Гавриил КРОТОВ

# — вопрос к тексту

ЗИМНЯЯ СКАЗКА ВЕСНЫ

Интерпретация "зимней песенки"

Мендельсона Бартольда.

Схема-сценарий.

Сосновка-Лесное.

1972-1973 гг.

Написано, конечно, для Анюты — самого беспристрастного слушателя

и

для всех вас,

участников и создателей этой сказки.

Все свои мысли,

воспоминания и мечты,

которыми я жил в течение многих лет, предложены в сказочные образы

ПОСВЯЩАЮ

эту схему —

трепыхание обескрыленной фантазии, которую вы питали многие долгие годы

и которой вы можете дать полет в даль.

Маринита

Волшебница и Золушка, госпожа и слуга, царица чувств и рабыня долга. Она создает жизнь и охраняет ее. Любя, она направляет на трудный путь, делая его радостью. Ее волшебство незаметно вроде все идет само собой — в этом сила ее волшебства.

Она — воплощение предосенней зрелости женской красоты. Почти седая, но седина украшает ее, как нимб святости, выстраданный не молитвами и затворничеством, а мучениями за всех малых и великих. Она нетороплива, потому что ей надо успеть сделать много. Она — сила, сдерживающая порывы, способная удержать над обрывом гоняющегося за жарптицей юношу и вывести из зарослей дурманящего багульника сборщицу цветов.

[Рис.]

Панкрот

Сила, которая охраняет, очищает, украшает все, кроме самого себя. Он оброс волосами и только высокий лоб открыт и чист. Из-под нависших бровей то любовью, то ожесточением сверкают глаза; сверкающие зубы обнаруживают то нежную улыбку, то грозный оскал озлобления. Одежда крепкая, просторная, удобная, преобладает мех и кожа, что подчеркивает силу, превращая ее в красоту.

[Рис.]

Мрия

Девушка двадцати четырех лет жизни в восемнадцатилетнем расцвете. Наращивая года, она не наращивает тела. Ее нельзя нарисовать акварелью, а только тушью, но в ней свет, контраст мрака.

Она — как ласточка — вестница весны.

Она — не светильник, укрепленный на одном месте, не блуждающий огонек, не знающий пути, а светлячок разгоняющий мрак там, где он особенно сгустился.

Как ласточка быстра в полете, грациозна в движениях, быстра в мыслях.

Она дает людям то, чего нет у самой — силу.

[Рис.]

Деметрий

Близнецы с Мрией, но полная противоположность сестре.

Его нельзя нарисовать даже тушью, можно нащупать только карандашом. Почти белые, как лен волосы с ничтожной примесью светло-желтого цвета, в мягкой вьющейся бороде — немного красноватого цвета, как раскрылие ворона черные брови. Глаза кажутся окнами в которые видно ясное небо. На сухощавых щеках иногда появляется тонкий румянец. Только губы полные и яркие, готовы впиться в радости жизни и "пить все соки земли, чашею мир запрокидывая".

[Рис.]

Гномы

Человеческая мелкота — человечики Земли, ушедшие от злой силы мира сего под землю.

Мудрые старческой мудростью. От рождения старческие существа. Медно-чугунные лица, с платиной волос, золотом глаз, сталью ногтей, с холодной, но подвижной кровью-ртутью, скрашенной окисью.

Хранители всех богатств земли, хранящие сокровища земли глубоко в ее недрах и только ради злой шутки рассыпая на своем пути россыпи золотого песка, зернышки алмазов, крупицы драгоценных камней. Издеваясь над жадностью людей, они дают эти крупицы в обмен на кровь и слезы, потешаясь над человечками комедиями Ругонов, Форсайдов, Горио, Карамазовых, Кречинских, Приваловых.

[Рис.]

Сильфиды

Они настолько чисты, что кажутся прозрачными. Они чисты не только сами, но устраняют все нечистое вокруг себя: пыль, грязь, гниль, все отмершее, гниющее, не дают отравлять воздух зловонием и миазмами.

Они прекрасны своими непрерывно меняющимися формами. В них нет грубой телесной силы, но своим порывом они могут снести то, что казалось вечным. Они не могут быть помощницами в человеческих трудах, но способны вдохновить человека на творчество и на подвиг.

Их любимцы и помощники: муравьи, пчелки, светлячки и жуки-сильфиды, которых называют могильщиками. В древнем Египте навозный жук скоробея почитался как божество — по заслугам честь.

[Рис.]

Кащегор (der Rьbezal)

Владыка гор и крови-руды земной, которую он превращает в сталь, а сталь — в оружие и броню. Закованный в броню, он не ведает ни жалости, ни милосердия. Он холодно равнодушен ко всему и ко всем. Неуязвим ни стрелами истины, ни ударами совести. Он чужд таким слабостям как альтруизм, детермизации, гуманизму, состраданию, любви.

Его латы, панцирь, шлем, оружие красивы, сверкающи блестящи, но красота вызывает не любование, а смирение и трепетную покорность.

Его осброенье# — высочайшее искусство знаменитых ружейников как Ликург, Лайоло, Ницше, Мальтус, Хайдеггер из мастерских экзистенциализма, махатмы, эмпиреи.

Куралейший

Самонадеянно уверен, что если сила есть — ума не нужно. Ум заменен хитростью и коварством, обмануть, значит обдурить. Нахальство он считает храбростью. Серп и туп. Не признает никаких доводов кроме своих желаний. Умные и особенно слишком умные избегают перечить ему.

Он не предлагает, а повелевает, не просит, а берет. Все, что препятствует его нраву он ломает, сокрушает, не обращая внимание на летящие щепки и наломанные дрова.

Полон красок — огненно-рыжие волосы, зеленые глаза хищника, сизый нос пьяницы, багровые щеки обжоры. Трудно отличить где мех одежды, где обросшее волосами тело.

