Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Марк Блок

КОРОЛИ-ЧУДОТВОРЦЫ

К оглавлению

Глава шестая

Закат и смерть обряда возложения рук

§ 1. Как люди утратили веру в королевское чудо

Непосредственным поводом, приведшим к окончательному исчезновению целительного обряда, послужили, сначала в Англии, а затем и во Франции, политические революции, однако эти обстоятельства смогли оказать свое действие только потому, что исподволь, почти незаметно представители обоих народов – по крайней мере, значительная их часть – утратили веру в сверхъестественный характер королевской власти. Не претендуя на то, чтобы описать во всей полноте этот процесс, подспудно совершавшийся в умах, мы лишь укажем несколько причин, способствовавших крушению старого верования.

Исцеления, совершавшиеся королями, стояли в ряду других чудесных исцелений, достоверность которых в течение длительного времени не подвергалась ни малейшему сомнению. Несколько фактов наглядно демонстрируют силу этого умонастроения. Во Франции таким фактом является многолетняя (со времен Генриха II до царствования Генриха IV) слава семейства Байёль, настоящей династии костоправов, в которой от отца к сыну передавалось «тайное умение пособлять при ушибах членов и сухожилий, вправлять на место кости, от сильного падения вывихнутые либо от удара сломанные, и возвращать оным природную их гибкость». Поначалу Байёли применяли наследственный талант в тиши своего родного края Ко, а затем появились при дворе Генриха II, где, удостоившись довольно высоких званий (Жан стал аббатом Жуайенвальским и высшим духовным лицом при особе короля, ведавшим раздачею милостыни, Никола – ординарным шталмейстером и камер-юнкером), продолжали лечить вывихи и пере-

521//522

ломы. Есть основания полагать, что и Никола II, ставший при Людовике XIII президентом парламента (носившим бархатную шляпу с галуном) и суперинтендантом финансов, не изменил семейной традиции. Разумеется, на самом деле своими успехами на медицинской ниве Байёли были обязаны определенным техническим приемам, которые они передавали из поколение в поколение и в которых не было ровно ничего сверхъестественного; однако люди, их окружавшие, явно считали иначе. Не случайно поэт Сцевола де Сент-Март, сочинивший на латыни похвальное слово этим «славнейшим из галлов», сближает «благодать», ниспосланную Господом этому семейству, с «милостью чрезвычайной и сугубо небесной», каковая позволяет христианнейшим королям «единым прикосновением рук» исцелять «недуг тяжкий и неизлечимый, именуемый золотухой»[1]. По мнению большинства современников, обе целительные мощи имели один и тот же сверхъестественный источник; вера тогдашних людей в могущество королей и в могущество знахарей вытекала из одного и того же умонастроения.

Вообще наследственных врачевателей, специализировавшихся на лечении самых разных болезней, существовало множество. Мы уже неоднократно упоминали о том, что в Италии такими врачевателями были «родичи» святого Павла, в Испании – «родичи» святой Екатерины, во Франции – «родичи»

521//522

  святого Роха, святого Мартина, святого Губерта. В XVII веке особенно блистательный успех выпал на долю этих последних. Нам известны многие такие «родичи»: дворяне или выдававшие себя за таковых, – впрочем, разве столь славное происхождение само по себе не заменяет дворянства?  –  или же монахини, бывшие гордостью своих монастырей. Самым знаменитым из «родичей» святого Губерта был Жорж Губерт, происхождение которого «из рода и племени славного святого Губерта Арденнского» удостоверяла королевская грамота от 31 декабря 1649 г., закреплявшая за этим человеком право «лечить простым прикосновением к голове, без применения лекарственных средств, всех, кого покусали бешеные волки или собаки или любые другие животные, бешенством зараженные». «Шевалье де Сен-Губерт», как именовал себя этот целитель, использовал свой талант в течение долгих лет с большой славой и большой выгодой для себя; в 1701 г. он по-прежнему продолжал свою врачебную практику и в печатном объявлении «сообщал свой адрес для тех, кто желает удостоиться его прикосновения»; среди клиентов шевалье (тем более многочисленных, что прикосновению его приписывали также и профилактические свойства) фигурировали Людовик XIII и Людовик XIV, Гастон Орлеанский, принц де Конти, принц де Конде (по всей вероятности, победитель сражения при Рокруа); для всех этих вельмож, страстных любителей псовой охоты, укусы собак представляли собой угрозу более чем реальную. По специальному разрешению, данному архиепископом Жаном Франсуа де Гонди и возобновленному преемниками этого прелата, шевалье де Сен-Губерт, оказавшись в Париже, возлагал руки на больных в капелле приходской церкви святого Евстахия. Более трех десятков епископов и архиепископов выдали Сен-Губерту позволение заниматься врачеванием в их диоцезах. 8 июля 1665 г. Бретонские провинциальные штаты вынесли решение наградить его 400 ливрами. Общественное мнение и на сей раз не преминуло сблизить чудесный талант этого прирожденного целителя с чудотворной мощью, которая официально считалась прерогативой королей. Когда гнусные скептики осмеливались усомниться в результатах врачебной деятельности шевалье или его собратьев, верующие, по свидетельству аббата Ле Брена (который, впрочем, сам

523//524

принадлежал к числу неверующих), ссылались в ответ на пример Государя; если все на свете признают действенность прикосновения королевской руки, говорили они, что же удивительного в том, что «особы, происходящие из определенных родов, излечивают определенные болезни»?[2]

Таким образом, даже в их собственном королевстве Бурбоны были не единственными, кто исцелял золотуху благодаря своему наследственному праву. Не говоря уже о седьмых сыновьях (о которых достаточно говорилось выше), во Франции в XVII веке имелось по меньшей мере одно семейство, где от отца к сыну передавался дар, очень похожий на тот, что составлял гордость королевской династии. Считалось, что старшие сыновья в роде Омон  –  бургундском знатном роде, имевшем также владения и в Берри, – могут возвращать здоровье золотушным, раздавая им облатки. Андре Фавен в своей «Истории Наварры» именует это предание «измышленным»; традиционным апологетам монархии оно внушало отвращение: единственными целителями «королевской болезни» должны были оставаться короли, и эту их привилегию следовало ревниво охранять от посягательств. Однако великое множество самых серьезных авторов упоминают это предание, значит, оно пользовалось некоторой популярностью, по крайней мере в ряде провинций[3].

523//524

В Англии при Карле II один ирландский дворянин, Валентин Грейтрейкс, однажды в результате откровения свыше открыл в себе способность исцелять золотуху. Больные стали стекаться к нему из самых отдаленных уголков земного шара. Городские власти Вустера – примерно в то же самое время, когда Бретонские провинциальные штаты проголосовали за решение наградить шевалье де Сен-Губерта, – устроили в честь ирландского «возлагателя рук» (the Stroker) роскошный банкет. Успех Грейтрекса довершило то обстоятельство, что по поводу его таланта разгорелась целая словесная баталия: противники целителя посвящали ему ученые памфлеты, сторонники – к числу которых, между прочим, принадлежали люди отнюдь не безвестные – отвечали им тем же оружием. Роберт Бойль, член Королевского общества, один из создателей современной химии, во всеуслышание объявил о своей вере в дар Грейтрекса, как, впрочем, и в королевское чудо[4].

Умонастроение людей, веривших в силу возложения рук, весьма ярко выражается в самих сочинениях, посвященных чудотворной мощи королей. Браун, например, несмотря на то, что был врачом и современником Ньютона, предстает до глубины души проникнутым верой в первобытную магию. Например, он пересказывает удивительную историю трактирщика из Винтона, который, заболев золотухой, купил у аптекаря глиняный сосуд с целебной водой; вначале лекарство не действовало, однако затем, получив издали благословение Карла I, к которому солдаты Парламента не позволяли подойти поближе, больной вновь принялся пользовать себя целебной водой и выздоровел; по мере того как раны его затягивались, а чи-

524//525

рьи рассасывались, на стенках сосуда появлялись загадочные наросты, прорывавшие лаковое покрытие; однажды кому-то не в добрый час пришла в голову мысль соскрести их: болезнь тотчас обострилась вновь; больше к сосуду никто не притрагивался, и больной поправился окончательно; другими словами – хотя Браун и не говорит этого со всей определенностью, – чирьи перешли с человека на глиняный сосуд...[5] Поистине, вера в королевское чудо была неотрывна от целой концепции мироздания.

Концепция же эта, вне всякого сомнения, начиная с эпохи Возрождения постепенно утрачивала свою власть над умами, что стало особенно очевидно в XVIII столетии. Здесь не место описывать, каким образом это происходило. Достаточно напомнить тот несомненный факт, что упадок веры в королевское чудо был тесно связан со стараниями людей – во всяком случае, принадлежавших к элите, – изгнать из картины мира всё произвольное и сверхъестественное, а также рассматривать политические установления в рамках понятий сугубо рациональных.

Эта последняя сторона интеллектуальной эволюции оказала на старое верование, судьба которого нас в данном случае интересует, воздействие ничуть не менее гибельное. «Философы», приучив подданных видеть в государях не более чем наследственных представителей Государства, одновременно отучили их искать, а следовательно, и находить в монархах что бы то было чудесное. Правителя, получившего власть от Бога, таинственным образом, естественно молить о чудесах; от чиновника, пусть даже занимающего самый высокий пост и играющего самую важную роль в делах общественных, чудес не ждут.

Имелись и более конкретные обстоятельства, ускорившие крушение веры в возложение рук, которую в течение многих столетий исповедовали подданные обоих королевств. Сказались последствия гражданских и религиозных войн. В Англии, как мы видели, фанатичные протестанты с самого начала, разом и из соображений богословских, и из ненависти к абсолют-

525//526

ной монархии, подвергавшей протестантизм гонениям, относились к возложению рук враждебно. Главное же заключается в том, что когда на обладание чудотворной мощью стали претендовать одновременно и католическая, и протестантская династии, это внесло смятение в души верующих обеих конфессий в обоих королевствах. До начала Реформации подданные короля Франции относились совершенно спокойно к притязаниям английского короля, а англичане – к притязаниям короля французского, однако раскол между церквами положил конец этому спокойствию. По правде говоря, англиканские авторы, как правило, довольно охотно признавали достоверность исцелений, совершенных французскими монархами; они ограничивались тем, что – в полном противоречии с исторической реальностью – утверждали, будто первые короли-целители появились именно в их стране[6]. Католики в основном выказывали куда большую непреклонность. До тех пор, пока английские государи продолжали осенять исцеляемых крестным знамением, их подданные-«паписты», не желая – хотя бы из чувства национальной гордости – оспаривать чудесную прерогативу, которую почитали столько поколений англичан, сохраняли веру в целительный обряд, приписывая его действенность знаку святого креста, пусть даже сотворенному руками еретиков[7]. Яков I лишил их этой последней лазейки. Во Франции же и вообще на континенте католические авторы, не сдерживаемые никакими патриотическими соображениями, заняли почти все без исключения позицию весьма жесткую: они отказались признавать английское чудо[8]. Таких взглядов

526//527

придерживался начиная с 1593 г. испанский иезуит Дельрио, чьи «Разыскания о вещах магических», выдержавшие множество изданий, долгое время считались сочинением весьма авторитетным[9]; ту же точку зрения разделяли французы Дю Лоран и Дю Пера[10]; все эти авторы исходили из того, что возложение рук, совершаемое английскими королями, не имеет никакой силы и все разговоры о дарованной этим королям привилегии – либо обман, либо иллюзия. Таким образом, они признавали, что целый народ способен заблуждаться, – признание чересчур смелое и опасное, ибо аргументы, с помощью которых французские авторы доказывали подлинность чудесного дара, приписываемого Бурбонам, ничем, в сущности, не отличались от тех, с помощью которых публицисты с другого берега Ла-Манша обосновывали притязания Тюдоров и Стюартов; если англичане заблуждались относительно истинного могущества королевской руки, не означало ли это, что от подобного заблуждения не застрахованы и французы? Особенную опасность представляли собою критические замечания, которые высказал в этом споре Дельрио; по всей вероятности, не будучи французом, он ощущал себя гораздо свободнее, чем подданные Бурбонов; не то чтобы он отрицал достоверность чудес, совершенных французской католической династией: религиозное рвение одержало в его душе победу над национальной гордостью, и он открыто признавал эти чудеса за подлинные и несомнительные; однако совершенно очевидно, что страх выдвинуть тезис, который способен хоть немного поколебать престиж наших королей-целителей, владел им отнюдь не так сильно, как подданными этих королей. Пытаясь, не прибегая к понятию «чуда», объяснить славу Елизаветы как чудотворной целительницы, он колеблется между тремя версиями: королева тайно использует пластыри, иначе говоря, идет на грубый обман; королеве помогает дьявол; наконец, королева просто морочит подданных «выдумками», иначе говоря, исцеляет тех, кто на самом деле отнюдь не болен, ибо, за-

527//528

мечает Дельрио, совершенно очевидно, что далеко не все, кого она удостаивает прикосновения своей руки, обретают здоровье[11]. Особенные неприятности сулило монархам-целителям последнее замечание, а главное, тот вывод, на который оно наталкивало. Можно ли допустить, что ни одному из многочисленных читателей «Разысканий о вещах магических» не пришло в голову применить его к королям не английским, но французским?

В 1755 г. шевалье де Жокур опубликовал в «Энциклопедии» статью «Золотуха»; разумеется, Жокур не верил в чудотворную мощь королей, как чужестранных, так и царствовавших в его собственной стране; к середине XVIII столетия «философы» уже окончательно подорвали основания старой веры; и тем не менее Жокур не осмелился открыто подвергнуть сомнению чудотворную мощь французской династии; ограничившись кратким упоминанием этой привилегии французских королей, всю критику и всю иронию он обрушил на королей английских; разумеется, то был всего лишь хитрый ход, призванный помочь выйти из затруднительного положения, не навлекши на себя гнева властей; предполагалось, что читатель без труда поймет: критика относится в равной степени к обеим монархиям. Однако если энциклопедист просто-напросто предпринял обходный маневр, то многие другие рассуждали подобным образом совершенно искренне: усомнившись пона-

528//529

чалу в чужестранном чуде, верить в которое запрещали религиозные убеждения, эти люди постепенно начинали сомневаться и в чуде отечественном.

§ 2. Конец английского обряда

Первой из двух стран старинного обряда лишилась Англия; виной тому стала сложившаяся там политическая обстановка.

Яков II, разумеется, не мог пренебречь самой чудесной из монархических прерогатив. Такой человек, как он, скорее добавил бы что-либо к наследию предков. Несомненно, что некоторые особы из его окружения мечтали о возрождении старого обряда с целительными кольцами; впрочем, то были лишь робкие поползновения, не увенчавшиеся никакими практическими шагами[12]. Зато Яков II регулярно совершал

529//530

возложение рук, и больные стекались к нему, как прежде к его брату, толпами; так, с марта 1685 г. – судя по всему, первого месяца, когда он начал исцеления, – до декабря того же года Яков возложил руки на 4422 человек[13]; 28 и 30 августа 1687 г., за год с небольшим до своего свержения, на клиросе Чесгерского собора он возложил руки соответственно на 350 и 450 человек[14]. В начале царствования король пользовался при совершении этого обряда помощью англиканских священников; однако начиная с 1686 г. он прибегал к их услугам все менее и менее охотно, предпочитая обращаться к священникам католическим. По-видимому, тогда же Яков II заменил обряд, бывший в ходу со времен Якова I, на старинную литургию, происхождение которой связывают с именем Генриха VII; он вновь ввел молитвы на латыни, призывание Девы Марии и святых, крестное знамение[15]. Это возвращение к прошлому способст-

530//531

вовало дискредитации королевского чуда в глазах части протестантов, которые различили в обряде возложения рук ненавистную католическую помпезность[16].

