Михаил Геллер

ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

К оглавлению

Cр. 19 век.

Глава 11
ЦАРЬ-ОСВОБОДИТЕЛЬ: ЭПОХА ВЕЛИКИХ РЕФОРМ

Наследство

Радость после смерти Николая I была всеобщей. 4 марта 1855 г. профессор петербургского университета историк Константин Кавелин писал в Москву своему коллеге профессору Тимофею Грановскому: «Калмыцкий полубог, прошедший ураганом, и бичом, и катком, и терпугом по русскому государству в течение 30 лет, вырезавший лицо у мысли, погубивший тысячи характеров и умов... Это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры околел... Если бы настоящее не было так

[76/77]

страшно и пасмурно, будущее так таинственно, загадочно, можно было бы с ума сойти от радости и опьянеть от счастья»¹. Письмо переходило из рук в руки, сообщает современник, и вызывало всеобщее сочувствие.

Будущее — таинственно и загадочно, говорил Кавелин. Опасения вызывал новый император. Была известна его приверженность крепостному праву, его наследственная страсть к военным парадам. Алексей Хомяков убеждал своих друзей славянофилов, что новый царь будет преобразователем, основывая свой оптимизм на историческом опыте. В России, говорил он, только наполовину шутя, — хорошие и дурные правители чередуются через одного: Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр I хороший, Николай I плохой, этот будет хороший. Рациональное зерно концепции Хомякова состояло в известной всем истине: каждый русский царь начинал свое царствование с исправления ситуации, которую он получил в наследство. Даже Александр II, который, по выражению Леруа-Болье, не ограничился «новой штукатуркой фасада», но перестроил фундамент², оставил в наследство «смутное время».

Несравненно более тяжелым было наследство, оставленное Николаем I.

В 1854 г. Алексей Хомяков в стихотворении «Россия» нарисовал ужасный портрет страны:

В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна.

Один из главных идеологов славянофильства, поэт утверждал, что Господь любит Россию: «О, недостойная избранья, / Ты избрана!». Тем не менее облик избранницы был непригляден.

Михаил Погодин, обращаясь к Николаю I, цитировал Хомякова, призывая: «Ложь тлетворную отгони далече от твоего престола и призови суровую, глубокую истину». Константин Аксаков в письме Александру II писал: «Все лгут друг другу, видят это и продолжают лгать, и неизвестно до чего дойдут». Курляндский губернатор Павел Валуев, в позднейшем министр, один из виднейших деятелей эпохи реформ, писал вскоре после смерти Николая I, что отличительная черта нынешнего устройства нашего

¹ Литературное наследство. 1959. Т. 67. С. 607.

² Leroy-Beaulieu A. L'Empire des Tsars et les Russes. Paris, 1990. P. 208.

[77/78]

государственного управления «заключается в повсеместном недостатке истины... Многочисленность форм составляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь». Он подытоживал: «Сверху блеск, внизу гниль»³.

Всеобщая ложь была одной из главных причин морального разложения правящего класса, что не могло не влиять на общество. Василий Ключевский записывал в дневник 29 сентября 1868 г.: «Мы выросли под гнетом политического и нравственного унижения... Мы пригнулись и присмирели»⁴. О важнейшем последствии всеобщей лжи пишет Михаил Погодин: «Государь, очарованный блестящими отчетами, не имеет верного понятия о настоящем положении России». Николай Бунге говорит об этом же: «...Император, при всем желании знать истину, получал неверное понятие о фактическом положении государства, а тем более о настроении, господствовавшем в интеллигентных классах и народе»⁵.

Генерал Павел Киселев, в позднейшем министр, которого Николай I называл своим начальником штаба по крестьянским делам, один из умнейших сановников своего времени, писал в январе 1828 г.: «Государство без денег и промышленности... может стать похожим на колосса с глиняными ногами»⁶. Понадобилась Крымская война, чтобы экономическая отсталость России стала очевидной. Павел Киселев говорит о наследстве, полученном после четверти века царствования Александра I. При Николае I положение ухудшилось. Неуклонно рос дефицит. В 1849 г. он превышал 28 млн. рублей, в 1850 г. превысил 38 млн. рублей при бюджете в 200 млн. с небольшим. Комитет финансов решил в этом году скрыть дефицит даже от Государственного совета, чтобы «не повредить государственному кредиту». Во время Восточной войны рост дефицита принял невиданные размеры.

Значительная часть бюджета (до 42%) шла на армию. Война показала, что русская армия вооружена несравненно хуже противника. Флот состоял в основном из парусных кораблей, значительно уступавших паровому англо-французскому флоту. Крымская кампания выявила еще одно уязвимое место империи. Кюстин заметил, что расстояния — бич России. Бичом было не расстояние, а отсутствие дорог. В царствование Николая I было по-

³ Цит. по: Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. С. 179, 180.

⁴ Ключевский В.О. Литературные портреты. С. 435.

⁵ Записка, найденная в бумагах Н.Х. Бунге. С. 31.

⁶ Цит. по: Lincoln W.B. Nikolai I. Warszawa, 1988. S. 131.

[78/79]

строено 963 версты железных дорог. В США, для сравнения, 8500 миль. Шоссейных дорог, исключая Финляндию, Царство Польское и Кавказ, имелось 5625 верст. В результате подвоз продовольствия от Перекопа до Симферополя занимал более месяца: подводы продвигались со скоростью 4 версты в сутки. Подкрепления из Москвы в Крым шли иногда три месяца, англо-французские подкрепления попадали на фронт морем за три недели. О состоянии армии, которая была основной расходной частью русского бюджета, свидетельствуют страшные цифры об умерших от болезни солдат, которые приводит военный министр Чернышев в отчете «Историческое обозрение военно-сухопутного управления с 1825 по 1850 г.». Документ, изданный к 25-летию царствования Николая I, свидетельствовал, что за 25 лет умерло от болезней 1062839 «нижних чинов». За это же время в сражениях — во время войн с Персией, Турцией, на Кавказе, подавления польского восстания, интервенции в Венгрии — было убито 30233 человека. За этот срок в армии состояло 2600407 солдат, следовательно, от болезней умерло 40% наличного состава «нижних чинов»⁷. Возможно, ни одна армия в мире не знала такого соотношения погибших в боях и умерших от болезней на протяжении четверти столетия. Крымская война сделала эту статистику очевидной для всего общества.

Экономическое развитие России в николаевскую эпоху шло чрезвычайно медленно. Абсолютные цифры говорили о росте производства железа в 2 раза. Относительные цифры свидетельствовали о явной недостаточности такого роста: за это время в Англии производство железа возросло в 30 раз. Николай Бунге объяснял адресату своей записки причины отсталости: «Правительство неохотно допускало общественную инициативу в Делах промышленности и торговли, предпочитая им предприятия государственные или казенные. В конце царствования императора Николая I было всего 30 акционерных компаний»⁸.

Красноречивее всех статистических данных, всех обвинений в адрес Николая I и его деятельности был несомненный, бесспорный факт: Россия проиграла войну. Ей не угрожала оккупация, ей не угрожало расчленение империи: для этого противники были недостаточно сильны. Впрочем, у них не было таких намерений. Поражение, т.е. демонстрация слабости армии, которая была единственным атрибутом великой державы, представляло собой смертельную опасность для системы. «Неудачное самодержавие

⁷ Цит. по: Зайончковский П.А. Правительственный аппарат... С. 114.

⁸ Записка, найденная в бумагах Н.Х. Бунге. М., 1991. С. 30.

[79/80]

перестает быть законным»⁹. Эта великолепная формула Василия Ключевского, справедливость которой была подтверждена последующими событиями русской (впрочем, не только русской) истории, объясняет всеобщую недоброжелательную оценку николаевской эпохи. Она объясняет глубинные причины реформ, осуществленных Александром II.

Потерпев поражение, абсолютный монарх, идеальный самодержец потерял легитимность. В 1831 г. Федор Тютчев в стихотворении «На взятие Варшавы» не сомневался, что России Николая I «Бог отдаст судьбу вселенной, / Гром земли и глас небес...» В 1855 г. поэт сбрасывает с пьедестала императора: «Ты был не царь, а лицедей». Великолепный поэт, консерватор и монархист не может простить поражения императору: «Мне кажется, что никогда с тех пор, как существует история, не было ничего подобного: империя, целый мир рушится и погибает под бременем глупости нескольких дураков»¹⁰.

Николай I не был, конечно, дураком. В словах Тютчева звучит горечь разочарования влюбленного. Вступив на трон под выстрелы «декабристов», император поставил перед собой две главные задачи: сохранить существующий политический строй, подавляя всяческие проявления общественной самостоятельности, и подготовить крестьянскую реформу без всякого участия общества. Эти задачи были выполнены. Но в ходе их реализации полностью исчерпались ресурсы системы, того мира, который, по словам Тютчева, рухнул.

Наследство, полученное Александром II, не оставляло выбора: наследнику необходимо было принять меры для устранения пороков системы, существование которых ее убивало. Никто не знал будущего. Лишь немногие подозревали, что осталось немного времени. Судьба записки, найденной в бумагах Николая Бунге, дает представление о краткости оставшегося времени. Она была адресована Александру III, которому Бунге служил в качестве министра финансов, а затем на посту председателя Комитета министров. Внезапная смерть Александра III помешала ему прочесть заметку министра. Тогда Николай Бунге заново отредактировал записку и направил ее новому самодержцу — Николаю II, наставником которого он в свое время был. Последний Романов ее прочитал.

⁹ Ключевский В.О. Литературные портреты. С. 454.

¹⁰ Цит. по: Чулков Г. Императоры. 2-е изд. М., 1993. С. 293.

[80/81]

Революция сверху

Император имел в виду, говоря «это», — освобождение крестьян. Прошло еще пять лет, прежде чем крепостное право в России исчезло. Вслед за освобождением крестьян были проведены другие реформы, изменившие лицо России. Современники и историки, признавая значение реформ, оценивали их по-разному. Упреки в адрес Александра II сжато изложил Василий Ключевский: «Все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены, кроме разве реформы судебной и воинской»¹¹. Ключевский записал эту оценку в дневник 24 апреля 1906 г. — после первой русской революции XX в. Крупнейший русский историк второй половины XIX в. отлично видит недостатки реформ Александра II.

Русский историк конца 80-х годов XX в. отмечает прежде всего положительные стороны великих реформ. Так, Натан Эйдельман пишет: «Несомненно, с революционно-демократической, крестьянской точки зрения, реформа могла, должна была быть лучше; однако следует ясно представлять, что она могла бы выйти и много хуже»¹². Для Натана Эйдельмана эпоха Александра II — зеркало, в которое он смотрит, чтобы увидеть возможности «перестройки», начатой в Советском Союзе в 1985 г.

Смерть Сталина заставила вспомнить о смерти Николая I. И слово «оттепель», определившее климат послесталинского времени, было заимствовано у Герцена, писавшего о климате в России после смерти Николая I. Слово «перестройка» пришло из политического словаря эпохи великих реформ, как и слово «гласность». Два главных элемента «перестройки» Александра II: революция, проведенная самодержавной властью «сверху» и участие в ней молодежи и «оборотней», т. е. старых бюрократов, поменявших свою социальную роль, — как бы присутствовали и в «перестройке» Михаила Горбачева. Аналогия казалась убедительным

¹¹ Ключевский В.О. Литературные портреты. С. 439.

¹² Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 123.

[81/82]

доказательством возможности фундаментальных перемен в СССР, как это произошло в России при Александре II.

Александр II вступил на престол в 36-летнем возрасте, твердо убежденный, что необходимы изменения. Неясно было только какие. Выступая перед предводителями дворянства в Москве 30 марта 1856 г., император разъяснил свою позицию: «Слухи носятся, что я хочу объявить освобождение крепостного состояния. Это несправедливо... Я не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого, мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, чем снизу»¹³.

Александр II понимал, что век требует освобождения крестьян. Он получил довольно разностороннее образование. Его воспитателем был капитан Мердер, которого современники ценили как человека высоконравственного, доброго, обладавшего ясным и любознательным умом и твердой волей¹⁴. Общим образованием ведал поэт Василий Жуковский, который, приступая к обязанностям, объяснял свою программу: «Его Высочеству нужно быть не ученым, а просвещенным... Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью»¹⁵. Николай I поручал сыну ответственные государственные дела, готовя его к трону. Александр II, будучи наследником, приобрел опыт управления.

18 марта 1856 г. был заключен в Париже мирный договор, закончивший Восточную войну. Он зарегистрировал поражение России, нанес удар ее влиянию на Балканах и Ближнем Востоке. Особенно тяжелыми для России были статьи договора, которые касались нейтрализации Черного моря, т. е. запрещения содержать там военный флот и иметь военно-морские базы.

Манифест Александра II, объявлявший об окончании войны и условиях заключенного мира, содержал осторожные намеки на необходимость решения неотложных внутренних проблем. Программа преобразований была изложена в стихотворении Хомякова «Россия», где перечислялись пороки: иго рабства, неправда в судах, тлетворная ложь. Главным вопросом было крепостное право. После освобождения дворянства Петром III в 1761 г. шли поиски решения вопроса. Перед Александром II стояли те же самые проблемы, которые занимали многочисленные секретные комитеты, созданные в царствование Александра I и Николая I:

¹³ Голос минувшего. 1916. № 5—6. С. 393.

¹⁴ Захарова Л.Г. Александр II// Российские самодержцы. С. 164.

¹⁵ Цит. по: Там же. С. 165.

[82/83]

освобождать ли крестьян; если да, то с землей или без; если освобождать, то как возместить помещикам — классу, составлявшему основу самодержавной власти — потерю ими средств к существованию?

Один из виднейших деятелей крестьянской реформы — Юрий Самарин внимательно изучал Пруссию эпохи реформ, реализованных Штейном и Гарденбергом после поражения 1806 г. Разгромленная Наполеоном, превращенная в сателлита Франции Пруссия, писал Самарин, приступила «к трудному подвигу самоисправления»¹⁶. Неудачу под Севастополем нельзя сравнить с поражением под Иеной, Россия не была Пруссией, но — для Юрия Самарина — имелась аналогия в программе преодоления результатов катастрофической войны.

Значительно больше аналогий между реформами Александра II и реформами, начатыми в Советском Союзе в середине 50-х годов, продолженными в середине 80-х годов, не законченными в постсоветской России. Аналогия тем более убедительна, что направления реформ остались неизменными. По-прежнему решается крестьянский вопрос (что делать с колхозами и совхозами?), вопрос сочетания центральной власти и самоуправления, на повестке дня неизменно судебная реформа, размеры свободы слова и т.д. Сравнение двух эпох, разделенных столетием с лишним, дает современному историку представление о трудностях, которые необходимо было преодолеть Александру II, и поразительной быстроте изменений.

Менее чем через 6 лет после вступления на трон — 19 февраля 1861 г. Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян. Совершил, по выражению Бориса Чичерина, «величайшее дело русской истории»¹⁷. Только настойчивость — некоторые современники говорили упрямство — императора позволила завершить работу по подготовке крестьянской реформы в такой короткий срок. И конечно, разработка вопроса в предшествующее царствование.

Важнейшим новшеством было привлечение к решению крестьянского вопроса дворян — социальной группы, которая активно сопротивлялась реформе. «Разрешить министерству внутренних дел, — говорилось в решении секретного комитета 18 августа 1857 г., — требовать не только сведения, но даже мнения, мысли и предложения от губернских начальников: губернаторов и предводителей, от опытных помещиков и вообще от всех тех,

¹⁶ Нольде Б.Э., барон. Юрий Самарин и его время. 2-е изд. Париж, 1978. С. 91.

¹⁷ Воспоминания Б.Н. Чичерина. М., 1992. С. 251.

[83/84]

практические сведения коих могут быть полезны не только для определения главных направлений, но и для указания подробностей переходных мер...»¹⁸. Были созданы выборные губернские комитеты, в которых обсуждались пути и форма освобождения крестьян. Все предложения приходили в особую «редакционную комиссию», в которой заседали рядом с представителями правительства (11 человек) эксперты, приглашенные из тех кругов дворянства, которые сочувствовали освобождению (20 человек).

Закон 1861 г. справедливо упрекают в незавершенности, непоследовательности, отмечают слабости. Он не мог быть иным, ибо явился результатом компромисса, усилий, достигнутых несмотря на очень сильное сопротивление. Крестьянская реформа состояла из четырех основных пунктов. Первым было личное освобождение без выкупа 22 млн. крестьян. (Население России, по ревизии 1858 г., составляло 74 млн. человек.) Второй пункт — право крестьян выкупать усадьбу (землю, на которой стоял двор). Третий — земельный надел (пахотная, сенокосная, пастбищная земля) — выкупался по соглашению с помещиком. Четвертый пункт — купленная у помещика земля становилась не частной собственностью крестьянина, а неполной собственностью общины (без права отчуждения). В деревне создавалось — после лишения помещика власти — сословное крестьянское самоуправление. Мировые посредники содействовали соглашениям между крестьянами и помещиками.

Сохранение общины — она проживет еще 45 лет до реформы Столыпина — было результатом веры подавляющего большинства русского общества в то, что она гарантирует особый путь развития России. Славянофилы видели в общине идеал общественного устройства и решение всех тяжелейших экономических проблем, волновавших Западную Европу. Когда Борис Чичерин (1828— 1904), один из лучших знатоков русского государственного права, написал, что «нынешняя наша сельская обширна вовсе не исконная принадлежность русского народа, а явилась произведением крепостного права и подушной подати», — произошел, как он выражается, «гвалт». Славянофилы ополчились на него «как на человека, оклеветавшего древнюю Русь»¹⁹. Но община прельщала не только славянофилов. Восторгался ею Александр Герцен. Европейским селам он ставил примером русские, представляющие собой «почернелый ряд скромных, бревенчатых изб, тесно прислоненных друг к другу, лучше готовых вместе сгореть, нежели

¹⁸ Цит. по: Нольде Б.Э. Указ. соч. С. 86.

¹⁹ Воспоминания Б.Н. Чичерина. С. 263.

[84/85]

распасться»²⁰. Любовь к общине перешла и к социалистам. Петр Ткачев (1844—1885), один из влиятельнейших наставников Ленина, писал в открытом письме Энгельсу: «Наш народ... в огромном большинстве проникнут принципами общинного владения; он, если так можно выразиться, коммунист по инстинкту, по традиции. Идея коллективной собственности так крепко срослась со всем мировоззрением русского народа, что теперь, когда правительство начало понимать, что эта идея несовместима с принципами «благоустроенного общества» и во имя этих принципов хочет ввести в народное сознание и народную жизнь идею частной собственности, то оно может достигнуть этого лишь с помощью штыков и кнута»²¹.

Карл Маркс, поверив своим русским корреспондентам, осудил реформы Александра II: «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она идет с 1861 г., то она упустит наилучший шанс, который история когда-либо предоставляла какому-нибудь народу и испытает все роковые злоключения капиталистического строя»²².

Если община — по убеждению славянофилов и западников — была хранилищем особых качеств русского народа, то мужик становился воплощением народа-Богоносца. Ироничный Алексей Толстой писал о мужике: «Если он не пропьет урожаю, я того мужика уважаю». И шел тем самым против течения: необходимо было уважать мужика независимо от его отношения к спиртному, нужно было поклоняться ему, не отдельному представителю класса земледельцев, но — Мужику. Эта идеологическая концепция нашла свое выражение в законе.

Реформа 1861 г. создала особый статус крестьянина. Прежде всего, закон подчеркивал, что земли, которыми владеет крестьянин (двор, доля общинных владений), не являются частной собственностью. Эту землю нельзя было продавать, завещать и наследовать. Но от «права на землю» крестьянин не мог отказаться. Можно было отказаться только от практического пользования, например при уходе в город. Паспорт давался крестьянину только на 5 лет, и община могла востребовать его обратно. С другой стороны, крестьянин никогда не терял своего «права на землю»: вернувшись, даже после очень долгой отлучки, он мог предъявить требование на свою долю земли, и мир должен был его принять.

Крестьянское «право на землю» принципиально отличалось от права собственности на землю всех других сословий. Эта концепция

²⁰ Герцен А.Н. Собр. соч. Т. 12. С. 97.

²¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 543.

²² Там же. Т. 19. С. 119.