Состав театра

Волшебных форм

Директор театра — Леня.

Режиссер — Максим.

Музыка Танечки.

Стихи Витины.

Художественный руководитель — донна Ма.

Пролог

На авансцене перед закрытым занавесом сидит праотец Демокрот, около него маленькие Дима и Мрия.

Демокрот молча повествует о недавнем прошлом.

Слушатели видят рассказ.

Музыка и жесты выразительно подчеркивают эпизоды кино-повести.

Кино-сцены вроде (но только вроде) кино-фильмов "Кащей Бессмертный" и "Русское чудо".

Если в этих фильмах дается история целого народа, то в кино-сказке демокрота — только история их семьи — частицы народа.

[Рис.]

[Рис.] Художественное оформление этой феерии не под силу самому Большому театру, а потому подлинно художественное представление может дать только ваша фантазия.

Повествование праотца Демокрота

Послушайте, дети, повесть о нашем славном роде. Род наш не королевский, не царский, не княжеский, а самый что ни есть простой Панкротовский. Невелика заслуга родиться в именитой семье, а честь по заслугам, когда человек из земли, из мрака на широкий простор вышел, из земли богатство добыл, из камня красоту создал, счастливую жизнь помог народу устроить.

Не диво если великан скалы ворочает, горы рушит, силу свою потешаючи, а чуду подобно, когда малые человечики великое создают не прихоти ради, не для похвальбы, а ради великого счастья всему люду честному.

Силен человек не силою, а добрыми делами сверхсильными.

Богат не тот, кто много у людей берет, в сундуки, в подвалы сокровища скрывает, а тот, кто дает благодать людям.

Умен человек не пониманием книжным, пониманием чувств человеческих.

Крепок не тот, за кем прислуживают, а тот, кто за горе людское готов своей болью поплатиться.

Таков закон рода Панкротовского, нигде не записанный, а создан делами поколений.

Смотрите как дело было...

[Рис. (5)]

Фабула стихотворного текста.

Прелюдия зимы и старости

Если летний труд нелегким был,

То радость дает урожай.

Если есть запас земных даров,

То радостен зимний уют.

Если жизнь была нелегка,

То дружбой прочна она.

А если в запасе много любви

То никакая разлука не безнадежна

Если многое пришлось пережить

Под огнем палящих лучей

И злобным дыханием метелей,

То будут греть воспоминания у камина старости.

Если и мало сделать пришлось,

То все же проложен путь,

И детям легче теперь

Украшать жизнь

Ведь дети — это тоже любовь,

А любви предела нет,

Как нет предела

Красоте и радостям жизни.

Хорошо увенчать шпиль родным гербом,

Если прочно заложен фундамент,

Если стены сложены из серого гранита,

То его можно облицевать мрамором.

Только, Любовь, не задерживай Мужество,

Пусть оно ищет и создает счастье.

Время, иди вперед!

Конца прекрасному нет.

Из каменных теснин на зеленый простор

Горная теснина. Огромные валуны. Чахлые уродливые деревья. Обрыв скалы в ней — пещера. Это жилище Панкротов. В очаге ярко горит огонь. Чувствуется, что этот суровый каменный уют создан сильными неутомимыми руками, обжит давно и обихожен женскими руками. Утварь груба, но блещет чистотой и причудливой росписью. Здесь холодный камень согревает, потому что здесь обитает человеческое счастье.

Тревожная, но тихая музыка, которая словно, предостерегает взрослых, но боится потревожить сон детей. Лейтмотив "Зимней песенки" Бартольди.

Маринита протягивает руки к Панкроту, но чувствует его каменную твердость. Твердость камня готового сорваться с крутизны, смети все на своем пути или расшибиться самому.

Мой друг, зачем спешишь ты в лес,

В гнездо нечистых сил?

Не в наших силах победить

Тот яд веков и гниль.

Суровый край...

Там солнца нет...

Не место для людей...

Там воздух ядом напоен —

Край нечисти и змей...

Пусть тесно здесь, но здесь — покой...

Наш край отцами дан...

Погибнешь ты во тьме лесов...

А что же делать нам?

— Нет,

Друг мой, я не буду знать

Ни отдыха, ни сна,

Мне надо лес завоевать,

Чтоб в нем цвела весна.

Отцы, наш край завоевав,

Лишь сделали привал.

Простор хочу я детям дать

И радости всем нам.

Пока я дела не свершу,

Не нужен мне покой!

Целует. Уходит. Стон женской души.

О милый друг, прошу тебя

Останься здесь со мной!

[Рис.]

Много еще на земле темных углов,

Где поневоле человек становится слепым.

Много и ложной злой красоты,

Прикрывающей грязь.

Коварный шепот злых сил

Ласкает слух, обещая покой,

И слабые души пугает

Очищающий воздух гром.

Но сильные души дадут простор

Солнечному свету и цветам.

Темнота

Музыка напоминает не то шум дождя, не то шорох хвои, не то шелест шелка, не то шипение притаившихся во тьме змей.

Кое-где светятся мертвым светом гнилушки поваленных деревьев и гниющих пней. Изредка то тут, то там вспыхивают блуждающие огоньки.

Постепенно вырисовываются очертания вековых деревьев, образующих сплошную стену переплетенных ветвей.

Это не дремучий, а навеки уснувший лес. Для его сна и создан мрак непрерывной ночи.

Глухой уголок. Здесь не слышно ни пения птиц, ни голосов зверей, только чуть слышен шорох хвои и шипение змей, выползающих из-под колод; их почти не видно, только блестит чешуя, отражая свечение гнилушек. Присмотревшись, можно различить тонкие фигуры женщин в бальных платьях, осыпанных черным стеклярусом, и мужчин во фраках с отблеском атласа лацканов. Шелест шелка, шуршание подошв, змеиный шепот, шелестящая музыка.

