II.
СЪЕЗД В ХОПОВЕ.
_Журнал "Путь", №2.
___________
Третья общая конференция Русского Христианского Студенческого Движения состоялась в монастыре. Долгое время это казалось неосуществимой мечтой. Однако желание быть в монастыре и связать работу Движения с исконным источником русской духовной жизни — преодолела всетрудности.
Устройство конференции студенческого движения под сенью монастыря является глубоко символичным и стоит в тесной связи с общей судьбой Русского Движения, поскольку характерные черты его становятся ясными из его трехлетней истории. Как в целом, так и в лице отдельных своих представителей, Русское Движение стремится к деланию духовному и боится растворения своих душевных сил в суете текущих проблем. Этим объясняется то, что с самого начала своей деятельности, оно поставило своей основной задачей не внешнюю организованность и не умственную углубленность, но религиозную сосредоточенность, молитвенное общение и призыв к нему нецерковной и неверующей молодежи. Русские конференции являются не только обсуждением живых вопросов, но, главным образом, днями напряженной совместной молитвы, общего покаяния и причащения Св. Таин; в жизни и работе кружков царствует полное разнообразие, чтобы не сказать, безсистемность— и это вполне понятно и закономерно, ибо предметы их занятий являются не самоцелью, но только тем путем, по которому совершается оцерковление человека, той атмосферой, в которой легче всего происходит рост души. Но эта же основная черта Русского Движения является для него и величайшей внутренней трудностью, ибо в каждом его участнике постоянно возникает желание отойти от работы, затвориться в себе, уйти от того шума, нестроения и беспорядка, которые неизменно сопровождают всякую светскую работу, всякую работу в миpy.
Монастырь не только не отказал Движению в такой необычной просьбе, но сделал все возможное для того, чтобы съехавшиеся студенты почувствовали бы себя в его стенах на своей духовной родине. И это было вполне достигнуто. Пять дней проведенных там не только остались в душах присутствующих неизгладимым на всю жизнь воспоминанием, но, более того, — эти монастырские впечатления вошли в душу так естественно и незаметно, что, будучи в монастыре, все чувствовали себя дома. И только потом стало ясно, какой любовью встретила нас обитель, какие старания были приложены к тому, чтобы ее строгий устав и тяжелая, полная лишений жизнь — предстали взорам посетителей в качестве не картинно-аскетической обстановки, но как труд любви, как место радости, как отчий дом, в котором каждый приходящий находит ободрение, любовь и ласку... Леснинский деятельный монастырь является созданием его первой игумении матери Екатерины*), которая начала свою святую работу в условиях ужасающей бедности, во враждебной Пра-
___________________
*) Умерла уже после конференции.
116
вославию среде (в Седлецкой губернии), при самых тяжелых и неблагоприятных условиях. Но любовь и вера превозмогли все. Через несколько лет монастырь не только вырос и окреп, обстроился и украсился, но сделался духовным центром всего края. Он не отмежевывался от окружающего его миpa, но, напротив, приближался к нему, шел в него, пронизывал его своим влиянием и согревал своей любовью. Его главной внешней работой было воспитание молодого поколения и подготовка педагогов. В монастыре были школы и училища, приюты и курсы. Дети принимались малютками, а выпускались взрослыми, подготовленными к жизни людьми. Леснинской обители когда-то пришлось выдержать большую борьбу за свой строй. Сторонники аскетически-созерцательной жизни не хотели признать ее за настоящий монастырь, мотивируя это тем, что монахи не должны заниматься воспитанием детей, что всякая внешняя деятельность должна отвлекать от молитвы и т. п. Однако в молитвенном отношении Лесно жила по строгому древнему уставу, но в его выполнении господствовала не буква, но дух и это чувствуется во всем — включая церковное чтение, — быстрого, но столь ясного и отчетливого, что разобрать можно каждое слово. Несмотря на все нападки этот деятельный и любвеобильный характер подвига монахинь Лесны был ими сохранен, причем большую внутреннюю поддержку оказал ему старец Амвросий Оптинский, одобривший и благословивший мать Екатерину на ее дальнейшую деятельность...
Ясно, что в этой обстановке и в среде этих людей, конференция должна была носить совершенно особый характер; главным в ней были не доклады и не прения, главным был сам монастырь. Он охватил всехсвоей любовью, он окружил всех своей молитвой — и это именно было тем, существенным и главным, что вынесли участники этой конференции. Мистическим центром монастыря является чудотворная икона Леснинской Божьей Матери; однако в настоящее время этой иконы в монастыре нет. Но участники конференции видели другую милость Богоматери. Из соседнего монастыря в Хопово была привезена чудотворная икона Курской Божьей Матери. Параллельно с докладами, прениями, обсуждениями, рядом с ними, или, вернее, над ними — шла другая жизнь, в которой плавились сердца и трепетали души — жизнь молитвы, покаяния и радости. Доклады же если и воспринимались умом, то не захватывали сердечной глубины. Главное было не здесь. Между тем и вопросы, выдвинутые конференцией были важны и значительны. Перед русским Движением стоят в настоящее время две проблемы, требующие от него больших и творческих усилий: первая касается его собственной, внутренней жизни, его церковно-общественного устроения. Вторая касается его отношения к инославным христианам, в частности к другим христианским студенческим движениям, а в дальнейшем затрагивает вопрос об отношении Православия к другим исповеданиям. Обе эти проблемы были обсуждаемы на конференции, причем большую помощь в их авторитетном истолковании оказал Митрополит Антоний, который присутствовал и принимал участие в работах в течение всей конференции. Введением к постановке первой проблемы явился доклад С. Л. Франка «о путях разрешения социальных проблем». В некоторые эпохи социальный вопрос, т. е. проблема справедливого распределения земных благ и обязанностей, занимает особо важное и значительное место; теоретический интерес к нему обостряется практической неустроенностью жизни и ложные его решения опровергаются фактами действительности. В наши дни это произошло с социализмом, кот. совершенно недвусмысленно явил себя в качестве учения антихристианского и сатанинского Но социализм есть только последнее заострение общего гуманистического мировоззрения, которое таит в себе много соблазнов, ибо правильные мысли вплетены в нем в ложную ткань. Основными, хотя, может быть, и не явно выраженными посылками гуманизма являются следующие положения: 1) цель человеческой жизни есть счастье, 2) оно достижимо путем внешних реформ общественной жизни, успех которых обеспечен, потому
117
что 3) человек по природе своей добр. Эти основные посылки гуманизма являются с христианской точки зрения абсолютно ложными и не представляют никакого соблазна. Но те лозунги, кот. гуманизм выбрасывает в качестве средства достижения земного рая ложны только потому, что являются искажением и извращением соответствующих им христианских понятиям. Так социалистическое равенство подменяет подлинное равенство людей перед Богом (все сыны Божии и все грешные) механическим и мертвым уравнением. Подлинная свобода, возможная только в Боге, подменяется отрицательными понятиями правового произвола. Наконец, вместо братства, основанного на любви, ставится солидарность, проявляющаяся в единении злобы одних против других. Вследствие этого в социальном вопросе христианство не может встать ни на одну из борющихся сторон, но имеет свою собственную точку зрения и свою собственную программу, кот. может быть формулирована в терминологии обществоведения, как требование иерархической структуры общества по органическому принципу. Интересным дополнением к этому докладу явилось сообщение С. В. Троицкого об организации партии католического центра в Германии. Эта партия — весьма умеренная и ни в коем случае не фанатичная (в отличие от ультрамонтанов)— во многом может служить примером в осуществлении практического христианства в условиях современной общественной жизни. Принципиальное отрицание классовой борьбы, стремление к улучшению жизни, как духовной, так и материальной, руководство множеством печатных органов и лиц при посредстве специального института ученых, подготовка будущих деятелей партии — все эти меры являются преломлениями христианской воли и стоят в непосредственной связи с церковными органами. Большие светские православные организации — дело будущего; в настоящее время идет собирание православного мира в малых масштабах; но приглядываться к практике христианской общественности необходимо уже сейчас — в особенности когда она носит столь спокойные и внутренне-устойчивые цели, как партия католического центра.
Однако стремление к благоденственному и мирному житию также может получить чрезмерное развитие и тогда вместо одухотворения мирских отношений получится своего рода социализм, хотя и с вынутым жалом. Эта опасность, впрочем, не грозит русскому религиозному сознанию, которое относится ко всякому внешнему деланиютак осторожно и недоверчиво, что скорее грешит чрезмерной пассивностью чем увлечением практической деятельностью. От пассивности и лени предупреждал конференцию Митрополит Антоний в своем докладе о хилиазме. Во времена больших общественных нестроений и народных бедствий эсхатологический и хилиастический мотивы легко могут стать основной нитью жизни. Сроки страшного суда и конца миpa становятся предметами нездорового любопытства и бесконечного фантазирования совершенно некомпетентных людей. Между тем хилиастические мотивы Св. Писания имеют совершенно определенное психологическое происхождение и являются реакцией нравственного сознания на торжество зла в мире.
Предупреждая от подобных заблуждений, Церковь осуждает хилиазм и обращает внимание верующих на нравственное истолкование соответствующих текстов Писания, зовущее их к непрестанному моральному деланию, а не к пассивно-выжидательному состоянию. Все эти доклады послужили общим фоном для той постановки проблемы христианской общественности, которая действительно глубоко захватила сознание молодежи. Таковой явилась проблема Братства. Н. А. Клепинин, представитель Белградского кружка, в докладе о трудностях Движения и формах жизни кружков в будущем развернул широкую картину тех отношений, кот. вызывает к себе Движение со стороны верующих людей. Одни из них видят в нем вредное новшество, самоуверенное стремление учить Православию со стороны людей, только вчера присоединившихся к Церкви и не знающих ни Ее учения, ни Ее традиций; другие, наоборот, оправдывают Движение исключительностью момента и считают, что во время
118
повсеместного похода на христианство со стороны воинствующего атеизма, дело проповеди и защиты Церкви необходимо ложится на всехверующих — независимо от их внутренней зрелости. Обе эти точки зрения заключают в себе частичную правду, ибо Движение, — выросшее органически, отвечающее условиям настоящего момента, соприкасающееся с массой неверующей молодежи и подходящее к ней через ее психологию и интересы, — действительно носит религиозно-двусмысленный характер и дает много поводов для обвинения его в недостаточной церковности. Поэтому в будущем Движение должно выйти на ясный и непреложный путь освященной Церковью традиции и принять такие формы, кот. ни в ком бы не возбуждали сомненийи были бы приемлемы для всякого православного человека. Такой формой является православное братство, превращение в каковое, как всего Движения в целом, так и отдельных кружков в частности докладчик и предложил в качестве основной задачи ближайшего будущего. Этот доклад вызвал чрезвычайно оживленный обмен мнений и многосерьезных возражений. Последние касались однако не двусмысленности Движения и не идеи Братства (ибо таковая встречает общую симпатию),но той формы, какую предлагал для организации братства белградский кружок. Здесь столкнулись два противоположные мнения, с одной точки зрения основной задачей братства должна быть совместная религиозная жизнь братьев, их совместное спасение, и, соответственно этому, братство должно быть небольшим, сплоченным, тесным иинтимным; в таком случае оно мыслится как духовная семья, как вечная связь церковной любви, как взаимная и круговая ответственность в ношении тягот друг друга, как религиозное просветление чувств доверия, близости и дружбы, естественно связывающих братьев между собой; с другой же точки зрения братство должно быть церковным союзом лиц, стремящихся к одной и той жe цели, которая является связывающим их моментом; поэтому задачи братства специализируются, оно не касается личного спасения человека, не затрагивает глубин его религиозной жизни; оно является организацией практической, целевой и может поэтому быть огромным, причем братчики могут не знать друг друга. Этот именно тип братства и предлагался Движению не только как возможный и желательный, но как единственный, правильный и уместный. Понятно, что сторонники первого взгляда усмотрели в этом полное умаление идеи братства, и, не возражая против возможности подобных организаций, определенно отрицали за ними наименование братства. Братство не может существовать без братских отношений; обет верности и любви не может быть принимаем на срок; практическое и целевое объединение церковных людей может, конечно, быть важным и полезным делом, но оно не связано ни с внутренним углубленьем религиозного братотворения, ни с проповедью Евангелия неверующей молодежи — тогда как именно эти виды христианской работы были до сих пор основными задачами Движения. Поэтому, вполне принимая идею братства, как естественную и конечную цель работы кружков, сторонники первого взгляда решительно возражали против той формальной концепции братства, которая была выдвинута в докладе в качестве единственно возможной. При этом вопрос шел не только о правильном пути Движения, но и о природе братства вообще. Обе точки зрения естественно стремились обосновать свои взгляды историческими прецедентами, причем сторонники братства—организации находили примеры своей идеи в широко-распространенных братствах XVI, XVII, в. в., тогда как поборники братства - семьи устремляли свои взгляды в глубь веков и видели свой идеал в первохристианской общине. Что же касается вопроса о природе братства вообще, то здесь имело место авторитетное разъяснение Митрополита Антония, который указал на то, что понятие братства многозначно и неопределенно и что под этим наименованием разумеется, как огромные и часто только формальные организации первого типа, так и интимные духовные семьи второго. Поэтому целесообразно было бы выработать общий желательный тип устава, который мог бы служить образцом и примером для нарождающихся вновь братств. Однако устав этот ни в коем случае не должен рассматри-
119
ваться, как заранее утвержденный и пригодный для всех случаев образец. Ибо это повело бы к механическому подражанию вместо религиозного творчества и это было бы совершенно ложным путем. Эти мысли с особой силой и ясностью высказаны в заключительном докладе о. С. Булгакова. Каждый момент нашей жизни, так же как и каждый отдельный человек имеет свою особую задачу, кот. никто не может за него решить и ответственность за которую падает только на него. Поэтому и в вопросе о братств необходимо учитывать то обстоятельство, что, если чувство церковной ответственности наиболее прямолинейных людей не мирится с некоторою двусмысленностью Движения, то все же они не в праве решаться на шаг, до которого другие может быть не доросли. Нельзя принимать решение, кот. затем не будет выполнено. Но нужно со всей серьезностью — во всей полноте поставить вопрос о братстве перед сознанием каждого. Последний является далеко не легким. Ибо православное братство тем и отличается от католического ордена, что трудности, лежащие на его пути, не могут быть преодолены простым формальным усилием воли. Братство не есть единство согласия воль: в нем должна быть гармония разноголосого хора, ибо каждый должен сохранить в нем свой собственный лик, не для горделивого самоутверждения, но потому, что Господь дал ему свой талант и почтил его высочайшим даром свободы. Быть самим собой и, вместе с тем, пребывать в единстве с другими: для этого, конечно, необходимо непрестанное творческое братотворение, которое и составляет самую сущность братства. Но эта задача, захватывающая всего человека, так трудна, глубока и значительна, что может мыслиться не иначе, как при помощи неизменно споспешествующей благодати Божией, без которой все наши мечтания о братстве останутся пустыми словами.
Вторым важным и ответственным вопросом, затронутым конференцией, было отношение Православного сознания к инославному христианскому миpy. Проблема эта была выдвинута в докладе секретаря христианского Союза молодых людей, Г. Г. Кульмана. Этот доклад произвел на всех сильное впечатление: в русском монастыре, в присутствии православных иерархов, вдумчивый протестанский мыслитель говорил о том, что может дать Православие Западному миpy и что Западный мир ожидает от Православия. Установление соприкосновения между ними необходимо. Протестантский мир чувствует ту религиозную трагедию, которую повлекла за собой реформация, но, в поисках истинного богопочитания, не может уже возвратиться к своим первоистокам: к Лютеру, к Цвингли и Кальвину; единственным спасением для него может быть непосредственное возвращение к Христу, восприятие в себя Его божественного Лика, сохраненного в живой церковной традиции. И вот здесь именно чрезвычайное значение может иметь религиозное движение среди молодежи: ибо студенты, в качестве и более свободных и гибких душ, легче могут связаться с подобными им молодыми людьми других исповеданий, чем иные церковные элементы или, ответственные за каждый свой шаг, иepapxи. Но для протестантского сознания особенно важно то, что русское религиозное движение является подлинным и реальным в глубочайших своих основах: что образ Христа действительно захватил его сознание и пронизал своим светом его жизнь; что само оно не ограничивается разговорами о Православии, Церкви, но само хочет быть православным и церковным, осуществлять и воплощать один из аспектов Православной Церкви; что, соответственно этому, оно богато силами любви и что в нем русская молодежь снова понимает и переживает соборное единство и познает, что значит быть братом другого человека; и что все это богатство вытекает из единой любви и устремления душ к Богу. Для западного миpa наиболее значительной чертой русского Движения является его церковность. Ибо образ Церкви искажен в европейском сознании и отсюда его живая потребность в подлинной церковности, в том человеческом общении, кот. имеет свои корни в небе и не ограничено ни временем, ни местом, которое, благодаря непрестанному чуду любви, вечно преодолевает все установленное и определенное людьми и мистически составляет истинное тело Христово.
Это все мы встречаем в среде русской православной молодежи. Верная своей
120
церковной традиции, она сохраняет язык и образы истинного Богопочитания, чуждые как субъективных, так и магических элементов, почитает все благодатные и святые образы любви в иконах и таинствах и этим осуществляет на земле то вселенское начало, кот. носит в себе принцип вселенской Церкви, в которой так нуждается протестантский мир. Он не может воспринимать его в католицизме: их разделяет слишком прочные конфессиональные стены и исторические воспоминания. «С православными же нам легко, ибо мы не чувствуем в них ни враждебности, ни агрессивности и не видим постоянного осуждения в ереси, кот. делает невозможным наше общение с католиками. В этом отношении перед вами раскрыты величайшие возможности, о которых вы впрочем сами знаете, говоря, что Святая Русь несет спасение всем народам. И разве можем и мы не любить вас за эти слова? Но кому много дано, с того много и взыщется — и перед вами стоит огромная опасность подмены живой жизни, творчества нового — обоготворением мертвых форм и замыканием в своей самобытности. Ибо вы можете так сильно возлюбить свое, что забудете все остальное и станете чуждыми всему тому, что не называется русским и православным; в таком случае мы ничего не можем взять у вас, вы нам станете чужими. Но уже много раз я видел, как над вашим своеобразием, над вашей самобытностью,— столь дорогой и понятной для нас — проносился некий вселенский ветр; и тогда вы были близки нам, тогда в ваших молитвах Богу мы находим свою родину, тогда мы без страха и любовно обращались к вам, зная и веря, что встретим не осуждение и подозрительность, но доверие и любовь. Духовно люди подходят ближе друг к другу только в совместном покаянии пред Богом и для нас полное религиозное общение возможно только в том случае, если вы почувствуете наши грехи, как свои собственные и возьмете их на себя, а мы сделаем то же самое в отношении вас. Не замыкайтесь же в себе, примите и поймите нашу помощь вам в лучшем смысле, как шаг Запада в вашу сторону и в свою очередь сделайте шаг к нам..» Эти прочувственные слова были выслушаны собранием с глубокой симпатией. В. В. Зеньковский указал на то, что те встречи с инославным христианским миром, кот. имели место в течение краткой истории Русского христианского студенческого Движения, не могут быть рассматриваемы, как случайные. Эта великая милость Божья нам, которая накладывает на нас радостную, хотя и трудную задачу — идти навстречу другим исповеданиям, свято соблюдая верность родному Православию.
Митрополит Антоний благодарил Г. Г. Кульмана за то живое чувство к Православию, которым была проникнута его речь. С нашей стороны точка зрения Г. Г. Кульмана должна встретить полную симпатию и доверие. Любовь к своему никогда не может исключить любви к другим людям. Лучшие русские умы всегда проповедовали и исповедовали всечеловеческий принцип русского призвания. И мы должны обращать наше внимание и нашу любовь на то, что нас связывает, а не на то, что нас разъединяет. В протестантизме ценным для нас является любовь к Св. Писанию и жажда личного отношения к И. Христу. И то и другое близко Православию. Поэтому там, где протестантизм не ограничивается желанием освободиться от церковной дисциплины, но стремится к положительному религиозному содержанию, он всегда найдет чувство горячей симпатии и благожелательства православного сердца.
Значение Хоповской конференции для тех, кто имел счастье быть там, огромно. Небесный свет, которым была залита общая молитва у чудотворной иконы, пронизал, осветил, растопил души — и это личное, интимное религиозное переживание, — непосредственное ощущение покрова Богородицы — является верным залогом святости этого дела и Божественной помощи на пути русской молодежи к Церкви. В Хопове Движение в первый раз глубоко восприняло слово «Братство», услышало его не только ушами, но и сердцем — и это обстоятельство, каковы бы ни были разногласия, вызванные им, безусловно является тем камнем, на котором будет строиться его дальнейшая история.
Л. Зандер.
121