Вильгельм Оранский, возведенный на трон революцией 1688 г., был, как некогда Яков I, воспитан в кальвинистской вере; подобно Якову I, он считал целительный обряд просто-напросто суеверием; держась более непреклонно, чем его предшественник, он наотрез отказался совершать возложение рук и мнения своего не переменял[17]. В чем здесь было дело? в несходстве индивидуальных характеров, в отличии человека слабовольного от человека решительного? разумеется, и в этом тоже, но гораздо важнее оказалось несходство коллективного сознания двух эпох: отказ от совершения обряда, которого общество не пожелало простить Якову I, был, кажется, меньше чем через сто лет принят вполне спокойно. Иные особенно благочестивые люди утешались, пересказывая историю некоего золотушного больного, на которого король, несмотря на весь свой скептицизм, все-таки возложил руку, после чего тот полностью выздоровел[18]. Тори, впрочем, были недовольны. В 1702 г. к власти пришла королева Анна; уже в следую-

531//532

щем году тори добились от нее возвращения к чудотворству. Анна совершала возложение рук, как это делали ее предшественники (впрочем, сильно упростив литургию), и число золотушных, являвшихся к ней за помощью, было, судя по всему, весьма велико[19]. «Оспаривать подлинность сего наследственного чуда, – писал в царствование королевы Анны Джереми Кольер, автор знаменитой «Церковной истории Великобритании», – значит доходить до худших крайностей скептицизма, отрицать показания наших чувств и впадать в неверие, достойное осмеяния»[20]. Настоя-

532//533

щий тори был обязан открыто заявлять о вере в действенность прикосновения королевской руки; именно так не преминул поступить Свифт[21]. В колоде патриотических игральных карт, гравированных в то время, девятка червей была украшена изображением «Ее Величества Королевы, возлагающей руки на золотушных»[22]. Судя по всему, «Ее Величество Королева» в последний раз совершила целительный обряд 27 апреля 1714 г., за три с небольшим месяца до смерти[23], и этот день стал днем, когда старинному обряду пришел конец. Больше никогда английские короли и королевы на английской земле не вешали монету на шею больным.

В самом деле, принцы Ганноверского дома, правившие Великобританией с 1714 г., не предприняли ни единой попытки продолжить чудотворную практику своих предшественников. Еще много лет, вплоть до царствования Георга II, в официальном Prayer-book (молитвеннике) продолжала печататься литургия «исцеления» больных королем[24]; однако после 1714 г. это было не более чем пустым пережитком; старых молитв уже никто не совершал. Чем объяснялось бессилие новой династии? отвращением, которое питали виги, ее главные сторонники и советники, ко всему, что напоминало о прежней династии, поставленной на царство от Бога? нежеланием оскорблять чувства протестантов? Разумеется; однако, судя по всему, решение, принятое ганноверскими принцами, объяснялось отнюдь не только этими соображениями. Несколькими годами раньше Монмут, также исповедовавший самый суровый протестантизм, совершал возложение рук, и никто из его сторонников не предъявлял ему по этому поводу никаких претензий. Отчего же Георг I, посаженный на трон людьми тех же самых взглядов, не попытался стать целителем? Быть может, он предпринял бы такую попытку, не существуй между Монмутом и им глубочайшего различия с точки зрения монархического права в строгом смысле этого слова. Монмут, сын Карла

533//534

II и Люси Уолтер, утверждал, что он рожден королем в законном браке и, следовательно, по крови и сам он – король. Ганноверский же курфюрст, правнук Якова I, возведенный на английский трон волею протестантской партии, не мог выдвигать подобных притязаний, не рискуя быть поднятым на смех. В якобитских кругах рассказывали, что некий дворянин умолял Георга возложить руки на его сына, король же весьма недовольным тоном посоветовал ему отправиться на сей предмет к претенденту из рода Стюартов, который в ту пору жил в изгнании далеко за морем; дворянин, утверждали рассказчики, последовал совету Георга; ребенок выздоровел, а отец его сделался ревностным сторонником свергнутой династии[25]. Возможно, что история эта с первого до последнего слова выдумана якобитами, однако она не лишена своеобразного психологического правдоподобия, которое и обеспечило ей бурный успех; по всей вероятности, она довольно точно выражала умонастроение королей-немцев, волею обстоятельств оказавшихся на английском престоле. Не будучи законными наследниками священного рода, они не считали себя способными на чудотворство, бывшее прерогативой этого рода.

Что же касается Якова II, то он, а затем его сын и в изгнании продолжали заниматься исцелениями. Они совершали возложение рук во Франции, в Авиньоне, а затем в Италии[26].

534//535

Больные приезжали к Стюартам из Англии, а также, по всей вероятности, из стран, граничащих с теми, где в данный момент проживали представители изгнанной династии. Якобитская партия старательно поддерживала старое верование. В 1721 г. один полемист из этой партии выпустил письмо, будто бы сочиненное в Риме «дворянином, дающим отчет о некиих поразительных чудесах, кои совершились недавно в окрестностях сего города». Письмо это развивает – в менее откровенной форме – примерно ту же тему, какая столетием раньше легла в основу псевдопетиции золотушных, требовавших возвращения в Лондон Карла I: «Проснитесь, бритты... вспомните, что сочтут вас недостойными той чудесной мощи, коя вам ведома, и выгод, кои можете вы из нее извлечь, ежели презрите сию мощь или ею пренебрежете»[27]. Должно быть, эта брошюрка имела некоторый успех, ибо в противном лагере сочли необходимым на нее ответить. Взялся за это врач Уильям Бекет. Его «Свободное и беспристрастное разыскание о древности и действенности исцеления больных посредством возложения рук» обличает в авторе человека рационалистичного и рассудительного; написанное в чрезвычайно умеренном тоне, оно принадлежит к числу наиболее здравых сочинений, посвященных старинному монархическому «суеверию». Подобную умеренность соблюдали далеко не все; противники якобитов охотно прибегали в полемике к тяжеловесным насмешкам и  –  до викторианской эпохи было еще далеко – к раблезианским намекам; примером этого стиля служит короткая статья, опубликованная анонимно в 1737 г. в газете вигов «Common Sense» («Здравый смысл»)[28]. Спор вспыхнул с новой силой в 1747 г. В этом году историк Карт рассказал в одном из подстрочных примечаний к своей «Всеобщей истории Англии» о некоем жителе городка Веллс в графстве Сомерсет: в 1716 г. в Авиньоне, сообщил Карт, этого человека излечил от золотухи «старший из прямых потомков королевского рода, члены которого в те-

535//536

чение долгих столетий обладали способностью исцелять сию болезнь прикосновением руки»[29]. Примечание не осталось незамеченным; лондонское Сити отказалось от подписки на книгу несчастного Карта, а газеты вигов в течение нескольких месяцев пестрели письмами протеста[30].

По правде говоря, противники Стюартов в ту пору имели немалые основания для настороженности. Меньше двух лет назад Карл-Эдуард триумфально занял старый королевский замок Холироуд в Эдинбурге. Он именовал себя не королем, но лишь представителем и наследником истинного короля, каким якобиты считали его отца, «Якова III». Любопытно, что, несмотря на это, Карл-Эдуард по меньшей мере однажды, и притом именно в Холироуде, совершил целительный обряд[31]. Мы уже видели, что сходным образом Монмут в 1680 г., претендуя даже не на корону, а всего лишь на признание законности своего рождения, осмелился совершить королевский обряд[32]. Эти отклонения от догматов монархической религии, которых никто бы не стал терпеть в предыдущие столетия, также свидетельствуют о крушении старой веры.

Возвратившись в Италию и став, после смерти своего отца, законным королем, Карл-Эдуард продолжал совершать чудесные исцеления[33]. От него, как от Якова II и от Якова III, остались медали, выбитые в чужих краях для больных, удостоив-

536//537

шихся королевского прикосновения; эти touch-pieces Стюартов в изгнании, как правило, серебряные и лишь в очень редких случаях – золотые; времена были слишком тяжелые для того, чтобы изготовлять монеты из драгоценного металла, какой использовался для этой цели при прежних королях. После смерти Карла-Эдуарда его брат Генри, кардинал Йоркский, унаследовав титул претендента, стал в свой черед совершать целительный обряд; его постоянный гравер Джоаккино Амерани отчеканил для него традиционную медаль; на ней, как того и требовал обычай, изображен архангел Михаил, убивающий дракона, а на обратной стороне латинская надпись: «Генрих IX, король Великобритании, Франции и Ирландии, кардинал, епископ Тускуланский»[34]. «Генрих IX» умер в 1807 г. С ним угас род Стюартов, и тогда же окончательно прекратилось совершение целительного обряда; королевское чудо перестало существовать одновременно с королевским родом.

В 1755 г. Юм писал в своей «Истории Англии»: «совершение этого обряда (возложения рук) впервые прекратилось при ныне царствующей династии (Ганноверском доме), члены которой заметили, что обычай этот более не производит впечатления на толпу, у людей же здравомыслящих вызывает одни лишь усмешки»[35]. В последнем мы охотно согласимся с Юмом, что же касается первой части его утверждения, то здесь философ, поспешивший, подобно всем рационалистам своего времени, поверить в триумф «просвещения», бесспорно заблуждался. Народ еще долгое время не хотел расстаться со старым

537//538

верованием, которому не смог положить конец даже отказ Ганноверской династии от совершения целительного обряда. Разумеется, после свержения Стюартов лишь немногие больные удостаивались непосредственного прикосновения королевской руки; во времена Юма Стюарты, жившие в изгнании, еще сохранили репутацию целителей, однако число англичан, посещавших изгнанников в их отдаленных резиденциях, всегда, по-видимому, оставалось весьма скромным. Гораздо чаще люди, сохранившие веру в королевское чудо, довольствовались суррогатами. Медали, выбитые некогда для раздачи в дни совершения обряда, были изготовлены из прочного металла, и простонародье видело в них могущественные амулеты. Члены церковного совета (churchwardens) Минчинхэмптонского прихода в графстве Глостер еще в 1736 г. продолжали выдавать золотушным, некогда удостоившимся прикосновения королевской руки, новые ленты для их золотых монет[36]. Еще дольше целительную силу приписывали некоторым монетам, отчеканенным изначально лишь в качестве разменных, но обретшим особенный статус благодаря украшавшему их изображению Карла I, короля-мученика: на Шетландских островах эти кроны и полукроны передавались из поколения в поколение до 1838 г., а может быть, и позже[37]. Такого же рода мощь приписывали и некоторым личным реликвиям: например, платку со следами крови кардинала Иоркского, который жители Ирландии еще в 1901 г. считали способным исцелять «королевскую болезнь»[38]. Да что там реликвии! в царствование королевы Виктории в графстве Росс, в Шотландии, крестьяне считали панацеей от всех болезней самые обычные золотые монеты  –  ведь на них был изображен «портрет Королевы»[39]. Разумеется, все хорошо понимали, что эти талисманы,

538//539

как бы высоко их ни ценили, в конечном счете представляли собою лишь опосредованные способы для установления контакта с особами королевской крови и что контакт более прямой оказался бы куда более эффективным. Вот что писала в 1903 г., в заметке о «пережитках прошлого времени, сохранившихся в графстве Росс», мисс Шейла Макдональд: «У нас был старый пастух, страдавший золотухой; он постоянно жаловался на то, что не смог дотронуться рукой до покойной нашей королевы (Виктории). Он был уверен, что если бы ему удалось это сделать, он бы вмиг избавился от своего недуга. "Увы! – говорил он печально. – Вместо этого придется мне как-нибудь на днях отправиться в Локабер к колдуну"» – а именно, к седьмому сыну...[40] Пожалуй, если бы волею обстоятельств на английском престоле не оказалась династия, чья легитимность основывалась не на священной крови, а на выборе нации, народ еще очень долго требовал бы от своих королей исполнения древнего чудотворного обряда. Восшествию на престол в 1714 г. иностранного государя, который не мог похвастать ни богоизбранностью, ни личной популярностью, Великобритания была обязана не только укреплением своей парламентской системы, но и тем, что, отменив старый обряд, в котором так полно выражались древние представления о сакральности королевской власти, она раньше, чем Франция, изгнала из политики веру в сверхъестественное.

§ 3. Конец французского обряда

Во Франции в XVIII столетии короли продолжали совершать целительный обряд с прежней торжественностью. Относительно царствования Людовика XV мы знаем всего одну цифру, и притом приблизительную: 29 октября 1722 г., на следующий день после коронации, в парке реймсского аббатства

539//540

Святого Ремигия к Людовику XV пришли в надежде на исцеление две с лишним тысячи больных[41]. Из чего видно, что популярности у древнего обряда ничуть не убавилось.

Тем не менее именно в царствование Людовика XV, когда престиж монархической власти вообще пострадал самым существенным образом, древней церемонии возложения рук был нанесен весьма чувствительный удар. По крайней мере трижды она не состоялась по вине короля. Старый обычай требовал, чтобы государь приступал к возложению рук, предварительно причастившись; между тем на страстной неделе 1739 г. духовник не допустил Людовика XV, увлеченного только что начавшимся романом с госпожой де Майи, к причастию; по той же причине Людовик XV не причащался на Пасху 1740 г. и на Рождество 1744 г.; все три раза не совершал он и возложения рук. Это вызвало в Париже – во всяком случае, в 1739 г. – большой скандал[42]. Из-за подобных перерывов в чудотворстве, вызванных королевским беспутством, толпа, того и гляди, могла утратить привычку прибегать к услугам королей-чудотворцев. Что же касается людей образованных, они уже почти не скрывали своего скептицизма. Уже в «Персидских письмах» (1721) о «короле-волшебнике» говорит-

540//541

ся в тоне довольно-таки легкомысленном[43]. Сен-Симон, сочинявший свои «Мемуары» между 1739 и 1751 гг., насмехается над несчастной принцессой де Субиз, которая, будучи любовницей Людовика XIV, умерла якобы от золотухи. Анекдот столь же изящен, сколь и ядовит, но, скорее всего, грешит неточностью: возможно, что госпожа де Субиз так и не стала любовницей короля, и уж во всяком случае золотухой она не страдала. По всей вероятности, источником этого клеветнического рассказа послужили те пересуды, которые Сен-Симон слышал в молодости при дворе, однако тон, каким он их сообщает, доказывает, что он  –  вольно или невольно  –  не остался в стороне от новых веяний. Разве не доходит он до того, что пишет о «так называемом, чуде, которое случается после того, как королевская рука прикоснется к больному»[44]? Вольтер не только в письмах, но даже, причем гораздо более открыто, в «Вопросах, связанных с Энциклопедией», пользуется любым удобным случаем, чтобы высмеять претензии королевской династии на чудотворство; он с удовольствием припоминает королям их шумные провалы: если верить ему, Людовик XI не смог вылечить святого Франциска Паулу, а Людовик XIV – одну из своих любовниц (вероятнее всего, г-жу де Субиз), хотя руки он на нее возлагал «весьма часто и охотно». В «Опыте о нравах» Вольтер ставит в пример французским королям Вильгельма Оранского, отказавшегося от этой «прерогативы», и осмеливается написать: «Настанет время, когда разум, к которому французы начинают нынче прислушиваться, отменит этот обычай»[45]. Это пренебрежительное отношение к древнему об-

541//542

ряду особенно неудобно для нас тем, что мешает нам писать его историю. Дело в том, что газеты конца XVIII века, впрочем изобиловавшие придворными новостями, по-видимому, считали ниже своего достоинства рассказывать о столь вульгарной церемонии.

Тем не менее Людовик XVI на следующий день после коронации не преминул исполнить старинный обычай, причем молить его об излечении явились, ни много ни мало, 2400 золотушных[46]. Продолжал ли он, подобно предшественникам, совершать возложение рук в дни больших церковных праздников? Это более чем вероятно, однако документальных подтверждений такого положения дел мне отыскать не удалось. Как бы там ни было, очевидно, что чудо не совершалось больше в той атмосфере безмятежной веры, какая окружала его прежде. Кажется, уже Людовик XV, причем сразу после коронации, слегка изменил традиционную формулу, сопровождавшую целительный жест, – изменил, конечно, не имея в виду ничего дурного и искренне полагая, что хранит верность старинному обычаю; вместо фразы: «Король руки на тебя возлагает, Господь от недуга тебя исцеляет» –  он произнес: «Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит»[47]. Правда, еще в XVII веке некоторые авторы, описывая

542//543

церемонию возложения рук, приводят именно такую формулировку; однако все эти свидетельства очень ненадежны, ибо принадлежат либо путешественникам, излагающим свои воспоминания о том, что они видели много лет назад, либо бумагомарателям без имени и должности. Что же касается авторов, заслуживающих доверия, то все они, а равно и обрядник, составленный в XVII веке, приводят интересующую нас формулу в изъявительном наклонении; Дю Пера даже специально подчеркивает, что повелительное наклонение здесь неуместно. Привнести в формулу оттенок сомнения было суждено нашим последним королям-чудотворцам. Оттенок этот почти незаметен, однако позволительно счесть его появление весьма симптоматичным.