Змеи извиваются в сладострастных движениях танго. Контрастом мелькают их мертвенно-бледные сухощавые лица с синими тенями под глазами, манишки, обшлага, кружевные жабо, гамаши мелькают белоснежной белизной, да радужными блестками вспыхивают алмазы диадем, брошей, кулонов, запонок, булавок, перстней.

[Рис. (2)]

Песенка-танго

Земной шепот

Тишина, Тишина в тишине,

Только ветви шуршат в вышине.

Тишина, тишина, тишина...

Славу шепчем мы тишине.

Изощряет она мечты,

Возвышает их тихий полет.

Нам не нужно сажать цветы,

пусть в тиши мечта расцветет.

Как прекрасен мечты расцвет,

Неземная ее благодать.

Лучших прелестей в жизни нет,

Их земля не способна дать.

Тишина, тишина, тишина,

Только шелест прекрасных одежд.

Тишина, тишина, тишина —

Гимн страстей и чувств и надежд.

Вдруг раздается треск ломаемых сучьев. Шум приближается. Постепенно сцена начинает озаряться огненно-рыжим заревом.

Входит Куролеший от волос которого и распространяется зарево.

Змеи извиваются в подобострастных поклонах и реверансах. Куролеший садится на троноподобный пень. Змеи и змеюшки ластятся к нему, змеи становятся полукругом и раскачиваются в такт музыки флейты. Куролеший глупо хохочет, игриво щиплет змеюшек которые кокетливо шушикают.

Зеленый змий приносит огромную бутыль и наливает огромный кубок шипучего вина. От вожделения змеи шипят и извиваются. Куролеший угощает вином сидящую у него на коленях змеюшку, и она вместе с зеленым змием танцуют экстравагантный танец.

Куролеший угощает вином всех. Начинается кордебалет, повторяющий движения корифеев.

Вдруг вспыхивает яркий голубой свет. Входит Панкрот с факелом в руках в сопровождении толпы гномов и муравьев.

Переполох. Змеи, извиваясь как от боли исчезают вместе с Куралешим.

Музыка сменяется веселой мелодией народной песни "В темном лесе".

[Рис.]

Факел меркнет в сиянии солнечного света.

Вокруг лежат ошкуренные и обтесанные бревна.

Около Панкрота и Деметрия двигаются в трудовом ритме мелодии песни типа "Высотники" всякая мелкота — муравьи, гномы, жуки-сильфиды. Гномы укладывают гранитные глыбы в фундамент, муравьи носят бревна и укладывают сруб, пчелы прилаживают косяки, наличники, подзоры.

В лучах солнца терем сияет золотом свежей древесины и янтарными блестками смолы.

Жуки-сильфиды уносят щепки и стружки. Поляна покрыта изумрудной травой. Распускаются цветы — ромашки и одуванчики.

Труд окончен.

Отец и сын — подобные фигуры — одинаковыми ритмичными движениями сметают с плеч опилки и стружки, стряхивают мусор с груди, хлопают ладонями по груди, по коленям, по подошвам сапог и пускаются в дубль-пляс. Гладя на них кажется, что двоится в глазах из-за подобия фигур и синхронности движений.

Дубль-пляс переходит в перепляс муравьев, гномов, жуков, пчел.

[Рис.]

Тем временем Ма, Мрия, стрекозы, бабочки накрывают на стол.

Идет процессия дароносцев.

Дед-Белогриб несет каравай с солью, грибята несут на подносах булочки и пряники. Курочка ряба несет золоченые яйца. Белки несут лукошки с орехами. Лисички несут корзинки с малиной...

Процессию замыкает медведь, несущий бочку, два медвежонка несут расписные хохломские ковши.

Хор птиц мультипликационно-однообразны по костюмам и движениям — чижи, щеглы, синицы. Мотив музыки озорной веселый тип "Чижик-пыжик" с плясовым ритмом.

Пир сопровождается танцами и плясками бабочек, стрекоз. Черные стройные муравьи с перетянутыми талиями, пляшут "лезгинку", неуклюжие хомяки пляшут комический якутский танец; медведь расталкивает всех своим нелепо-комическим танцем, виртуозной пляской с вывертом, выкоблучиванием, присядкой и пр.

Но гвоздем хореографического разнообразия — танец цветов, эффектный эстрадный номер — отражение узоров спроецированных через эпидеоскоп на белой раскрылой одежде солистки.

[Рис. (большая)] Поздравляем успехом всз спешим зпт выехаем тчк вилемы тчк

Солнечная сюита

Сквозь тонкие кружева гардины льются лучи восходящего солнца. Комната украшена чистотой, и солнечные лучи словно впитываются светлыми тонами окраски стен, пола, обстановки.

Слышится пение птиц, которое сливается со сверкающей музыкой мелодии песенки вроде "Солнце в золоте лучей мне подмигивает".

Мрия под эту мелодию поет песенку о нитях-лучах из которых можно соткать тончайшее полотно, сплести кружева, вышить радужные узоры, соткать саму жизнь и украсить ее счастьем. Нити-лучи — путеводные нити жизни.

Мрия с тончайшим полотном движется в танце, в котором полотно оживает, показывая неповторимо меняющиеся формы.

[Рис.]

Контата солнечного света

Витражи без цветных стекол настолько хрустально-чисты, что дают переливы радуги.

Кажется, что не грубое зубило и молоток, а солнечный свет оживляет камни. Мрамор обнаруживает нежное тело женщины, малахит — яркую зелень весенней травы, яшма — выступающую из нее кровь, нефрит впитанное им солнце.

Радужные лучи словно ласкают все созданное Деметрием: арабески, сталактиты, картуши, кариатиды. Кажется, что само солнце живет в этом доме.

Такая же радужная музыка звучит, когда из удара камня рождается звон хрусталя.

Песня Деметрия выражает радость создавать красоту окружающего мира. Жизни людей, творчества.

Фабула для стихотворного текста.

Песенка Деметрия

— Отцы имели солнечную душу, и ее не могли сковать ни камни гор, ни тьма лесов.

— Они не ждали, а искали; находили и побеждали.

— Они были настолько реалистами, что добивались невозможного

— Они преодолели каменный плен гор и подчинили себе камни.

— Они победили мрак лесов, создали Ясную Долину, освободив землю из плена гнилых болот.

— Они дали нам прекрасную землю, достойную украшения, потому что предела прекрасному нет.

— Надо солнечной душой создать формы достойные солнечного света.

[Рис.]

Сюита осеннего свершения

Подвальное помещение — олицетворение лона земли, сурового своей простотой, доходящей до мрака. Но это — не могильный мрак или мрак заточения, а таинство, в котором вырабатываются соки жизни.

Это храм Земли — хранилище земных даров и огня.

Трепетный огонь очага вызывает игру красок продуктов, как бы рождая музыку прикосновением к струнам арфы.

Это мастерская волшебства, в которой дары природы создают праздник чувств — вкусы, запахи, формы, неисчислимое количество красок и тонов, и все чувства воспринимаются сразу.

Волшебница здесь — Маринита, создающая постоянное удовлетворение насущных радостей жизни.

Она готовит всегда, готовит все, готовит для всех.

Музыка и ритм движений владычицы домашних недр плавные и неторопливые, но не минорные. Это (не удивляйтесь) кухонный гавот. Фоном мелодии служат переливы красок и их нюансы от яростно-жгуче-красно-багряны стручков перца, до янтарной прозрачности винограда, от золота луковиц, до сизого налета слив, от бесформенной, бесцветной массы теста, до румяных булочек.

Искусство, которое не вставишь в раму, не поставишь на пьедестал, не сохранишь для потомства. НатюрМОРТЫ приносят славу их создателям. Творчество Мариниты дает удовлетворение людям и ей.

Чудо, которое нужно творить беспрерывно все время. Чудо, дающее импульс к чудесам подвигов, творчества, искусству, красоты, здоровья, самой жизни.

Входит Деметрий. Складывает на лавку богатые трофеи охоты завершая натюрморт.

— Нежная песня любви Ма, как мадригал восхищения неутомимостью и отвагой ее любимого, сожалея, что она неспособна сделать то, что делает он или хотя бы быть его спутником по пути отваги. Ей не дано испытать грозу в лесу, бурю на воде, поединок с диким зверем, ей внушает ужас голова убитого им вепря.

— Лирический ответ Деметрия о том, что она — волшебница жизни. Не она ли создала, вырастила и хранит две прекрасные жизни, украшающие всю окружающую жизнь; не она ли дает ему радость жизни, силу на труд и, если понадобиться, на подвиги.

— Песня любви, которую невозможно выразить словами, а только тремоло музыки способно возбудить представление, а также пластика нежного танца семейно-кухонного гавота.

[Рис.]

Осенний пир и зов из мрака

Пир, не пир, а семейный праздник, как обычный семейный праздник. Здесь при — не цель чревоугодия, а повод побаловать прихоти; пир не как повод похвастать (да и перед кем?) богатством, изысканностью марок, знаменитостью фирм, ценами, а — мамин "наполеон", папин пирог с капустой, Ви... Словом, искус на всякий вкус. Застолье — не церемония, а выдумки, юмор, шутки. Но начинается традиционным семейным гимном.

(Отрывок)

Пусть — дождь, но есть родимый кров,

Пусть холод, но ярко горит очаг,

Пусть тьма за окном, но свечи горят.

Пусть злые силы таятся во мгле,

но в доме царит любовь...

...Мы выпьем за тех, кто в пути,

Кто крова родного лишен,

Кто терпит беду...

И будь проклят тот,

Кто не спешит на скорбный призыв...

Слышится срывающийся голос, вопль не то женщины, не то подростка, но явно бессильного против неумолимой силы.

Панкрот выходит изо стола, накидывает плащ, хватает секиру. Деметрий готовится идти с отцом, но Панкрот властным жестом останавливает его.

— Береги мать и сестру — ты их покровитель пока или если я не вернусь.

(Поет)

И будь проклят тот,

Кто не спешит на скорбный призыв!..

Ветер злобно захлопывает дверь, словно на веки закрывая вход в дом.

[Рис.]

Гладит печально Ма не лес,

Исчез где мужа след.

Утих уж ветер, ночь прошла,

А мужа нет как нет...

Одеревенение души

Тьма.

Кажется, что в се в мире исчезло. Словно режиссер задался целью показать образец непроницаемой тьмы.

Торжество слепых сил выражается характерной музыкой. Она — хаос, какофония звуков — преобладает грохот барабанов, литавр, бубнов, медных тарелок — все это создает ритм, а мелодию, тоскливую и унылую, создает ветер и шум леса. Лейтмотив в мелодии — "Зимняя песня" Бартольди.

Вдруг музыка сменяется хохотом-тремоле всех инструментов демонического оркестра. Мрак оттесняется заревом волос Куралешего, сотрясающегося от неистового хохота.

Змеи, обвив по рукам и ногам Панкрота, притягивают его к дереву. Раскрывается щель, в которую втискивают пленника. Дерево грубыми корявыми наростами чаги напоминает лицо постаревшего человека. Это — маска без чувств и эмоций. Все одеревенело, только из-под наростов чаги текут крупные капли сока-жизни — слезы живой души.

Торжествующий хоровод змей.

Песенка Куралешего

— Куралеший с характером грубой натуры издевается над обманутым (обдуренным) им легковерным простаком. Ведь только дурак может кинуться на помощь неизвестному ничтожеству против неведомой силы.

— Высмеивает попытки мечтателя осветить всю землю солнечным светом, не подумав, что он ради ничтожных друзей идет против необозримой силы и хитрости.

— Хвастливо воспевает прелести своего царства, недоступного светолюбивым простакам. Ряска болотных окон, изумруд чарустей, блуждающие огоньки, но все это для простаков — гибель, болезни и коварная смерть.

— Им ли, ничтожным, победить его величество Куралешего для которого нет преград. Им ли, простакам, противостоять мудрым, всюдупроникающим, пленяющим своей красотой, изяществом, гибкой границей змеям?

— Ясная Долина скоро зарастет лесными дебрями, а вся семья Панкротов будет превращена в деревья на этой поляне. Они будут вместе, но безмолвны и недвижны.

— Ты, глупец, будешь свидетелем моих затей, бессильный помочь своим родным людям.

— Стой же здесь бессловесной, неподвижной дубиной.

Каждый куплет сопровождается рефреном — хохотом.

[Рис.]

Апофеоз куралесья

Начинается нечто феерическое вроде "Вальпургиевой ночи" из "Фауста".

Куралеший бокал за бокалом пьет пенящееся, шипящее, искрящееся вино, но лицо его хмурое.

Змея, сидя на коленях у Куралешего, ластится к нему, извиваясь всем телом. В ней не заметно костей. Извиваются руки, полазают, как змеи, по плечам, по шее, по рукам Куралешего, пластика, достигающая искусства ars amandi.

Вдруг Куралеший срывает с себя змею и бросает на землю.

— Сгинь змеиное отродье! Мне опротивел твой холод. Хочу почувствовать горячую кровь и пламя чувств Мрии. Она будет украшением Заколдованной Поляны, моей рабыней и вашей царицей.

Змеи встревоженно шипят.

— Слыш-ш-шим... Ис-с-сполним... Заменим девуш-ш-шку с-с-сюда... Утеш-ш-шьс-с-ся и ж-жди... Надейс-с-ся на наш-ш-шу помощ-щ-щь...

[Рис.]

Плач Мрии

На поляне около дома Панкротов

На пеньке около леса сидит Мрия. Она неторопливо вышивает, но руки часто опускаются. Грусть изливается в песне об исчезнувшем отце, который

Не погиб в борьбе с каменными горами,

Не погиб в борьбе с вековыми лесами,

Не погиб в схватке с дикими зверями,

Не погиб в противоборстве с осенними бурями,

Не погиб в борьбе с зимними вьюгами...

Неужели погиб ты в топи болот,

в темном омуте,

в лесной трущобе?

Где осталось твое тело?

Где обитает твой дух?

Не может быть чтоб тебя поглотила грязь

Не может быть чтоб твой дух исчез во мраке...

Шепот коварства

Словно выползая, из-за кустов появляется цыганка в яркоцветной одежде, напоминающей кожу питона, увешенная, как чешуей серебряными дукатами. Сухощавое лицо, черные союзные прямые брови, проникающий в душу взгляд, тонкие губы змеятся в улыбке.

Мрия (вздрогнув от неожиданности) — Бедная женщина, ты устала и голодна? Пойдем в наш дом и ты получишь там и пищу, и отдых. Мы дадим тебе все, чтобы ослабить нужду в твоей жизни.

Цыганка (вкрадчиво с акцентом на шипящие и зубные звуки) — Крас-с-савица, спас-с-сибо! Только ты ош-ш-шибаеш-ш-шися, я с-спос-с-собна осчас-с-стливить тебя с-саму. Я сообщ-щ-щу тебе радос-с-стную вес-с-сть.

Мрия — Я не верю гаданиям.

Цыганка — Хорош-ш-шо пос-ступаеш-ш-шь. Услыш-ш-иш-ш-шь — повериш-ш-шь, пойдеш-ш-шь — найдеш-ш-шь, обрадуеш-ш-шьс-ся.

С-с-слуш-ш-шай мое с-с-слово вещ-щ-щее.

Уш-ш-шедш-ш-ший в ночь поглощ-щ-щен лес-с-сным мраком и ис-счез в лес-сной тиш-ш-ши.

С-сильную душ-ш-шу не одолееш-ш-шь, но можно с-с-сковать. И с-стоит она, живая душ-ш-ша, с-среди лес-с-сной глуш-ш-ши скованная неопдвижностью мощ-щ-щного дуба. Зас-стыла она в немоте и деревянной неподвижнос-с-сти. Но ес-с-сли согреть его теплом любящ-щ-щего с-с-сердца, то вос-с-скреснет душ-ш-ша во вс-с-сей с-с-своей с-с-силе и ис-с-счезрнут чары з-злого волш-ш-шебс-с-ства. Только ты можеш-ш-шь вос-с-скресить душ-ш-шу с-с-семьи. Спеш-ш-ши!

Мрия — Подождем брата. Он защитит нас от злой силы.

Цыганка — Там нужна не с-сила, а любящ-щ-щее с-с-сердце. Спеш-ш-ши!

Скрывается в лесу.

[Рис.]

Когда каменеет душа

Тьма.

Белым заревом светится вбежавший на поляну Мрии, освящая ствол дуба, в котором можно заметить черты человеческого лица.

С протянутыми руками Мрия бросается в дубу.

Но вдруг черные, блестящие металлическим блеском, кольца змей опутывают по рукам и ногам, поднимают ее, относят от дуба и передают в мохнатые лапы Куралешего.

На его харе — блаженно-самодольная глупая улыбка торжествующей грубой силы. Хриплое бормотание перемешивается с идиотским смехом.

— Попалась, пташечка... Трепыхайся, трепыхайся... Горячись... Мне нравится твоя горячая кровь...

С Мрией происходит преображение.

Доброе открытое лицо превращается в маску ненависти. Глаза окружаются синевой. Зрачки блещут уничтожающим огнем. Лицо нимфы становится образом Гаргоны.

Под взглядом Мрии Куралеший цепенеет и становится корявым пнем.

От ненависти каменеет и сама Мрия, превращается в огромный кристалл хрусталя.

Змеи превращаются в корни вывороченных деревьев.

Музыка смолкает.

Свет постепенно гаснет.

Тьма.

Зимняя песенка

Музыка Мендельсона Баротольди

Слова не знаю чьи

— Мой сын, зачем спешишь ты в лес

В полночный час глухой?

Сестру свою ты не найдешь.

Останься здесь со мной.

Сурово том. Там — холод, снег,

Шумит там ветр лесной

Один Скататься будешь ты.

Останься здесь со мной.

— О мать моя, оставь печаль,

Ты слезы осуши.

Сестру найду наверно я

В неведомой глуши.

Пока найду, с покоем я

И с отдыхом прощусь.

Мне буря, ветер не страшны

Я скоро возвращусь.

[Рис.] Растаял снег.

Прошла зима.

Настала вновь весна.

Повсюду листья и цветы.

А мать сидит одна.

На заколдованной поляне

На сцене — мрак.

Полная, затяжная тишина, взывающая тревожное ожидание.

Тихо, почти неслышно начинает звучать музыка шествия. Постепенно музыка усиливается. Пропорционально музыке усиливается свет, проникающий между деревьев с левой стороны. Прежде всего обрисовываются черты дуба, который начинает шелестеть листьями, дополняя симфонию музыки.

Слышаться шаги. Свет заливает поляну. Из-за дуба выходит Деметрий. В его руке высоко поднятый факел. Яркий свет оживляет морщины дуба, тени создают мимику радости.

Обросший мхом кристалл хрусталя вспыхивает радужными огоньками.

Деметрий очарован величием и чистотой кристалла.

[Рис.]

Форма в массе

Укрепив факел в верхушке пня — сгнившего Куралешего, Деметрий считает с кристалла мох, грязь и гнилушки ветвей.

Кристалл сияет необычайной чистотой. Каждое колебание пламени факела рождает россыпи радужных искр.

— Я вижу тебя, моя мечта! Я открою твою форму. Я дам тебе свет солнца.

[Рис.]

За простор и свет

Деметрий произносит заклинание

Я бессилен с силой своей.

Я ничтожен, хоть ростом немал.

Без товарищей силы нет.

Без друзей я постыдно слаб.

Вас, друзья на помощь зову!

Отвозитесь на мой призыв!

Победим мы и грязь, и тьму.

Ведь у нас достаточно сил...

На призыв-заклинание со всех сторон сползаются муравьи, жуки. Деметрий рубит деревья, выворачивает пни, из-под которых выползают змеи, но муравьи парализуют их, а жуки-сильфиды уносят их прочь. Поляна заливается солнечным светом, покрывается зеленым ковром.

Деметрий подходит к буду. Замахивается топором, но застывает вдохновенно. Опускает топор. Обходит дуб кругом. Осматривает его.

— Нет... Этот дуб достоин вечной жизни. Он — будет памятником моему отцу. Я вижу в нем его облик. Я создам из него мощные формы мужества. Он будет украшением поляны, как отец был украшением семьи.

Мечта должна жить вечно

Деметрий восхищенно смотрит на кристалл и восторженно, как благодарственную молитву шепчет:

— Потеряно прекрасное живое, что могло создавать прекрасное. Но прекрасное должно жить вечно.

Я имел сестру Мрию — живую мечту. Из этого кристалла я создам ей памятник — вечный образ вдохновения.

Сестра! Я вижу тебя в этом кристалле и создам из него твой светлый образ.

Ласково гладит и обнимает кристалл, согревая его жаром своей любви. Блеск кристалла усиливается. Он начинает светиться изнутри. Раздается звон разбивающегося хрусталя. Кристалл покрывается трещинами. Осколки, как шелуха, начинают осыпаться на землю, и перед Деметрием появляется живая Мрия.

[Рис.]

Тепло ласки оживляет силу

В радости невозможно забыть горе друга. Мрия устремляется к дубу, охватывает его распростертыми руками, прижимается лицом к шершавой коре и замирает распятием страдающего сердца.

Кора, шурша, начинает осыпаться. С треском лопается ствол могучего дуба и из дупла выходит живой Панкрот.

[Рис.]

Одиночество — страшней всех бед

Из глубины леса слышится тоскливый сто, вносящий диссонанс в радостную музыку встречи друзей. Стон переходит в тоскливую песню, оплакивающую мужа, сына, дочь, оставивших ее одинокой.

...Если не будет радостных встреч

На скорбном моем пути,

Я хочу хотя бы в землю лечь

Там, где лежите вы.

На поляну выходит оборванная старуха.

Ослепленная солнечным светом: она заслоняет ладонью глаза и направляется в лес.

Во тьме лесов ищу я след,

Зачем мне белый свет...

[Рис.]

Возвращается потерянное

Мрия и Деметрий устремляются к старухе, обнимают ее. Ма растерянно смотрит, не веря своим глазам, —родные, милые лица, безнадежно утерянные и неожиданно появившиеся. Деметрий гладит волосы матери — они чернеют, гладит ее лицо — морщины исчезают, сменяясь румянцем счастья.

Мрия прислоняется к материнской груди, гладит, и лохмотья сползают, сменяясь сарафаном тонкого полотна с чудесной вышивкой.

[Рис.]

Растет совершенство

Нам мечта не сонный покой,

А призыв к труду и борьбе.

Неразрывна она с красотой

В человеческой сложной судьбе.

Нам мечта — не шепот в тиши,

А бодрого марша звук,

Мучительно-сладкий поиск вершин,

Напряжение мысли и рук.

Вариация третьей картины

Торжество свершенного труда на фоне огромного хрустального дворца. Дворец достойный мечты. Хореографический апофеоз. Смесь классического с комическим. Танец бабочек с лентами сменяется акробатической пляской гномов с жонглированием самоцветами. Танец пчел с платками сменяется пляской камаринских мужиков — хомяков. Классическое падеде девяти муз с грациозными медведями-гризли.

Прощальный звон бокалов

Панкрот и Ма поют кантату благословения.

— Пусть этот дворец будет храмом мечты и свершения.

— Пусть совершенствуется прекрасное.

— Пусть ни гнилые болота, ни трухлявые пни не встречаются вам.

— Даже они — воспитанники гор, питомцы лесов — не будут диссонансом в их светлой жизни.

— Они возвращаются в свой терем, где каждый уголок повесть; каждый предмет — легенда, понятные только им. Это свидетели трудного, но счастливого времени.

— Пусть их спутниками будут вечно молодые нимфы и сильфиды, их советниками — музы: величественная Урания, мудрая Каллиопа, многоопытная Клио, выразительная Мельпомена, сладкозвучная Полигимния, веселая Талия, певучая Эрато, грациозная Терпсихора и выразительница всех чувств Эвтерпа.

— В труде и беде им поможет единственный брат девяти муз Музик.

Неуклюжий, простоватый Музик, так непохожий на своих сестер, стоит в стороне и робко поглядывает на Мрию, настолько робко, что в нем нетрудно угадать влюбленного. Мрия не обращает на него внимания, не выпуская его из поля своего бокового зрения.

Мне, как сказочнику, заметно начало новой волшебной сказки.

[Рис.]

Но мужество не знает покоя

Деметрий прости благословения идти на поиски новой земли для новых людей и новых свершений.

Поползновение пресмыкающихся

Красота и величие дворца были созданы.

Но не это было главной целью жителей Долины Света. Они заботились о удобствах быта и творчества и о создании такой среди в которой невозможно было проявление жадности, злобы, чванства и всего, что несовместимо с достоинством долисветов. Быт был организован по обычаям дружной семьи Панкротов — довольство без прихотей, изобилие без излишеств, больше обязанностей сильному, больше забот о слабом, больше ответственности мудрому, больше внимания неопытному. Неравенство, пробуждающее любовь сильного к слабому, и доверчивость малого к великому.

И начали к Долине Света приползать туристы из отдаленных окрестностей. Это были аристократы своих мест, космополиты пространства, оппортунисты времени, апологеты эстетики, тонкие ценители всего прекрасного. Обитая среди грязи болот они приобрели лоск, блеск, гибкость и были воплощением изящества и корректности. Все утонченное, все изысканное, все изящное — их свойство.

Они по достоинству оценили прелести Долины Света.

— Рос-с-скош-ш-шно! Ш-ш-шикарно! С-с-соверш-ш-шеннс-с-ство ис-с-скус-с-ства!

Восхищенные, они делали поползновение сотрудничать с обитателями Долины Света. Вот место, где их свойства могли бы проявиться во всем блеске.

Змий мудрости#, обладатель всех степеней и званий, предлагал Мрии обучить долисветов мудрости всех времен и народов, ознакомив их с учением Канта и Конта, Платона и Плутона.

— А зачем? (глупейший вопрос). Разве человек не чувствует что хорошо, а что портит жизнь ему и товарищам?

Зеленый змий предлагал наладить производство aqva vite — эликсир бодрости, радости, аппетита.

— А зачем? Разве не наслаждение в жаркую пору выпить шипучего квасу, а в холод — чайку, на праздник сыченого меда, ягодной наливки, яблочного сидра, виноградного вина? А радость — сама радость. Значит надо наладить производство радости.

Змий красноречия предлагал научить лидеров долисветов словами жечь сердца людей и "тех, кто пасть готов, вновь дыбить на удар", чтобы солдат почувствовал в вещевом мешке маршальский жезл. Очаровывать музыкой слов...

— А зачем? Если человек оторван от любимого труда, от родных и близких людей он будет бороться за счастье ради которого можно умереть. Разве муравьи не побеждали змей, защищая свое жилище, разве стрижи не забивали ястреба, защищая свои гнезда? Разве кони не вступают в бой с волками? Разве воробей не бросается на собаку, думая о птенчике, а не о маршальском жезле? Разве маршал не сменит свой жезл на резец скульптора? Зачем же горе одевать в красивые покровы?

Змий искусства предлагал сделать долисветов прекрасными и первой из всех одна стать сама Мрия.

Змий искусства сделал ей причудливую прическу, подчернил брови, удлинил ресницы, подкрасил губы. Потом одел диадему с подвесками, подвесил серьги, навешал ожерелья и кулон, пришпилил брошь, нанизал перстни и браслеты. Окинув взглядом украшения Мрии змий остался доволен.

Увидев себя в зеркале, Мрия ужаснулась.

— А где же я сама? Неужели во мне нет ничего хорошего, что украшало бы меня. Любоваться ювелирными изделиями можно и без моего участия.

— Украш-ш-шения возвыш-ш-шают твое с-с-сущес-ство, выз-зывают вос-схищ-щ-щение окруж-жающищ-щ-щих.

— А зачем?

— Ты с-станеш-ш-шь влас-стительницей человечес-с-ских душ-ш-ш.

— А зачем? Меня и так послушают и одобрят, если я придумаю что-нибудь хорошее.

Неугомонный Деметрий набирал отряд для похода на поиски новых земель. Его сопровождали гномы, муравьи, скоробеи, но, главным образом, он собирал игрушки, которыми потешилась жизнь и выкинула на книжную свалку вроде Жана Вольжана, Мексиканца, Платона Каротаева, госпожи Абрикосовой, порожденной Г.Успенским, чеховской Душечки, слепцовской Кириллицы, горьковского Луки...

Навяливались# и змеи в попутчики Деметрию, доказывая на-глядной оче-видностью свои способности преодолевать крутые горы, и узкие тропы, завалы бурелома, колючие заросли, узкие щели, зыбучие пески, топкие болота.

В них было много гибкости, но не было сердечной теплоты к спутникам — они были беспощадны к слабым, а Деметрий был сторонник не обходить, а устранять препятствия, прокладывая путь. У змей было много гибкости, они сверкали чешуей и окраской; они были чисты, выходя из тины болот и сухими, выходя из воды; они могли блаженствовать в удушливых испарениях болт, а# гибкость давала им преимущество над теми, кто мог проложить путь только тяжелым трудом. В джунглях создавались свои законы, которые считались законом природы. Змеи могли обольстить — они были образцом чистоты, меняли свою кожу в зависимости от климата и условий среды.

Но Деметрий знал по опыту Панкрота куда могут завести эти изощренные проводники.

[Рис.]

Деметрий стоит на скалистом берегу, озирая морской простор.

И верится, что он найдет страну Сердца, населит ее игрушками времени, и никакой мистер Шельпи не помещает ему. Поймает свою Золотую рыбку, и будут у них свои рыбята, не знающие ни каменного плена Змеегора ни гнилых болот Куролешего. Они создадут свою сказку. А разве можно угадать сказку? Ее создаст жизнь.

[Рис.]

[Рис.] Звучит музыка рондо, ритмичная, как морской прибой.

Люди уходят в море

Море уходит к небу.

Небо уходит к звездам.

Звезды уходят в вечность.

Вечность уходит к людям.

А люди уходят в море...

Сказке не может быть конца.

"Стали жить да поживать" — прибаутка Цирцеи. Но сказку нельзя повторить с начала, предав забвению сделанное отцами, чтобы не повторить их ошибки и муки. Конец — это начало новой сказки.

Сказка будет затейливей — нет ни Змеегора, ни Куролешего, но очарование змей не менее губительно, чем взрывы и буреломы.

Смело топы-топы ножками вперед и дальше!

Найдите цель столь прекрасную, что ей и ради нее можно отдать жизнь. Но в сказке будьте реалистами, то есть желайте невозможного, иначе незачем посвящать ей жизнь. Иначе вы проживете "как черви слепые живут, ни сказок о вас не расскажут, ни песен про вас не споют".

Дети, я любил вас...

Вот почему я рассказал вам нашу сказку.

[Рис.] Но свою сказку мы не забудем, потому что мы в ней жили, мед-пиво и горе-беду полной чашею пили.

Было холодно и жарко.

Жизнь была крепка, как "Старка"

Не валяся с ног хмелели,

Песни радостные пели:

Друзья, запеним добрый эль,

Поставим грог на стол...

Пусть искрится любимый взгляд

Огнями хрусталя...

Миледи смерть, мы просим вас

За дверью обождать...

Звени бокалом, жизнь моя!

Гори любовь и хмель!

Эх, только бы не лечь сейчас

В морозную постель!

Впереди — большая речь:

Сказку надобно беречь.

И всегда, везде сумей

Разглядеть коварных змей.

Из романа Ф.Гладкова "Цемент"

И из моих воспоминаний детства, равного юности

Подколодные змеи

Днем город проваливался в тишину, а ночью умирал во мраке... И только по учреждениям да по улицам обыватели таинственно играли бровями при встречах. Слухи и сплетни летели по городу вместе с вихрями пыли, а ветер разносил неосторожные речи по предгорьям и ущельям, где под каждым кустом и камнем таился невидимый враг...

... Горы и леса кишат зверолюдом. Днем враги прячутся в темных зарослях и пещерах или гуляют по городу в масках друзей революции. Они — всюду: и в рядах бойцов, и в советских кабинетах, и в домах мирных, безобидных граждан... А наступает ночь — они выползают, распыленные мраком для предательских дел...

Как зачиналась сказка

В эти ночные часы я думаю о будущем. Наши дети будут представлять нас великими героями и создадут о нас легенды. Даже наши будни и наше голодное вынужденное безделие в производстве, вот это наше ночное дежурство возведут в степень, как говорят математики. Все это отразится в их воображении как эпоха героических подвигов и титанических свершений. И мы с тобой, маленькие пылинки масс, покажемся им гигантами. Прошлое всегда обобщается и возводится в степень. Потомки не будут помнить наших ошибок, жестокостей, недостатков, слабостей, наших простых человеческих страданий. Они скажут: Вот — люди, которые были насыщены силой и не знали преград... И когда я думаю об этом, мне немного стыдно и радостно за ту ответственность, которую мы несем перед человечеством... Меня давит будущее, наше бессмертие — слишком тяжелая ноша...

В болотом тумане

...это — не твое. Твое — это слишком мелко... Тут страшный водоворот. Надвигается еще более ужасная страда, чем гражданская война... Перед нами враг скрытый, который бьет не винтовкой, а всеми прелестями и соблазнами капиталистического торгашества... Выползает обыватель. Он начинает жиреть и перевоплощаться в разные формы. Он уже свивает гнездо себе в наших рядах и надежно прикрывается революционной фразой и всякими атрибутами большевистской доблести... Враг подлый, хитрый, неуловимый...

Присказка

Пусть же будет нам припевом

И окрошка, и пельмени,

Детский лепет и сонеты,

И Маршак, и сказки эти

Будет множество затей

Для больших и для детей.

И на всем своем пути

Не стесняйтесь быть детьми.

Будем петь и есть, и пить.

Смерть не будем торопить.

И уверен я в одном:

Раньше смерти не умрем.

Ну а если кто умрет,

Пусть живой идет вперед.

В жизни нашей много дела —

Нет прекрасному предела.

[Рис.] Навсегда пусть в нашем доме

Будет жить наш друг Вилема.