|
принят Епархиальным Советом и утвержден архиепископом Владимирским и Суздальским ЕВЛОГИЕМ 12-го декабря 2002-го года.
Аз, (имя рек), призываемый ныне к служению священническому, памятуя троекратное вопрошение Господа Иисуса Христа, обращенное к апостолу Петру, – “Симоне Ионин, любишь ли мя?” (Ин., зач. 67), ныне от Господа и Его Святой Церкви вопрошаемый, вместе с апостолом ответствую: “Ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя”, и твердо обещаюсь и искренне присягаю перед Всемогущим Богом, Пастыреначальником Христом Спасителем, а так же перед своей Матерью-Церковию в лице Патриарха и Правящего архиерея, в том, что буду:
1. При помощи Божией проходить сие пастырское служение в духе и учении Слова Божия, святых отцев и правил Святой Православной Церкви.
2. Согласно пастырским указаниям и благословению своего правящего архиерея, совершать это служение со тщанием и благоговением, по чинопоследованиям и традициям, принятым в Русской Православной Церкви, ничего самовольно не изменяя в них.
3. Учение веры содержать и преподавать его вверенной мне пастве только по руководству и разумению Святой Православной Церкви как Хранительницы Вечной Истины, оглавляемой Христом Богом Спасителем, Который, по учению апостола Павла, “вчера и днесь, тойже и во веки” (Евр., 13:18).
4. Вверяемые попечению моему души людей бдительно охранять от всех ересей и расколов убедительной проповедью, постоянными собеседованиями в храме, а также своей нелицемерной духовной жизнью; заблудших в вере вразумлять не иначе, как в духе христианского терпения, усиленной молитвы и пастырской любви к ним, ожидая их обращения на путь Истины.
5. Паству мою руководить к христианской целомудренной жизни в духе заповедей Божиих и учения Святой Церкви, отнюдь не уступая растленным мирским страстям.
6. К месту своего приходского служения, определенного мне архиереем, относиться как от Бога данному, с должным прилежанием и ревностию, не взирая ни на какие трудности и невзгоды, не домогаясь никак якобы лучшего места или начальствования.
7. На своем приходе всячески насаждать мир и тишину в нем, тщательно хранить церковное единство, как высшую духовную ценность, как о том учит святой апостол Павел: “Блюсти единство духа в союзе мира” (Еф. 4,3), соблюдая его не только в исповедании истин православной веры, но и в бережном хранении сложившихся в предании Церкви всех ее Таинств, в том числе и обрядовых форм, ее выражающих; быть верными Православию.
8. В публичных выступлениях (письменных или устных), касающихся вероучительных вопросов, а так же и самой жизни Церкви на сегодня, следовать строго общему смыслу и духу учения Святой Православной Церкви, предварительно согласовывая их со своим старшим священноначалием или архиереем.
9. Согласно канонам Церкви (Ап. Прав. 81) священнослужитель, ввиду особой тайноводческой ответственности не входит “в народные управления, но неопустительно находится при делах церковных”, однако, это не освобождает его от исполнения гражданских обязанностей, как сына Отечества.
10. Жить согласно св. Евангелию, только и единственно от “благовестия, церковных трудов и дела рук своих” (Мф. 10,10), держаться необходимого, и отвергать корысть и лихву.
11. Иметь, согласно обычаю нашей Церкви подобающий моему сану внешний вид (носить удлиненные волосы, бороду и соответствующую званию одежду).
12. Во всяком деле служения моего искать не свою честь, корысть или выгоду, но единственно вечную славу Божию, только благо Святой Церкви и, особенно, спасения чад церковных, как высшей цели пастырской, в чем да поможет мне Сам Господь Бог, Пастыреначальник всех, благодатию и силою Своею, молитв ради Пресвятыя Богородицы и всех святых.
В заключение моих слов искренне лобызаю Крест Спасителя и Святое Евангелие и даю твердое христианское обещание смиренно нести всю полноту ответственности по данной мне присяге, в чем и подписываюсь.
КОММЕНТИРУЕТ П. ТРОИЦКИЙ
Всякий православный христианин, знакомый с чинопоследованиями рукоположения в священный сан епископа, священника и диакона, знает, что, собственно, только в чине епископской хиротонии присутствует так называемая присяга. Смысл присяги заключался в обещании хранить православную веру. Поэтому к поставляемому во епископы обращались с требованием изложить учение Православной Церкви о Трёх лицах Божества, о воплощении Бога Слова, о двух природах Господа нашего Иисуса Христа. Позднее в архиерейскую присягу вносились те или иные дополнения, которые не имели отношения к исповеданию веры, и, так сказать, отвечали тем или иным историческим моментам в жизни церкви. Но суть архиерейской присяги именно в исповедании догматов православной веры. Чинопоследования священнической и диаконской хиротонии вообще не предполагают принесения какой-либо присяги. То есть эти присяги имеют, так сказать внебогослужебный характер.
Рассматривая текст присяги, принятый епархиальным советом Владимирской епархии, нельзя не поразиться тому факту, что, по сути, эта священническая присяга имеет смысл строго противоположный древнему пониманию архиерейской присяги. Там смысл присяги был в сохранении веры, здесь же предлагается некий новый механизм, который ставит подчинение епископу и священноначалию выше исповедания православной веры. “В публичных выступлениях (письменных или устных), касающихся вероучительных вопросов, а так же и самой жизни Церкви на сегодня, следовать строго общему смыслу и духу учения Святой Православной Церкви, предварительно согласовывая их со своим старшим священноначалием или архиереем”. Как же будет согласовывать православный иерей свои проповеди и выступления с епископом, впавшим в ересь? Или уже навсегда, на все времена, такая возможность отвергается? Да и любое несогласие не только с епископом, но и с расплывчатым старшим священноначалием делает священника клятвопреступником. Напрашивается сравнение подобного понимания церковного устройства с тоталитарными сектами. Да и почему священник должен согласовывать свои проповеди с каким-либо начальством? Ведь проповедь – это не только право священника, но и его прямая обязанность. Ещё вопрос без ответа: что же это за старшее священноначалие, которое поставлено впереди архиерея? Разве не архиерею подчинён священник в своём служении? Те или иные современные церковные должностные лица имеют ограниченные обязанности и никак не могут быть цензорами для священника. Кстати, подобное отношение к проповеди священнослужителей было разве только в советское время, когда священники не могли проповедовать, не получив предварительного одобрения властей. Кроме того, подобное положение священнической присяги предполагает возможность действия двойного стандарта. Ясно, что на деле священник не сможет каждую свою проповедь, каждое своё выступление перед людьми при исполнении своего пастырского долга согласовывать со старшим священноначалием. Тогда каждому священнику в глухой деревне нужно будет иметь факс или подключиться к интернету. И, таким образом, получается, что неугодный священник может быть в любой нужный момент обвинён в клятвопреступлении.
Обратим внимание на слова “общий смысл учения Православной церкви”. Получается, что проповеди должны примерно соответствовать учению Православной церкви, но обязательно согласованны с начальством. Общий смысл этого пункта присяги получается просто дикий.
Поражают и другие пункты, например, п.7 “хранить церковное единство, как высшую духовную ценность”. Не единство, а православная вера – вот высшая церковная ценность. Единство церкви, безусловно, - важнейшая ценность, сщмч. Киприан Карфагенский даже написал небольшой труд с таким названием. Но единство церковной организации никак не может быть поставлено выше исповедания веры. Примеров нарушения внешнего церковного единства в периоды борьбы с ересями более, чем достаточно. Но для некоторых представителей нашей церкви в последнее время внешнее единство стало выше самой православной церкви. Это противоречит понятию православной веры.
Удивителен и девятый пункт присяги: “Согласно канонам Церкви (Ап. Прав. 81) священнослужитель, ввиду особой тайноводческой ответственности не входит “в народные управления, но неопустительно находится при делах церковных”, однако, это не освобождает его от исполнения гражданских обязанностей, как сына Отечества”. Гражданские обязанности могут войти в прямое противоречие с делами церковными. Да и есть ли необходимость требовать от священника, чтобы он был ещё и гражданином? На это есть государственные органы, с которыми и должен взаимодействовать священник как гражданин, но зачем требовать от него подчинения государству в священнической присяге? Безусловно, человек более внимательный найдёт ещё больше недоразумений в этом тексте, но уже высказанного достаточно, чтобы заступиться за наших пастырей.
|
