Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: история мира в ХХ веке.
Советские правозащитники о Мустафе Джемилеве
2003 год.
"Mожно поздравить крымских татар с тем, что в их среде находятся такие люди. Почти античные герои. Рыцари без страха и упрека..."
Cлова правозащитника Анатолия Левитина-Краснова 1, вынесенные в заголовок материала, сказаны о нашем соотечественнике Мустафе Джемилеве. Сегодня ему исполняется 60.
Говорят, "незаменимых нет". Жизнь Мустафы Джемилева полностью опровергает эту (хоть и не бесспорную) истину. Он был незаменим в 1960-е, когда, будучи еще очень молодым человеком, только начинал свой путь в деле восстановления прав крымскотатарского народа, в 1970-е - когда вел беспримерную борьбу с режимом, в 1980-е и 1990-е - когда возглавил движение своего народа на родину. Cегодня - в 2000-е - он признанный лидер крымских татар, народный депутат Украины. Он - духовная опора народа, своих соратников по национальному движению.
Как историку мне не раз доводилось работать с документами и книгами, в которых упоминается имя М. Джемилева. Этот историографический комплекс столь же огромен, сколь и поляризован. В официальных советских документах Джемилев проходит не иначе как "вожак экстремистских элементов, друг известного антисоветчика генерала П. Григоренко" - что, учитывая агрессивную тенденциозность этих документов, можно воспринимать скорее как комплимент. Зарубежная историография оценивает его как харизматического лидера, мифологического героя, "отца нации"... Невольно вспоминаются слова Томаса Манна: "Незаурядная личность всегда причина для противоречивых чувств". Так что оставим потомкам задачу возводить памятники, тем более, что Мустафа-ага пока рано подводить жизненные итоги - слишком много еще проблем у крымских татар, а значит и у юбиляра.
А сегодня я хочу дать слово тем, кого в наши дни справедливо называют "совестью нации", кто в глухое советское безвременье выступал в защиту демократии и свободы, поднимал свой голос за "малых и забытых". Это - единомышленники М.Джемилева, правозащитники - генерал Петр Григоренко, физик Андрей Сахаров, адвокат Дина Каминская, врач Леонард Терновский, писатели Лидия Чуковская и Анатолий Левитин-Краснов. Как мне кажется, они ближе других подошли к разгадке "тайны Мустафы Джемилева", к пониманию того главного, что определило жизнь и судьбу этой, без преувеличения, выдающейся личности.
Комментарий и примечания Гульнары Бекировой
Петр ГРИГОРЕНКО
... Мустафе едва исполнилось 20 лет, когда он начал говорить своим соотечественникам, что изолированное национальное движение, тем более такого немногочисленного народа, как крымско-татарский успеха не сулит. Человек невероятной воли, мастер привлекать к себе людей, прекрасный оратор, обладающий незаурядным умом и огромным трудолюбием, Мустафа, несмотря на молодость, очень быстро стал играть руководящую роль в национальном движении и занял видное место в рядах московских правозащитников.
КГБ вскоре заметил его. Начались аресты и один за другим суды по фальсифицированным обвинениям. С 1963 года Мустафу судили пять раз. По сути, на волю он попадал эти годы только на побывку. Он и сегодня еще в ссылке. Но борется он не только на воле, но и в заключении и на суде. Во время ташкентского процесса над ним и Ильей Габаем Мустафа произнес потрясающую речь, которая впоследствии была распространена в самиздате.
Эта речь была настолько впечатляющая, что судья забыл свою обязанность мешать выступлению. Мустафа закончил и сел. Адвокат - Дина Каминская - уставилась на него расширенными глазами, схватилась за волосы и воскликнула: "Боже мой!" Судьи и прокурор сидели, уставившись в столы, не замечая, что речь закончена.
И еще черта. Как магнитом притягивает он к себе людей. Весь упомянутый процесс в подробнейшем изложении попал в самиздат от... Мустафы... от заключенного Мустафы. Он нашел себе верных помощников даже там, в тюрьме.
Или другой случай. В 1975 году его снова судили... на основании показаний... одного лжесвидетеля. Борясь против этой фальсификации, Мустафа объявил голодовку и голодал 10 месяцев. Но такова моральная сила этого человека, что лжесвидетель (убийца) Дворянский в суде отказался от своих лживых показаний. Несмотря на это, Мустафу осудили. Предваряя этот приговор, судья бросил Мустафе: "Видите, какой вы опасный человек! Даже на расстоянии влияете на людей!..".
Сейчас Мустафе идет уже 38-й год. Он чистый, честный, мужественный человек. И он является признанным руководителем своего народа. В нашей семье он горячо любим...
Петро Григоренко. Воспоминания
(Звезда. 1990, №12, с.193).
Дина КАМИНСКАЯ 2
Один из моих приездов в Ташкент совпал с большим торжеством. В эти дни вернулись трое ранее осужденных активистов крымскотатарского движения. Я была приглашена на праздник в их честь. Мы сидели в саду за длинными столами, и я слушала удивительный рассказ. В день освобождения к воротам лагеря, из которого должны были выйти эти трое, подъехал автобус с встречающими. Вся дорога от ворот до автобуса была усыпана цветами. Когда открыли ворота, и освобожденные вышли, их встретили музыкой - национальной музыкой национального самодеятельного оркестра. А потом, уже в пути до самого Ташкента каждое татарское село встречало их цветами и накрытыми прямо у дороги столами. В каждом селе встреча превращалась в стихийный митинг солидарности и верности движению.
На следующий день я была на семейном празднике в доме у одного из вернувшихся. Нас было всего несколько человек - я единственный гость. Я хорошо помню тост, который произнесла хозяйка дома. Тост, произнесенный женой в честь освободившегося мужа, отца двух ее маленьких детей.
- В нашей семье, - сказала она, - уже был такой же счастливый день. Тогда мы тоже собрались, чтобы отпраздновать возвращение на свободу, но не мужа, а моего брата.
- Мустафа, - сказал тогда старейший из сидевших за столом, - мы счастливы, что сегодня ты уже с нами. Но скажи, что собираешься ты делать завтра?
И Мустафа ответил:
- С завтрашнего дня я возобновлю борьбу за свой народ.
- Я пью этот бокал, - продолжала хозяйка дома, - за то, чтобы мой муж оказался достойным моего брата.
Братом этой женщины, о котором говорилось в тосте, был тот самый Мустафа Джемилев, которого я должна была защищать в Ташкентском городском суде. Мустафа родился в Крыму во время Второй мировой войны в 1943 г. Его отец был мобилизован в советскую армию, мать оставалась с четырьмя маленькими детьми. 18 мая 1944 г., когда Мустафе не было и восьми месяцев, вся семья была изгнана из Крыма. Его детство - это насильственная депортация, тяжелый режим спецпоселений, голод и унижения. Рассказы о Крыме, о прежней жизни на родине, наверное, заменили ему детские сказки. Вся его жизнь и все его помыслы были связаны с мечтой о возвращении в Крым. Он вырос бойцом, фанатично преданным этой мечте.
Когда я осенью 1969 г. встретилась с Мустафой в тюрьме узбекского КГБ, он был уже совершенно сложившимся человеком с характером волевым и целеустремленным. Жизнь не воспитывала, а выковывала его. Уже тогда из своих бесед с Джемилевым я вынесла убеждение, что нет силы, способной свернуть этого человека с избранного им пути, по которому он пошел с ранней юности, не зная ни сомнений, ни колебаний. Дальнейшая судьба Мустафы подтвердила правильность этого первого впечатления.
Начиная с 1966 г. его судили 5 раз. Джемилев был тем человеком, который сумел выдержать десятимесячную голодовку протеста против незаконных репрессий. Каждый раз, освободившись из лагеря, он действительно не давал себе передышки. Мустафа - человек несгибаемый. Я не люблю этого слова, всегда ассоциирующегося с привычным для советской пропаганды клише "несгибаемый большевик". Но другого слова для определения характера Джемилева я найти не могу. Он жил и живет, как бы выполняя данную им клятву (а, может быть, он действительно такую клятву дал) посвятить себя без остатка борьбе за свой народ.
Дина Каминская. Записки адвоката.
Андрей САХАРОВ
Мустафа Джемилев, суд над которым предстоял в Омске, - один из активистов движения крымских татар за возвращение в Крым. Он родился во время войны. В двухлетнем возрасте вместе со всеми крымскими татарами (женщинами, стариками и детьми - большинство мужчин на фронте) вывезен из Крыма. Конечно, он не помнит ужасов эвакуации и первых лет жизни в Узбекистане. Но рассказы об этом и о далекой и прекрасной земле Крыма - та духовная атмосфера, в которой растут он и его сверстники.
Мустафа с головой окунается в борьбу за права своего народа. И в ответ - безжалостные репрессии. В 1976 году кончался очередной срок заключения, который он отбывал в лагере недалеко от Омска. За полгода до окончания срока против него было возбуждено очередное дело о "заведомой клевете на советский государственный и общественный строй": якобы он говорил, что "крымские татары насильно вывезены из Крыма, и им не разрешают вернуться". Само по себе это так и есть, и Мустафа много раз писал об этом в подписанных им документах и мог, конечно, говорить, но следствию был нужен свидетель. Приехавшие в Омск следователи КГБ концентрируют свои усилия на заключенном того же лагеря Иване Дворянском, отбывающем 10-летний срок заключения за непреднамеренное (в аффекте) убийство человека, оскорбившего, по его мнению, его сестру. Сначала Дворянский противится усилиям следователей и передает "на волю" записку о том давлении, которому он подвергается, - угрозам и обещаниям. За несколько месяцев до суда Дворянского изолируют от остальных заключенных, помещают в карцер. Мы не знаем, что там с ним делают. Через месяц он дает необходимые показания, которые и ложатся в основу нового дела Мустафы Джемилева. С момента возбуждения дела Мустафа держал голодовку, и это нас очень волновало. На суд приехал адвокат Швейский из Москвы, родные Мустафы (мать, брат, сестры) и крымские татары из Ташкента. Швейский раньше защищал В. Буковского и А. Амальрика, и мы знали, что он умел находить необходимую линию между требованиями адвокатской этики и профессии (а он прекрасный адвокат) и реальными условиями работы советского адвоката на процессе инакомыслящего. Конечно, не все в этой линии нас устраивало, но все же это было кое-что. В первый наш приезд суд был отменен под каким-то нелепым предлогом (кажется, авария водопровода в следственной тюрьме). Очевидно, власти хотели, чтобы мы уехали и не приезжали (это их желание только подтверждало правильность сделанного мною выбора). Отсрочка в особенности волновала нас потому, что мы не знали, в каком состоянии находится голодающий Мустафа. Хотя было утомительно и накладно совершать неблизкий путь вторично (не только нам с Люсей, а и всем приехавшим на суд), мы твердо решили не отступать, и 18 апреля (если я не ошибаюсь в датах) опять вылетели в Омск. [...]
В конце дня из Москвы приехал Саша Лавут 3. На другой день начался суд. В зал, кроме подобранной публики и гебистов, пустили первоначально всех родных Мустафы: мать, брата Асана, сестер. Обстановка в зале суда, а вследствие этого и вовне, сразу же начала стремительно накаляться. Мустафа, который продолжал голодовку, еле стоял на ногах. Судья перебивал его на каждом слове, практически не давал ничего сказать. Но особенно судья пришел в неистовство, когда Дворянский отказался от своих ранее данных, с таким трудом выбитых у него показаний. Рушилось все обвинение! Придравшись к какой-то реплике Асана, судья удалил его из зала. Затем была удалена Васфие (сестра Мустафы), пытавшаяся дать понять ему, что в Омске - Сахаров (она употребила для этого татарское слово, обозначающее сахар). И, наконец, во второй день суда удалили мать Мустафы. Когда выведенную мать не пустили после перерыва в зал, она заплакала, закрыв лицо руками. Я закричал:
- Пустите мать, ведь суд - над ее сыном!
Стоявшие у дверей гебисты ответили насмешками и стали отталкивать нас от дверей зала. В этот момент Люся сильно ударила по лицу штатского здорового верзилу, распоряжавшегося парадом, а я - его помощника: оба, несомненно, были гебистами. На нас сразу накинулись милиционеры и дружинники, татары закричали, бросились на выручку - возникла общая свалка. Меня и нескольких татар вытащили на улицу, бросили в стоящие наготове "воронки". [...].
Нас с Люсей отпустили, заявив, что против нас может быть возбуждено дело, уже тогда, когда Мустафе Джемилеву был вынесен приговор - 2,5 года заключения. При этом суд постановил, что именно первоначальные - против Джемилева - показания Дворянского истинные, а отказ от этих показаний в суде - результат психологического давления, которое оказывал на него подсудимый. Мы не знаем, какие последствия для Дворянского имел его геройский поступок.
В тот же день появилось сообщение ТАСС на заграницу (переданное по телетайпам), в котором красочно описывалась драка, учиненная в зале Омского суда (где мы никогда не были и куда не пускали даже мать подсудимого) академиком Сахаровым и его супругой. Сообщение это, а также отсутствие известий от нас вызвали очень большое волнение во всем мире. Известия отсутствовали потому, что на время суда междугородная телефонная связь Омска, в частности с Москвой, была выключена. У нас есть выражение: "Фирма не считается с затратами", но в данном случае это, пожалуй, даже слабо сказано. В общем, как мне кажется, наша задача - привлечь внимание мировой общественности к процессу Джемилева - была выполнена.
Андрей Сахаров. Воспоминания.
Андрей САХАРОВ, Петр ГРИГОРЕНКО
Президиуму XXV съезда КПСС
Девятый месяц голодает в Омской тюрьме Мустафа ДЖЕМИЛЕВ, арестованный по заведомо ложному обвинению, участник движения крымских татар за возвращение из изгнания.
Следствие закончилось пять месяцев назад. Суд затягивается в расчете на смертельный исход. Родные, друзья в тревоге за жизнь Мустафы.
Неоднократно возникали слухи о его смерти. Эти слухи не опровергаются. У старика-отца тяжелейший сердечный приступ, мать постоянно в слезах. Неоднократные просьбы освободить Мустафу до суда оставлены без ответа. С точки зрения правосудия содержание умирающего под стражей бессмысленно и бесчеловечно.
По поручению родителей просим оказать влияние на судебные власти с целью срочного освобождения Джемилева Мустафы до суда под поручительство или под залог.
Телеграмма в адрес ХХV съезда КПСС от 19.02.1976
(Хроника текущих событий, вып. 39. 12 марта 1976 г.).
Лидия ЧУКОВСКАЯ 4
14 апреля 1976 года в городе Омске судили Мустафу Джемилева.
Почему в Омске? Потому, что последний свой срок Мустафа отбывал в лагере неподалеку от Омска. Это раз. Потому, что Омск - город, представляющий большие удобства для проведения суда: он крепко-накрепко закрыт для иностранцев. Это два. Тут, вдали от корреспондентского глаза, сподручнее производить отбор: кого - впустить, кого - оставить за дверью. Подобная сортировка производится у нас во всех городах, хотя бы и в Москве; но в Москве - шуму не оберешься, а в Омске?... Кого там заботит татарин Мустафа Джемилев? Он такой же чужак среди тамошних жителей, как тайге вокруг Омска чужды кипарисы.
Однако в полном беззвучии и безлюдии процесс Мустафы Джемилева провести не удалось даже в Омске. Недаром четверть своей жизни прожил Мустафа в тюрьме и лагере (8 лет, а ему 33!). Трижды откладывался суд, и трижды за тысячи километров прилетали в Омск его сородичи и друзья. Прилетели и в четвертый раз - из Узбекистана, с Украины, а двое - из Москвы. Всего 16 человек.
Но мест для них в зале суда не нашлось.
Сначала не пустили никого, потом только ближайших родственников, да и то не на все время суда.
Подумайте сами: к чему вообще на суде родные и друзья подсудимого? Это не та публика, в которой нуждается суд. Отойдите, граждане, не мешайте работать! Граждане, зал не резиновый! На всех не напасешься! Сами видите, сколько народу! (Суд-то ведь у нас не какой-нибудь, а открытый, публичный. Как же без публики? Мы закон соблюдаем. Заблаговременно с черного хода введена в зал своя родная, особая, отборная публика...).
Приезжие? Посидят за дверью. Мать? Ну, мать, пожалуй, пустим, она, конечно, мать, а мы, конечно, гуманисты. Как же это - мать не пустить? Разве можно? Когда надо - пустим, когда надо - выведем. Ну, ладно уж, братьев и сестру. Остальные за дверью. А начнут фордыбачиться - им уготованы синяки и прогулка в милицию. Мешают суду работать. Та же заблаговременная публика и руки скрутит, и по коридору проволочит. Умельцы. Профессионалы. Для них это дело привычное.
...Почему я пишу о процессе Мустафы Джемилева? Надеюсь ли помочь ему? Нет. Но на этом суде с такой очевидностью являют себя черты бесчеловечья, что не запечатлеть их грешно.
Начинаю с конца. Священное право каждого подсудимого, кто бы он ни был, - выговорить свое последнее слово. В последний раз обратиться к уму и сердцу людей, воззвать к их чувству справедливости, долга и чести. Право подсудимого на последнюю речь, длинную или короткую, охраняется законом во всех странах мира. Охраняется оно и советским законом. На бумаге. В действительности же редко получает подсудимый возможность произнести свою речь до конца. В особенности в тех случаях, когда занят он не опровержением хитросплетенных кляуз, а обосновывает в последней речи суть своей мысли, причину причин своих действий.
Судья не дал Мустафе Джемилеву произнести последнее слово. А между тем обрывать Мустафу - это не только преступление против закона, но и преступление против человечности.
Джемилев предстал перед судом после 10 месяцев голодовки. "Предстал" тут не совсем уместное обозначение: стоять у него не было сил. Отвечая на вопросы судьи, прокурора, защитника, он кое-как поднимался со скамьи подсудимых: поддерживали его с двух сторон конвоиры. Но еще труднее, чем стоять, было ему говорить. Он шевелил губами и шелестел. Каждое слово - пытка, потому что в течение 10 месяцев его, чтобы он не умер от голода, насильно кормили через зонд, а зонд, ежедневно вставляемый в горло, не может не оцарапать гортань. К тому же Мустафа тяжко болен: болезнь сердца, болезнь желудка, атрофия печени.
А у судьи - атрофия человеческих чувств. Он - тот сытый, который не разумеет голодного; тот здоровый, который не разумеет больного; тот судья, чье судейское кресло прочно, всеми четырьмя ногами оперто на помост КГБ; он - тот бесчеловечный, кто способен спокойно оборвать последнее слово подсудимого, зная, что оно, быть может, есть предпоследнее слово, выговариваемое Мустафой на земле.
- Не мешайте ему говорить! - просит брат Мустафы.
Судья удаляет его из зала, как удалили и сестру, "за нарушение порядка".
Порядка?
О, когда же наконец в Советском Союзе будет нарушен порядок, позволяющий власти затыкать говорящим рты?
Конституция СССР обеспечивает гражданам свободу слова. Законы тоже обеспечивают. Но две формулы, необъятные по своей пустоте и емкости: "антисоветская пропаганда" и "антисоветская клевета" обеспечивают уничтожение этой свободы. Да и человека зараз. Вне зависимости от того, говорит он правду или лжет. Он делает явным нечто, скрываемое властью, - пусть умолкнет. "Что у кого болит, тот о том и говорит". Так, например, у Мустафы Джемилева болит Крым, он о нем и говорит. Татары, насильственно и бесстыдно выселенные из Крыма в 1944 году, желают вернуться в возделанный ими и возлюбленный ими Крым. Почему в мирной речи Джемилева надо непременно расслышать "антисоветскую пропаганду", а не вполне естественный призыв к открытому, громкому, всенародному обсуждению гноящегося, саднящего вопроса? Почему надо непременно загнать боль внутрь, а человека в гроб? Почему вообще каждая работающая мысль, рожденная живой болью, есть антисоветчина? Понятие "антисоветчина" столь же неопределенно, сколь и вместительно. Это воистину ненасытная прорва, пожирающая людские судьбы и мысли. Сотни и тысячи судеб - безгласно, бесследно, бесплодно. [...]
Лидия Чуковская. Лицо бесчеловечья.
23 апреля 1976 г., Москва
(В сокращении)
Анатолий ЛЕВИТИН-КРАСНОВ
Во время обыска в квартире Григоренко был молодой крымский татарин Мустафа Джемилев - самый смелый, самый отчаянный из деятелей крымско-татарского освободительного движения. При нем были все документы движения. И вот Мустафа совершил поступок, героизм которого равен его изобретательности. Уходит в другую сторону и спускается с пятого этажа на длинной веревке. Веревка не достала до земли, и Мустафа должен был спрыгнуть с высоты четырех-пяти метров упал на колено, сломал ногу. Но и со сломанной ногой добежал до реки и успел уничтожить все документы. Самое интересное, что все это проделал отважный Мустафа в тот момент, когда квартира была полна кагебистами. Почти на их глазах. И никто из них ничего не заметил. Заметил "внешний надзор". Стукачи, которые дежурили во дворе.
Когда Мустафу приволокли обратно в квартиру, Березовский, руководивший обыском, устроил истерику. Он кричал на своих подручных: "Мерзавцы, лодыри! При вас человек прыгает с пятого этажа, а вы ничего не видите!".
Со своей точки зрения, он был прав.
Я познакомился с Мустафой и был первый раз в доме Григоренко в январе 1969 года. В этот день в квартире у Якира было много гостей. Не помню, по какому поводу, кажется, день рождения. Когда я пришел, Юлий Ким 5 мне сказал: "Вас очень хочет видеть Григоренко. В конце вечера я напишу вам адрес Григоренко и положу его вот сюда", - он показал мне на жилетный карман. Но ему не пришлось класть мне адрес в карман. Вскоре пожаловал Петр Григорьевич с женой Зинаидой Михайловной. Здесь я с ней и познакомился.
Петр Григорьевич мне объяснил, что речь идет о писании каких-то двух документов. Было решено, что от Якиров поедем к Григоренко.
У него был не совсем еще поправившийся, с ногой в гипсе, Мустафа Джемилев. Видел я его в первый раз. Он был очень бледен. И это придавало особый колорит его красивому восточному лицу. Он сразу заговорил со мной о религии, сказал, что хотел бы познакомиться с моими апологетическими статьями. Он на меня произвел очень хорошее впечатление.
Впоследствии я встречался с ним несколько раз, особого сближения у нас не получилось. Мы все время чередовались, то он в тюрьме, я на воле, в тюрьме, он на воле.
Парадокс: я подарил правоверному мусульманину Коран, вышедший в русском переводе.
Мы, разумеется, не могли с ним сойтись в исторической оценке русского народа, но никакой ненависти к русским ни в нем, ни в других представителях крымско-татарского народа я не видел. Вообще говоря, можно поздравить крымских татар с тем что в их среде находятся такие люди. Почти античные герои. Рыцари без страха и упрека.
Если после всех гнусностей и жестокостей, которые они испытали, они не ненавидят русских, то и за это спасибо и земной поклон.
С крымскими татарами у меня складывались прекрасные отношения...
Из книги "Родной простор: Демократическое движение".
(Франкфурт-на-Майне: Посев, 1981.С.242-243).
Леонард ТЕРНОВСКИЙ 6
Мустафа Джемилев. Я встречал его лишь однажды - в жизни, и множество раз - в "Хронике" 7. Не прошло и четырех месяцев после создания ИГ 8, как Мустафа был арестован. Впрочем, и без вступления в ИГ его скорей всего все равно бы скоро схватили. Уж больно допекали "родную советскую власть" настырные активисты крымско-татарского движения за возвращение на родину. Ну, чего им неймется? Вышвырнули их всех - с детьми, женщинами и стариками - из Крыма в 44-м году? Так ведь спустя 23 года признали, что малость погорячились, ошиблись, даже Указ Президиума Верховного Совета специальный приняли.
Почти половина выселенцев перемерла в дороге в битком набитых запираемых на замок теплушках или в ссылке? А кто считал? Да и сказано уже, что да, были у нас промашки и перегибы. Чего вам еще нужно? К чему посылать каких-то представителей в Москву, беспокоить власти петициями с тысячами подписей? Ах, вы обратно в Крым хотите? А вас не пускают? Ну, какая же это дискриминация? Просто существуют паспортные ограничения.
А уж этот нахальный Джемилев! Да что он мог помнить о депортации, если его вместе со всем народом - отлучили от Крыма в годовалом возрасте? Его родственники и сородичи погибли в дороге и на спецпоселении? Но ведь сам-то он - выжил? И наша страна вскормила-вспоила его, дала бесплатное образование, специальность. А он чем государству теперь отвечает? Черной неблагодарностью и клеветой.
Судили Мустафу (вместе с Ильей Габаем) в Ташкенте за "заведомо ложные измышления, порочащие советский строй". Дали 3 года лагеря строгого режима. Мало, конечно. Ну, еще успеется.
И действительно, - успелось. Через полтора года после освобождения - новый арест, "за уклонение от военных сборов". Дали еще год. В лагере за три дня до конца срока завели новое дело - снова за "клевету на строй". Находясь под следствием в тюрьме, Мустафа объявил голодовку, - и почти 10 месяцев, до самого суда его пытали искусственным кормлением. На суде главный свидетель (и солагерник) Мустафы подложил обвинению свинью - отказался от данных против Джемилева на следствии показаний, заявил, что дал их под давлением, в результате шантажа и угроз. Но какое дело до этого суду? Мустафу все равно приговорили к 2-м с половиной годам лагеря.
Потом снова передышка - год с небольшим на воле. И новый арест - в феврале 1979-го, - за "нарушение надзора". Приговор - полтора года лагеря - был "смягчен", - заменен четырьмя годами ссылки. Снова неволя, хоть и вне лагеря. После окончания ссылки - еще одна полуторагодовая передышка. И новый арест. И опять за "клевету на строй" суд приговаривает Джемилева к трем годам неволи.
В ноябре 1986 года кончается и этот срок, - но Джемилева не отпускают на свободу. На него заводят новое дело. Неизвестно, какой срок ожидал Джемилева в этот раз. Но 8 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме погибает Анатолий Марченко, державший бессрочную голодовку с требованием освободить всех политзаключенных. Его трагическая смерть стала как бы выкупом за начавшееся вскоре освобождение узников совести. И проходивший 17-18 декабря (шестой!) суд приговаривает Джемилева к трем годам лишения свободы - условно. С испытательным 5-летним сроком. Мустафу освободили из-под стражи в зале суда...
После образования ИГ прошло 17 с половиной лет. Из них только три с половиной Мустафа пробыл на свободе. А в лагере отсидел девять с половиной, да в ссылке провел четыре года.
...Сегодня Мустафа Джемилев - председатель Меджлиса крымско-татарского народа, его признанный и уважаемый лидер. Несколько раз я видел выступления Мустафы в передачах российского телевидения.
Из книги "Тайна ИГ".
Примечания
1 Анатолий Левитин-Краснов (1915-1991) - правозащитник, религиозный писатель. Узник сталинских лагерей (1949 -1956). Член Инициативной группы защиты прав человека в СССР - неофициального объединения правозащитников, образованного в мае 1969 года, куда вошел и Мустафа Джемилев. 29 декабря 1970 г. А.Левитин-Краснов осужден по ст.190-1 и 142 за клевету на советскую действительность и подстрекательство к нарушению законов об отделении церкви от государства ( 3 года лагерей). В 1974 г. эмигрировал. Умер в Швейцарии. См. также материал на нашем сайте
2 Адвокат. Была защитником Ильи Габая во время судебного процесса над Мустафой Джемилевым и Ильей Габаем в январе 1970 г. После этого была исключена из адвокатуры. Эмигрировала на Запад.
3 Александр Лавут - правозащитник, в 1970-х гг. - редактор крымскотатарского раздела в бюллетене "Хроника текущих событий". Один из самых близких к крымскотатарскому движению диссидентов. В 1980 г. осужден на 3 года лагерей.
4 Писатель, дочь известного детского писателя Корнея Чуковского. Выступала в защиту А.Солженицына, А.Синявского и Ю.Даниэля и др. Исключена из СП СССР.
5 Писатель, зять правозащитника Петра Якира.
6 Леонард Терновский - врач-рентгенолог, член "Московской общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР", член "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией в политических целях". В 1980 г. за правозащитную деятельность осужден по статье 190-1 на три года.
7 Там же.
8 Имеется в виду правозащитный бюллетень "Хроника текущих событий".
9 Инициативная группа защиты прав человека.
