Слово 36, о себе самом и к говорившим, что св. Григорий
желает константинопольского престола
Творения, т. 1, СТСЛ (репринт с тип. Сойкина). С. 502-509.
Дивлюсь! что располагает вас настолько к словам моим? Отчего берет над вами
такую силу моя речь, речь чужеземца, может быть слабая и не имеющая никакой привлекательности?
Даже кажется, что у вас такое же ко мне притяжение, какое у железа к магниту,
потому что вы держитесь на мне, держась и каждый взаимно друг за друга, и все
за Бога, из Которого и в Котором все (Рим. 11,36). Подлинно, это чудная
цепь, и ее сплетает Дух Святой, связуя неразрывными узами!
А если спросите о причине, то, насколько сознаю сам себя, не вижу в себе преимущественной
перед другими мудрости, разве иной примет за мудрость то самое, что признаю себя
и не мудрым, и не близким к истинной и первоначальной Мудрости; как думать о себе
весьма нужно нынешним мудрецам, потому что всего легче обманывать самого себя
и, надмеваясь пустой славой, почитать себя чем-то, будучи ничем. Не я первый проповедал
вам учение Православия, за которое вы всего крепче держитесь. Я шел по чужим следам
и (сказать правду) по следам вашим. Ибо вы ученики знаменитого Александра, великого
поборника и проповедника Троицы, который и словом, и делом искоренял нечестие,
и помните ту апостольскую молитву, которая начальника нечестия поразила в
месте, достойном нечистого этого языка, чтобы за поругание наказан он был поруганием
и за неправедную смерть обольщенных им душ опозорен был праведно постигшей смертью.
Итак, мы не новый открыли вам источник, подобный тому, какой показал Моисей
в безводном месте спасаемым из Египта (Исх. 17,6), но раскопали закрытый
и засыпанный землей, подражая рабам Исаака великого, которые не только копали
новые колодцы воды живой, но и очищали заваленные филистимлянами (Быт.
26,1 б).
С другой стороны, я не из числа краснословов, не имею приятности в обхождении,
не умею похищать благосклонность ласкательством, к чему способных много вижу между
вызывающимися ныне священствовать. Эти люди и наше благочестие, которое просто
и чуждо искусственности, обратили в искусственное и в какой-то новый род управления,
перенесенный с торжищ во святилище и с зрелищ в недоступное взорам многих
тайноводство; так что у нас (если должно выразиться смелее) два позорища,
и между ними то единственно различие, что одно открыто для всех, а другое
для некоторых; на одном возбуждается смех, на другом уважение; одно называется
зрелищным, а другое духовным. Свидетели вы и Бог, говорит божественный
Апостол (1 Сол. 2,10), что мы не принадлежим к этой части, напротив, таковы,
что скорее можно обвинить нас в грубости и незнании светских приличий, нежели
в ласкательстве и раболепстве, даже и к тем, которые весьма к нам привержены,
оказываемся иногда суровыми, как скоро они поступают в чем-нибудь, по нашему мнению,
незаконно. И это доказало недавнее со мной событие, когда вы, народ, кипя ревностью
и гневом, несмотря на мой вопль и слезы, возвели меня на этот престол, который
не знаю как и назвать, мучительским или первосвятительским, — возвели, из любви
нарушив закон. При этом случае настолько огорчил я некоторых из самых ревностных,
что они оставили меня и любовь переменили во вражду. Ибо менее смотрю на
то, чем можно угодить, нежели на то, чем можно доставить пользу. Поэтому
какая же причина такой любви ко мне и к моим словам? Хотите ли сами открыть и
объяснить ее, сделать известной вашу ко мне любовь, или угодно вам, чтоб изложил
это я, которого и в других случаях охотно приемлете истолкователем? Насколько
заключаю по вашему молчанию, вы мне предоставляете слово. Итак, слушайте и смотрите,
худой ли я отгадчик в подобных делах.
Во-первых, мне представляется, что, так как вы сами призвали меня, то и поддерживаете
собственным судом, а потому и бережете меня, как свою добычу. И это точно в природе
нашей, чтобы любить все собственное, имение ли то, или порождение, или слово,
и чтобы питать искреннее благорасположение к своим произведениям. Во-вторых,
особенно уважаете во мне то, что я не дерзок, не нагл, не держу себя по-зрелищному
и напыщенно, но уступчив, скромен, даже в обществе как бы ни с кем не имею
общения, и живу отшельником, короче же сказать: веду себя любомудренно, и
любомудрие мое не искусственное и ловко выисканное, но просто и духовно содержимое.
Ибо не для того укрываюсь, чтобы искали меня и чтобы сочли достойным большей
чести, с какой мыслью иные открывают ненадолго красоты и потом прячут, но чтобы
своим безмолвием доказать, насколько избегаю председательства и не домогаюсь
таких почестей. В-третьих, вы видите, сколько терплю я от внешних врагов и домашних
наветов, когда скажу с Даниилом, вышло беззаконие из Вавилона от старейшин-судей,
которые собирались судить Израиля (Дан. 13,41). Вы жалуетесь и негодуете
на это, не можете ничем помочь притесненному, и вместо всего приносите мне в дар
одно сожаление. А жалость в соединении со стыдом произвела любовь. Вот тайна
вашего ко мне уважения! А поскольку нападают на меня за мои слова, за этот
обильный и тем возбуждающий зависть язык, который сперва обучили мы светской
словесности, а потом облагородили Божиим словом, и горькую Мерру усладили
древом жизни (Исх. 15,2 5), то вы дали в себе место чувствованиям, достойным людей
благородных, и любите во мне то самое, за что подвергаюсь нападениям.