[85/86]

порождала все другие последствия особого правового статуса крестьян. Иными, в частности, были нормы наказания крестьян за некоторые преступления они наказывались мягче, чем другие сословия, иногда их наказывали за поступки, которые не были наказуемы для других сословий. Например, крестьян наказывали за неразумные траты или пьянство. Кроме того, их подвергали наказаниям, давно упраздненным для других сословий. Волостные суды, избираемые крестьянами, могли приговаривать крестьян до 60-летнего возраста к телесному наказанию — порке розгами. Это постановление оставалось в силе до 1904 г., хотя в 1898 г Витте писал царю, что необходимо отменить право волостных судов приговаривать к порке, ибо «розги... оскорбляют в человеке Бога».

Витте добавлял, что особые полномочия волостного суда противоречат общему правовому сознанию и общим правовым нормам страны: «Любопытно, что если губернатор высечет крестьянина, то его судит Сенат, а если крестьянина выдерут по каверзе волостного суда, то это так и быть надлежит»²³.

Особый статус крестьянина объяснялся особым отношением к ним, представлением, что они являют собой особую ценность для государства. Земля, которую им давали, рассматривалась, как «имущество для обеспечения их существования в интересах государства»²⁴. Необходимо было также — по мнению образованного общества — опекать крестьян, людей, близких к природе, к Богу «В основе стремления к опеке лежало представление, что крестьянин — простой, т. е. неиспорченный, чистый человек, что он. носитель особых нравственных и духовных ценностей»²⁵. Следовательно, патриархальная порка у себя дома имела морально-воспитательное значение.

Освобождая крестьян, государство приняло меры для того, чтобы крестьянин оставался земледельцем, но также для того, чтобы он оставался крестьянином — хранителем особых ценностей. Крестьянин был народом. Образованное общество называло себя — публикой. «Мысль о том, что различные сословия одного и того же государства, — пишет В.В. Леонтович, — могут существовать на различных юридических или правовых уровнях, что их правовые отношения могут быть основаны на разных правовых системах, — продолжает существовать и после освобождения крестьян, а тем самым создаются предпосылки для дальнейшего

²³ Витте С. Воспоминания. Берлин, 1922. Т. 1. С. 469.

²⁴ Леонтович В.В. История либерализма в России. Париж, 1980. С. 201.

²⁵ Там же. С. 215.

[86/87]

расширения пропасти между правосознанием крестьян и других сословий российского государства»²⁶.

22 декабря 1857 г. Александр Никитенко (1804—1887) записал в дневник: «В публике боятся последствий рескрипта об эмансипации — волнений между крестьянами. Многие не решаются летом ехать к себе в деревню». Он закончил запись тревожной нотой. «Мы вступили на путь многих реформ, значение которых теперь нельзя с полной вероятностью определить. Сила потока, в который мы ринулись, увлечет нас туда, куда мы не можем предвидеть»²⁷. Либеральный профессор московского университета, публицист и цензор, сын крепостного, Никитенко нашел удачное слово — поток. После «застоя» николаевской эпохи Россия ринулась в поток. Чтобы разобраться в сути реформ, следует говорить о них поочередно, но готовились они все одновременно. Осенью 1861 г. Александр II требует поторопиться с реформой суда, в январе 1862 г. военный министр Дмитрий Милютин представляет проект военной реформы. 1 января 1864 г. вступает в силу земская реформа, 20 ноября того же года — судебная реформа. 6 апреля 1865 г. оглашаются Временные правила о печати, меняющие положение печатного слова в стране.

Положение о губернских и уездных земских учреждениях — земская реформа — вводило систему местного самоуправления в 34 губерниях России. Исключались из закона 9 западных губерний, где правительство опасалось влияния «неблагонадежного» польского элемента (еще догорало восстание, вспыхнувшее в Царстве Польском в январе 1863 г.). Земские учреждения были созданы в уездах и губерниях. Они состояли из собраний — совещательного и контрольного органа, а также управ — исполнительного органа. Депутаты — гласные — избирались населением, разделенным на три разряда: землевладельцы, городские общества и сельские общества. Количество гласных от каждой группы было неодинаковым, дворяне составляли более 40%, крестьяне — около 39%. В круг ведения земских учреждений входили местные дела, в том числе образование, медицинская служба. Правительственная власть — губернаторы и министр внутренних дел — осуществляла общий надзор, прежде всего с точки зрения соблюдения законности.

Земская реформа, как и все другие, критиковалась за ограничение сферы деятельности местного самоуправления, за излишне пристальное внимание правительственных органов (которое в следующее царствование станет значительно тяжелее). Реформу

²⁶ Там же. С. 201—202.

²⁷ Никитенко А.В. Дневник: В 3 т. М., 1955. Т. 1. С. 465—466.

[87/88]

упрекали в том, что она остановилась на полпути — не было введено Всероссийское земство, проект которого предлагал Сперанский. Но это был бы орган, чрезвычайно напоминавший парламент, который Александр II «одним дворянам давать не хотел, всем сословиям опасался»²⁸.

Несмотря на слабости и недостатки земской реформы, местное самоуправление сыграло значительную роль в развитии России. Выступая 17 февраля в 1995 г. в Москве на Всероссийском совещании о местном самоуправлении, Александр Солженицын назвал земство, которое он призвал воссоздать, «ключевой проблемой в судьбе России»²⁹.

В 1870 г. всесословное самоуправление было распространено на города. Для гласных и их избирателей был установлен имущественный ценз: право избирать и быть избранным имели только домовладельцы. Главным органом городского самоуправления стала городская дума, избираемая на 4 года.

Важнейшим шагом на пути обновления государственного механизма стала реформа суда. Все историки согласны, что судебная реформа, во-первых, была самой удачной, самой последовательной. Ее проведению не мешали сословные конфликты, как это было при подготовке других реформ. Она была, во-вторых, лучше всех, наиболее систематично подготовлена. 20 ноября 1864 г. царский рескрипт объявил об открытии суда «скорого, правого, милостивого и равного для всех». Судебная власть отделялась от административной, вводилась несменяемость судей (значительно повышалось их жалование — от 2200 до 9000 рублей в год), судопроизводство стало публичным и гласным, учреждалась присяжная адвокатура. Был введен институт присяжных заседателей. В уездах и городах для решения малозначительных уголовных и гражданских дел закон учредил мировой суд. Мировые судьи избирались уездными земскими собраниями или городскими думами.

Александр II, предлагая подготовить реформу суда, дал указание преобразовать судебную часть «на основании опыта науки и европейских государств». Это — было сделано. В 1969 г. Корней Чуковский, отмечая в своем дневнике, что он редактирует том статей и воспоминаний Анатолия Кони, знаменитого судебного деятеля эпохи реформ, писал: «Кони был праведник и великомученик. Он боролся против тех форм суда, какие существуют теперь, — против кривосудия для спасения государственного строя. Ирония судьбы, что эти благородные книги печатаются в назидание

²⁸ Эйделъман Н. «Революция сверху» в России. С. 138.

²⁹ Русская мысль. Париж. 2—8 марта. 1995.

[88/89]

нынешним юристам»³⁰. Можно говорить об «иронии судьбы», можно называть это иначе, но советский суд был во всех отношениях хуже русского суда, созданного в 1864 г.

В апреле 1865 г. ослабляется цензурный гнет, который в николаевскую эпоху принял гротескные формы. Алексей Никитенко, позднее многолетний цензор, рассказывает, что из его работы «О политической экономии» подверглась, в частности, цензуре фраза: «Адам Смит полагал свободу промышленности краеугольным камнем обогащения народов». Цензор вычеркнул слово «краеугольный», ибо «краеугольный камень есть Христос, следовательно, сего эпитета нельзя ни к чему другому применить»³¹. В 1857 г. Федор Тютчев направил записку «О цензуре в России» члену Государственного совета и министру иностранных дел князю Михаилу Горчакову. Поэт и дипломат, долгие годы цензор иностранной литературы, приходившей в Россию, Федор Тютчев ставил проблему по-новому. «Цензура, — пишет он, — служит пределом, а не руководством. А у нас в литературе, как и во всем остальном, вопрос не столько в том, чтобы подавлять, сколько в том, чтобы направлять»³².

Новый цензурный устав учел эту мысль. Была отменена предварительная цензура для книг (не для брошюр) и для некоторых повременных изданий. Был введен институт ответственного редактора, который отвечал за вышедшую публикацию.

Новый университетский устав, изданный 18 июня 1863 г., значительно расширил пределы академической свободы, права студентов самим решать научные проблемы, объединяться в кружки, ассоциации. Были отменены вступительные экзамены, но более строгими стали выпускные. Это повысило уровень университетской науки.

Целое десятилетие заняла одна из важнейших для русской империи — военная реформа. Заняв в 1861 г. пост военного министра, Дмитрий Милютин приступил к реорганизации военной системы, пороки которой убедительно продемонстрировала Восточная война. Еще до начала реформы были закрыты военные поселения и школы кантонистов — солдатских детей, куда также призывали еврейских детей с 12 лет на 25-летнюю службу. В 1859 г. срок службы в армии был сокращен до 15 лет, во флоте — до 14.

Дмитрий Милютин преобразовал центральное управление: военное министерство освобождалось от мелочной опеки армии.

³⁰ Чуковский К. Дневник, 1930—1969. М., 1994. С. 473.

³¹ Дневник. Т. 1. С. 59.

³² Тютчев Ф.И. Политические статьи. С. 82.

[89/90]

Страна была разделена на военные округа, которые стали связующим звеном между центром и войсками. Эта структура сохраняется в России и сегодня. Была реформирована военно-учебная часть: создана система военных училищ — пехотных, кавалерийских, артиллерийских и инженерных. Завершением военной реформы стало введение 1 января 1874 г. всеобщей воинской повинности. Общий срок службы определен в 15 лет: 6 — в строю, 9 — в запасе. Тяжелые телесные наказания для штатских были отменены судебной реформой. Военная реформа отменила наказания шпицрутенами, «кошками» (треххвосткой плетью) для военных. Военный суд был организован на принципах судебной реформы 1864 г.

Всеобщее недовольство

Всеобщее облегчение, испытанное Россией после смерти Николая I, было вызвано убеждением, что хуже быть не может. Следовательно — будет лучше. Наступило время надежд, уверенности, что «оттепель» принесет весну и лето, полное плодов. В XVIII в. время измеряли эпохами: эпоха Петра I, Екатерины II. эпохой считалось и царствование Александра I. Затем часы стали идти быстрее и время начали отсчитывать не только по переменам на троне, но и по эволюции настроений просвещенного общества. Стали считать — поколениями. Люди 20-х годов, жадно желавшие перемен, потерпели поражение в декабре 1825 г. Поколения 30-х и 40-х годов ушли в философию, выработали идеологические концепции, создали умственные движения, ставшие руслом интеллектуальных, политических, моральных споров на протяжении всего XIX и XX вв. Поколение 50-х годов, современники высшей точки развития николаевской системы, жесточайшего цензурного гнета, дало русской литературе величайших ее представителей. В это время вступили в литературу Гоголь, Достоевский, Тургенев, Салтыков-Щедрин... Парадоксальное столкновение беспощадной (часто — бессмысленной) цензуры и

[90/91]

блестящего расцвета литературы (прозы, но также поэзии, журнальной деятельности) позволяет увидеть время иначе, чем его видели современники.

Люди 60-х годов ждали перемен, знали, что реформы необходимы, участвовали в их разработке и проведении. «Шестидесятник» — звучало гордо, означало человека прогрессивных взглядов, желавшего сдвинуть Россию, поставить ее в ряд передовых держав. Через сто лет после реформ Александра II советские «шестидесятники» верили, что они продолжают дело своих предков.

Хмельные годы ожидания и подготовки реформ радостно кружили головы. Первые же реформы, в том числе ликвидация крепостного права, вызвали разочарование, а затем недовольство, которое, нарастая, становилось всеобщим. Одни, помещики, были недовольны, ибо — теряли, другие, крестьяне, были недовольны, ибо — получили слишком мало, слишком дорого. Значительная часть бюрократического аппарата считала, что перемены приходят слишком быстро, многие считали, что они идут слишком медленно.

Реформы дали мощный толчок экономическому развитию страны. Началась «железнодорожная горячка»: 979 верст железнодорожных линий в 1857 г. превратились в 1863 г. — в 3071 версту. В 1881 г. в России имелось 21900 верст железных дорог. В 60-е годы ежегодно строилось по 500 верст, а в 70-е годы — по 1400 верст железнодорожных путей. Строительство велось почти исключительно частными предпринимателями. Государственная телеграфная сеть насчитывала в годы Крымской войны 2000 верст, к 1880 г. она составляла 74863 версты. В 1865 г. американская компания «Вестерн Юнион телеграф» подписала соглашение с Россией о строительстве телеграфной линии в Европу, которая пересекла бы империю — через Берингов пролив, Камчатку, Сибирь — вплоть до западной границы. Джордж Кеннан, проехавший по маршруту предполагаемой линии, рассказывает, что все было готово. Проект не был реализован только потому, что конкурентная американская компания успела проложить атлантический кабель, связав Америку с Европой по дну океана. Американский путешественник свидетельствует, в частности, о прочности русских финансов: за 11 долларов золотом давали 15 серебряных рублей³³.

С 1856 г. открываются пароходные общества — сначала на Черном и Азовском морях, а затем и на других внутренних морях

³³ Кеппап G. Tent life in Siberia and adventures among the Kozaks and the Tribes in Kamchatka and Northern Asia. N.— Y., 1870. P. 159.

[91/92]

России. Увеличиваются производство чугуна и железа, добыча угля. Возникает Петербургский фабрично-заводской район.

По сравнению с западными странами успехи в абсолютных цифрах были относительными. Для России экономический толчок был очень значительным. Началась, как стали выражаться в XX в., модернизация народного хозяйства — прямой результат модернизации государственной системы. Примерно в это же самое время приступает к модернизации феодальная Япония. Причиной, как и в России, было поражение, осознание слабости. Во второй половине 50-х годов американцы, англичане, русские вынуждают Японию открыть свои порты, подписать неравноправные договора. В результате гражданской войны сторонники модернизации свергают абсолютистский режим шогуна, передают власть императору. Революция 1868 г. открыла путь буржуазной монархии. Последовавшие реформы шли параллельно русским, но более последовательно строя капиталистическую систему. Введение частной собственности на землю, например, не было ограничено оговорками, имевшимися в русских законах об отмене крепостного права.

Главное различие состояло в том, что японское общество не оказывало сопротивления реформам. Всеобщее недовольство в России выражалось и практически, и идеологически. Недовольство основной массы населения — крестьян имело под собой основательные причины. Крестьяне ждали «золотой воли», царского манифеста, который отдал бы им всю землю, которую они обрабатывали, причем без выкупа. Манифест 1861 г. был воспринят как фальшивка, изготовленная помещиками, подделавшими волю государя. Число крестьянских волнений, сопровождавшихся вмешательством войск, убедительно свидетельствует о разочаровании: в 1859 г., когда начались разговоры о «воле», оно составило 161; в 1861 г., после Манифеста 19 февраля, — 1859. Затем, в 1863 г. это число уменьшилось до 509. Общее количество волнений за пятилетие «освобождения» достигло 3579. Два десятилетия спустя — в 1878—1882 гг. — отмечено всего 136 крестьянских волнений. Советский историк, делавший эти подсчеты, дал для сравнения цифру крестьянских волнений в Ирландии в этот же период (1878—1882): по данным «Рапорта» английского парламента эта цифра составляла 11624³⁴.

Крестьянство примирилось с практической стороной реформы, но следы недовольства остались в сознании, сыграв важнейшую роль в начале XX в.

³⁴ Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880 гг. М.. 1964. С. 10.

[92/93]

Обоснованным было недовольство помещиков. Они получили деньги за землю (для многих, плохо хозяйничавших, обедневших, это было внезапное богатство), но потеряли власть, положение единственного свободного сословия в России.

Недовольна была и бюрократия, хотя именно она (небольшая часть с энтузиазмом, подавляющая — неохотно) готовила и реализовала реформы. Перемены, происходившие во второй половине XIX в. в России, были важнее реформ Петра I. Первый русский император развивал, укреплял самодержавную власть, а Александр II согласился на принципиальное ослабление самодержавия. После ликвидации крепостного права самодержавие было обречено: оно могло трансформироваться в парламентарную монархию, могло (как это случилось) погибнуть. Василий Ключевский пишет: «Павел, Александр I и Николай I владели, а не правили Россией...»³⁵.

Править было несравненно труднее, чем владеть, — как для императора, так и для служившего ему лично бюрократического аппарата. Александр II чувствовал себя не очень уютно в роли реформатора. Прочитав однажды в представленной ему записке выражение «прогресс гражданственности», император сделал пометку на полях: «Что за прогресс!!! Прошу слова этого не употреблять в официальных бумагах». В результате было запрещено употреблять слово «прогресс» в печати³⁶. Александр II, мучительно преодолевая внутреннее сопротивление, осуществлял реформы, ибо видел в них единственную возможность восстановить мощь империи после тяжелого поражения, восстановить престиж и позицию России на международной арене. Высший бюрократический аппарат подчинялся воле государя, понимая, что своими руками ломает систему идеального самодержавия.

Всеобщее недовольство было вызвано в большей степени причинами практическими, чем идеологическими. Мамона пугает всех. Слово греческого происхождения — мамона, означавшее в Церковном языке наживу, стяжательство, жадность, в политическом словаре эпохи означало — капитализм, отказ от особого русского пути. Служение мамоне осуждали славянофилы, настаивавшие всегда на полной однородности русского народа и внезапно увидевшие, как раскалывают народ «материальные похоти, банки, концессии, акции, дивиденды», как крестьянскую общину — палладиум русского духа — разлагают кулаки. Первая революционная прокламация «К молодому поколению», написанная в

³⁵ Ключевский В.О. Литературные портреты. С. 442.

³⁶ Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904. С. 323.

[93/94]

России Николаем Шелгуновым и Михаилом Михайловым, напечатанная в Лондоне и распространявшаяся на родине авторов в 1861 г., начиналась призывом: если Романовы «не оправдывают надежды народа — долой их!». А далее, требуя выборной и ограниченной власти, уничтожения цензуры, развития начал самоуправления, открытого суда и уничтожения явной и тайной полиции, авторы настаивали, что «землю нельзя продавать, как продают картофель и капусту». Экономические тенденции, появившиеся в России после освобождения, говорилось в прокламации, «черствят человека; они ведут к сословному разъединению, к привилегированным классам». В ужасе они предупреждали. «Хотят из России сделать Англию и напитать нас английской зрелостью. Нет, мы не хотим английской экономической зрелости, она не может вариться русским желудком».

В 1856 г. славянофил Сергей Аксаков писал сыну Ивану о пороках западной цивилизации и делал вывод: «У нас, по крайней мере, есть будущее, а в Европе его уже нет». В 1861 г. революционеры Н. Щелгунов и М. Михайлов пишут: «Мы народ запоздалый, и в этом наше спасение. Мы должны благословить судьбу, что не жили жизнью Европы. Ее несчастья, ее безвыходное положение — урок для нас. Мы не хотим ее пролетариата, ее аристократизма, ее государственного начала и ее императорской власти»³⁷. Вина за императорскую власть, открывшую после 1861 г. дорогу капитализму в России, по мнению авторов «К молодому поколению», также лежала на Европе.

Великий сатирик Салтыков-Щедрин подвел итоги александровских реформ в очерках «За рубежом», печатавшихся в журнале «Отечественные записки» в 1880—1881 гг. Оказавшись за границей, русский писатель изложил свое мнение об идеологической конфронтации Россия—Запад, капитализм — русский путь развития. Во сне он увидел и услышал спор двух мальчиков: один был в штанах, другой — без штанов. Первый был немец, второй — русский. Все их разделяет: мальчик в штанах живет хорошо, чисто, сытно, в его стране и деревне — порядок, мальчик без штанов живет в грязи, впроголодь, его беспощадно бьют. Но мальчик без штанов отмечает, что, во-первых, у «нас занятнее», а во-вторых, немцы «за грош черту душу продали». Это капитализм: за грош, за наживу, мамону необходимо расстаться с душой, продать ее черту. Мальчик в штанах ему отвечает: «Про вас хуже говорят: будто вы совсем задаром душу отдали». На что русский мальчик

³⁷ Бурцев Вл. За сто лет (1800—1896): Сборник по истории политических и общественных движений в России. Лондон, 1897. С. 28, 29.

[94/95]

формулирует смысл революционной идеологии: «Задаром-то я отдал — стало быть, и опять могу назад взять...»

В январе 1861 г. популярный журнал «Библиотека для чтения» опубликовал в приложении «Старый порядок и революция» де Токвиля. Рецензии на книгу французского историка появились в русских журналах сразу же после того, как она вышла в 1856 г. в Париже. Сделанный Токвилем анализ попыток реформирования старого режима, его размышления о невозможности спасти монархию, желающую облегчить участь верноподданных, если ее не возглавляет гениальный человек, были чрезвычайно актуальными в России Александра II. Стоит отметить, что «Старый порядок и революция» вновь вошли в моду в России конца XX в. Интерес к работе французского историка в 60-е годы XIX в. объяснялся, в частности, тем, что император казался слишком слабым для проведения реформ. Тем более, что у всех в памяти был его отец. Секретарь прусского посольства в Петербурге Курд Шлёцер записал в дневник 24 июля 1857 г.: «Императора ругают неслыханным образом... Николай I мог делать, что хотел; он был, во всяком случае до 1854 г., в ореоле власти, восхищались его силой, энергией, принимали резкие, жестокие меры, как нечто естественное... Теперь все переменилось. Теперь говорят о мягкости, любезности, ибо император действительного мягок и любезен. Но стоит ему хотя бы один раз выразиться резко и дать суровый приказ, немедленно люди смотрят друга на друга и спрашивают: что ему пришло в голову? Так мог поступать старый император, а этот?» 2 января 1858 г. Курд Шлёцер регистрирует: «Недовольство всеобщее. Офицеры, которые лишились энергичного, жестокого царя, называют сегодняшнего: «Старая баба»³⁸.

³⁸ Schlozer К. von. Petersburger Briefe (1857—1863). Stuttgart; Berlin; Leipzig. 1923. S. 56, 57, 96.

[95/96]

«Новые люди»

В мае 1862 г. в Петербурге и больших провинциальных городах появилась прокламация, озаглавленная «Молодая Россия». Она начиналась словами: «Россия вступает в революционный период своего существования». Имелась в виду не «революция сверху», а беспощадная народная революция. Помни, говорилось в прокламации, «кто не будет с нами, тот будет против; кто против — тот наш враг; а врагов следует истреблять всеми способами»³⁹. Полиция не нашла автора: 20-летний студент Петр Заичневский сидел в московской тюрьме, осужденный на короткий срок за революционную пропаганду. Сидя в камере, молодой революционер изложил в сжатой, ясной форме идеи, обсуждавшиеся в небольшом студенческом кружке, на собраниях которого присутствовал ставший всемирно известным через полтора десятка лет Сергей Нечаев. Английский историк Тибор Самуэли пишет, что Заичневский вряд ли мог предвидеть сенсационный эффект, произведенный прокламацией на радикальные круги России и ее огромное влияние на будущее развитие революционного движения. «Он создал революционное направление, известное как «русский якобизм»⁴⁰. Петр Заичневский помнит о революционных предках, но предупреждает: «Мы будем последовательнее не только жалких французских революционеров 1848 г., но и великих террористов 1792 г., мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито французскими якобинцами...». Русские якобинцы обещали быть по крайней мере в три раза эффективнее французских.

Год спустя, в 1863 г., журнал «Современник» опубликовал роман «Что делать?». Его автор Николай Чернышевский сидел в Петропавловской крепости, но цензор пропустил книгу, считая,

³⁹ Бурцев Вл. Указ. соч. С. 46.

⁴⁰ Szamuely Т. The Russian Tradition. London, 1974. P. 231.

[96/97]

что она так плохо написана и так скучна, что читателей у нее не будет. Ни одна книга в русской литературе не имела такого сильного и длительного влияния на русское общество. «Что делать?» стала революционной Библией. «Она глубоко перепахала меня», — вспоминал Ленин, ставивший Чернышевского рядом с Марксом, как автора, наиболее повлиявшего на него.

Николай Чернышевский не только давал ответ на вопрос: что делать? — Делать революцию. Он называл также тех, кто ее должен был делать, т.е. ею руководить. В подзаголовке романа значится: «Рассказы о новых людях».

Всеобщее недовольство царило в России. Все группы населения имели претензии к реформам, все хотели их улучшить. Только одна группа отвергала реформы вообще и хотела революции. Это была новая социальная группа, и она ищет для себя название. Сначала появляется слово: разночинцы. Так называли общественный слой, начавший складываться в 50-е годы. В него входили дети духовенства, купечества, мещанства, получившие образование в университетах. Во второй половине XIX в. большинство студентов были выходцами из нуждающихся семей. 3/4 из них получали государственное пособие или стипендии филантропических организаций. В 1886 г. чрезвычайно плодовитый писатель Петр Боборыкин, мгновенно откликавшийся на актуальные темы в романах и пьесах, сочинил слово «интеллигенция» и производные от него — интеллигент, интеллигентный. В русском языке было слово «интеллектуальный». «Карманный словарь», подготовленный петрашевцами, переводил его как «духовный».

Слово «интеллигенция» имело иной смысл. Им обозначался общественный слой, который, как утверждал радикальный литературный критик Дмитрий Писарев, с 1840—1868 гг. является движущей силой истории. Интеллигенцию составили разночинцы, соединившиеся с «кающимися дворянами», детьми помещиков, чувствовавших свою «вину» перед народом. Образование не было необходимым атрибутом интеллигента. Недоучившийся студент был им. Федор Достоевский или Лев Толстой в «интеллигенцию» не входили. Не только потому, что они этого не хотели, но и потому, что их не принимали — за реакционность. Интеллигенция видела себя «духовным орденом», посвятившим свою жизнь делу освобождения народа, для чего была совершенно необходима революция.

Выходцы из разных «чинов», они не чувствовали себя дома нигде. Будучи частью общества, они ощущали себя вне его. Осознавая свое отличие от всех других, они стали называть себя «новыми людьми». Один из них, Николай Шелгунов, вспоминал о чувствах, вызванных известием о смерти Николая I: «Надо было жить

[97/98]

в то время, чтобы понять ликующий восторг «новых людей», точно небо открылось над ними, точно у каждого свалился с груди пудовый камень, куда-то потянулись вверх, вширь, и захотелось летать»⁴¹.

1862 г. Иван Тургенев одарил русский словарь новым словом — нигилист. Так называл себя герой его романа «Отцы и дети» Базаров. Задуманный писателем как пародия на влиятельнейшего радикального литературного критика Николая Добролюбова (1836—1861), Базаров стал моделью «нигилиста», отвергавшего все и вся. Афоризм Базарова — дух разрушающий есть дух созидающий — становится программой «новых людей», «нигилистов» — интеллигенции. Дмитрий Писарев, один из наиболее ярких лидеров интеллигенции в 60—70-е годы, излагал эту программу в нескольких пунктах: «...что можно разбить, то и нужно разбивать, что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам, во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть»⁴².

Жозеф де Местр предупреждал в начале XIX в., что главная опасность для России не крестьянский бунт, а «Пугачевы из университета». Во второй половине XIX в. они появились. Выломившись из государственных структур, освободившись от государства, «новые люди» взяли на себя миссию освобождения народа. Они не сомневались в своем праве руководить народом Во-первых, потому что их целью было народное благо. Во-вторых, потому, что они знали, как дать народу то, что ему нужно, даже если сам народ не осознает своих потребностей. Курляндский губернатор Петр Валуев писал в «Думе русского», разошедшейся в тысячах списках после смерти Николая I. «Везде преобладает у нас стремление сеять добро силой»⁴³. Будущий министр Александра II имел в виду государственный аппарат. Но ту же самую тенденцию «сеять добро силой» проявляет враждебная государству интеллигенция. «История русской общественной мысли есть история русской интеллигенции», — пишет Иванов-Разумник.⁴⁴ И он же называет «знаменем русской интеллигенции» литературного критика Виссариона Белинского (1811—1848) «Неистовый Виссарион», как называли его поклонники, «предшественник полного вытеснения дворян разночинцами в

⁴¹ Шелгунов Н. Воспоминания. М., 1923. С. 23.

⁴² Писарев Д.И. Сочинения: В 4 т. М., 1955. Т. 1. С. 135.

⁴³ Цит. по: Лемке М. Указ. соч. С. 305.

⁴⁴ Иванов-Разумник. История русской общественной мысли: Индивидуальность и мещанство в русской литературе и жизни в XIX в. СПб , 1991. Т. 1. С. 1.

[98/99]

нашем освободительном движении», как писал о нем Ленин, дал определение роли писателя в русском обществе. Наша публика права, писал Белинский. Она видит в русских писателях единственных вождей, защитников и спасителей от губительного самодержавия. И критик делает вывод: поэтому публика всегда готова простить писателю плохую книгу, но никогда не простит ему вредную.

Некрасов так изложит мысль Белинского: «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Иначе говоря, искусство вторично, правильная тенденция — первична.

Эта эстетическая концепция отдавала власть над умами читателей литературным критикам: они определяли, какая книга хорошая, какая плохая, какая вредная. В результате возникла ситуация уникальная: вождями общественной мысли и общественного движения стали литературные критики. После Белинского пришел Писарев, затем — Чернышевский, затем Добролюбов.

В романе «Что делать?» Николай Чернышевский составляет иерархию «новых людей»: они представляют собой руководящий слой, но из них вырастают вожди, «соль земли русской». Писатель сообщает, что встретил только «восемь образцов этой породы». Моделью «этой породы» стал герой романа — Рахметов, сознательно, интеллектуально и физически готовивший себя к власти над Россией. В ходе подготовки, что поразило читателей, Рахметов, в частности, спал на гвоздях. Автор «Что делать?» знал, что он предназначен быть вождем. В письме жене из крепости он объяснял: «Со времени Аристотеля не было сделано еще никем того, что хочу делать, и буду я добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель...»⁴⁵.

Наличие вождей, руководителей, предполагало существование массы, народа, руководимых. Михаил Бакунин предупреждал. «Нужно, чтобы ум наш выучился понимать ум народа и чтобы Наши сердца приучились биться в один такт с его великим, но Для нас еще темным сердцем. Мы должны видеть в нем не средство, а цель, не смотреть на него как на материал революции по нашим идеям, как на «мясо освобождения»⁴⁶. Представление о том, что народ является «мясом освобождения», было широко распространено среди «вождей». Виссарион Белинский пишет 28 июня 1841 г. в письме единомышленнику: «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом

⁴⁵ Цит. по: Бурцев Вл, Указ. соч. С. 73.

⁴⁶ Бакунин М. Избр. соч. Пб.; М., 1920. Т. 3. С. 85.

[99/100]

истребил бы остальную...»⁴⁷. Двадцать лет спустя авторы прокламации «Молодая Россия» заявляют, что если для реализации их программы нужно будет уничтожить сто тысяч помещиков, они не испугаются. Представьте себе, предлагает «Молодая Россия», что в один прекрасный день исчезнут все министры, вся аристократия, все помещики. Россия даже не заметит этой потери. В 1819 г. такое предложение сделал Сен-Симон, говоря о Франции. Он предлагал представить себе исчезновение 30 тыс. ненужных. Русские революционеры говорят о 100 тыс.

Дело было не только в большей численности русского населения. Радикальность русской интеллигенции нарастала с каждым днем. 17-летний Петр Ткачев, один из главных творцов идеологии «нового человека», объявлял, что успех революции будет обеспечен, если всем жителям Российской империи старше 25-лет отрубят головы⁴⁸. Литература зарегистрировала образ революционера. Одобряя или порицая. Николай Чернышевский делает Рахметова моделью вождя. Николай Лесков в романе «Некуда», выброшенном из истории русской литературы либеральными критиками, дает слово нигилисту Бычкову: «Залить кровью Россию, перерезать все, что к штанам карман пришило. Ну, пятьсот тысяч, ну, миллион, ну пять миллионов... Ну что же такого? Пять миллионов вырезать, зато пятьдесят пять останется и будет счастливо»⁴⁹. В 1871 г., через семь лет после Лескова, Федор Достоевский публикует «Бесы». «Фанатики человеколюбия», как выражается писатель, нарисованы несравненно выразительнее, чем у Лескова, но говорят они то же самое. Шигалев, один из главных «бесов», предлагает «рай, земной рай, и другого на земле быть не может». Для достижения этого рая необходимо уничтожить девять десятых человечества: в раю будут жить оставшиеся.

60-е годы, начавшиеся ликвидацией крепостного права, открывшие эпоху реформ, приносят России предчувствие приближающейся бури. «Ультрапрогрессисты» — как выражается Никитенко, «нетерпеливцы» — как обозначает их Лесков, хотят революции. В сентябре 1861 г. студенты Петербургского университета после увольнения профессора Павлова, лекции которого о тысячелетии России не понравились цензуре, забастовали. Это была первая в истории страны студенческая забастовка. Ее поддержало подавляющее большинство профессоров. Говорить плохо о правительстве стало модным, заносит в дневник А. Никитенко. «Колокол» Герцена, читаемый всей просвещенной Россией и

⁴⁷ Иванов-Разумник. Указ. соч. Т. 1. С. 315.

⁴⁸ Аненская А. Из прошлых лет// Русское богатство. 1913. Кн. 1. С. 63.

⁴⁹ Лесков Н.С. Некуда// Собр. соч. М., 1956. Т. 2. С. 301.

[100/101]

особенно внимательно при дворе, торжествует: «Со всех сторон огромной родины нашей: с Дона и Урала, с Волги и Днепра растет стон, поднимается ропот — это начальный рев морской волны, которая закипает, чреватая бурями...». Волнения студентов побуждают лондонского изгнанника в статье «Третья кровь» писать: «... к польской, крестьянской крови прибавилась кровь лучшей молодежи Петербурга и Москвы». Александр Герцен преувеличивал — студенческой крови не было: забастовщиков арестовывали, но вскоре освобождали — посылали в ссылку или увольняли из университета. Власти растерялись и не знали, что делать. Герцен звал студентов: не жалейте вашей крови. Ваши раны — святые, вы открываете новую эру нашей историю, с вашей помощью Россия входит во второе тысячелетие, которое, по-видимому, может начаться изгнанием варягов за море... Редактор «Колокола» имел в виду изгнание Романовых — потомков Рюрика.

Русские города, в том числе и столицы, горели часто — к этому все привыкли. Но когда 28 мая 1862 г. загорелся Апраксин двор — главное торговое место Петербурга — всем показалось, что революция начинается. Тем более, что по городу ходила прокламация «Молодая Россия», звавшая к убийствам и пожарам. «Власти совершенно потеряли голову. Во всем Петербурге не было тогда ни одной паровой пожарной трубы», — вспоминал Петр Кропоткин⁵⁰. Все убеждены: столицу империи поджигают. Не было сомнений: поджигают «нигилисты» и поляки. Федор Достоевский, недавно вернувшийся из ссылки, пошел к Чернышевскому (в котором все — и он тоже — видели вождя «новых людей») просить, чтобы он прекратил пожары. Поджигателей так и не нашли: может быть, это были террористы, может быть — провокация полиции, а может быть — жгли свои лавки купцы, желая получить страховку.

Правительство принимает меры. Начинаются процессы авторов прокламаций, «нигилистов». Самый крупный из политических процессов этого времени — суд над Чернышевским. Он был обвинен в написании прокламации «Барским крестьянам от их Доброжелателей...». Воззвание Чернышевского объясняло крестьянам, что никакой воли по царскому манифесту 1861 г. они не Получили, что есть страны, например Франция, Англия, где цари находятся под властью народа, который выбирает их и сменяет, если они ему не нравятся. В заключение автор приглашал «барских крестьян» сговориться добывать себе волю втайне, Подговаривать к тому же государственных и удельных крестьян и

⁵⁰ Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1966. С. 166.

[101/102]

солдат, а когда все будет готово, он обещал дать сигнал к общему восстанию⁵¹.

17 мая 1864 г. Никитенко заносит в дневник: «Сегодня в полицейской газете «Ведомости С.-Петербургской городской полиции» объявлено, что 19 мая, во вторник, в восемь часов утра будет на Мытнинской площади объявлен приговор Чернышевскому. Он осужден на семь лет каторжных работ и потом на вечное житье в Сибири. Суд приговорил его к 14 годам каторжных работ, но государь половину уменьшил». Через четыре дня Никитенко записывает, что разговаривал со знакомым сенатором, выясняя: доказано ли юридически, что Чернышевский виновен, так как его осудили? Сенатор ответил: «юридических доказательств не найдено, хотя, конечно, моральное убеждение против него совершенно»⁵².

Некоторое современные историки полагают, что имеется достаточно доказательств, чтобы «со значительной степенью вероятности считать, что автором прокламации был Чернышевский»⁵³ По их мнению есть основания считать Чернышевского автором анонимного письма Герцену, опубликованного в 1860 г. в «Колоколе». Автор убеждал редактора «Колокола», что только «топор может нас спасти», и требовал от него «звать Русь к топору».

Государственный совет, осудивший Чернышевского, не имел достаточных улик, но был убежден, что наказывает вождя «новых людей», наводивших ужас на власть.

Политические процессы, закрытие петербургского университета до введения нового устава, закрытие (временное) воскресных школ для взрослых, приостановка (на 8 месяцев) выхода радикальных журналов «Современник» и «Русское слово» и даже (на 4 месяца) славянофильского «Дня» завершали декаду, начатую в 1855 г. Глубокие изменения в результате реформ породили социальный слой — разночинную интеллигенцию, которая заявила о своем праве вести народ к счастливой жизни, выступила ожесточенным противником власти.

Генри Томас Бокль, автор «Истории цивилизации в Англии», оказавшей огромное влияние на русскую интеллигенцию 60—70-х годов, обнаружил, что политическим революциям в Англии XVII в. и во Франции XVIII в. предшествовали эпохи «интеллектуальных революций». 60-е годы XIX в. в России были

⁵¹ Цит. по: Бурцев Вл. Указ. соч. С. 77.

⁵² Никитенко А.В. Дневник. Т. 2. С. 440, 441.

⁵³ Рейсер С.А. Прокламация Н.Г. Чернышевского «Барским крестьянам»// Прометей. М., 1967. Т. 3. С. 216.

[102/103]

аналогичным периодом, который, однако, следует назвать эпохой «интеллигентской революции». Столкновение «постепеновцев» — реформаторов и «нетерпеливцев» — сторонников немедленного прыжка вперед, невзирая на жертвы, закончилось административным поражением «ультрапрогрессистов». Их отправили на каторгу, в тюрьмы, в ссылку. Но «интеллектуальная» победа была на их стороне. Революционные идеи продолжали жить. Закончился только пролог к прологу.

Восстание, вспыхнувшее в Царстве Польском в январе 1861 г., объединило вокруг власти русское общество. Александр Герцен, выступивший в защиту поляков, подхвативший их лозунг «за нашу и вашу свободу», сразу же потерял влияние в России.

4 апреля 1866 г. студент Дмитрий Каракозов стрелял в царя, гулявшего в петербургском Летнем саду. «К несчастью промахнулся», — пишет советский историк⁵⁴. Террорист промахнулся, ибо руку с револьвером подбил оказавшийся рядом мастеровой Комиссаров. Человек из народа помешал дворянину (из обедневшей семьи) убить царя. Впечатление, произведенное на страну, было огромным. Александр II, когда к нему подвели Каракозова, задал логичный вопрос: «Ты, верно, поляк?». «Нет, я чистокровный русский», — был ответ. «Так почему же ты покушался на меня?» — в полном недоумении спросил император, не понимавший, как русский может стрелять в русского царя. И услышал: «А какую свободу ты дал крестьянам?»⁵⁵.

Выстрел Каракозова начинал новый виток русского революционного движения.

Через неделю после покушения Никитенко записывает. «Злодеяние, которое чуть было не облекло в траур Россию... показывает, как глубоко проник умственный разврат в среду нашего общества. Чудовищное покушение на жизнь государя, несомненно, зародилось и созрело в гнезде нигилизма — в среде людей, которые, заразившись разрушительным учением исключительного материализма, попрали в себе все нравственные начала...»⁵⁶.

Либерально-консервативный профессор и цензор Алексей Никитенко был не прав — русская молодежь, пополнявшая ряды «интеллигенции», попирала только те нравственные начала, которые осуждались ее вождями. Основой нравственности разночинцев было — служение народу. Казнь Каракозова, процесс и осуждение на 20 лет каторги Геннадия Нечаева, обвиненного в

⁵⁴ Троицкий Н. Подвиг Николая Ключникова// Прометей. Т. 9. С. 59.

⁵⁵ Venturi F. Les intellectuels, le peuple et la levolution. Histoire du populisme russe au XIX siecle. Paris, 1952. V. 1. P. 610.

⁵⁶ Никитенко А.В. Дневник. Т. З. С. 25.

[103/104]

убийстве товарища-заговорщика, вызвали замешательство в умах молодежи. И она радостно откликнулась на программу, предложенную Петром Лавровым (1823—1900). Полковник, профессор военного училища Петр Лавров пришел в революционное движение сравнительно поздно. Арестованный и сосланный в Вологодскую губернию в 1868 г., он начинает публиковать в петербургском журнале свои «Исторические письма», которые выходят книгой в 1870 г., разрешенной цензурой. В это время автор бежит из ссылки за границу.

В 1861 г. Герцен, обращаясь к студентам, звал их: «В народ, к народу!» Петр Лавров дает теоретическое, научное обоснование программы деятельности интеллигенции. Дает определение интеллигента: это — критически мыслящая личность. Ставя целью крестьянскую революцию, Лавров считал, что она может произойти только при сравнительно высоком уровне сознательности народных масс. Когда Нечаев приехал из Швейцарии в Россию, в августе 1869 г., он имел при себе членский билет несуществующего «Всемирного революционного союза», подписанный Бакуниным, экземпляр «Катехизиса революционера», печать несуществующей подпольной организации «Народная расправа» и план организации революции — 19 февраля 1870 г., в девятую годовщину освобождения крестьян. Полвека спустя Лев Троцкий убедил Политбюро партии большевиков назначить революцию в Германии на 7 ноября 1923 г. — в годовщину Октябрьской революции.

Петр Лавров был против авантюризма. Ключевым словом его программы стала — пропаганда. Молодежь, прежде всего студенты, услышали призыв. Успех «Исторических писем» можно сравнить только с популярностью «Что делать?» Чернышевского. В университетских городах возникают кружки самообразования, молодежь готовится идти «в народ», приобретает профессии, которые могут пригодиться в деревне. Историк народничества пишет, что стремление «идти в народ» было «актом коллективного руссоизма»⁵⁷. Летом 1874 г. (этим, как его назвали, «безумным летом») молодежь отправилась «в народ», в деревню. Не имея никакого представления о народе, о деревне (хотя среди «ходоков» были и помещичьи дети), пропагандисты немедленно передавались крестьянами властям. Министр юстиции граф Пален в рапорте императору привел цифры: было арестовано 770 человек, в том числе 612 молодых людей и 158 девушек. 265 человек были

⁵⁷ Venturi F. Les intellectuals... V. 1. P. 837.

[104/105]

оставлены в заключении, остальные выпущены на поруки. Только 53 пропагандиста сумели избежать ареста⁵⁸.

Идейными противниками Лаврова были Михаил Бакунин, который считал гораздо важнее пропаганды, рассчитанной на долгое время, агитацию, звавшую к немедленным действиям, и Петр Ткачев, звавший к захвату власти. Лавров предупреждал, что захват власти возможен, но это будет всего лишь политическая революция, которая никогда не сможет совершить социальной трансформации страны.

Неудача «хождения в народ» была неудачей идей Петра Лаврова. Революционная молодежь возвращается к тактике прямых действий. Ядро возникающих революционных организаций — «Земля и воля», «Народная воля» — составят участники «похода в деревню». 24 января 1878 г. 27-летняя Вера Засулич стреляет и ранит петербургского градоначальника Трепова. Ее арестовывают на месте. 4 августа 1878 г. 27-летний Сергей Кравчинский (псевдоним — С. Степняк) ударом кинжала убивает на людной улице Петербурга шефа жандармов генерала Мезенцева и скрывается.

Начинается эпоха революционного террора. В жандармов, прокуроров, министров стреляют в разных городах, их пытаются убивать — иногда это удается — кинжалами. Затем появятся бомбы. Дмитрий Каракозов был членом подпольной группы, возглавляемой Николаем Ишутиным и носившей название «Организация». Ее ядром была группа, названная кратко и выразительно — «Ад». 70-е годы видят возникновение революционных организаций. Пока идет процесс создания организованного террористического движения, террористы пугают мнимыми названиями, следуя примеру Нечаева. Прокламации, извещающие о террористических актах, подписываются «Исполнительным комитетом социально-революционной партии» и украшаются печатью, изображающей перекрещенные револьвер, кинжал и топор. Военный министр Дмитрий Милютин записывает в дневник, что Дьявольский план тайного общества терроризировать всю администрацию начинает удаваться⁵⁹.

Вера Засулич стреляла в генерала Трепова, ибо он приказал высечь арестованного студента Боголюбова. Закон запрещал телесные наказания дворян. Выстрел был протестом против нарушения закона. Вера Засулич предстала перед судом присяжных, который ее оправдал. Председатель суда Анатолий Кони рассказывает, что накануне процесса министр юстиции граф Пален был

⁵⁸ Там же. Р. 840.

⁵⁹ Милютин Д.А. Дневник. . М., 1950. Т. 3. С. 85.

[105/106]

страшно поражен, узнав, что суд присяжных может оправдать террористку. «Но ведь по этому проклятому делу правительство вправе ждать от суда и от вас особых услуг». Кони ответил ему «Граф, позвольте вам напомнить слова д'Агюссо королю: «Ваше величество, суд постановляет приговоры, а не оказывает услуги»⁶⁰.

Один из крупнейших русских юристов, профессор права Кони знал, что обвинительный приговор Засулич «был бы несомненен в Англии, где живое правосознание развито во всем населении» Решение суда присяжных — оправдать было вызвано недовольством общества правительственной политикой, достигшим новых высот в связи с тем, что тяжелая война с Турцией 1877-1878 гг. закончилась миром, который навязали России европейские государства, лишив ее плодов победы. «Наши присяжные, — писал Кони, — являлись очень чувствительным отголоском общественного настроения»⁶¹. Услышав оправдательный приговор, зал разразился криками «Браво! Ура! Молодцы!»⁶². Говорили о «взятии Бастилии».

Взрыв террористической деятельности во второй половине 70-х годов стал возможен, ибо недовольство государственной политикой приняло характер активного оппозиционного настроения, которое выражалось, в частности, в доброжелательном отношении к террористам. Последние плавали в обществе, пользуясь выражением Мао Цзедуна, как рыба в воде. В то время как деревня успокаивается, приспосабливается к жизни в пореформенных условиях, образованная часть общества, как сообщает императору председатель Комитета министров Петр Валуев в июне 1879 г., совершенно не поддерживает правительство в его борьбе со сравнительно немногочисленной группой злодеев⁶³.

Борис Чичерин пишет об атмосфере времени «Оппозиционная мысль всегда может рассчитывать на популярность. У нас нужна некоторая смелость, чтобы самостоятельному человеку поддерживать в литературе правительственное направление. Писатель же, который налагает на себя официальный штемпель, немедленно лишается всякого влияния на общество»⁶⁴ Профессор Чичерин знал, о чем он говорит: его взгляды, шедшие наперекор общественному мнению, вызывали негодование «властителей дум». Рядом с правительственной цензурой возникает,

⁶⁰ Кони А. Ф. Избранные произведения. М., 1959. Т. 2. С. 60.

⁶¹ Там же. С. 61.

⁶² Там же. С. 93.

⁶³ Цит. по: Venntri F. Les intellectuels... V. 2. P. 1017.

⁶⁴ Воспоминания Б.Н. Чичерина. Т. 2. С. 49—50.

[106/107]

как выражался Борис Чичерин, «либеральная жандармерия», категорически осуждающая проправительственные и антиреволюционные взгляды. В ответ на рождение «нигилизма» появляются романы «антинигилистического» толка. Их авторы, в том числе крупнейшие писатели эпохи — Николай Лесков, Алексей Писемский, Павел Мельников-Печерский, практически вычеркиваются из истории русской литературы.

Алексей Суворин, хозяин влиятельнейшей консервативной газеты «Новое время», записал тайнописью в дневник свой разговор с Достоевским 20 февраля 1880 г., в день очередного террористического акта — покушения Ипполита Млодецкого на графа Лорис-Меликова, поставленного во главе Верховной распорядительной комиссии для борьбы с революционным движением. Взволнованный автор «Бесов» задал Суворину вопрос: если бы мы с вами услышали случайно на улице о готовящемся взрыве Зимнего дворца, обратился бы он (Суворин) к полицейскому, чтобы арестовали заговорщиков, или нет? Суворин ответил: «Нет, не пошел бы». Достоевский подтвердил: «И я бы не пошел». Писатель объяснил, что, раздумывая над вопросом, он собрал все причины, которые бы диктовали обращение в полицию. «Причины основательные, солидные». А затем — причины, которые не позволили бы, причины ничтожные: «Просто — боязнь прослыть доносчиком... Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния»⁶⁵.

Федор Достоевский не случайно говорил о взрыве Зимнего дворца. 5 февраля 1880 г. резиденция императора была взорвана. Только случай — Александр II задержался и пришел в столовую с опозданием — спас царя. Было убито много солдат, еще больше было раненых. Выстрел Каракозова был первым покушением на жизнь царя-Освободителя. 6 июня 1867 г. в Александра II стрелял в Париже поляк Александр Березовский. Затем наступила пауза. Подъем террористической деятельности — после выстрела Веры Засулич, кинжала Степана Кравчинского — привел к решению террористических групп совершить, как стали говорить в начале XX в., «центральный акт»: убить царя. 2 апреля 1879 г. Александр Соловьев — 30 лет, бывший учитель, разочаровавшийся неудачным «хождением в народ» — стреляет в Александра II, совершавшего свою обычную прогулку по Петербургу. Арестованный террорист объясняет свой поступок: «Под влиянием размышлений по поводу прочитанных мною книг чисто научного содержания и, между прочим, Бокля и Дрэпера, я отрекся даже и от верований в Бога, как в существо сверхъестественное... Мысль покуситься

⁶⁵ Дневник А.С. Суворина. Москва; Петербург. 1923. С. 15—16.

[107/108]

на жизнь его величества зародилась у меня под влиянием социально-революционных учений; я принадлежу к русской социально-революционной партии...».

Еще в 1863 г. возникает «антиправительственная организация», как говорится в ее прокламации, называющая себя «Общество «Земля и воля». Она существует очень недолго. Летом 1879 г. общество раскалывается: сторонники социалистической пропаганды объединяются в организацию «Черный передел», сторонники террора — в партию «Народная воля». Исполнительный комитет «Народной воли» выносит смертный приговор императору. Со 2 апреля 1879 г. до 1 марта 1881 г., когда Александр II был убит, идет настоящая охота на царя. Немногочисленная (два десятка членов), но фанатически преданная своей идее террористическая организация организует одно за другим покушения: взрыв Зимнего дворца, взрыв поезда, закладка мин. Царя обкладывают со всех сторон, как медведя. И после каждого покушения Исполнительный комитет публикует прокламацию, обещая продолжать охоту.

Историк русской тайной полиции Рональд Хингли пишет, что на вопрос: почему «эти молодые люди» посвятили себя убийству государя? — нет ясного ответа. Некоторые могли думать, что убийство царя станет сигналом к народному восстанию, другие надеялись — наивно, что преемник убитого приступит к либеральным реформам. Для большинства из террористов, дает свой ответ историк, настойчивое желание убить императора было не рациональным, а эмоциональным импульсом, рожденным неспособностью революционеров оказать влияние на общество⁶⁶.

Программа Исполнительного комитета объясняла, что «террористическая деятельность... имеет своей целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать таким образом революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать годные и привычные к бою силы»⁶⁷. С этой точкой зрения были вполне согласны, выражая ее более решительно, Маркс и Энгельс — будущие учители русской революции. «Агенты правительства, — писал Фридрих Энгельс в марте 1879 г. о России, — творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль. Политическое убийство в России — единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно

⁶⁶ Hingley R. La police secrete Russe. Paris, 1972. P. 78.

⁶⁷ Бурцев Вл. Указ. соч. С. 151.

[108/109]

деспотического режима». Шесть лет спустя Карл Маркс подтвердил взгляд своего друга, считая, что террор народовольцев «является специфически русским, исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализовать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе»^68..

Режим Александра II был несравненно мягче режима Николая I, но его смягчение, подтверждая тезис Токвиля, вызывало нараставшее возмущение противников. В атмосфере реформ и либерализации системы теряет свою былую эффективность в борьбе с антиправительственными силами III отделение. После покушения Каракозова подает в отставку шеф жандармов и главноуправляющий III отделения князь Долгоруков. Его место занимает граф Петр Шувалов, которому на несколько лет удается задержать рост терроризма. В 1874 г. царь отсылает Шувалова послом в Лондон, недовольный излишним влиянием на государственные дела, которое приобрел шеф жандармов, получивший прозвище «Петр IV». III отделение в течение 4 лет меняет трех начальников. Сначала охрану государства и императора поручают генералу Потапову, человеку с «куриными мозгами», как записал в дневник Валуев. На его место вскоре приходит генерал Мезенцев, который позволяет недопустимую для главы тайной полиции ошибку — позволяет зарезать себя кинжалом на улице. Его преемник Александр фон Дрентельн не смог помешать ни выстрелу Соловьева, ни взрыву Зимнего дворца. При Дрентельне террористы внедряют своего агента Николая Клеточникова в III отделение и получают возможность иметь необходимую информацию из недр тайной полиции. Он сообщал революционерам имена агентов III отделения, которых убивали.

III отделение не бездействует. Идут политические процессы. Например, за один только год (с сентября 1876 по сентябрь 1877 г.) прошло 17 процессов. Число подсудимых постоянно увеличивается: в феврале 1877 г. судят 50 человек, 18 октября 1878 г. начинается «процесс 193-х». Подсудимые, как правило, молоды (20—25 лет), в их числе немало женщин. На «процессе 50-ти» судили юных, почти девочек, революционерок.

Выстрел Веры Засулич показал, что русские женщины решили не ограничиваться пропагандой.

Во главе «Народной воли», приговорившей Александра II к смерти, стоял сын крепостного крестьянина Андрей Желябов (1851—1881) — отличный организатор, пользовавшийся высоким авторитетом среди товарищей. Когда он был арестован, исполнение

⁶⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 197; Т. 35. С. 148.

[109/110]

приговора взяла на себя его подруга, дворянка, дочь губернатора Петербурга Софья Перовская (1853—1881). 1 марта 1881 г. она вывела на маршруты, которыми мог ехать император, метальщиков бомб, контролируя до последней минуты операцию. Александр Солженицын рассказывает подлинную историю: в 1937 г. в московском музее революции сняли портреты Желябова и Перовской. К двадцатилетию революции, повествует автор «В круге первом», Сталин «решил сам посмотреть экспозицию музея, не напутали ли там чего. И в одном зале... он с порога внезапно прозревшими глазами увидел на верху противоположной стены большие портреты Желябова и Перовской. Их лица были открыты, бесстрашны, их взгляды неукротимы и каждого входящего звали: «Убей тирана!». Как двумя стрелами, пораженный в горло двумя взглядами народовольцев, Сталин тогда откинулся, захрипел, закашлялся и в кашле пальцем тряс, показывая на портреты. Их сняли тотчас»⁶⁹.

Александр Солженицын недаром упоминает призыв: «Убей тирана». Толчком к началу покушений на Александра II было убийство президента США Авраама Линкольна 15 апреля 1865 г. В России хорошо знали, что убийца Джон Уилкс Бус, выстрелив в президента, крикнул: Sic semper tirranis (так всегда будет с тиранами!).

Не был, конечно, тираном президент Авраам Линкольн. Но не был им и наследственный монарх — Александр II. Судьба или террористическая случайность — без железной воли Софьи Перовской покушение 1 марта 1881 г. вряд ли бы удалось — помешали императору Александру II продолжить реформы, которые он начал четверть века назад, вступив на трон.

После взрыва Зимнего дворца (5 февраля 1880 г.) Александр II вызвал в Петербург харьковского генерал-губернатора, героя последней Турецкой войны Михаила Лорис-Меликова. Он был сначала назначен председателем Верховной распорядительной комиссии, которой вручили безопасность страны и государя, затем министром внутренних дел. В его ведении оказалось и III отделение. Практически он сосредоточил в своих руках руководство всеми аспектами государственной жизни, кроме внешней политики. Немедленно (20 февраля 1880 г.) на Лорис-Меликова было совершено покушение — его спасла лишь случайность.

Александр II проявил незаурядное мужество, передав власть в стране русскому дворянину, но армянину по национальности, человеку твердому, но видевшему необходимость реформ. Михаила Лорис-Меликова

⁶⁹ Солженицын А. В круге первом// Собр. соч. Париж, 1978. Т. 1. С. 158.

[110/111]

немедленно назвали «бархатным диктатором», говорили, что он предлагает политику «волчьей пасти и лисьего хвоста». В планы «бархатного диктатора» входило расширение местного самоуправления, смягчение цензурных притеснений печати, завершение крестьянской реформы обязательным выкупом земли, отставка реакционного министра просвещения графа Дмитрия Толстого. Эти планы чрезвычайно напоминали программу, которую излагал в печати Борис Чичерин, называя ее программой «охранительного либерализма». «Сущность «охранительного либерализма», — писал профессор государственного права, — состоит в примирении начала свободы с началами власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть, — либеральные меры, предоставляющие обществу самостоятельную деятельность, обеспечивающие права и личность граждан, охраняющие свободу мысли и совести... сильная власть... внушающая гражданам уверенность, что во главе государства есть твердая рука, на которую можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий»⁷⁰.

Главным в планах Лорис-Меликова был проект очень ограниченного представительства от земского и городского самоуправления при Государственном совете и отчасти в нем. Предлагалось создать Общую комиссию, в которую вошли бы правительственные чиновники и представители земств и городов для рассмотрения проектов реформ. Александр II отказывался дать согласие на конституцию. Граф Лорис-Меликов осторожно подводил императора к мысли о ее необходимости. Подписав утром 1 марта проект указа о создании Обшей комиссии, Александр II сказал сыновьям: «Я дал согласие на это представление, хотя и скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции»⁷¹. Рассмотрение проекта в Совете министров должно было состояться 4 марта.

1 марта 1881 г. император Александр II был убит. Прощаясь со своей морганатической женой княгиней Екатериной Юрьевской-Долгорукой, которая просила его в этот день не выезжать, Александр II уверял, что с ним ничего не случится, ибо цыганка предсказала ему смерть при седьмом покушении, а пока было только пять.

Первая бомба, брошенная в императора, разорвалась возле кареты: были ранены конвойные черкесы. Александр II вышел,

⁷⁰ Воспоминания Б.Н. Чичерина. Т. 1 С. 71.

⁷¹ Милютин Д.А. Дневник. Т. 4. С. 62.

[111/112]

чтобы сказать им несколько утешительных слов. И был смертельно ранен второй бомбой.

Террористы достигли цели — царь, руководивший «революцией сверху», был убит. Убийство царя-Освободителя было победой общих враждебных сил: бюрократии, упорно сопротивлявшейся реформам, и «новых людей», радикальной интеллигенции, мечтавшей о революции, разрушающей «старый мир». Обе стороны, пишет Марк Раев, «не желали, чтобы общество развивалось органически, вследствие роста производства и материального благополучия». Американский историк считает, что «глубокая причина этого несознательного объединения» крылась в страхе перед «великим неизвестным», перед народом.⁷² Убийство царя не стало сигналом к народному восстанию, как воображали террористы. Оно вызвало ужас в народе, глубоко почитавшем царя-батюшку, и ненависть к «просвещенным» революционерам.

Убийство Александра II сыграло важную роль в воспитании мирового общественного мнения. Через несколько месяцев после убийства Александра II Исполнительный комитет «Народной воли» огласил заявление по поводу убийства американского президента Джеймса Гарфилда. От имени русских революционеров Исполнительный комитет протестовал «против насильственных действий, подобных покушению Гито. В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбе... политическое убийство, как средство борьбы, есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей... Насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия»⁷³.

В феврале 1882 г. Сергей Кравчинский писал из Европы в Россию: «Нужно наконец помирить Европу с кровавыми мерами русских революционеров, показать, с одной стороны, их неизбежность при русских условиях, с другой — выставить самих террористов такими, каковы они в действительности, т. е. не каннибалами, а людьми гуманными, высоконравственными, питающими глубокое отвращение ко всякому насилию, на которое только правительственные меры их вынуждают».

Казнь организаторов и исполнителей убийства Александра II вызвала сочувствие к террористам на Западе. Процесс двадцати членов Исполнительного комитета «Народной воли» и виднейших

⁷² Раев М. Понять дореволюционную Россию: Государство и общество в дореволюционной России// Россия [Russia. Venezia]. 1993. № 8. С. 207, 208.

⁷³ Бурцев Вл. Указ. соч. С. 180.

[112/113]

деятелей организации вызвал многочисленные протесты. Пятеро обвиняемых были казнены. Самый знаменитый писатель эпохи Виктор Гюго обратился к правительствам и народам мира с «Призывом». Он предупреждал: «Пусть русское правительство поостережется... Ему ничего не угрожает со стороны какой-либо политической силы. Но оно должно опасаться первого встречного, каждого прохожего, любого голоса, требующего милосердия».

Империя идет на восток

Внешняя политика Александра II оказалась необыкновенно актуальной и популярной в России конца XX в. Причина не нуждается в разъяснениях: ответ дает восторженный гимн любимого сталинского историка Евгения Тарле, которым он закончил свою монографию «Крымская война». В 1944 г. мир видел, как после поражения первых лет войны с Германией приближалась решительная победа. Параллель с Крымской войной казалась очевидной. Русские успехи во второй половине XIX в. видятся через полтора столетия, как залог восстановления сил после позорного поражения. Популярность внешней политики Александра II связана, как это нередко бывает, не с ее подлинным анализом,

[113/114]

а с формулой министра иностранных дел Александра Горчакова, пришедшего на смену Нессельроде. Новый министр, излагая программу внешней политики после поражения в Восточной войне, писал: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится, а сосредотачивается»⁷⁴. Слово «сосредотачивается» стало любимым выражение русских политических и государственных деятелей в 90-е годы XX в. Оно выражает желание заняться сначала внутренними делами, набрать силы, прежде чем обратиться к внешним делам.

Программа Александра Горчакова, изложенная в циркуляре от 21 августа 1856 г., направленном в российские посольства и миссии при европейских государствах, заимствовала основную мысль «Записки о политических соотношениях России», составленной в феврале 1856 г. бароном Нессельроде. Это было завещание дипломата, который 30 лет возглавлял министерство иностранных дел Российской империи. Поражение в Крымской войне убедило одного их архитекторов Священного союза в «неотлагательной необходимости (для России) заняться своими внутренними делами и развитием своих нравственных и материальных сил. Эта внутренняя работа является первой нуждою страны, и всякая внешняя деятельность, которая могла бы этому препятствовать, должна быть устранена»⁷⁵.

«Внутренние дела», которыми считал необходимым заняться Нессельроде и которыми занялся Александр II, реализуя программу реформ, не касались положения народов, входящих в империю. Федор Тютчев, говоря о «мнимых завоеваниях», выражал взгляды, господствовавшие в русском образованном обществе. Горькая ирония украинского поэта Тараса Шевченко, писавшего: «От молдаванина до финна на всих языках все мовчить, бо благоденствэ!» — воспринималась как русофобство. Один из наиболее оригинальных русских мыслителей XX в. Георгий Федотов писал в 1947 г. в эмиграции: «Мы не хотели видеть сложной многоплеменности России... Так укоренилось в умах не только либеральной, но отчасти и революционной интеллигенции наивное представление о том, что русское государство, в отличие от всех государств Запада, строилось не насилием, а мирной экспансией, не завоеванием, а колонизацией»⁷⁶.

⁷⁴ Цит. по: Татищев С. Император Александр II. СПб., 1903. Т. 1. С. 229-230.

⁷⁵ Русский архив. 1872. № 2. С. 337—344.

⁷⁶ Федотов Г. Судьба империй// Россия и свобода. Нью-Йорк, 1981. С. 210, 211.

[114/115]

В 1858 г. в России насчитывалось 74 млн. жителей. Демографы лили государство на шесть регионов: Европейская Россия, губернии Царства Польского, великого княжества Финляндии, Кавказского края, Сибири, Среднеазиатские области. По сведениям, собранным в 1870 г., в империи жило 70,8% православных, 1,4% раскольников, 0,3% униатов, 0,3% армяно-грегориан, 8,9% католиков, 5,2% протестантов, 3,2% евреев, 8,7% мусульман, 0,7% идолопоклонников. «Племенной состав населения», как выражались демографы, свидетельствовал, что 72,5% населения были русскими, кроме них в империи жило: 6,6% — финнов, 6,3% поляков, 3,9% — литовцев, 3,4% — евреев, 1,9% — татар, 1,5% — башкир, 1,3% — немцев, 1,2% — молдаван, 0,4% — шведов, 0,2% — киргизов, 1,1% — калмыков, 0,06% — греков, столько же болгар, 0,05% — армян, 0,04% — цыган, 0,49% — «прочих народностей». Племенной состав внеевропейских частей империи, указывает автор демографического обзора, «не определен даже приблизительно». Он высказывает предположение, что в Сибири русские составляют примерно 19%, а на Кавказе — 18%⁷⁷.

Прежде всего, конечно, обращает на себя внимание отсутствие в таблице украинцев и белорусов. Первая русская перепись 1897 г. констатировала, что в «малороссийском районе» жило 1192086 человек, а в «белорусском районе» — 6918148. Все православное население было отнесено к русским.

Анатоль Леруа-Болье в конце XIX в. исходя из того, что «национальность определяется не расой и не языком, а народным сознанием», считал несомненным, что «по отношению к Западу малоросс такой же русский, как великоросс»⁷⁸. Французский историк отмечал различие в характере: «Меньше терпевшие от климата и восточной деспотии малороссы и белорусы проявляют больше достоинства, независимости, индивидуальности, чем великороссы; они менее самоуверенны, более открыты чувствам и воображению, более мечтательны и поэтичны»⁷⁹. Но выражал твердую уверенность, что мечты превращения Малороссии в независимое государство, наподобие России или Польши, «найдут среди малороссов не больше отклика, чем подобные мечты нашли в 1870—1871 гг. на юге Франции». И добавлял: «Наиболее решительные из украинофилов не шли дальше федералистских мечтаний, утверждая, что только федерализм может удовлетворить

⁷⁷ Энциклопедический словарь. СПб., 1899. Т. 37а. С. 86.

⁷⁸ Leroy-Beaulieu А. Указ. соч. С. 92.

⁷⁹ Там же. С. 90.

[115/116]

многочисленное население различного происхождения огромной империи»^80.

Отсутствие движения за независимость не мешало Петербургскому правительству преследовать украинский язык, украинскую литературу, память о прошлом. В 1863 г. министр внутренних дел дал указание цензуре не разрешать печатать на украинском языке книг «для народа», и прежде всего школьных учебников. Через несколько лет это распоряжение было отменено, но в 1876 г. указом Александра II было запрещено публиковать на украинском языке книги (кроме художественной литературы) и ввозить их из-за границы. Этот запрет сохранялся до 1906 г. Центром украинского просвещения становится Галиция, находившаяся в составе Австрии. В 1866 г. австрийская империя становится конституционной монархией. Кроме парламента, в Вене избираются провинциальные сеймы, в частности начинают работать два сейма на территории, населенной украинцами, — во Львове и Черновицах. Историк Михаил Драгоманов (1841—1895), уволенный из Киевского университета за выступления против русификаторской политики, эмигрирует, обосновывается в Женеве и пропагандирует федерализм.

Европейская Россия — центр империи — была ее оплотом. Спокойствие царило в Финляндии, удовлетворенной своим положением и Сеймом, в Сибири, где малочисленные коренные народы не могли оказать сопротивления колонизации. Война на Кавказе продолжалась и после того, как в августе 1859 г. сдался в плен Шамиль. Оставался Западный Кавказ, где продолжали сопротивляться черкесы, а в начале 1864 г. вновь взялись за оружие покоренные, казалось, чеченцы. В мае 1864 г. русские войска праздновали окончательное завоевание Кавказа. Непокорившиеся горцы ушли в Турцию, изъявившие покорность — переселены с гор на равнины. «С этих пор, — удовлетворенно констатирует русский историк в конце XIX в., — если и происходили по временам мятежные вспышки в разных пунктах Кавказа, то усмирение их не требовало ни много времени, ни особых усилий»⁸¹.

Среднеазиатские области не доставляли империи никаких хлопот и стали базой для расширения русских владений в Средней Азии в 60—80-е годы.

Из шести демографических регионов, на которые делилась Россия (их можно рассматривать так же, как геополитические регионы), незаживающей раной в теле империи были губернии Царства Польского. Вспыхнувшее в январе 1863 г. восстание в

⁸⁰ Там же. С. 93.

⁸¹ Энциклопедический словарь. Т. 22а. С. 862.

[116/117]

Польше быстро перекинулось на Литву. «Вся Россия встрепенулась», — вспоминает Борис Чичерин⁸². Стали приходить сведения, которые никто не проверял, но которым все верили, — о бесчеловечных зверствах повстанцев, руководимых католическими священниками. Правительство сосредоточило к лету 1863 г. против мятежников 163 тысячи сабель и штыков. В отличие от восстания 1831 г. поляки не имели армии — против русских войск выступали отряды плохо обученных, но убежденных борцов за независимость. Борьба была неравной и ожесточенной. В Литве виленский генерал-губернатор Михаил Муравьев жесточайшими мерами в короткий срок усмирил Северо-Западный край, заслужив прозвище «Муравьева-Вешателя». В Царстве Польском военные действия продолжались до марта 1864 г.

Польское восстание внезапно примирило с правительством все образованное общество: западники и славянофилы, либералы и реакционеры были единодушны в осуждении «изменников» и в одобрении правительственных действий. Поляков обвиняли, прежде всего, в неблагодарности. «Я никогда не был врагом Польши», — пишет либерал и западник Борис Чичерин. Он согласен с тем, что, участвуя в разделе польского государства, «Россия поступила с возмутительной несправедливостью». Но, считает историк права, Александр I, желая «загладить учиненную бабкой неправду», дал Польше политическую автономию, собственное войско и независимое управление: «...из всех окружающих народов они одни имели свободные учреждения». Но «вместо того, чтобы ценить то, что им было дано, и упрочить приобретенное благоразумным поведением, они мечтали о большем». В результате — восстание 1831 г. и лишение «даров Александра I» Николаем I. «Тридцатилетний гнет, — считает Борис Чичерин, — был заслуженным наказанием за кичливое легкомыслие»⁸³.

Вторым непростительным — с русской точки зрения — грехом поляков было их нежелание согласиться с «приговором истории», признать свое поражение, потерю независимости и место в Российской империи. Федор Тютчев использовал для выражения своих чувств поэтический образ: «В крови до пят, мы бьемся с мертвецами, воскресшими для новых похорон»⁸⁴. Юрий Самарин излагает эти чувства в трезвой форме политического анализа: для него нет сомнения, что поляки, обладающие всеми условиями «народной личности», имеют право на свободное проявление народной жизни — свободу вероисповедания, народный язык в делах

⁸² Чичерин Б.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 92.

⁸³ Чичерин Б.Н. Указ. соч. С. 94-95.

⁸⁴ Тютчев Ф.И. Политические статьи. С. 270.

[117/118]

внутреннего управления, своеобразие гражданского быта. Но из этого не следует, по убеждению Самарина, что «Польша необходимо должна составлять особое государство... Польское государство погибло потому, что было носителем полонизма, воинствующих католических начал. В угоду латинства Польша пожертвовала национальными, славянскими элементами своей природы, латинство привило ей неестественную борьбу с остальным славянством, которая привела к гибели польскую государственность»⁸⁵. История вынесла приговор — окончательный, который обжалованию не подлежал.

Третьим грехом, прямо следовавшим из первых двух, была измена. Темпераментный Федор Тютчев пишет о поляках: «Наш Иуда»⁸⁶. Восставшие поляки изменили славянству, изменили России, неразрывной частью которой было Царство Польское. «Изменники-поляки» становятся синонимом внутреннего врага. Необыкновенно модным становится выражение «польская интрига». Первым — до мифа об антирусском всемирном еврейском заговоре — рождается миф об антирусском польском (латинском, католическом) заговоре. «Польская интрига» объясняет все: революционную деятельность, терроризм (Александр II не мог не спросить Каракозова — ты поляк? Казалось совершенно очевидным, что только «польская интрига» могла направить револьвер в грудь русскому царю). «Антинигилистическая» литература была одновременно литературой антипольской. Концентрацией анти-польских чувств и предубеждений были романы популярного второстепенного автора Всеволода Крестовского «Панургово стадо» (1869) и «Две силы» (1874), объединенные в дилогию «Кровавый пуф». Старый крестьянин, выражающий народную мудрость, знает: «Поляков коли и бьют, так за то, что поляк бунтует... Он еще издревле мутит Русскую землю, за то его и бьют... Поляка бьют за дело»⁸⁷.

Самой непростительной изменой поляков было обращение за сочувствием и помощью к Западу. Современники польского восстания не могли знать, что ноты протеста послов Англии, Франции и Австрии, содержавшие требования амнистии для поляков, восстановления конституции 1815 г. и т. д., выражали только благие пожелания западных держав, не имевших намерения поддержать их оружием. Россия боялась новой «Крымской войны», нового объединения западных армий против православной империи. Главным инициатором антирусской кампании видели Луи-

⁸⁵ Нольде Б.Э., барон. Юрий Самарин и его время. С. 151—152.

⁸⁶ Тютчев Ф.И. Политические статьи. С. 235.

⁸⁷ Крестовский В.В. Панургово стадо. Лейпциг, 1870. Ч. 1. С. 458.

[118/119]

Наполеона, уверявшего всех, как записал в свой дневник 1 апреля 1863 г. Никитенко, «что Россию надобно уничтожить для безопасности Европы»⁸⁸. 21 мая Алексей Никитенко встречает поэта (но, прежде всего, дипломата) Федора Тютчева и задает ему главный вопрос: «Война или мир?». «Война без всякого сомнения». — отвечает Тютчев⁸⁹.

Умеренно либеральный профессор Никитенко не может понять антирусской ожесточенности Запада: «Если уж пошло на то, так Россия нужнее для человечества, чем Польша»⁹⁰.

Александр Герцен пошел против течения, выступил в защиту Польши, увидя в ней борьбу за свободу. Его статьи в «Колоколе» назывались «Виват Полония», «Матер Долороза», он приветствовал русских офицеров, перешедших на сторону повстанцев. «Колокол», основанный в 1858 г., приобрел в первые годы реформ необыкновенный авторитет, жадно читался либералами и консерваторами, доходил до императора. Поддержка польского восстания перечеркнула авторитет, которым пользовался журнал. Он закрылся в 1867 г., потеряв читателей. В «антинигилистическом» романе Николая Лескова «Некуда» главный «нигилист» Бычков, который считал возможным перерезать пять миллионов, чтобы пятьдесят пять жили счастливо, проповедует распад империи: «Пусть все отделяются, кому с нами не угодно... Кто не хочет с нами — живи сам себе...»⁹¹. Бычков пародирует взгляды Александра Герцена.

Русское правительство, приняв решительные меры для подавления восстания, видело их недостаточность. В Петербург из-за границы был вызван Николай Милютин, сыгравший очень важную роль в подготовке освобождения крестьян. Александр II изложил ему свой взгляд на положение в Польше: высшие классы польского народа умиротворить нельзя, единственное, что можно сделать в интересах России, это стараться привлечь к ней низшее народонаселение широкою мерою крестьянских реформ⁹². Юрий Самарин, привлеченный к разработке закона, рассчитывал, что он устранит «влияние шляхты», но подчеркивал необходимость подготовки реформы «без всякого участия поляков»⁹³. Смысл реформы, как это видел Юрий Самарин, заключался во введении

⁸⁸ Никитенко А.В. Дневник. Т. 3. С. 323.

⁸⁹ Там же. С. 333.

⁹⁰ Там же. С. 324.

⁹¹ Лесков Н.С. Некуда. С. 301.

⁹² Воспоминания Б.Н. Чичерина. Т. 1. С. 111.

⁹³ Нольде Б.Э., барон. Указ. соч. С. 168.

[119/120]

«нового консервативного элемента в польское общество»⁹⁴. Николай Милютин выражался еще более ярко: «Революционное положение заставляло прибегать к революционным действиям»⁹⁵.

19 февраля 1864 г., в третью годовщину Манифеста об освобождении крестьян, Александр II подписал закон о наделении польских крестьян землей — бесплатно. В отличие от русских крестьян польские не должны были выкупать свои наделы (на них была лишь возложена обязанность платить земельный налог). С польскими помещиками государство расплатилось «на довольно невыгодных для них основаниях», подчеркивает Юрий Самарин.

Мера была революционной и по своему происхождению: в основу закона было положено решение «революционного правительства» повстанцев, которое оставалось нереализованным, ибо шли военные действия. Царское правительство, унаследовав идею, использовало ее для создания свободного крестьянства («консервативного начала») и ослабления шляхты, потерявшей основу своего материального положения. Николай Милютин объяснял Борису Чичерину: «Умиротворить Польшу и привязать ее к России несбыточная мечта; но с помощью крестьянской реформы хватит на 25 лет, может быть, даже и больше, и это все, что может предположить себе государственный человек»⁹⁶.

Польша оставалась спокойной 40 лет — до начала первой мировой войны. Но «привязать ее к России», как точно предсказал Николай Милютин, было невозможно. Подрывая власть польских помещиков на Украине, царское правительство дало украинским крестьянам право выкупать землю по цене, значительно ниже установленной в Манифесте 1861 г. Задача, как формулировал ее Юрий Самарин, состояла в том, чтобы «подрезать в Западных губерниях и на Украине все корни полонизма и обеспечить там преобладание русской и православной стихии над латино-польской»⁹⁷. Французский историк Даниель Бовуа, писавший о поляках на Украине в 1831—1863 гг., констатирует: в соперничестве между двумя силами, стремившимися к гегемонии на Украинской земле, русской и польской, в соперничестве общественном, культурном, религиозном и языковом, всегда побеждали русские, постоянно углубляя пропасть между украинцами и поляками⁹⁸.

⁹⁴ Там же. С. 168.

⁹⁵ Чичерин Б.Н. Воспоминания . Т. 1. С. 115.

⁹⁶ Чичерин Б.Н. Указ. соч. С. 112.

⁹⁷ Нольде Б.Э., барон. Указ. соч. С. 152.

⁹⁸ Beauvois D. Polacy na Ukraine, 1831—1863. Paryz, 1987. S. 89.

[120/121]

Меры военные и социальные были дополнены мерой административной: Царство Польское было лишено остатков автономности и преобразовано в привислянские губернии. Польские территории вошли в состав российской империи на общих правах (и обязанностях).

С Польшей — в определенном смысле — была связана другая национальная проблема, нарушавшая единство российской империи: «еврейский вопрос». Россия получила его в придачу к польской территории, захваченной во время разделов. Екатерина II в 1791 г. ограничила территорию, на которой могли жить евреи, ставшие подданными императрицы, ввела — черту оседлости. Ее министр Гавриил Державин составил первый проект решения «еврейского вопроса», предложив, в частности, сделать из евреев земледельцев. Но вскоре им было запрещено иметь землю. В первый период либеральных реформ Александра II положение евреев, очень тяжелое при Николае I, стало несколько легче. Восстание 1863 г. стало поводом к ужесточению ограничительных мер. Затем, в 70-е годы, возвращение к реформам благоприятно отразилось на статусе евреев. Вступление на трон Александра III стало началом нового витка антиеврейских мер, остававшихся в силе до 1906 г.

Изменения политики по отношению к евреям не затрагивали главного. Только две национальные группы в Российской империи официально именовались инородцами: коренное население дальнего Севера и евреи. Острое ограничение их прав: черта оседлости, процентная норма при поступлении в учебные заведения, запрещение владеть землей и т.д. — было вызвано в первую очередь мотивами религиозными. Северные народы были идолопоклонниками — поэтому они были «другими». Принятие православия давало — по закону — крещенному еврею все права. Религиозная «опасность» евреев была связана не только с верой, которую христианская церковь безоговорочно осуждала, но и с притязаниями на положение избранного народа.

В 1877 г. Федор Достоевский пишет с обидой в «Дневнике писателя», что стал «с некоторого времени получать письма» от евреев, которые упрекают его за то, что он нападает на евреев, ненавидит их — не за пороки, а как племя. Автор «Братьев Карамазовых» категорически отвергал обвинение, уверял, что «в русском народе нет предвзятой ненависти к евреям», подчеркивал, что он лично стоит «за суверенное расширение прав евреев в формальном законодательстве и, если возможно только, за полнейшее равенство прав с коренным населением». Но Федор Достоевский, убежденный в богоизбранничестве русского народа, считал притязания евреев на особые отношения с Богом кощунством. Враждебность

[121/122]

к евреям была враждебностью к сопернику: в одном государстве не могло быть двух избранных Богом народов. Подлинным избранником был коренной народ. «Инородцы» могли быть только фальшивыми претендентами.

Враждебное отношение к евреям, антисемитизм, диктовалось не одними религиозными причинами. Реформы Александра II, открывшие России дорогу в капитализм, приоткрыли и ворота «черты оседлости» для денег. Торговое сословие в России делилось на три гильдии, в зависимости от размеров капитала. Евреи, члены первой гильдии, имели право жить вне черты оседлости без перехода в православие. Разложение замкнутого еврейского мира — обитателей маленьких городков в юго-западных губерниях — явилось результатом реформ, потрясших Россию, вызвало уход молодежи, искавшей новые ценности, цель в жизни. Революционное движение принимало эту молодежь — юношей и девушек, не заботясь о национальности или религии.

Появление среди капиталистов и революционеров представителей презираемого за чуждость народа вызвало нарастание волны антисемитизма, который проявился особенно остро в губерниях, где жили евреи. В центральных губерниях империи, где евреев не было, антисемитизм носил религиозный, абстрактный характер. В юго-западных губерниях он принимал как нельзя более активный характер. Первый в новой истории еврейский погром был организован в 1871 г. в Одессе. Его организаторами были греческие купцы, сводившие счеты с еврейскими конкурентами В других местностях легко находились иные поводы. В августе 1881 г., например, члены революционной организации, в рядах которой было немало евреев, организовали погромы на Украине под лозунгом: «Бей панов и жидов». Здесь поводом было социальное недовольство польскими помещиками и служившими им евреями.

Внутреннее положение в империи — исключая «польский вопрос» — не вызывало серьезного беспокойства властей. Прочные рамки российской государственности обеспечивали спокойствие Главным направлением реформ было улучшение управления империей в новых условиях, связанных с освобождением крестьян от крепостного права. Реформы были необходимы в первую очередь для восстановления могущества России, которая по своему геополитическому положению не могла не играть влиятельной роли в концерте мировых держав.

«Сосредоточение», которое ставил Горчаков во главу угла российской внешней политики, считая необходимой передышку для восстановления сил, не продолжалось долго. Задача возвращения мощи и престижа империи могла быть выполнена только с помощью

[122/123]

союзников. Поиски союзников вовлекли Россию в сложную систему мировых интересов. В 1799 г. граф Федор Ростопчин, руководивший иностранными делами при Павле I, сформулировал свою точку зрения: «Россия с прочими державами не должна иметь иных связей, кроме торговых. Переменяющиеся столь часто обстоятельства могут рождать и новые сношения, и новые связи, но все сие может быть случайно, временно». Император на полях выразил свое мнение: «Святая истина»⁹⁹. Сын Павла I Александр I не был согласен с таким узким взглядом на задачи империи: после победы над Наполеоном он вел политику защиты «вечных начал нравственности и порядка», распространявшуюся на всю Европу, включая Пиренейский полуостров. Сфера внешнеполитической деятельности Николая I несколько сузилась: в Европе она состояла в наведении порядка и ликвидации очагов революции на дальних подступах к России.

Поражение в Крымской войне, продемонстрировавшее слабость России, определило еще более узкую зону интересов России в Европе — Балканы. Европейские владения были наиболее уязвимой частью Оттоманской империи. Славянское и православное в подавляющем большинстве население Балкан казалось естественным союзником православной славянской империи. Разбитая крымской коалицией Россия утратила свои позиции на Балканах одновременно с нейтрализацией Черного моря.

В поисках союзников Россия обратилась к Франции, которая была инициатором и главным военным противником России в Крыму. Желание к сближению высказал и Париж. Для обеих сторон общность интересов, после того как догорел Севастополь, была очевидной. Повод к Восточной войне — спор о владении ключами Вифлеемского храма — не был серьезным ни для Франции, ни для России. После войны Париж и Петербург сразу же договорились о совместном владении. Англия была подлинным противником в борьбе за влияние на Востоке. Взаимным недоверием были отмечены отношения между Петербургом и Веной: в России хорошо помнили «неблагодарность» Австрии, ее «измену» во время Крымской войны, а Австро-Венгрия, половину населения которой составляли славянские народы, предпочитала видеть «спасительницу» слабой.

Русско-французское сближение строилось на прочной базе соперничества с Англией и взаимных интересов на Балканах. Политика поддержки национальных стремлений народов, которую вел Наполеон III, желая ослабить многонациональные империи

⁹⁹ Данилевский Н.Я. Россия и Европа. 5-е изд.: Репринт. СПб., 1889, С. 607.

[123/124]

— Австро-Венгерскую и Оттоманскую, соответствовала интересам России. Князь Горчаков, ненавидевший Австро-Венгрию, был горячим сторонником союза с Францией. Первым результатом совместной политики на Балканах было объединение двух княжеств — Молдавии и Валахии — в 1859 г. Александр Куза был избран князем обеих княжеств, в 1861 г. султан вынужден был дать согласие на создание единого правительства. Возникла — Румыния, она была еще под протекторатом Турции, который, однако, носил лишь формальный характер. В Сербии Франция поддержала династию Обреновичей и добилась признания за ней наследственных прав на трон. В 1858 г. русские и французские корабли появились в Адриатическом море и вынудили Турцию прекратить войну с Черногорией и согласиться на увеличение ее территории. Встреча Александра II и Наполеона III в Штутгарте в сентябре 1857 г. продемонстрировала всей Европе сердечное согласие двух недавних противников.

Александр II был значительно меньшим франкофилом, чем его министр иностранных дел. Императора беспокоила итальянская политика Наполеона III, казавшаяся из Петербурга разжиганием революционного пожара. Сын Николая I всегда предпочитал «благонамеренные» государства — Пруссию и, несмотря на ее измены, Австрию. Было тем не менее очевидно, что союз с Францией помог России вернуть значительную часть потерянного престижа на Балканах.

Восстание в Польше взорвало франко-русское согласие. «Крымские державы» поддержали восставших поляков. Во Франции все были на стороне повстанцев: демократы защищали «несчастную Польшу» во имя свободы, клерикальные круги поддерживали поляков-католиков во имя религии. Англия была на стороне Польши, потому что восстание ослабляло Россию, разрушало франко-русское соглашение, потому, наконец, что поляки были популярны в Великобритании, в особенности в католической Ирландии. Почти открыто поощряло повстанцев австрийское правительство, в 1846 г. жесточайшим образом подавившее восстание поляков в Галиции.

«Крымские державы» не ставили своей целью восстановления Польши. Лондон понимал, что возрожденная Польша вступит в союз с Францией, которая приобретет слишком большой вес в Европе. Австрия понимала, что воссоздание польского государства — «злой» пример для ее славянского населения. Франция знала, что сама она не в состоянии восстановить Польшу. К тому же никто из сторонников повстанцев не имел намерения реально им помочь. Державы обратились в июне 1863 г. к России, предлагая прекратить военные действия, объявить полную и всеобщую амнистию

[124/125]

восставшим, вернуться к «конституционной хартии» 1815 г. Князь Горчаков ответил, что условием переговоров может быть только предварительная капитуляция повстанцев. Участвовать в переговорах могут только три державы, разделившие между собой Польшу.

Из разговоров о Польше, таким образом, исключались Франция и Англия, но включалась Пруссия. В Крымской войне была побеждена Россия. Но кто вышел из нее победителем, стало ясно лишь некоторое время спустя. Одним из победителей оказался участвовавший в войне Пьемонт — вокруг него собралась Италия. Другим была — не участвовавшая в войне — Пруссия. Союз с Россией помог ей создать германскую империю. Точно так же, как помощь русских царей помогла превратить Бранденбург в Пруссию.

Пруссия была единственной европейской державой, поддерживавшей русское правительство в его борьбе с польскими повстанцами. Во время Крымской войны Пруссия вела политику благожелательного нейтралитета. Но поражение России родило в прусских правительственных кругах планы ее расчленения: прибалтийские провинции (вместе с Петербургом) делились между Пруссией и Швецией, восстанавливалась «большая Польша» — от моря до моря, остаток распределялся между Великороссией и Малороссией. Оправданием этой программы была книга барона Гакстхаузена, вдохновившая славянофилов. Ученый говорил о значительных потенциальных возможностях развития России с ее стомиллионным населением. Устранение этой опасности для Европы брала на себя Пруссия в союзе с Англией¹⁰⁰.

Программа расчленения России представляет интерес, ибо демонстрирует наличие тенденций, которые присутствовали в прусской, а затем германской политике постоянно — до попытки их реализации в 40-е годы XX в. Наличие этой тенденции показывает также серьезность сопротивления иной политике, которую предложил, а затем реализовал Отто фон Бисмарк. Программа объединения Германии вокруг Пруссии «железом и кровью» требовала, с точки зрения Бисмарка, дружественных отношений с Россией. «С Францией, — писал он, — у нас никогда не будет мира, с Россией никогда не будет необходимости войны, если только не исказят ситуацию либеральные глупости или династические нелепости»¹⁰¹.

Две внешнеполитические концепции сталкивались и в Петербурге. Вспоминая о времени, проведенном на посту посла Пруссии

¹⁰⁰ Bismark. Gedanken und Erinnerungen. Stuttgart; Berlin, 1928. S. 123.

¹⁰¹ Там же. С. 213.

[125/126]

в России (1859—1862), Бисмарк указывает на «антинемецкие настроения молодого поколения», т.е. дипломатов послениколаевской эпохи, и прежде всего князя Горчакова. Антинемецкие чувства были вызваны не только тем, что, как выражался Салтыков-Щедрин, «половина русских чиновников и все без исключения аптекари — немцы». Славянофилы все настойчивее повторяли, что германцы враги славян. Это касалось прежде всего Австрии, но рост силы Пруссии начинал серьезно тревожить дипломатов и военных.

Твердым сторонником «пронемецкой» концепции — даже в период сближения с Францией — и был Александр II. Когда в 1860 г. русский посол в Париже граф Киселев представил императору проект формального договора с Францией, Александр II написал на нем: «Против кого?». Пруссия и Австро-Венгрия представлялись оплотом спокойствия в Европе, но, кроме того, русский царь питал огромное уважение к своему дяде кронпринцу Вильгельму, который в 1861 г. вступил на прусский престол, а десять лет спустя стал германским императором Вильгельмом I. «В отличие от многих своих подданных и высших чиновников, — повторяет Бисмарк, — Александр II питал к нам симпатии... и мы могли рассчитывать, что, по мере своих возможностей, он не позволит России пойти против нас»¹⁰². Когда, перед отъездом из Петербурга, прусский посол прощался с царем и выразил сожаление, что покидает страну, которая ему очень нравится, Александр II немедленно предложил ему перейти на русскую службу. У Бисмарка были другие планы.

Споры о направлении русской внешней политики окончились в 1863 г. Только Пруссия поддерживает Россию, приступившую к подавлению польского восстания. Привилегированный современник событий, Отто фон Бисмарк считал одной из своих задач в Петербурге — бороться с «полонофильской», как он выражается, политикой Горчакова. Царь объяснял прусскому послу, что имеется проект, восстанавливающий положение 1815 г. — поскольку русифицировать поляков не удается в связи с их католицизмом и недостаточным опытом русской администрации. «Я не могу судить, — комментирует Бисмарк, — насколько этот проект был продуман»¹⁰³. Деятельность посла Пруссии против улаживания русско-польских отношений объясняется им просто: хорошие отношения между русскими и поляками вели к укреплению русско-французских связей.

¹⁰² Там же. С. 279.

¹⁰³ Bismark Указ.соч. С. 277.

[126/127]

В начале 1863 г. прусский генерал Густав фон Альвенслебен подписывает в Петербурге конвенцию, по которой Пруссия обязывалась не предоставлять никакой — ни прямой, ни косвенной — помощи польским повстанцам, а в случае необходимости активно сотрудничать в подавлении мятежников как по ту, так и по другую сторону своих границ. С точки зрения Бисмарка, значение Альвенслебенской конвенции (как ее стали называть) было не военным, а дипломатическим. Русские войска, как признает «железный канцлер», могли справиться с польскими повстанцами и без прусской помощи. Это понимали противники сближения с Пруссией в русском правительстве, прежде всего князь Горчаков и великий князь Константин. Решение подписать конвенцию принял Александр II. Бисмарк заключает: «Конвенция была удачным шахматным ходом, который позволил выиграть партию». Схватка двух тенденций в русском правительстве — монархической антипольской и полонофильской панславянской — закончилась победой первой¹⁰⁴.

Русская армия справилась с польским восстанием без помощи Пруссии. Но Пруссия получила, как плату за Альвенслебенскую конвенцию, согласие России на захват Шлезвига и Гольштинии — двух датских провинций. В 1864 г. Прусские войска вторглись в Данию: протянули руку братской помощи немецкому меньшинству, населявшему Шлезвиг и Голъштинию. Пруссия давно заявляла свои претензии на датские провинции. Горчаков был категорически против, повторяя: «Никогда Россия не допустит, чтобы Бельт¹⁰⁵ стал вторым Босфором»¹⁰⁶. Против воли императора он пойти не мог.

Старинные дружеские и родственные отношения с Данией не стали препятствием в развитии тесных отношений с Пруссией.

В 1864 г. Пруссия одержала победу над Данией, сделав первый шаг на пути к империи. В 1866 г. был сделан второй шаг: прусская армия разгромила австрийцев. На этот раз, кроме доброжелательного нейтралитета России, Пруссия воспользовалась доброжелательным нейтралитетом Франции, которая станет, в свою очередь, жертвой в 1870 г. Победа над Австрией дала Пруссии возможность создать Северо-Германский союз, включивший все государства, лежавшие к северу от линии Майна. Карта Европы, выкроенная победителями Наполеона в 1815 г., изменилась. Это,

¹⁰⁴ Там же. С. 282.

¹⁰⁵ Бельт — два пролива между проливом Каттегат и Балтийским морем.

¹⁰⁶ Цит. по: Хитрова Н.И. Триумф A.M. Горчакова. Отмена нейтрализации Черного моря// Российская дипломатия в портретах. С. 211.

[127/128]

в частности, значило, что на западной границе России появился могучий сосед. Он многих в русских правящих кругах пугал. Но влиятельная группировка дипломатов и военных видела в сближении с Пруссией гарантию спокойствия на русской западной границе, позволяющего вести активную политику на востоке.

Хронология важнейших событий царствования Александра II, составленная в конце XIX в., отмечает после 1856 г. — даты подписания парижского договора, зарегистрировавшего поражение России, следующее: 1858 — присоединение Амурского края, 1859 — покорение Восточного Кавказа, покорение Западного Кавказа в 1864 г. Затем идут даты победоносного продвижения в Средней Азии: 1865 — взятие Ташкента, 1868 — взятие Самарканда и Бухары, 1873 — завоевание Хивы, 1876 — присоединение Коканда, 1881 — взятие Геок-Тепе. Кроме того, составитель хронологии отмечает, конечно, русско-турецкую войну 1877—1878 гг.

Политика «сосредоточения», декларированная министром иностранных дел Горчаковым, встречала серьезное сопротивление в Азиатском департаменте МИДа, ведавшем внешнеполитической деятельностью России на Балканах, в Азии и на Дальнем Востоке, и в военном министерстве. Поражение в Крымской войне останавливает продвижение России на Балканах. Внимание сторонников экспансионистской политики привлекает среднеазиатское направление. Оно интересовало Россию издавна, не будучи, однако, первостепенной важности. В конце 50-х годов значение Средней Азии существенно возрастает. В 1859—1861 гг. в Петербурге состоялось несколько правительственных совещаний по вопросам средневосточной политики. В 1861 г. директором Азиатского департамента назначается Николай Игнатьев, 28-летний дипломат в чине генерал-майора. Занимая (с 1856 г.) пост военного атташе в Лондоне, Николай Игнатьев пришел к убеждению, что главным врагом России является Англия: нанеся ей удар в ее азиатских колониях, Россия сможет решить свои задачи на Балканах. До конца 70-х годов Игнатьев будет играть важную роль в определении русской внешней политики (начиная с 1864 г. он на посту посла в Константинополе).

Директор Азиатского департамента, поддержанный генерал-губернаторами Оренбурга и Восточной Сибири, предлагает начать немедленное наступление в Средней Азии. План Игнатьева был продолжением проектов Ивана Кириллова, который в царствование Анны Иоанновны заложил город Оренбург (1736) и мечтал о «подобрании бухарских и самаркандских рассыпанных провинций».

На протяжении столетия Россия накатывалась на Среднюю Азию. В 1853 г., после овладения кокандской крепостью

[128/129]

Ак-Мечеть (переименована в форт Перовский, позднее — Кзыл Орда), в руках России оказалось нижнее течение Сыр-Дарьи и граница передвинулась от Оренбурга до пределов Туркестана. После занятия южного бассейна озера Балхаш (в 1854 г. основан город Верный, позднее — Алма-Ата) граница была перенесена в Семиречье. Реальным становилось осуществление мечты Ивана Кириллова об овладении «бухарскими и самаркандскими провинциями».

С начала XIX в. в Средней Азии сложились государства: Бухара, Коканд, Хива. Они становятся целью русской экспансии. Предлогом были набеги «хищников» на русские караваны и местные племена, жившие на русской территории. Две причины лежали в основе русской политики: политическая — противостояние планам Англии в Азии, экономическая — интересы развивающейся русской промышленности и торговли.

В начале 60-х годов Александр II поддерживал князя Горчакова, считавшего главным европейский дипломатический фронт и не желавшего обострять отношений с Англией. Восстание 1863 г. в Польше переменило ситуацию. Англия выступила решительно — в дипломатической сфере — на стороне повстанцев. В ноябре 1864 г. император подписывает план продвижения России в Средней Азии, подготовленный совместно министерством иностранных дел и военным министерством. К этому времени военные действия уже начались. В июле—сентябре 1864 г. русские войска нанесли удар по армии Коканда, наиболее непримиримого противника России.

После первого неудачного штурма генерал Черняев овладел (штурмуя второй раз в июне 1865 г.) городом Ташкентом. Это был самый крупный город Средней Азии с населением в 100 тыс. человек. Хива подписала мирный договор, превращавший ее в протекторат России. В мае 1866 г. была уничтожена армия бухарского эмира, в свою очередь подписавшего договор, делавший его вассалом России.

Легкие победы, объяснявшиеся колоссальным преимуществом профессиональной русской армии (в нее после завершения завоевания Кавказа пришли ветераны войн с горцами, она вооружена была нарезными ружьями), преодолели колебания правительственных кругов Петербурга. Плохо вооруженные, необученные войска Коканда, Бухары, Хивы не могли сопротивляться армии Белого царя, как называли российского императора. Русским солдатам препятствовали в продвижении — пустыня, жара, болезни. В 1867 г. было создано Туркестанское генерал-губернаторство, включавшее территории, обеспечивавшие власти России в долинах двух главных рек Средней Азии — Сыр-Дарьи

[129/130]

и Аму-Дарьи. Генерал-губернатором, соединявшим в одних руках гражданскую и военную власть, был назначен один из лучших русских администраторов своего времени генерал К.П. Кауфман.

Закрепив власть в центральных районах Средней Азии, генерал-губернатор Кауфман в полном согласии с военным министерством начал наступление на Хиву и территорию туркменских племен. В 1869 г. был захвачен Красноводск. В 1873 г. началось наступление русских войск на Хиву, которая была захвачена в мае. Хивинский хан подписал вассальный договор с Петербургом. В 1875 г. население Коканда подняло восстание против своего хана и было жестоко подавлено русскими войсками. Здесь впервые прославился на всю Россию молодой генерал Скобелев (1843—1888). Он занял пост генерал-губернатора Ферганской области, в которую было превращено Кокандское ханство.

В середине 70-х годов XIX в. значительная часть Средней Азии оказалась в разных формах зависимости от России: некоторые территории стали составной частью империи, другие оставались временно вассальными землями. Победы России, писал в докладной записке военный министр Милютин, «отозвались далеко за пределами Средней Азии. Особенно встревожились англичане, не переносившие равнодушно и самого маловажного успеха нашего в этой части света»¹⁰⁷. Великобритания тревожилась, видя приближение «русского медведя» к границам Индии, а Россия — видя беспокойство англичан. Петербург ищет союзников. Когда в Соединенных Штатах вспыхивает война Севера с Югом, Россия решительно поддерживает правительство Линкольна. В знак теплых чувств, испытываемых императорской Россией по отношению к республиканским Соединенным Штатам, Петербург посылает эскадру военных кораблей. Англия, открыто поддерживавшая рабовладельческие штаты, восприняла этот жест, как выражение русского недовольства ее политикой. После выстрела Каракозова американский Сенат составляет в апреле 1866 г. послание, в котором выражается радость американского народа по поводу спасения жизни Александра II. Специальный посланник Сената приезжает в Петербург передать данное послание лично императору. В это время шли интенсивные переговоры о продаже «русской Америки» — Аляски — Соединенным Штатам. После того как в 1842 г. Русско-Американская компания продала форт Росс Джону Саттеру, открывшему золото в Калифорнии, встал вопрос Аляски. В 1858 г. русский посол в Вашингтоне получил

¹⁰⁷ Цит. по: Киняпина Н.С. Дипломаты и военные. Генерал Д.А. Милютин и присоединение Средней Азии// Российская дипломатия в портретах. С. 232.

[130/131]

инструкцию осторожно намекнуть американцам, что есть возможность убедить Россию расстаться с Аляской. Переговоры приняли конкретный характер после окончания гражданской войны в США. Был ряд причин, побудивших Александра II прийти к выводу о необходимости избавиться от далекой заокеанской территории. Главной из них было убеждение в том, что россия — континентальная держава. Так считал и Александр I. Когда в 1812 г. Гавайские острова предложили ему стать протекторатом России, победитель Наполеона отказался. У России не было океанского флота, и еще долго она не будет иметь желания его создать. Успешное продвижение империи на Дальнем Востоке сместило центр русских интересов от американских берегов к восточной Азии, в сторону Манчжурии.

В Соединенных Штатах было много противников покупки замерзшей и совершенно ненужной Аляски (золото было открыто в 1896 г.). Саму идею называли «безумием Сюарда», по имени государственного секретаря, настойчиво добивавшегося заключения сделки. Русский посол барон де Штокль запросил 10 млн., Вильям Сюард предложил 5 млн. В 1867 г. Соединенные Штаты согласились заплатить за «русскую Америку» 7,2 млн. долларов.

Продажа Аляски произошла в момент быстрого продвижения России в Средней Азии. Александр II «сосредотачивался» для закрепления основного в программе расширения континентальных границ. Стремясь к стабилизации положения России на Дальнем Востоке, Петербург в 1875 г. урегулировал отношения с Японией. В 1855 г. генерал Путятин, находившийся с миссией в Японии, когда она была «открыта» под дулами пушек американских военных кораблей коммодора Перри, подписал Симодейский трактат. Он устанавливал границу между Россией и Японией между Курильскими островами Итуруп и Уруп. В результате к Японии отошли острова Хабоман, Шикотан, Кунашир и Итуруп. Сахалин был признан «неразделенным». Двадцать лет спустя Россия согласилась отдать Японии все Курильские острова в обмен за отказ от претензий на южную часть Сахалина.

Русское общественное мнение отнеслось неодобрительно к соглашениям, в результате которых сокращалась территория империи. Влиятельная петербургская газета «Голос», орган умеренного либерализма, подверглась цензурным преследованиям за критику продажи Аляски. «От обмена Курильских островов на Сахалин, — считал один из русских дипломатов, — Россия не только не получила выгод, но наоборот попала впросак, потому что, если Япония устроит сильный порт на каком-нибудь из Курильских островов и тем пресечет сообщение Охотского моря с Японским, Россия потеряет выход в Тихий океан и очутится как

[131/132]

бы в сетях. Напротив, если бы она продолжала владеть Курильскими островами, Тихий океан был бы для нее всегда открыт»¹⁰⁸.

Георгий Вернадский, историк-эмигрант, писал в 1927 г. «Изумительна легкость, с которою правительство Александра II уступало соседям части русской государственной территории. Легкость эта выражает падение державного чутья в русском правительстве и обществе». Историк полагает, что и правительство, и общество были слишком заняты внутренними делами¹⁰⁹. В 1995 г., когда внутренние дела продолжали занимать внимание и общества, и правительства, исследователь дальневосточной политики России убежден: «Как и продажа в 1867 г. американцам Аляски и Алеутских островов, уступка Японии Курильских островов была серьезной ошибкой царской дипломатии, нанесшей большой ущерб государственным интересам России на Тихом океане»¹¹⁰. Спор о Курильских островах продолжает в конце XX в мешать урегулированию отношений между Россией и Японией.

Расширение территории империи воспринималось всегда как движение натуральное, не имевшее ничего общего с завоевательной политикой европейских государств. «Если разбирать дело по совести и чистой справедливости, — писал Николай Данилевский в книге «Россия и Европа», — то ни одно из владений России нельзя назвать завоеванием — в дурном антинациональном и потому ненавистном для человечества смысле»¹¹¹. Согласие Александра II расстаться — без войны, по расчету — с частью территории империи — случай в русской истории уникальный.

Успехи в Европе позволили приглушить боль, вызванную потерей «русской Америки». Отмена Парижского договора, зафиксировавшего поражение России в 1855 г., была сверхзадачей русской внешней политики после вступления на трон Александра II Решение этой задачи заняло 15 лет. На пути к этому решению, добиваясь благосклонности единственного «верного союзника», Россия помогла Пруссии превратиться в могучую империю.

Война Пруссии с Францией показалась России удачным моментом для декларации об отказе соблюдать статьи Парижского трактата, ограничивавшие ее права на Черном море. Циркуляр Александра Горчакова европейским державам был разослан в октябре 1870 г., после того как французская армия капитулировала в Меце, признав поражение Франции в войне. Англия и Австро-Венгрия

¹⁰⁸ Цит. по: Кошкин А.А. Курилы: биография островов// Вопросы истории. № 1. 1995. С. 151.

¹⁰⁹ Вернадский Г.В. Начертание русской истории// Там же. С. 228.

¹¹⁰ Кошкин А.А. Там же. С. 150.

¹¹¹ Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 38.

[132/133]

резко протестовали против одностороннего решения россии, но реальных возможностей противодействовать у них не было. Соединенные Штаты поддерживали Россию. Но значительно важнее была поддержка Пруссии. Бисмарк объясняет свою точку зрения: «Мы охотно стали на сторону России в 1870 г., чтобы освободить ее от ограничений, навязанных Парижским трактатом. Они были неестественными, а запрещение свободного плавания у собственных морских берегов было для такой державы, как Россия, на долгое время невыносимо, ибо унизительно». Германский канцлер добавляет откровенно: «К тому же не в наших интересах было мешать чрезмерным силам России двигаться на Восток»¹¹². Иначе говоря: для Германии было выгоднее, чтобы Россия двигалась на Восток, а не на Запад.

В начале 1871 г. в Лондоне собралась конференция европейских держав, созванная по инициативе Бисмарка, она согласилась с отменой всех ограничений для России, Турции и других прибрежных государств. Россия могла держать на Черном море свой флот, строить военно-морские базы. Практически, Россия могла строить военные корабли и раньше. После подписания Лондонской конвенции она их не строила еще семь лет, хотя в циркуляре Горчакова говорилось, в частности, что появление нового типа военных кораблей — броненосцев — делает для России ограничения Парижского трактата особенно тяжелыми. Важны были не броненосцы (их отсутствие остро ощущалось во время войны с Турцией), а престиж великой державы. Он был восстановлен. Федор Тютчев в обращении к князю Горчакову выразил радость по поводу великого успеха русской дипломатии: «Да, вы сдержали Ваше слово — Не двинув пушки, ни рубля, В свои права вступает снова Родная русская земля».

Это была дипломатическая победа: без войны, использовав удачное для нее положение в Европе, Россия вернула то, что потеряла после поражения 1855 г. Но за 15 лет положение в Европе изменилось. Пруссия стала империей. Конференция в Лондоне происходила в те самые дни, когда прусский король Вильгельм был провозглашен в Зеркальном зале Версальского дворца «германским императором». Бисмарк рассказывает, что Вильгельм хотел именоваться «императором Германии», но канцлер, опасаясь недовольства остальных многочисленных немецких монархов, убедил довольствоваться титулом «германский император» Вильгельм I.

Александр II едет в начале сентября 1872 г. в Берлин, куда Бисмарк пригласил и австрийского императора Франца-Иосифа.

¹¹² Bismark. Op. cit. S. 213.

[133/134]

Канцлер, планируя союз с побежденной недавно Австро-Венгрией, хотел связать Россию с новым альянсом. Между тремя державами был заключен пакт, который Европа назвала «Союзом трех императоров». В действительности формального договора императоры не заключили, ограничившись обменом (1873 г.) нот, касавшихся трех проблем: сохранения в Европе существовавших границ; восточного вопроса; принятия совместных мер против революции, угрожавшей всем тронам. Произошло как бы возвращение к традиции Священного союза, в котором, однако, ведущую роль играла Германия, полностью привязавшая к своей политике Австро-Венгрию. Комментируя в 1949 г. встречу в Берлине трех императоров, Евгений Тарле называет «союз» «прекрасно удавшимся Бисмарку трюком и обманом, прямо направленным против интересов России»¹¹³.

Точку зрения советского историка, писавшего в опьянении победой над гитлеровской, но — Германией, разделяли и многие русские современники «Союза трех императоров». Александр Горчаков, формально руководивший российской внешней политикой, видел в превращении Пруссии в могучую империю опасность для России. Но Александр II, принимавший окончательные решения, видел в империи своего дяди, под очарование которого он вновь попал в Берлине, верного союзника против революции и при решении восточного вопроса.

Крымская война пробудила в русском обществе живейший интерес к внешней политике. Либеральные реформы открыли возможность для выражения мнения, иногда не совпадавшего с официальным. Прежде всего, это касалось иностранных дел. Приобретают влияние газеты и журналисты, анализирующие международное положение. Подтверждая новую роль русской печати, французский посол пожаловался (как считали в Петербурге) на статью в газете «Голос», в которой критиковался Наполеон III за свою политику в Италии. Газета (ее тираж достигал значительной для того времени цифры — более 20 тыс. экземпляров) получила правительственное «предупреждение». Важное место в общественной и политической жизни играет Михаил Катков (1818— 1887): с 1856 г. редактор журнала «Русский вестник», а с 1863 г. — редактор газеты «Московские ведомости». В студенческие годы он был близок с Белинским, Герценом, Бакуниным, затем занялся литературной критикой, преподавал философию в Московском университете, придерживался либеральных взглядов, образцом государственного строя считал Англию. Польское восстание стало толчком к пересмотру политических взглядов Михаила

¹¹³ Тарле Е. Сочинения: В 12 т. М., 1959. Т. 12. С. 280.

[134/135]

Каткова. Русская интеллигенция не простила ему «измены», перехода, как выражались его противники, на «сторону крепостнической реакции».

Михаил Катков стал горячим сторонником классического образования (увеличения часов обучения латыни и греческому), которое он противопоставлял естественным наукам, обучавшим «революции», а также сторонником русской самодержавной монархии. Выступая поборником единения всех славян, он видел в освобождении братьев-славян миссию России. До него Россия не знала публициста, имевшего такое влияние на политику страны. Очень немного таких влиятельных журналистов было и позже. Когда у Каткова возник спор с министром Валуевым, журналист объявил о прекращении выпуска «Московских ведомостей». В роли «примирителя» выступил Александр II: приехав летом 1866 г. в Москву, он встретился с Катковым и просил его возобновить издание газеты. В одном из памфлетов начала 1870 г. перечислялись подвиги редактора «Московских ведомостей»: «Кто всей Россией управляет? Министров ставит и смещает?.. кто русских спас от поляков... Михал Никифорыч Катков»¹¹⁴.

Влияние Михаила Каткова объяснялось тем, что, поддерживая политику Александра II на главных ее направлениях, публицист критиковал ее там, где видел отход от интересов России, как он их понимал. Прежде всего это касалось внешней политики. Общественное мнение было, в своем большинстве, на его стороне. Это стало очевидным в 1863 г., когда Михаил Катков в своих статьях звал к сокрушению польского восстания и разоблачал Герцена, который из Лондона, в «Колоколе», защищал борьбу поляков за свободу. В столкновении между свободой и государством русское общественное мнение выбрало государство и пошло за Михаилом Катковым, отвергнув Герцена. Впрочем, Катков видел в польском восстании борьбу не за свободу, а за власть, а также «иезуитскую интригу, как по своему происхождению, так и по своему характеру».

Благодаря своему авторитету «истинного охранителя и патриота» он резко критиковал внешнюю политику России. Редактор «Московских ведомостей» считал опасной для империи дружбу с Германией — врагом славянства. И здесь взгляды Михаила Каткова выражали мнение значительной части русского общества. Во время войны 1870 г. правительство Александра II поддерживало Пруссию (официально держалось политически доброжелательного нейтралитета). Общественное мнение было на стороне Франции. Верный хроникер Алексей Никитенко записывает в

¹¹⁴ Голос минувшего. 1916. № 11. С. 206.

[135/136]

дневник 14 января 1871 г.: «...во всех обществах, где мне случается бывать, выражались неприязнь к победоносным пруссакам и сочувствие к бедствиям Франции. От мала до велика, мужчины и женщины, люди простые и образованные — все единомышленники в этом отношении»¹¹⁵. Другой современник резюмирует положение короче: «Никогда еще наше правительство не находилось в таком разъединении с общественным мнением, как во время разгрома Франции немецкими полчищами»¹¹⁶.

Усиление Пруссии, превращение ее в империю добавляло к давней нелюбви страх. Антинемецкие чувства выражаются представителями самых разных политических взглядов. Михаил Бакунин клеймит «немецких царей», Голштейн-Готорпскую династию Романовых, говорит о «двухвековом немецком гнете» и полагает, что «идти войною на немцев хорошее, а главное, необходимое славянское дело»¹¹⁷. Не менее страстно выражает те же взгляды генерал Михаил Скобелев (1843—1882), самый прославленный герой войны в Средней Азии и с турками. Портреты «белого генерала», молодого командира в белом мундире, на белом коне, украшали русские жилища до 1917 г. Популярность героя делала его взгляды особенно весомыми. Для генерала Скобелева все было ясно: «Да! Чужеземец у нас везде. Рука его проглядывает во всем. Мы игрушки его политики, жертвы его интриг, рабы его силы... И если вы желаете узнать от меня, кто этот чужеземец, этот пролаза, этот интриган, этот столь опасный враг русских и славян, то я вам назову его... это немец. Повторяю вам и прошу не забывать, наш враг — немец!»¹¹⁸.

Весной 1875 г. юная германская империя, озабоченная неожиданно быстрым восстановлением сил Франции, начинает готовиться к новой войне. Чтобы, как выразился Бисмарк, «больная Франция не выздоровела»¹¹⁹. Бисмарк конфиденциально осведомляется у великих держав об их позиции в случае войны Германии с Францией. Австрия, не видевшая ничего хорошего в дальнейшем усилении империи Вильгельма I, была слишком слаба, чтобы выступить против планов Берлина. Еще более слаба была Италия. Оставались Россия и Англия. Русский канцлер Александр Горчаков был категорически против согласия на превентивную

¹¹⁵ Никитенко А.Н. Дневник. Т. 3. С. 193—194.

¹¹⁶ Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. Л., 1929. С. 111-113.

¹¹⁷ Бакунин М. Избр. соч. С. 87.

¹¹⁸ Скобелев М.Д., генерал. Мы не хозяева в собственном доме// Источник. № 5—6. 1993. С. 59.

¹¹⁹ Bismark. Указ. соч. С. 516.

[136/137]

войну против Франции. Его поддержал военный министр Дмитрий Милютин, которого в придворных кругах называли «германофобом». В мае 1875 г. Горчаков разослал русским послам циркуляр, в котором объявлял, что благодаря усилиям России военная угроза в Европе исчезла. Англия, не желая оставить славу миротворца петербургскому правительству, также выразила неодобрение планам превентивной войны.

Бисмарк, анализируя причину своей неудачи, возлагает всю вину на Горчакова, который, как пишет германский канцлер, без оснований приписал ему намерение начать войну с Францией. Бисмарк объясняет, что «единственной гарантией прочности русской дружбы является личность царствующего императора»¹²⁰. Когда Горчакову удалось убедить Александра II в опасности германской политики — русская политика изменилась. Князь Бисмарк не скрывал своего разочарования и предупредил Горчакова: «Скажу вам открыто: я добрый друг моих друзей и враг моих врагов».

Врагом Бисмарка был Горчаков. Потенциальным союзником — Александр II. Германский канцлер прилагает все усилия для того, чтобы направить русскую политику на Восток. «Умный Бисмарк, — замечает Евгений Тарле, — так же страстно жаждал разжечь русско-турецкую войну, как впоследствии глупый и бездарный Вильгельм II жаждал разжечь войну русско-японскую»¹²¹. Восточная стратегия русской политики не только отвлекала внимание Петербурга от европейских дел, но и сталкивала Россию с Австрией, которую Бисмарк также направлял на Восток, обещая помощь в приобретении территории на Балканах — как утешение за потери итальянских владений. Дирижер «Союза трех императоров» направлял двух его членов друг против друга, оставаясь в стороне и обещая помощь как России, так и Австрии. Дипломатическая ловкость Бисмарка позволила ему добиться того, что слово «немец» стало обозначать преимущественно австрийцев, прямых соперников России на Балканах.

Русское общественное мнение было неожиданным союзником Бисмарка. Идея войны с Турцией «овладела массами». Эта война виделась как освободительная, дающая славянам, угнетаемым мусульманами, волю. Но цели войны — как их представляли славянофилы — были несравненно более широкие. Николай Данилевский, писавший «Россию и Европу» во второй половине 60-х годов, был убежден: «Рано или поздно, хотим ли или не хотим, но борьба с Европой (или по крайне мере со значительнейшей частью

¹²⁰ Там же. С. 528.

¹²¹ Тарле Е. Крымская война. С. 280.

[137/138]

ее) неизбежна из-за восточного вопроса, т. е. из-за свободы и независимости славян, из-за обладания Царьградом — из-за всего того, что, по мнению Европы, составляет предмет незаконного честолюбия России, а по мнению каждого русского, достойного этого имени, есть необходимое требование ее исторического призвания»¹²².

Идеолог славянофильства ставит проблему ясно: необходимо решение восточного вопроса, т.е. — освобождение славян, живущих под турецким игом, и овладение Константинополем. Поскольку Европа не желает допустить такого решения, война с ней неизбежна. Для Данилевского и других славянофилов решение геополитической проблемы имело мистический смысл — реализацию «исторического призвания» России. Сергей Соловьев рассматривал восточный вопрос как борьбу Европы с Азией, морского берега со степью. Николай Данилевский отвергал объяснение автора «Истории России», утверждая, что идет борьба не между Западом и Востоком, а между романо-германским и греко-славянским миром. Овладение проливами и Константинополем позволит России стать центром будущего «Всеславянского федеративного союза», призванного бороться с «загнивающей» романо-германской цивилизацией. Призванием России было создание новой цивилизации славянских народов. В свое время, писал Данилевский, турки, захватив территорию, на которой жили славяне, сыграли важную роль защиты славянских народов от «романо-германского напора», от «западной ереси». Оттоманская империя была полезна, пока не вырос естественный защитник славян — Россия.

«Великая и вольная федерация Всеславянская», о которой мечтал Михаил Бакунин, включала свободные народы Польши, Литвы, Украины, но цель ее такая же, как у «Всеславянского федеративного союза» Николая Данилевского: «Помощь нашим братьям славянам, томящимся ныне под гнетом Прусского королевства, Австрийской и Турецкой империи». Мы не вложим меч в ножны, писал Михаил Бакунин в 1862 г., «пока хоть один славянин останется в немецком, турецком или другом каком рабстве»¹²³.

Николай Игнатьев, русский посланник в Константинополе с 1864 г., посол с 1867 г. (в общей сложности он пробудет в столице Оттоманской империи почти 13 лет), представлял реалистическую сторону «славянофильской программы». Николай Игнатьев видел практическое — стратегическое и экономическое — значение

¹²² Данилевской Н. Указ. соч. С. 474.

¹²³ Бакунин М. Избр. соч. Т. 3. С. 89.

[138/139]

захвата проливов и Константинополя: обеспечение южной русской границы, развитие черноморской торговли. В славянских народах Балканского полуострова русский дипломат видел надежного союзника в политике, направленной на ослабление Оттоманской империи. Приехав в Константинополь, Николай Игнатьев знал, чего хочет. Основными пунктами его программы были: восстановление престижа России, усиление русского влияния на христиан Оттоманской империи, борьба против английского, а также французского и австрийского влияния на Порту, ослабление союза России с Австрией и Пруссией¹²⁴.

Программа Николая Игнатьева шла вразрез с официальной русской политикой министра иностранных дел Горчакова, которую поддерживал царь. Тем не менее, Николай Игнатьев оставался на своем посту. Это объяснялось тем, что он имел поддержку при дворе, в военном министерстве, а также в печати.

Звездный час Николая Игнатьева приходит в половине 70-х годов. Летом в 1875 г. Балканы загорелись со всех сторон. В Боснии и Герцеговине — северо-западной провинции Оттоманской империи — вспыхнуло народное восстание. В следующем году оно перекидывается в Болгарию. В 1877 г. Сербия и Черногория начинают войну против Турции.

Каждый из очагов пожара, охватившего Балканы, вспыхивал по разным причинам. В Боснии и Герцеговине землей владели славяне, принявшие ислам после прихода турок. Крестьяне, работавшие на земле, были православными или католиками. Мусульмане составляли примерно треть населения. Восстание носило, в первую очередь, характер социального бунта против тяжести повинностей, которых требовали помещики. Новый налог, введенный султаном, стал толчком к бунту. Подобный характер носило выступление болгар в Родопских горах, подавленное с жестокостью, поразившей Европу. Слово «башибузук» — головорез — стало синонимом турецкого варварства. Турецкая армия более года не могла справиться с повстанцами в Герцеговине и Боснии. Это убедило Россию, что для решения восточного вопроса нет необходимости воевать с Оттоманской империей — достаточно внушить необходимость такой войны Сербии и Черногории, оказывая им материальную поддержку и помощь добровольцев. В 1876 г. Черногория, а затем Сербия объявили войну Турции. Николай Игнатьев уверял сербов: «Как только вы объявите войну, — Россия за вами вслед»¹²⁵.

¹²⁴ Игнатьев Н.П. Записки, 1864-1874. Пб., 1916. С. 11-12.

¹²⁵ Цит. по: Покровский М.Н. Указ. соч. С. 259.

[139/140]

Славянский комитет, созданный в начале 60-х годов в Москве, был общественной организацией, ставившей своей задачей распространение идей панславизма. Его деятельность неоднократно шла вразрез с официальной политикой, но имела поддержку определенных кругов в правительстве. Волнения на Балканах, турецкие зверства в Болгарии, война Сербии и Черногории против Оттоманской империи дали замечательный толчок деятельности Славянского комитета. Разоблачая «неистовство, зверства, бешеный разгул самых диких страстей, сожигание заживо девиц», совершаемых «башибузуками», Славянский комитет напоминал, что это дело рук «азиатской орды, сидящей на развалинах древнего великого православного царства» — Оттоманской империи, которая существует только благодаря «совокупным усилиям всей Западной Европы».

В Славянский комитет стали наплывать пожертвования в фонд помощи балканским славянам. Земствам было запрещено из своих средств оказывать помощь южным славянам. Сборы происходили в церквях, чиновники отчисляли определенный процент из своего жалованья. На нужды балканского восстания было собрано только Комитетом (пожертвования шли и прямо в Черногорию, Сербию, Герцеговину) более 1,5 млн. рублей. С Турцией еще был мир, но в Москве, при Комитете, открылся вербовочный пункт, куда записывались добровольцы (прежде всего, отставные военные) в сербскую армию. Общее число добровольцев достигло 6 тыс. В Сербию отправился генерал Михаил Черняев, прославившийся во время среднеазиатских походов. Сербский князь Милан назначил его командующим армией. Очень быстро стало очевидным, что малочисленное, необученное (в Сербии не было постоянной армии), плохо вооруженное сербское войско не способно сопротивляться опытным турецким солдатам. Оказалось необходимым спасать Сербию.

«Балканское восстание» было пожаром, который состоял из различных очагов, не слившихся воедино. В России многие верили в наличие общего национального православного движения против турецких угнетателей. Они ошиблись. Два главных славянских народа Балканского полуострова — болгары и сербы — относились друг к другу иногда не менее враждебно, чем к туркам. Греков болгары ненавидели гораздо более турок. В 1873 г. Константин Леонтьев (1831—1891), называвший себя последователем Данилевского, в статье «Панславизм и греки» рассказывал, что когда султан стал на сторону болгар в их церковном споре с греками, болгарские учителя внушали школьникам ненависть к православному патриарху Константинополя и преданность к

[140/141]

«отеческому правительству султана, спасающего болгар от греков»¹²⁶.

Волнения на Балканах открыли очередную главу восточного вопроса: снова возникла угроза распада Оттоманской империи, которая всегда была проблемой раздела наследства. Оживленная дипломатическая деятельность европейских держав в 1875—1876 гг. направлена на сохранение Оттоманской империи с одновременным проведением реформ в пользу христианского населения, т.е. ослаблением ее власти на Балканах. От Турции требуют расширения автономии местного населения, расширения территории Сербии и Черногории. Обсуждается план создания независимой Болгарии. Особую активность проявляет Николай Игнатьев, представлявший Россию на конференции в Константинополе. Он объезжает Европу для убеждения западных держав в необходимости «обуздать» Турцию.

Концерт европейских государств — шесть «великих держав» (Великобритания, Россия, Германия, Франция, Австро-Венгрия, Италия) — в своем большинстве поддерживал политику нажима на Турцию, вынуждая ее к реформам на Балканах. Франция была слишком занята родовыми муками республики, пришедшей на смену монархии; Италия не имела собственной восточной политики; Пруссия поддерживала Россию; с Австро-Венгрией Александр II договорился, встретившись летом 1876 г. в Рейхштадте с Францем-Иосифом. Противником русской политики была — Великобритания. Русское общественное мнение негодовало. «Самое трудное в этой задаче, — записывал Алексей Никитенко 25 августа 1876 г., — укротить Англию, которая, как бешеная собака, рвется на Россию»¹²⁷. Путешествуя по Швейцарии в дни нарастания кризиса на Балканах, Никитенко всюду видит врага: «Имя англичанина в настоящее время до того сливается с именем турка в одном и том же понятии, что когда видишь многих англичан вместе, что беспрестанно случается, то мне становится страшно. Так и думаешь: вот-вот выскочит и накинется на тебя башибузук или черкес»¹²⁸.

Россия имела основание быть недовольной Англией. Лидер тори Дизраели, через посла в Константинополе, делал все, чтобы противодействовать ослаблению Оттоманской империи. Султан Абдул-Азис, на которого большое влияние имел русский посол Игнатьев, был свергнут и убит. Организатором переворота был лидер националистов Мидхат-паша, отвергавший все уступки

¹²⁶ Цит. по: Там же. С. 251.

¹²⁷ Никитенко А. В. Дневник. Т 3. С. 390.

¹²⁸ Указ. соч. С. 386.

[141/142]

христианам. Возведенный на престол в мае 1876 г. Мурад V был свергнут в августе того же года. Султаном стал Абдул-Гамид — противник реформ. Мидхат-паша, назначенный великим визирем, выработал конституцию, обнародованную в декабре 1876 г. Турция — к удивлению Европы — стала парламентской монархией. Это, как настаивало султанское правительство, делало беспредметным разговоры о расширении прав христианских народов: все народы империи получили равные права.

В начале марта 1877 г. генерал Игнатьев совершил поездку по Европе, побыв в Берлине, Вене, Риме, Париже. Его предложения были всюду встречены доброжелательно. Возражал только Лондон, где, имея на своей стороне большинство держав, генерал Игнатьев добился созыва конференции. Снова была принята программа реформ, представленная Турции. Султан, поддержанный своим парламентом, ее отверг. Александр II ответил объявлением войны, заявив в манифесте, что считает своим долгом взять в свои руки дело угнетенных христиан.

Россия вступила в войну одна, имея союзный договор только с Румынией. Прошло 22 года после окончания Крымской войны. Все это время русская армия реформировалась под руководством военного министра Дмитрия Милютина. Новая организация армии (в 1874 г. была введена всеобщая воинская повинность с шестилетним сроком службы в пехоте), современное вооружение, новый мундир европейского образца позволяли верить в возможность легкой победы над турками. Многое оставалось прежним. В частности, убеждение, что главным оружием пехоты остается холодное оружие, штыковой удар. Генерал Михаил Драгомиров, известный военачальник и теоретик, утверждал, что «огнестрельное оружие отвечает самосохранению; холодное — самоотвержению... Представитель самоутверждения есть штык и только он один». Под влиянием этой очень распространенной точки зрения считалось, что учить солдата стрелять далеко и быстро — значило его морально портить.

Выступление России было встречено с удовлетворением Пруссией, без особых опасений Австрией. Не напугало оно и Англию, которая была обеспокоена завоеванием русскими Коканда и полагала, что война с Турцией отвлечет Россию от Средней Азии. Война с Турцией встретила горячую поддержку русского общества. Защита Севастополя была героическим эпизодом русской истории, но смысл Восточной войны, развязанной Николаем I, оставался темным. Цели войны 1877 г. были благородными: русская армия шла на спасение братьев славян. Николай Данилевский назвал войну «национальной», утверждая, что «со стороны России

[142/143]

вдруг пробудившийся национально-славянский интерес пересилил все чисто политические»¹²⁹.

Выступая 9 мая 1945 г. по радио, Сталин объявил о победе над Германией, заявив, в частности: «Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией»¹³⁰. Великая Отечественная война не только объявлялась национальной, но и становилась в один ряд с войнами за освобождение славян, которые велись в XIX в. В 1995 г. главный коммунистический идеолог эпохи перестройки — Александр Яковлев, историк по образованию, утверждал: «После Крымской войны в XIX в. Россия вела только одну войну — балканскую, освободительную»¹³¹. Завоевания на Кавказе и в Средней Азии он войнами не считает.

Вступая в войну с Османской империей, русское командование и общественное мнение было убеждено, что она закончится быстро сокрушительной победой. Турецкую армию всерьез не принимали. Война шла на двух фронтах: на Кавказе и в Дунайских провинциях. На Кавказе армия под командованием Лорис-Меликова в мае 1877 г. взяла крепость Ардаган, преграждавшую путь в турецкую Армению, и двинулась на Эрзерум. В июле она потерпела поражение и вынуждена была отступить, сняв осаду Карса. В конце июня главная русская армия форсировала Дунай, быстро пересекла северную Болгарию и застряла на балканских перевалах, ведя кровопролитные бои с турками.

Русских солдат удивляло не только упорство турок. Неожиданной был встреча с болгарами: сытыми, зажиточными крестьянами, жившими значительно лучше освободителей. Русская армия тащила — в трудной горной местности — огромный тяжелый обоз, предполагая, что в разоренной турками Болгарии (как утверждала пропаганда) нельзя будет ничего найти. Оказалось, что в освобождаемой стране было достаточно хлеба и скота, чтобы обеспечить армию продовольствием. После этого не приходилось удивляться тому, что болгары не поднимались как один человек (до начала войны в России в это твердо верили), чтобы идти воевать с турками. Добровольцев в русскую армию было немного.

Генерал Газенкампф записал в дневник: «В высших сферах были убеждены, что добровольцы повалят массами отовсюду, только поспевай формировать новые дружины. Между тем, даже

¹²⁹ Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 269.

¹³⁰ Правда. 1945. 10 мая.

¹³¹ Известия. 1995. 25 апреля.

[143/144]

на пополнение шести существующих не поступило из болгар до сих пор ни одного человека»¹³².

В июне русские армии быстро двигались вперед. В июле овладели Шипкинским перевалом. Начался один из героических эпизодов войны — защита Шипкинского перевала. Официальная информация — «На Шипке все спокойно» — воспринималась как иронический комментарий. На западе Бомарше после трехкратного неудачного штурма началась осада крепости Плевна. В ноябре 1877 г. крепость сдалась, а в декабре в 25-градусный мороз русская армия перешла Балканы. Перед русскими солдатами прямой путь к Царьграду. Русские авангарды остановились в 10— 15 верстах от Константинополя. Главная квартира армии переехала в Сан-Стефано. 19 января в Адрианополе было подписано перемирие. 19 февраля 1878 г. — мирный договор с Турцией в Сан-Стефано. К этому времени Лорис-Меликов, собрав силы, вновь осаждает Каре и берет его приступом, возобновляя движение на Эрзерум.

Русский военный историк А. Керсновский, подводя итог войне, констатирует: «Русское полководчество шесть месяцев — плачевное, седьмой — блистательно»¹³³. Блистательная победа принесла блистательный мирный договор. Его подписал Николай Игнатьев. Менялась карта Балкан. Сербия, Черногория и Румыния получали полную независимость и расширяли свои границы. Болгария, приобретшая Македонию, становилась автономным княжеством — она платила Турции дань, но турецкие войска покидали ее территорию. Турция обязалась провести административные реформы в Боснии и Герцеговине. России возвращалась Южная Бессарабия, которую она потеряла после Крымской войны; на Кавказе к России отходили города Батум, Каре, Ардаган и Баязет.

Оттоманской империи был нанесен сокрушительный удар: договор практически отделял ее европейские владения от азиатских. В европейских провинциях, которые еще оставались под властью турок, значительно расширились возможности национального развития. Победоносная война обошлась России недешево: русская армия потеряла в боях более 20 тыс. человек убитыми, около 60 тыс. ранеными¹³⁴. Вместе с умершими от болезней потери составили примерно 200 тыс. человек.

Размер русской победы, условия Сан-Стефанского договора, который решал восточный вопрос в пользу Петербурга, не мог не

¹³² Цит. по: Покровский М.Н. Указ. соч. С. 274.

¹³³ Керсновский АЛ. Указ. соч. Т. 2. С. 266.

¹³⁴ Уланис Б.Ц. Войны и народонаселение Европы. С. 129.

[144/145]

вызвать недовольства европейских держав. Особенно резко возражала Англия: после подписания Адрианопольского перемирия английские корабли вошли в Мраморное море, имея задачей помешать русским войскам занять Константинополь. Чрезвычайно обеспокоилась Австрия, увидевшая вероятность перехода Балкан и Дуная под исключительный протекторат России. Россия оказалась совершенно изолированной на международной сцене. Единственный союзник — Румыния остро протестовала против лишения ее Южной Бессарабии. Россия возмещала потерю передачей Румынии Добруджи, в три раза большей по размерам. Дело было лишь в том, что Добруджа была болгарской.

Бисмарк предложил свои услуги «честного маклера» и пригласил в Берлин представителей великих европейских держав и Турцию. Берлинский конгресс (июнь-июль 1878 г.) пересмотрел условия Сан-Стефанского договора, заменив их статьями Берлинского трактата.

Россия сохранила свои завоевания на Кавказе (вернув Турции только Баязет) и в устье Дуная. Болгария была разделена на две части: в северной создавалось автономное княжество, южная оставалась в составе Турции, получив административную автономию. Значительно сокращена была территория Сербии. В то же время, не участвовавшие в войне Англия и Австро-Венгрия были вознаграждены: Лондон получил остров Кипр, Вена — административное управление в Боснии и Герцеговине. Представителями России в Берлине были Горчаков и Шувалов (Игнатьев, противник компромисса, в делегацию не был включен).

Русское общественное мнение было возмущено условиями Берлинского трактата, которые представлялись газетами как позорное поражение России, преданной немцами. Крик сердца генерала Скобелева: «Повторяю вам и прошу не забывать, наш враг — немец! Борьба между славянами и тевтонами неизбежна» — было выражением чувств, которыми герой делился с сербскими студентами, навестившими его в Париже в феврале 1882 г. Полвека спустя автор истории русской армии упрекает русскую дипломатию, которая «боясь восстановить Европу на Россию своей смелостью, восстановила ее на Россию своей робостью... Россия пошла в Берлин извиняться за свою победу»¹³⁵.

Александр понимал, что Россия в одиночку, против всех европейских держав удержать все завоевания Сан-Стефано не может. Страна была истощена войной. Финансы, о плачевном состоянии которых предупреждал накануне войны министр Рейтерн, пришли

¹³⁵ Керсновский А.А. История русской армии. Т. 2. С. 245, 246.

[145/146]

в критическое состояние. Было еще одно обстоятельство, объяснявшее уступчивость русской дипломатии.

Возможности русских приобретений в результате войны с Оттоманской империей были лимитированы до начала военных действий. Русских дипломатов, подписавших Берлинский трактат, особенно упрекали за то, что они согласились на фактическую передачу Боснии и Герцеговины — славянских земель — немцам, т.е. Австро-Венгрии. Никто не знал, что в 1876 г., накануне войны, Александр II встретился в Рейхштадте с Францем-Иосифом и договорился с ним о разделе «больного человека» — Турции. О Рейхштадтском соглашении не знал, в частности, Николай Игнатьев. Содержание этого соглашения стало известно лишь в 1887 г. во время дебатов в будапештском парламенте. Перед началом военных действий Петербург согласился с условиями Лондона: не трогать Египта, не посягать на Суэцкий канал, не оккупировать Константинополь и проливы.

Разгром турецкой армии и стремительное продвижение русских войск к Босфору вызвали ощущение необыкновенных возможностей. Результатом этих чувств был Сан-Стефанский договор. В Берлине наступило отрезвление. Россия не получила всего того, что она хотела. Она получила, то что могла. Бисмарк, обиженный на то, что его «честное маклерство» было воспринято в России как удар в спину, обвинял в антинемецкой пропаганде газеты, такие, как «Московские ведомости», по его словам, «плохо разбирающиеся в международных отношениях»¹³⁶.

По мнению Бисмарка, Россия никогда раньше, после ни одной войны с Турцией, не имела таких успехов, какие закрепил за ней Берлинский конгресс. Германский канцлер теоретически был прав. Но надежды, вызванные победами русской армии, были так велики, Константинополь был так близок, турки казались такими слабыми, что результаты Берлинского конгресса воспринимались как поражение — поражение в результате дипломатических интриг Европы, и прежде всего Германии и Австро-Венгрии.

Иллюзия поражения затмила реальные успехи России в царствование Александра П. Приняв страну после Крымского поражения, сын Николая I реализовал программу реформ, открывших России широкую дорогу модернизации политических, экономических, социальных структур. Победа в турецкой войне засвидетельствовала

¹³⁶ Bismark. Указ. соч. С. 419.

[146/147]

реабилитацию армии. Продолжалось расширение границ империи на юге и востоке.

Бомба террористов прервала деятельность Александра II.

[147/148]