ПОПЫТКИ УКРАИНСКОЙ ЦЕРКОВНОЙ АВТОКЕФАЛИИ В XX ВЕКЕ

В ИСТОРИИ Русской Церкви есть неоконченный спор: как делить ее на периоды? Голубинский выдвинул естественную схему трех периодов: Киевского, Московского и Петербургского. Однако сам ее не осуществил на деле. А ученик Голубинского проф. А. П. Доброклонский вернулся к старому Филаретову и Макариеву делению на 5 периодов, Но что теперь ясно и не подлежит спору — это то, что последний Петербургский или Синодальный период безвозвратно закончился и мы с момента революции 1917 г, вступили в совершенно новый и государственный, и церковный период, который не приобрел еще своего имени. Можно пока условно и временно назвать его "пореволюционным". И вот не только спокойный и бесстрастный долг историка возлагает на нас обязательство уже набрасывать первые начертания совершающихся перемен в ходе русской церковной жизни. Самые практические нужды нашей потрясенной, разбитой на куски и рассеянной по всему земному шару церкви неотложно требуют посильной систематизации относящихся сюда материалов. 

На эту потребность момента и отвечает предлагаемая книга К. В. Фотиева, изображая часть современной нам, еще творящейся истории. В такой природе ее предмета заключаются неустранимые трудности ее написания. Прежде всего — недостаточный круг ее первоисточников. О документально-рукописных, архивных источниках не приходится и говорить в нашем эмигрантском разобщении с территорией России. Газетно-журнальные отражения событий, помимо их рассеянности, часто неуловимости, в большинстве являются материалами партийно-односторонними, полемическими. На фоне общей катастрофичности нашей современности, с ее передвижениями государственных границ и непроницаемостью железных занавес, претендовать на определенность круга источников объективно невозможно. И хотя при этом построение полной и точной истории изучаемого предмета заранее исключается, но написание возможно связной истории происходящего повелительно требуется практической неизбежностью, особенно для ответственных церковных властей: — осведомленно и компетентно интервенироватъ в ход событий. Вождям церкви необходимо знать создавшееся положение дел. В этом именно смысле и ценен историко-критический опыт К. В. Фотиева. Его работа дает читателю достаточный компас, чтобы ориентироваться в хаосе создавшихся украинских церковных фракций, претендующих на автокефалии и автономии. 

Париж, 05.03.1955 

НАСТОЯЩАЯ работа ставит своей целью проследить возникновение и развитие той церковной организации, которая впервые возникла на развалинах Императорской России и была названа ее создателями сперва "Всеукраинская Православная Церковь", а затем переименована в "Украинскую Автокефальную Православную Церковь". Внешняя судьба этой организации необычайно изменчива, — возникнув на территории Украины в 1917г., "Всеукраинская Православная Церковь", просуществовала открыто в СССР до, примерно, 1934 г., а в годы между первой и второй мировой войной существовала как подспудное, административно не оформленное, движение, в Польской Автокефальной Церкви. 

Во время второй мировой войны деятели УАПЦ активно действовали на территории занятой немцами Украине, чтобы затем перенести свою деятельность, уже иерархически и административно оформленную, в эмиграцию. 

Документы по интересующему нас вопросу скудны и не равноценны — издательские возможности были, по причине революционных и военных потрясений, очень ограничены; архивы гибли от военных действий или оставлялись по причине спешных эвакуации. Этим объясняется, что некоторые части нашей работы страдают схематизмом и нуждаются в дальнейшем развитии и углублении. 

Заключительная глава представляет собой попытку наметить основные богословские позиции, необходимые для того, чтобы, sine ira et studio, разобраться в описываемых событиях. Глава эта носит скорее декларативный, чем исследовательский характер — к богословским и каноническим проблемам, поднятым православным "модернизмом" и, в частности, "автокефалистами", мы надеемся вернуться в специальной работе. 

Основная документация о движении "самосвятов" взята нами из 3 и 4-го номеров журнала "Orientalia Christina" за 1923 г. издания Понтификального Восточного Института в Риме. Документы изданы под редакцией известного католического деятеля о. (с 1926 г. — епископа) Michel d'Herbigne, в 1922 г. ставшего ректором Понтификального Восточного Института, а в 1925 г. назначенного председателем комиссии Pro Russia, созданной римским престолом при Конгрегации Восточных Церквей. D'Herbigny, дважды ездивший в Россию и отдавший всю свою жизнь делу католического прозелитизма в русской среде, является, несомненно, знатоком новейшей истории Русской Православной Церкви. Перевод документов с украинского языка на французский был сделан русским католиком кн. П. Волконским. 

Прочие источники на украинском языке нам предоставили: апостолический визитатор для греко-католиков во Франции Mgr Perridon и настоятель украинского прихода в Париже, протоиерей. Владимир Вишневский. 

Необычайно ценным справочником по вопросу об украинской автокефалии нужно признать книгу Friedrich Heyr "Die orthodoxe Kirche in der Ukraine von 1917 bis 1945". 

Автор, верующий протестант, попал во время второй мировой войны на Украину, как офицер немецкой армии. Его книга основывается на собранных им там документах и представляет собой очень серьезный и детально разработанный труд. 

Готовя настоящую работу к печати, автор воспользовался своим продолжительным пребыванием в Риме, чтобы дополнить документацию настоящей работы, пользуясь библиотекой Понтификального Восточного Института. Автор считает своим долгом выразить свою глубокую благодарность о. Amman, профессору истории Церкви в Понтификальном Восточном Институте, за его благожелательную помощь. 

Автор глубоко убежден, что разрешение всех мучительных вопросов нашей церковной жизни будет возможно только тогда, когда в основу наших рассуждений и поступков ляжет подлинное понимание природы Церкви, не затемненное "стихиями мира сего". 

Этим убеждением, и желанием послужить Церкви в годину Ее тяжелых испытаний, а не жаждой бесплодной полемики, обуславливается написание настоящей работы. 

Париж, апрель 1953 г. — Рим, март 1954 г 

ФЕВРАЛЬСКАЯ революция 1917 г. глубоко потрясла всю Российскую Империю. Революционные события обострили национальные вожделения¹ некоторых кругов на Украине и одновременно предоставили возможность их осуществления. С падением веками налаженного строя власть оказалась, по словам Ленина, лежащей на улице. Чтобы поднять ее, нужны были только организованность и напор, а отнюдь не законность. Мнимая свобода пьянила головы, лозунги примитивно понятой демократии давали громадные возможности для злоупотребления волей демагогически обманутого народа. Мероприятия первого русского революционного правительства поддерживали это состояние анархии упразднением старого административного и полицейского аппарата. В Киеве, как и в других городах России, революционные административные органы заняли место старых учреждений. 

Уже в первой половине марта 1917 г. в Киеве был создан временный правительственный комитет, в который вошли почти исключительно украинские националисты. Одновременно с этим органом в Киеве начал создаваться, в порядке частной инициативы, зачаток будущего украинского парламента. Собрание это, получившее название "Центральной Рады", выбрало своим председателем Михаила Грушевского. Требования "Центральной Рады" к Временному Правительству ограничивались национальной и территориальной автономией Украины, остававшейся и впредь в составе Российской Республики. Два Национальных Конгресса в апреле и июне 1917 г. сильно изменили как состав, так и направление "Центральной Рады". Под влиянием крайних националистов уже второй конгресс² вынес резолюцию, согласно которой украинский народ должен был сам решать свою судьбу: без отделения от России Украина призывалась выработать новые принципы своей государственной и социальной жизни, которые Российское Учредительное Собрание должно было только утвердить. Уже через неделю после этого постановления было создано первое украинское правительство, возглавленное социал-демократом Винниченко. 

К моменту большевистского переворота в Петрограде в Киеве оказались три политические группировки, боровшиеся за власть — приверженцы Временного правительства, круги поддерживавшие "Центральную Раду" и большевики под руководством Пятакова. "Центральная Рада" провела с этими группировками политическую игру — она поддерживала большевиков в борьбе против сторонников Временного Правительства и против воинских частей, которые с фронта были переброшены Керенским в Киев для подавления беспорядков. Отказавшись затем от сотрудничества с большевиками, "Центральная Рада" 19-го ноября провозгласила "независимую народную украинскую республику"³. Формально отрыв от России не был проведен — независимость была утверждена явочным порядком. 

В начавшейся борьбе с большевиками "Центральная Рада" скоро выявила свою несостоятельность. Решающий голос в этом органе принадлежал социалистам, которые боролись с большевиками полумерами, не желая нарушать "революционную свободу". Характерная для этого смутного времени мягкотелость и неспособность к решительным действиям чувствовалась в новоявленном украинском правительстве. 

Украинские историки признают полную неподготовленность новой администрации, отсутствие чувства ответственности, сопротивление социалистических кругов против создания регулярных воинских частей, на которые смотрели, как на возможных защитников и поборников политической реакции. Безудержная пропаганда в деревне привела к массовым грабежам, произвольному разделу земли и т. д. Страна быстро погружалась в анархию. 