Почему же не возлюбил я учености безгласной, сухой и пресмыкающейся по
земле? Почему, видя многих довольствующихся и такой ученостью, я посвятил себя
любомудрию чуждому и иноземному, обратился к выражениям спорным, когда надлежало
смело бежать от всяких рассуждений и верой назвать такое отречение от разума,
которое бы (уверяю в этом) и я сам возлюбил, будучи рыбаком (что также для
многих составляет готовый предлог к извинению невежества), если бы моим словам
была сила чудотворений? О, когда бы истребилась между людьми зависть, эта
язва для одержимых ею, этот яд для страждущих от нее, эта одна из самых
несправедливых и вместе справедливых страстей, — страсть несправедливая, потому
что возмущает покой всех добрых, и справедливая, потому что сушит питающих
ее! Ибо не буду желать зла тем, которые вначале хвалили меня. Они не знали, какой
будет конец этих похвал; иначе, может быть, присоединили бы к похвалам и
порицания, чтобы поставить преграду зависти.
Зависть омрачила и ангела, падшего от превозношения. Будучи божествен, он не
утерпел, чтобы не признать себябогом, и изринул из рая Адама,
овладев им посредством сластолюбия и жены (Быт. 3,23), ибо уверил его, что
древо познания запрещено ему на время из зависти, чтобы не стал он богом. Зависть
сделала братоубийцей и Каина, который не стерпел того, что другая жертва была
святее его жертвы. Зависть и злочестивый мир покрыла водами, и содомлян потопила
огнем. Зависть поглотила землею Дафана и Авирона, возмутившихся против Моисея
(Числ. 16,32), и поразила проказой Мариам, возроптавшую только на брата (Числ.
12,10). Зависть обагрила землю кровью Пророков и через жен поколебала премудрого
Соломона. Зависть и из Иуды сделала предателя, обольстившего немногим числом
сребреников и заслужившего удивление; она произвела и Ирода — детоубийцу,
и Пилата — Христоубийцу. Зависть унизила и рассеяла Израиля, который и доныне
не восстал от греха этого. Зависть восставила нам и этого богоотступного мучителя,
от которого теперь еще остаются угли, хотя избегли мы пламени. Зависть рассекло
и прекрасное тело Церкви, разделив на разные и противоборствующие скопища.
Зависть восставила у нас и Иеровоама — этого служителя греха, и налагает узы на
язык. Он не терпит воссиявшей Троицы, Которая озаряет нас всецелым Божеством
и истинных Своих проповедников делает для вас досточестными.
Не представляется ли вам, что я пустословлю, предлагая свои гадания? Или
живописующее слово весьма верно изобразило причины любви? Что касается этой любви,
я так понимаю дело. Но поскольку вижу, что некоторые огорчаются оскорблениями
и мое несчастье считают собственным несчастьем, то полюбомудрствуем кратко и об
этом.
Если бы для каких-нибудь человеческих и ничтожных замыслов или для получения
этой кафедры, и вначале предстал я перед вами с этой сединой и с этими членами,
согбенными от времени и болезни, и теперь бы переносил столько бесчестий, то мне
было бы стыдно неба и земли (которых привыкли брать в свидетели древние);
стыдно было бы этой кафедры, этого священного собрания, этого святого и недавно
соединенного народа, против которого такое ополчение лукавых сил, чтобы
он, начавший уже образовываться по Христе, разрушен был до своего составления
и умерщвлен до рождения. Мне стыдно было бы моих подвигов и трудов,
и этой власяной одежды, и пустыни, и уединения, с которым я свыкся, и беззаботной
жизни, и малоценной трапезы, которая немного разве дороже была трапезы птиц небесных.
Но пусть иные скажут обо мне правду, будто бы пожелал я чужой жены, тогда
как не захотел иметь своей! Пусть возьмут предо мной преимущество и гаваониты,
которых (насколько знаю) не примет Дух Святой в дровосеки и водоносы
(Иис. Нав. 9,27), пока будут приступать к святилищу с такими пятнами в жизни
и учении! Но если пришел я сюда защитить учение, оказать посильную помощь Церкви
до сих пор вдовствующей и безмужной, быть как бы наместником и попечителем, чтоб
уневестить ее другому, как скоро окажется кто достойным этой красоты, и принести
этой царице богатейшее вино добродетели; в таком случае чего я достоин, похвалы
ли за усердие или упреков по одному подозрению, потому что меня судят, соображаясь
со страстями других? Поэтому, если застигнутому бурей кораблю, или осажденному
городу, или пожираемому пламенем дому подаем помощь, спеша на лодках, или с воинством,
или с огнегасительными снарядами, ты, добрейший, без сомнения назовешь нас
или морскими разбойниками, или желающими овладеть городом и домом, а не помощниками
и защитниками.
Но скажешь: не так думают о тебе многие. Какая нужда в этом мне, для которого
быть, а не казаться, дороже всего, лучше же сказать, составляет все? То, что я
сам в себе таков, или осудит меня, или оправдает, сделает несчастным, или блаженным,
а то, каким я кажусь, ничего для меня не значит, равно как и чужое сновидение.
Ты говоришь, любезный: не таким представляешься для многих. Но земля представляется
ли неподвижной тем, у которых кружится голова? Пьяным кажется ли, что трезвые
трезвы, а не на голове ходят и не вертятся? Не думают ли иногда больные и потерявшие
вкус, что и мед горек? Но не таковы вещи сами по себе, хотя и такими кажутся
для страждущих. Поэтому докажи сперва, что так думают о нас люди, находящиеся
в здравом состоянии; и потом советуй нам перемениться, или осуждай,
если не слушаемся, но остаемся при своем суждении. Не таким кажусь для многих,
но таким кажусь для Бога, и не кажусь, но весь открыт перед Тем, Который все знает
до рождения людей, создал сердца наши, вникает во все дела (Пс.
