Одним из наиболее привычных, но вместе с тем и мало к чему обязывающих выражений,
употребляемых в отношении психологии, является словосочетание "отрасль знания":
психология – это отрасль знания, или, в более расширенном варианте, система
доказательного (специально удостоверенного) знания о психической реальности. Ключевым
при такой квалификации является слово "знание". Чтобы эта квалификация стала более
содержательной, конкретной, требуется уяснить, что же такое знание вообще и в
чем специфика (если таковая имеется) психологического знания.
Знание, опять-таки достаточно привычно, можно определить как результат отражения
в сознании субъекта свойств и признаков познаваемого объекта. Знание – это
то, что конституирует само сознание, является его элементом, а сознание по отношению
к знанию – это форма его существования. Сознание – это со-знание, или
совокупное знание, или то, что сопровождает любое знание. В то же время знание
– это не единственный продукт субъект-объектного взаимодействия. Наряду со
знаниями и в отличие от них можно говорить о верованиях и мнениях. Верования и
мнения также конституируют сознание познающего субъекта, но придают ему качественно
иной облик. Различия между ними можно пояснить с помощью категорий абсолютного
и относительного. В качестве родового для них можно использовать термин "когниция".
(т.е. продукт познавательной активности). Тогда можно сказать, что знание –
это когниция, характеризующаяся единством относительного (незавершенного) и абсолютного
(безотносительного, завершенного, самодостаточного). В этом смысле знание есть
процесс ("истина есть процесс"), знание существует в процессе перехода от знания
менее определенного к знанию более определенному, более полному. Вера в отличие
от знания – это когниция, в которой происходит абсолютизация (догматизация)
относительного, а мнение – это когниция, в которой имеет место релятивизация
абсолютного (неизменного). Знание в этом ряду предстает как форма развивающаяся,
включающая в свое содержание и указание на границы своей применимости, и указание
на способы своего получения (возникновения). Знание предполагает возможность верификации/фальсификации.
Человек, чье сознание конституировано преимущественно знаниями (а не верой или
мнениями), в большей степени склонен к конструктивному диалогу, более четко дифференцирует
знание как определенный результат познавательной активности и использованные при
его получении и обосновании процедуры (методы), разграничивает степени познанности
разных объектов. Человек, владеющий (вооруженный) знаниями, является компетентным.
Другая часто употребляемая система оппозиций, включающая в себя понятие знания,
это "знания – умения – навыки". Умения и навыки в этом ряду трактуются
как формы познавательной активности субъекта, указывающие на ее операционально-динамическую
сторону. Знание всегда знание о чем-то, оно предметно, оно воспроизводит объект
в имманентно присущих ему закономерностях. Умения и навыки – субъектны. они
характеризуют способность человека к преобразованию, трансформации объекта сообразно
с закономерностями его собственного существования. (И в этом смысле они противостоят
возможностям субъекта разрушить (повредить) объект.)
Знание возможно обо всем. в том числе о сознании. Именно здесь, в обусловленности
психологического знания своим специфическим объектом, мы обнаруживаем признак,
лежащий в основе всех других специфических признаков психологического знания.
Психологическое знание в существенной свой части – это знание о сознании.
Психическая реальность как реальность сознания впервые в истории европейской науки
явственно выступает в концепции Декарта. Сущностный признак этого знания в его
эвидентности. Совершим в связи с констатацией этого обстоятельства небольшой исторический
экскурс.
Историческая ретроспектива проблемы эвидентности . Хотя и с существенными
оговорками, но все же можно утверждать, что европейская педагогика Нового времени
началась с выдвижения Я.А.Коменским принципа наглядности, а психология Нового
времени началась с провозглашения Р.Декартом в качестве критерия существования
психической реальности самообосновывающегося утверждения "cogito ergo sum". Между
этими двумя положениями существуют и глубокое родство, и глубокое различие, обнаруживающиеся
в процессе исторического развития науки и практики обучения, уяснение которых
принципиально важно для понимания выработанного в эту эпоху подхода к трактовке
природы психической реальности. Их родство обусловлено прежде всего тем, что они
ориентированы на вскрытие одной и той же проблематики: проблематики выявления
основополагающих начал познания (научного и учебного), определения магистральных
направлений развертывания познавательной активности человека. И Коменский и Декарт
постулируют, что в основе развертывания познавательной активности должны лежать
самодостоверные положения. Однако требования к этим самодостоверным положениям
они выдвигают разные. Это дает основание рассматривать их позиции как две стороны
единого принципа: принципа эвидентности. Осознание приложимости этого принципа
к процессу формирования психологических понятий открывает, в частности, возможность
в последующем усовершенствовать (дополнить) процедуры разграничения содержания
ряда психологических категорий.
Для того чтобы иметь возможность квалифицировать отдельные варианты трактовки
категории (принципа) эвидентности, рассмотрим вначале соотношение понятий "очевидное"
и "наглядное". С одной стороны, эти понятия синонимичны и обозначают нечто доступное
зрительному восприятию (на-глядное = оче-видное). С другой стороны, "очевидное"
имеет также смысл несомненного, непосредственно данного, не требующего каких-либо
особых обоснований, само собой разумеющегося, понятного, а. также нечто тривиального,
постижение чего не требует особых умственных усилий. В отличие от этого аспекта
очевидного "наглядное" имеет также смысл образного, симуль-танного, знакомого
по содержанию предшествовавшего опыта, целостного. В свою очередь "неочевидное"
осмысливается как то, в отношении чего имеются сомнения, что требует специальных
обоснований, доказательств, дополнительных подтверждений, что само по себе непонятно,
а "ненаглядное" – это, соответственно, безобразное, операциональное, сукцессивное,
ранее не встречавшееся в опыте, не складывающееся в целостную картину представление.
В более широком смысле "наглядное" – это доступное не только зрительному
восприятию, а "ненаблюдаемое" – это не доступное восприятию. Две познавательные
стратегии, которые потенциально могут быть разграничены на языке рассматриваемых
понятий, состоят в следующем: (1) прояснение, раскрытие ненаглядного, неочевидного
с помощью и на основе наглядного и очевидного и (2) объяснение, истолкование наглядного
и очевидного посредством апелляции к ненаглядному и неочевидному в составе данной
предметной области.
Можно напомнить, что в логике и эпистемологии (теории познания) различают близкие
по смыслу познавательные операции: определение, объяснение, уточнение (экспликацию),
интерпретацию. Каждая из них предполагает определенный способ соотнесения (отождествления)
двух компонентов, которые соответственно именуются: дефиниендум – дефиниенс,
экспланандум – эксплананс, экспликанд – экспликат, интерпретируемое
– интерпретирующее. Различия между ними состоят в том, что посредством дефиниций
вводятся новые термины, объяснения включают термин в соответствующее ему семантическое
поле, экспликация подразумевает уточнение содержания понятия, отграничение его
содержания от других ему родственных, посредством интерпретации указываются аналоги,
т.е. объекты, на которых реализуются те же отношения, что и указываемые интерпретируемым
понятием. Общность всех указанных операций состоит в том. что компоненты, разграничиваемые
внутри каждой из них. могут быть квалифицированы как неизвестное (новое) и известное
(старое, знакомое). Проблема же заключается в том, что известное (старое, знакомое)
далеко не всегда оказывается очевидным и наглядным, что очевидное и неочевидное
соотносительны. То, что выступает как очевидное с определенной точки зрения, в
одной предметной области, в другой предметной области принимает статус неочевидного.
В качестве очевидного может фигурировать как наиболее вероятное, так и невероятное.
Принцип наглядности Коменского возник как реакция на вербализм средневековой
школы, которая была привержена методу объяснения одних слов посредством других.
Принцип Коменского выражал требование при разъяснении содержания понятий обращаться
к чувственно воспринимаемому миру явлений. Он соответствовал сенсуализму его гносеологической
позиции. Для него познание – это, во-первых, обогащение сферы чувственного
опыта и, во-вторых, это последовательное расширение сферы наглядного, неизвестного,
непонятного, сложного. Важно отметить, что в психологическом плане сама возможность
вербализма в обучении является фактическим свидетельством относительной автономности
отдельных уровней познания, указанием на возможность усвоения общего помимо опоры
на чувственный опыт лишь посредством оперирования его словесными символами. Поэтому
требование Коменского означало лишь предупреждение о том, что усвоение, не опирающееся
на чувственный опыт, чаще всего будет непрочным, неосновательным. Принцип Коменского
требовал укоренения продуктов интеллектуальной активности в чувственной ткани
сознания.
Концепция Декарта в целом – это концепция дуализма. С его точки зрения
существует субстанция протяженная, но немыслящая, и существует субстанция мыслящая,
но не протяженная. Наглядным в любом случае, естественно, может быть лишь то,
что находится в пространстве, это атрибут протяженной субстанции. Очевидное –
это, наоборот, "прерогатива" мыслящей субстанции. Наглядное, при условии его понимания
как зрительно или чувственно воспринимаемого, в принципе не может быть очевидным,
если последнее трактовать как несомненное. Несомненным может быть только принадлежащее
мыслящей субстанции. По-иному, чем у Коменского, у Декарта определялось и направление
познавательной активности. Она фокусировалась на сомнении в достоверности того,
что представлялось первоначально очевидным. Процесс познания для Декарта –
это процесс интеллектуальной ревизии содержания накопленного опыта и его последующая
систематизация. Проводя такого рода. ревизию, человек, согласно Декарту, обнаруживает
в своем опыте положение, в достоверности которого невозможно усомниться, и, используя
это положение в качестве критерия, может затем упорядочить структуру самого опыта.
Хотя современные исследователи отходят от трактовки связи компонентов формулы
Декарта как выражения необходимости логического следования, его методологические
функции при этом не претерпевают изменений. В частности, в соответствии с перформативной
интерпретацией принципа cogito, "я мыслю" и "я существую" связаны не как посылка
и заключение рассуждения, а как действие и результат, процесс и продукт. Принудительный
характер принципа, подчеркнутый использованием термина ergo, – это не необходимость
логического следования, а специфическое декларативное принуждение.
К числу положений, обладающих степенью несомненности, сопоставимой с очевидностью
основополагающего критерия, Декарт относит утверждение о существовании души как
целого. В историко-психологическом плане здесь принципиально важно отметить, что
тем самым меняется по сравнению с предшествующим этапом развития психологии направление
рассуждений: не из тезиса о существовании души выводятся ее свойства, а наоборот,
само ее существование обосновывается из факта несомненности утверждения, в справедливости
которого каждому предоставляется возможность убедиться лично. "Исследуя со вниманием,
что я такое, и видя, что я могу вообразить, будто у меня нет тела и нет никакого
мира, никакого места, где бы я мог находиться, но что я никак не могу вообразить,
что я не существую, а напротив, из самого факта, что я намеревался сомневаться
в подлинности других вещей, вытекает весьма очевидно и достоверно, что я существую;
если же я перестал только мыслить, то, хотя бы все остальное, существовавшее когда-либо
в моем воображении, и оказалось истинным, я не имел бы никакого основания считать
себя существующим. Отсюда я заключаю, что я есть субстанция, вся сущность или
природа которой состоит только в мышлении и которая, чтобы существовать, не нуждается
ни в каком месте, не зависит ни от какой материальной вещи. Так что мое я, т.е.
душа, благодаря которой я есмь, совершенно отлична от тела и более легко познаваема,
чем тело. и если бы тела даже вовсе бы не было. душа не перестала бы быть тем,
что она есть" (Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С.283).
Обосновав таким образом экзистенциальный статус души (я есть некая психическая
инстанция, тождественная с мышлением – сомнением в существовании бытия) и
обратившись к анализу души как таковой, Декарт разграничивает два рода ее состояний:
страсти (страдания, т.е. то. что вызвано извне) и действия. т.е. то, источником
чего является сама душа. Отдельные функции души (воображение, память, чувствование)
являются, по Декарту, модификациями интеллектуального сомнения. "Всякая идея,
будучи делом души, по своей природе не требует никакой формальной реальности,
кроме той, которую она получает или заимствует у мысли или духа, относительно
которого она служит только модусом, т.е. известным приемом или способом мышления"
(там же, с. 359). Поэтому мы вправе были бы сказать вслед за Декартом: "Я воображаю,
следовательно, я существую", "Я чувствую, следовательно, я существую", "Я представляю,
следовательно, я существую", но нельзя было бы сказать: "Я вижу объект, следовательно,
он существует", "Я чувствую боль в руке, следовательно, она существует", поскольку
такого рода высказывания предполагают выход за пределы интрапсихической реальности.
Обратившись к вопросу о многообразии душевных состояний, вызываемых внешними воздействиями,
Декарт приводит перечень, включающий в себя 40 наименований. Из них б квалифицируются
им как простые. первоначальные страсти – эмоции: удивление, любовь, ненависть,
желание, радость, печаль. Соответственно, можно было бы сказать: "Я удивляюсь,
следовательно, я существую", "Я ненавижу, следовательно, я существую", "Я желаю,
следовательно, я существую", "Я радуюсь, следовательно, я существую". "Я печалюсь,
следовательно, я существую". В результате выделяется слой эвидентных феноменов,
обладающих с позиции картезианской методологии максимально возможной достоверностью.
Следующим шагом на пути исторического развития проблемы (принципа) эвидентности
можно считать выдвижение концепции, согласно которой существует слой эвидентности,
общий для психологии и для физики. Иначе говоря, согласно этой концепции физика
и психология отличаются друг от друга не содержанием подвергаемого анализу опыта
(материала), а лишь точками зрения на него. В 1866 г. Э.Мах сформулировал положение
о том, что ощущение как базисная часть опыта составляет предмет всех наук вообще.
Несколькими годами позже Р.Авенариус внес в это положение некоторые коррективы.
заявив, что психология рассматривает опыт в зависимости от субъекта ("система
С"), а физика – вне зависимости от него. При этом, согласно Маху, не объекты
как компоненты экстрапсихической реальности, воздействуя на человеческое тело,
вызывают ощущения, а наоборот, комплексы первоначально нейтральных ощущений (элементов)
конституируются в тела. "Цвета, тоны, различные степени теплоты, давления, времена,
пространства и т.д. бывают самым разнообразным образом связаны между собой, и
с ними бывают связаны настроения, чувства, проявления воли. Из этого сплетения
относительно более устойчивое и постоянное выступает вперед, запечатлевается в
памяти и получает выражение в нашей речи. Относительно более постоянным оказываются
прежде всего комплексы цветов, тонов, различных степеней давления и т.д. (функционально),
связанные между собой пространственно и временно. Как таковые комплексы, они получают
особые названия, и мы называем их телами" (Мах Э. Анализ ощущений и отношение
физического к психическому. М., 1907. С. 23).
Иное решение проблемы эвидентности дано Э. Гуссерлем в рамках разработанного
им феноменологического метода как особой философско-психологической процедуры.
Его исходная установка базируется на отказе от натуралистического противопоставления
сознания и бытия. Феноменологический метод направлен на обнаружение в содержании
опыта таких данных. статус которых определяется не как явление некой лежащей под
ними сущности, а как то, что само себя обнаруживает, обладая непосредственной
достоверностью. Цель феноменологического метода – обнаружение слоев, содержащих
априорные условия мыслимости и предметов, и чистых структур сознания. Предметное
бытие и сознание коррелятивны друг другу. Сознание при этом предстает как двуединство,
включающее в себя и познавательные акты – ноэзис; и предметное бытие –
ноэмы. Феноменологический метод реализуется с помощью "эпохе" : воздержания от
суждения, "состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем".
Эпохе состоит в извлечении предмета из многообразия обычных эмпирических связей,
в устранении всех суждений о его пространственно-временном контексте, в воздержании
от их теоретического применения. В результате предмет преобразуется в эйдос, в
объект интеллектуальной интуиции.
Если центральным тезисом эмпириокритицизма Маха является положение о том, что
психология рассматривает опыт в зависимости от субъекта, а физика (естествознание)
вне зависимости от него, но при этом остается неясным, чем определяется выбор
той или иной позиции, то эмпириомонизм А.А.Богданова пытался ответить и на этот
вопрос посредством использования критериев интер-/интрасубъективности. В эмпириомонизме
Богданова физическое и психическое рассматриваются не как параллельные друг другу
уровни реальности, а как различным образом организованные системы единого опыта:
психическое – как индивидуально организованный опыт, физическое – как
социально организованный опыт. Физическое тело есть продукт группировки и систематизации
восприятий. При этом время, пространство, причинность, закономерность не принадлежат
самому опыту, а являются организующими формами, создаваемыми мышлением. Объективно
существует то, что социально значимо для данной эпохи. Иначе говоря, заключение
об истинности/достоверности должно основываться на интерсубъективных критериях,
а не постигаться интрасубъективно. И хотя такого рода решение, казалось бы, ставит
под сомнение саму возможность психологии как науки, на самом деле оно лишь подчеркивает
специфику эвидентности психического.
Значительный интерес в контексте рассмотрения проблемы эвидентности представляют
работы сформировавшейся в начале XX в. в Вюрцбурге школы безобразного мышления.
Этими работами, использовавшими в качестве метода систематическую экспериментально
контролируемую интроспекцию, было продемонстрировано наличие в составе мышления
как образных (сенсорно – чувственных, операндных), так и безобразных (операциональных)
компонентов. Тем самым проблема соотношения наглядного/ненаглядного, очевидного/неочевидного
была поставлена не только как проблема восприятия, но и как проблема мышления,
что предполагало и возможность выделения соответствующих типов умственной активности,
опирающихся на разные полагающиеся эвидентными структуры.
Применительно к сфере явлений, изучаемых физикой, проблема эвидентности вновь
остро встала в первой четверти нынешнего столетия под влиянием сделанных в ней
открытий. Она была определенным образом осмыслена, в частности, В. Гейзенбергом.
Физическая картина мира, сформировавшаяся в XIX в., характеризовалась следующими
основными чертами: 1) плоское (евклидово) пространство, 2) единое равномерно текущее
время, 3) эфир как среда передачи световых сигналов, 4) атомы как мельчайшие дискретные
частицы вещества, 5) движение как перемещение атомов в пространстве, 6) эфирные
волны как механизм передачи световых сигналов. Такого рода картина считалась наглядной.
Каждому ее элементу мог быть поставлен в соответствие чувственно воспринимаемый
аналог в мире повседневных представлений: плоскому пространству – сосуд,
из которого выкачан воздух; единому равномерно текущему времени – любой равномерно
осуществляющийся процесс; эфиру – газ без цвета, вкуса и запаха; атомам –
тонкая пыль, взвешенная в воздухе; движениям атомов – поступательные, вращательные,
колебательные движения земных масс; эфирным волнам – волны на поверхности
воды. Физическая картина мира и мир повседневных явлений соответствовали друг
другу. Это выражало и определенное понимание самой категории наглядности.
Физическая картина мира уже в первой четверти XX в. характеризовалась существенно
иными чертами. Она включала в себя: 1) "искривленное" пространство, 2) бесконечное
множество параллельно и неравномерно текущих времен, 3) квантованное электромагнитное
поле, 4) элементарные частицы с массой покоя, отличной от нуля, 5) волны вероятности,
соответствующие квантам вещества и поля. Эта картина воспринималась как ненаглядная:
ни одному из ее элементов нельзя было указать чувственно воспринимаемый аналог.
Размышление над происшедшими преобразованиями позволило Гейзенбергу выдвинуть
принцип ненаглядности, который содержит в себе следующие утверждения:
- Невозможно представить релятивистские и квантовые явления в чувственно воспринимаемых
образах.
- Развитие физики идет таким образом, что для объяснения наглядных явлений привлекаются
ненаглядные представления.
- Прогресс физики возможен лишь на пути более полного отказа, от наглядных представлений.
Резюмируя проведенный обзор этапов развития проблемы эвидентности, можно сформулировать
положения, в обобщенной форме раскрывающие принцип эвидентности применительно
к задачам изучения психической реальности. В соответствии с этим принципом необходимым
инструментом изучения психической реальности является человек. Обнаружение психической
реальности невозможно вне обращения к опыту человека. Критерием существования
исходных форм психического выступают свидетельства самого субъекта психической
реальности. При этом такого рода свидетельства обозначаются либо как локализованные
в пространстве, либо носят внепространственный характер. В первом случае они принимают
экстраспективные, интерсубъективные формы, во втором – интроспективные, интрасубъективные
формы. Это не означает, конечно, что тем самым как бы ставится под сомнение существование
иных форм (типов) реальности и иных способов обнаружения психической реальности.
Это не означает также, что все свидетельства субъекта психической реальности признаются
безусловно достоверными. Принцип эвидентности указывает лишь на возможность (и
необходимость) структурирования самой психической реальности на основе определенным
образом заданных критериев и предусматривает существование двух типов такого рода
критериев, соответствующих двум типам познавательных установок: экстраспективной
и интроспективной.
Характеристические признаки психологического знания . Ведущая
особенность психологического знания состоит в том, что оно возникает как результат
осознания свойств сознания. В психологическом знании явственно обнаруживается
то, что оно есть единство процессов объективации и субъективации, результат субъективации
(осмысления) предварительно объективированных продуктов познавательной активности.
Субъект психологического познания призван к тому, чтобы изыскивать средства и
методы объективации продуктов субъективной активности, открывающих возможность
доказательного интерсубъективного знания. Психология есть объективное знание о
субъективной реальности.
Специфика психологического знания рельефно обнаруживается при рассмотрении
его в аспектах категорий истинности и осмысленности. Истинному знанию соответствует
состояние когнитивного консонанса субъекта, согласованности, взаимодополнительности
конституирующих его компонентов, а ложному знанию – (по крайней мере, имплицитно)
состояние когнитивного диссонанса. Истина всегда осознанна, а ложь бывает как
осознанной, так и непреднамеренной. Мы расцениваем нечто сказанное как истину
лишь тогда, когда это происходит не случайно (не в результате простого совпадения
сказанного с действительным положением дел), а преднамеренно. Вот, например, предложения,
казалось бы, говорящие об обратном: "Я вдруг понял, что говорю правду", "Он сказал
правду, сам того не подозревая". Первое высказывание означает, что я сказал нечто,
но понял, что сказанное истинно, лишь в результате осознания этого. Здесь разделяются
две стадии. Сначала я выполняю некое речевое действие, а затем по ходу его выполнения
у меня возникает осознание его истинности, понимание того, что я говорю правду.
Во втором случае высказывание свидетельствует о том, что правда как правда существует
лишь для того (реципиента), который способен сознавать это. Для самого говорящего
сказанное такого статуса может и не иметь.
В этой связи следует отметить, что личностные опросники, широко используемые
в настоящее время в исследовательской и консультационной практике, включают в
свой состав так называемые шкалы искренности (правдивости)/лживости для оценки
(коррекции) состояния респондента, его отношения к обследованию. Очевидно, что
на вопросы типа "Случалось ли Вам говорить неправду?", "Бывало ли, что Вы пользовались
шпаргалками во время экзамена?", "Случалось ли, что Вы не оплачивали поездку в
городском транспорте?", "Смеетесь ли Вы неприличным шуткам?" респонденты могут
отвечать, руководствуясь мотивами социальной желательности, ориентируясь прежде
всего на то, какими бы им хотелось быть, какими они хотели бы предстать в глазах
окружающих, а не на то, каковы они есть "на самом деле" со своими слабостями и
недостатками. Специфика психологического знания, конечно, не в том, что оно может
или не может быть истинным или ложным, а в том, каковы процедуры его верификации.
В данном случае верификация предполагает соотнесение типичного, наиболее вероятного
поведения со сформировавшимися у субъекта представлениями о должном, социально
одобряемом поведении.
Знание истинно, если образ объекта в сознании субъекта соответствует (тождествен)
самому этому объекту. Применительно к психологическому знанию проблема сразу же
обостряется, поскольку объект психологического знания также часто существует лишь
в самом сознании. Что же в данном случае означают понятия соответствия и тождества.
Практически во всех толковых словарях современного русского языка слово "истина"
определяется так, что в толковании оказываются рядоположенными две идеи: (1) истина,
– это то, что существует в самой действительности, и (2) истина – это
то, что соответствует действительности. В первом случае истина – это то,
о чем сказано, что осознанно, сама действительность, во втором – это то.
что соответствует действительности, находясь вне этой действительности. Указанное
обстоятельство выражает факт сосуществования двух философских традиций. Одна разрабатывает
теорию истины в духе концепции корреспонденции (Аристотель, Тарский), другая –
в духе концепции тождества – когерентности (Платон: тождество идеи (одного)
и порожденной ею вещи (иного, многого); Гегель: тождество бытия и мышления). Важно,
однако, то, что оба типа концепций дополняют друг друга. Говоря об определении
истины через тождество или через соответствие, мы в первом случае ссылаемся на
более "сильную", а во втором случае на более "слабую" абстракцию. За соответствием
стоит содержание, сводимое не к полному, но к частичному тождеству, тождеству,
в котором имеет место и различие. Рассматривая тождество как таковое, мы также
всегда имеем дело с двумя, которые вместе с тем есть одно. К чему-либо одному
предикат "тождество" релевантно приложим, когда это одно есть два. В этом смысле
истина всегда парадоксальна.
К приведенным из диагностических опросников примерам все же приложимы истинностные
оценки, они имеют в виду согласованность определенных аспектов поведения и допускают
в принципе объективную проверку. Однако наибольший интерес (наиболее значимую
психологически информацию) мы получаем из ответов на вопросы, касающиеся сугубо
субъективных состояний. "У меня почти всегда что-нибудь болит", "Мое настроение
улучшается, когда меня оставляют одного", "Мне часто снится, что меня обижают",
"Будущее мне представляется мрачным и бесперспективным", "Я упрекаю себя за то,
что недостаточно сильно люблю своих родителей". Представляется. что к ответам
на подобные вопросы (согласие/несогласие с утверждениями приведенного типа) вообще
не применимы истинностные оценки, что не существует критериев их верификации/фальсификации.
Но это лишь одно из проявлений специфической парадоксальности психологического
знания. Ошибка всегда есть ошибка категоризации. Парадоксальность истины в случае
психологического и непсихологического знания раскрывается как бы с разных сторон.
В случае психологического знания в тождестве/различии объекта и его образа на
первый план выходит тождество, общность той сферы, в которой они оба существуют.
В случае непсихологического знания на первый план выходит различие сфер психического
и экстрапсихического. Психологическое знание истинно, когда субъект в изначальной
тождественности объекта и его образа обнаруживает их различие. Психологическое
знание ложно, когда субъект не способен преодолеть "изначальную" тождественность
объекта и его образа, "расщепить" психологический атом.
Уже было отмечено, что истина всегда осознанна, а ложь бывает как намеренной
(осознанной), так и непреднамеренной (неосознанной). Вместе с тем существует третий
тип ситуаций, по отношению к которым неприменимы предикаты "истина" и "ложь".
Это ситуации абсурда. Абсурд есть абсурд, он не является ни истиной, ни ложью.
Субъективно абсурду соответствует состояние утраты (отсутствия) личностного смысла.
Не затрагивая проблему в целом, укажем лишь на один механизм, который ведет к
обессмысливанию ситуации. Он заключается в разрыве иерархически соподчиненных
уровней отражения. В этом случае мысль (представление) как продукт познавательного
процесса не укоренена в чувственной ткани сознания, и, наоборот, чувственные данные
не получили концептуального дополнения (осмысления – обобщения). В отличие
от того варианта разрыва связей уровней познания, о котором мы вспоминали ранее
в связи с характеристикой концепции Коменского, в ситуациях абсурда имеет место
переживание разорванности этих связей. В этом смысле констатация абсурда также
несет в себе определенную информацию – знание о состоянии субъекта. о той
психической реальности, носителем которой выступает в определенных условиях человек.
Психология – это не только определенным образом систематизированное знание
о психической реальности, но это одновременно и многообразие взаимодействующих,
а нередко и взаимоотрицающих друг друга направлений, каждое из которых претендует
на наиболее адекватное изображение изучаемой реальности. Многообразие сосуществующих
психологических па-правлений можно было бы также рассмотреть как многообразие
типов психологических знаний. Само это многообразие возникает за счет того, что
в разных направлениях приоритетное значение придается разным источникам получения
эмпирических данных, разным процедурам (методам) их извлечения, разным способам
истолкования полученных данных. Но этот аспект характеристики психологического
знания мы рассматривать не будем.