В декабре 1917 г. Петроградский совет народных комиссаров поставил "Центральной Раде" ряд ультимативных требований и одновременно начал борьбу против нее. В Харькове было создано большевистское украинское правительство, началось наступление красных, и скоро Полтава и Екатеринослав были ими захвачены. Киев оказался под непосредственной угрозой и, не имея собственной регулярной армии, "Центральная Рада" вынуждена была искать защиты в иностранном мире. Союзники России — Англия и Франция не задумались в декабре 1917г. признать независимость Украины, но, как условие активной поддержки, украинцам было предъявлено требование продолжать войну против Германии. Финансовая и техническая помощь Англии и Франции не могла остановить большевистского наступления на Киев, и "Центральная Рада" начала переговоры с Германией и Австрией. В начале января 1918 г. делегация "Центральной Рады" отправилась в Брест-Литовск. Тем временем большевики подходили к Киеву⁴. "Центральная Рада" 22-го января 1918 г. декларировала, что "Украинская народная республика представляет собой самостоятельное, независимое, свободное и суверенное государство украинского народа". Через шесть дней после этого в Киеве началось большевистское восстание, и 4-го февраля на левом берегу Днепра появились большевистские отряды Муравьева. Правительство и "Центральная Рада" переехали в Житомир. Тем временем в Брест-Литовске был подписан мир, и вместе с этим была обеспечена поддержка немецкой армии. В краткий срок почти весь юг России был очищен от большевиков, и в начале марта украинское правительство под прикрытием немецких штыков вернулось в Киев. Но левые убеждения деятелей "Центральной Рады", а главное их неспособность восстановить в стране порядок и наладить поставки в Германию обещанного в Брест-Литовске зерна, привели к конфликтам между немецким командованием и деятелями "Центральной Рады". Опираясь на недовольных "Центральной Радой" мелких и крупных землевладельцев и вообще на противников государственной и хозяйственной анархии, немцы выдвинули в противовес "Центральной Раде" генерала Павла Скоропадского, который был провозглашен гетманом Украины 29-го апреля 1918 г. собравшимся в Киеве конгрессом земледельцев. Избрание гетмана сопровождалось торжественной церковной церемонией в Софийском соборе. "Центральная Рада" не могла оказать серьезного сопротивления новой власти, но ее деятели отказались войти в кабинет, созданный Скоропадским. Порядок в стране был восстановлен и жизнь начала налаживаться. Вместо ставленников "Центральной Рады" были привлечены к административной деятельности опытные земские деятели и чиновники царского времени, городские самоуправления были уничтожены, но армия по-прежнему оставалась незначительной. 

Правительство гетмана испытывало, однако, большие трудности — недовольство распропагандированного большевиками населения возвратом к старым порядкам, обструкция украинских националистов, отсутствие мирного договора с петроградскими большевиками⁵ и все ухудшающееся положение Германии — все это создавало правительству гетмана большие затруднения. Пред лицом усиливающейся большевистской угрозы украинская оппозиция пошла на соглашение с гетманом — в кабинет вошли представители националистов — Лотоцкий, Стебницкий, Леонтович, Славинский. 

Но одновременно гетман узнал, что оппозиция, с Винничеико во главе готовится к насильственному свержению существующей власти. Разрыв между гетманом и националистами стал неизбежен. Положение еще ухудшилось из-за заявления гетмана (14-го ноября 1918 г.) о федеративном объединении Украины с Россией. Украинская оппозиция создала на тайном заседании Директорию в составе: Винниченко, Петлюра, Швец, Андриевский и Макаренко и поручила ей руководство восстанием против гетмана. Исходным пунктом должен был стать город Белая Церковь, так как там находились отряды галичан, согласившихся провести восстание⁶. В начавшейся борьбе против гетмана Директория не брезговала сотрудничеством и с большевиками. Сопротивление гетмановцев было скоро сломлено, за исключением Чернигова и Волыни, где долго продолжалась борьба. Немцы воздерживались от активной поддержки гетмана. Восстание в Киеве 14-го декабря, которое носило, однако, не украинский, а большевистский характер, решило судьбу правительства Скоропадского. В тот же день гетман отрекся от своих прав. 19-го декабря Директория вступила в Киев, и сразу же начала политическую кадриль с большевиками — местными и петроградскими. У членов Директории не было ни единодушия, ни желания честно сотрудничать друг с другом. Крайние левые, с Винниченко во главе, высказывались даже за создание украинской советской республики, но независимой от России. В стране действовали банды Григорьева, Махно, Зеленого и прочих "батек", которые собирали вокруг себя всякий сброд и прикрывали грабеж и гульбу лозунгами справедливости и народолюбия. 

Конгресс в январе 1919 г. в Киеве, который должен был подготовить выборы в украинский парламент, начался в атмосфере взаимного недоверия. Характерно, что состав конгресса определялся "рабочим принципом" — т. е. на него не допускались представители имущих классов и интеллигенции. Развал страны, грабежи "батек" и "революционность" конгресса — вот та дань, которую заплатила Директория за свой "прагматический" союз с большевиками! Такой ценой был убран недостаточно "самостийный" гетман. 

Конгресс своей работы не закончил — Киеву опять угрожали большевики, захватившие почти все левобережье. Как и в первый раз, перед тем как покидать Киев, правительство издало очередной торжественный акт — объединение Западной Украины с Украинской Народной Республикой. 

Директория, во главе которой стал Петлюра, начала кочевать по городам правобережной Украины. Под давлением большевиков отряды Директории отступали все дальше и дальше. Одновременно националистов Западной Украины теснили поляки. Зажатые между двумя врагами, Петлюра и Евгений Петрушевич (глава галичан-националистов, бывший лидер галицийской фракции в австрийском парламенте), оказались, в июле 1919 года, вместе в Каменец-Подольске. Объединив остатки своих частей, они, пользуясь наступлением генерала Деникина, принудившего большевиков к стремительному отступлению, 31-го августа подошли к Киеву. Одновременно в город вступила Белая Армия генерала Деникина. После нескольких стычек армия националистов отступила и, теснимая частями Деникина, покатилась обратно в направлении на Каменец-Подольск. Этот город снова, как и несколько месяцев назад, стал столицей неудачливых украинских правительств. Но, между Петлюрой и Петрушевичем скоро начались расхождения. Петлюра считал необходимым договориться с поляками, будучи ярым противником и большевиков и Деникина. Петрушевич ненавидел поляков, и предпочел заключить, в середине ноября, перемирие с Деникиным. При отступлении Деникина большая часть армии Петрушевича попала в руки большевиков, некоторым отрядам удалось покинуть пределы России. 

В это время Петлюре удалось заключить договор с Пилсудским. Поляки признали украинскую республику с Петлюрой во главе, за что Петлюра обещал полякам восточную Галицию и часть Волыни. 

Уже в конце апреля 1920 г. украинские части в составе польских формирований начинают новое наступление на Киев. Киев взят 7-го мая, но его удается удержать всего несколько дней — начавшееся красное наступление приносит полное поражение поляков и их украинских союзников. После того, как большевиков удается оттеснить из пределов Польши, между поляками и большевиками заключается перемирие. Украинцы на этих переговорах представлены не были. Более того, польские союзники интернировали украинских националистов, оказавшихся на их территории. Вполне естественный финал для украинцев, пошедших на союз со своим историческим, религиозным и национальным притеснителем. Мирный договор, заключенный между Польшей и Советским Союзом 18-го марта 1921 г. в Риге, уступал Польше часть Волыни и Полесья. 

Уже во время борьбы против Директории Петлюры советское правительство провозгласило независимую Украинскую Советскую Республику (14-го марта 1919 г.). В 1923 г. Украина была объявлена Федеративной Советской Республикой со всеми правами автономии ("вплоть до отделения от СССР"). Нужно ли говорить, что все эти декларации оказались обманными, и над Украиной, как и над всей Россией, укрепилось жестокое советское рабство. 

В смутную эпоху политических перемен и волнений Московский Поместный Собор 1917/18 г. предстает перед нами как та основа, на которую смогла опереться Русская Православная Церковь в преддверии страшных гонений. Собор уже стал достоянием истории, но его значение для Русской Церкви не исчезло несмотря на то, что многим постановлениям Собора до сих пор не суждено было осуществиться. Великая правда собора не в этих постановлениях, хотя их церковно-практическая важность несомненна. Собор зажег тот маяк, который не переставал светить православным людям в годы безвременья, на него ориентировались смущенные души, на него опирались поборники Церковной правды. И недаром в памяти благодарного потомства собор неразрывно связан с личностью Святейшего Тихона, возведенного собором на патриарший престол. Он возглавил церковный корабль и, в течение семи многотрудных лет, вел его — мужественно и непоколебимо. И верующий народ отплатил своему Патриарху горячей любовью — об этой любви может свидетельствовать всякий, кто был свидетелем похорон Святейшего 30-го марта 1925 года. 

Учредив патриаршество и создав Священный Синод и Высший Церковный Совет, Московской Поместный Собор не только восстановил каноническое возглавление Русской Церкви, но и подготовил ее к грядущим испытаниям. Испытания эти — внешнего и внутреннего порядка — не замедлили явиться. 

