ТОЛКОВАНИЕ НАШЕГО СВЯТОГО ОТЦА
ИОАННА ЗЛАТОУСТА,
АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЯ,
НА СВЯТОГО МАТФЕЯ ЕВАНГЕЛИСТА.
БЕСЕДА LXXXII
Ядущим же им, прием Иисус хлеб, и благодарив, и преломи, и даяше учеником,
и рече: приимите, ядите: сие есть тело Мое. И прием чашу и хвалу воздав, даде
им, глаголя: пийте от нея вси: сия есть кровь Моя новаго завета, яже за многия
изливаема во оставление грехов (Матф. XXVI, 26-28). |
1. О, как велико ослепление
предателя! Приобщаясь тайн, он оставался таким же, и наслаждаясь страшною трапезою,
не изменялся. Это показывает Лука (Иоан. XIII, 27), когда говорит, что после этого
вошел в него сатана, не потому, что пренебрегал телом Господним, но издеваясь
над бесстыдством предателя. Грех его велик был в двояком отношении: и потому,
что он с таким расположением приступил к тайнам, и потому, что, приступивши, не
вразумился ни страхом, ни благодеянием, ни честью. Христос не препятствовал ему,
хотя и знал все, чтобы ты познал, что Он не оставляет ничего, что служит к исправлению.
Поэтому и прежде, и после этого непрестанно вразумлял и удерживал предателя и
словами, и делами, и страхом, и угрозами, и честью, и услугами. Но ничто не предохранило
его от жестокого недуга. Вот почему Христос, оставив, наконец, его, чрез тайны
опять напоминает ученикам о Своей смерти, и на вечери беседует о кресте, чтобы
чрез частое предсказание сделать для них Свое страдание удобоприемлемым. Действительно,
если они после стольких событий и предсказаний смутились, то чего не потерпели
бы, если бы ничего такого не услышали? И ядущим им хлеб, преломи. Для чего
Христос совершил это таинство во время пасхи? Для того, чтобы ты из всего познавал,
что Он есть законодатель ветхого завета, и что написанное в этом завете служит
прообразованием новозаветных событий. Поэтому-то Христос вместе с образом полагает
и самую истину. Вечер же служил знаком полноты времен и того, что дела приходили
уже к концу. И благодарит, - научая нас, как должно совершать это таинство;
показывая, что Он добровольно идет на страдание; наставляя нас переносить страдания
с благодарностью, и возбуждая в нас благие надежды. Если образ был освобождением
от столь великого рабства, то тем более Истина освободит вселенную и предаст Себя
для спасения нашего естества. Вот почему Христос не прежде установил таинство,
но когда надлежало уже упраздниться предписанному законом. Он упраздняет самый
главный праздник иудеев, призывая их к другой, страшной вечери, и говорит: приимите,
ядите, сие есть тело Мое, еже за многия ломимое (1 Кор. XI, 24). Каким образом
ученики, услышав это, не смутились? Оттого, что Христос и прежде много важного
говорил им об этом таинстве. Поэтому теперь он и не дает более наставлений относительно
этого, так как они довольно уже слышали, а показывает только причину страдания,
то есть, отпущение грехов. И называет кровью нового завета, то есть, обетования,
возвещения нового закона. Это обещано было издревле, и составляет новый завет.
И как ветхий завет имел овнов и тельцов, так и новый имеет кровь Господню. Этим
самым Христос показывает и то, что Он претерпит смерть; потому упоминает и о завете,
и вспоминает вместе о первом, так как и этот завет обновлен был кровью. Далее,
опять говорит о причине Своей смерти: яже за многия изливаема во оставление
грехов, и прибавляет: сие творите в Мое воспоминание. Видишь ли, как
Христос отклоняет и отвращает от иудейских обычаев? Как пасху вы совершали, говорит
Он, в воспоминание чудес, бывших в Египте, так и это таинство совершайте в Мое
воспоминание. Кровь ветхого завета была изливаема во спасение первородных, а эта
кровь изливается во оставление грехов всего мира: сия есть кровь Моя, говорит
Он, изливаема во оставление грехов. Это сказал он также и для того, чтобы
показать, что страдание и крест суть таинство, и этим опять утешить учеников.