Еще более поучительна история со свидетельствами об исцелении, обнажающая громадную разницу между началом и концом XVIII столетия. Вскоре после коронации Людовика XV маркиз д'Аржансон, в ту пору интендант провинции Эно, обнаружил в своем фискальном округе больного, на которого король во время поездки в Реймс возложил руки, после чего (по прошествии трех месяцев) тот выздоровел. Маркиз тотчас приказал собрать свидетельства, удостоверяющие истинность происшествия, столь лестного для монархической гордости, а собранные бумаги поспешил отправить в Париж; он надеялся таким образом услужить королю, но надежды его не сбылись. Государственный секретарь Ла Врийер «сухо поблагодарил его и заверил, что никто и не думал

543//544

сомневаться в способности наших королей творить подобные чудеса»[48]. Разве, с точки зрения истинно верующих, стремиться доказать догмат не означает хоть на мгновение усомниться в его непогрешимости? Пятьдесят два года спустя положение совершенно переменилось. Некий Реми Ривьер, из прихода Матуг, удостоился в Реймсе прикосновения руки Людовика XVI; он выздоровел. О выздоровлении больного узнал шалонский интендант Руйе д'Орфёй; 17 ноября 1775 г. он отправил в Версаль свидетельство, «подписанное тамошним хирургом, а равно кюре и почтеннейшими из местных жителей»; государственным секретарем, отвечавшим за переписку с Шампанью, был Бертен; 7 декабря он отвечал Руйе д'Орфёю следующим образом: «Я получил, сударь, ваше письмо касательно излечения некоего Реми Ривьера и представил оное письмо королю; если впредь станет вам ведомо о подобных сему исцелениях, благоволите поставить меня о том в известность»[49].

Мы располагаем еще четырьмя свидетельствами, составленными в Шалонском и Суассонском фискальных округах в ноябре и декабре 1775 г.; они касаются четырех детей, которым –  как утверждали очевидцы  – Людовик XVI, возложивший на них руки после коронации, вернул здоровье; мы не знаем наверное, были ли эти свидетельства продемонстрированы министру и королю; однако следует предположить, что, если интендантам стало известно содержание письма Бертена, они решили не таить от властей имеющиеся у них документы[50]. В

544//545

эту пору экспериментальными доказательствами чуда уже не пренебрегали.

Наконец настал момент – по всей вероятности, произошло это в 1789 г., – когда Людовик XVI был вынужден отказаться от применения своего чудесного дара, равно как и от всего, что напоминало о богоизбранности королей. Когда этот король совершил последнее возложение рук? к сожалению, дать точный ответ не в моих силах. Я могу лишь указать исследователям на существование этой любопытной, хотя и мелкой проблемы; разрешив ее, мы узнаем довольно точно, в какой именно момент старые представления о сакральном характере королевской власти перестали удовлетворять общественное мнение[51]. Среди реликвий «короля-мученика», насколько мне известно, ни одна, в отличие от реликвий Карла I Английского, не считалась способной исцелять от королевской болезни. Королевское чудо умерло вместе с верой в монархию.

Тем не менее нам известна еще одна попытка его воскресить. В 1825 г. Карл Х был коронован. Священная и квазисвященническая королевская власть в последний раз попыталась поразить мир пышностью своих церемоний, выглядевших, впрочем, довольно обветшало. «Вот он, священник и король», –  восклицал Виктор Гюго, рисуя в оде «Коронация» освящение нового помазанника Божьего[52]. Следовало ли воскресить так-

545//546

же и обряд возложения рук? Придворные из окружения короля разделились на два лагеря. Барон де Дамас, в ту пору министр иностранных дел, сам свято веривший в могущество королевской руки, запечатлел эти споры в своих «Мемуарах». «Многие литераторы, – пишет он, – которым поручено было изучить этот вопрос, с важным видом утверждали, будто возложение рук на золотушных есть не что иное, как простонародное суеверие, которое ни в коем случае не достойно воскрешения. Все мы были христиане; тем не менее двор согласился с этой идеей, и, невзирая на протесты духовенства, было решено, что исцелять король не будет. Народ, однако же, рассудил иначе...»[53] Упомянутые Дамасом «литераторы» считали, по всей видимости, что имеют право самостоятельно выбирать из наследия прошлых веков то, что необходимо их современникам; они любили средневековье, но приспособленное к новым вкусам, а значит, приукрашенное; они соглашались оживлять лишь те обычаи, которые находили поэтичными, однако отбрасывали все, что, по их мнению, слишком сильно отдавало «готическим» варварством. Позднее один католический историк, убежденный, что нельзя быть традиционалистом только наполовину, высмеял эту жеманность: «Рыцарство считалось восхитительным; священный сосуд казался выдумкой весьма рискованной, что же касается золотухи, о ней никто не желал и слышать»[54]. Немалую роль играла также, как писала по свежим следам газета «Ami de la Religion» («Друг религии»), «боязнь подать безбожникам повод для насмешек»[55]. Тем не менее горстка энтузиастов, во главе которой стояли священник-ультрароялист, кюре семинарии Иностранных миссий аббат Деженетт и сам реймсский архиепископ монсеньор Латиль, непременно желала в этом отношении, как и во всех других, воскресить прошлое. По-видимому, эти энергичные люди со-

546//547

чли необходимым подтолкнуть нерешительного монарха; пренебрегая желаниями обитателей Корбени, которые просили Карла Х возобновить древнюю традицию паломничества в их аббатство, они собрали всех золотушных, каких только смогли разыскать, в самом Реймсе, в богадельне Святого Маркуля[56]. Вполне возможно, что, как указывает барон Дамас, если не весь «народ», то по крайней мере какая-то его часть встретила эти действия весьма одобрительно; по всей вероятности, в душах простецов еще не угасли воспоминания о древних чудесах и энтузиазме, который они некогда пробуждали. Карл Х до последнего момента сопротивлялся уговорам; в один прекрасный день он даже приказал отправить бедняков, собравшихся в ожидании целительного обряда, по домам; затем, однако, король все-таки передумал. 31 мая 1825 г. он отправился в богадельню. После приказа разойтись ряды больных поредели; их осталось всего 120 – 130 человек. Король, «первый врач своего королевства», как называет его тогдашний публицист, возложил на них руки без особой помпы, произнося ставшую традиционной формулу: «Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит»[57]. Позже монахини из богадель-

547//548

ни составили для Карла X, как раньше составляли интенданты для Людовика XVI, несколько свидетельств об исцелении, к которым мы еще вернемся ниже[58]. В конечном счете это возрождение архаического обряда, поднятого на смех философами предыдущего столетия, было признано неуместным представителями почти всех партий, за исключением нескольких фанатичных ультрароялистов. Накануне коронации и, следовательно, до того, как Карл Х принял окончательное решение насчет возложения рук, Шатобриан, если верить его «Замогильным запискам», занес в свой дневник следующие слова: «Руки, способной исцелять золотуху, нынче на свете нет»[59]. После церемонии газеты «Котидьен» и «Белое знамя» отозвались о ней почти так же прохладно, как и «Конститюсьонель». «Когда король, – читаем мы в «Котидьен», – исполняя долг, предписанный древним обычаем, приблизился к этим несчастным, дабы их исцелить, проницательный ум подсказал ему, что, если он и не способен уврачевать раны телесные, то по крайней мере способен смягчить скорби душевные»[60]. Левые насмехались над чудотворцем.

548//549

Сей король, богам послушный,

Всех излечит золотушных,  

– писал – впрочем, довольно плоско – Беранже в «Коронации Карла Простоватого»[61].

Само собой разумеется, что Карл Х не последовал примеру своих предков и ни на одном из больших праздников целительного обряда уже не совершал. 31 марта 1825 г. стало последним днем, когда европейский король возложил руки на чирьи золотушных больных.

Ничто не свидетельствует так неопровержимо об окончательном упадке древней монархической религии, как эта последняя попытка вернуть королевской власти чудотворный ореол, попытка столь робкая и принятая столь прохладно. Во Франции возложение рук на золотушных больных прекратилось позже, чем в Англии, однако у нас, в отличие от наших соседей с другого берега Ла-Манша, вера в этот древний обряд, жившая в сердцах в течение долгих столетий, к этому времени уже почти иссякла и готова была иссякнуть окончательно. Конечно, и после 1825 г. некоторым людям, продолжавшим верить в целительный обряд, случалось возвысить голос в его защиту. В 1865 г. реймсский священник аббат Сер, автор весьма полезного мемуара об истории возложения рук, писал: «Начиная мой труд, я верил в то, что короли Франции способны исцелять золотушных больных, но вера моя в эту королевскую прерогативу была слаба. Я еще не успел закончить мои разыскания, а прерогатива эта сделалась для меня истиной неопровержимой»[62]. Это – одно из последних проявлений веры в возложение рук, веры, впрочем, вполне платонической, поскольку никаких шансов проверить действенность этого обряда у верующих в ту пору уже не имелось. Во Франции дела обстояли совсем не так, как в Соединенном Королев-

549//550

стве, где старинные верования в той или иной форме дожили до конца XIX века; единственным исключением является, пожалуй, королевский знак – геральдические лилии, который, как мы видели, вслед за королями стали обнаруживать на своем теле седьмые сыновья; впрочем, разве хоть один пациент чудесного лекаря («марку» из деревни Воветт или любого другого «марку») задумывался о той связи, которую некогда – и притом весьма смутно – устанавливало народное сознание между целительной мощью седьмых сыновей и привилегией, дарованной королевской руке? Многие наши современники не верят вообще ни в какие чудеса: для них вопрос решен раз и навсегда. Другие не отказались от веры в чудо; однако они больше не думают, что политическая власть и даже королевское происхождение могут даровать человеку сверхъестественную мощь. В этом смысле победа осталась за Григорием VII.

550//551

Книга третья

Критическая интерпретация королевского чуда

551//552

552//553

Глава первая и единственная

§ 1. Первые опыты рационалистической интерпретации

Мы проследили, по крайней мере настолько, насколько позволили имеющиеся в нашем распоряжении тексты, за судьбой королевского чуда на протяжении веков; по ходу нашего исследования мы постарались выявить коллективные представления и индивидуальные амбиции, которые, слившись воедино, создали некий психологический комплекс, позволивший королям Франции и Англии претендовать на обладание чудотворной мощью, а народам – признать за ними эту мощь. Таким образом мы в определенном смысле объяснили происхождение чуда и его долгий успех. Однако объяснение это нельзя назвать исчерпывающим; в истории чудесного дара остается нечто для нас непонятное. Люди, верившие некогда в реальность исцелений, совершенных посредством возложения рук или целительных колец, видели в эти исцелениях экспериментально подтвержденный факт, «истину, ясную как солнце», как выражался Браун[63]. Если вера этих бесчисленных

553//554

страдальцев была всего лишь иллюзией, отчего же она не покинула их под давлением фактов? Говоря иначе, исцеляли короли больных или нет? Если да, то благодаря чему? Если же нет, то отчего в течение стольких веков люди убеждали себя в том, что исцеление все-таки происходило? Разумеется, задаваться этим вопросом не стоило бы, допускай мы возможность вмешательства в земную жизнь сил сверхъестественных; однако, как мы уже говорили, сегодня применительно к тому частному случаю, который нас интересует, это и в голову никому не придет. Между тем совершенно недостаточно просто отбросить старинную интерпретацию, которую отвергает разум; необходимо выдвинуть на ее место интерпретацию новую, которую разум готов был бы принять; дело это тонкое, однако уклониться от него значило бы выказать своеобразную интеллектуальную трусость. Таким образом, стоящая перед нами проблема выходит за рамки истории монархических идей. Нам предстоит разрешить кардинальный вопрос, связанный с психологией чуда в широком смысле слова.

В самом деле, из всех так называемых сверхъестественных явлений исцеления, совершенные королями, – феномен наиболее известный, наиболее удобный для изучения и, если можно так выразиться, наиболее правдоподобный. Ренан любил повторять, что нет на свете такого чуда, которое совершилось бы в присутствии Академии наук; исцеление же золотушных, что ни говори, происходило на глазах у многих медиков, которые все, хотя и в разной степени, были знакомы с научными методами работы. Что же до толпы, то она верила в чудо с исцелением страстно и безоглядно. Итак, мы располагаем множеством самых разнообразных свидетельств об этом чуде. К тому же нет другого явления подобного рода, которое повторялось бы так регулярно в течение почти восьми столетий подряд. «Единственное чудо, кое творили от века религия христиан и короли Франции...» – писал уже в 1610 г. добрый католик и ревностный монархист историограф Пьер Матье[64]. Между тем обстоятельства сложились так удачно, что сегодня

554//555

в чудо это, некогда всеми признанное и повторявшееся с восхитительным постоянством, никто больше не верит; таким образом, анализируя его с помощью современных критических методов, историк не рискует шокировать набожные души: редкостная привилегия, которой непременно следует воспользоваться. Выводы же, к которым мы придем, каждый вправе затем распространить на сходные проблемы, нами здесь не рассмотренные.

Потребность в том, чтобы дать исцелениям, которые народ долгое время приписывал королям, рациональное объяснение, появилась у людей, чьи философские взгляды располагали к отрицанию сверхъестественного, не сегодня. Если такую потребность испытывает сегодняшний историк, то насколько более остро, должно быть, ощущали ее мыслители прошлого, для которых королевское чудо являлось своего рода повседневной реальностью?

Случай с cramp-rings, по правде говоря, никогда не вызывал серьезных споров; по всей видимости, объяснялось это тем, что их перестали изготовлять слишком рано и вольнодумцы нового времени не обратили на них особенного внимания. Тем не менее француз Де л'Анкр, сочиняя в 1622 г. маленький трактат против «колдовских чар», упомянул о целительных кольцах; по всей вероятности, его современники еще не полностью утратили привычку, зафиксированную тринадцатью годами раньше Дю Лораном, собирать такие кольца и использовать в качестве талисмана. Де л'Анкр не отрицает силы этих колец, но отказывается видеть в них что бы то ни было чудесное. Не потому, разумеется, что сознательно исповедовал философию неверия, но потому, что национальная гордость мешала ему признать достоверность чуда, совершенного королем Англии. Он полагал, что эти «целительные перстни» черпают свою силу в некоем секретном и более или менее магическом лекарственном средстве – «лосином копыте» или «пеонийском корне», которые английские короли тайком подмешивают к металлу[65]. Одним словом, по мнению Де л'Анкра,

555//556

пресловутое освящение колец – не что иное как жульничество. Очень скоро мы убедимся, что к подобным доводам сплошь и рядом прибегали также и для объяснения чуда с исцелением золотушных, которое в отличие от медицинских колец очень часто становилось предметом обсуждения.

Как мы уже видели, первыми поставили этот вопрос итальянские «вольнодумцы» XVI века. Затем за дело взялись немецкие богословы-протестанты: Пейцер в конце XVI века, Морхоф и Центграф в XVII столетии; оперировали все они в общем и целом теми же категориями, что и итальянцы; подобно своим предшественникам, они не отрицали вообще какие бы то ни было сверхъестественные явления, но отказывались признавать наличие чудотворных способностей за католическим королем Франции, равно как и за англиканской династией. Возникает впечатление, что загадка исцелений, совершенных королями, сделалась в XVII веке самой популярной темой для тех диссертаций, защита которых в присутствии обширной аудитории время от времени оживляла унылую жизнь немецких университетов; во всяком случае, в основе сочинений Морхофа, Центграфа и, по всей вероятности, Тринкузия (чье творение известно мне, к несчастью, только по названию) лежали диссертации, защищенные таким образом перед академическими собраниями Ростока, Виттенберга, Иены[66]. Нетрудно заметить, что все эти дискуссии разворачивались за пределами тех двух королевств, правители которых слыли чудотворцами. Во Франции и Англии скептики предпочитали хранить молчание. В Англии положение дел изменилось в XVIII веке, когда короли перестали притязать на роль целителей. Я уже упоминал о спорах, которые разгорелись по этому поводу между вигами и якобитами. Споры эти имели отношение отнюдь не только к политике. Знаменитый «Опыт о чуде», опубликованный в 1749 г. Юмом, придал им статус проблемы философической и теологической. Не то чтобы в этом коротком произведении, чрезвычайно глубоком и насыщенном, содержались прямые упоминаниях о пресловутых привилегиях королевской руки; Юм рассуждает как чистый теоретик и не тратит времени на критический анализ фактов. Его мнение

556//557

по поводу возложения рук следует искать в другом произведении – «Истории Англии»; мнение это, как и следовало ожидать и как мы уже видели выше, было всецело скептическим и даже слегка пренебрежительным (люди XVIII столетия относились к «суевериям» свысока). «Опыт», однако, привлек внимание общества к определенной категории проблем; стало модно рассуждать о чудесах, а это оживило интерес к старому монархическому обряду. В 1754 г. англиканский пастор Джон Дуглас опубликовал под названием «Критерий» опровержение Юмова «Опыта», сделанное с позиций сугубо исторических. Этот маленький трактат, полный справедливых и тонких рассуждений, достоин, как бы мы ни относились к венчающим его выводам, занять почетное место в истории критического метода. Дуглас не защищает без разбору все явления, причисляемые обычно к сверхъестественным. Он ставит своей целью – как явствует из подзаголовка его книги – «опровергнуть притязания особ, желающих сравнить чудесное могущество, описанное в Новом Завете, с тем, каким, по слухам, обладали иные люди во времена совсем недавние, а также показать великое и основополагающее различие между сими двумя разновидностями чудес, с точки зрения свидетельствования об оных: сравнение же сие убедит неопровержимо, что первые были истинными, а вторые – ложными». Основная задача Дугласа – отстоять евангельские чудеса, отвергнув какую бы то ни было связь между ними и другими, сравнительно недавними чудесами, в которые люди просвещенные решительно отказываются верить: среди этих лжечудес нынешнего времени фигурируют, наряду с исцелениями, якобы имевшими место на могиле диакона Париса, «исцеления золотухи королями посредством возложения рук». Для человека XVIII столетия то были два самых привычных примера исцелений, слывших чудесными в глазах толпы[67].