Возведение Митрополита Тихона на Патриарший Престол пришлось на то время, когда Временное Правительство, под защитой которого начался Собор, уже пало. 25-го октября 1917 г. к власти пришли большевики, 21 ноября состоялась интронизация свят. Тихона, 23-го января 1918г. вышел закон нового правительства об отделении Церкви от государства. Даже такой "соглашатель" с революционной властью как проф. Титлинов (один из идеологов "Живой Церкви") признает, что закон об отделении Церкви от государства в советской России был самым радикальным, который вообще знает история взаимоотношений Церкви с государством. В этом смысле он превосходил даже аналогичный закон, изданный во Франции в 1905 г. Церковь в России не только отделялась от государства, не только теряла возможность организованно влиять на жизнь народа и лишалась всякого права на собственность, — она даже теряла право юридического лица. Начиная свою борьбу с Церковью, власть поспешила лишить Церковь всякой возможности защищаться. Отныне всякая церковная деятельность, при желании, могла быть объявлена контрреволюционной, всякое обличение государственного террора против Церкви — антигосударственным выступлением "бывших" людей. Эта трагическая борьба Церкви за свое существование разделила русское церковное общество на два неравных лагеря. По одну сторону рубежа оказалось большинство верующего народа, во главе со своими пастырями засвидетельствовавшего свою поддержку Святейшему Патриарху и его осторожной и мудрой, хотя и твердой политике. В противоположном лагере оказалось меньшинство, не постеснявшееся использовать гонение на Церковь для достижения своих личных целей. Не было ничего легче, чем подпевать в большевистском хоре, обвиняя Церковь в старорежимных симпатиях. Трудно представить себе более омерзительную картину, чем священник, добивающийся у новой большевистской знати признания себя "прогрессивным попом". Именно из этой среды "соглашателей" и вышли вожди церковных расколов всех оттенков. Очень характерно, что в эту группу "реформаторов" входили, за редким исключением, лишь белое духовенство и средняя интеллигенция. С известными ограничениями это верно и для украинских "автокефалистов". Разница в том, что "автокефализм" зародился как националистическое движение некоторых интеллигентов-сепаратистов, к которым лишь задним числом примкнули некоторые представители белого духовенства. Обновленчество же родилось в среде белого духовенства с "революционным" прошлым. Ни народ, ни профессура, ни высшая иерархия не пошла за "реформаторами", но за Патриархом Тихоном. "Возродителям" суждено было остаться движением сельских учителей и взбунтовавшихся священников... 

Несмотря на непрекращающиеся гонения, церковная организация, под водительством Патриарха, не переставала укрепляться. В 1919 г. Патриарх выступил с посланием, призывая не вносить политику в Церковь и не делать храмы ареной политической борьбы. К 1920 г. многие арестованные архиереи и священники были выпущены. Тяжелое потрясение началось для Церкви к 1921 г. в связи с изъятием церковных ценностей, арестом Патриарха и выступлением живоцерковников. 

Те лишения, которые постигли Россию в годы военного коммунизма, и которые принудили советскую власть на временные уступки НЭПа достаточно хорошо известны. Голод, который свирепствовал в стране (особенно в Поволжье) в конце 1921 г. и в начале 1922 г., не поддается описанию. Его можно сравнить только с искусственно организованным голодом в начале тридцатых годов, которым советская власть задушила борьбу крестьянства против коллективизации. 

По всей России начали создаваться Общества помощи голодающим, в работе которых церковная общественность приняла самое ревностное участие. Но помощь, исходящая от церкви, не могла быть по душе советской власти, которая стремилась укрепить свой пошатнувшийся авторитет тем, что рядилась в одежды "спасительницы" народа от города. Голод пробудил в противниках советской власти в России и за рубежом уверенность, что советская власть "не устоит". К началу 1922-го года в Россию стали доходить слухи о церковных выступлениях некоторых эмигрантских мирян и даже иерархов в Карловцах. Контрреволюция⁷ (действительная и мнимая) и укрывательство церковных ценностей (декрет об изъятии последних в пользу голодающих вышел в конце февраля 1922 г.) — вот два главных обвинения, которые были направлены против Церкви и которые стали предлогом для нового террора. Церковь не противилась изъятию тех ценностей, которые не имели прямого богослужебного употребления и не принадлежали к числу тех, до которых не разрешается прикасаться мирянам. (Введенский, один из вождей живоцерковников, демагогически вещает по этому поводу: "Тихон мотивировал это церковными канонами, будто бы запрещающими помогать церковными ценностями голодным и обремененным".) (Введенский А. И. Церковь Патриарха Тихона. М., 1928. С. 75). Насильственное изъятие церковных ценностей привело к большому возбуждению верующего народа. Начались столкновения, полилась кровь. Приходы организовывали самозащиту и, в случае опасности, ударяли в набат. Таких "возмутителей" начали расстреливать, процессу против представителей Церкви начались в Петрограде, Москве, Смоленске, Иваново-Вознесенске и др. местах. Угроза ареста нависла над самим Патриархом. Это дало сигнал к выступлению живоцерковников и тому coup d'etat, который им удалось провести в Церкви. Это был, безусловно, самый удачный момент чтобы, расшаркавшись перед советской властью и, потопив якобы "контрреволюционных" иерархов, прийти к власти в Церкви. Все движение живоцерковников носит на себе, в силу этих обстоятельств, печать демагогии и моральной нечистоплотности. Временный успех живоцерковников был, поэтому, также понятен, как их неизбежное поражение в будущем. 

Инициаторы живоцерковничества не были новичками в политике. Политическая деятельность свящ. А. И. Введенского восходит еще ко времени Гос. Думы⁸, другие живоцерковники, как свящ. Калиновский и Н. Д. Кузнецов пытались создать в 1918—19 гг. "христианско-социалистическую рабоче-крестьянскую партию". "Созвучие эпохи" этой партии очевидно уже из ее названия. Именно эта группа "прогрессивных батюшек" и мирян, не терявшаяся ни при каких режимах и всегда готовая плыть по течению, и захватила власть в Церкви ~ путем обмана Святейшего Патриарха. Они убедили Патриарха, ввиду той угрозы ареста, которая повисла над ним в связи с процессами церковников, передать им канцелярию Св. Синода, обязавшись передать все дела заместителю Патриарха. Это было в мае 1922 г. Патриарх уже был практически лишен свободы и не мог знать, что обратившаяся к нему группа священников и мирян уже печатала воззвания в "Известиях", где она отмежевывалась от "патриархистов" и, угодничая перед властями, старалась обеспечить себе поддержку последних. Патриарх Тихон, передавая временно церковный аппарат в руки названных лиц, одновременно поручил управление Русской Церковью Митрополиту Ярославскому Ага-фангелу, и просил его немедленно прибыть в Москву. Но митр. Агафангелу не удалось приехать немедленно, и этим воспользовались живоцерковники. Поместный Собор 1917/18 г., предвидя трудные времена, провел большую централизацию церковно-административного аппарата, чем живоцерковники и воспользовались. Их деятельность сводилась к насыщению церковно-управительных органов своими единомышленниками, к клевете на Патриарха и его иерархов, и к заверениям своей "преданности делу революции". Живоцерковники всячески подчеркивали то, что Патриарх предан гражданскому суду, а также распускали ложный слух о его отречении. Переход к живоцерковникам епископа Антонина (Грановского) и епископа Вернинского Леонида (Скобеева), управляющего делами Московской епархии, сильно укрепил их позицию. Митр. Агафангел, увидев, что он обманут и устранен от дел, обратился к клиру и мирянам с посланием, в котором обличал деятельность живоцерковников. Он же осуществил пожелание свят. Патриарха, согласно которому епархии получали временную административно-судебную автономию, и тем самым выходили из подчинения московскому центру, захваченному живоцерковниками. Повсеместно началась борьба "патриархистов" и "живцов". (Подобно тому, как на Украине шла борьба "украинских" и "славянских", групп в одном и том же приходе.) Самыми стойкими в этой борьбе оказались верующий народ и высшая иерархия. Белое духовенство в значительном числе пошло за живоцерковниками, хотя потом так же стремительно возвращалось обратно. Причина такого печального отпадения духовенства в раскол уходит своими корнями в бытовые особенности духовного сословия в России... К этому вопросу мы должны будем еще вернуться. 

Через год после захвата власти живоцерковниками, 2-го мая 1923 г., состоялся их первый собор. К созыву собора живоцерковников принуждала не только широкая самореклама "демократичности", но и желание закрепить свои, уже начавшие шататься, позиции. Участие на соборе исключительно "проверенных" людей уже выдавало внутреннюю слабость живоцерковников. Патриарший Синод, под угрозой церковного наказания, запретил духовенству и мирянам участвовать на этом соборе. На деятельности собора мы можем не останавливаться — это была сплошная демагогия. Собор требовал лишить сана находящегося в заключении Патриарха, и объявлял, что "отныне Церковь должна управляться соборно" (что не мешало собору именовать лишенного сана Антонина Грановского "митрополитом Московским и всея Руси"). Во всей деятельности собора чувствуется судорожная попытка удержать обманно захваченную власть. Массовое возвращение духовенства в Патриаршую Церковь не могло не беспокоить главарей живоцерковничества. Но решительный удар живоцерковникам был нанесен освобождением от заключения Патр. Тихона, которое состоялось 26-го июня 1923 г. Уже 28-го июня Святейший обратился с посланием "к архипастырям, пастырям и пасомым Православной Церкви", в котором он разбивает возводимые на него обвинения и обличает живоцерковников. В частности, касаясь обвинения в контрреволюционности, святейший Патриарх пишет: "Конечно, я не выдавал себя за такого поклонника советской власти, какими объявляют себя церковные "обновленцы", и сразу же ссылается на свое послание 1919 г. "о невнесении политики в Церковь". 