И как Моисей сказал: это да будет памятно для вас вечно (Исх. III, 15), так и
Христос говорит: в Мое воспоминание, до того времени, как Я приду. Потому
говорит еще: желанием возжелех пасху сию ясти (Лук. XXII, 15), то есть,
предать вам новые установления, и даровать пасху, чтобы чрез нее сделать вас духовными.
И сам пил из чаши, для того, чтобы ученики, услыша это, не сказали: что такое,
мы пьем кровь и едим плоть? - и от того не смутились. (Ведь когда Христос говорил
об этом, то и самыми словами многие соблазнялись). Итак, чтобы ученики и тогда
не смутились, Он сам первый совершил это, побуждая их приступить к приобщению
тайн без смущения. С этою-то целью Он и пил сам собственную кровь. Что же? Не
должно ли, скажешь ты, совершать и древнее, и новое таинство? Ни в каком случае.
Христос для того и сказал: сие творите, чтобы отклонить от древнего. Если
новое таинство дарует оставление грехов, - а оно действительно дарует, - то древнее
уже излишне. Поэтому как было у иудеев, так и здесь с таинством Христос соединил
воспоминание благодеяния, и этим заграждает уста еретиков. Когда они говорят:
откуда известно, что Христос принес Себя в жертву? - то мы, кроме других свидетельств,
заграждаем уста их и самыми таинствами. Если Иисус не умер, то символом чего же
служат таинства?
2. Видишь ли, как много Христос
заботился о том, чтобы мы всегда вспоминали, что Он умер за нас? Так как имели
явиться последователи Маркиона, Валентина и Манеса, отвергающие это строительство
спасения, то Он непрестанно напоминает о страдании и чрез самые таинства, чтобы
никто не был обольщен, и таким образом этою священною трапезою и спасает и, вместе,
наставляет, потому что это таинство есть основание благ. Вот почему и Павел часто
упоминает об этом. Затем, после установления таинства, Христос говорит: не
имам пити от сего плода лознаго, до дне того, егда е пию с вами ново во царствии
Отца Моего (ст. 29). Так как Он беседовал с учениками о страдании и кресте,
то опять говорит и о воскресении, упоминает о царстве, называя таким образом Свое
воскресение. Но для чего Он пил по воскресении? Для того, чтобы люди грубые не
сочли воскресение призрачным: многие ведь поставляли это признаком воскресения.
Поэтому-то апостолы для уверения в воскресении говорили: иже с Ним ядохом и
пихом (Деян. X, 41). Итак, желая показать ученикам, что они ясно увидят Его
по воскресении, что Он опять будет с ними и что они сами будут свидетелями события
и посредством видения, и посредством дел, Он говорит: егда е пию ново с вами,
при вашем свидетельстве; вы увидите Меня после того, как Я воскресну. А что значит:
ново? Новым, то есть, необыкновенным образом, не в теле подверженном страданию,
но уже бессмертном, нетленном и неимеющем нужды в пище. Итак, по воскресении Христос
ел и пил не в силу необходимости, - тогда тело Его уже не нуждалось в этом, -
а для удостоверения в воскресении. Но для чего по воскресении Он пил не воду,
а вино? Для того, чтобы совершенно исторгнуть другую злую ересь. Так как некоторые
в тайнах употребляют воду, то чтобы показать, что и при установлении таинства
употреблял вино, и по воскресении, когда без таинства предлагал обыкновенную трапезу,
также употреблял вино, говорит: от плода лознаго. Виноградная же лоза производит
вино, а не воду. И воспевше изыдоша в гору Елеонскую (ст. 30). Да слышат
все те, которые, подобно свиньям, принимая пищу без молитвы, попирают чувственную
трапезу и встают от нее опьянелыми, тогда как должно оканчивать ее с благодарностью
и пением. Слушайте и вы, которые не дожидаетесь окончательной молитвы при совершении
тайн: эта молитва есть образ Христовой молитвы. Христос возблагодарил прежде,
нежели предложил трапезу ученикам, чтобы и мы благодарили. Возблагодарил и воспел
и после трапезы, чтобы и мы делали то же самое. Но для чего Он пошел на гору?
Для того, чтобы явить Себя тем, которые хотели взять Его, чтобы не подумали, что
Он скрывается; поэтому спешил идти на место, известное и Иуде. Тогда глагола
им: вси вы соблазнитеся о Мне. Потом приводит пророчество: писано бо есть:
поражу пастыря, и разыдутся овцы (ст. 30), - чтобы с одной стороны убедить
учеников всегда внимать Писанию, а с другой - показать, что Он распинается по
воле Божией, и чтобы из всего видно было, что Он не противник ветхому завету и
Богу, в нем возвещаемому, что совершающееся есть дело смотрения Божия, и что все
настоящие события издревле предвозвестили пророки, чтобы ученики несомненно надеялись
на лучшее. Вместе с этим дает знать, каковы были ученики пред крестною смертью,
и каковы после крестной смерти. Те, которые во время распятия Его не могли даже
устоять, после смерти Его сделались сильны и крепче адаманта. А это самое, то
есть, бегство и страх учеников, служит доказательством смерти Спасителя. В самом
деле, если после столь великих событий и свидетельств некоторые бесстыдно говорят,
будто Христос не распят, то в какое бы нечестие они не впали, если бы ничего такого
не случилось? Поэтому не только Своими страданиями, но и состоянием учеников,
а также и тайнами Христос подтверждает истину смерти Своей, посрамляя всем этим
зараженных ересью Маркиона. Поэтому же и верховному апостолу попускает отречься.
В самом деле, если Он не был связан и распят, то отчего объял такой страх и этого
апостола, и прочих? Впрочем, Христос не попустил им оставаться в печали, но что
говорит? По воскресении же Моем варяю вы в Галилеи (ст. 32). Он не является
с неба тотчас же и не удаляется в какую-либо дальнюю страну, но остается среди
того самого народа, среди которого был распят, и почти в тех самых местах, - чтобы
и этим уверить учеников, что Он сам и распят был, и воскрес, - и тем более утешить
их в печали. Потому и сказал: в Галилеи, чтобы, освободившись от страха
иудеев, они поверили Его словам. Потому же Он и явился там. Отвещав же Петр,
рече: аще и вси соблазнятся о Тебе, но аз никогда же соблажнюся (ст. 33).
3. Что ты говоришь, Петр? Пророк
сказал: разыдутся овцы; Христос подтвердил сказанное; а ты говоришь, нет?
Разве тебе не довольно того, что случилось прежде, когда ты говорил: будь милостив
к Себе (Матф. XVI, 22) - и был обличен? Христос попускает пасть Петру для
того, чтобы научить его во всем повиноваться Ему, и определение Его почитать вернейшим
собственного суждения. Да и прочие получили не мало пользы от его отвержения,
познавши немощь человеческую и истину Божию. Когда сам Бог предсказал что-нибудь,
то не должно уже оспаривать этого, и восставать против многих. Хваление,
говорит апостол, ты будешь иметь в себе, а не во инем (Гал. VI, 4). Надлежало
бы молиться и говорить: помоги нам не разлучаться; а он надеется на самого себя
и говорит: аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогда же, - т. е. хотя бы
все потерпели это, но я не потерплю, - что мало-помалу приводило его к гордости.
Желая удержать его от этого, Христос и попустил отвержение. Так как Петр не внимал
словам ни Христа, ни пророка (хотя Христос для того и привел свидетельство пророка,
чтобы ученики не противоречили), то он научается самыми делами. А что Христос
попустил Петру отвергнуться для того, чтобы исправить в нем этот порок, - послушай,
что Он говорит: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя (Лук. XXII,
32). Это сказал Он для того, чтобы сильно тронуть его и показать, что его падение
опаснее падения прочих, и требует большей помощи. В самом деле, здесь было два
преступления: во-первых, то, что он противоречил, во-вторых, то, что ставил себя
выше других; или лучше сказать, было и третье преступление - то, что он все приписывал
самому себе. Итак, для уврачевания этого Христос и попустил падение; и потому,
оставивши прочих, обращается к Петру: Симоне, говорит Он, Симоне, се
сатана просит вас, дабы сеял яко пшеницу (Лук. XXII, 31), - то есть, возмущал,
колебал, искушал; Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя. Но почему
же, если сатана просил всех, Христос не сказал: молихся за всех? Не очевидно
ли, что и это имеет ту же цель, о которой я говорил выше, то есть, что Христос
обращает слово Свое к Петру, чтобы тронуть его и показать, что его падение опаснее
падения прочих? Почему тоже не сказал Он: Я не попустил, но - молихся?
Идя на страдание, Он говорил смиренно, чтобы показать Свое человечество. Тот,
который создал Церковь на исповедании Петра и так оградил ее, что бесчисленные
опасности и смерти не одолеют ее, Который дал ему ключи царствия небесного, вручил
столь великую власть и, для совершения этого, не имел нужды в молитве (не сказал
тогда: молихся, но со властью сказал: созижду церковь Мою, и: дам
ти ключи царствия небеснаго), каким образом нуждался в молитве для утверждения
колеблющейся души одного человека? Почему же сказал так? По той причине, о которой
я говорил, и по причине немощи учеников Своих, так как они еще не имели надлежащего
о Нем понятия. Как же Петр отрекся? Христос не сказал: чтобы ты не отрекся, но
- чтобы не оскудела вера, чтобы он не погиб совершенно. И это было делом попечения
Христова. Действительно, безмерный страх, объявший Петра, все рассеял; а безмерным
этот страх был потому, что Бог совершенно лишил его Своей помощи; а лишил помощи
потому, что в нем была сильна страсть гордости и противоречия. Итак, для совершенного
истребления этой страсти, Бог допустил столь сильному страху объять Петра. А что
эта страсть была в нем сильна, видно из того, что он не удовольствовался тем,
что прежде противоречил и пророку, и Христу, но и после того, когда Христос сказал
ему: аминь глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор не возгласит,
трикраты отвержешися Мене, говорил: аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся
Тебе (ст. 34-35). Лука же (XXII, 33-34) прибавляет, что чем более Христос
опровергал, тем более Петр противоречил. Что значит это, Петр: когда Христос говорил:
един от вас придаст Мя, ты боялся, чтобы не быть предателем, и побуждал
ученика спросить, хотя ничего подобного не сознавал в себе; а теперь, когда Он
ясно провозглашает и говорит: вси вы соблазнитеся, ты противоречишь, и
не однажды только, а дважды и много раз? Так именно говорит Лука. Отчего же это
случилось с ним? От великой любви, от великой радости. Когда он освободился от
того страха относительно предательства, и узнал предателя, то говорил уже с дерзновением
и, возвышая себя над другими, заявлял: аще и вси соблазнятся, но аз не соблазнюся.
Зависело это отчасти и от честолюбия, так как на вечери ученики рассуждали о том,
кто из них больше: так мучила их эта страсть. Вот почему Христос уничижил Петра,
не с тем, чтобы побудить его к отвержению, - да не будет, - но чтобы, оставив
его лишенным помощи, показать слабость человеческой природы. Смотри, как после
этого он сделался кроток: когда, по воскресении, сказал: сей же что (Иоан.
XXI, 21)? - и был остановлен, то не осмелился уже противоречить, как здесь, но
умолчал. Также и при вознесении, когда услышал: несть ваше разумети времена
и лета (Деян. I, 7), опять молчал и не противоречил. И после этого, когда
на горнице, и при видении плащаницы, услышал голос, говорящий ему: яже Бог
очисти, ты не скверни (Деян. X, 11), - и еще не знал ясно, что значат эти
слова, - молчал и не спросил.
4. Все это было следствием падения.
Прежде этого Петр все приписывал себе, говоря: аще и вси соблазнятся, аз не
соблажнюся; аще ми есть с Тобою и умрети, не отвергуся Тебе, тогда как надлежало
бы сказать: если получу от Тебя помощь. Но после падения он говорит совершенно
противное: что на ны взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом
его ходити (Деян. III, 12)? Отсюда мы научаемся той великой истине, что недостаточно
бывает собственного старания человека, если он не получит высшей помощи; и наоборот,
что мы не получим никакой пользы от высшей помощи, если не будет у нас собственного
старания. То и другое доказывают Иуда и Петр. Первый, получивши много помощи,
не получил никакой пользы, потому что не захотел, и не приложил собственного старания;
а последний и при собственном старании пал, потому что не получил никакой помощи.
Добродетель слагается из этих двух принадлежностей. Поэтому я умоляю, чтобы вы,
предоставляя все на волю Божию, не предавались усыплению, и чтобы при собственном
старании не думали, что вы все совершаете собственными трудами. Богу не угодно,
чтобы мы были нерадивы, а потому Он не все сам совершает; равно не угодно Ему
и то, чтоб мы были самонадеянны, вследствие чего не все нам дал, но, из того и
другого отнявши вредное, оставил нам полезное. Поэтому же попустил пасть и верховному
апостолу, чтобы сделать его кротким и возбудить к большей любви. Кому больше,
сказано, оставится, больше возлюбит (Лук. VII, 47). Итак, будем во всем повиноваться
Богу и ни в чем не будем противоречить, хотя бы слова Его казались противными
нашим мыслям и взглядам; но пусть управляет слово Его нашими мыслями и взглядами.
Таким же образом будем поступать и в таинствах, обращая внимание не на внешность
только, но содержа в уме своем слова Христовы. Слово Его непреложно, а наше чувство
легко обольщается. Первое никогда не погрешает, а последнее часто обманывается.
Поэтому когда Христос говорит: сие есть тело Мое, то убедимся, будем верить
и смотреть на это духовными очами. Христос не предал нам ничего чувственного,
но все духовное, только в чувственных вещах. Так и в крещении: чрез чувственную
вещь, воду, сообщается дар, а духовное действие состоит в рождении и обновлении.
Если бы ты был бестелесен, то Христос сообщил бы тебе эти дары бестелесно; но
так как душа твоя соединена с телом, то духовное сообщает тебе чрез чувственное.
Как многие ныне говорят: желал бы я видеть лицо Христа, образ, одежду, обувь!
Вот, ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его. Ты желаешь видеть одежды
Его, а Он дает тебе самого Себя, и не только видеть, но и касаться, и внушать,
и принимать внутрь. Итак, никто не должен приступать с небрежением, никто с малодушием,
но все с пламенною любовью, все с горячим усердием и бодростью. Если иудеи ели
агнца с поспешностью, стоя и имея сапоги на ногах и жезлы в руках, то гораздо
более тебе должно бодрствовать. Они готовились идти в Палестину, а потому и имели
вид путешественников; ты же готовишься идти на небо.
5. Поэтому должно всегда бодрствовать,
- немалое предстоит наказание тем, которые недостойно приобщаются. Подумай, как
ты негодуешь на предателя и на тех, которые распяли Христа. Итак берегись, чтоб
и тебе не сделаться виновным против тела и крови Христовой. Они умертвили всесвятое
тело; и ты принимаешь его нечистою душою после столь великих благодеяний. В самом
деле, Он не удовольствовался лишь тем, что сделался человеком, был заушен и умерщвлен;
но Он еще сообщает Себя нам, и не только верою, но и самым делом делает нас Своим
телом. Насколько же чист должен быть тот, кто наслаждается этою жертвою? Насколько
чище лучей солнечных должны быть - рука, раздробляющая эту плоть, уста, наполняемые
духовным огнем, язык, обагряемый страшною кровью? Помысли, какой чести ты удостоен,
какою наслаждаешься трапезою! При виде чего трепещут ангелы, и на что не смеют
взглянуть без страха, по причине сияния, отсюда исходящего, тем мы питаемся, с
тем сообщаемся и делаемся одним телом и одною плотью со Христом. Кто возглаголет
силы Господни, слышаны сотворит вся хвалы Его (Псал. CV, 2)? Какой пастырь
питает овец собственными членами? Но что я говорю - пастырь? Часто бывают такие
матери, которые новорожденных младенцев отдают другим кормилицам. Но Христос не
потерпел этого, но Сам питает нас собственною кровью, и через все соединяет нас
с Собою. Размысли же, что Он родился от вашего естества. Но ты скажешь: это не
ко всем относится. Напротив, ко всем. Если Он пришел к нашему естеству, то очевидно,
что пришел ко всем; а если ко всем, то и к каждому в отдельности. Почему же, ты
скажешь, не все получили от этого пользу? Это зависит не от Того, Который благоволил
совершить это для всех, но от тех, которые не восхотели. С каждым верующим Он
соединяется посредством тайн, и сам питает тех, которых родил, а не поручает кому-либо
другому; и этим опять уверяет тебя в том, что Он принял твою плоть. Итак, удостоившись
такой любви и чести, не будем предаваться беспечности. Не видите ли, с какою готовностью
младенцы берут сосцы, с каким стремлением прижимают к ним уста свои? С таким же
расположением и мы должны приступать к этой трапезе и к сосцу духовной чаши, -
или лучше сказать, мы с большим еще желанием должны привлекать к себе, подобно
грудным младенцам, благодать Духа; и одна только у нас должна быть скорбь - та,
что мы не приобщаемся этой пищи. Действия этого таинства совершаются не человеческою
силою. Тот, Кто совершил их тогда, на той вечери, и ныне совершает их. Мы занимаем
место служителей, а освящает и претворяет дары сам Христос. Да не будет здесь
ни одного Иуды, ни одного сребролюбца. Если кто не ученик Христов, то пусть удалится;
трапеза не допускает тех, которые не таковы. Со ученики Моими, говорит
Христос, сотворю пасху (Матф. XXVI, 18). Это та же самая трапеза, которую
предлагал Христос, и ничем не менее той. Нельзя сказать, что ту совершает Христос,
а эту человек; ту и другую совершает сам Христос. Это место есть та самая горница,
где Он был с учениками; отсюда они вышли на гору Елеонскую. Выйдем и мы туда,
где простерты руки нищих; это именно место есть гора Елеонская; множество же нищих
- это маслины, насажденные в доме Божием, источающие елей, который будет полезен
для нас там, который имели пять дев, и которого не взявши, другие пять погибли.
Взявши этот елей, войдем, чтобы нам с горящими светильниками выйти на встречу
Жениха. Взявши этот елей, выйдем отсюда. Не должен приступать сюда ни один бесчеловечный,
ни один жестокий и немилосердый, словом ни один нечистый.
6. Это говорю вам, которые приобщаетесь,
и вам, которые служите. Нужно побеседовать и с вами, чтобы вы со многим тщанием
разделяли эти дары. Не малое наказание ожидает вас, если вы, признавши кого-либо
нечестивым, позволите причаститься этой трапезы. Кровь Его взыщется от рук ваших.
Хотя бы кто был полководец, хотя бы высший начальник, хотя бы сам царь, носящий
диадему, но если приступает недостойно, то запрети ему: ты имеешь больше власти,
нежели он. Если бы тебе поручено было сохранять в чистоте источник воды для стада,
и ты увидел овцу, имеющую на устах много грязи, то не позволил бы ей наклониться
и возмутить источник. Но теперь вручен тебе источник не воды, а крови и Духа,
- и ты, видя некоторых имеющих грех, который хуже земли и грязи, и приступающих
к этому источнику, не вознегодуешь, не воспрепятствуешь? Какое ты можешь получить
прощение? Для того Бог удостоил вас этой чести, чтобы вы разбирали такие дела.
В этом состоит ваше достоинство, ваша важность, ваш венец, а не в том, чтобы вы
облекались в белую и блистательную одежду. Но как, скажешь, я могу знать того
и другого? Я говорю не о неизвестных, но о известных людях. Скажу нечто более
страшное: не столько опасно приступать к этому таинству бесноватым, сколько тем,
которые, как говорит Павел, попирают Христа, кровь завета не почитают за святыню,
и ругаются над благодатию Духа (Евр. X, 29). Приступающий во грехах хуже бесноватого.
Последний не наказывается, потому что он беснуется; а приступающий недостойно
предается вечному мучению. Итак, будем удалять не только бесноватых, но и всех,
которых увидели бы недостойно приступающими. Никто не должен приобщаться, если
он не из числа учеников Христовых. Никто не должен принимать дары, подобно Иуде,
чтобы не потерпеть участь Иуды. Это собрание верующих есть также тело Христово.
Поэтому ты, служитель таинств, смотри, чтобы тебе не раздражить Владыку, если
не будешь очищать это тело, смотри, чтобы не дать меча, вместо пищи. Но хотя бы
кто и по неразумию пришел для причащения, воспрети ему, - не бойся. Бойся Бога,
а не человека. Если будешь бояться человека, то от Бога будешь уничижен; а если
будешь бояться Бога, то и от людей почитаем. Если ты сам не смеешь, то приведи
ко мне: я не позволю этой дерзости. Скорее предам душу свою, нежели причащу крови
Господней недостойного; скорее пролью собственную кровь, нежели причащу столь
страшной крови того, кого не должно. Если же кто после многих испытаний не найдет
недостойного, то не будет виновен. Это сказано мною об известных людях. Если мы
исправим этих, то Бог и неизвестных скоро соделает нам известными. Если же мы
оставим без внимания известных нам, то для чего Ему делать других нам известными?
Это говорю я не для того, чтобы мы только удаляли и отсекали, но для того, чтобы
мы исправляли и возвращали их, чтобы имели попечение о них. Таким образом мы и
Бога умилостивим, и найдем много достойных причастников, и получим за свое старание
и попечение о других великую награду, которой да сподобимся все мы благодатию
и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
|