32,15), движения и помышления наши, и на совершаемое по иным; от Которого ничто
существующее не сокрыто и скрыться не может, Который иначе смотрит на наше
дело, нежели как смотрят люди. Ибо человек смотрит налицо, а Господь смотрит
на сердце ( 1 Цар. 1 б, 7). Так, слышишь, говорит Писание, и веруй. И
имеющему ум должно помышлять более о Боге, нежели о совокупном мнении всех
прочих. Если и из людей имеешь двоих советников в одном деле, и один смышленее,
а другой малознающ, то окажешь ли благоразумие, если, оставив более смышленого,
последуешь совету малознающего? И Ровоам не похвален за то, что, презрев
совет старцев, исполнил мнение юных (3 Цар. 12, 13.14). Сравнивая же Бога
с людьми, ужели предпочтешь мнения человеческие? Конечно, нет, если послушаешь
меня и сам рассудишь внимательнее.
Но мы стыдимся, скажешь, сделанных тебе оскорблений. А мне стыдно за вас,
что стыдитесь этого. Если терпим это справедливо, то нам самим более стыдиться
должно, и стыдиться не столько потому, что нас бесчестят, сколько потому,
что достойны мы бесчестия. Если же терпим несправедливо, то виновны в этом оскорбляющие
нас, и потому о них должно больше скорбеть, нежели о нас; ибо они терпят зло.
Если я худ, а ты почитаешь меня добрым; что мне после этого делать? Сделаться
ли еще хуже, чтобы больше угодить тебе? Я не пожелал бы себе этого. Равным
образом, если стою прямо, а тебе кажется, что падаю, ужели мне для тебя оставить
прямое положение? Я живу не больше для тебя, чем и для себя, и во всем имею советниками
разум и Божий оправдания, которые часто обличают меня, хотя и никто не обвиняет,
а иногда оправдывают, хотя многие осуждают. И невозможно убежать от этого
одного — от внутреннего в нас самих судилища, на которое одно взирая, можно идти
прямым путем. А что до мнения других; если оно за нас (скажу несколько и
по-человечески), примем его; если же против вас, дадим ему дорогу, и из того,
что мы действительно, ничего не убавим для того, чтобы сделать нечто напоказ.
Так и должно быть. Кто упражняется в добре из каких-нибудь интересов,
тот не тверд в добродетели, ибо цель изменится, и он оставит доброе дело, подобно
как плывущий для прибыли не продолжает плавания, если не видит прибыли. Но кто
чтит и любит добро ради самого добра, тот, поскольку любит нечто постоянное
и расположение к добру имеет постоянное, так что, ощущая в себе нечто свойственное
Богу, может сказать о себе сказанное самим Богом: я один и тот же и не изменяюсь
(Мал. 3,6). А потому он не будет превращаться, принимать разные виды, сообразно
с обстоятельствами и делами, делаться то тем, то иным, менять цвета, подобно
как полип принимает цвет камня, к которому он пристал, но всегда пребывает один
и тот же — непоколебим среди колебаний, несовратим среди превратностей,
и, как представляю себе, это скала, которая при Ударах ветров и волн стоит незыблемо
и сокрушает все, Ударяющееся о нее. Но об этом довольно, ибо не имею времени препираться
на словах, и ранее сказанное, может быть, превышает уже меру.
Теперь к вам у меня слово, паства моя! Вы стали для меня, говорит Павел, надежда,
и радость, и венец похвалы (Сол. 2,19- 20). Вы оправдание мое перед истязующими
меня. Как зодчим и живописцам, когда требуют у них отчета, довольно указать на
свои постройки и картины, чтобы освободиться от всяких хлопот, потому
что дело говорит сильнее слова, так и я, указав на вас, отражу все злословия.
Чем же отражу? Во-первых, тем, если вы сохраняете неуклонное и твердое исповедание
Отца, Сына и Св. Духа, ничего не прибавляя, не убавляя и не умаляя
в едином Божестве (потому что уничиженное в Нем делается уничижением целого);
а тех, которые иначе мыслят и говорят, уничтожают или разграничивают Единое
предположением постепенности естеств, гоните от себя как язву для Церкви
и яд для истины, впрочем, без ненависти, а только сожалея об их падении. Во-вторых,
тем, если пред ставите жизнь сообразную с правым учением, так что и не только
в добродетели, но и в другом не будете иметь недостатка.
Цари! Уважьте свою порфиру (ибо наше слово дает законы и законодателям), познайте,
сколь важно вверенное вам и сколь великое в рассуждении вас совершается
таинство. Целый мир под вашей рукой, сдерживаемый небольшим венцом и короткой
мантией. Горнее принадлежит единому Богу, а дольнее и вам, будьте (скажу
смелое слово) богами для своих подданных. Сказано (и мы веруем), что сердце
царя β руке Господа (Притч.
21,1). В этом должна состоять сила ваша, а не в золоте и не в полчищах.
Приближенные к царским дворам и престолам! Не очень превозноситесь своей властью
и не почитайте бессмертным того, что не бессмертно. Будьте верны Царям, первоначально
же Богу, а ради Него и тем, которым вы вручены и преданы. Гордящиеся благородством!
Облагораживайте нравы, или скажунечто, хотя неприятное, однако же благородное:
тогда ваше благородство было бы подлинно самое благородное, когда бы в родословных
книгах не писались и неблагородные люди. Мудрецы и любомудрцы, почтенные
по бороде и плащу, софисты и грамматики, искатели народных рукоплесканий!
Не знаю, за что назвать мудрыми, не содержащих первого учения. Богатые! Послушайте
сказавшего: когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердца (Пс.
61,11); знайте, что полагаетесь на вещь непрочную. Надобно облегчить корабль,
чтобы легче было плыть. Может быть, отнимешь что-нибудь и у врага тем, что к нему
перейдет твое имущество. Питающиеся роскошно! Отнимите что-нибудь у чрева и дайте
духу. Нищий близ тебя; окажи помощь от болезни, излей на него что-нибудь от избытков.
Для чего и тебе страдать от несварения, а ему от голода; тебе — головной болью
от вина, и ему — водяной болезнью; тебе чувствовать обременение от пресыщения,
и ему изнемогать от недуга? Не презирай своего Лазаря здесь, чтобы
он не сделал тебя тамошним богачом (Лук. 16,19—31).