На этом мы можем закончить рассмотрение, как общецерковных дел в России в первые послереволюционные годы, так и движения живоцерковников. Скажем только, что после освобождения Патриарха живоцерковники не оправились — созданная ими организация начала распадаться, перешла в более умеренное движение обновленчества и влачила довольно жалкое существование наряду с патриаршей Церковью. Возвращающиеся из обновленчества после покаяния принимались в Церковь в том сане, в каком они ушли в раскол — обновленческие хиротонии и награды не признавались. Окончательный распад обновленчества относится уже ко времени второй мировой войны. Когда в 1944 г. православная Церковь получила относительную, но все же несравненно большую чем раньше, свободу действия — то обновленчество, лишенное правительственной поддержки, стремительно пошло на убыль и практически перестало существовать. В письме патр. Сергия (Страгородского) к епископу Александру (Толстопятову) от 22-го апреля 1944 г. мы находим следующее место: "Кстати, на второй день праздника (Пасхи — К. Ф.) я служил в Сокольниках, в бывшем гнезде обновленцев. В числе сослужащих был епископ Виталий, их "первоиерарх", а настоятелем Расторгуев — протоиерей, бывший архиепископ..." (Патриарх Сергий и его духовное наследство. М„ 1947. С. 229). 

Заканчивая эту главу, нам необходимо остановиться на идеологии живоцерковников-обновленцев, имеющей, как мы уже отмечали выше, много точек соприкосновения с липковщиной. В оценке причин, которые породили этот раскол, сходятся как защитники обновленчества (Введенский, Титлинов), так и его противники (Стратонов, Троицкий, Патриарх Сергий). Стратонов метко характеризует все обновленчество как "поповскую реакцию на Поместный Собор 1917/18 г.", Действительно, собор не принес белому духовенству тех привилегий, о которых они мечтали. Собор, напротив, укрепил высшую иерархическую власть в Церкви и одновременно привлек к активной церковной деятельности мирян. Перед лицом гонений Церковь предстала не как каста, а как широкий, общенародный организм. Но в этом организме оказалась большая группа людей, которая продолжала мыслить в сословных категориях и чувствовала себя — справедливо или нет — исторически обиженной и ущемленной. Выражаясь образно, церковный фронт советской властью был прорван в центре — в то время как удержались как правый, так и левый фланг, — т. е. высшая иерархия и миряне. У белого духовенства выдержки оказалось меньше. 

К чему сводились притязания обновленцев? Их можно свести к следующим положениям: 1) Преобразование епископата — из монашеского сделать его белым. 2) Свести епархиального архиерея на степень почетного представителя церкви — руководящая роль в жизни церкви должна быть передана пресвитерам. 3) Освободить белое духовенство от влияния мирян, например свести к минимуму роль приходских советов (Собор 1917 г. сделал ровно обратное). 4) Безусловная лояльность к советской власти (брошенный Введенским лозунг "Лицом к революции" очень характерен для этих настроений). 5) Разрешение второго брака для священников (этот вопрос страстно обсуждался на живоцерковническом "соборе" в мае 1923 г.). 

Сословный характер этих требований бросается в глаза. Ради достижения этих реформ главари обновленчества были готовы на все — и белое духовенство, пошедшее за ними не сразу поняло, где кончаются законные требования реформ и где начинается раскол... 

В свете этих явлений липковщина станет для нас более понятной. В ее основе лежат те же сословные вожделения белого духовенства и в этом секрет ее относительного и кратковременного — успеха. Националистическими идеями могли себя тешить представители украинской "интеллигенции", не нашедшие своего места в строительстве Великой Империи и страдавшие от ущемления своих фольклорных особенностей. Народу это шовинистическая оперетка осталась чуждой. Липковщина была поповским движением, которое держалось петлюровской администрацией так же, как двадцать лет спустя "автокефалия" епископа Поликарпа опиралась на немецких оккупантов-расчленителей и поставленных ими галичан-полицейских. 

Сам глава "Всеукраинской Православной Церкви" Василий Липковский в письме к своим американским друзьям от 23-го июля 1922 г. пишет, что движение "украинского церковного возрождения" началось в 1917 г. Тоже самое подтверждается и в послании к Вселенскому Престолу⁹ — движение за создание Украинской Православной Церкви возводится к 1917 г. Самые первоначальные формы этого движения нам установить довольно трудно. Скорее всего это была инициативная группа, примыкавшая к националистическим украинским кругам, и делившая с этими кругами все изменчивости политической судьбы. Примирение — типа обновленческого — с советской властью относится, конечно, уже к более позднему периоду. Липковский пишет, что возникшее движение не могло развиваться при гетмане и в течение гражданской войны (предположительно, когда в Киеве был Деникин). Членам этого движения пришлось, в целях самозащиты, укрываться в братстве свв. Кирилла и Мефодия (по-видимому, чтобы скрыть подлинные цели своего существования) и бежать из Киева в Каменец-Подольск. Там же этой группой лиц был основан Богословский факультет при Украинском университете, закрытый впоследствии большевиками. Патриарх Тихон в письме к митр. Николаю Кесарийскому, местоблюстителю Патриаршего Престола, так характеризует эту первоначальную группу поборников автокефалии: "Агитация эта началась в Киеве и там установила свой центр. Она так же проявилась в Каменец-Подольске, в то время когда там пребывало правительство или директория Украинской республики. Маленькая группа лиц, никогда не бывших в священном сане, порвала и без того слабые связи с православной иерархией. В некоторых местах увлеченные украинцами священнослужители отказались повиноваться епископской власти. Эта маленькая группа схизматиков увлекла за собой в начале шесть священнослужителей, к которым впоследствии примкнули два или три других. Они основали три или четыре украинских прихода в районе Киева и один на Подолии. Тогда, рассчитывая на поддержку украинского правительства, они попытались подчинить себе весь православный народ Украины, занять все церкви и взять на себя управление всего, что касается православной Церкви..."¹⁰. (Датировка этого письма отсутствует, но по всей вероятности оно относится к середине 1921 г.) 

Таким образом, мы можем сказать, что движение автокефалистов зародилось, как небольшая группа светских и духовных лиц, которые сумели использовать политическое положение края в нужном для них смысле. В эту группу входил и будущий украинский "епископат" (Липковский, Шараевский и др.). 

Первым официальным актом, относящимся к автокефалии Украинской церкви, нужно считать закон, изданный директорией и опубликованный 1 января 1919 г. Составители этого закона с церковно-правовой точки зрения руководствовались 17-м правилом Четвертого Вселенского Собора. Согласно этому правилу, церковно-административное разделение следует за государственными образованиями, при условии, что государственная власть является законной. Посему, для авторов закона было несомненно, что, вместе с самостоятельной украинской державой, призвана начать свое существование так же и Автокефальная Украинская Церковь. Закон разбит на семь пунктов. Вот его текст: 

1) Высшая церковно-законодательная, судебная и административная власть на Украине принадлежит Всеукраинскому Церковному Собору, постановления которого нуждаются в подтверждении их государственными законодательными органами в том случае, если они имеют церковно-государственное значение или требуют выдачи денег из государственной казны. 

2) Для управления делами Украинской Автокефальной Православной Церкви создается Украинский Церковный Синод в составе: 2 епископов, 1 протоиерея, 1 священника, 1 диакона, 3 мирян и 1 священника от военного ведомства. До созыва Собора, который выбирает членов Синода и подает (их кандидатуры) на утверждение правительства, члены Церковного Синода назначаются Высшим Республиканским Украинским Правительством. 

3) Ведомству Синода подлежат следующие церковные дела: 1. религиозные; 2. административные; 3. хозяйственные; 4. культурно-просветительные ("освiтнi"); 5. контрольно-ревизионные^11. 

4) На заседаниях Украинского Синода присутствует, назначенный для этого министром, представитель Республиканского Правительства, в обязанность которого входит наблюдение за выполнением законов и постановлений Синода, которые не нарушают интересов Республики. Государственный. Представитель имеет право протеста перед Советом Министров. 

5) Церковная власть Украинской Автокефальной Церкви со всем ее управлением оплачивается средствами Государственного. Казначейства, в соответствии с уложением, дополнительно созданным для этой цели. 

6) Украинской Автокефальная Церковь с ее Синодом и духовной иерархией ни в какой зависимости от Всероссийского Патриарха не состоят. 

7) Украинский Церковный Синод для осуществления своей деятельности, а так же до созыва Церковного. Собора, вырабатывает распоряжения, которые вступают в силу после утверждения их Украинским Республиканским Правительством (см. приложение к книге: Потоцький. Джерела укр. церк. права). 

Основываясь на этих постановлениях правительства, как мы узнаем из того же письма Патриарха Тихона митрополиту Николаю Кесарийскому, приходы, перешедшие к украинцам, отказались повиноваться правящим архиереям. Епископская власть над этими приходами, как в Киеве, так и в Каменец-Подольске, была заменена властью Церковных Советов или Рад. 

Как видно из первой главы, украинский конгресс в начале 1919 г. оказался "покушением с негодными средствами": в то время как "Высокое Правительство" выносило постановления и создавало законы, Киеву уже угрожали большевики, и через несколько дней город был взят. Изданный советским правительством закон об отделении Церкви от государства поражал не только высшую церковную власть, но и деятельность приходских единиц. На основании нового закона все церковное имущество переходило в руки правительства. Группа верующих, желающая пользоваться тем или иным церковным зданием, должна была обращаться, с выработанным уставом, к соответствующим правительственным органам. Тогда этому зарегистрированному обществу (и только ему) разрешалось пользоваться просимой церковью — общество это облагалось налогом, было ответственно за состояние здания и т. д. Это распоряжение входило в общий план борьбы советской власти против Церкви, как попытка расщепить, децентрализировать Церковь, дать повод к различным расколам — ибо ничто кроме совести и церковного сознания больше не связывало приходы с их правящим архиереем¹². Сама высшая церковная власть этим законом изолировалась в некое безвоздушное пространство, ибо самой церкви в привычных формах уже не существовало — были отдельные приходы, формально независимые и ничем друг с другом не связанные. Если это и не было полностью осуществимо, то таков был, во всяком случае, замысел советской власти. Еще во время Великого Поста 1919 г. инициативный комитет украинцев послал делегацию к епископу Черкасскому Назарию¹³, администратору Киевской епархии, с просьбой предоставить украинцам одну из городских церквей с тем, чтобы там были совершены службы Страстной и Светлой седмицы на украинском языке. Епископ Назарий ответил на это, что он не может удовлетворить подобную просьбу т. к. это нарушило бы единство русской Церкви, и что он запрещает священнослужителям участвовать в подобном начинании. Члены комитета в ответ на это указали, что протоиереи Липковский, Тарнавский и Шараевский настаивают на разрешении им служить по-украински. Дело было передано на рассмотрение епископского совета, который отказал украинцам в их прошении, сославшись на постановления собора 1917/18 г. 

Тогда украинский комитет, совместно с вышеназванными священниками, решил воспользоваться новым законом советского правительства. Выработанный устав был представлен в соответствующий отдел Киевского городского совета, с просьбой предоставить украинцам бывший военный собор св. Михаила. (Собор этот был построен гетманом Мазепой и потому особенно дорог украинским националистам.) Церковь им была передана 9-го мая 1919 г. За несколько дней до этого украинская делегация снова отправилась к епископу Назарию и просила благословить совершение богослужений в Михайловском соборе (на украинском языке, конечно). Характерно, что в состав делегации вошли исключительно миряне — духовенство от встречи с епископом Назарием воздержалось. Естественно, что епископ Назарий не мог быть доволен тем, что украинцы, вопреки его запрещению, уже через правительственные инстанции добились получения церкви, но после неотступных просьб, дал свое благословение в следующей форме: "Я очень сожалею, что украинцы, по каким бы то ни было причинам, желают отделиться и создать отдельный приход, но поскольку они получили от советской власти церковь для совершения служб, я принужден дать им мое благословение — но при условии, что все будет служиться по-славянски, что Евангелие будет читаться по-славянски и лишь затем, только перед проповедью, по-украински. Для совершения службы я назначаю протоиереев Липковского, Шараевского и Тарнавского, и диакона Дурдуковского"^14. 

Итак, первая украинская литургия была совершена в Михайловском соборе 9-го мая 1919 г. в день свят. Николая. По описанию Липковского богослужение прошло с большим подъемом и при большом стечении народа. Сам Липковский спешно перевел к этому дню, нарушая распоряжения епископа Назария, Часы, Апостольское и Евангельское чтение, а так же и "Отче наш" на украинский язык. Остальное служилось по-славянски, но "в соответствии с украинским акцентом"^15. 

После этого богослужения группа сторонников Липковского, опять при помощи советских властей, получила церковь св. Андрея в Старом Городе. Видя такой захват церквей украинцами, епископ Назарий представил советским властям протест и просил не выдавать украинцам ключей от церкви до тех пор, пока не будет выяснено, как разделить пользование церковью между русскими и украинцами. Но как в этом деле, так и в вопросе передачи украинцам церкви св. Пророка Илии, советская власть решала спор в пользу украинцев. Очевидно, что дробление Церкви и взаимная вражда приходов были большевикам выгодны. 

В Неделю Всех Святых должна была состояться первая служба в церкви св. Андрея. Приходской совет обратился за благословением к епископу Назарию, но благословения не получил. Невзирая на это, была отслужена всенощная, а к полночи пришло благословение от епископа Назария совершить литургию при условии, что будет дано письменное обещание не произносить по-украински ничего, кроме того, что было разрешено для Михайловского собора. Обещание было дано, но не исполнено (как, впрочем, и в Михайловском соборе) — по-украински пели и читали все, что успели к тому времени перевести. 

Сразу же после этого началась борьба за Софийский собор. Уже при захвате церкви св. Андрея чувствовалось, что следующим объектом украинского захвата будет именно этот древний и знаменитый храм. Украинские историки объясняют это тем, что украинское национальное сознание не могло принять такого неестественного положения, при котором собранные в этом соборе украинские святыни находились в руках "русской клерикальной аристократии"¹⁶. Завязалась ожесточенная борьба. Украинские представители были посланы во все приходы Киева и, по-видимому, не скупились на демагогию. Намеченное епархиальным советом на 25-е июня общее собрание представителей приходов было отложено. Украинцы обвиняли своих противников в подделке выборных бюллетеней и в том, что резолюции приходских собраний были составлены заранее и предлагались делегатам только на подпись, а не на обсуждение. Так или иначе, большевики передали 28-го июля Софийский собор новосозданному украинскому приходу, и на следующий день, в день памяти свв. Первоверховных Апостолов Петра и Павла, в соборе св. Софии была совершена первая литургия, совершенная без епископского благословения. Когда делегация все тех же лиц явилась к епископу Назарию за благословением на совершение богослужения в св. Софии, им в этом было отказано. "Тогда, — пишет Липковский, — мы обошлись без его благословения"¹⁷. 29-ое июня можно считать началом раскола. С этого момента начинается скольжение в пропасть полного церковного беззакония^18. 

Но епископ Назарий не терял надежды образумить отколовшихся и вышедших из его повиновения клириков и мирян. Он предложил Липковскому, Шараевскому и Тарнавскому явиться к нему и дать отчет о своей деятельности. 70 человек прихожан отправились вместе со священнослужителями "в качестве защиты"(?). Епископы Назарий Черкасский, Дмитрий Уманский и Василий Каневский (последний ректор Киевской Духовной Академии, в миру протоиерей Дмитрий Богдашевский) отказались принять такую толпу, и в переговоры не вступили. Через несколько дней встреча все же состоялась. Епископы предъявили Липковскому и его единомышленникам обвинение в неповиновении архиерейской власти, и долго убеждали их в том, что то влияние, которое они имеют на народ, идет Церкви во вред, что они подвергают оскорблениям прежних священнослужителей Софийского собора... Увещание епископов никакого действия на Липковского и его единомышленников не возымели. "Мы разговаривали на разных языках" — признается сам Липковский. Заключительная часть беседы настолько характерна, что мы передаем ее полностью, так, как ее сообщает Липковский. 

"В конце концов Назарий спросил меня: "А сегодня (это была суббота) будете ли вы служить в св. Софии? Если украинцы попросят вас об этом и если я вам это запрещу — кого вы послушаетесь?" Я встал, перекрестился, глядя на святую икону, и сказал: Кого должны мы слушаться — Вас или Бога? Я должен более слушаться Бога, нежели вас! Если прихожане позовут меня, я пойду служить невзирая на ваше запрещение — я перешагну через него. — Что же это? Схизма? — воскликнули епископы. — Да, ответил я, но не мы начали ее. Епископы были подавлены. — Почему вы с такой яростью отдались этому делу? Они решили сообщить об этом Московскому Патриарху и ждать его ответа"^19. 

Такое положение продолжалось до вступления в Киев Деникина. Еще на Успение Липковский и другие совершили богослужение в Софийском соборе. С Деникиным вернулся в Киев и митр. Антоний. Он немедленно запретил в священнослужении всех клириков-украинизаторов и объявил, что Липковский находится под церковным судом. Характерно, что, запретив священнослужителей, виновных в неповиновении епископской власти, митрополит Антоний очень терпимо отнесся к умеренным украинцам. Он даже дал им церковь рядом с Софийским собором (насильственно отнятые украинцами церкви вернулись, конечно, к прежним владельцам), и назначил священника — умеренного украинца. По-видимому, богослужение совершалось частично на украинском языке — вероятно так, как это было разрешено епископом Назарием для Михайловского собора. Липковский спешит охарактеризовать поступок митр. Антония, как "иезуитское заигрывание" с украинцами. 

Сам Липковский спешно покидает Киев и до конца декабря 1919 г. остается в Каменец-Подольске, где развивает, опираясь на "Министерство исповеданий" Петлюры, активную деятельность. Как и в Киеве, он попадает за свою деятельность под запрещение местного епископа Пимена. 

Подводя итоги этому первому периоду украинских церковных выступлений, нельзя не отметить выдержки и терпимости православного епископата и, с другой стороны, беспринципности и демагогии украинцев. Их непоследовательность проявляется на каждом шагу²⁰. После того, как правительство Петлюры официально объявило, явочным порядком, отделение Украинской Церкви от Московской Патриархии, те же украинцы являются к представителю патриарха за благословением и снова порывают с ним, когда он отказывается благословить их деятельность — убедившись, что его благословением злоупотребляют. Беспринципность эта, так же как и безусловное подчинение церковных дел национальному принципу, обнаружится особенно ярко во второй, "иерархический" период существования украинской церковной организации. 

Выдержка православного епископата, его верность своей архиерейской присяге, не может не радовать каждого церковно-мыслящего человека. То, что украинские историки характеризуют, как косность, национальную великодержавность и т. д. представляется нам, напротив, как мудрая церковная политика. Претензии украинцев не были отвергнуты принципиально, а в размерах допустимого удовлетворены. 

Из письма Патриарха Тихона митрополиту Николаю Кесарийскому мы узнаем, что нашелся лишь один православный архиерей, который высказался в защиту украинских притязаний на полную самостоятельность. Это был престарелый архиепископ Владимирский Алексей (Дородницин), который к тому времени уже был на покое. Но перед своей смертью, которая наступила скоро после этого, он раскаялся и умер примиренный с Православной Церковью²¹. Эта твердость православного епископата привела впоследствии к трагическому и неслыханному беззаконию — к "хиротонии" Василия Липковского²² и Нестора Шараевского путем пресвитерского и мирянского рукоположения. 

Дело в том, что сразу же после снятия запрещения украинцы возобновили борьбу за Софийский собор, который и после ухода Деникина оставался в руках его законных владельцев. Не удовлетворяясь той церковью (рядом с Софийским собором), которая была дана украинцам митрополитом Антонием, Рада начала ходатайствовать перед советскими властями о вторичной передаче им св. Софии. Как всегда, советское городское управление эту просьбу удовлетворило, и собор снова перешел к украинцам, которые сохранили его до самого его закрытия большевиками в 1934 г. Тогда, 30-го апреля 1920 г., епископ Назарий произнес запрещение против всех украинских священнослужителей. 

В ответ на это запрещение, 5-го мая состоялось собрание Церковной Рады, которая объявила запрещение епископа Назария недействительным, и снова провозгласила автокефалию украинской церкви и ее полную независимость от Патриарха Московского и его иерархов. Украинская Церковь была объявлена "вдовствующей" (т. е. не имеющей своих архиереев). Рада обратилась к населению со своим первым посланием, которое дошло до нас и не может не поражать своей исключительной демагогией и бесстыдством. Обращение указывает на насущную необходимость перевода богослужебных книг на украинский язык и призывает украинское население материально поддержать как это начинание, так и самую Церковную Раду. Авторы послания не скупятся на саморекламу и на поношение православных иерархов. Епископы в этом послании называются, "служителями тьмы", "фарисеями"; Патриарх Тихон — "представителем старого режима" и сравнивается с "князем века сего"²⁴. Из этого послания мы узнаем также, что православные епископы ведут интриги против "церковной независимости украинской нации", которая призывается "сбросить с себя цепи духовного рабства и церковного порабощения". В общем, послание производит впечатление какого-то революционного декрета, посвященного, странным образом, церковным делам. 

По свидетельству Липковского, послание это произвело громадное впечатление в украинском народе. "Благая весть о нашем церковном расколе (!) распространилась по всем деревням, — пишет он. — Сельсоветы сразу приступили к созданию украинских приходов²⁵, которые обращались к нам (т. е. к Церковной Раде — К. Ф.) для получения устава и священнослужителей. Но у нас не было епископов"²⁶. Выше мы уже говорили о сношениях украинцев с целым рядом иерархов. Мы видели, что архиепископ Полтавский Парфений, принципиально не отвергавший некоторых церковных реформ, решительно отказался следовать за Радой в ее крайних устремлениях. Липковский характеризует архиепископа Парфения, не оправдавшего возлагавшихся на него надежд, как "старорежимного чиновника", но вынужден признать, что "к сожалению, верующие г. Полтавы последовали за архиепископом Парфением", т. е. не присоединились к "автокефалистам". 

Для защиты паствы от влияния автокефалистов епископы Украины, в феврале 1921 г., создали "Епископский Совет Украины"; первым актом "Совета" было лишение сана всех священнослужителей-автокефалистов и отлучение от церкви мирян, имеющих общение с ними. "Епископский Совет Украины" был признан Патриархом Тихоном, и в августе 1921 г. в Киев прибыл экзарх Патриарха — митрополит Михаил (Ермаков), который возглавил "Совет". 

Постановление "Совета" вызвало бурный протест "автокефалистов" — представители приходов Киевского района, собравшиеся в мае 1921 г., вынесли ряд совершенно необычайных по своему содержанию постановлений. Только тупым озлоблением против законных иерархов можно объяснить эти постановления, которые делают их авторов не только бунтовщиками, но и схизматиками. Резолюция собрания (которое называется то "Подготовительным к Собору", то "Комитетом по украинизации Церкви") дошла до нас. Ниже мы сообщаем ее главное содержание. 

Текст резолюции начинается с приветствия властям Украинской ССР, которым выражается благодарность за отделение Церкви от государства, за дарование свободы совести и т. д. Далее выражается надежда, что пожелание народа об украинизации Церкви будет осуществлено как можно скорее²⁷. Всякая связь со "старорежимными церковными учреждениями" обрывается и строго запрещается. Весь Киевский епископат объявляется устраненным от должности, т. к. он "представляет собой власть черносотенного русского царизма". Лишение сана клириков-автокефалистов, произнесенное "Епископским Советом Украины", объявляется недействительным. За богослужением не должно возноситься имя "ни одного иностранца", а лишь местного украинского епископата. 

Особого интереса заслуживают постановления совещания, связанные с законодательством о разводах. Необходимо отметить, что тенденции к ослаблению брачного законодательства для клириков характерны для всякого православного "модернизма" (не говоря уже о том, что в этом был главный "пафос" живоцерковников, вопрос этот живо обсуждался вскоре после первой мировой войны в некоторых кругах балканских православных церквей). 

Развод, согласно постановлениям совещания, подчинялся компетенции Всеукраинской Церковной Рады. Желающий развестись должен был подать соответствующее прошение на имя своего приходского совета. Совет, по рассмотрении прошения, передает его со своим отзывом во Всеукраинскую Церковную Раду, которой и принадлежит окончательное решение. 

Далее мы находим такое постановление: "Состояние в браке не может быть препятствием для достижения любой степени в церковной иерархии, включая и епископат — при условии, что (данное лицо) обладает требуемыми, как моральными, так и интеллектуальными качествами..." 

"Монахи не пользуются никакой привилегией для достижения епископского сана. Вообще, в вопросах брака и развода украинские клирики подчиняются тем же законам, что и все православные христиане"^28. 

Естественно, что это собрание окончательно оборвало связь между православной иерархией и поборниками автокефалии. Неестественность "церкви" лишенной епископов не могла не вызывать беспокойства как совещания, так и Церковной Рады. Липковский пишет, что совещание (оно же — "Комитет по украинизации Церкви") наметило двух вдовых священников Степана Орлика и Павла Погорилку, как кандидатов в архиереи. Началась форменная "погоня за благодатью" — нечто одновременно чудовищное и комичное. Степан Орлик, перед этим побывавший в Тифлисе, привез в Киев известие, что Грузинский Патриарх благожелательно относится к украинцам и может быть согласится хиротонисать епископов для новой украинской церкви. Оба кандидата отправились в Грузию, но добрались только до Харькова. На дальнейшее продвижение они не получили пропуска. Тогда Орлик и Погорилка решили еще раз попытать счастье у архиепископа Парфения, но тот им отказал, заявив: "Ищите другого". Орлик и Погорилка отправились в Симферополь, куда был переведен из Екатеринослава епископ Агапит, ранее украинцам симпатизировавший. Епископа Агапита в Симферополе не оказалось — после того, как Белая Армия эвакуировалась из Крыма, он вернулся в Екатеринослав. Но и в Екатеринославе кандидатов ожидало разочарование — епископ Агапит отказался хиротонисать их²⁹. Тогда Орлик и Погорилка вернулись в Киев, куда прибыли к открытию "Всеукраинского Церковного Собора" 1/14 октября 1921 г.³⁰ 

Все попытки придать движению автокефалистов хоть видимость законности потерпели, таким образом, полную неудачу. Лишенные сана клирики и отлученные от церковного общения миряне собрались на "собор" — кульминационных пункт из беззаконной деятельности и тем самым окончательно укрепили за собой печальную славу отщепенцев и "самосвятов". 

Этим объясняется то, что вопрос о епископате сразу же встал в центре всех интересов. Очень многие делегаты настаивали на том, чтобы этот вопрос был разрешен в первую очередь. Для нас несомненно, что главари автокефалии, созывая собор, сделали некоторые обещания соблюдать каноны Церкви — этим объясняется, по нашему мнению, та настойчивость, с которой "собор" добивался прибытия митр. Михаила. Мы посвящаем отдельную главу рассмотрению и оценке постановлений "собора". Но заранее можно сказать, что вопрос о епископате, несмотря на сопротивление руководителей "собора", очень скоро встал в центре всех интересов. Делегаты разбились на комиссии, состоявшие одни только из мирян, другие только из священников. Вопрос епископата обсуждался более недели и единодушия по этому вопросу достигнуть было очень трудно. На общем заседании обозначились довольно ясно два течения. Часть духовенства (преимущественно представители Полтавской епархии) и мирян требовали законной хиротонии ставленников двумя или тремя епископами — всякое другое решение проблемы епископата было, по их мнению, еретично и неприемлемо. Многочисленная, по словам Липковского, группа делегатов придерживалась другого мнения — они утверждали, что новые условия жизни требуют изменения традиционных форм хиротонии. По их мнению, новые епископы Украинской Церкви должны получить посвящение от "собора", а не от лиц "о которых неизвестно, имеют ли они сами благодать или подвергались только мертвому ритуалу руковозложения во исполнение царского указа или по милости Распутина"^31. 