557//558

Примечательно, что все названные авторы, от самых ранних итальянских натурфилософов Кальканьини или Помпонацци до Центграфа или Дугласа, занимают по отношению к чудотворной мощи королей одинаковую позицию. По разным причинам все они отказываются признавать за ней сверхъестественное происхождение, однако наличия у королей самой этой мощи они не отрицают; у них не возникает никаких сомнений в том, что короли вполне успешно исцеляют недужных. Позиция эта создавала для занимавших ее мыслителей определенные трудности, ибо заставляла их находить для исцелений, в чьей подлинности они были убеждены, для этих плодов «удивительного стечения обстоятельств»[68], как пишет Пейцер, объяснения естественные или хотя бы кажущиеся таковыми, а на этом пути их подстерегали немалые трудности. Отчего же названные мыслители придерживались подобной точки зрения? разве не удобнее было бы просто признать целительный дар выдумкой легковерной толпы? Однако на подобную дерзость их умы, еще недостаточно критические, способны не были. Общественное мнение в один голос подтверждало, что тысячи золотушных избавились от своего недуга благодаря вмешательству королей. Дабы объявить несуществующим факт, подтвержденный нескончаемым рядом очевидцев (или людей, именующих себя таковыми), потребна смелость, придать и оправдать которую способно только тщательное изучение свидетельских показаний. Между тем психология свидетельствования и в наши дни остается наукой очень молодой и неразработанной. Во времена же Помпонацци и даже Дугласа она вообще находилась в зачаточном состоянии. Как ни парадоксально, в то время самым простым и, быть может, самым разумным было, вслед за простолюдинами, признать факт исцелений, но приискать ему иное объяснение, не-

558//559

жели то, какое предлагала народная фантазия. Сегодня мы уже не сознаем, какие трудности создавала для людей даже относительно эмансипированных невозможность открыто опровергнуть утверждения общепринятые и потому считавшиеся бесспорными. Когда Уиклифу указывали на чудеса, совершенные некими святыми и несовместимые в его глазах с тем богатством, каким эти так называемые святые владели, он, по крайней мере, мог возражать, называя вдохновителями подобных чудес не кого иного, как демонов, которые, как известно, способны подражать деяниям Господним[69]. Сходным образом иезуит Дельрио утверждал, что к исцелениям, совершенным королевой Елизаветой, – если, конечно, они в самом деле имели место, – приложил руку дьявол[70], а французские протестанты, по свидетельству Жозюэ Барбье, порой соглашались считать своего короля прислужником дьявола, лишь бы не признавать за ним способности творить чудеса[71]. Однако даже теологи-реформаты старались не злоупотреблять интерпретациями такого рода[72], натурфилософам же эти интерпретации были бесспорно заказаны.

Первые истолкования феномена возложения рук, данные мыслителями итальянского Возрождения, звучат чрезвычайно своеобразно, а если говорить откровенно, довольно-таки нелепо. Во-первых, нам трудно понять, в чем, собственно, заключался сделанный ими шаг вперед. Дело в том, что за время, отделяющее их эпоху от нашей, все точные и естественные науки изменились до неузнаваемости. Однако следует отдать должное этим нашим предшественникам[73]. Прогресс, как я уже отмечал, состоял в самой попытке проанализировать с по-

559//560

мощью законов природы (пусть даже понятых неточно) явление, которое прежде считалось исключением из правил, нарушением нормального течения событий. Неловкость этих первых, робких шагов – это неловкость ребенка, который только начинает учиться ходить. О неуверенности авторов свидетельствует само разнообразие предложенных ими толкований.

Флорентийский астроном Юнктин, состоявший при герцоге Анжуйском, четвертом сыне Екатерины Медичи, и принадлежавший к Службе раздачи милостыни, пытался, говорят, объяснять исцеления, совершенные королями, неким таинственным влиянием звезд[74]; объяснение это, каким бы странным оно ни казалось нам, было вполне во вкусе той эпохи; впрочем, большого успеха оно не снискало. Кардано называл королей, творивших чудеса, обманщиками: он считал, что они питаются особыми специями, целебная мощь которых сообщается их особе[75]. Кальканьини подозревал королей в другой хитрости; если верить ему, в Болонье Франциска I застали за весьма странным занятием: он смачивал слюной свой большой палец; из этого Кальканьини делает вывод, что целительной мощью Капетинги были обязаны чисто физиологической особенности своего рода – лечебной слюне[76]. Здесь мы видим прооб-

560//561

раз идеи, которая почти неизбежно приходила в голову всем людям того времени, а именно убеждения, что целительная мощь передается вместе с кровью; в ту пору Европу наводняли шарлатаны, утверждавшие, будто они обладают наследственной способностью исцелять те или иные недуги! Как мы упоминали выше, уже итальянский знаток канонического права Фелино Сандеи – он умер в 1503 г., – отказывавшийся, к великому негодованию одного из древнейших апологетов династии Валуа, Жака Боно де Созе, признать за целительной мощью французских монархов чудесную природу, объяснял эту мощь «силой родства»[77]. Самый прославленный из представителей падуанской философской школы, Пьетро Помпонацци, развил эту гипотезу, окончательно освободив ее от какой бы то ни было апелляции к чуду. «Подобно тому, – пишет он, –  как определенная трава, определенный камень, определенное животное... наделены способностью исцелять некую совершенно определенную болезнь... точно так же и определенный че-

561//562

ловек может владеть таковою способностью», что же касается королей Франции, то в данном случае способность эта принадлежит не отдельной личности, а целому роду. Помпонацци обходится с французскими королями весьма неуважительно, приравнивая этих великих государей к «родичам святого Павла», итальянским колдунам, которые, как мы видели, утверждали, будто умеют излечивать от укусов ядовитых змей; философ не ставит под сомнение дар обоих семейств: с его точки зрения, подобная наследственная предрасположенность есть вещь абсолютно естественная, ничем не отличающаяся от фармацевтических свойств минералов или растений[78]. Примерно так же рассуждал и Джулио Чезаре Ванини[79]. Однако этот последний  –  наряду с теорией наследственности, роднящей его с Помпонацци, – выдвинул и другое объяснение, которое мы встретим позже у Бекета и Дугласа[80]. По мнению этих авто-

562//563

ров, исцеления были плодом «воображения»; это не означает, что Бекет и Дуглас считали исцеления воображаемыми, то есть ненастоящими; нет, они полагали, что ум больных, пораженный торжественностью церемонии, величием королевской особы и, прежде всего, надеждой на выздоровление, переживал нервное потрясение, которое само по себе способно было излечить недуг. По этой версии, возложение рук оказывалось чем-то вроде психотерапии, а короли – невольными предшественниками Шарко[81].

563//564

Сегодня никто больше не верит ни в физиологическое воздействие светил, ни в лечебные свойства слюны, ни в способность специй сообщать тем, кто их ест, целительную мощь, ни в передачу этой целительной мощи по наследству. Однако у физиотерапевтического истолкования королевского чуда, пожалуй, имеются сторонники и сегодня; разумеется, рассуждения этих авторов не отличаются таким простодушием, какое выказывали их сторонники прежде, – в наши дни, например, никто не утверждает, подобно Бекету, что возбужденное воображение горячит кровь, и та проникает в закупоренные вены, к воспаленным железам, – сегодня та же мысль подается в обрамлении самых изощренных и с виду правдоподобных неврологических доктрин. Поэтому следует сказать о ней несколько слов.

Разумеется, целительные кольца – особая статья. По отношению к этому проявлению чудотворного дара гипотеза Ванини и Дугласа звучит вполне правдоподобно. Ее можно использовать для объяснения если не всех, то многих исцелений, наступивших после совершения этого обряда. В самом деле, вспомним, от каких болезней, по всеобщему убеждению, излечивали золотые или серебряные кольца, освященные в Великую Пятницу: к числу этих болезней относили эпилепсию, «судороги», иначе говоря любые мышечные спазмы и боли. Разумеется, ни эпилепсия, ни скрывающиеся под весьма неопреде-

564//565

ленным обозначением «болей» ревматизм или подагра не лечатся средствами чисто психиатрическими. Не стоит, однако, забывать, о том, что представляла собою несколько столетий назад медицина, даже ученая, и что представляла собою испокон веков медицина народная. Ни от той, ни от другой не следовало ждать большой точности ни в диагнозах, ни в эпикризах. В те времена, когда английские короли благословляли cramp-rings, словом «эпилепсия» или одним из ее многочисленных синонимов, бесспорно, обозначали самые разные болезни, от собственно эпилепсии и пляски святого Витта до нервных расстройств вроде конвульсий, дрожи, сведения суставов, имевших чисто эмоциальное происхождение либо принадлежавших к числу тех, причину которых современная неврология видит во внушении или самовнушении; нынешние ученые именуют подобные болезни, которые можно вылечить сильным нервным потрясением или влиянием какого-либо талисмана, «суггестивными»[82]. Сходным образом и многие боли, вероятно, имели невропатическую природу и, следовательно, в большой степени зависели от игры «воображения» – в том смысле, какой вкладывали в это слово старинные авторы. Среди обладателей колец, по всей вероятности, находились такие, которые были обязаны полным прекращением или частичным облегчением своих страданий несокрушимой вере в силу королевского амулета. Вернемся, однако, к более древней, более яркой и более известной форме чуда  –  к исцелению золотушных посредством возложения рук.

В XVII столетии авторы, отстаивавшие сверхъестественный характер королевской власти, неоднократно протестовали против теории о том, что золотушные больные, удостоившиеся прикосновения священной королевской руки, были обязаны исцелением исключительно своему воображению. Обычно они

565//566

ссылались в этом случае на малых детей, которые неспособны поддаваться внушению, так как неспособны понять суть происходящего; аргумент довольно весомый: в самом деле, как можем мы отрицать факты исцеления маленьких детей, если принимаем на веру факты исцеления взрослых, о которых располагаем свидетельствами ничуть не более надежными?[83] Однако главная причина, мешающая нам согласиться с психическим объяснением королевского чуда, иная. Лет пятьдесят назад, пожалуй, мало кто стал бы спорить с неврологами и психиатрами, ибо в ту пору сторонники Шарко и его школы охотно приписывали некоторым нервным расстройствами, именуемым «истерическими», способность порождать язвы и опухоли; логично было предположить, что болезни, имеющие подобную природу, и вылечиваются посредством нервного потрясения. Следующим шагом, естественно, становилось допущение, что многие из опухолей и чирьев, до которых дотрагивались короли при совершении обряда, только считались золотушными, а на самом деле были следствиями «истерии». Сегодня, однако, эта теория почти единодушно отвергнута учеными. Более тщательно проведенные исследования показали, что органические явления, источник которых прежде видели в истерии, во всех случаях, доступных систематическому наблюдению, объясняются либо симуляцией, либо заболеваниями, не имеющими никакого отношения к нервам[84]. Остается выяснить, способно ли внушение вылечивать собственно золотуху, то есть туберкулезный аденит и вообще адениты. Не чувствуя себя достаточно компетентным в данной области, я счел своим долгом задать этот вопрос многим врачам и физиологам; отве-

566//567

ты их отличались своей формой, зависевшей от темперамента отвечавших, что же до содержания, то оно оставалось абсолютно одинаковым; лучше всего общую мысль выразил тот из моих собеседников, который сказал: отстаивать подобный тезис значило бы защищать «физиологическую ересь».

§ 2. Почему люди верили в королевское чудо

В конечном счете ни мыслителям эпохи Возрождения, ни их ближайшим преемникам так и не удалось дать королевскому чуду удовлетворительное объяснение. Ошибка их заключалась в том, что они не умели правильно поставить проблему. Они слишком плохо знали историю человеческих обществ, чтобы определить, насколько велика сила коллективных иллюзий; сегодня мы осведомлены об этой удивительной силе куда лучше. Старая история, так мило рассказанная некогда Фонтенелем, повторяется в обществе вновь и вновь. Сущность ее заключается в следующем: у одного мальчика в Силезии вырос во рту золотой зуб; ученые предложили тысячу объяснений этого чуда; наконец кто-то решил заглянуть в чудесную челюсть и обнаружил, что к обычному зубу ловко приделан кусочек золотой фольги. Постараемся же не уподобляться этим горе-докторам: прежде чем пытаться ответить на вопрос, каким образом королям удавалось исцелять больных, зададимся вопросом, в самом ли деле они кого-нибудь исцелили. На этот вопрос мы, присмотревшись к клинической практике чудотворных династий, ответим без труда. «Короли-целители» не были обманщиками; однако точно так же, как у силезского мальчика не было золотого зуба, так же и наши короли сроду никого не вылечили. Итак, истинный вопрос состоит в том, чтобы понять, почему, если короли не возвратили здоровья ни единому человеку, все кругом верили в их чудотворную власть[85]. Здесь нам снова придется обратиться к истории их клинической практики.

567//568

Прежде всего бросается в глаза, что прикосновение королевской руки оказывалось действенным далеко не всегда. Мы знаем множество случаев, когда больные подвергались возложению рук по нескольку раз. При последних Стюартах один священник дважды являлся за исцелением к Карлу II и трижды к Якову II[86]. Браун не считал нужным скрывать: некоторые больные «исцелились только после второго возложения рук, в первый же раз они этой милости не удостоились»[87]. В Англии возникло даже суеверие, согласно которому прикосновение королевской руки считалось по-настоящему действенным, лишь если повторялось дважды; возникнуть такое суеверие могло лишь потому, что первое прикосновение часто оставалось тщетным[88]. Сходным образом в крае Бос в XIX столетии клиенты воветтского «марку», если не чувствовали облегчения после первого сеанса, возвращались к деревенскому лекарю вновь и вновь[89]. Итак, с первого раза успех не был гарантирован ни королям, ни седьмым сыновьям.

Больше того. Конечно, во времена расцвета монархической веры набожные подданные французских и английских королей ни за что бы не согласились с утверждением, что короли эти никогда и никого не вылечили; однако с мыслью, что исцеляются, даже после нескольких возложений рук, далеко не все больные, и французы, и англичане соглашались по большей части вполне охотно. Как справедливо отмечал Дуглас, «никто никогда не утверждал, будто прикосновение королевской руки оказывается благодетельным во всех случаях, когда таковое совершено бывает»[90]. Еще в 1593 г. иезуит Дельрио,

568//569

воспользовавшись признаниями, сделанными на сей счет Тукером, подверг нападкам английское чудо[91]: дело в том, что Дельрио стремился доказать необоснованность притязаний королевы-еретички. Подобные обвинения с легким сердцем высказывали лишь люди, объятые религиозной страстью. Обычно, как свидетельствует пример самого Тукера, а вслед за ним и Брауна, авторы, писавшие о возложении рук, проявляли большую покладистость. Вот что отвечал Жозюэ Барбье своим бывшим единоверцам-протестантам, высказывавшим сомнение в действенности королевского обряда: «Объявляете вы, дабы лишний раз набросить тень на чудесную эту способность, что весьма малое число золотушных от сего обряда исцеление получают... Но пусть даже согласимся мы с вами в том, что людей, от обряда приявших исцеление, меньше тех, каковые остаются больны, из сего нимало не следует, что исцеление первых не есть деяние чудесное и восхищения достойное, подобно исцелению того человека, кто первый входил в купальню Вифезды по возмущении воды ангелом Господним, каковой сходил в купальню раз в год на сей предмет. И хотя не исцеляли апостолы всех больных без исключения, те, кого исцеляли они чудесным образом, от всех болезней избавлялись». Следуют другие примеры из Священного Писания: «Нееман Сириянин» был единственным, кто «очистился» при пророке Елисее, хотя, по слову самого Иисуса, в ту пору «много было прокаженных в Израиле»; из всех мертвых Иисус воскресил только Лазаря; лишь одна кровоточивая жена, прикоснувшись к одежде Спасителя, исцелилась, а «многие другие прикасались также к его одежде без всякой пользы!»[92] Сходным образом в Англии один высокоученый и верноподданный теолог, Джордж Булл, писал: «Говорят, что некие особы, прибегнув к сему превосходному средству, возвращаются домой, от болезни нимало не излечившись... Хотя Господь и даровал нашему королевскому роду целительную мощь, вверил он ему сию мощь не абсолютно и бразды правления оставил в собственной своей деснице, дабы ослаблять сии поводья либо их на-

569//570

тягивать, когда будет на то его воля». В конце концов, и сами апостолы могли пускать в ход полученный от Христа дар облегчать страдания недужных «не всегда, когда им того хотелось, но лишь тогда только, когда угодно было сие их Дарителю»[93]. Мы нынче судим о чуде слишком прямолинейно. Нам кажется, что если уж какой-то человек получил свыше сверхъестественный дар, значит, он может пользоваться этим даром постоянно. Напротив, наши набожные предки, для которых чудеса были делом привычным, смотрели на вещи куда более просто; они не требовали от чудотворцев, будь то короли или святые, покойники или люди здравствующие, постоянной готовности к исполнению чудесной миссии.

Если же больной, на которого чудотворный обряд не произвел искомого действия, оказывался так дурно воспитан, что начинал жаловаться, защитники королевской власти без труда находили, что ему ответить. Они говорили, например, вслед за Брауном в Англии[94] и каноником Реньо во Франции, что ему недостало веры, той веры, которая, как писал Реньо, «от века предрасполагала к чудесным исцелениям»[95]. Или же ссыла-

570//571

лись на неправильно поставленный диагноз. В царствование Карла VIII бедный малый по имени Жан л'Эскар удостоился прикосновения королевской руки в Тулузе, но от болезни не избавился. Излечил его позже святой Франциск Паула, порекомендовавший ему горячее молиться богу и прописавший отвар из неких трав. В процессе канонизации святого Франциска было рассмотрено, среди прочих, и показание Жана; насколько можно понять, он сам признал, что напрасно просил исцеления у короля, ибо страдал не той болезнью, какой нужно[96]. В конце концов, золотуху недаром нарекли королевской болезнью: короли излечивали именно ее.

Итак, действия «королей-целителей», возлагавших на больных свою «священную руку», далеко не всегда оказывались успешны. Досадно, что чаще всего мы не можем установить численное соотношение удач и неудач. Удостоверения, составленные после коронации Людовика XVI, выдавались совершенно наугад, без какого бы то ни было общего плана. После коронации Карла Х была предпринята попытка действовать более упорядочение. Монахини из богадельни святого Маркуля, весьма благонамеренные, однако, пожалуй, чересчур неосторожные, решили проследить за дальнейшей судьбой всех больных, над которыми был совершен обряд. Всего таких было 120 или 130 человек. Из них выздоровело восемь больных, причем насчет троих из этих восьми свидетельства весьма ненадежны. Цифра ничтожно мала: трудно допустить, чтобы пропорция всегда была именно такой. По всей вероятности, ошибка монахинь заключалась в том, что они слишком поторопились. Пять первых случаев исцеления – единственные, которые могут считаться подтвержденными совершенно точно, – были засвидетельствованы через три с половиной месяца после церемонии; после этого, насколько можно судить, сведений уже никто не собирал. Между тем следовало бы вести наблюдения дальше. Продолжай монахини наблюдать за

571//572

больными, над которыми 31 мая 1825 г. был совершен чудотворный обряд, они, по всей вероятности, констатировали бы новые исцеления[97]. Терпение прежде всего: люди тех набожных столетий, когда в обществе повсеместно царила вера, помнили это мудрое правило очень твердо.

В самом деле, не стоит думать, будто больные всегда требовали от королей немедленного исцеления. Никто не ожидал, что язвы зарубцуются, а опухоли рассосутся тотчас после прикосновения чудотворной королевской руки. Мгновенные исцеления совершал, по словам агиографов, Эдуард Исповедник. Из королей, царствовавших в более близкие к нам времена, сходные подвиги приписывали Карлу I: так, рассказывали, что некая девушка, из-за золотухи переставшая видеть левым глазом, тотчас после совершения обряда прозрела – хотя и не до конца[98]. В повседневной жизни, однако, подобной стремительности никто не требовал. Больные были вполне удовлетворены, если облегчение наступало через некоторое – и даже довольно длительное – время спустя после церемонии. Вот почему английский историк Фуллер, относившийся к идее чу-

572//573

дотворной монархии весьма прохладно, считал целительную мощь королей чудом «частичным»: «ибо полное чудо совершается тотчас и вполне, чудо же, о коем ведем мы речь, совершается, как правило, мало-помалу и не вдруг»[99]. Однако Фуллер был по меньшей мере наполовину скептик. Люди истинно верующие выказывали куда меньшую щекотливость. Паломники, побывавшие в Корбени, считали своим долгом сотворить благодарственную молитву святому Маркулю, даже если выздоравливали спустя некоторое время после их «странствования». Золотушные, удостоившиеся прикосновения королев-

573//574

ской руки, считали, что исцеление их имеет чудесную природу, как бы поздно это исцеление ни наступило. При Людовике XV д'Аржансон был уверен, что польстит королю, если доложит властям об исцелении, совершившемся через три месяца после церемонии. Врач королевы Елизаветы, Уильям Клауэс, с восхищением повествует о судьбе больного, который избавился от недуга через пять месяцев после того, как королева коснулась его своей рукой[100]. Выше мы приводили трогательное письмо счастливого отца, англичанина лорда Пулетта, дочь которого удостоилась прикосновения Карла I и, по убеждению отца, от этого выздоровела. «Состояние ее с каждым днем все улучшается», – пишет лорд о своей чудом исцеленной дочери. Значит, драгоценное здоровье в тот момент возвратилось к ней еще не полностью. Если угодно, можно считать, что рано или поздно девочка поправилась окончательно. Однако даже в этом случае очевидно, что благодетельное влияние августейшей руки сказалось, по выражению Фуллера, «мало-помалу и не вдруг». Это сверхъестественное влияние – если оно вообще проявлялось – было, как правило, влиянием замедленного действия.

С другой стороны, нередко результат чудотворного обряда оставался лишь частичным. Судя по всему, больные безропотно принимали полуудачи, а вернее сказать, мнимые удачи. 25 марта 1669 г. два врача из Оре в Бретани, не моргнув глазом, выписали удостоверение об исцелении человеку, который, страдая золотухой, удостоился королевского прикосновения, а затем, для вящей надежности, совершил паломничество в Корбени, вследствие чего все его язвы затянулись – кроме одной[101]. Современный ученый в этом случае констатировал бы: исчезли некоторые проявления болезни, но не сама болезнь; она по-прежнему таится в организме страждущего, готовая нанести ему новые удары. Возможно, что и у тех, кто считался полностью исцеленным, случались рецидивы болезни, и это также никого не удивляло и не возмущало. В 1654 г. одна женщина, по имени Жанна Бюген, удостоилась прикосновения руки Людовика XIV на следующий день после его ко-

574//575

ронации; ей «полегчало»; затем болезнь возобновилась и прошла окончательно лишь после того, как больная совершила паломничество в Корбени. Все это отражено в удостоверении, выписанном деревенским кюре[102]. Разумеется, составлявший эту бумагу священник и не подозревал, что из нее можно сделать выводы, неблагоприятные для монарха. Твердую веру не так легко смутить. Я уже упоминал выше некоего жителя городка Веллс в графстве Сомерсет; человек этот, которого звали Кристоф Лоуэл, в 1716 г. отправился к Претенденту в Авиньон и, говорят, был Претендентом вылечен; исцеление это вызвало огромный восторг в якобитских кругах и положило начало злоключениям историка Карта; между тем мы можем утверждать совершенно точно, что бедняга Лоуэл заболел вновь, отправился, исполненный веры, вторично искать помощи у своего государя и умер в дороге[103]. Наконец, следует учитывать и рецидивы иного рода, которые медицина ушедших столетий была вообще почти неспособна распознать. Мы знаем, что болезнь, которую наши предки именовали золотухой, на самом деле чаще всего представляла собой туберкулезный аденит, то есть одно из проявлений действия бациллы, способной возбуждать и другие инфекционные заболевания; нередко случалось так, что больной избавлялся от аденита, но не излечивался от туберкулеза, который принимал другую, подчас гораздо более тяжелую форму. 27 января 1657 г. – читаем мы в «Краткой истории Общества Иисуса в Португалии», опубликованной в 1726 г. отцом Антонио Франко, – умер в Коимбре «директор школы при кафедральном соборе Мигел Мартин. Отправленный во Францию, дабы, удостоившись прикосновения руки Христианнейшего Короля, избавиться от золотухи,

575//576

возвратился он в Португалию исцеленным, однако скончался от медленно снедавшей его чахотки»[104].

Одним словом, выздоравливала – зачастую не полностью или временно – только часть больных, причем в большинстве случаев выздоровление наступало спустя много дней, а порой и месяцев после совершения обряда. Меж тем вспомним, что, собственно говоря, представляла собою болезнь, которую якобы умели чудесным образом исцелять короли Франции и Англии. В те времена, когда короли выказывали свой чудотворный дар, врачи не располагали ни четкой терминологией, ни надежными методами для установления диагноза. Достаточно познакомиться со старинными трактатами, такими, например, как трактат Ричарда Уайзмена, чтобы убедиться, что золотухой тогдашние врачи зачастую называли великое множество различных заболеваний, в том числе и весьма безобидных; заболевания эти спустя какое-то – порой довольно короткое –  время проходили сами собой[105]. Впрочем, оставим в стороне эту мнимую золотуху и будем рассматривать только золотуху

576//577

подлинную, имеющую туберкулезную природу; ведь среди больных, являвшихся за исцелением к королю, большинство страдало именно ею. Золотуха – болезнь, которую вылечить нелегко; у больных, даже если они кажутся выздоровевшими, часто случаются рецидивы, и порой несчастным до конца жизни так и не удается окончательно справиться с этим недугом. Однако та же самая золотуха – болезнь, которая, временно отступая, легко создает у больных иллюзию полного выздоровления, ибо внешние ее проявления: опухоли, фистулы, нагноения, – часто проходят сами собой, с тем чтобы вскоре появиться вновь на том же либо на другом месте. Если подобное временное выздоровление или (вещь, разумеется, редкая, но не совершенно невозможная) полное избавление от болезни наступало через некоторое время после того, как над больным был совершен целительный обряд, этого оказывалось уже вполне достаточно для оправдания веры в чудотворную власть королей. Набожным подданным французских и английских королей большего, как мы видели, и не требовалось. Вероятно, никому бы в голову не пришло узреть в таком исцелении чудо, если бы люди не были заранее приуготовлены к тому, что от королей следует ожидать чудес. Однако – стоит ли об этом напоминать?  –  именно этого от них все и ожидали. Народное сознание не расставалось с верою в священный характер королевской власти, унаследованной от древнейших времен и подкрепляемой обрядом помазания и всем богатством монархических легенд, которыми очень умело пользовались иные хитроумные политики, впрочем, сами разделявшие всеобщие предрассудки. Между тем не бывает святых, не совершающих чудесных деяний; не бывает священных особ или вещей, не наделенных сверхъестественной мощью; да и вообще, разве в том чудесном мире, в котором существовали – а точнее, думали, что существуют, – наши предки, могло отыскаться хоть одно явление, которое нельзя было бы объяснить причинами, выходящими за рамки естественного порядка вещей? Во Франции при династии Капетингов и в Англии при нормандской династии нашлись государи, которые однажды вздумали – а может быть, им это подсказали их советники? – укрепить свой весьма зыбкий престиж, выступив в роли чудотворцев. Убежденные в том, что их сан и происхождение сооб-

577//578

щают им святость, государи эти, очевидно, считали подобные притязания вполне естественными. Вскоре короли заметили, что страшная болезнь подчас проходит от прикосновения их руки, которую все подданные почти единодушно почитали священной. Как же могли они не обнаружить между этими двумя событиями причинно-следственную связь и не усмотреть в подобном исцелении – подлинном или мнимом – искомое чудо? Вера в чудо возникла потому, что все этого чуда ожидали. Вера в чудо обрела долгую жизнь по этой причине, а также потому, что последующие поколения верили свидетельствам предыдущих, которые, как им представлялось, были основаны на опыте и потому казались неопровержимыми. Что же до случаев, – по всей видимости, весьма многочисленных, – когда августейшим пальцам не удавалось изгнать болезнь, о них очень скоро забывали. Таков счастливый оптимизм набожных душ.

Итак, трудно увидеть в вере в королевское чудо что-либо, кроме плода коллективного заблуждения – впрочем, куда более безобидного, чем все другие заблуждения, которыми так богата история человечества. Английский врач Карр еще при Вильгельме Оранском пришел к заключению, что, как бы мы ни оценивали действенность возложения рук, одно преимущество этого способа лечения неоспоримо: вреда он не приносит[106], чем выгодно отличается от многих других лекарств, которые старинная фармакопея предлагала золотушным. Возможность прибегнуть к этому чудесному врачеванию, повсеместно считавшемуся весьма эффективным, наверняка уберегла иных больных от процедур куда более опасных. В этом смысле мы, пожалуй, вправе сказать, что не один несчастный был обязан государю своим спасением.

578//579

[1] Sammarthanus S. Gallorum doctrina illustrium qui nostra patrumque memoria floruerunt elogia. 1'^ ed. 1598. Я работал с изданием 1633 г.: Scaevolae etAbelii Sammarthanorum... opera latina et gallica. I. P. 155 – 157 (заметка, вне всякого сомнения, была по меньшей мере переработана после смерти Генриха IV). Я цитирую Сцеволу де Сент-Марта в переводе Кольте: Sainte-Marthe S. de. Eloge des hommes illustres. In-40. P., 1644. P. 555 et suiv. Об этом сочинении см.: Натоп Aug. De Scaevolae Sammarthani vita et ladne scripds operibus (these Lettres Paris). 1901. Генеалогию Байёлей см. в кн.: Blanchard F. Les presidents a mortier du Parlement de Paris. Folio. 1647. P. 399; Anselrne, pere. Histoire genealogique de la maison royale de France. Folio. 1712. Т. II. P. 1534. Ни Бланшар, ни отец Ансельм, ни отец Пьер Лемуан (Le Maine P., pere. Epistre panegyrique a Mgr. Ie president de Bailleui, a la suite de: Le Ministre sans reproche. In-4". 1645) ни словом не упоминают о целительном даре Байёлей. Я допускаю, что Никола II –  которому Сент-Март совершенно определенно приписывает наследственный дар  –  позже прекратил врачебную деятельность.

[2] О родственниках святых вообще см. выше, примеч. 295 и с. 420. О родственниках святого Губерта и особенно о Жорже Губерте см.: Gaidoz H. La rage et St. Hubert. P. 112 – 119; здесь же читатель найдет библиографию вопроса. Сведения о печатном объявлении 1701 г. и о сопоставлении Сен-Губерта с королями-целителями я почерпнул из кн.: Le Brun. Histoire critique des pratiques supersdtueuses. Т. II. P. 105, 112. Тиффо (Tiffaud. Lexercice illegal de la medecine dans le Bas-Poitou. 1899. P. 18) пишет также о существовании потомков святого Mapкуля.

[3] Du Lawens. De miriabili. P. 21; Favyn. P. 1058; Du Peyrat. Histoire ecclesiastique de la Cour. P. 794; Traite curieux de la guerison des ecrouelles par 1'attouchement des septennaires. P. 13,21; Thiers. Traite des superstitions. P. 443. Авторы эти зачастую поправляют один другого (см., напр.: Du Peyrat. Loc. cit.), из чего следует, что они не просто переписывали произведения, сочиненные предшественниками. Чудотворную силу этого рода связывали с мощами волхвов, которые при Фридрихе Барбароссе были перенесены из Милана в Кельн и по дороге в течение какого-то времени находились в Омоне, а также со святым источником, почитаемым в тех местах; здесь заметна некая контаминация верований, сходная с той, какая привела к превращению святого Маркуля в патрона королевского чуда. В работе: Маигег К. Die bestimmten Familien zugeschriebene besondere Heilkraft// Zeitschrift des Vereins fur Volkshunde. 1896. S. 443, – исследовано несколько семейств, в которых от отца к сыну передавался целительный дар, однако взяты эти примеры из истории Сицилии (см.: Ibid. Р. 337) и из скандинавских легенд. Тьер (Thiers. Loc. at, P. 449) указывает, что члены «рода Куганс в окрестностях Вандома» одним прикосновением умеют «излечивать детей от вздутия живота».

[4] Необходимые сведения и библиографию см. в: Dictionary of National Biography; см. также: Crawfwd. King's Evil. P. 143; Farquhar. III. P. 102.

[5] Adenochoiradelogia. P. 133 ff. (с приложением письма к Брауну, в котором ректор Винчестерского колледжа подтверждает правдивость рассказанной истории).

[6] Tooker. Charisma. P. 83; Browne. Adenochaiderologia. P. 63; ср. выше, с. 111.

[7] Так интерпретировал исцеления, совершенные Елизаветой, Ричард Смит (см.: Smitheus (Smith Д.). Florum historiae ecclesiasticae gends Anglorum libri seplem. Folio. Paris, 1654. L. III. Cap. 19. Secdo IV. P. 230), ссылающийся также на влияние святого Эдуарда Исповедника; королева исцеляла «non virtute propria... sed virtute signi Crucis et ad testandam pietatem S. Edwardi, cui succebat in Throno Angliae» <не собственной своею силою... но силою крестного знамения и во свидетельство благодатных даров святого Эдуарда, от коего унаследовала трон английский.  – лат.).

[8] Исключение составляет Де Л'Анкр (De L’Ancre. Lincredulite et mescreance du sordlege. 1622. P. 165); он признает исцеления, совершенные Яковом I, однако полагает, что король этот – вероятно, втайне –  «чертил рукою крест».

[9] Disquisidonum. Ed. 1606. p. 60 sq.

[10] Du Laurens. De mirabili. P. 19; Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque de la Cour.P.796 – 801.

[11] Loc. cit. P. 64: «sed ea cogimur dicere, vel ficdda, si non vere aegri: vel fieri physica aliqua vi emplastrorum, aut aliorum adhibitorum: vel ex pact tacito vel expresso cum daemone». Замечание о том, что не все, кто подвергается возложению рук, исцеляются от болезни, см.: Loc. cit. Р. 61; см. также наст изд., с. 568 – 569. Первое издание «Disquisidonum» (1593) вышло в том же году, когда произошло обращение Генриха IV; в ту пору Францию затруднительно было воспринимать как державу, управляемую католическими королями; не ссылался ли Дельрио в своем рассуждении насчет исцеления золотухи на это обстоятельство? Этого я не знаю, поскольку самое раннее издание, которое мне довелось увидеть, вышло в 1606 г.; в нем имеется (Р. 65) лишь чрезвычайно осторожная формула, воспроизведенная во всех последующих изданиях: «De Franciae regibus; quorum adhuc nullus apertfe haeresim professus fuit» (О королях Франции, из коих до сего времени ни один открыто не исповедовал ереси.  – лат.).

[12] В библиотеке «Surgeon General» (главного хирурга. – англ.) американской армии в Вашингтоне хранится – в собрании документов, связанных с лечением золотухи посредством возложения рук,  –  восьмистраничная брошюрка ин-октаво под названием «The ceremonies of blessing Cramp-Rings on Good Friday, used by the Catholick Kings of England (Обряд благословения колец от судорог в Добрую Пятницу, совершаемый английскими королями-католиками. – англ.). Копией этого сочинения я обязан любезности подполковника Ф. Г. Гаррисона, сославшегося на него в своей статье (Garrison F. H. A relic of die King's Evil); тот же текст воспроизведен: 1) в изд.: The literary magazine. 1792, – по рукописи; 2) в кн.: Maskell W. Monumenta ritualia. 2е ed. Т. III. P. 391; автор этой книги пользовался рукописью 1694 г., приплетенной к экземпляру книги «Ceremonies for die Healing of diem that be Diseased widi die King's Evil, used on die Time of King Henry VII», напечатанной в 1686 г. по приказу короля (ср.: Simson S. On die forms of prayer. P. 289); 3) в ст.: Crawfurd. Cramp-rings. P. 184, – вероятно, по книге Маскелла. Текст этот представляет собою точный перевод старинной литургии, той самой, которая известна нам из миссала Марии Тюдор. Брошюра, хранящаяся в Вашингтоне, датирована 1694 г.; значит, она была напечатана после свержения Якова II (1688). Однако в заметке, опубликованной в: Notes and Queries. 6th series. 1883. Т. VIII. P. 327, об этой брошюре говорится, что в ней следует видеть не что иное как перепечатку, первое же издание, по-видимому, вышло в 1686 г. Это тот самый год, когда королевский типограф напечатал по высочайшему приказу старинную литургию золотушных (см. выше, примеч. 667) и когда, с другой стороны, сделались особенно явственны стремления Якова II освободиться в том, что касается возложения рук, от услуг англиканского духовенства. В якобитских кругах, судя по некоторым данным, ходили слухи, что последние Стюарты благословляли кольца; см. о Якове III (Претенденте) письмо – впрочем, отрицающее этот факт, – секретаря этого принца, приведенное в: Farquhar. IV. Р. 169.

[13] Согласно свидетельствам о выдаче медалей, хранящимся в Record ffice; см. ниже, Приложение I, с. 596–597.

[14] The Diary of Dr Thomas Cartwright, bishop of Chester (Camden Society. 1843. Т. XXII). P. 74–75.

[15] Все данные о позиции Якова II тщательно собраны и проанализированы в работе: Farquhar. Royal Charities. III. P. 103 ff. По правде говоря, мы не знаем точно, какую литургию совершали при Якове II. Мы знаем только, что в 1686 г. королевский типограф напечатал по высочайшему повелению старинную католическую литургию, приписывавшуюся Генриху VII, причем выпустил ее в двух разных видах: в один том вошел латинский текст (см. выше, примеч. 667), в другой – английский перевод (см.: Craufurd. King's Evil. P. 132). С другой стороны, в конфиденциальном письме епископа Карлайлского от 3 июня 1686 г. (Ed. Magrath. The Flemings in Oxford. II // Oxford Historical Soceity's Publications. 1913. Т. LXII. P. 159) говорится: «Last week, his Majesty dismissed his Protestant Chaplains at Windsor from attending ar ye Ceremony of Healing which was performed by his Romish Priests: ye service in Latin as in Henry 7th time» (На прошлой неделе в Виндзоре его величество удалил своих протестантских капелланов с церемонии возложения рук, каковое совершено было его римскими священниками; служба шла на латыни, так же, как шла она при Генрихе VII. – англ.}, – что, кажется, позволяет решить этот вопрос раз и навсегда. О скандале, который вызывали «папистские» формы службы, см.: Green. On the cure by Touch. P. 90 – 91 (здесь собраны свидетельства о возложении рук, совершенном в 1687 г. в Бате).

[16] В 1726 г. сэр Ричард Блекмор (Blackmore R. Discourses on the Gout Preface. P. Ixviij) совершенно недвусмысленно причисляет «суеверие», именуемое возложением рук, к папистским обманам.

[17] Gazette de France. 28 avril 1689. P. 188: «Из Лондона 23 апреля 1689 г. 7 числа сего месяца принц Оранский обедал у милорда Ньюпорта. В этот день должен он был по заведенному обычаю совершить обряд возложения рук и, также в согласии с обычаем, омыть ноги нескольким беднякам. Однако объявил он, что почитает сии церемонии не чуждыми суеверий, и от исполнения их воздержался, приказав лишь, чтобы милостыня беднякам роздана была, как в прежние годы». Ср. также: Blackmore R. Discourses on the Gout.. Preface. P. Ix; Rapin Thoyras. Histoire d'Angleterre. Livre V (глава об Эдуарде Исповеднике). Ed. de La Haye. In-4". 1724. Т. I. P. 446; Macavlay. The history of England. Chap. XIV. Ed. Tauchnitz. T. I. P. 145 – 146; Farquhar. Royal Charities. III. P. 118 ff.

[18] Macaulay. Loc. cit.

[19] Oldmixon. The history of England during the reigns of King William and Queen Mary, Queen Anne, King George I. Folio. London, 1735. P. 301 (писано в духе вигов). Возложение рук вновь начало совершаться самое позднее в марте или апреле 1703 г. (Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 143). Широко известно, что доктор Джонсон в детстве удостоился прикосновения руки королевы Анны (Boswell. Life ofJohnson. Ed. Ingpen. In-40. London, 1907. Т. I. P. 12; ср.: Farquhar. IV. P. 145, n. 1). В царствование Анны обряд стал совершаться по-новому; литургия стала короче, а церемониал – проще; теперь больные подходили к государыне лишь по одному разу; каждый получал золотую монету сразу после того, как королева дотрагивалась до него рукой; см.: Crawfurd. King's Evil. P. 146 (здесь опубликован текст службы); Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 152. В лондонском Музее истории медицины хранится магнит, который некогда принадлежал семье казначея королевы Анны Джона Рупера и, кажется, помогал этой государыне совершать возложение рук; дабы избежать непосредственного контакта с больными, она, как гласит предание, прикасалась к чирьям не рукой, а магнитом. Ср.: Farquhar. IV. Р. 149 ff. (с фотографией); ценными сведениями на сей счет я обязан любезности г-на Томсона, хранителя музея. Впрочем, судить о достоверности этого предания трудно. О перстне с рубином, который носил Генрих VIII в дни совершения обряда, – вероятно, дабы предохранить себя от заразы, –  см.: Farquhar. Р. 148.

[20] An ecclesiastical history of Great Britain. Ed. Barnham. I. London, 1840. P. 532 (первое изд. –  1708): «King Edward the Confessor was the first that cured this distemper, and from him it has descended as an hereditary miracle upon all his successors. To dispute the matter of fact is to go to the excesses of scepticism, to deny our senses, and be incredulous even to ridiculousness» (Король Эдуард Исповедник был первым, кто стал исцелять сие расстройство, и от него сие чудесное свойство передалось по наследству всем его потомкам. Оспаривать подлинность сего наследственного чуда значит доходить до худших крайностей скептицизма, отрицать показания наших чувств и впадать в неверие, достойное насмешки.  – англ.).

[21] Journal to Stella. Ed. F. Ryland. P. 172 (письмо XXII, 28 апреля l7l 1 г.).

[22] См. ниже, Приложение II, № 17.

[23] Green. On the cure by touch. P. 95.

[24]В изданиях на английском языке до 1732 г.; в изданиях на латыни до 1759 г., см.: Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 153 ff. (разыскания мисс Фэркуор делают излишним обращение к предшествующим работам).

[25]Chambers R. History of the rebellion in Scotland in 1745 – 1746. Ed. de 1828. In-16. Edimbourg. T. I. P. 183. Рассказывали также, что Георг I, уступив мольбам некоей дамы, согласился не удостоить ее своего прикосновения, но позволить ей прикоснуться к нему; однако выздоровела ли больная, мы не знаем (Craufurd. P. 150).

[26] Яков II в Париже и Сен-Жермене: Voltaire. Siecle de Louis XIV. Chap. XV. Ed. Gamier. T. XIV. P. 300; Questions sur 1'Encyclopedie. Art. «Ecrouelles». Ibid. T. XVIII. P. 469 (в «Dictionnaire philosophique»). Яков III в Париже: Farquhar. Royal Charities. IV. P. 161 (?); в Авиньонесм. ниже, примеч. 861); в Луккских банях: Farquhar. Р. 170; в Риме – см. следующее примечание. О нумизматической истории вопроса см.: Farquhar. Р. 161 ff. Существовали легенды о том, что Яков II, подобно святым, творил чудеса после смерти; однако в списке этих чудес случаи исцеления золотухи не фигурируют (см.: Bosq de Beaumont G. du, Bemos M. La Cour des Stuarts a Saint-Germain en Laye. 2е ed. In-12. 1912. P. 329 et suiv.); ср. также: Farquhar. Royal Charities. III. P. 115, п. 1.

[27] «For shame, Britons, awake, and let not an universal Lethargy seize you; but consider that you ought to be accounted unworthy the knowledge and Benefits you may receive by this extraordinary Power, if it be despised or neglected» (p. 6). Полное название брошюры см. в разделе «Библиография» (III,§ 2).

[28] Воспроизведено в: Gentleman's Magazine. 1737. Т. 7. Р. 495.

[29] A general history of England. L. IV, § III. P. 291, n. 4: «the eldest lineal descendant of a race of kings, who had indeed, for a long succession of ages, cured that distemper by the royal touch». Об Авиньоне как месте, где Стюарты совершали возложение рук, см.: Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 167.

[30] Gentleman's Magazine. 1748. Т. 18. Р. 13 ff. (The Gentleman's Magazine Library. T. III. P. 165 ff.); ср.: Farquhar. Royal Charities. IV. P. 167, n. 1.

[31] Chambers R. History of the rebellion in Scotland in 1745 – 1746. Ed. 1828. Т. I. P. 184. Яков II уже совершал возложение рук в Шотладии в 1716г.: Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 166.

[32] Больше того, по некоторым сведениям, возложение рук совершала даже его сестра Мария (не признанная Карлом II); см.: Crawfurd. P. 138.

[33] О возложениях рук, совершенных Карлом-Эдуардом во Флоренции, Пизе иАльбано в 1770 и 1786 гг., см.: Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 174. Нумизматическая история возложения рук, совершавшегося Стюартами в изгнании, изучена мисс Фэркуор с обычной для этой исследовательницы тщательностью в: Farquhar. Royal Charities. IV. Р. 161 ff.

[34] Farquhar. IV. Р. 177 (репродукция). Судя по всему, во время революционных войн «Генрих IX» дошел до того, что вынужден был чеканить монету из посеребренной меди или олова: Farquhar. Loc. cit. P. 180.

[35] Гл. Ill (Ed. 1792. P. 179): «... the practice was first dropped by the present royal family, who observed, that it could no longer give amazement t the populace, and was attented with ridicule in the eyes of all men of understanding». Вольтер писал в «Вопросах, связанных с Энциклопедией» (статья «Золотуха»; Ed. Gamier. Т. XVIII. Р. 470): «Английскому королю Якову II, препровожденному из Рочестера в Уайтхолл (12 декабря 1688 г., когда он предпринял первую попытку спастись бегством), дозволили совершать некоторые королевские деяния, как то возложение рук на золотушных; больные, однако, не явились». Анекдот этот малоправдоподобен и является, скорее всего, самой настоящей клеветой.

[36] Archaeologia. XXXV. Р. 452, п. а. О людях, носивших на шее монеты в царствование Георга I, см.: Farquhar. IV. Р. 159.

[37] Pettigrew. On superstitions. P. 153 – 154. Во Франции в качестве талисманов иногда использовались монеты Людовика Святого, в которых нарочно проделывали отверстие, чтобы носить их на шее или на руке; см.: Le Blanc. Traite historique des monnoyes. In-40. Amsterdam, 1692. P. 176.

[38] Farquhar. IV. P. 180 (а также устное сообщение мисс Фэркуор).

[39] Macdonald Sh. Old-world survivals in Ross-Shire // The Folk-Lore. 1903. T. XIV. P. 372.

[40] Loc. cit. P. 372: «An old shepherd of ours who suffered from scrofula, r king's evil, often bewailed his inability to ger within touching distance of Her late Gracious Majesty. He was convinced that by so doing his infirmity would at once be cured. «Ah! no,  –  he would say mournfully,  –  I must just be content to try and get to Lochaber instead some day, and get the leighiche (helaer) there to cure me».

[41] Отчет о коронации, напечатанный в «Газет де Франс» (Arch. Nat. К 1714. №20).

[42] О Пасхе 1739 г. см.: Luynes. Memoires. Ed. L. Dussieux et Soulie. 1860. Т. II. P. 391; Barbier. Journal. Ed. de la Soc. de 1'Hist. de France. T. II. P. 224 («произвело сие большой скандал в Версале и наделало много шуму в Париже»; Барбье, впрочем, замечает, что «у нас достаточно хорошие отношения с папой для того, чтобы старший сын церкви мог быть освобожден от причастия, не будучи обвинен в святотатстве и не испытывая по сему поводу никаких угрызений совести»); Argenson, marquis de. Journal et Memoires. Ed. E.J. B. Rathery (Soc. de 1'Hist de France). T. II. P. 126. 0 Пасхе 1740 г. см.: Luynes. T. III. P. 176. О Рождестве 1744 г. см.: Luynes. Т. VI. Р. 193. Сведения, сообщенные в кн.: Nolhac P. de. Louis XV et Marie Leczinska. In-12. 1902. P. 196 (касательно 1738 г.), бесспорно ошибочны; ср.: Luynes. Т. II. Р. 99. Несколькими десятилетиями раньше, на Пасху 1678 г., сходному наказанию подвергся Людовик XIV: его временно отлучил от церкви отец де Шан, замещавший больного отца де Ла Шеза (см.: Sourches, marquis de. Memoires. T. I. P. 209, п. 2); похоже, что в этот праздник Людовик XIV возложения рук не совершал.

[43] См. выше, с. 122.

[44] Ed. Boislisle. Т. XVII. Р. 74 – 75. Сен-Симон также полагает – вероятно, ошибочно,  –  что многие из детей г-жи де Субиз умерли от золотухи. После приведенной выше фразы о «так называемом чуде» в мемуарах стоят слова, точного смысла которых я понять не смог: «Все дело в том, что если короли возлагают руки на больных, происходит это после причастия».

[45] Questions sur 1'Encyclopedie (статья «Ecrouelles»). Ed. Gamier // Dicdonnaire philosophique. T. XVIII. P. 469. Здесь (Р. 470) приведен анекдот о Франциске Пауле: «Святой не исцелил короля, король не исцелил святого». В «Опыте о нравах» (Essai sur les Mceurs. Introduction. XXIII // Т. XI. P. 96 – 97) по поводу отказа Вильгельма III от совершения чудотворного обряда говорится следующее: «Если когда-нибудь в Англии случится большой переворот, который снова погрузит страну в бездну невежества, чудеса там начнут происходить ежедневно»; фразу, приведенную в нашем тексте, см. в главе XLII (Р. 365); в первом варианте этой главы, опубликованном в «Меркюр» в мае 1746 г. (Р. 29 et suiv.), эта фраза отсутствовала; мне не удалось справиться с первым книжным изданием, вышедшим в 1756 г. В издании 1761 г, (Т. I. Р. 322) интересующая нас фраза имеется. Анекдот о любовнице Людовика XIV содержится в письме к Фридриху II от 7 июля 1775 г. Ср. также не опубликованный при жизни Вольтера текст под названием «Сборник шуточных замет» (Sotdsier) (Т. XXXII. Р. 492).

[46] Отчет, опубликованный в «Газет де Франс» (Arch. Nat К 1714. № 21 (38)); письмо Вольтера к Фридриху от 7 июля 1775 г. О картине, на которой изображен Людовик XVI, молящийся перед мощами святого Маркуля, см. в Приложении II. № 23.

[47] О Людовике XV см. отчет, ссылка на который дана выше, в примеч. 873 (Р. 598). Ср. также: Regnault. Dissertation. P. 5. О Людовике XVI см. отчет, на который ссылка дана в предыдущем примечании (Р. 30); Le Sacre et couronnement de Louis XVI roi de France et de Navarre. In-40. 1775. P. 79; (^lletz). Ceremonial du sacre des rois de France. 1775. P. 175. Следует отметить, что, судя по отчету о коронации Людовика XV и различным текстам, касающимся коронации Людовика XVI, порядок двух частей фразы также был изменен: «Пусть Господь от недуга тебя исцелит, Король руки на тебя возлагает». Клозель де Куссерг (Clausel de Coussergues. Du sacre des rois de France. 1825) приводит описание коронации Людовика XIV, в котором фигурирует формула с повелительным наклонением (Р. 657; ср.: Р. 150), однако источника текста он не указывает; об официальных текстах XVII века см. выше, примеч. 659. Карл Х также употреблял формулу с повелительным наклонением, вошедшую к этому времени в привычку; однако из сказанного выше явствует, что приписывать ему ее изобретение, как это сделал Ландузи (Landouzy. Le toucher des ecrouelles. P. 11, 30), неверно.

[48] Journal et Memoires du marquis d'Argenson. T. I. P. 47.

[49] Письмо Руйе д'0рфёя и ответ Бертена см. в; Arch. de la Marne. С. 229. Первое опубликовано в: Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 211; копией второго я обязан любезности местного архивиста.

[50] Свидетельства опубликованы в кн.: Cerf. Du toucher des ecrouelles. P. 253 et suiv.; Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 212 (с двумя исправлениями); крайние даты: 26 ноября – 3 декабря 1775 г. Ни один из двух авторов не дает точной ссылки на источник; логично было бы предположить, что оба пользовались архивом Богадельни Святого Маркуля, однако в описи фонда Святого Маркуля (Реймсский архив), копия которого имеется в Национальном Архиве (Arch. Nat., F2I 1555), ничего подобного не значится. Нам известны названия деревень, в которых проживали исцеленные: Бюсийи в Суассонском фискальном округе (два случая), Конделе-Эрпи и Шато-Порсьен в Шалонском округе.

[51] На первый взгляд кажется, что разгадка непременно должна найтись в газетах того времени. Однако ни в одной из просмотренных мною газет («Газет де Франс» за все царствование Людовика XVI; многие номера «Меркюр» и «Журналь де Пари») о целительном обряде не говорится ни слова, хотя в начале царствования он, по всей вероятности, еще совершался; я уже упоминал выше об этой своеобразной стыдливости, с которой газетчики умалчивали о церемонии, способной шокировать «просвещенные» умы. Логично было также обратиться к «Дневнику» Людовика XVI; дневник за 1766 – 1778 гг. был опубликован в 1902 г. графом де Бошаном (в продажу не поступил; я пользовался экземпляром, хранящимся в Национальном архиве); однако никаких упоминаний о возложении рук я в этом дневнике не обнаружил.

[52] Odes et ballades. Ode 4, VII. Примечание (GEuvres Completes. Ed. Hetzel et Quantin. P. 322) гласит: «Tu es sacerdos in aeternum secundum ordinem Melchisedech (Ты священник вовек по чину Мелхиседека. –  лат.) – Церковь именует короля наружным епископом; во время мессы при коронации он причащается под обоими видами».

[53] Memoires. 1923. Т. II. Р. 65. В Приложении к тому II (Р. 305 – 306) напечатана заметка о возложении рук, составленная Дамасом в 1853 г. после посещения монсеньора Гуссе, архиепископа Реймсского. В дальнейшем нам еще придется на нее ссылаться.

[54] Aubineau L. Notice sur М. Desgenettes. In-18. I860. Р. 14. Леон Обино известен тем, что подверг не лишенной оснований критике теории Огюстена Тьерри.

[55] 9 ноября 1825 г. (Р. 402).

[56] О роли аббата Деженетта см.: Aubineau L. Notice sur М. Desgenettes. In-18. I860. Р. 13 – 15 (воспроизведено в кн.: CEuvres inedites de М. ChariesEleonore Dufriche Desgenettes. In-18. (I860). P. LXVI – LVII). Ср. также: Cahier. Caracteristiques des saints. 1867. Т. I. P. 264. Петиция жителей Корбени опубл. в: 5. A. Lhermite de Corbeny ou Ie sacre et Ie couronnement de Sa Majeste Charles X roi de France et de Navarre. Laon, 1825. P. 167; Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 245.

[57] Самое подробное современное описание церемонии, состоявшейся в богадельне Святого Маркуля см. в газете «Ami de la Religion» (4 июня и особенно 9 ноября 1825 г.), а также в кн.: Miel F. М. Histoire du sacre de Charles X. 1825. P. 308 et suiv. (P. 312: «Один из больных сказал после визита короля в богадельню, что его величество есть первый врач своего королевства»). См. также газеты «Конститюсьонель», «Белое знамя» («Drapeau blanc»), «Котидьен» за 2 июня 1825 г. и две брошюры: Precis sur la сёremonie du sacre et du couronnement de S. М. Charles X. In-12. Avignon, 1825. P. 78; Promenade a Reims ou journal des fetes et ceremonies du sacre. par un temoin oculaire. In-12. 1825. P. 165; ср.: Cerf. Du toucher. P. 281. О богадельне Святого Маркуля (в ее прекрасных корпусах, построенных в XVII веке, а ныне наполовину разрушенных во время бомбежек, находится нынче Американский полевой госпиталь) см.: Jadart H. Lhospital Saint-Marcoul de Reims // Travaux Acad. Reims. 1901 – 1902. Т. CXI. В Реймсе решили воспользоваться случаем и попытаться возродить культ святого Маркуля; была переиздана «Малая служба» втому святому, выходившая в предыдущий раз в 1773 г. (Biblioth. de la Ville de Reims. R. 170 bis). Что же касается формулы, произнесенной королем, «Конститюсьонель» пишет, что Карл Х совершал возложение рук, «не произнеся ни единого раза старинную формулу: "Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит"». Впрочем, судя по всем остальным описаниям, журналист этой газеты ошибся, на что и указала газета «Друг религии» («Ami de la religion») 4 июня 1825 г. (Р. 104, п. 1). Относительно числа больных в наших источниках нет единодушия: по мнению барона де Дамаса, их было 120 человека, по мнению Ф. М. Мьеля, –  121, по мнению газеты «Друг религии» от 9 ноября (Р. 403) – около 130, по мнению Серфа(Р.283) – 130.

[58] См. ниже, примеч. 929.

[59] Ed.1860. Т. IV.Р.306.

[60] 2 июня 1825 г., «Корреспонденция из Реймса». В том же номере напечатан «Отрывок из другого письма, присланного из Реймса», выдержанный в том же тоне. Ср. слова, которые Мьель (Miel. Loc. cit. P. 312) вкладывает в уста самого Карла X: «Покидая больных, король, по слухам, сказал: "Дорогие друзья мои, я пришел к вам со словами утешения; я от всего сердца желаю, чтобы вы поправились"».

[61] ОEuvres. Ed. de 1847. Т. II. Р. 143.

[62] Du toucher. P. 280. В том же духе выдержаны сочинения: Marquigny, Ie pere. Eattouchement du roi de France guerissait-il des ecrouelles? // Etudes. 1868; Ledouble, abbe. Notice sur Corbeny. 1883. P. 215. В 1853 г. монсеньор Гуссе, архиепископ реймсский, говорил барону де Дамасу о своей вере в действенность возложения рук; однако он не считал плоды этого обряда вполне чудесными; см.: Damas. Memoires. P. 305; см. также ниже, примеч.931.

[63] Charisma. P. 2: «I shall presume, with hopes to offer, that there is n Christian so void of Religion and Devotion, as to deny the Gift of Healing: A Truth as clear as the Sun, continued and maintained by a continual Line of Christian Kings and Governos, fed and nourished witn the same Christian Milk» питаю надежду, что нет среди христиан человека столь чуждого религии и набожности, чтобы отрицать истину, ясную, как солнце,  –  наличие у королей целительного дара, коий передается по наследству от одного христианского короля, вскромленного млеком христианства, к другому, и цепь сия непрерывна.  – англ.}.

[64] {Matthieu}. Histoire de Louys XI roy de France. Folio. 1610. P. 472. Слова о чуде, творимом «от века», подхватил Дю Пера (Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque de la Cour. P. 818), а затем Балтазар де Риез (Riez В. de. Lincomparable piete des tres-chredens rois de France. 1672. Т. II. P. 151).

[65] Lincredulite et mescreance du sordlege. P. 164: «Зачем же станем мы почитать чудом то, что объяснить можно применением средств самых натуральных, таких, как лосиное копыто или пеонийский корень, в перстне содержащиеся?».

[66] Названия сочинений Морхофа, Центграфа, Тринкузия см. выше в Библиографии; о сочинении Пейцера см. ниже, примеч. 913.

[67] Полное название книги Дугласа, откуда почерпнута приведенная только что цитата, см. в разделе «Библиография» (III, § 2). Анонимный скептик, которому посвящена книга,  –  не кто иной, как Адам Смит. Интерпретацию королевского чуда как явления сверхъестественного Дуглас, как и Юм, отвергает с презрением: «This solution might, perhaps, pass current in the Age of Polydor Virgil, in that of M. Tooker, or in that of Mr Wiseman, but one who would account for them so, at this Time of Day, would be exposed, and deservedly so, to universal Ridicule» (Подобное толкование распространено было во времена Полидора Вергилия, или г-на Тукера, или г-на Уайзмена, однако тот, кто стал бы разделять его сейчас, оказался бы, и вполне заслуженно, предметом всеобщих насмешек. –  англ.) (Р. 200). Что же до чудес диакона Париса, о них упоминает и Юм в своем «Опыте»; это едва ли не единственный конкретный пример, который он приводит.

[68] «Mirifica eventuum ludibria»: ср. ниже, примеч. 913.

[69] De papa. С. 6: English works of Wyclif... Ed. F. D. Matthew. Early English Texts. 1880. P. 469; ср.: Lord Manning B. The people's faith in the time of Wyclif. P. 82, n. 5, № III.

[70] Disquisitionum. P. 64; ср. выше, примеч. 843.

[71] См. выше, с. 504.

[72] Пейцер, насколько можно судить, недвусмысленно отвергает гипотезу о влиянии демонов; см. текст, приведенный ниже, в примеч. 913.

[73] Полезные сведения об итальянской натурфилософской школе можно найти в кн.: Charbonnel J. R. La pensee italienne au XVIe siecle et le courant libertin. 1919; ср. также: Busson H. Les sources et Ie developpement du Rationalisme dans la litterature francaise de la Renaissance (1533 – 1601). 1922. P. 29 et suiv.; p. 231 et suiv.

[74] Мнение Юнктина приведено Морхофом: Morhof. Princeps Medicus (Dissertationes Academicae). P. 147. Мне известно лишь одно произведение этого аътора: Junctinus F.,Florentinw. Speculum Astrologiae. In-40. Lyon, 1581. Т. 1 – 2, – однако в этих двух томах я не нашел ни одного упоминания о королевском чуде.

[75] См.: Contradicentium medicorum libri duo; соответствующий отрывок из этого сочинения цитировался множество раз; см., в частности: Delrio. Disquisitionum. Ed. 1624. P. 27 (в издании 1606 г. эта ссылка отсутствует); Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque de la Cour. P. 797; Reies G. a. Elysius jucundarum. P. 275; однако в самой книге Кардано мне найти этот отрывок не удалось по причине отсутствия в ней надлежащего оглавления. Дельрио пишет (Loc. cit.), что Кардано был «dignum scutica loann. Brodaei, lib. 8 miscellan». C. 10 (достоин бича Жана Бродо в 8-й книге его Смеси. – лат.). Единственное издание «Miscellaneorum» Жана Бродо, которое имеется в Национальной Библиотеке (Базель, 1555), состоит всего из шести книг.

[76] Calcagnini С. Opera. Bale. Fol., 1544, Epistolicarum quaestionum. Liber I. P. 7: письмо к племяннику Томмазо Кальканьини: «Quod Bononiae videris Franciscum GalliaruM regem saliua tantum pollice in decussem allita strumis mederi, id quod gentilidum et peculiare Gallorum regibus praedicant: non est quod mireris, aut ulla te rapiat supersddo. Nam et saliuae humanae, ieiunae praeserdm, ad multas maxismasque aegritudines remedium inest». Кальканьини (1479 – 1541) не принадлежит к той группе, в которую входили Помпонацци и Кардано; больше того, он человек другого поколения, но безусловно он также был вольнодумцем; он встал на сторону Коперника; о нем с похвалой отзывался Эразм. См. о Кальканьини: Tiraboschi. Storia della letteratura italiana. VII, 3. Modene, 1792. P. 870 et suiv. Что же до утверждения о целительной силе слюны, оно восходило к очень старому народному верованию; см.: Mensignac С. de. Recherches edmographiques sur la salive et Ie crachat (Extrait des bulledns de la Soc. andiropologique de Bordeaux et du Sud-Ouest. 1890. Tome VI). Bordeaux, 1892; Marignan. Etudes sur la civilisadon francaise. II. Le culte des saints sous les Merovingiens. P. 190. В Англии седьмые сыновья порой перед возложением рук смачивали пальцы слюной: Folk-Lore. 1895. Р. 205. В связи с мыслью о том, что короли обманывают своих пациентов, см. гипотезу Дельрио относительно «пластырей», которыми втайне пользовались английские короли (см. выше, с, 527).

[77] См. выше, примеч. 241. Название книги Боно де Созе см. в разделе «Библиография» (III, § 1). Плодом «наследственной мощи» считал французское королевское чудо также итальянец Леонардо Ваиро, отнюдь не принадлежавший к числу рационалистов (Vairus L. De fascino libri tres. 1583. Lib. I. С. XI. P. 48).

[78] Petri Pomponatii, Mantuani... de naturalium effectuum causis. Ed. de Bale. (1567). Chap. IV. P. 43: «Secundo modo hoc contingere posset, quoniam quemadmodum dictum est in suppositionibus, sicuti contingit aliquam esse herbam, vel lapidem, vel animal, aut aliud, quod proprietatem sanandi aliquam aegritudinem habeat... ita condngit aliquem hominem ex proprietate individuali habere talem virtutem»; см. также в перечислении примеров (Р. 48): «Reges Gallorum nonne dkuntur strumas curasse» (Неужели не рассказывают о том, как короли галлов излечивают золотуху? – лат.). О Помпонацци и его отношении к сверхъестественному см. проникновенные строки в кн.: Blanchet L. Campanella. 1922. Р. 208 – 209. Примечательно, что Кампанелла, желая представить себя защитником чудес, – в которые он, кажется, и сам в глубине души не верил, – от нападок Помпонацци, также выбирает в качестве примера королевское чудо: De sensu rerum. IV. С. 4. In-40. Francfort, 1620. P. 270 – 271; ср.: Blanchet. P. 218.

[79] Julii Caesiris Vanini... De admirandis Naturae Reginae Deaeque Mortalium Arcanis. Paris, 1616. P. 433, 441; впрочем, фрагменты эти весьма темны – скорее всего, из осторожности – и полны компиментов французским королям.

[80] Дуглас допускает также возможность совпадений: «in those Instances when Benefit was received, the Concurrence of the Cure with the Touch might have been quite accidental, while adequate Causes operated and brought about the Effect» (В тех случаях, когда после совершения обряда больной почувствовал облегчение, могло оно наступить на самом деле не в результате возложения рук, с коим случайно совпало, но от других причин. – англ.) (Р. 202). Один из современных авторов (см.: Ebstein. Heilkraft der Konige. P. 1106), полагает, что возложение рук представляло собою, в сущности, нечто вроде массажа, и именно по этой причине приносило больным облегчение; я не считаю необходимым оспаривать эту теорию.

[81] Пейцер склоняется к мысли, что чудотворный дар – не что иное, как суеверие, однако не солидаризируется открыто ни с одним из различных истолкований королевского чуда, выдвинутых в его время. Он пишет: «Regibus Francicis aiunt familiare esse, strumis mederi aut spud illidone, aut, absque hac, solo contactu, cum pronunciadone paucorum et solennium verborum: quam medicadonem ut fieri, sine Diabolicis incantadonibus manifesds, facile assendor: sic, vel ingenita vi aliqua, constare, quae a maioribus propagetur cum seminum natura, ut morbi propagantur, et similitudines corporum ac morum, vel singulari munere divino, quod consecradone regn ceu dedicads (sic) condngat in certo communicatum loco, et abesse supersddonis omnis inanem persuasionem, quaeque chan sanciunt mirifica eventuum ludibria, non facile crediderim: etsl, de re non sads explorata, nihil temere affirmo» (Рассказывают об умении французских королей излечивать золотуху своею слюной или же без оной одним лишь прикосновением, сопровождаемым несколькими условленными словами. И здесь я легко соглашаюсь с тем, что сие исцеление производится открыто, без привлечения дьявольских заклинаний; относительно же того, что исцеление совершается некоей врожденной силой, какая передается в роде по наследству подобно тому, как передаются наследственные болезни, а также сходство телесное и душевное, или же что совершается исцеление силою божественного дара, достающегося посвященным через обряд посвящения в королевский сан, при коем дар сей как бы попадает в определенное вместилище, тут уже я не поверил бы с такою легкостью, что в сих объяснениях совершенно отсутствуют суеверные домыслы, часто порождаемые удивительным стечением обстоятельств, –  впрочем, ничего поспешно утверждать не стану, постольку дело сие недостаточно проверено.  –  лат.) (De incantadonibus // Commentarius de praecipuis divinadonum generibus. Ed. de 1591. Pet. in-8°. ZerbsL P. 192). Что же до сочинений Морхофа и Центграфа, они представляют собой не что иное, как компиляции. Как источники информации о точках зрения других авторов, они драгоценны, но оригинальных мыслей в них не найти. Позиция Морхофа вообще трудноопределима; казалось бы, он считает чудотворный дар королей сверхъестественной милостью Божией (Р. 155), однако финал его рассуждения звучит довольно-таки скептически (Р. 157). Центграф просто задается целью показать, что королевское чудо можно объяснить причинами сугубо естественными; он не считает себя обязанным делить объяснения, предложенные до него, на правильные и неправильные; вероятнее всего, он склоняется к мысли о том, что короли шли на обман (намазывая руки особым бальзамом), однако на этой мысли не настаивает и заключает с большой осторожностью: «Ita constat Pharaonis Magorum serpentes, quos Moses miraculose produxit, per causas naturales productos esse, etsi de modo productionis nondum sit res plane expedita» (Итак, известно, что змеи фараоновых чародеев, коих чудесным образом произвел Моисей, сотворены как явления природные, хотя способ, каким они произведены, нам не совсем понятен. – лат.) (Р. В2, v°).

[82] О расстройствах, имеющих эмоциональное или суггестивное происхождение, см. в особенности: BabinskiJ. Demembrement de 1'hysterie professionnelle, Pithiatisme // Semaine medicale. 1909. Т. XXIX. P. 3 et suiv. По мнению г-на Гэдоза, многочисленные случаи, когда люди, заболевшие бешенством, якобы исцелялись после паломничества к святилищам святого Губерта, объяснялись таким же смешением диагнозов: «Конвульсии и приступы неистовства, в которые впадают больные бешенством, похожи на те, которыми сопровождаются многие нервные и психические расстройства» (Gaidoz. La rage et Saint Hubert. P. 103).

[83] См., например: Wiseman. Severall Chirurgical Treatises. I. P. 396; Heylin P. Examen historicum or a discovery and examination of the mistakes... in some modern histories. Pet. in-8°. London, 1659 (ср. ниже, примеч. 931); Le Brun. Histoire critique des pratiques superstitueuses. II. P. 121. Любопытно, что в 1853 г. реймсский архиепископ монсеньор Гуссе, запоздалый адепт королевского чуда, утверждал, что «в наши дни дети исцеляются быстрее», ибо невозможно исцелиться без веры (см.: Damas. Memoires. T. II. Р. 306).

[84] См. особенно: Dejerine. Semeiologie du systeme nerveux. 1904. P. 1110 et suiv.; Babinski J. Demembrement de 1'hysterie traditionnelle // Semaine medicale. 1909; Babinski J., Froment J. Hysterie, Pithianisme et troubles nerveux d'ordre reflexe en Neurologie de guerre. 2е ed. 1918. P. 73 et suiv.

[85]Впрочем, сходная готовность поверить в чудо, пусть даже постоянно опровергаемое практикой, обнаруживается у всех «первобытных» народов и может, пожалуй, считаться одной из основных черт «первобытного» склада ума. См., среди прочих, любопытный пример из жизни на островах Фиджи в кн.: Levy-Bruhl L. La mentalite primitive. 1922. P. 343.

[86]Crawfurd. P. 109.

[87] Adenochoiradelogia. P. 106: «Others again having been healed upon His second Touch, which could not receive the same benefit the first time». Известно, что в Англии со времен Карла I требовали у больных, явившихся на церемонию возложения рук, удостоверение, подтверждавшее, что никогда прежде обряд над ними не совершался.

[88] См.: Browne. P. 91 (разумеется, Браун выступает против этого суеверия).

[89] Gazette des hopitaux. 1854. P. 498.

[90] Criterion. P. 201–202: «it never was pretended that the Royal Touch was beneficial in every Instance when tried». Ср. в заметке о возложении рук, опубликованной в «Мемуарах» барона де Дамаса (Т. II. Р. 305): «Исцеляются не все».

[91] Disquisidonum. P. 61 (ср. выше, с. 527); ср.: Tooker. Charisma. P. 106; Browne. Adenochoiradelogia. P. 111.

[92] Les miraculeux effects. P. 70 – 73. Библейские цитаты: Лук., IV, 27 (Нееман Сириянин); Иоанн, V, 4 (купель Вифезды).

[93] Bull G. Some important points of primitive Christianity maintained and defended in several sermons... Oxford, 1816. P. 136: «And yet they say some f those diseased persons return from that sovereign remedy re infecta, withut any cure done upon them... God hath not given gift of healing so absolutely to our royal line, but he still keeps the reins of it in his own hand, to let them loose, or restrain them, as he pleaseth». Чуть раньше (Р. 134) Булл рассуждает об апостоле Павле и других апостолах, которые получили от Христа целительный дар «as not to be at their own absolute disposal, but t be dispensed by them, as the Giver should think fit». См. также слова Реньо (Regnault. Dissertation historique. 1722. P. З): «Ведомо мне отлично, что исцеляются не все больные: итак, признать следует, что короли наши не большим обладают могуществом, нежели пророки либо апостолы, кои также исцеляли не всех больных, о помощи их моливших».

[94] Adenochoiradelogia. P. Ill: «Thus every unbelieving Man may rest satisfied, that without he brings Fainth enough with him, and in him, that His Majesty hath Virtue enough in His Touch to Heal him, his expectation will not be answered».

[95] Dissertation. P. 4. Ср. слова монсеньора Гуссе, архиепископа реймсского, приведенные бароном де Дамасом (Memoires. Т. II. Р. ЗОб): «Исцеления ати следует рассматривать как особую милость... которая зависит одновременно и от веры короля, совершающего возложение рук, и от веры больного, над которым этот обряд совершается». Точно таким же образом жители Арденн, почитавшие святого Губерта, объясняли и, по всей видимости, объясняют по сей день, отчего некоторые больные, несмотря на то что совершили паломничество к могиле святого, все-таки становятся жертвами бешенства (Gaidoz. La rage et Saint-Hubert P. 88).

[96] AA. SS. aprilis. T. I. P. 155. № 36.

[97] Пять исцелений зафиксированы в протоколе, датированном 8 октября 1825 г. и состоящем из двух частей: вначале идет свидетельство монахинь из богадельни святого Маркуля, затем – свидетельство врача, доктора Ноэля (Ami de Religion. 9 novembre 1825; воспроизв. в: Cerf. Du toucher des ecrouelles. P. 246). В 1867 г. одна монахиня – впрочем, поступившая в богадельню лишь в 1826 г. – сообщила, что знала еще трех больных, исцеленных после коронации Карла Х (Marquigny. Lattouchement du roi de France guerissait-il des ecrouelles? P. 389, n. 1). Все пять больных, упоминаемых в протоколе 1825 г., – дети. Между тем среди больных, участвовавших в церемонии, были и взрослые. Быть может, сестры не имели возможности наблюдать за ними? В таком случае, у нас появляются дополнительные основания не считать полученную пропорцию среднестатистической. В 1853 г. барон де Дамас, знавший только о пяти исцеленных, писал: «Настоятельница богадельни полагает, что таковых было больше, но их не потрудились расспросить». Я не знаю, откуда г-н Обино (Aubineau L. Notice sur M. Desgenettes. P. 15) почерпнул информацию о том, что «выздоровели одиннадцать больных, первыми удостоившиеся прикосновения королевской руки».

[98] Об Эдуарде Исповеднике см. тексты, ссылки на которые даны выше, в примеч. 55. О Карле I см. отрывок из дневника Удера (Oudert), приведенный в кн.: Walford Е. Old and naw London. London. S. d. T. III. P. 352.

[99] В своей «Церковной истории Британии» (Church History of Britain), вышедшей в 1655 г., Фуллер отозвался о королевском чуде с некоторым скептицизмом (дело происходило во времена Кромвеля): «Others ascribe it to the power of fancy and an exalted imagination» (Другие приписывают сие силе фантазии и возбужденному воображению. – англ.) (Го1. 145). Это его высказывание, равно как и многие другие, подверглось жестоким нападкам в кн.: Heylin P. Examen historicum or a discovery and examination of the mistakes... in some modern histories. Pet. in-8°. London, 1659. Фуллер в книге «Воззвание оскорбленной невинности» (The appeal f injured Innocence. In-40. London, 1659) отвечал обидчику так: «Thought conceive fancy may much conduce, in Advltis, thereunto, yet I believe it partly Miraculous... I say partly, because a complete Miracle is done presently and perfectly, whereas this cure is generally advanced vu Degree and some Dayes interposed» (Хотя я и убежден, что фантазия у взрослых людей способна на многое, кажется мне сие исцеление чудом частичным... Говорю «частичным», ибо полное чудо совершается тотчас и вполне, чудо же, о коем ведем мы речь, совершается, как правило, мало-помалу и не вдруг. – англ.). Уже в 1610 г. Т. Мортон – англиканец и верноподданный роялист, близкий, однако, к тому направлению, которое сегодня называют Low Church (направление в англиканской церкви с евангелическим уклоном), – в книге «Воззвание католика к протестантам» (A catholike appeale for protestants. In-40. London. P. 428) отказывался считать исцеления, совершенные королями, плодами чуда: 1) потому что они не мгновенны; 2) потому что больные, над которыми был совершен обряд, после этого нередко прибегали к лечению с помощью медикаментов. По словам барона де Дамаса (Memoires. Т. II. Р. 306), монсеньор Гуссе, архиепископ реймсский, также не считал исцеления чудом в строгом смысле этого слова, однако по другой причине: потому что сам факт исцеления золотухи не представляет собою чего-то «противоречащего общим законам мироздания». Барон де Дамас, впрочем, слышал от архиепископа и ссылку на то, что «исцеления совершаются не мгновенно» (Ibid.).

[100] Цит. в кн.: Crawfurd. King's Evil. P. 77.

[101] Arch. de Reims. Fonds de Saint-Remi. Liasse 223 (renseignements). № 7.

[102] Arch. de Reims. Fonds de Saint-Remi. Liasse 223. № 11 (29 апреля 1658г.).

[103] Craufurd. P. 157. Единственный источник наших сведений о кончине Лоуэла – письмо из Бристоля, опубликованное в «General Evening Post» от 13 января 1747 г. за подписью Amicus Veritatis (Друг Истины. –  лат.) (Ed. Gentleman's Magazine Library. T. III. P. 167); свидетельство это само по себе весьма ненадежно, однако в пользу его достоверности говорит то обстоятельство, что никаких опровержений на него со стороны тори не последовало. О деле Карта см. выше, с. 535–536.

[104] Franco A. Synopsis Annahum Societads Jesu in Lusitania. In-40. Augsbourg, 1726. P. 316: «... Michael Martinus, scholasdcus, a longo morbo probatus est. Ad sanandas strumas in Galliam missus, ut a Rege Chrisdanissimo manu condngeretur, salvus in Lusitaniam rediit, sed alio malo lentae tabis consumptus».

[105] Crawfurd. P. 122 – 123; ср. об этой путанице: Ebstein. Die Heilkraft. Р. 1104, п. 2. О воспалении надкостницы, принятом за «king's evil» и по этой причине вверенном попечению седьмой дочери седьмой дочери, которая, разумеется, ничего не смогла сделать, см.: Fulcher A. G. // The Folk-Lore. 1896. Т. VII. Р. 295 – 296. Следует отметить, что королевская болезнь считалась, во всяком случае в народе, недугом трудноузнаваемым, о чем свидетельствует, например, поразительный способ установления диагноза, сообщенный в маленьком сборнике медицинских рецептов XVII века (опубл. в: The Folk-Lore. 1912. Т. XXIII. Р. 494). Подчеркнем также, что к возложению рук добавлялось порой другое лечение. Так, по крайней мере, случилось с пятью юными больными, «исцеленными» Карлом X; удостоверение, выданное 8 октября 1825 г. доктором Ноэлем, гласит: «Сим удостоверяю... что для исцеления их не было употреблено ничего, кроме обычных средств» (Cerf. Du toucher des ecrouelles. P. 246). Чему же, в таком случае, приписать излечение? прикосновению королевской руки или «обычным средствам»? Ср. также выше, в примеч. 931, замечания Мортона.

[106] Carr R. Epistolae medidnales. P. 154: «Verbo itaque expediam quod sentio: Contactus regius potest esse (si olim fuit), proficuus; solet subinde esse irritus, nequit unquam esse nocivus» (Итак, изъясню то, что мне известно: прикосновение королевской руки (если таковое имело место) может принести пользу, а может и не принести ее, но вреда никогда не сделает.  –  лат.) Ср.: Crawfurd. King's Evil. P. 78, и особенно: Ebstein. Die Heilkraft. P. 1106.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова