Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.

Андрей Никитин

МИСТИКИ, РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ И ТАМПЛИЕРЫ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

К оглавлению

 

Ф.Фортинский

НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ В ОБЛАСТИ ИСТОРИИ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ.

В конце прошедшего 1877 г. галльский книгопродавец Швечке (Schwetschke) издал посмертный труд главного ольденбургского библиотекаря Мерцдорфа: “Die Geheimstatuten des Ordens der Tempelherren”. Покойный Мерцдорф в продолжении 29-летней библиотекарской деятельности охотно уделял все свое свободное время на 169

изучение истории масонства. По своему положению он имел легкий доступ ко всевозможным государственным библиотекам и архивам, из которых успел извлечь и обнародовать немало любопытных масонских документов. Сами масоны, зная о занятиях Мерцдорфа их историей, вели с ним переписку и даже позволяли ему рыться в своих архивах. В последние годы жизни Меродорф занимался пересмотром бумаг, хранящихся в архиве главной гамбургской ложи, и нашел там список тайных статутов тамплиеров, изданный теперь Швечке. Рукопись лежала среди масонских бумаг, привезенных в особом ящике из Петербурга. По мнению Мерцдорфа, она принадлежала сперва директору кадетского корпуса [И.В.] Бёберу, бывшему некоторое время великим магистром наших масонов. Во время закрытия масонских лож в 1822 г. она, по всей вероятности, была захвачена вместе с другими бумагами и заброшена в этот ящик. До 1860 г. ящик стоял без всякого употребления в Петербурге; доктор Бёк, один из представителей гамбургских масонов, выпросил его себе и передал в архив главной ложи. Перебирая бумаги петербургских масонов, Меродорф и нашел среди них упомянутый список статутов тамплиеров.

По словам Мерцдорфа, список сделан рукою конца XVIII века. Переписчик, очевидно, был человек, привыкший к занятиям в архиве: он умел правильно прочесть и списать оригинал так, что, за исключением нескольких легко исправимых ошибок, его не в чем упрекнуть. На тетради есть общее заглавие, написанное тою же рукой копииста: Monumenta аd disciplinam arcanam fratrum militiae Templi descripta in archivio Vaticano; сверх того перед каждым отдельным статутом на полях сделано указание, из какого кодекса он извлечен. Таких указаний, как и самих статутов, четыре: а) при Regula pauperum cjmmilitionum Christi templique Solomonis, т.е. при так называемом уставе Труасском (trecensis), отмечено: Асta inquisitionis cjntra ordinem militiae Templi. Cod. XV; б) при Statuta secreta Electorum — Асtа inquis. cjd. XXIV; в) при Liber Conso-lamenti — соd. XXXII. Если бы можно было доказать справедливость этих указаний, то вместе с этим уничтожилось бы и всякое сомнение в подлинности статутов. Но, к сожалению, пока известно только существование в ватиканском архиве рукописи труасского устава, с которой мог быть сделан список первой части изданного Мерцдорфом памятника; по крайней мере, варианты между ними очень незначительны; что же касается до остальных трех тайных статутов тамплиеров, то ни одному исследователю не удавалось найти их в Ватикане, Париже или в другом каком месте. Правда, один из историков тамплиеров, работавший в конце прошедшего века в ватиканском архиве, Мюнтер, уверяет, будто бы в числе актов процесса тамплиеров попадаются совсем испорченные сыростью и молью, и один из них он даже обозначает: Informatio super praeceptores militum Templi; но едва ли это замечание может быть приурочено к кодексам, на которые ссылается копиист: последний должен был работать в Ватикане приблизительно в одно лето с Мюнтером, и потому невероятно, чтобы копиист легко мог списать кодексы, признанные Мюнтером неудобочитаемыми. При таком положении дел необходимо избрать иной путь для определения подлинности или подложности тайных статутов, необходимо обратиться к самому содержанию памятника и посмотреть, насколько оно соответствует тому, что мы знаем о тайнах Ордена тамплиеров. Конечно, нам придется при этом войти в некоторые подробности относительно хода развития Ордена, особенно его последнего процесса, но при изложении их я постараюсь ограничиться только самым необходимым.

Орден тамплиеров, основанный в Иерусалиме в 1118 г. получил свой устав от св. Бернарда из Клерво в 1128 г. на синоде в Труа. Большая часть параграфов этого устава<1> заимствована или из правил каноников, или из монастырского устава Бенедикта Нурсийского, или же напоминает цистерианские порядки; но, согласно с желанием основателей Ордена, сверх трех обычных обетов бедности, целомудрия и послушания, на тамплиеров возложен был четвертый — защиты пилигримов. Пока жив был св. Бернард, тамплиеры оставались верны своему уставу и мало чем отличались от цистерианцев или каноников. По всем церковным вопросам они подлежали юрисдикции иерусалимского 170

патриарха или того епископа, в епархии которого обитали; а по своим земельным владениям они считались вассалами иерусалимского короля и исполняли для него воинскую повинность. Их рыцарские подвиги во время войн с сарацинами сделали имя тамплиеров славным не только на Востоке, но и на Западе, и отовсюду являлись лица, готовые или вступить в их орден, или, по крайней мере, сделать в его пользу то или другое пожертвование. Но несмотря на быстрое возрастание своего нравственного влияния и материальных средств, тамплиеры до самой смерти св. Бернарда не имели никаких особых привилегий; их покровитель был суровым противником всяких exemptiones и не дозволял тамплиерам приобретать вольностей от пап, императоров или королей.

Со смертью Бернарда монашеское направление тамплиеров начало быстро заменяться чисто светским. В 1153 г. умер Бернард, а уже в 1163 г. тамплиеры выпрашивают у папы Александра III буллу, ставившую их под непосредственную защиту римской курии, позволяющую им иметь своих клириков и (что особенно важно) изменять и дополнять на общих собраниях свой первоначальный устав<2>. С этого момента тамплиеры из монахов стали быстро превращаться в рыцарей. Все новые правила, внесенные в устав 1128 г., почти исключительно касаются рыцарского образа жизни тамплиеров. Некоторые даже стоят в явном противоречии с первоначальными постановлениями. Бернард, например, требовал, чтобы в Орден допускались только лица, подвергавшиеся годичному искусу в качестве новициатов, после же 1163 г. правило это смягчено было предоставлением магистру права назначить то или иное время для искуса, а в конце XIII в. многие принимались в Орден, совсем не подвергаясь новициату; или по первоначальномууставу было запрещено принимать в Орден несовершеннолетних, а в XIII в. знатные мальчики сплошь да рядом зачислялись в Орден; или основатели Ордена советовали принимать в тамплиеры одних способных соблюдать упомянутые четыре обета, а в XIII в. от поступавшего требовали прежде всего благородного происхождения.

Параллельно с этим изменением тамплиеров из монахов в рыцарей, и самые цели у Ордена стали другие. Прежде храмовники употребляли все свои средства на пособие пилигримам и на борьбу с неверными, теперь же у них на первом плане — упрочение самостоятельности и могущества своего Ордена, и для достижения этой цели они не брезгают никакими интригами при римском и иерусалимском дворе и даже вступают в соглашения с неверными к явному вреду для христиан; прежде все вступающие в Орден спешили в Палестину на борьбу с сарацинами, теперь же большинство рыцарей предпочитает жить на Западе и не только не содействует возбуждению новых крестовых походов, напротив, всячески старается отклонить папу, королей и князей от подобных предприятий.

Несмотря на столь заметное изменение в настроении Ордена тамплиеров, папы продолжают ему покровительствовать. Все преемники папы Александра III или утверждают буллу 1163 г., или даже расширяют привилегии Ордена: они освобождают его от десятины, от подати на крестовые походы, предоставляют клирикам Ордена право отправлять богослужение в таких местах, на которые наложен интердикт, снимают со вступающих в Орден часть наложенных на них церковных наказаний и т.п. Столь важные преимущества Ордена склоняли к вступлению в него таких людей, которые вовсе и не думали о соблюдении известных четырех обетов, а спешили только или примириться с папой, или освободить свои земли от лишних поборов, или обеспечить своих подданных от интердикта. В состав Ордена или, точнее, под его покровительство отдаются теперь целые города и области.

По мере увеличения у Ордена чисто мирских членов и богатств, тамплиеры все больше и больше забывают о своих обетах. Падение Иерусалимского королевства освободило Орден от обязанности покровительствовать пилигримам; на Востоке и на Западе ходили слухи, что сарацины своим успехом обязаны измене тамплиеров, старавшихся этим способом отделаться от неприятного четвертого обета. Огромные богатства, скопившиеся 171

в руках тамплиеров, делали невозможным строгое соблюдение обета бедности. Привилегии пап, поставившие Орден под исключительное покровительство римского двора, освободили храмовников от подчинения епархиальным и светским властям; внутри самого Ордена с конца XII в. безусловное подчинение магистру прекратилось с передачей всех дел в руки капитулов, т.е. самих рыцарей, вследствие чего послушание заменилось у тамплиеров надменностью в обращении со всеми, не принадлежащими к их Ордену, и раздорами в сношениях между собою. Наконец и обет целомудрия давно уже потерял всякое значение в глазах рыцарей, рано познакомившихся с нравами Востока и перенесших оттуда на Запад страсть к роскоши и чувственным наслаждениям. В народе ходили самые преувеличенные рассказы об оргиях, совершающихся в прочно укрепленных и малодоступных жилищах тамплиеров: bibere templariter обратилось в XIII в. в поговорку<3>, а в Англии предостерегали тогда молодежь обоего пола от поцелуев храмовника. Таинственность, которой окружали себя тамплиеры, посещавшие только свои капеллы, исповедовавшиеся только у своих клириков и совершавшие обряд приема новых членов при строго закрытых дверях для публики, давала возможность рассказывать недоброжелателям Ордена самые невероятные вещи; а врагов у него было множество: князья завидовали богатству и политическому могуществу тамплиеров и негодовали на невозможность обложить их, как клириков, какими-либо поборами; прелаты никак не могли помириться с канонической независимостью от них духовного Ордена; горожане и поселяне ненавидели храмовников за надменность и разгул, печальные проявления которых им не раз приходилось испытать на себе. Нравственное падение Ордена в XIII в. было так велико, что сами покровители его, папы, иногда укоряли магистров за дурное поведение рыцарей. В среде самих тамплиеров по временам появлялись лица, мечтавшие о реформе своего Ордена, но их единичные попытки при сосредоточении власти у капитулов, конечно, не имели, да и не могли иметь успеха.

Это общее недовольство тамплиерами помогло французскому королю Филиппу Красивому добиться от папы Климента V уничтожения Ордена. У Филиппа были свои основания к ненавистипротив тамплиеров. С падением Акконы Орден лишился последнего убежища в Сирии, и магистр со своим капитулом решил перебраться во Францию, где у тамплиеров было больше всего поместий и замков. Такое сосредоточение Ордена во Франции скоро сказалось весьма вредно на королевской власти. Когда Филипп Красивый поднял вопрос об обложении французского клира податью в пользу казны, тамплиеры оказались на стороне папы Бонифация VIII и вместе с ним решительно отрицали законность королевских притязаний. Король не мог простить Ордену этой оппозиции, и, по словам Виллани, еще при избрании преемника Бонифацию заключил с будущим папой Климентом V тайный договор, одну из статей которого предоставил себе обозначить впоследствии. Филипп не решался открыто напасть на Орден, имевший в одной Франции до 15 000 рыцарей, и выжидал случая, чтобы верней нанести удар врагу. Случай не замедлил представиться. Один тамплиер, выгнанный из Ордена за дурное поведение, сидя в тюрьме рассказал своему товарищу по заключению, фло-рентинцу Ноффидеи, о тайнах тамплиеров. Хитрый итальянец, знавший о ненависти короля к Ордену, решился воспользоваться этим открытием для своего освобождения. Он потребовал, чтобы его с товарищем представили королю. Требование было исполнено, и преступники рассказали Филиппу следующее: 1) тамплиеры при вступлении в Орден дают клятву защищать его всеми средствами sive juste, sive injuste; 2) начальники Ордена вступили с сарацинами в тайный договор, направленный к выгоде врагов христианства; на своих тайных собраниях они попирают ногами крест, плюют на него и ругаются над христианством; 3) все начальники тамплиеров — убийцы, умерщвляющие тех рыцарей, которые, не вынося заблуждений Ордена, пытаются покинуть его; они же убивают детей, рождаемых соблазненными от рыцарей женщинами; 4) рыцари презирают папу, отвергают таинства и исповедь; 5) не довольствуясь сношениями с женщинами, тамплиеры предаются друг с другом содомскому греху; 6) назначение в магистры 172

совершается тайно, в присутствии немногих, причем магистр, вероятно, отрицает Христа или делает что-то другое ужасное; 7) у Ордена есть тайные статуты, несогласные с христианством, но их запрещено открывать под страхов вечного заключения; 8) все их преступления, совершаемые на пользу Ордена, не почитаются рыцарями за грех.

Получив этот донос, король освободил доносчиков от заключения, а их обвинения на Орден сообщил папе Клименту и потребовал от него следствия над тамплиерами. Но Климент V вопреки ожиданию уклонился от исполнения этого требования и даже вызвал к себе магистра для совещаний о новом крестовом походе. Отказ папы однако не остановил Филиппа, и он от своего имени тайно разослал приказ арестовать тамплиеров разом по всей Франции на 13 октября 1307 г. и немедленно же приступить к допросу арестованных, причем следователям позволено было прибегать к пыткам. Папа сперва протестовал против ареста и вообще подсудности Ордена королю, но, получив показания, подтверждавшие обвинения, взведенные на тамплиеров, и выслушав лично признания 72 рыцарей, изменил свое отношение к делу: теперь он сам рассылает окружное послание по всей западной Европе с требованием ареста тамплиеров. В этой булле Климент заявляет, что рыцари сознались в отрицании Христа, обожании идола и во многом ином, о чем он из приличия умалчивает. Теперь процесс тамплиеров получил законный ход, и королевские следователи передали ведение допросов папской комиссии. Последней Климент предписал произвести следствие со всевозможным беспристрастием, не прибегая к пыткам. Комиссия не только переспросила всех арестованных, но и вызывали давать показания всех, желающих защитить Орден. Сперва на этот вызов никто не откликнулся, но когда убедились, что допросы производятся беспристрастно и без пыток, нашлось немало охотников давать показания в пользу Ордена. Акты парижского процесса, изданные сперва в извлечении Дюпюи<4>, а потом в полном виде — Мишле, и служили до сих пор главным источником для изучения тайн Ордена тамплиеров.

Хотя папская комиссия старалась производить следствие с возможным беспристрастием, не прибегала к пыткам, тем не менее данные перед нею показания полны противоречий, и по ним весьма трудно составить себе определенное представление относительно справедливости или несправедливости взведенных на Орден обвинений. Большая часть тамплиеров от магистра до последнего оруженосца сознавалась, например, что во время приема в Орден вступавших заставляли отрицать Христа и ругаться над крестом; но попадались и такие свидетели, которые уверяли, что рыцари питали самое высокое почтение к изображению креста, что они не осмеливались совершить никакого естественного отправления, не сняв сперва плащ с нашитым на нем крестом. Доносчик ни одним словом не упомянул о почитании тамплиерами какой-то головы, о ношении ими особого пояса, о неприличном поцелуе; а между тем в актах процесса эти три пункта играют весьма видную роль, но показания на их счет полны разногласий. Одни считают эту голову изображением Бафомета и уверяют, что при поклонении ей рыцари произносили “Аллах”, помазали ее кровью детей и пили перед ней вино, смешанное с прахом сожженных покойников; другие напротив, не отрицая почитания головы, не видели в этом ничего предосудительного и полагали, что это голова Иоанна Крестителя, апостола Петра или св. Власия; третьи на вопросы о голове отвечали полным неведением.

Как свидетели не сходились в определении значения головы, так точно они разногласят и в описании ее формы: одним она казалась головою мужчины с длинною бородою, другие, напротив, уверяли, что видели женскую голову и поклонялись ей, как голове одной из II 000 дев. Ношение пояса тоже признавалось почти всеми свидетелями, но одни ставили его в связь с обожанием головы и уверяли, что поясом сперва обвивали идола, а потом опоясывали нового рыцаря и брали с него обязательство всегда носить его на себе; другие, напротив, считали ношение пояса знаком смирения и возводили этот обычай ко временам св. Бернарда. Что же касается до неприличного поцелуя, то и тут показания полны противоречий: многие рыцари сознавались, что их во время приема в Орден заставляли целовать в обнаженные неприличные передние или задние места; другие 173

совсем отрицали существование подобных поцелуев; были и такие свидетели, которые уверяли, что поцелуй давался в грудь и спину, да и то поверх платья. Точно такие же противоречия существуют в показаниях и относительно других пунктов обвинения: отрицания папской власти, церковных таинств покаяния и причащения, содомского греха и пр.

В прежнее время, когда акты процесса не были изданы, историки, принимая в соображение ненависть к Ордену Филиппа Красивого, податливость Климента V и подозрительный характер доносчиков, были расположены считать тамплиеров невинно пострадавшими; в особенности к такому выводу наклонны масоны, видевшие в себе непосредственных продолжателей тамплиеров; но с тех пор, как Дюпюи обнародовал извлечение из парижских актов, исследователи стали склоняться в сторону врагов Ордена. Они указывали на возможность усвоения тамплиерами различных еретических мнений во время пребывания на Востоке и при сближении с сектами альбигойцев на юге Франции, приводили письмо Иннокентия III к магистру, где тамплиеры обвиняются не только в разврате, но еще и в каких-то doctrinae demoniorum, и, наконец, сопоставляя показания тамплиеров с еретическими мнениями, господствовавшими тогда в Западной Европе, приходили к заключению, что Орден пострадал не безвинно. Если что особенно смущает современных историков, так это неодинаковый исход процесса тамплиеров в различных странах: между тем, как во Франции тамплиеры были осуждены, в Англии, Испании и Германии их оправдали, а в Италии осудили в тех местностях, которые были под влиянием брата Филиппа Красивого, Карла Анжу, и оправдали в пользовавшихся политической самостоятельностью. Очевидно, огульное осуждение всего Ордена не могло быть справедливо, и, по всей вероятности. Орден пострадал за заблуждения отдельных своих членов. Эта нерешительность окончательных выводов относительно тамплиеров неизбежна, пока не найдутся тайные статуты Ордена, которые в состоянии будут разъяснить различные недоумения, возбуждаемые изучением актов процесса. Мерцдорф заверяет, что он нашел эти статуты. Что же они представляют?

Всех тайных статутов, изданных Мерцдорфом, три: Ыефегеф secreta Electorum, Liber Consolamenti и Rotulus signorum arca-norum.

Statuta secreta Electorum разделены на 30 параграфов, некоторые из них я переведу дословно, другие же изложу сокращенно. В § 1 составитель статутов заявляет братии, что теперь настали последние времена и приблизилось царство Божие к тем, которые крещены не водою, а Духом Св[ятым] и огнем; параграфы со 2-го по 5-й трактуют о тайных капитулах “избранных”. Такие капитулы он предписывает начальникам Ордена учреждать повсюду, где только можно, и принимать в число “избранных” только самых достойных братьев (§ 2). Капитул собирается в зале, или в столовой, или в домовой церкви тайно, в начале ночи, причем из дома удаляются все его обитатели в соседние жилища, двери запираются, и в собрание не допускается никто из не принадлежащих к числу “избранных”. Чтобы кто-нибудь не помешал собранию и не подсмотрел или не подслушал, что на нем делается, кругом места

заседания должна быть расставлена стража (§ 3). “Избранные” приглашаются на заседание посредством особого тайного знака, и никто ни под каким предлогом, за исключением смерти, не может уклониться от посещения собрания (§4). С §5 по 10-й указывается кого и каким образом следует завлекать ко вступлению в число “избранных”, и кого нельзя выбирать. Составитель статутов советует пропагандисту быть осторожным и постепенно подготовлять намеченного им брата ко вступлению в капитул (§ 5). Сперва он должен указывать своему ученику на слабые стороны в учении и дисциплине римской церкви (называемой в статутах обыкновенно Вавилоном) и возбуждать в нем сомнение, действительно ли истинный Христос родился от Девы Марии, имел ли он настоящее тело, и если нет, то значит он не мог ни пострадать за людей, ни быть положенным во гроб, ни воскреснуть.

Усомнится ученик в этих догматах, ему можно уже с большей уверенностью внушать, 174

что крещение вовсе не ведет к полному очищению, что в освящении пресвитером хлеба и вина нет никакого таинства или превращения их в тело и кровь Христа, что исповедь совсем не нужна и ни к чему не ведет, и что, наконец, во всем том, что проповедуется в синагоге Антихриста, нет ни истины ни спасения (§ 6). Когда же искушаемый брат согласится со всем этим и будет недоволен своим положением в римской церкви, тогда следует намекать ему, что есть лица, которым доступен свет истины, которые знакомы с ангельскими откровениями, привезенными из заморских стран. Если искушаемый будет настаивать, чтобы его допустили в среду этих “избранных”, тогда на ближайшем заседании капитула следует заявить о его желании (§ 7). Капитулу же, однако, советуется не тотчас соглашаться на прием новициата, а сперва проверить, не предлагают ли ему в кандидаты человека легкомысленного, способного нарушить тайны “избранных” (§ 8), или малообразованного, незнакомого ни с trivium ни с quadrivium (§ 9), или потомка Арефаста (§ 10); все подобные лица отнюдь не должны быть принимаемы в капитул; напротив, сарацины, хотя бы и не получили никакого образования, как незнакомые с заблуждениями Вавилона, могут быть принимаемы в число “избранных”. В §§ 11-13 описывается самая церемония приема в капитул; я приведу их дословно.

“Братья, одевшись в платье “избранных” и перепоясавшись своим поясом, в назначенный час ночи собираются на заседание. По окончании пения псалма “Quam dilecta tabernacula tua”, капитулу докладывается, кто такой вновь принимаемый брат, как его зовут, каковы его сведения и поведение. Если все присутствующие подадут свой голос за избрание кандидата, члену-рекомендателю дается позволение привести просителя в капитул в сопровождении двух свидетелей. Те трое сперва заставляют кандидата в отдаленной комнате дать и подписать страшную клятву, что он под страхом вечного заключения и даже смерти будет молчать обо всем. Что с ним последует при его приеме; когда клятва дана, его приводят к дверям капитула и заставляют раздеться до рубашки и подштанников. Тут же или, если угодно будет водителю, позади алтаря один или оба свидетеля раздеваются донага, и водитель приказывает принимаемому поцеловать их в уста, в пупок или в нижнюю часть спинного хребта, или прямо in virga virili. Если же принимаемый откажется сделать это, или же попытается при этом сказать или сделать что-либо неприличное, или вообще заявит какие-либо сомнения, его следует немедленно вести в кухню или погреб, и там, приготовивши с особенными церемониями питье из водки и уксуса, дать ему выпить и тем убедить, как будто он действительно был принят. Всякий, выказавший себя во время церемонии дураком или спорщиком, не должен никогда иметь места среди “избранных”. Если же принимаемый поцелует спокойно, серьезно и прилично, хотя и со стыдом, двери капитула перед ним отворяются и он допускается к настоящему приему (§ II).

При входе в заседание водителя, свидетелей и принимаемого, присутствующие поют псалом “Exurget Deus et dissipentur”; принимаемый склоняется перед водителем и, положив левую руку на сердце, а правую вытянув вверх с согнутыми в кулак пальцами, кроме указательного, клянется вечно молчать обо всем том, что он когда-либо увидит или услышит в капитуле, и если его когда-либо будут допрашивать на каком бы то ни было суде, он ничего не скажет о сообщенных ему тайных статутах; клянется также, что он верует в Бога Творца и его единородного Сына, Вечное Слово, которое никогда не рождалось, не страдало, не умирало на кресте или воскресало из мертвых; клянется, наконец, в ненависти и в непримиримой вражде как к мирским тиранам, так и к синагоге Антихриста, новому Вавилону, т.е. Риму, о пришествии которого возвестил Иоанн (§ 12). По окончании клятвы все братья бросают на землю свои кресты, которые держали в руках, попирают их ногами и оплевывают<5>. То же самое приказывается сделать и принимаемому в доказательство его клятвы, и если он сделает это безо всякого колебания, в таком случае он окончательно принимается в среду “избранных” через наложение на него рук, облекается в их одежду и перепоясывается их красным поясом” (§ 13).

Несмотря на то, что во время приема вера в Христа определена иначе, чем как ее 175

понимала римская церковь, § 14 запрещает “избранным” относиться с насмешкою к “Иисусу, сыну Марии”, а в §15 даже предоставлено начальникам Ордена по своему усмотрению совершать так или иначе церемонию приема. Самые статуты вовсе не имели характера неизменности: в §16 предписывается читать их четыре раза в год — накануне Крещения, Великой пятницы, [дней] Иоанна Крестителя и архангела Михаила, причем членам капитула предоставляется комментировать их, пополнять и изменять; только перевод их на какой-либо местный язык был строго запрещен.

С §17 начинается самое изложение учения “избранных”. Это учение признается принесенным из-за моря и объявляется во всем согласным с Евангелием и с посланиями апостолов. От “избранных” требуется “оставить мир, воздерживаться от излишнего употребления мяса, преследовать воров, ростовщиков, клеветников, развратников и разбойников, снискивать себе пропитание физическим и умственным трудом, не причинять оскорбления ни одному честному человеку, принимать с любовью всякого, кто выкажет ревность к нашему учению, повиноваться больше Богу, чем людям. Если будут исполнены эти правила, нет нужды в таинствах, которые продаются в синагоге Антихриста; а если они будут нарушены, никакие таинства не доставят спасения. Тут содержится вся сумма нашего оправдания, и в дополнение к ней не требуется установление каких-либо новых церемоний, так как все Евангелие и апостольское учение ограничиваются тем немногим” (§ 17).

В противоположность этому истинному учению “избранных” в § 18 осуждается римская церковь, которая со времен папы Сильвестра больше заботится о словах и обрядах, чем о делах добродетели. В §§19,20 и 21 превозносятся похвалами благодать, вера и свобода “избранных”. С § 22 идет ряд правил относительно обращения с не принадлежащими к числу “избранных”. “Избранные” освобождаются от соблюдения постов, но составитель статутов советует им поститься по наружности, чтобы не приводить в смущение слабых, стоящих вне их кружка (§ 22); сношения с иудеями и сарацинами дозволяются, потому что и они веруют в единого Бога (§ 23); “избранным” можно принимать участие в войнах на Востоке и в Испании, но с условием, чтобы они боролись ради освобождения угнетенных, а не из-за славы. По дороге на войну “избранные” должны останавливаться, по преимуществу, у своих собратьев по учению, которых легко узнать с помощью тайных знаков. Если путь будет лежать на Орлеан, “избранным” советуется почтить там память св. мучеников Стефана и Лисоя, сожженных по распоряжению короля Роберта (§ 24). В обыкновенной жизни “избранным” советуется во избежание скандала одинаково исполнять и постановления римской церкви, и тайные статуты. Если же кого будет мучить совесть, он может исповедаться перед своим же собратом, будет ли это клирик или мирянин — все равно (§ 25).

С § 26 даются советы как “избранным” следует держать себя в Ордене.

Во время выборов на орденские должности “избранные” должны употреблять все усилия, чтобы провести на них кандидатов из числа своих собратьев (§ 27). Каждое такое должностное лицо прежде всего должно позаботиться об устройстве помещения для тайного капитула. Постройку дома следует поручить каменщику из числа “избранных”. Не меньшее внимание новый начальник должен обращать и на выбор капеллана. Если капеллан окажется малоспособным к усвоению учения “избранных”, его следует удалить и заменить другим, более достойным. Капеллан должен внушать рыцарям, оруженосцам и служителям, что они могут после исповеди у клириков обращаться за разрешением к магистру, который имеет право простить их за грехи, не высказанные из стыда во время исповеди. Если же кто выразит сомнение в существовании такого права, того следует уверить, что оно дано начальникам тамплиеров от папы (разумей — от Христа) (§ 27).

При каждом доме следует завести библиотеку, в состав которой, кроме Библии и творений св. отцов, должны входить произведения Иоанна Эриугены, Ансельма Кентерберийского, Абеляра, собрание канонов Грациана, Петра Ломбардского и, наконец, недавно запрещенные синагогой Антихриста сочинения магистра Амалика де Вена и 176

Давида де Dinato (§ 28).

Последние два параграфа указывают на меры для предупреждения измены. Если кто случайно или по легкомыслию сболтнет хоть что-нибудь о тайных статутах, знаках или о совершающемся в заседаниях капитула, тот, сообразно со своим проступком, подвергается более или менее продолжительному заключению в оковах и навсегда лишается права присутствовать на собраниях “избранных”. А если же узнают, что кто-нибудь изменил по злобе, того следует бросить в тюрьму на всю жизнь или, если того потребует общая безопасность, лишить жизни. Перед судьями, допрашивающими о тайнах, “избранным” советуется все смело и клятвенно отрицать, потому что вина клятвопреступления в подобном случае падает на неправедных судей, а “избранным” достается награда за непреданную истину (§ 29). Если кто из “избранных” опасно заболеет, его ни на минуту не следует оставлять одного, а присутствующий собрат не должен никого допускать для исповеди умирающего или до переговоров с ним наедине, а пусть сам исповедует его, успокоит и даст разрешение от всех грехов. Умерших собратьев предписывается хоронить в их красном поясе, над их прахом совершать мессы в красном одеянии, а на надгробной плите изобразить пентальфу, как знак спасения.

В конце статутов есть заметка, что они переданы братьями Рожером де Монтагю и Робертом де Барри, а переписаны братом Бернаром из Сент-Омера в 1252 году, 18 августа.

Второй статут, Liber Consolamenti, представляет много сходного со Suauuta Electorum. Он разделяется на 20 параграфов; из них первые четыре наполнены заверениями, что только одним “утешенным” доступен свет Истины, которого не ведают ни прелаты, ни князья, ни ученые, ни вообще сыны “нового Вавилона”. С пятого параграфа по 12-й идут указания, кого собственно можно принимать в число “утешенных”. Составитель статутов в этом случае не полагает различия между евреем и христианином, сарацином и греком, и советует с любовью относиться ко всякому, кто будет взывать к Господу (§ 5), но в то же время предписывает держаться осторожно с последователями Вавилона, не выказывать открыто своих мнений и сообщать свои убеждения с большою постепенностью (§ 6); в особенности он настаивает на необходимости хранить в тайне от папистов свои обряды и совершать их только внутри своих домов. “Чтобы вы могли удобнее и безопаснее совершать тайные обряды нашего утешения, — говорит он, — постарайтесь в каждом доме и здании, где происходят заседания ваших капитулов, устроить подземелья, входы в которые должны скрываться где-нибудь в поле; через эти входы люди всех сословий, званий и состояний без всяких опасений и подозрений со стороны остальных братьев могут являться на ночные собрания” (§ 7). Между тем как по отношению к папистам предписываются самые решительные меры предосторожности, сектанты XII и XIII веков, напротив, прямо объявляются в статуте принадлежащими к числу “утешенных”: “Пусть будут братьями вашими как те, которые в тулузской провинции называют себя “добрыми людьми” (boni homines), так и “бедные” (pauperes) в лионской области, “альбигойцы” (Albanenses), скрывающиеся около Вероны и Бергамо, “байоленцы” (bajolenses) в Галиции и Этрурии, “богумилы” (bogri) в Булгарии”; всех их позволяется допускать на ночные собрания капитулов (§ 8). То же самое правило распространяется на сарацин в Испании и на друзов на Кипре и в Ливанских горах, причем в виде оправдания делается ссылка на прием Саладина в Орден, совершенный Энфридом Турским (§9).

“Утешенные”, очевидно, составляли более тесный кружок, чем “избранные”: между тем как в среду последних допускались все желающие безо всякого ограничения со стороны возраста, в “утешенные” могли попасть одни достигшие, по крайней мере, 35 лет от роду (§ 10). Помимо этого ограничения возрастом, составитель статутов советует еще сохранять величайшую осторожность с монахами, клириками, аббатами, епископами и учеными (scientiarum magistri), изъявившими желание поступить в “утешенные”: “на таковых руки скоро не возлагайте, потому что они очень часто или поступают коварно, скрывая в сердце измену, или же, отказавшись от своих заблуждений и предубеждений, ищут Света лишь затем, чтобы с большею свободой погрязнуть в пороках. Поэтому даже 177

лучших из них после долгих лет наблюдения и испытания принимайте не в капитуле, а в присутствии двух или трех братьев, но о статутах и тайных обрядах еще ничего им не открывайте, и только после долговременной, чуждой всякого подозрения жизни и не подлежащих сомнению доказательств вводите их в капитул” (§ 11). Несравненно меньше предосторожностей требуется при приеме мирян в число “утешенных” (§ 12).

С §13 идет описание самого обряда приема в капитул “утешенных”.

“Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число “утешенных”, должен вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время; полноту и истину своей исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей; эта исповедь должна быть положена на хранение в архив капитула. Магистр, приор, учитель или визитатор, или вообще исполняющий должность приемщика receptir) открывает капитул антифоном “Domine probasti me et cognovisti me”, а братья продолжают пение, меняясь хорами. По окончании псалма приемщик читает антифон из книги Второзакония, гл. XXX, ст. 12-17, и при начале этого чтения избранный брат вводится в капитул и ставится посредине. По окончании антифона все братья “утешенные” возлагают свои руки на вводимого, а тот клянется перед ними в соблюдении нерушимого молчания, повиновения и верности; потом приемщик разрешает его ото всех грехов, а равно и от соблюдения законов, обрядов, обычаев и догматов нового Вавилона во имя единого и вечного Господа, который не рождал и не рождался, и во имя истинного Христа, который не умирал и не умрет.

Далее читаются всеми братьями три молитвы трех пророков, посланных Богом на утешение, из них первую произносят стоя, положив руки на голову, вторую — коленопреклоненно с распростертыми руками, а третью — распростершись на земле всем телом, лицом вниз (§ 13). Первая молитва — Моисеева — заимствована из Книги Чисел, гл. XIV, ст. 17-21. По окончании ее приемщик подходит к новому брату и отрезает у него часть волос на голове и бороде и ногтя на указательном пальце правой руки, говоря при этом: “Служи Богу, обрезывайся более сердцем, чем телесно, в знак вечного союза между Богом и духом людей! Аминь.” (§ 14). Вторая молитва — Иисусова — взята из евангелия Иоанна, гл. 17; по совершении ее приемщик говорит: “И был голос с неба: сей есть сын мой возлюбленный, о нем же благоволих”, причем вводитель надевает кольцо на указательный палец правой руки брата со словами: “Сын Божий, прими это кольцо в знак и залог твоего вечного единения с Богом, истиною и нами! Аминь.” (§ 15). Третья молитва — Бафометова — представляет собой пересказ начальных стихов Корана. Приемщик присоединяет к ней следующее выражение: “Один Господь, один алтарь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, и каждый, кто призовет имя Господа, спасен будет.” Вводитель поднимает нового брата, мажет миром его веки и говорит: “Помазую тебя, друже Божий, елеем благодати, чтобы ты увидел Свет нашего утешения, озаряющий тебе и нам всем путь к истине и вечной жизни. Аминь.” (§ 16).

После совершения всех этих молитв и обрядов, приемщик вынимает из ящика идола Бафомета и, подняв его на руки, показывает братии, говоря: “Народ, ходивший во тьме, увидел великий свет, который возблистал и для сидящих в стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое — суть одно”. Тотчас все присутствующие восклицают “ja allah”, что означает “слава Божия”. Потом все братья поодиночке подходят к приемщику, целуют идола и прикасаются к нему своим поясом. Наконец подходит и новый брат и делает то же самое. Приемщик берет его за обе руки и говорит: “Ныне прославился сын человеческий, и Бог прославился в нем. Вот, братья, новый друг Божий, который может говорить с Господом, когда пожелает; воздайте Ему благодарность за то, что он привел вас туда, куда вы желали, и ваше желание исполнилось. Слава Господа да пребудет в духе и сердце всех нас. Аминь.” Сказав это, приемщик отпускает нового брата, и для окончания капитула начинает петь гл. 24 из Экклезиаста, а присутствующие продолжают, меняясь хорами (§ 17). 178

По окончании капитула приемщик в ту же самую ночь, или на следующую, отводит нового брата в архив (capellam rotulorum) и там сообщает ему тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, об истинном Бафомете, о новом Вавилоне, о природе вещей и вечной жизни, о тайнах относительно человека, о великой философии, об Абраке и талисманах, — или обо всем подробно, или только по частям, насколько то будет нужно и полезно. И это завершение утешения, равно как и тайные знаки, советуем и убеждаем скрывать как можно дольше от принятых клириков, монахов, аббатов, епископов и ученых (§ 18). В особенности повелеваем, чтобы ни в одном доме, где не все живущие братья принадлежат к числу “избранных” или “утешенных”, не позволялось совершать известные алхимические опыты (super certis materiis per autem philisophiae operari), например простые металлы превращать посредством того искусства в золото или серебро.

Если же иные, сведущие в этом искусстве, пожелают делать опыты, могут заниматься этим в отдаленных местах с соблюдением величайшей тайны на пользу себе и “утешенным” (§ 19). Предусмотрительность требует, чтобы никогда ни один из “утешенных” под угрозою смерти не избирался в великие магистры Ордена тамплиеров и не давал согласия на свой выбор, и отказывался бы от должности, если бы выбор пал на него. Впрочем, “утешенные”, присутствуя на выборах, пусть стараются выбирать из своей среды генерал-визитаторов, прокураторов, прецепторов и других должностных лиц, и, будучи выбраны, могут принять эти должности на себя (§ 20).

В конце статута “утешенных” есть заметка, что правила собраны магистром Ронцелином, а переписаны братом Робертом из Самфорда, прокуратором тамплиеров Англии 28 июня 1240 года.

Последний из тайных статутов, Rotulus signorum arcanorum, представляет как бы дополнение к двум первым. Так как “избранные” и “утешенные” составляли тайные кружки внутри Ордена, допускавшие в свою среду под обязательством строгого хранения тайны и посторонних без различия происхождения, религии и пола, и эти последние могли жить незаметно среди самых разнообразных условий, то для сношений с ними и был придуман ряд условных знаков. Знаки эти двух родов — пароль и жест. Пароль обыкновенно состоит из двух выражений, вопроса и ответа. Хотя все эти вопросы и ответы были заимствованы из Библии, все-таки предложение их могло возбудить подозрение, или же случайный соответствующий ответ мог ввести в заблуждение вопрошающего и заставить его принять за сочлена такого человека, который на самом деле им не был. Во избежание этой опасности установлен был, так сказать, двойной пароль: один предлагается сообразно положению вопрошаемого в обществе (например, был особый пароль для клириков, монахов, мирян, сарацин и женщин), другой — сообразно принадлежности его к “избранным” или “утешенным”.

Например, если кто-либо из “утешенных” встретится с неизвестным ему монахом и заподозрит в нем своего собрата, то он сперва спрашивает “Кто тебе мать и кто братья?”, и если тот скажет “Делающие волю Отца моего”, этот ответ покажет, что предположение было справедливо. Чтобы потом точнее узнать, принадлежит ли монах к “избранным” или “утешенным”, следовало в первом случае на вопрос “Каково происхождение света?” получитьответ “Ночь”, а во втором на вопрос “Что случилось в девятом часу?” ответ “Совершилось”.

Впрочем, для сношений сочленов между собою служили не столько условные вопросы и ответы, сколько жесты. Из 18 параграфов, на которые разделен Rotulos signorum arcanorum, только 7 начальных отведено на объяснение паролей, а остальные II на описание условных жестов, причем в каждом начальном параграфе объясняется только один какой-нибудь пароль, тогда как в каждом из последних описывается по два и по три жеста.

Назначение жестов было самое разнообразное. Посредством жестов “избранные” и “утешенные” приглашались на заседания капитулов, извещались об опасности; посредством жестов они выражали свое согласие или несогласие на допущение в капитул 179

предлагаемых кандидатов, свое одобрение или неодобрение на предложение председателя и т.п. Так как все эти жесты состоят из разнообразных движений рук и пальцев, то я не буду входить в подробности описания каждого из них; отмечу только, что были особые жесты “избранных” и “утешенных”, пояса, Бафомета, тайных статутов, и что во время опасности угрожаемому советовалось с воздетыми руками воскликнуть “ja allah”, после чего всякому сочлену предписывается оказать ему посильную помощь.

Очевидно, подобные пароли, жесты и восклицания могли быть понятны одним “избранным” или “утешенным”. В конце статута о знаках, как и предшествующего, стоит заметка, что правила собрал магистр Ронцелин из Самфорда 12 августа 1240 года.

Достаточно самого беглого сопоставления тайных статутов с актами процесса тамплиеров, чтобы убедиться, что между теми и другими существует самое близкое соотношение. Почти все пункты обвинения, заявленные при первоначальном доносе и добытые во время следствия, находят здесь полное подтверждение. Ввиду этого соответствия статутов с актами процесса естественно возникает вопрос: следует ли в изданных Мерц-дорфом памятниках признать подлог; совершенный применительно к заявлениям документов и свидетелей, или же объявить их подлинными, дающими возможность понять происхождение противоречий в показаниях тамплиеров перед следственной комиссией?

Подлог легче всего доказывается с помощью отыскания анахронизмов в исследуемых документах. Анахронизмы подмечаются или с помощью палеографических соображений, или же через проверку тех исторических фактов, которые упоминаются в исследуемом памятнике. В данном случае палеографические соображения очевидно не приложимы: статуты пока известны в одном списке конца XVIII века. Правда, копиист уверяет, что он списал статуты в Ватикане, но ни один исследователь не наталкивался до сих пор на эти ватиканские оригиналы, и заявление копииста может быть только принято к сведению и, если угодно, при данном положении дела оно скорее возбуждает сомнение в подлинности изданных Мерцдорфом памятников, чем убеждает в их достоверности. Что же касается исторических фактов, которые могут быть проверены хронологически, то они встречаются частью в приписках к статутам, частью в самом тексте. Начнем с первых.

Statuta secreta Electorum, если верить приписке, получены от Рожера де Монтагю и Роберта де Барри братом Бернаром де S. Audomaro и переписаны им 18 августа 1252 г. Спрашивается, известны ли исторически эти лица? Строго говоря — нет; но у нас есть косвенные указания на возможность существования в Ордене тамплиеров лиц с этими фамилиями. Один из них, Петр де Монтагю, в начале XIII в. был провинциальным магистром португальских тамплиеров, ас 1219 по 1229 г даже занимал должность великого магистра<6>; его родной брат в то время был магистром госпитальеров, с которыми тамплиеры состояли тогда в самых близких отношениях и допускали переход рыцарей из одного ордена в другой.

Очевидно, фамилия де Монтагю, имевшая свои владения в различных областях Франции<7>, пользовалась большим почетом у рыцарей, и члены ее избирались на важнейшие орденские должности, а тайные статуты уверяют, что в прокураторы и визитаторы чаще всего назначались принадлежавшие к “избранным” или “утешенным”. Очень может быть, что и Рожер де Монтагю, один из редакторов Statuta secreta, тоже занимал подобную второстепенную должность. Приверженность фамилии де Монтагю к Ордену не подлежит сомнению: в актах процесса встречается несколько лиц с этим именем.

То же самое следует сказать и о фамилии де Барри: Эбергард де Барри был великим магистром в половине XII в.; среди рыцарей, привлеченных к допросу во Франции, опять встречаются носящие фамилию de Barro, de Burris; в словаре французских фьефов можно найти указание на владения этой фамилии в Дофинэ. Гораздо труднее сказать что-нибудь определенное о Бернаре де S. Aude-maro. Ни в истории Ордена, ни в актах процесса мы не встречаем рыцарей с этим именем. Правда, в числе свидетелей попадаются какие-то 180

Audemori и Ademori, но следует ли эту фамилию признать тождественною с de S. Audemaro, не берусь решить.

Liber consolamenti и Rotulus signorum arcanorum выставляются в приписках собранными магистром Ронцелином и переписанными прокуратором английских тамплиеров Робертом Самфордским в июне и в августе 1240 г. Так как оба упомянутых рыцаря выставляются принадлежащими к высшим должностным лицам Ордена, то следовало бы ожидать, что тут мы уже наверное будем в состоянии проверить справедливость исторического указания приписки, но это ожидание оправдывается только наполовину. Имя Ронцелина не встречается ни в списке великих магистров, ни в списке провинциальных. Правда, Дюпюи говорит о каком-то претенденте на сан великого магистра Процелине, а Мерцдорф считает возможным отождествить этого Процелина с Ронцелином приписки и с безымянным магистром бургундским, который в актах процесса выставляется как один из вводителей ереси в Орден; но такие соображения, очевидно, крайне шатки; если уже нельзя признать в Ронцелине великого магистра, тогда, скорее всего, его следовало бы искать среди английских провинциальных магистров, а никак не бургундских; сношения английских тамплиеров с бургундскими едва ли могли быть настолько близки, чтобы прокуратор первых мог достать от магистра вторых список тайных статутов.

Если личность Ронцелина не может быть названа несомненно исторической, за то у нас есть положительные указания, что Роберт Самфордский был около 1240 г. прокуратором английских тамплиеров; в качестве прокуратора он дал взаймы королю Генриху III 800 ливров в 1235 г., а в 1244 г. тот же Роберт Самфордский называется магистром лондонских тамплиеров.

Таким образом, из пяти лиц, названных в приписках к статутам, одно несомненно жило в то время и занимало ту должность, на какие там указано; два носят фамилии, известные в Ордене в XII-XIV вв., и, наконец, два должны быть признаны неизвестными. Теперь, если предположить, что статуты подделаны применительно к актам процесса, мы вправе были бы ожидать, что составителями статутов фальсификаторы назовут тех магистров (Томаса Берарда, Вильгельма Божо), которые названы Герардом де Caus (давшим самые подробные показания о тайнах Ордена) виновниками введения еретических мнений в Орден; но мы видим не то, и, по моему мнению, эта малоизвестность составителей и переписчиков статутов скорее говорит за подлинность изданных Мерцдорфом памятников, чем за их подделку.

В самом тексте тайных статутов мы опять встречаем несколько фактов, которые могут быть проверены хронологически.

В §10 статута “избранных” запрещается принимать в капитул потомков изменника Арефаста, а в § 24 советуется при проходе через Орлеан поклониться праху мучеников Лисоя и Стефана, сожженных там при короле Роберте. Все эти факты чисто исторические: в 1022 г. действительно в Орлеане по доносу Арефаста открыта была тайная секта, в учении которой было много сходного с содержанием тайных статутов тамплиеров<8>, и главные представители ее по приговору синода были сожжены.

В § 28 того же статута перечисляются книги, которые “избранным” следует иметь в своих библиотеках. Список их довольно длинен, и самые книги оказываются частью философского, частью догматического, а частью канонического содержания, и однако же все они относятся к 1Х-Х11 вв., а произведения Амалика де Бена и Давида де Динато, названные “недавно запрещенными”, — к самому началу XIII столетия. Наконец, в § 8 статута “утешенных” перечисляются еретические секты, члены которых объявляются братьями “избранных”, и опять все они оказываются существовавшими еще до половины XIII в., когда были переписаны тайные статуты Робертом Самфордским. Таким образом, ни в приписках, ни в тексте нельзя указать анахронизмов, которые были бы неизбежны, если бы тайные статуты были составлены в более позднее время, применительно к актам процесса.

Но допустим, что фальсификатор был человек, хорошо знающий историю ересей XI и 181

XII вв., все-таки возникает вопрос, когда и для какой цели он мог совершить свой подлог?

Подлог, по-видимому, мог быть совершен или по распоряжению короля Филиппа Красивого с целью доказать справедливость возбужденного им следствия над Орденом, или же масонами, производившими себя от тамплиеров. Но в первом случае было бы непонятно, каким образом король не выставил этих статутов на самом видном месте в своем письме к папе по поводу ареста тамплиеров и собранных сведений об их тайнах; во втором — не поймешь, почему масоны считали возможным выставлять тамплиеров в довольно неблагоприятном свете.

Напротив, если мы признаем, что статуты — достоверный исторический документ, действительно списанный кем-то в ватиканском архиве, тогда многое уяснится для нас в истории тамплиеров. Прежде всего мы поймем, почему статуты могли попасть в Ватикан. Папская комиссия, заменившая королевских следователей, как известно, вовсе не стремилась к уничтожению Ордена, а, напротив, выказывала полную готовность выслушивать всех, желавших давать показания в пользу тамплиеров. Поступая так, она, конечно, сообразовалась с инструкциями папы Климента, который даже в булле об уничтожении Ордена выставляет свое решение только как временное. Попадись членам папской комиссии при таком настроении список тайных статутов, решительно доказывавших виновность тамплиеров в ереси, они не знали бы, что с ним делать, и, по всей вероятности, предпочли бы доставить документ Клименту, а тот, чтобы не скомпрометировать окончательно Орден, приказал, вероятно, скрыть статуты в своем архиве.

Потом, признание существования в Ордене тайных кружков “избранных” и “утешенных”, указываемых в статутах, дает нам ключ к пониманию противоречий в показаниях тамплиеров перед папской комиссией. Статуты предписывают “избранным” и “утешенным” быть очень осторожными в приеме новых членов в свою среду и в сообщении им тайн своего учения. Таким образом, на допросе перед комиссией могли очутиться и простые тамплиеры, и “избранные” и “утешенные”. Даже при желании делать самые искренние показания, они по необходимости должны были впадать в постоянные противоречия между собою. Присоединим к этому влияние чувства стыда и страха обнаружить своеобразные обряды, совершавшиеся при приеме новых членов в капитул, и мы поймем увеличение путаницы в показаниях относительно поцелуев, Бафомета, пояса, ношения креста, отрицания таинств и пр. Наконец, самое учение “избранных” и “утешенных”, как оно выявляется в статутах, представляет много сходного не только с актами процесса, но и с мнениями ересей, распространенных тогда на Востоке и на Западе.

Таким образом, между тем как против подлинности статутов говорит только непонятная судьба списка, в котором они дошли до нас, за их достоверность свидетельствуют и отсутствие анахронизмов, и несомненная близость их содержания с актами процесса, с одной стороны, и с известиями об ересях ХII-ХIII вв., с другой.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова