям чувашскому духовенству выделяться в особые от русского духовенства организации. Сейчас готовят новый доклад Вашему Святейшеству об образовании из Чувашской области самостоятельной епархии. Русское духовенство обращается ко мне и с протестами, и с просьбами о защите, но е.Тимофей, видимо, считает себя совершенно самостоятельным, отказываясь давать мне какое-либо объяснение своих действий, ссылаясь, что он ответственен только пред Вашим Святейшеством. В области в среде духовенства сейчас большое волнение. За защитой своего положения некоторые обращаются и к ж[ив]цам, а тем это очень выгодно. Я очень просил бы Ваше Святейшество подтвердить права е.Тимофея, как только викарного епископа, обязанного в своих действиях быть солидарным с другими епископами. Очевидно, свое новое положение сравнительно с прежним положением сельского священника совершенно вскружило ему голову и свою фиктивную власть он решил проявить на своих прежних сослуживцах, а это кладет на всех нас — епископов — пятно.

Община кафедрального собора направляет Вашему Святейшеству ходатайство о рукоположении в сан диакона соборного псаломщика, женатого на вдове. Я отказался удовлетворить их просьбу в виду определенного запрещения канонов, в противном случае ж[ив]цы это обстоятельство использовали бы против меня и в свою пользу. Да и не находил оснований к нарушению канонов именно в этом случае, так как человек этот не имеет ни голоса, ни других дарований, чтобы особенно желать видеть его непременно в диаконском сане.

Ваше Святейшество, как благословите мне поступить в следующем деле? Одного псаломщика я рукоположил в диакона, а он, оказывается, женат на разводке, хотя собственноручно показал, что женат на девице. Подлог этот обнаружил Алексий (он вообще внимательно следит за мной) и укорил меня в нарушении канонов. Как мне теперь быть с этим обманщиком?

Дерзаю усердно просить Ваше Святейшество не отказать мне в Ваших святительских указаниях по затронутым здесь вопросам, каковых я буду ожидать с большим нетерпением, если Господь еще продлит мне срок подневольного выбытия из пределов Казанской епархии.

Прося усердно Ваших Святительских молитв и благословения, Вашего Святейшества нижайший послушник смиренный Иоасаф, епископ Чистопольский.

РГИА, ф.831, оп.1, д.202, л.4-6.

Заявление народному комиссару внутренних дел Татреспублики

26 ноября 1925 года

Во исполнение Вашего словесного предложения, данного мне 20 сего ноября, сим представляю Вам свои основания не признания мною обязательными для себя распоряжения так называемых Священного Синода и Казанского епархиального управления, и полного отмежевания себя и своих единомышленников от этих учреждений. Эти учреждения не являются выразителями общего самосознания православно-верующего общества, а являются представительными органами только отдельной, весьма немногочисленной, группы духовенства, примыкающего к так называемому обновленческому движению в Церкви. Центральное Управление, или первоначально называвшееся «Высшее Церковное Управление», составилось из лиц, бывших первыми организаторами обновленческих церковных групп и захвативших власть в Церкви во время заключения патриарха Тихона и его заместителя митрополита Агафангела в мае 1922 года, уверивших православно-верующих, что будто бы им эту власть передал сам патриарх Тихон, что последним, однако, всенародно было опровергнуто в послании от 15 июля с.г. Еще тогда же, в июле 1922 года казанское духовенство на своем собрании постановило не признавать это «Высшее Церковное Управление» законным и правомочным церковным управлением. В Казани епархиальное управление было составлено уполномоченным того же «Высшего Церковного Управления» из лиц, на то никем не уполномоченных, и также без всякого опроса православно-верующих, с обязательством, чтобы члены этого учреждения тотчас же вступили в группу «Живая Церковь», когда во всей Казанской епархии не было еще ни одного зарегистрированного живоцерковника.

Основные же и главные мотивы расхождения православной массы, в частности и меня, с этим обновленческим движением в Церкви заключаются в следующем.

Наша Православная Российская Церковь является только частью Православной Вселенской Церкви, с которой, если она хочет сохранять единение, должна находиться в полном контакте, принимая все то, что принимается всей Церковью, и отвергая то, что отвергается также церковным сознанием всей Вселенской Церкви. Это — общий и непременный закон сохранения единомыслия и единодушия между отдельными частями каждого общественного организма. Мы, православные епископы, пред своим посвящением даем публичное обещание твердо в полной неповрежденности хранить православное вселенское учение и сами исполнять и строго следить за исполнением другими одних и для всех православных обязательных законов (так называемых канонов), особенно тех из них, которые охраняют единообразную во всей Вселенской Церкви церковную организацию и взаимоотношение между собою отдельных Поместных Церквей. Нарушающие такое единение отдельные церковные общины или группы таких общин исключаются из Православной Церкви и образуют из себя так называемые схизматические, или по-русски раскольнические церкви, с которыми наши каноны нам, православным, категорически запрещают иметь молитвенное и духовное общение.

Обновленческие группы, возглавляемые своим высшим административным органом в Москве, не считаясь с мнением православно-верующих, без всякого сношения с другими Поместными Церквами и не дожидаясь признания себя подлежащими представительными органами Вселенской Церкви, захватив власть и организовав ее вопреки точным церковным законам, произвольно на первых же порах стали изменять и отвергать в своей судебной и административной деятельности целый ряд обязательных канонов, беспощадно десятками увольнять и запрещать духовных лиц, главным образом епископов, сторонников единомыслия со Вселенской Церковью, назначая сверху на их места своих сторонников обновленцев, которых, однако, православное население, не считая своими, упорно не принимало в целом ряде городов. Далее, решив собрать собор, обновленческое управление целым рядом мер гарантировало, чтобы состав его был узко-партийным, не допустив к участию на нем согласно параф.6 Положения о созыве собора всех противников обновленческого движения в Церкви, а из опубликованных тезисов, подлежащих обсуждению на соборе, выяснилось для всех православных подлинные задачи и направление всего этого движения. Это движение поставило своей целью реформировать Православную Церковь во всех отношениях: и в вероучении, и в нравоучении, и в организационной части, и в богослужебной области, приблизив Православную Церковь к немецкому протестантизму, и секту представителей которых приглашали даже на свой собор. Опубликованы уже составленные видными представителями обновленчества новые, неведомые Православной Церкви богослужебные чины, предложено, судя по их официальным органам, исключение из числа святых целого вида лиц, отвергнут и так называемый подвижнический дух Православия, который является наиболее понятным и дорогим именно для русского православного самосознания. Правда, на бывшей летом настоящего года первой сессии собора эти тезисы еще не были рассмотрены, но от обновленческого направления в своей законодательной деятельности собор не отказался и некоторые тезисы все же санкционировал и некоторые каноны отменил, что вправе мог сделать только Вселенский Собор. Таким образом обновленческий собор уже проявил свою позицию в своем отношении ко всей Вселенской Церкви, и по справедливости может быть причислен к соборам раскольническим.

Православно-верующие определенно восстали против такой коренной произвольной реформы неизвестных им до сего времени самозванных реформаторов, чем и объясняется приостановка этими реформаторами своей дальнейшей реформаторской деятельности. Но раз обнаружив свое подлинное лицо, они уже не могут надеяться на получение доверия к себе со стороны православной массы, так как Православная Церковь, узнав их подлинное намерение, не может признать их выразителями своего самосознания, она уже считает и будет считать обновленцев раскольниками и их учреждения — чуждыми для себя учреждениями, совершенно и без всяких оснований претендующих на выражение подлинного самосознания Православной Церкви. Православно-верующие единодушно и повсеместно стоят за сохранение своего древнего, именно вселенского, Православия, и вот уже более года обновленцы настойчиво всякими мерами борются с православными, но православные продолжают их своими не признавать, из приходов их изгоняют и с нетерпением ждут от гражданской власти, на основании ясных и точных указаний советского законодательства, ограждения себя от притязаний обновленцев и легализации им их староправославных организаций. В ряде городов обновленцы остаются в самом ничтожном меньшинстве: в Москве из 300 церквей у обновленцев осталось 5-8, в Нижнем Новгороде, Костроме — 3-4, в Самаре, Саратове, Астрахани — 3-5, в Казани из 47 только 5 храмов. Таким образом это расхождение православных с обновленческим движением в Церкви повсеместное и не зависит от тех или иных лиц, а корни этого расхождения покоятся в глубине религиозных убеждений верующих. В силу этих убеждений и я считаю обновленческие учреждения чуждыми для себя и их распоряжения не относящимися ко мне, как не состоящему в их обновленческом объединении. Подчинение же нас верующих той или иной религиозной организации зависит от нашего свободного выбора того или иного религиозного направления, а свобода религиозной совести гарантирована всем гражданам Советской России основным декретом об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 года, многочисленными циркулярами, инструкциями и разъяснениями правительства, изданными в развитие этого декрета и, наконец, ст.13 основной Конституции РСФСР. Так, Инструкцией народных комиссаров юстиции и внутренних дел по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении Церкви от государства, от 19 июня с.г., опубликованной в официальном отделе № 6 Вестника советской юстиции Татреспублики за подписями наркомюста — прокурора ТССР Богаутдинова и врид. наркома внутренних дел ТССР Габидуллина — предоставляется «гражданам право придерживаться любых религиозных верований; ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против ее воли» (п.8), «от добровольного согласия самих верующих или религиозных обществ, зависит подчинение распоряжениям центральных или епархиальных организаций, делаемым или в порядке внутренней церковной дисциплины» (п.11). В силу этого запрещается всем государственным установлениям, путем административного вмешательства, поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам» (п.7). Даже более того, на местную власть возлагается обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР» (п.8). Выражениями «какое-либо церковное управление» и в начале текста «с появлением новых церквей. как то живой, древле-апостольской. трудовой и т.д.» инструкция определенно указывает во-первых, на недопустимость одновременного существования нескольких церковных управлений, и, во-вторых, считает новыми, появившимися церквами те группировки, из которых составились обновленческие организации — т.н. Высшее Церковное Управление, а ныне Священный Синод и Казанское епархиальное управление, а нашу старо-православную Церковь считает основной. Таким образом, само советское законодательство в указанной инструкции отделяет нас, православных, от обновленцев, и в строгом соответствии со ст.2 основного декрета об отделении Церкви от государства, здесь не делается никаких ограничений одним или преимущество другим религиозным группировкам, и во всяком уж случае нет даже тени обязательности для верующих граждан-христиан вопреки своим религиозным убеждениям и против воли подчиняться какому-либо определенно указ нному административному органу неприемлемой вновь появившейся группировки, в данном случае обновленческой.

Обновленческие центральное и местное епархиальное управление не могут, строго говоря, претендовать и на значение представительного органа Церкви, каковое они будто бы могли получить по преемству от ранее существовавших церковных учреждений, так как циркуляром Наркомюста еще от 18 мая 1920 г. было предложено «всем местным губисполкомам прекращать деятельность бывших консисторий, ныне переименованных в епархиальные советы, генеральные консистории и т.п., как бы они ни назывались и к какому бы культу они ни принадлежали, всюду, где эти последние фактически ее осуществляют». А 5-й отдел того Наркомюста разъяснил (25 августа 1922 г. № 512), что «по духу советского законодательства, каждая группа верующих — это вольная самодовлеющая церковь, которая может устраивать собственную жизнь и иметь какие угодно верования, лишь бы при этом не нарушался законный и общественный порядок и не затрагивались права граждан Советской России... Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, образовавшихся на его территории религиозных групп, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность, вплоть до провозглашения себя автономной, ни от кого независимой церковной общиной... Подчинение отдельной группы граждан, а также и священнослужителей своему епископу является в РСФСР, как и во всей Западной Европе, совершенно добровольным». Последним распоряжением правительственной власти верующим предоставлено право организовывать губернские и всероссийские съезды своих единомышленников-единоверцев и на этих съездах избирать исполнительные органы, а для выполнения постановления своих общин собраний, а также внешнего представительства граждане, составляющие данное религиозное общество, могут, по мере встретившейся надобности назначать служителей культа, выделять из своей среды нужное им число уполномоченных лиц, действующих в пределах предоставленному каждому полномочий» (Инструкция о порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых, п.п. 8, 9 и 16). Но такие съезды могут созываться только религиозными обществами по зарегистрировании их в опубликованном порядке, однако ни Всероссийского, ни местного Казанского съезда таких уже зарегистрированных обществ еще не созывались, и следовательно избрания полномочных исполнительных органов всероссийского или местного казанского не было произведено. Таким образом, поэтому Всероссийский т.н. Священный Синод и местное Казанское епархиальное управление, существующие еще на прежних основаниях, во исполнение распоряжений советского законодательства должны были прекратить свое существование и уже во всяком случае не могут иметь решительно никакого официального значения даже как обычный представительный орган определенной общественной группы, от которой они еще не получили ни избрания, ни уполномочия.

Принимая во внимание цитированное разъяснение 5-го Отдела НКЮ, пока имеют законное существование только отдельные общины, все обновленческие и православные совершенно равноправные, а я как епископ единомышленных со мной общин имею даже больше прав, чем различные ныне существующие обновленческие учреждения, потому что советским законодательством, как видно из цитированных справок, добровольное подчинение епископу граждан допускается, а учреждения, не избранные зарегистрировавшимися согласно новой инструкции обществами не допускаются и к существованию.

Вот мотивированные причины моего неподчинения и непризнания так называемых Священного Синода и епархиального управления, которые для моей религиозной совести, опирающейся па самосознание Вселенской Православной Церкви, и для моих гражданских отношений, регулирующихся изданными правительственными актами, являются чуждыми раскольническими учреждениями, совершенно незаконно называющимися представительными органами Православной Российской Церкви.

РГИЛ, ф.831, оп.202, л.13-15об.

Запрос в 5-й отдел Народного Комиссариата Юстиции РСФСР

декабрь 1925 года

В дополнение к своему запросу, поданному мною в НКЮ РСФСР в сентябре н.г., имею честь просить 5-й Отдел дать мне разъяснение по следующим вновь возникшим недоуменным вопросам, выяснение которых крайне необходимо для урегулирования взаимоотношений между Православной Церковью и органами местной гражданской власти в виду того, что Православная Церковь в Татреспублике в настоящее время в силу невыясненности многих вопросов, оказывается в гораздо худших условиях, чем мусульманские организации, что, конечно, не может не раздражать православное русское население.

1. 20 ноября с.г. Комиссариатом внутренних дел Татреспублики мне, православному епископу, запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против меня судебного дела в Главсуде за мою принадлежность к патриарху Тихону. Между тем, по справкам оказалось, что в суде никакого судебного дела о мне нет, а есть наблюдательное производство в Татотделе ГПУ, которое начато еще в начале сентября, а запрещение мне объявлено только в конце ноября, как раз вскоре после получения мною такого же запрещения от обновленческого церковного управления. Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п.2 основного декрета об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 г., ст.125 Уголовного Кодекса и циркуляр от 28 февраля 1919 г. № 125037.
2. Может ли считаться преступлением, караемым ст.62 Уголовного Кодекса, принадлежность в религиозном отношении к патриарху Тихону, признание его своим религиозным главой, раз он свободно служит в Центре на глазах у власти и беспрепятственно осуществляет свои права, и его руководящие мнения с полным его титулом печатаются на столбцах официальных органов печати, и повсеместно, кроме Татреспублики, совершается возношение его имени за богослужениями. О характере моего отношения к патриарху Тихону мною было публично объявлено в воззвании к казанской пастве, напечатанном в местных казанских Известиях (текст этого воззвания представлен мною в НКЮ РСФСР при запросе в сентябре), и моя точка зрения по этому вопросу получила оправдание в центральных Известиях. Можно ли в данном случае полагаться на только что изданную НКВД и НКЮ инструкцию от 19 июля с.г., коей допускается на территории Советской России равноправное существование наравне с живой, древлеапостольской, трудовой и т.д. и староправославной Церкви, и сохраняют ли свою силу и обязательность для всех местных органов советской власти разъяснение 5-го Отдела НКЮ от 25 августа 1922 г. № 512 о предоставлении гражданам полной свободы в их внутреннем церковном самоуправлении и невмешательстве в вопросы церковной иерархии, лишь бы только не нарушались основные законы и права отдельных граждан.
3. Сохраняет ли за собой обязательную силу указанное выше разъяснение 5-го Отдела за № 512 относительно регистрации епископа, осуществляющего свои епископские права с 1920 года по отношению к избравшим его своим епископом православным общинам. Новая регистрация религиозных обществ, которые зачисляли меня своим епископом, еще не утверждена, несмотря на то, что все объявленные законом сроки для этого уже прошли, ранее изданных обязательных требований о такой регистрации не было, и я продолжал ведать примыкающими ко мне религиозными общинами до перерегистрации их в религиозные общества на основании выше указанного разъяснения 5-го Отдела, тем более, что согласно Инструкции НКВД от 19 Июля п.3 религиозные общины и не обязаны непременно перерегистрироваться в религиозные общества.
4. При зарегистрировании религиозных обществ может ли НКВД отводить по своем усмотрению избранных обществами духовных лиц, не опороченных по суду и не лишенных своих гражданских прав, если согласно ранее изданным законоположениям, за все происходящее в обществе и храме, отвечает само общество в обычном судебном порядке. Должно ли общество представлять на утверждение в НКВД новых своих священнослужителей, избранных ими по смерти или уходе от них ранее зарегистрированных, и таким образом, вводится ли с изданием закона о регистрации религиозных обществ новый порядок, именно, несмотря на отделение Церкви от государства, обязательное утверждение органами местной гражданской власти духовных лиц в их должности.

РГИА, ф.851, оп.1, д.248, л.6-7.

Заявление председателю Совета Народных Комиссаров Татреспублики

февраль 1924 года

1. В настоящее время по всей ТР кантонные Управления объявляют под расписку представителям православных религиозных общин о привлечении меня к суду по ст.62 и 123 Угол.Код., а потому предлагают общинам отказываться от меня как о своего епископа и выбирать себе и представлять для зарегистрирования в НКВД другого епископа, причем делается намек, чтобы общины записывали обновленческого архиерея, так как со староцерковными архиереями общины будто бы регистрироваться не будут.

Вопрос о регистрации православных обществ тянется в ТССР с июня месяца. Я спрашивал еще летом и в ГПУ и в НКВД не будет ли со стороны гражданской власти отвода меня как религиозного руководителя общин староцерковного направления, и мне везде ответили, что отвода не будет. Тем не менее, ни одно православное общество до сего времен и не зарегистрировано, тогда как общества всех других вероисповеданий уже зарегистрированы. Теперь из объявлений Отделов управления как будто выясняется, что причиной задержки в регистрации было мое имя, хотя до декабря истекшего года мне никто не предъявлял никаких обвинений и против моего руководительства общинами формально никто не возражал, Да и теперь все обвинения меня по ст.62 Угол.Код. базируется на том, что я примыкаю в религиозном, а в отнюдь не политическом отношении к патриарху Тихону, но я уже подал прокурору и наркому юстиции ТР свое письменное возражение против этого обвинения, и, как мне известно, прокурор еще не дал своего заключения о моем деле, как не было и судебного постановления о лишении меня прав, в частности, прав быть руководителем в религиозном отношении верующими. Кроме того, принимая во внимание прилагаемую при сем выписку из газет о беседе с пред. уг.код. коллегии Верх.Суда тов.Галкиным о полной лояльности патриарха Тихона за последнее время, должно совершенно отпасть всякое основание к привлечению к ответственности и религиозных последователей патриарха Тихона. Таким образом, Отделы Управления еще до судебного решения уже лишили меня прав епископа православных общин с явным и определенным намерением поддержать обновленческого епископа, как ранее в ноябре НКВД запретил мне до судебного разбора дела совершение богослужений вопреки ст.125 Уг.код., которая гласит: «Воспрепятствование исполнению религиозных обрядов, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан, сопровождается принудительными работами на срок до шести месяцев», а циркуляром НКВД от 28/11-1919 г. № 123037 было объявлено, что «каждый гражданин и гражданка получают право исповедовать по своему убеждению любую религию, поскольку религиозные действия не сопровождаются контрреволюционными и уголовно наказуемыми деяниями». А так широко объявленная в июне 23 года Инструкция НКВД и НКЮ, авторитетно запрещает всем государственным установлениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ, или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам (п.7), а всех нарушающих законы о свободе совести, привлекать к ответственности (п.8). Эта Инструкция и дала нам, староцерковникам, основание добиваться свободы в своей религиозной ориентации и утверждения наравне с другими своих общин.

Я просил бы Вас выяснить окончательно и объявить всем, могут или нет в ТР свободно существовать религиозные общества староцерковного направления, а священнослужители, не лишенные права по суду свободно отправлять религиозные обряды и публично совершать богослужения, и законны или нет распоряжения органов административной власти, касающиеся чисто внутренних дел Церкви, именно запрещения священнослужителям совершение богослужения и еще до судебного определения отстранение их от исполнения ими своих обязанностей, и тем самым определенно поддерживающих и насильственно подчиняющих православных чуждым для их религиозной совести лицам и учреждениям. НКЮ РСФСР в разъяснении от 25 августа 1922 г. за № 512 утверждает, что «Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность». А всем предыдущим законодательством было утверждено за общинами право свободного выбора священнослужителей, и за все происходящее в храме и в общине возлагается ответственность на самих верующих.

2. В НКВД в декабре истекшего года было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря в кремле, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и самый монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. 26 февраля в развитие этого разговора было получено из НКВД срочное предложение за № 2686 «представить договор, заключенный группой верующих с властью при проведении декрета об отделении Церкви от государства, а также описи имущества монастыря». Таким образом, вопрос о закрытии монастыря очевидно поставлен на очередь.

В настоящее время Спасо-Преображенский монастырь в собственном смысле не существует, сохранились только церкви, и для совершения богослужения состоит один священнослужитель, и проживает несколько человек для охраны церквей. За время с 1918 года церкви были взламываемы до 15 раз, все помещения совершенно разбиты, остались буквально одни стены. Таким образом использовать помещения без колоссального ремонта не представляется возможным, а убрать и тех немногих сторожей, которые даже ночуют в церквах для охраны, значит подвергнуть церкви полному разрушению. Печати, как показал опыт, не помогают. Именно для лучшей охраны церквей по просьбе Общества археологии при Казанском университете с разрешения Совета укрепленного района в мае 1919 года и было допущено проживание в монастыре нескольким лицам. Храмы использовать под общекультурные учреждения нельзя, они все построены в XVI веке. Кроме того, в ограде монастыря есть кладбище, которое едва ли может быть сейчас же уничтожено, так как здесь есть погребения прошлого года, а неприкосновенность могил по советскому законодательству сохраняется, по крайней мере, в течение 40 лет. Следовательно, этот уголок должен на продолжительное время сохранить свой религиозный характер, а потому и смысл закрытия его будет явно противоречить вышеуказанной Инструкции НКВД и НКЮ, которая предусматривает закрытие храмов при условии использовании их «для реально соответствующего учреждения и притом имеется физическая возможность (средства) для этого приспособления» (п.4).

В силу изложенного я просил бы Вас сделать распоряжение о прекращении дела о закрытии церквей б.Спасо-Преображенского монастыря. Общине, взявшей в свое ведение храмы Спасо-Преображенского монастыря, крайне необходимо иметь уверенность в неприкосновенности своих храмов потому, что сейчас приходится платить налоги за здания и землю, а раз идет речь о возможном закрытии, то, конечно, отпадет и всякая охота изыскивать средства.

РГИА, ф.831, оп.1, д.248, л.3-4об.

Из заявления епископа Иоасафа

[...] политическим прошлым — совершенно неосновательно и может показаться и не беспристрастным, что, конечно, недопустимо в судебном разбирательстве и в обвинительном акте.

Далее, в чем же проявляется у меня борьба за власть в епархии, и чем она могла бы быть предосудительной. В Казани епископом я с 1920 года, почти все верующие, как видно из соотношения количества православных и обновленческих общин, разделяют мою точку зрения на новое движение в Церкви и при подаче заявлений о регистрации вновь подтвердили свое отношение ко мне как к своему епископу. Кто же с кем при таком положении дела борется, и кто может считаться виновным в такой возможной борьбе за власть в Казанской епархии, как нарушитель общественного спокойствия. Тот ли, что избран почти всем казанским населением, или тот, кто, явившись со стороны вопреки воле народа, против желания народа, раздражая народ, старается всеми средствами — клеветой, запугиванием, политическим наветом очернить своего противника — меня, вовлечь в эту интригу народные массы и тем отколоть на свою сторону ту или иную часть верующего населения, которую потом направить против другой части населения. Я уже просил Вас разъяснить мне по поводу представленного Вам документа из обновленческого Казанского епархиального управления с ссылкой на Ваше разъяснение о том, что Вами действительно было запрещено возгласное поминовение меня за богослужениями в православных храмах, о чем епархиальное управление оповестило всю Казанскую епархию, и оказывается, такого запрещения с Вашей стороны делаемо не было. Вот доказательство неблаговидности обновленческих приемов борьбы, в которую вмешиваются без их ведома и судебные инстанции. При таком положении судебная беспристрастная власть должна как будто бы встать против захватчика и возбудителя народных масс, злоупотребляющего именем высшей судебной инстанции в Татреспублике, если же власть нашла нужным и закономерным вмешаться в эти внутрицерковные интриги, а не осуждать того, кто спокойно сохраняет принадлежащее ему народным избранием положение и при всех, возникавших в течение 6-ти лет недоразумениях, старался путем личных переговоров, не вовлекая народную массу, урегулировать взаимоотношения между Церковью и отдельными гражданскими учреждениями Казанской епархии.

Наконец, мне ставится даже в вину то, что я представлял к наградам некоторых духовных лиц. Так неужели эта чисто церковная мелочь может иметь какое-либо государственное значение? Неужели даже в этой области православный епископ не может быть самостоятельным, что, однако, так авторитетно было гарантировано целым рядом законоположений и разъяснений, в частности, хотя бы тем же уже несколько раз здесь цитированным разъяснением НКЮ за № 312. Если же в подборе представленных мною к наградам лиц хотелось бы усмотреть определенную с моей стороны тенденцию, то мною были представлены лица за их церковную службу, без всякого отношения к их политическим убеждениям. В частности, в ГПУ обращено особое внимание на представление мною к награде протоиерея Мансуровского за его стойкость в Православии, то как раз этот протоиерей единственный из рядового духовенства епархии выступил с печатным призывом жертвовать церковные ценности на голодающих, ведь отношение к этой операции является в моем деле первым признаком политической благонадежности.

Резюмируя все изложенное выше, я утверждаю, что в моем деле рассуждения касаются чисто церковных вопросов, вопросов внутреннего церковного распорядка и нет ни одного факта, подтверждающего мою действительную преступность в политическом отношении, потому что и на самом деле вся моя церковная деятельность всегда преследовала исключительно одни только церковные цели. Я стал популярен только потому, что очень непопулярно в народной массе обновленческое движение в Церкви, представители которого так беззастенчиво борются со мной. Борьба у православных с обновленцами повсеместна, и везде она ведется не в пользу обновленцев. Например, в Москве из 300 церквей у обновленцев только 5, в Нижнем Новгороде, Самаре, Астрахани по 3-4 церкви, в Костроме обновленцев, кажется, вообще нет. Сочувствие верующих Православию зависит не от тех или иных лиц, стоящих во главе Православной Церкви, а от религиозных убеждений самих верующих, отвергающих обновленчество по чисто религиозным мотивам. Всякие же налагаемые на православных репрессии еще более возбуждают верующее население против обновленцев, потому что их считают главными виновниками всех бедствий Православия в последнее время, так как они, главным образом, в целях успеха своей борьбы, и печатно и устно клевещут на нас, православных, обвиняя всех нас в контрреволюции. Обновленцы всеми (отвергаются? — А.Ж.).

Меня спрашивают, почему я раньше, до раскаяния самого патриарха Тихона, не отказался от его противоправительственной деятельности, я опять-таки уже показывал, что тогда никто меня об этом не спрашивал и не допрашивал, а сам я никогда по собственной инициативе в печати не принимал участия, да и судить патриарха я не мог, во-первых, потому что за это дело взялись обновленцы и под покровом борьбы с «тихоновщиной» задумали провести целый ряд неприемлемых для нас, православных, реформ, и верующие меня тогда могли бы также причислить к обновленцам, к которым я никакого отношения не хотел и не хочу иметь, во-вторых, по наших церковным законам судить архиерея могут только 12 архиереев, а судить патриарха вправе только Собор. Если бы был созван православный, а не партийный обновленческий, Собор, и я на нем участвовал бы, то там я высказал бы свою точку зрения о ненормальных отношениях между гражданской и церковной властями.

Принадлежность же к патриарху Тихону как к религиозному главе не зависимо от его политических воззрений, мне кажется, не может считаться преступлением, если последним разъяснением 5-го отдела НКЮ РСФСР на Ваш запрос относительно поминовения патриарха Тихона за богослужениями было разъяснено, что такое поминовение могло бы быть преступным только в том случае, если бы оно сопровождалось публичным восхвалением его контрреволюционной деятельности с призывом следовать за ним как за определенным политическим вождем. Между тем, в моем деле не указано ни одного случая, чтобы где-нибудь, когда-нибудь и каким-нибудь способом я касался одобрительно о прежней политической деятельности патриарха Тихона. В деле есть один письменный документ, адресованный на мое имя от патриарха Тихона, но и этот документ как раз подтверждает мое показание, что мое отношение к нему касалось вопросов только церковного характера, так как этот документ разъясняет мне недоуменные вопросы о взаимоотношениях между собою епископов Казанских и Чув[ашской] области и об отношении православных к обновленцам. Кроме того, как мне известно, существующий при патриархе Тихоне так называемый Священный Синод легализован гражданской властью и деятельность его проходит под наблюдением уполномоченного ОГПУ Тучкова. А раз эта патриаршая организация легально существует, то почему же я не могу принадлежать к ней? Ведь было бы совершенно невозможно допустить, чтобы в центре РСФСР, в Москве открыто существовала организация, действующая в целях свержения Рабоче-Крестьянского Правительства» (ст.62), за деятельностью этой организации следил бы правительственный агент и ей безнаказанно и открыто дозволялось бы сноситься со всеми пунктами СССР.

Таким образом, как мною было публично заявлено, так и в деле я продолжаю показывать, что мои отношения к патриарху Тихону были и есть исключительно религиозного характера, как к своему религиозному главе, который совершенно открыто, на глазах у высшей гражданской власти в Москве осуществляет свои религиозные права по отношению к тем верующим Православной Российской Церкви, которые признают его своим высшим религиозным руководителем. И такое мое отношение к патриарху Тихону было отмечено и на страницах Центральных Известий СССР в № 2б7 (2004) от 23 (?) ноября 1923 года, и там оно не заклеймено преступным, а, напротив, отмечено как отрадное с общественной точки зрения.

Ст.123 Уголовного Кодекса предусматривает преступления религиозных или церковных организаций, которые присваивают себе административные, судебные или иные публично-правовые функции или права юридических лиц. В качестве фактического материала против меня в подтверждение действительного нарушения мною этой статьи указано, что я продолжаю ведать некоторыми православными общинами, организую вокруг себя контрреволюционное духовенство и, с целью более тесного сближения с ним, представлял их к награде, и направил в Чувобласть епископа Тимофея, который теперь за что-то привлекается к ответственности Чувотделом ГПУ.

Спрашивается, почему же собственно я не могу ведать православными общинами и духовенством, примыкающим ко мне, как к своему епископу? И каким законом — или специально опубликованным разъяснением — установлен в отмену бывших узаконений особый порядок выбора православными общинами своего епископа и получения им на то специального утверждения органов гражданской власти. Я живу в Казани беспрерывно с 1911 года, с 1920 года состою епископом, и никогда и никакое учреждение не ставило мне в обязанность получать откуда-нибудь какое-либо утверждение в своей должности, и никогда и никто не привлекал меня к ответственности как незаконно присвоившего себе не принадлежащие права. Более того, в октябре 1923 года мною был подан в Совнарком АТССР проект устава для зарегистрирования объединения православных общин... [неразб.] обществ, но это проекте был утвержден потому, что как выяснилось впоследствии, на основании разъяснения 5-го Отдела НКЮ РСФСР от 25 августа 1922 г. № 512 «высшая иерархическая организация всех церквей (римокатолической, евангелическо-реформаторской, греко-православной и т.п.), как то: епархиальная, диацезальная, центральная, не подлежит регистрации со стороны советской власти в РСФСР в виду системы отделения Церкви от государства... Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, образовавшихся на его территории религиозных групп, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность, вплоть до провозглашения себя автономной, ни от кого не зависимой церковной общиной... Подчинение отдельной группы граждан, а также и священнослужителей своему епископу является в РСФСР, как и по всей западной Европе, совершенно добровольным». Новый порядок зарегистрирования служителей культа религиозных обществ у нас в Татреспублике пока не проводится в жизнь, и наши православные общины, подавшие заявления о перерегистрации их в религиозные общества и указавшие в своих списках меня как своего епископа до сих пор не получили утверждения, хотя все объявленные для сего законом сроки прошли, и эти общины, таким образом, остаются пока при старом положении на правах религиозных общин, по отношению к которым должно иметь всю свою обязательную силу цитированное разъяснение НКЮ за № 512. Ведал же я примыкающими ко мне по сходству наших религиозных убеждений православными общинами единолично, без какой бы то ни было особой состоящей при мне организации, и осуществлял по отношению к этим общинам и добровольно подчиняющимся мне священнослужителям чисто духовные иерархические свои права, не присваивая себе никаких публично-правовых норм, о чем не должно быть никаких данных и в деле, нет на это фактических указаний и в предъявленном мне обвинении.

Итак, я в своей деятельности не выходил из границ предоставленных мне законом прав иерарха определенного религиозного направления, каким же образом я могу подпасть под действие 123 ст., карающей именно религиозные организации, присваивающие себе публично-правовые нормы. Или когда было отменено выше цитированное разъяснение 5-го отдела о закономерности и безнаказанности осуществления епископом своих иерархических прав по отношению к добровольно подчиняющимся ему граждан и духовенству. А ведь в этом разъяснении сказано, что даже «налагаемые церковной властью канонические кары и наказания за непокорность и неподчинение духовной власти в роде отлучения, интердикта, низложения, лишения должности и т.д. не имеют никакой юридической силы в РСФСР, потому что не от епископа, а от самой группы верующих зависит сделать свободный выбор между епископом или угодным группе священнослужителем». И если высшим компетентным юридическим учреждением указано, что архиерейская административная деятельность, не выступающая за пределы внутренней церковной жизни, не имеет юридического значения, то на каком же основании можно применять ко мне статью, карающую именно за присвоение себе не присвоенных законом прав юридического лица. Следовательно, ст.123 не должна иметь решительно никакого отношения к моей деятельности: она имеет своим объектом организацию, а я один из одного себя, естественно, никакой организации составить не могу, она карает за присвоение прав юридического лица, а архиерейское благословение, или посвящение в духовные степени, или возложение духовного знака отличия к понятию публично-правовых функций, конечно, подойти никак не смогут.

Далее, мне в предъявленном обвинении ставится в вину, что появившийся летом 1923 года в Чувобласти епископ Тимофей теперь привлекается к ответственности Чувотделением ГПУ по неизвестно для меня какому делу. Но какое мне дело и как я могу отвечать за другого человека и его деятельность? Я еще в сентябре истекшего года письменно заявлял Татотделу ГПУ, что я отказываюсь отвечать за преступные деяния отдельных примыкающих ко мне, как к епископу, членов православных общин, да и не одно законодательство в мире не дает (делает? — А.Ж.) ответственным одного человека за самостоятельные преступные деяния другого, даже отца за преступления сына: как же можно возлагать ответственность на одного гражданина за преступную деятельность другого. Я мог бы отвечать за деятельность епископа Тимофея в том только случае, если бы было доказано, что он совершил преступление при моем участии, содействии или по моему настоянию, но фактов такого характера в деле не должно быть и в обвинении ссылок на них нет, потому что с епископом Тимофеем у меня отношения были самые отдаленные. Если же мне ставится в вину самое появление в Чувобласти такого, как бы ненадежного в политическом отношении человека, как епископ Тимофей, то уже в этом деле я не имел решительно никакого участия, и для меня самого этот факт был большой новостью спустя 2 месяца после его совершения. Епископ Тимофей был избран в епископы из священников Чувобласти группой чувашских священников-обновленцев и был командирован в Москву для посвящения обновленческим Казанским епископом Алексеем весной прошлого года, и, по словам е.Тимофея, на его пребывание в Чувобласти в качестве епископа была согласна и гражданская областная власть. Ко мне, как к старейшему в нашей местности православному епископу, он явился уже епископом спустя 2 месяца после своего посвящения, но в виду возникших у меня недоумений относительно его посвящения я для подтверждения его епископского достоинства предложил ему отправиться к патриарху Тихону как к нашему общему религиозному главе, который и подтвердил законность его посвящения. Мое руководительство епископом Тимофеем проявилось в сообщении ему как новому епископу епископских прав в Советских Республиках на основании советского законодательства, и была выражена просьба, чтобы он в своей церковной деятельности не нарушал добрых отношений между русским и чувашским духовенством в области, и вообще поддерживал бы добрые традиции в церковной жизни Казанской епархии, которая за все 6 лет существования советского строя ни одного раза не вызывала конфликтов между гражданской и церковной властями. Вот и все мое отношения к е.Тимофею, и иных отношений к нему у меня не было, и сами обвинители их не указывают. Вследствие этого я совершенно недоумеваю, в чем здесь может быть усмотрена моя преступность. Если преступно само появление епископа Тимофея в Чувобласти, то пусть привлекаются к ответственности те лица, которые его избирали и посылали в Москву для посвящения в архиереи; если он действительно совершил какое-нибудь преступление, то об его поступках я не имею никакого представления и к его деятельности я не имел никакого касательства. Если же мне ставится в вину, что я посылал его для разрешения вопроса об его посвящении к патриарху Тихону, а не к обновленцам, то это опять старый вопрос о закономерности отношений по религиозным вопросам к патриарху, что уже было разобрано мною выше.

Далее в обвинении указано, что я встал в оппозицию к возникшему в Церкви обновленческому движению, которое задалось целью сделать Церковь будто бы исключительно «религиозной организацией», и с этого времени борюсь с обновленцами за сохранение своей власти в Казанской епархии. В силу же своего будто бы контрреволюционного настроения я в этой области встал в близкие отношения к контрреволюционным кругам и приобрел популярность в контрреволюционных массах.

Здесь противопоставлены два направления в Церкви — староправославное, к которому принадлежу я, огульно обвиненное в сочувствии к политической контрреволюции, и обновленческое, будто бы исключительно религиозное, видимо, считающееся в политическом отношении вполне надежным. Но я в указанном выше воззвании к казанской пастве определенно заявил, что «тот, кто хочет Церковь как организацию, как союз верующих использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот омирщает этот богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение; тому Церковь, как таковая, не важна и не дорога». Я призывал всех верующих, следующих за мной, беречь наши церковные организации, чтобы они были «свободны от всяких подозрений в каких-либо противогосударственных выступлениях, и мы должны, писал я, по долгу своей совести заявить, что раз навсегда отрекаемся от того антинравственного в последних событиях в церковной жизни, что называют «тихоновщиной». Чем же я нарушил такое свое обещание? В чем фактически проявляется моя контрреволюционность в церковной деятельности? И мне кажется все же рискованным такое предположение обвинения, что я возглавляю верующих не только определенного религиозного направления, но и определенного политического, именно контрреволюционного настроения. Ведь к староправославному направлению принадлежат из 47 общин г.Казани 42, в том числе верующие рабочие всех заводов и фабрик г.Казани, из Арского кантона — все общины за исключением 9-10. К обновленцам примыкает в Казани только 5 храмов с небольшим количеством верующих. Спрашивается, — ужели почти вся православная Казань и все верующие рабочие, и почти весь Арский кантон, и очень многие общины других кантонов примыкающие ко мне, — контрреволюционеры? А среди всех их я, видимо, популярен потому, что они ни за что не хотят примыкать к обновленческому архиерею.

Такое огульное обвинение православных, ничем себя в подавляющем большинстве не скомпрометировавших, и такой доверительный отзыв об обновленцах, в среде которых большинство... [неразб.]

РГИА, ф.831, оп.1, д.202, л.21-24об.

Из письменного ответа еп.Иоасафа на вопросы правительственной организации (НКЮ или НКВД)

[...]

3) Тихон, действуя то св.канонам Церкви, меняет свои убеждения и кается. Выдержал ли он свою «христианскую» линию?

Я читал в газетах, что патриарх Тихон ссылался на каноны по вопросу о церковных ценностях и заявлял о своем личном понимании этих канонов (самого послания я не видел), теперь он признал свою ошибочность в толковании канонов. Патриарх Тихон, как человек, конечно, может и ошибаться, и если бы он упорствовал в своих ошибках, он не был бы достоин своего звания. В православном учении нет догмата о непогрешимости пап. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ошибаются в толковании законов и авторитетные юристы, в предотвращение таких ошибок и существует юридическая наука, а в церковном законодательстве есть соответствующая наука — каноническое право. Апостол Петр отрекся от Христа, раскаялся, и Христос простил его и поручил ему пасти овец. Очевидно, и Верховный Суд так же посмотрел на сознание патриархом Тихоном своей неправоты и нашел возможным освободить его из-под стражи и дать возможность открыто совершать богослужения и проповедовать. Теперь с наступлением мирных условий жизни, когда возможны съезды, собрания, соборы, думаю, что и в церковном центре не будут повторяться подобные бывшим ошибки и личное мнение одного будет проверяться мнением других, таким образом, общим советом, после всестороннего обсуждения, приниматься те или иные решения.

4) «Взять на себя ответственность за всякого рода антиправительственные выступления и действия со стороны лиц и групп верующих, примыкающих ко мне», — в таком широком масштабе я, конечно, не могу. По всем существующим законодательствам отец не отвечает за своего сына, и, конечно, ни один духовный руководитель не может отвечать всецело за поступки своих пасомых, тем более, кода они исчисляются сотнями тысяч. Я могу взять ответственность за то учреждение, которое могло бы сорганизоваться при мне и которое должно бы было помогать управлять церковными делами примыкающих ко мне церковных общин. Я готов строго следить, чтобы это учреждение было в политическом отношении совершенно безупречным. Я могу дать обещание призывать все церковные организации и духовенство быть безупречными гражданами. Но если кому из многочисленных примыкающих ко мне верующих вздумается где-нибудь совершить преступление, конечно, отвечать за него я не могу: он сам имеет разум, и за свои поступки он один и должен отвечать. В Татотделе ГПУ мне неоднократно заявляли, что отвечать за других я не могу, что могут помимо моей воли мое имя использовать в преступных целях. Я эти предупреждения вполне принимаю и беру ответственность только за свои поступки и за направление деятельности того учреждения, которое могло бы быть при мне, под моим непосредственным надзором.

К патриарху Тихону я посылал за благословением начать открытое совершение богослужений до своего обращения в НКВД. Получив благословение от патриарха Тихона, я словесно спрашивал разрешение в НКВД, что и получил так же на словах.

РГИА, ф.831. оп.1, д.202, л.25-25об.

Примечания

1. Клировая ведомость монастырей Казанской епархии 1912 г. Пострижение в монашество Иоанна Удалова с именем Иоасаф состоялось 2 августа 1910. 3 августа он был рукоположен во иеродиакона еп.Острожским Гавриилом, викарием Волынской епархии. 6 августа 1910 иеродиакон Иоасаф был рукоположен архиеп.Антонием во иеромонахи. Указом Св.Синода от 14 августа 1910 назначен на должность преподавателя Житомирского памяти Иоанна Кронштадтского пастырского училища. 29 октября 1910 награжден набедренником. Архиеп.Казанским и Свияжским Иаковом (Пятницким) 24 сентября 1911 по представлению ректора КазДА еп.Алексия (Дородницына), назначен на должность помощника инспектора КазДА. Указом Святейшего Синода от 11 июля 1912 назначен исполняющим обязанности настоятеля Казанского Спасо-Преображенского миссионерского монастыря с возведением в сан игумена.
2. Митр.Казанский и Свияжский Ефрем, ближайший помощник святого патриарха Ермогена в борьбе против самозванца и польских интервентов. После мученической кончины патр.Ермогена, именно митр.Ефрему принадлежала вся полнота патриаршей власти. Он председательствовал на Освященном соборе, совершил 11 июля 1б13 венчание на царствование Михаила Феодоровича Романова; под Уложенной грамотой об избрании на царство Михаила Феодоровича первой стоит подпись именно митр.Ефрема. Внезапно скончался 25 декабря 1613. Был погребен на месте обретения мощей св.Гурия Казанского и Варсонофия Тверского, перед алтарем Спасского собора Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле. Часовня над мощами митр.Ефрема, весьма чтимого в дореволюционной Казани, устроенная усердием архим.Иоасафа, была разрушена еще в 1930-е годы. На месте закрытого монастыря располагалась воинская часть (т.н. Кремлевский гарнизон). 26 сентября 1995 при раскопках, проводимых на месте древней усыпальницы Казанской епархией совместно с Министерством культуры Республики Татарстан, были обретены мощи митр.Ефрема Казанского. Автору этих строк, руководившему раскопками со стороны Казанской епархии, посчастливилось быть свидетелем и участником этого чудесного события. Мощи митр.Ефрема крестным ходом были перенесены из Казанского кремля в Иоанно-Предтеченский монастырь, а позже — в Петропавловский собор г.Казани, где они ныне почивают в особой гробнице.
3. Польский Михаил, прот. Новые мученики Российские. Т.2, с.181.
4. Архив КГБ РТ, д.2-18199, том вещественных доказательств, с.546.
5. Более подробно о свящ.Дмитрии Шишокине см. Журавский А.В. Жизнеописания новых мучеников Казанских. — М.: Изд-во им. Свт.Игнатия Ставропольского, 1996, с.106-112.
6. Более подробно о свящ.Филарете Великанове см. там же, с.113-124.
7. О расстреле свящ.Даниила Дымова см. там же, с.125-131.
8. Более подробно о свящ.Феодоре Гидаспове см. там же, с.132-150.
9. Жизнеописание еп.Амвросия см. там же, с.56-92.
10. Позже этот мартиролог, впрочем, не совсем полный (так, например, имя архим.Сергия, настоятеля Зилантова монастыря, указано было, а имена убиенных с ним иноков — нет), был помещен в последнем номере «Известий по Казанской епархии» под несколько завуалированным, но всем понятным заглавием: «Скоропостижно скончавшиеся»... Всего за два месяца большевиками было умерщвлено 32 священнослужителя, имена которых известны. Многих от смерти спас только их уход с белочехами.
11. Еп.Балахнинский Петр (Зверев), позднее — архиеп.Воронежский, принявший мученическую кончину на Соловках 16 февраля 1926, был выпускником КазДА и почитателем старца Гавриила (Зырянова). Архиеп.Петр хорошо знал архим.Иоасафа через вл.Антония (Храповицкого), встречался он с архим.Иоасафом и у схиархим.Гавриила.
12. Архиеп.Афанасий (в миру — Александр Антонович Малинин), сын священника, родился 1 марта 1884, окончил Пермскую ДС и КазДА (1908), доцент КазДА, с августа 1916 — настоятель Иоанно-Предтеченского монастыря г.Казани с возведением в сан архимандрита. Весьма почитался единоверцами, которые предлагали ему стать их епископом. Еп.Чебоксарский (21.11.1920), после ссылки еп.Иоасафа — временно управляющий Казанской епархией. После увольнения на покой митр.Кирилла митр.Сергием и Временным патриаршим Синодом — возведен в сан архиепископа (24.4.1929) и назначен управляющим Казанской епархии. Архиеп.Ташкентский (23.3.1933), Саратовский (11.8.1935 — сентябрь 1935). С 1935 — в ссылке. В 1939 умер в ссылке.
13. Митр.Одесский и Херсонский Анатолий (в миру Андрей Григорьевич Грисюк), родился 19 августа 1880, сын бухгалтера Кременецкого уездного казначейства, окончил Волынскую Духовную семинарию и Киевскую Духовную академию (1900-1904) по исторической группе наук. Будучи студентом IV курса академии, пострижен в монашество в Киево-Печерской лавре с наречением имени Анатолий (6 августа 1903). Рукоположен во иеродиакона (15 августа 1903), иеромонаха (30 мая 1904) По окончании КДА — кандидат богословия и и.д.доцента по кафедре общей церковной истории. С 16 августа 1905 по 15 августа 1906 — в научной командировке в Константинополе. В августе 1910 получает степень магистра богословия за сочинение «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI в.» С 29 августа 1911 поставляется в архимандрита. С 11 января 1911 — экстраординарный профессор по кафедре древней церковной истории. По указу Святейшего Синода с 1912 назначен инспектором МДА, с 30 мая 1913 — еп.Чистопольский, второй викарий Казанской епархии и ректор КазДА. Хиротонисан был во епископа в храме Христа Спасителя в Москве. С 11 июля 1914 — первый викарий Казанской епархии. С сентября 1918 по январь 1920 — временно управляющий Казанской епархией. 26 марта н.ст.1921 арестован вместе со всей профессурой КазДА по обвинению в нарушении декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» (см. Журавский А.В. Казанская церковь в эпоху гонений. Начало испытаний. — Казань; Тан-Заря, 1994), сослан в Москву, заключен в Бутырскую тюрьму, где его жестоко избивали (коридор 7, камера 72). Освобожден в январе 1922 вместе с митр.Кириллом и послан на Самарскую кафедру. Неоднократно арестовывался. 1924-1927 — ссылка на Соловки. Позже — митр.Одесский и Херсонский, член Синода митр.Сергия. В августе 1936 арестован и увезен в Киев. Пытки и жестокий тюремный режим так подорвали его силы, что он был лишен возможности самостоятельно двигаться. Перенес крупозное воспаление легких, к концу 1937 ослеп, в 1937-1938 — в Ухтпечлаге в КомиАССР. Умер в лагерной больнице 23 января 1938.
14. НА РТ, ф.Р-1172, оп.3, д.15. См. Журнал собрания по организации разрешенного к открытию в Казани Богословского института 20/7 ноября 1921 под председательством управляющего Казанской епархией еп.Иоасафа.
15. Более подробно о последних годах существования КазДА и ее закрытии см: Журавский А.В. Казанская Духовная академия в последний период ее существования // Материалы Казанской юбилейной историко-богословской конференции «История и человек в богословии и церковной науке». — Казань. 1996, с.95-102.
16. Примеры этих обращений, появившихся в Духосошественском приходе:

Православные Христиане! Пора настала вступиться за Святую Веру и Церковь нашу. По проискам врага, часть духовенства изменила Православию и, опираясь на безбожников, силою и обманом по всей Руси захватила Церковное Управление, а православных епископов и стойких пастырей сотнями заточила по тюрьмам и ссылкам. Захватчики поработили Церковь безбожникам, а сами, изменив Вере отцов, начинают силой вводить новшества, и уже угрожают преследованием тем, кто не захочет подчиняться. Вселенские Патриархи и прочие православные Церкви за границей, порвали единение с русскими церковными самозванцами и считают их еретиками. И у нас в Казани есть самозванцы и губители Церкви (епископ Алексий, Спирин, Сосунцов, Руфимские, Беллавин, Лебедев), которые, забыв любовь и мир, открыли гонение на истинную Церковь Христову.

Православные Христиане! Гоните от Св.Церкви врагов, хотящих губити ю! Будьте верны Православию, не поддавайтесь их обману, не ходите за их службу и не принимайте от еретиков никаких таинств (крещение, причащение, брак и т.д.), ибо они утратили Благодать и, по правилам Церкви, не священники больше, а простые миряне и еретики!

Архив КГБ РТ, д.2-7193, л.5.

Архиепископ Алексий — обманщик. Он волк в овечьей шкуре, принявший вид благочестия, но на самом деле шарлатан и мошенник. Народ он обманывает, говоря, что он наместник митрополита Кирилла. Это наглый обман, которым Алексий морочит православных. Не верьте ему — он захватил силою не принадлежащую ему казанскую кафедру, вторгся в епархию и держится нечестным путем. Он ездил на шутовской церковный собор, где выдавал себя за представителя Казанской епархии. Долой самозванца «архиепископа» Алексия.

Архив КГБ РТ, д.2-7193, л.4.

18. Архив КГБ РТ, д.2-7193, л.4.
19. Там же, л.15.
20. Там же, докладная записка.
21. Там же, протокол допроса архиеп.Алексия (Баженова).
22. Архив КГБ РТ, д.2-11184, л.58.
23. Там же, л.1-2.
24. РГИА, ф.831, оп.1, д.248, л.5.
25. Архив КГБ РТ, д.2-7193, постановление Комиссии НКВД от 14/12-23 г. о заключении в концлагерь Крылова, Широкова, Шамшева, Еланского. Игумен Питирим (в миру — Крылов Порфирий Семенович), родился 26 февраля 1885 окончил Тамбовскую семинарию, дальний родственник митр.Кирилла. Сослан в Соловки, был заведующим тем складом, на котором сосланные епископы писали свое известное Соловецкое послание. В сане архиепископа был расстрелян в Великом Устюге в 1936 или 1938.

Иеромонах Иоанн (в миру Андрей Алексеевич Широков), родился 25 ноября 1893, окончил Казанский университет, Богословский институт, в январе 1923 был пострижен митр.Кириллом в монашество, в 1923 — сослан на Соловки на 3 года, в сане еп.Волоколамского расстрелян в Москве в 1937. Иеромонах Феофан (Еланский), 1897 года рождения, сын священника, постриженник митр.Кирилла, инок Спасо-Преображенского монастыря, дважды ссылался на Соловки, в сане викария Нижегородской епархии был расстрелян в 1937. Иеродиакон Серафим (в миру — Шамшев Сергей Петрович), родился в 1897 в Петрограде, воевал в Белой армии, в 1921 поселился в Казани, поступил в Ивановский монастырь, был сослан на Соловки в августе 1937, будучи еп.Томским, был арестован и, видимо, расстрелян.

26. РГИА, ф. 831, оп.1, д.248, л.6-7.
27. Архив КГБ РТ, д.2-11184, л.25.
28. Там же, л.89.
29. Там же, л.3-7.
30. Архив КГБ РТ, д.2 -18199, т.1, л.249об.
31. В «Расписании служб при гробе Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея Руси», значилось: «Пятница: 10 ч. — литургия — Епископ Прокопий [Титов], 5 ч. — панихида — Стефан [Гнедовский?], 6 ч. — панихида — Иннокентий [Летяев?], Гавриил [Красновский?]. Суббота: 10 ч. — литургия — Иоасаф [Удалов], 5 ч. — панихида — Борис [Рукин], 6 ч. — всенощная — митрополиты: Петр [Полянский], Сергий [Страгородский], Тихон [Оболенский], Серафим [Александров], епископы Николай, Борис [Рукин], Сергий [Зверев?], Прокопий [Титов]. — см. Акты Святейшего Патриарха Тихона... с.366.
32. Акты Святейшего Патриарха Тихона... с.416.
33. Дамаскин (Орловский), иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2. — Тверь: Булат. 1996, с.351.
34. Дату 18 ноября называет сам еп.Иоасаф в анкете арестованного. — см. Архив КГБ РТ, д.2 -18199, т.1, л.249об. Дату 19 ноября называет иеромонах Дамаскин. — см. Дамаскин (Орловский), иером. Указ.соч., с.490.
35. Там же, с.490.
36. Архив КГБ РТ, д.2-18199, т.6. л.4б-4боб.
37. Арестованные были осуждены: кто — к трем годам концлагерей (епископы Амвросий (Полянский), Прокопий (Титов), свящ.Петр Шипков, псаломщик Иоанн Попов, бывший товарищ обер-прокурора Св.Синода Петр Истомин), кто — к трем годам ссылки в Казахстан и Зырянский край (епископы Тихон (Шарапов), Николай (Добронравов), Дамаскин (Цедрик), Гурий (Степанов), Иоасаф (Удалов), Парфений (Брянских), Пахомий (Кедров), священники Николай Покровский, Василий Скворцов, Константин Скворцов, свящ.Иоанн Скворцов, бывший обер-прокурор Александр Самарин, миряне Владимир Токаревский, Кирилл Матвеев, Федор Челищев), кто — к ссылке на два года (еп.Герман (Ряшенцев), свящ.Николай Семеняко, диакон Михаил Шик, миряне Лев Хреновский, Иоанн Мещерский), кто — к условной высылке в Зырянский край на 2 года (Константин Виноградов), кто — к лишению прав проживания в шести крупных городах с областями (бывший обер-прокурор Владимир Саблер, известный дореволюционный дипломат Павел Мансуров). — см. Дамаскин (Орловский), иером. Указ.соч., с.491.
38. Архив КГБ РТ, д.2-18199, т.1, л.249об.
39. Там же, л.249об.
40. Осипова И.И. «Сквозь огнь мучений и воду слез...» Гонения на Истинно-Православную Церковь. — М.: Серебряные нити, 1998, с.230.
41. Там же, с.16.
42. Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: «Кочующий» Собор 1928 г. // «Русское Православие». СПб. 1997. № 3 (7).
43. Архив КГБ РТ, д.2-18199, л.250 об.-257.
44. Польский М. Указ.соч., т.2, с.125.
45. Помимо еп.Иоасафа были привлечены: Скворцов Александр Яковлевич, 1885 г.р., уроженец с.Нурбаш, ТАССР, отбывающий срок наказания; Сапожников Николай Петрович, 1891 г.р.; Бойчук Андрей Николаевич, 1884 г.р., уроженец дер.Скришили (Польша); Савинский Константин Софронович, 1882 г.р., уроженец Сниткеево, б.Подольской губернии; Егоров Лев Михайлович, 1889 г.р., уроженец Ленинграда; Тумбасов Александр Иванович, 1902 г.р., уроженец Яранска; Юшков Савелий Семенович, 1882 г.р., урож. с.Казанцево, быв.Засибкрая; Цивилева Варвара Панфиловна, 1902 г.р., урож. г.Минусинска, монахиня.
46. Архив КГБ РТ, д.2-18199, т.6, л.48об.
47. Архив КГБ РТ, д.2-15145, л.75.
48. Игумения Ангелина (в миру Анна Степановна Алексеева) родилась в 1884, дочь мещанина г.Казани, окончила курс в училище в Казани, поступила в Федоровский монастырь и в октябре 1902 облечена в рясофор. 17 ноября 1907 она последняя настоятельница Федоровского монастыря, поставленная самим еп.Иоасафом и бывшая в монастыре до самого его закрытия в 1928. В 1931 осуждена на 3 года ссылки (Архангельская, затем Комизырянская обл.). После освобождения поселилась в Казани, 8 декабря 1937 арестована, 15 декабря допрошена и 21 декабря того же года расстреляна.
49. Архив КГБ РТ д.2-151445, л. 84, 88 — выписки из протокола 85 заседания Тройки при НКВД ТатАССР от 23 ноября 1937 с постановлением о расстреле еп.Иоасафа и о.Николая Троицкого, л. 86, 89 — выписки из актов о приведении приговоров в исполнение 2 декабря 1937 в 20 ч. 30 мин. — отец Николай Троицкий, 20 ч. 35 мин. — еп.Иоасаф.
50. Монахиня Евдокия (Двинских), родилась в 1885 в дер.Чиганда, Сарапульского района Вотской обл., из крестьян, с 1903 по 1929 — в Богородицком женском монастыре. Затем работала при Серафимовской церкви, помогала митр.Серафиму (Александрову) Казанскому (расстрелян в 1937) осуществлять поддержку арестованного и ссыльного духовенства. В 1931 осуждена на 3 года ссылки в Архангельск, вернулась в Казань в 1934; будучи из ближайшего окружения епископа Иоасафа, 29 ноября 1937 осуждена на 10 лет ИТЛ.

Монахиня Степанида (Макарова), 1893 г.рождения, дочь крестьянина дер.Войкиной, Спасского уезда Казанской губернии, принята в Богородицкий монастырь в 1900, облечена в рясофор в августе 1908. Несла послушание клиросной и златошвейки. Зимой 1935/36 гг. ездила к митр.Кириллу с посылкой и письмом от еп.Иоасафа, получив в свою очередь, от митр.Кирилла послание еп.Иоасафу. Дальнейшие судьбы монахинь Евдокии и Степаниды — неизвестны.

51. Текст Декларации цитируется по: Дамаскин (Орловский), иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2. — Тверь: Булат. 1996, с.472-475.
52. Именно так рассматривали многие иерархи «молчание» митр.Сергия на просьбу митр.Кирилла направить их переписку на суждение митр.Петра.
53. Выделенная курсивом резолюция содержится на первом листе письма еп.Иоасафа патр.Тихону. Подписались также: архиеп.Тихон (Оболенский), архиеп.Серафим (Александров), архиеп.Петр (Полянский), архиеп.Иларион (Троицкий).
54. Ж.Ц. — сокр. Живая Церковь.