После долгих прений "собор" решил, что "вариант соборного посвящения" нужно оставить только на тот случай, если иной выход окажется невозможным. К этому "варианту" решено было прибегнуть только после того, как иерархи из "Епископского Совета Украины" снова откажутся хиротонисать для украинской церкви двух епископов. "Если епископы откажутся, — пишет Липковский, — то собор будет иметь свободные руки"^32. 

Решение снова обратиться к законным иерархам кажется нам интересным с двух точек зрения. Во-первых, можно с уверенностью сказать, что "соборная хиротония" была неприятна значительному числу делегатов. Беззаконие было слишком явным даже для тех священников и мирян, головы которых были одурманены новоявленным национализмом, революционностью, народоправством и прочим вздором. Настаивали на этом решении только крайние националисты. Они же и внушили делегатам "собора" снова ходатайствовать о хиротонии. Всем было заранее ясно, что последует отказ, и Липковский даже полупризнает это своей фразой о "свободных руках". Но для успокоения совести нужен был этот коллективный самообман, характерный для общей атмосферы "собора". 

Делегация из пятнадцати человек, которую "собор" выбрал в пленарном заседании, отправилась к экзарху Михаилу. 

"Собор", в их лице, приглашал экзарха не только прибыть на "собор", но одновременно в категорической форме требовал от митрополита хиротонии двух украинских священников во епископов. В том случае, если это требование будет отвергнуто, "собор" предупреждал экзарха, что он добьется постановления епископов таким образом, каким он это будет считать правильным. Несмотря на все предшествующие события и наглый тон делегации, экзарх Михаил на собор прибыл. (Очень вероятно, что главари автокефалистов рассчитывали, что экзарх вообще откажется появиться на "соборе", но просчитались.) Но, когда собравшиеся приветствовали его пением "Достойно есть", он не дал своего благословения и сразу же заявил, что он считает это собрание (Липковский с раздражением отмечает, что митрополит Михаил не сказал "собор") незаконным и антиканоничным, т. к. оно было созвано без его разрешения. На это один из видных украинцев, Чехивский³³, возразил митрополиту Михаилу, что собравшиеся представляют собой собор, и в свою очередь спросил митрополита, кто он такой? И думает ли он и далее разыгрывать из себя властелина, или подчинится требованиям народа? Услышав это, митрополит хотел покинуть собрание, но его задержали и сразу же стали просить его, от имени "собора", посвятить намеченных украинских делегатов во епископы. Митр. Михаил ответил, что он не видит необходимости в хиротониях — епископов достаточно. ("Он хотел навязать нам архиереев-кацапов!" — восклицает по этому поводу Липковский). Чехивский от имени "собора" возразил митрополиту, что украинцы не могут принять его епископов, но требуют посвящения своих кандидатов — "для того, чтобы не получить змеи вместо рыбы". Митр. Михаил пришел в негодование и воскликнул: "Я не змей вам даю в епископы — и я вам назначу архиереем того, кого почту нужным". С этими словами он покинул собрание. Многие священники кинулись к нему и упрашивали его не уходить. Они так же кричали, что митр. Михаил обещал им хиротонисать их кандидатов, если только последние будут соответствовать каноническим требованиям³⁴. Митр. Михаил, уходя, сказал: "Я вам этого никогда не обещал и не мог обещать". 

"Собор" добился того, чего хотел — он "развязал себе руки". "Это была последняя попытка опереться на каноны" — пишет Липковский — "и, если они после этого были откинуты, то отказ от них нужно вменить в вину тем, кто защищал отжившие каноны. Собор находился перед альтернативой — или разойтись, не разрешив вопроса о епископате, или создать епископат соборным актом. Свободная Церковь Украины должна была или умереть, или начать новую и свободную жизнь, собор решил жить"^35. 

Защитником идеи "соборной хиротонии" выступил снова Чехивский. Против такой "хиротонии" высказались священники Соколовский и Филипенко, которые, вскоре после этого, покинули "собор", и присоединились к экзарху Михаилу. 

Мы не знаем точно, кто еще из делегатов покинул "собор", не желая участвовать в очевидном кощунственном беззаконии. Но косвенным образом мы можем убедиться, что "собор" покинуло отнюдь не два вышеназванных священника, а значительно большее число делегатов. Мы уже указывали, что первоначально число членов "собора" определялось Липковским в количестве пятисот человек. Когда же вопрос о "соборной хиротонии" был поставлен на голосование, то выяснилось, что голосовавших было всего 294 человека. Ни о каких ограничениях, в смысле участия делегатов в голосовании, упомянуто не было. Следовательно, мы можем утверждать, что "собор", после разрыва с экзархом Михаилом, сократился почти наполовину. 

Голосование дало искомый результат — из 294 голосовавших высказалось против только три человека и воздержалось семь. Остальные отдали свои голоса в пользу "соборной хиротонии". 

21-го октября был поставлен перед собором вопрос о кандидате на должность "первого архиепископа и митрополита всей Украины". Выбор пал на Василия Липковского, кандидатура которого была принята единогласно, 22-го октября Липковский был наречен в "митрополиты" перед всем "собором". На другой день, в воскресенье 23-го октября 1921 г., состоялась его "хиротония". 

Уже на следующем заседании "собора", в понедельник 24-го октября были избраны еще семнадцать кандидатов в "архиереи" — двенадцать их них были "хиротонисаны" еще до закрытия "собора" — т. е. до 30 октября; пять других — сразу же после закрытия "собора". "Хиротонии" совершались самим Липковским с участием священников. Первым после Липковского был "посвящен" Нестор Шараевский. "Рукоположения" эти не могли не произвести ужасного впечатления на некоторых еще не совсем ослепленных священников и мирян. Липковский вынужден признать, что некоторые священники и миряне порвали с ним еще до закрытия "собора" — среди ушедших было несколько полтавских священников и Павел Погорилка — тот, который вместе со Степаном Орликом еще недавно был назначен кандидатом в архиереи. Не исключено, что его "обошли", не избрав в "архиереи", может быть, он искренне искал формально законной хиротонии и с "самосвятством" примириться не мог. А его спутник по "погоне за благодатью" Степан Орлик стал "епископом Житомирским"^37. 

Липковский с возмущением говорит о той реакции, которую "хиротонии" вызвали в "Епископском Совете Украины". 

"Они не постеснялись распространить свои послания, направленные против нас и содержащие всякого рода обвинения" — пишет он. 

Меры, которые "Епископский Совет Украины" принял против липковщины, сводились к следующим: Липковский и его архиереи были объявлены лжеепископами и прокляты как схизматики, их таинства были объявлены недействительными и кощунственными. Было отдано распоряжение заново освящать Церкви и антиминсы, бывшие в употреблении у самосвятов. Верующим запрещалось посещать собрание липковцев и входить в занимаемые ими церкви. 

Липковский, явно в несоответствии с истиной, заявляет, что лишь небольшая часть духовенства ("малодушные и с рабской психологией") остались верны "Епископскому Совету Украины". 

Их он называет изменниками родного народа и предсказывает, что Бог покарает их в жизни будущей. Он пишет: "Приходы присоединяются к нам сотнями, выгоняют своих прежних попов и требуют священников украинской благодати" (курсив наш. — К. Ф.)^38. 

Присоединение приходов "сотнями" мы не можем не поставить под сомнение — мы видели, как "крошился" сам "собор", теряя постепенно своих участников... 

Для большей наглядности мы разделяем эти постановления на две части — первая включает в себя параграфы, относящиеся к "восстановлению" автокефалии украинской церкви и к ее взаимоотношениям с другими православными церквами. Вторая часть касается намеченного "собором" устройства внутренней жизни новой церковной организации. 

Постановления начинаются с заявления "собора" о желании сохранить неизменной православную христианскую религию, "скрепленную семью вселенскими соборами и принятую нашими предками со времени св. Владимира". 

Но уже следующий параграф невольно вызывает недоумение, т. к. совершенно не вяжется с предыдущим. "Собор" признает, что церковные правила, установленные Вселенскими и Поместными соборами, лучше всего отвечали требованиям церковной жизни того времени, но тем не менее утверждает, что требования современной церковной жизни могут привести, под водительством Святого Духа, к отмене вышеупомянутых постановлений. 

В первую очередь "собор" признает необходимым отменить "епископско-авторитарный" строй церкви, который должен быть заменен таким строем, который опирался бы на авторитет церковных соборов. Мотивируется это тем, что соборы, состоящие исключительно из епископов (история церкви таких соборов не знает, тем более это невозможно утверждать о Всероссийском Поместном Соборе 1917/18 г.) не отвечают действительному духу Православной Церкви и не дают ей возможности развить всю полноту своей жизни. 

Первый отдел постановлений заканчивается утверждением, что соборы, состоящие из представителей всего украинского населения (об участии в них церковной иерархии не говорится), являются не нарушением существующих канонов, а их органическим развитием. Так расценивает себя сам "собор" — созванный Всеукраинской Православной Церковной Радой и представляющий православный украинский народ. "Собор" призван, ведомый Духом Святым, выразить церковные чаяния этого народа и создать высший управительный орган украинской церкви. 

Большой отдел актов "собора" посвящен вопросу взаимоотношений между Украинской Церковью и другими православными поместными церквами. Подчеркивая "историческое, каноническое и моральное право" украинской православной церкви вести независимую от других автокефальных церквей жизнь, "собор" исповедует свое желание "не отрываться от православной интерпретации Христовой веры" и сохранять братское общение с другими поместными церквами. Но уже следующий параграф постановлений не может не вызвать у читателя удивления своей неправославной тональностью. У исследователя не может не возникнуть вопрос: откуда идет это влияние, протестантский характер которого совершенно очевиден? Мы приводим это место полностью: 

"Христианство представляет собой религию бесконечного совершенствования человеческой души в ее неосуществимом желании слиться со своим вечным Первоисточником — Божественным Духом. Христианство требует от всей Церкви вообще и от ее отдельных членов в частности постоянного и безграничного совершенствования ввиду того, что никакая свободная творческая деятельность принципиально не может быть выявлена иначе, как только под влиянием местных особенностей цивилизации, истории и национальностей". 

Значение этих слов не может ослабить дальнейшее завершение, что "универсализм Церкви объединяет различные автокефальные Церкви" и что каждая Церковь должна послать своих выборных представителей в некий орган "Мирового Союза Церквей". 

Нет сомнения, что здесь перед нами предстает неизбежный спутник всякой схизмы — измена церковному вероучению. Индивидуалистическая сотериология, поместная Церковь, как простая федерация приходов, и вся православная Церковь, как федерация поместных церквей — вот к чему сводится богословское "учение" собора. Так национальный провинциализм и нетерпимость калечат природу церкви. Мы могли бы привести еще много доказательств этой нетерпимости, привести все бранные слова и демагогические выпады против законной церковной иерархии, на которые "собор" не поскупился в разбираемом отделе своих постановлений. Но общий дух "возродителей украинской церкви" нам известен, как известны и пролетарские потуги всеобщей уравниловки. Скажем только, что "собор" в своих постановлениях отменяет подчинение украинской церкви (подразумевается, конечно, киевская митрополия) Московскому Патриарху, и отвергает постановления Всероссийского Поместного Собора 1917/18 г., так же, как и все действия патриаршей власти на территории Украины. (Отвергается еще раз "Комитет Переводов", о котором выше была уже речь.) В этой последней части постановления "собора" ничего нового для нас не содержат. Мы можем перейти к рассмотрению внутреннего устройства "украинской церкви", как она намечалась участниками "собора". 

Как уже было указано выше, в основе всей церковной жизни мыслится верующий церковный народ "УАПЦ представляет собой свободное и братское объединение верующего украинского населения". Акт вступления в Церковь мыслится исключительно в порядке личного волеизъявления: "Действительным членом УАПЦ может быть каждый представитель православного населения обоего пола достигший 18-летнего возраста, признающий Автокефальную Украинскую Церковь, ее народное и соборное устройство, отделение церкви от государства и употребление живого украинского языка при совершении богослужений и религиозных обрядов, так же, как и употребление украинских религиозных песен, обычаев и обрядов"^40. 

Приходы представляют собой группу людей, которые объединяются для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей. На общем собрании членов прихода, последние простым большинством голосов решают вопрос о принадлежности данного прихода к УАПЦ и сообщают об этом решении Всеукраинской Православной Церковной Раде. 

Из этих отдельных приходов, путем ступенчатых союзов, создается вся УАПЦ. Отдельные объединения группируются в "Волостные Церковные Союзы", — последние — в "Районные Церковные Союзы". При каждой такой единице существует Рада — решающая текущие дела и, в случае необходимости, обращающаяся к вышестоящей инстанции. Управительными органами УАПЦ "собор" признал: 

1) Всеукраинский Православный Собор 2) Всеукраинскую Православную Церковную Раду (как постоянно действующий орган) 3) Церковные собрания и Рады районов, и приходов. 

Всеукраинский Православный Церковный Собор созывается Всеукраинской Православной Церковной Радой каждые пять лет на праздник Покрова Пресвятой Богородицы и состоит из 1) Епископов УАПЦ, 2) Всех членов Всеукраинской Православной Церковной Рады, 3) Представителей украинских приходов, избранных специальными собраниями районных и городских союзов, 4) Делегатов православных церковных братств и 5) Делегатов, персонально приглашенных Всеукраинской Православной Церковной Радой. Собор представляет собой законодательную, управительную, судебную и контрольную власть для всей украинской церкви. Собору же принадлежит право избрания "митрополита Киевского и всея Украины". 

В промежутках между созывами собора высшим управительным органом УАПЦ признается Всеукраинская Православная Церковная Рада. В ее обязанности входит созыв собора каждые пять лет, утверждение районных церковных рад, утверждение кандидатур лиц, избранных в епископы, создание учебных заведений для подготовки священнослужителей и т. д. 

В качестве постоянных членов во Всеукраинскую Православную Церковную Раду входят: "митрополит Киевский и всея Украины"; "Епископы" УАПЦ, по десять человек от четырех киевских приходов — инициаторов автокефалии и по девять человек от всех других киевских приходов. Другие крупные города как Харьков, Екатеринослав, Житомир, Чернигов и пр. должны быть представлены в Раде одним человеком, районные союзы приходов — тремя. 

Таким образом обеспечивается абсолютное большинство за вожаками автокефалии на "соборе" путем права кооптации неограниченного количества "заслуженных и компетентных лиц", а в Раде путем того большинства, которое образуют представители киевских приходов. Это становится еще более очевидным, если принять во внимание, что Рада в полном составе собирается всего один раз в год — все текущие дела решает Рада в сокращенном составе, на заседаниях которой право голоса имеют все члены Всеукраинской Православной Церковной Рады, находящейся в Киеве в момент заседания. "Митрополит Киевский и всея Украины" рассматривается, согласно постановлению "собора", почетным председателем Рады. 

На этом мы можем закончить рассмотрение тех постановлений "собора", которые относятся к церковному устройству, и перейти к отделам, озаглавленным "Обновление украинской церковной иерархии". 

Уже само начало этого отдела не может быть признано православным. "Предание Иисуса Христа, Сына Божия, а также предание апостольской Церкви, которые сообщают полноту жизни Св. Духа, актуализируются Церковью Христовой. Православная Соборная Украинская Церковь восприняла всю полноту жизни Св. Духа через посредство апостольской Церкви. Непосредственная деятельность Св. Духа во всех таинствах христианской украинской Церкви не может быть ограничена никакими внешними авторитетами"^41. 

Далее следует заявление, что епископы, допускающие зависимость украинской церкви от Московского Патриарха, не могут быть признаны епископами украинской церкви; лишенная в настоящее время епископов Украинская Церковь сиротствует. 

В этой связи становится ясной приведенная нами выше "экклесиология" "собора" — она нужна для того, чтобы утвердить за своим сборищем название "церкви", хотя и "сиротствующей". 

Достаточно вспомнить Послания к смирнянам и филадельфийцам св. Игнатия Богоносца и всю экклесиологию св. Киприана Карфагенского, чтобы ощутить всю чудовищную нелепость "православной церкви" лишенной, вернее, отрекшейся, от епископата. 

Нелепости такого положения не мог, конечно, не ощущать и сам "собор", почему он и поспешил преодолеть это затруднение вышеприведенными рассуждениями. С характерной для всех еретиков и расколоучителей ссылкой на безусловное и как бы автоматическое действие Св. Духа, "собор" развивает доктрину, дающую возможность отказаться от законно поставленной иерархии, если таковой в "церкви" нет — ибо "деятельность Св. Духа не может быть ограничена никаким внешним авторитетом". 

Логически развивая подобное учение, нужно также прийти к отказу от самих таинств — ибо Дух Святой может действовать в мире не только помимо совершителя таинств, но и помимо самого таинства. 

Затем следуют обычные выпады против законного епископата, желающего "эксплуатировать верующее украинское население" и выражается необходимость в "подлинных пастырях", которые будут служить народу, а не властвовать над населением". 

Каким же представляет себе "собор" таких истинных пастырей и какие требования к ним предъявляет? До нас дошла анкета⁴², которую должен был заполнить всякий, желающий быть клириком УАПЦ. После вопросов, общих для всех анкет, мы находим на первом месте вопрос о том, признает ли данное лицо автокефалию украинской церкви и введение живого украинского языка для богослужебного употребления? Исповедания веры от кандидата не требуется — его принадлежность к православной Церкви как бы молчаливо предполагается. Ни происхождение, ни брачное состояние не может быть препятствием для достижения всех иерархических ступеней, включая и епископский сан. 

(Сам Липковский подтверждает это в письме к своим друзьям в Америке, где он пишет, что и он и все другие "епископы" УАПЦ женаты, и что несколько священников и один "епископ" вступили во второй брак уже после рукоположения)^43. 

Подводя итоги, мы можем сказать, что постановления "собора" об "иерархии" УАПЦ содержат совершенно ложное учение о положении епископа в Церкви — учение, чреватое ложными выводами для экклесиологии в целом. Общая тенденция "собора" — принизить роль епископа в Церкви, низвести его исключительно на роль "духовного руководителя" — а всю законодательную и управительную часть церковного аппарата сосредоточить в руках "церковных рад". Характерно, что "митрополит" может посещать приходы в качестве представителя Всеукраинской Православной Церковной Рады, а епархиальные "епископы" — как представители "Районных Советов". (Здесь мы имеем осуществление "пресвитерианских" тенденций живоцерковничества.) Значение пастыря понимается "собором" отвлеченно, спиритуалистически, и в этой связи можно заметить, что "собор" нигде не упоминает о свв. Отцах — он харизматически перепрыгивает с апостольских времен на современность, полностью игнорируя неугодную ему историю Церкви. 

Перейти к следующей части