Граждане великого города, непосредственно первые после граждан первого в мире
города, или даже не уступающие им! Окажитесь первыми не в пороках, но в добродетели,
не в распутстве, но в благочинии. Стыдно господствовать над городами и уступать
над собой победу сладострастию, или в ином соблюдать целомудрие, а к конским
ристалищам, зрелищам, сцене и псовой охоте иметь такую бешеную страсть, что в
этом одном поставлять всю жизнь, и первому из городов, которому всего приличнее
было бы служить для других примером всего доброго, стать городом играющих.
О, если бы вы отринули это, сделались Божиим градом, живо написанными на
руках Господних, и светлые светло предстали вместе с нами Великому Градозиждителю!
Сие в заключение благовествую вам о самом Христе, Господе нашем, Которому слава,
честь, Держава вовеки. Аминь.
Григорий Богослов. Собрание творений:
в 2т. Т.1. — Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. С. 618—632.
Иисус, избрав сперва рыбаков, Сам потом закидывает сети и меняет места одно за другим. Для чего же? Не для того только, чтобы Своим пришествием больше приобретать боголюбцев, но, как думаю, и для того, чтобы освятить большее число мест. Он делается для Иудеев Иудеем, чтобы приобресть Иудеев, для подзаконных подзаконным, чтобы искупить подзаконных, для немощных немощным, чтобы спасти немощных. Он делается всем для всех, чтобы всех приобрести. Но что говорю: всем для всех? Чего Павел не захотел о себе сказать, то, как нахожу, понес на Себе Спаситель. Ибо Он не только делается иудеем, не только принимает на Себя всякие неприличные для Него и унизительные наименования, но, что всего неприличнее, называется даже грехом (2Кор.5:21) и клятвой (Гал.3:13). Хотя не таков Он на самом деле, однако же именуется. Ибо как быть грехом Тому, Кто освобождает и нас от греха? Как быть клятвой Тому, Кто искупает и нас от проклятия Закона? Но Он именуется так, чтобы и до этой степени показать Свое смирение, а тем нас научить смирению, которое ведет на высоту. Итак, Он делается, как сказал я, рыбаком, ко всем снисходит, закидывает сети, все терпит, чтобы только извлечь из глубины рыбу, то есть человека, плавающего в непостоянных и соленых волнах жизни.
Для этого и теперь окончил слова сии, вышел из Галилеи и пришел в пределы Иудейские, 3аиорданской стороною (ст.1). Приходит в Галилею, — и это во благо, чтобы народ, сидящий во тьме, увидел свет великий (Мф.4:16). Переходит в Иудею, чтобы убедились восстать от буквы и последовать духу. То учит на горе, то беседует на равнинах, то сходит в корабль, то запрещает бурям, иногда и сон вкушает, чтобы и сон благословить, иногда утруждается, чтобы и труд освятить, иногда и плачет, чтобы и слезы сделать похвальными. Переходит с места на место Невмещаемый никаким местом, Безлетный, Бестелесный, Необъемлемый, Который один и тот же и был, и начинает бытие, был превыше времени и приходит, подчиняясь времени, был невидим и делается видимым. Вначале был, у Бога был, и Бог был; третий был, самим числом подтверждаемое, Тот, Который был, истощил, а то, чем не был, воспринял, не составив через это двоих, но благоволив из двух сделаться Единым, потому что Бог есть то и другое, и принявшее и принятое, два естества, воедино стекшиеся, но не два Сына (да не бесчестится ложным толкованием это сорастворение!). Так велик Он! — Но что со мной? Опять ниспадаю до выражений человеческих. Ибо как можно назвать простое таковым? И не количеством велик? Но простите слову — орудию малому; я говорю о Высочайшем! Великий и Долготерпеливый — Естество неописуемое и бестелесное, потерпит и то, что говорим о Нем, как о теле, и употребляем изречения, далеко не соответствующие истине. Ибо, если Он принял плоть, то не погнушается и подобным словом.
За Ним последовало много людей, и Он исцелил их там (ст.2), где была обширная пустыня. Если бы Он пребывал на своей высоте, если бы не снизошел к немощи, если бы остался тем, кем был, соблюдая Себя неприступным и непостижимым, то, может быть, немногие бы последовали за Ним, даже, не знаю, последовали ли бы и немногие; разве один Моисей, и тот настолько, чтобы едва увидеть Бога сзади. Ибо, хотя и расторг Моисей облако, когда был вне телесной тяжести, и привел в бездействие чувства; но тонкость и бестелесность Божию (или, не знаю, как иначе назвал бы это другой) мог ли видеть он, все еще будучи телом и проникая чувственными очами? Но поскольку Бог нас ради истощается и нисходит (под истощанием же понимаю истощание как ослабление и умаление славы), то и делается через это постижимым. Извините меня, что опять останавливаюсь и впадаю в человеческую немощь, исполняюсь гневом и скорбью за моего Христа (разделите и вы мои чувства!), когда вижу, что бесчестят Христа моего за то самое, за что наиболее чтить Его требовала справедливость. Скажи мне: потому ли Он веществен, что смирился ради тебя? Потому ли Он — тварь, что печется о твари? Потому ли под временем, что посещает находящихся под временем? Впрочем, Он все терпит, все переносит. И что удивительного? Он понес побои, потерпел оплевывания, вкусил желчь за мое вкушение. Терпит и ныне побиение камнями не только от наветующих, но даже от нас, которые почитаем себя благочестивыми. Ибо, рассуждая о бестелесном, употреблять наименования, свойственные телесному, значит, может быть, то же, что клеветать, то же, что побивать камнями, но, повторяю, да будет дано извинение нашей немощи! Мы не произвольно мечем камни, но потому что не можем выразиться иначе, употребляем слова, какие имеем. Ты именуешься Словом и превыше слова, Ты превыше света и называешься светом, именуешься огнем, не потому что подлежишь чувствам, но потому что очищаешь легкое и негодное вещество! Называешься мечом, потому что отсекаешь худое от доброго; лопатой, потому что очищаешь гумно и, отбрасывая все пустое и легкое, одно полновесное влагаешь в горние житницы, секирой, потому что после долготерпения срубаешь бесплодную смоковницу, потому что истребляешь самые корни зла, дверью, по причине ввождения; путем, потому что мы шествуем прямо; агнцем, потому что Ты жертва; Первосвященником, потому что приносишь в жертву тело; Сыном, потому что Ты от Отца! Опять привожу в движение языки злоречивые; опять неистовствуют некоторые против Христа или, лучше сказать, против меня, который удостоен быть проповедником Слова; делаюсь, как Иоанн, гласом вопиющего в пустыне — в пустыне некогда безводной, но ныне весьма населенной. Впрочем, как сказал я (возвращаюсь к моему слову), за Ним последовало много людей; потому что Он снисходит к нашим немощам. Что же потом? Сказано: И приступили к Нему фарисее, и искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею (ст.3)? Опять фарисеи искушают, опять читающие Закон не понимают закона, опять толкователи Закона имеют нужду в новых наставниках! Недовольно было саддукеев, искушающих о воскресении, законников, вопрошающих о совершенстве, иродиан — о кинсоне, и других — о власти: некто еще и о браке спрашивает Неискушаемого, спрашивает Того, Кто Сам Творец супружества. Кто от первой Причины создал весь этот род человеческий.
Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их (ст.4)? Он знал, какие вопросы решать и при каких заграждать уста вопрошающих. Когда спрашивают Его, какою властью ты это делаешь (Лк.20:2), тогда, по причине крайнего невежества вопрошавших, Сам вопрошает: крещение Иоанново с небес было, или от человеков (4)? И обоюдной невозможностью дать ответ связывает вопрошающих. Поэтому и мы, подражая Христу, можем иногда заграждать уста любопытным совопросникам и их неуместные вопросы решать вопросами же, еще более неуместными. Ибо мы и сами мудры на пустое (если можно иногда похвалиться делами неразумия). Но когда Христос видит, что вопрос требует рассуждения, тогда вопрошающих не не удостаивает мудрых ответов. Он говорит: вопрос, предложенный тобой, показывает в тебе уважение к целомудрию и требует снисходительного ответа. А касательно целомудрия, как вижу, многие имеют неправильное понятие, да и закон у них не равен и не правилен. Ибо почему закон обуздал женский пол, а мужскому дал свободу, и жена, злоумыслившая против ложа мужнего, прелюбодействует, и подвергается за то строгому преследованию законов, а муж, прелюбодействующий с женой, не подлежит ответственности? Я не принимаю такого законодательства, не одобряю обычая. Мужья были законодателями, потому и закон обращен против жен, потому и детей отдали под власть отцов, а слабейший пол оставлен в пренебрежении. Напротив, Бог установил не так, но почитай отца твоего и мать твою (Исх.20:12) — вот первая заповедь, соединенная с обещаниями: тебе будет хорошо, и кто злословит отца своего или свою матъ, того должно смерти предать (Исх.21:16). Видишь, равно и доброе почтил, и злое наказал. Еще: благословение отца утверждает домы детей, а клятва матери разрушает до основания (Сир.3:9). Видите, как равно законодательство. Один Творец мужа и жены, одна плоть — оба они — один образ, один для них закон, одна смерть, одно воскресение, одинаково рождаемся от мужа и жены, один долг обязаны воздавать дети родителям. Как же ты требуешь целомудрия, а сам не соблюдаешь? взыскиваешь, чего не дал? Почему, будучи сам плоть такого же достоинства, не равно законополагаешь? Если ты обращаешь внимание на худшее, то жена согрешила, согрешил и Адам, змий прельстил обоих, не оказался один слабее, а другой крепче. Но возьми во внимание лучшее. Обоих спасает Христос страданиями. За мужа стал Он плотью, но также и за жену. За мужа умер, и жена смертью спасается. Христос от семени Давидова именуется (чем, может быть думаешь, почтен муж), но и от Девы рождается, — это уже честь женам!
И будут два, сказано, одной плотью (5), а единая плоть да имеет и одинаковую честь. Павел же внушает целомудрие и примером. Каким примером и как? Тайна эта велика; я говорю по отношению к Христу и к Церкви (Еф.5:32). Хорошо жене — почитать Христа в лице мужа, хорошо и мужу — не бесчестить Церковь в лице жены. Жена, говорит он, да убоится мужа своего, потому что боится и Христа, но и муж да любит свою жену, потому что и Христос любит Церковь. Вникнем в слова эти с большим тщанием. Сбивание молока производит масло (Притч.30:33), исследуй, и, может быть, найдешь в них нечто более питательное. Мне кажется, что здесь слово Божие не одобряет двоеженства, ибо если два Христа, то два и мужа, две и жены, а если один Христос, одна глава Церкви, то и плоть одна, а всякая другая да будет отринута. А если удерживает от второго брака, то что сказать о третьем? Первый есть закон, второй — снисхождение, третий — беззаконие. А кто преступает и этот предел, тот подобен свинье и немного имеет примеров такого срама. Хотя Закон дает развод по всякой вине, но Христос — не по всякой вине, а позволяет только разлучаться с прелюбодейкой, все же прочее повелевает переносить любомудренно, и прелюбодейку отлучает потому, что она повреждает род. Касательно же всего прочего будем терпеливы и любомудренны, или, лучше сказать, будьте терпеливы и любомудренны — вы, принявшие на себя иго брака. Видишь ли, что жена приукрасилась или подкрасилась, — сотри; или у нее язык весьма дерзкий — уцеломудрь; или смех неблагопристойный, — сделай скромным; или замечаешь неумеренность в расходах и в питье — ограничь; или неблаговременные выходы из дома, — положи преграду; или рассеянный взор, — исправь, но не отсекай, не отлучай от себя поспешно, ибо неизвестно, кто подвергается опасности, отлучающий или отлучаемый. Источники твои, сказано, пусть будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобою; любезной ланью и прекрасной серной услаждайся постоянно (Притч.5:17-19). Итак, не будь рекой чуждой и не старайся нравиться другим больше, нежели жене своей. А если стремишься в иное место, то и члену своему поставляешь в закон бесстыдство. Так учит Спаситель. Что же фарисеи? Жестоко им кажется слово, так как и все доброе не нравилось, и не нравится, и тогдашним и нынешним фарисеям. Ибо Фарисеем делает не происхождение только, но и образ жизни, так ассириянином и египтянином почитаю всякого, кто произволением своим ставит себя с ними в один ряд. Что же фарисеи? Говорят: «Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться» (ст.10). Теперь только узнаешь ты, фарисей, что лучше не жениться? А прежде не знал, когда видел вдовство, и сиротство, и безвременную смерть, и рукоплескания, сменяемые плачем, и гробы подле брачных чертогов, и бесчадие, и несчастия от детей, и неразрешившееся рождение, и детей, лишающихся матери при самом рождении, наконец все, что бывает при этом и смешного и горестного, потому что можно здесь сказать и то и другое. Лучше жениться, и я на это согласен, ибо брак будет честен и ложе непорочно (Евр.13:4), но лучше для умеренных, а не для ненасытных, не для тех, которые хотят оказывать плоти более уважения, чем должно. Когда брак есть собственно брак и супружеский союз, и желание оставить после себе детей, тогда брак хорош, ибо умножает число благоугождающих Богу. Но когда он разжигает грубую плоть, обкладывает ее тернием и делается как бы путем к пороку, тогда и я скажу: лучше не жениться. Брак — доброе дело, но не могу сказать, чтобы он был выше непорочности. Ибо непорочность не признавалось бы чем-то высоким, если бы не было из лучшего лучшим. Да не огорчаются этим носящие узы брака! Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам! (Деян.5:29). Напротив, девы и жены, соединитесь вместе, составьте единое в Господе и служите друг другу украшением! Не было бы и безбрачных, если бы не было брака, ибо откуда бы явился в свет и девственник? Не был бы брак честен, если бы Богу и жизни не плодоприносил девственников. Почитай и ты [1] мать свою, от которой происходишь; почитай и ты [2] произошедшую от матери и мать, хотя она и не мать, но невеста Христова. Красота видимая не сокрыта, а незримая видима Богу, вся слава дщери царя внутри; одежда ее шита золотом (Пс.44:14), то есть и делами, и созерцанием. И вступившая в брак да принадлежит Христу, и дева да будет всецело Христова! Одна да не прилепляется совершенно к миру, другая да не будет вовсе от мира! Что замужней принадлежит частью, то деве принадлежит всецело. Ты избрала жизнь ангельскую, стала в чин безбрачных, не ниспадай же в плотское, не ниспадай в вещественное, не сочетайся с веществом, тогда как ведешь жизнь безбрачную. Блудный взор не убережет целомудрия; блудный язык вступает в общение с лукавым, ноги, идущие бесчинно, обличают болезнь или приводятся в движение болезнью. Да будет девственной и мысль, да не кружится, да не блуждает, да не носит в себе образов того, что лукаво (такой образ есть уже часть любодейства), да не созидает в душе ненавистных кумиров!
Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано (ст.11). Видите ли высоту этой добродетели? Она оказывается едва удобовместимой. Да и не выше ли плоти — рожденному от плоти не рождать в плоть? Не ангельское ли свойство — душе, связанной с плотью, жить не по плоти и быть выше самой природы? Плоть связала ее с миром, а разум возвел к Богу; плоть обременила, а разум окрылил; плоть заключила в узы, а любовь разрешила их. Всей душой стремись, дева, к Богу! Один и тот же закон даю мужам и женам. Не представляй себе благом всего того, что кажется благом для многих, — ни рода, ни богатства, ни престола, ни господства, ни красоты, поставляемой в доброцветности и стройности членов — этого игралища времени и болезней! Если ты всю силу любви истощила перед Богом, если не два у тебя предмета любви, то есть и скоропреходящее и постоянное, и видимое и невидимое; то уязвлена ли ты столько избранной стрелой, и познала ли красоту Жениха, чтоб могла сказать словами брачного описания и брачной песни: Ты сладость, и Весь желание (Песн.5:16)? Видите в свинцовых трубах заключенные потоки, как они, при сильном стеснении и устремлении к одному месту, до того часто отступают от естественного свойства воды, что, давимые непрестанно сзади, устремляются вверх: так и ты, если сосредоточишь любовь и всецело соединишься со Христом, то будешь стремиться горе, а не падать долу и не разливаться. Ты вся пребудешь Христова, пока наконец увидишь и Самого Христа, жениха твоего. Храни себя неприступной и в слове, и в деле, и в жизни, и в помыслах, и в движениях сердечных; ибо лукавый отовсюду пытает и все высматривает, где низложить, где уязвить тебя, если найдет что незащищенным и открытым для удара. Чем более видит в тебе чистоты, тем больше усиливается осквернить; потому что пятна виднее на чистой одежде. Да не привлекают взор — взора, смех — смеха, короткость обхождения — ночных сходбищ, а ночь — погибели! Ибо понемногу отъемлемое и похищаемое, хотя в настоящем производит ущерб неощутимый, однако же впоследствии совершенно уничтожает вещь.
Не все, говорит, вмещают слово сие, но кому дано. Когда слышишь: кому дано, не впадай от этого в ересь, не вводи различных естеств: земных, духовных и средних, ибо некоторые держатся превратных мнений и думают, что одни по самой природе назначены к совершенной погибели, а другие — к спасению, иные же в таком состоянии поставлены, что собственный произвол ведет их к худому или к доброму. И я согласен, что один, в сравнении с другим, имеет больше или меньше способности; но одной способности не достаточно для совершенства, и разум должен возбудить способность, чтобы природа пришла в деятельность, подобно тому, как камень пирит, если ударяют в него железом, сам делается железом. Когда слышишь: кому дано, то добавляй, дано призываемым и имеющим к тому расположение, ибо когда слышим также не от желающего, не от подвизающего, но от милующего Бога (Рим.9:16), советую тебе подразумевать то же. Поскольку есть люди так высоко думающие о своих заслугах, что все приписывают себе самим, а не Тому, Кто их сотворил и умудрил, — не Подателю благ, то Слово Божие учит таковых, что нужна Божия помощь и для того, чтобы пожелать добра, тем более само избрание должного есть нечто Божественное, дар Божия человеколюбия. Ибо надобно, чтобы дело спасения зависело как от нас, так и от Бога. Поэтому сказано: не от желающего, то есть не от одного хотящего, не от подвизающего только, но и от милующего Бога. Потом, поскольку и само хотение от Бога, то справедливо апостол все приписал Богу. Идешь ли, трудишься ли — всегда имеешь нужду в Дающем венец. Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж его (Пс.126:1). Знаю, говорит он, что не от легких в беге зависит бег, не от сильных — война, не от ратоборцев — победа, и пристань не во власти искусных пловцов, но от Бога и победу устроить и ладью привести к пристани. И может быть то, что говорится и подразумевается в другом месте, и что пришло мне на мысль по случаю сказанного, нужно присовокупить здесь, чтобы и с вами поделиться моим богатством. Просила мать сынов Заведеевых, страдавшая чадолюбием и не знавшая меры просимого, однако же извиняемая избытком любви и благожеланием, какое должно иметь к детям, потому что нет ничего сердобольнее матери; и я говорю это, чтобы поставить в обязанность — почитать матерей, — итак, просила Иисуса мать сынов Заведеевых, чтобы одному сесть по правую, а другому по левую Его руку. Что же Спаситель? Сперва спрашивает, могут ли пить чашу, которую Сам Он имеет пить? А когда они сказали, что могут, и Спаситель не воспротиворечил этому (ибо знал, что и их та же чаша ведет, или, лучше сказать, приведет к совершенству), тогда что говорит? Чашу испиют, а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от меня зависит — говорит Он (Мф.20:23), но кому дано. Итак, ничего не значат ни владычественный ум, ни труд, ни слово, ни любомудрие, ни пост, ни бдение, ни возлежание на голой земле, ни источаемые потоки слез? Все это ничего не значит? Но по какому-то предызбранию и Иремия освящается, и иные отделяются еще во утробе материнской? Боюсь, чтобы не присоединилась к этому нелепая мысль, будто бы душа имела другую жизнь, а потом уже соединена с этим телом, и за тамошнюю жизнь одни получают здесь дар пророчества, а другие, жившие там худо, осуждаются. Но поскольку допустить это крайне нелепо и несообразно с учением Церкви (хотя другие и забавляются такими учениями, но нам забавляться подобными толками не безопасно), то и в этом месте к словам кому дано, добавляй, то есть достойным, а то, чтобы стать достойными, не только получили они от Отца, но и сами себе дали.
Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились и пр. (ст.12). Очень желал бы я сказать о скопцах что-нибудь сильное. Не высоко думайте о себе, скопцы по природе! Может быть, что вы и непроизвольно целомудренны, потому что целомудрие ваше не подвергалось искушению и не доказано опытом. Что сделано доброго по естественному влечению, то не заслуживает одобрения, а что сделано по свободному произволению, то похвально. Какая честь огню, что он жжет? Жечь — природное его свойство. Или воде, что течет вниз? Это свойство дано ей от Творца. Какая честь снегу, что он холоден? Солнцу, что светит? Оно светит и поневоле. Покажи мне, что желаешь добра. А это покажешь, если, будучи плотским, сделаешься духовным, если, увлекаемый долу тяжестью плоти, окрылишься умом, если ты, рожденный низким, окажешься небесным; если ты, связанный плотью, явишься выше плоти. Итак, поскольку не похвально разуметь это об одном телесном, то требую от скопцов чего-то иного. Не прелюбодействуйте в отношении к Божеству! Сочетававшиеся Христу, не бесчестите Христа! Совершившиеся Духом, не делайте Духа равночестным себе! Если бы я и поныне угождал людям, — говорит Павел, — то не был бы рабом Христовым (Гал.1:10), если бы служил твари, не назывался бы Христианином. Ибо почему важно название Христианин? Не потому ли, что Христос есть Бог (если только принимаю это наименование не по страсти, как человек, привязанный ко Христу земной любовью)? Хотя и Петра почитаю, однако же не называюсь Петрианином, почитаю и Павла, но никогда еще не назывался Павлианином. Я не согласен заимствовать наименование от человека, будучи сотворен от Бога. Таким образом, если называешься Христианином по тому, что Христа признаешь Богом, то и называйся и будь Христианином и именем, и делом. А если называешься от имени Христова потому, что любишь Христа, то приписываешь Ему не более, как если бы усвоил Ему одно из других названий, какие даются людям по роду занятия или промысла. Видите этих любителей конских ристалищ: они получают название по цвету и по той стороне, на которой становятся. Но вам известны имена эти и без моего напоминания. Если в таком же смысле называешься ты и Христианином, то весьма маловажно твое именование, хотя бы ты и гордился им. А если именуешься в том смысле, что Христа исповедуешь Богом, то докажи делами свое исповедание. Если Бог тварь, то и до сих пор служишь ты твари, а не Творцу. Если Дух Святой тварь, то напрасно ты крестился, и хотя по двум частям ты здоров (лучше же сказать, и по тем не здоров), однако же по одной находишься в крайней опасности. Представь, что Троица есть одна жемчужина, отовсюду имеющая одинаковый вид и равный блеск, если одна какая-нибудь часть этот жемчужины будет повреждена, то утратится вся приятность камня. Когда бесславишь Сына, чтобы почтить Отца, Отец не приемлет твоего чествования. Не прославится Отец бесславием Сына. Если сын мудрый радует отца (Притч.10:1), то тем более честь сына не будет ли честью и для отца? А если принимаешь и это: не ищи славы в бесчестии отца (Сир.3:10), то равно и отец не прославится бесславием сына. Если бесчестишь Святого Духа, то и Сын не принимает твоего чествования, ибо хотя Дух и не как Сын от Отца, однако от того же Отца. Или всему воздай честь, или целое обесчести, чтобы по крайней мере показать согласный с самим собой ум. Не принимаю твоего половинчатого благочестия, хочу, чтобы ты всецело был благочестив (и как еще желаю этого! прости движению сердца — болезную и за ненавидящих!). Ты был моим членом, и хотя теперь отсечен, но может быть опять будешь членом, потому и говорю снисходительно. — Вот что для скопцов, чтобы хранили целомудрие в рассуждении Божества; ибо блудом и прелюбодеянием называется не только грех в рассуждении тела, но и всякий грех, особенно же беззаконие в рассуждении Божества. Может быть, спросишь, чем это докажем? Сказано: блудодействовали поступками своими (Пс.105:39). Здесь видишь и бесстыдное дело блуда. Сказано также: и прелюбодействовала с деревом (Иер.3:9). Видишь, что есть и религия (θρησκεια) прелюбодейная. Итак, сохраняя телесное целомудрие, не любодействуй душевно. Не заставляй делать вывод, что ты невольно соблюдаешь целомудрие плотское, потому что не целомудрен в том, в чем имеешь возможность быть блудником. Для чего вы сотворили нечестие выше? Для чего все стремитесь к злу так, что стало уже одно и то же именоваться или скопцом, или нечестивым? Приобщитесь к мужам, рассуждайте наконец, как свойственно мужу. Избегайте женских собраний, к позорному имени не присовокупляйте срамного учения. Угодно ли, чтобы еще продолжил я слово или довольно уже и сказанного? Впрочем, да будут почтены и скопцы последующими словами Христовыми, ибо служат к их похвале.
Ибо есть скопцы, — говорит Христос, — которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами, для царства Небесного. Кто может вместить, да вместит (ст.12). Мне кажется, что слово, уклоняясь от телесного, посредством телесного изображает высшее, ибо мало, даже, может быть, крайне слабо и не достойно слова было остановить понятие на телесных только скопцах, а мы должны представлять себе нечто достойное духа. Итак, одни кажутся от природы расположенными к добру. Когда говорю; от природы, не унижаю тем желания, но предполагаю то и другое, и наклонность к добру, и волю, которая приводит в действие естественную наклонность. А другие таковы, что их очищает учение, удаляя в них страсти, и их-то понимаю под скопцами, которые оскоплены от людей; когда наставническое слово, отделяя доброе от худого, и, одно устраняя, а другое предписывая (как, например, в заповеди: уклоняйся от зла и делай добро (Пс.33:15), созидает в них духовное целомудрие. Хвалю и этот род скопцов, даже весьма хвалю как наставников, так и наставляемых, первых за то, что умеют отсекать, а последних за то, что еще лучше переносят отсечение. И есть скопцы, которые сделали сами себя для царства Небесного. Иные не имели наставников, но сами для себя сделались похвальными наставниками. Не учила тебя мать, чему должно, не учил отец, ни священник, ни епископ, ни кто-либо другой из тех, кому поручено учить, но ты сам, приведя в действие разум, свободной волей воспламенив искру добра, исказив себя, отсек корень, истребил орудия греха, приобрел такой навык в добродетели, что для тебя стало почти уже невозможным устремляться к злу. Поэтому хвалю и этот род скопцов, даже еще более, нежели другие роды.
Кто может вместить, да вместит. Избери, что угодно: или последуй учителю, или сам для себя будь учителем. Одно только постыдно, если не будут отсечены страсти, а кем бы ни были отсечены, не полагай в том различия. Ибо и наставник есть тварь Божия, и ты от Бога. Хотя наставник предвосхитит у тебя честь, хотя добро будет собственным твоим делом, в обоих случаях оно одинаково добро; отсечем только от себя страсти. Чтобы никакой корень горести, возникнув, не причинил вреда (Евр.12:15), будем только следовать образу, станем только чтить Первообраз. Отсеки телесные страсти, отсеки и душевные, ибо чем душа честнее тела, тем честнее очищать душу, нежели тело. Если и очищение тела есть одно из похвальных дел, то смотри, сколь важнее и выше очищение души. Отсеки Ариево нечестие, отсеки Савеллиево зловерие и не соединяй более надлежащего, и не разделяй злочестиво, не совокупляй в единое Лицо Трех и не делай Трех иных по естеству. Похвально исповедовать Единое, если хорошо разумеешь единство; похвально исповедовать и Трех, если правильно разделяешь, то есть допускаешь разделение Лиц, а не Божества. Это предписываю мирянам, это заповедую священникам, а равно и тем, которым вверено начальство. Вспомоществуйте слову все, кому дана от Бога возможность вспомоществовать. Великое дело воспрепятствовать убийству, наказать прелюбодеяние, обуздать хищничество; несравненно выше внушить благочестие и преподать здравое учение. Не столько силы будет иметь мое слово, подвизающееся за Святую Троицу, сколько твое поведение, если ты заградишь злонамеренным уста, поможешь гонимым, остановишь убийц, воспрепятствуешь убийству; имею в виду не одно телесное, но и душевное убийство, ибо всякий грех есть смерть души.
Этим да окончится слово, остается еще просьба к собравшимся здесь. Мужи и жены, начальники и подчиненные, старцы, юноши и девы, люди всякого возраста! Переносите всякий ущерб, касающийся имущества или тела, одного только не потерпите, чтобы понесло ущерб учение о Божестве. Поклоняюсь Отцу, поклоняюсь Сыну, поклоняюсь Духу Святому, лучше же сказать, я, который говорит это, поклоняюсь и прежде всех, и после всех вас, и со всеми вами, о самом Господе Христе нашем, Которому слава и держава вовеки. Аминь.
Примечания:
1. Девственник.
2. Обязавшийся супружеством. |
