Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Гавриил Кротов

ВАСЯ

___________________________________________________No19.

Вася.

Это очень интересный человек. Он любит литературу, музыку, искусство, жизнь, но все это часто перемешивается с шрубостью и цинизмом.

Его зовут Вася. Правильное его имя Жорвас Иматдинович, но он сторонник упрощать все: шахматнуюпартию, периоды фраз, слова до аббревиатуров и даже чувства. Кажется даже, что он упростил свою внешность. А тело его упрощено до предела: у него нет левой ноги и руки, нескольких ребер, нижняя челюсть разбита осколком снаряда и выбиты все передние зубы. Девять ран искорежили его голову и тело. У него остались только красивые карие глаза, которые удивительно отражают любое его настроение: озорство, когда он "упрощает", тоску, когда он глядит за зону.

Судьба его тоже упрощена до схемы. После института, военно-морской школы, войны у него было 15 лет лагерей в Якутии, и сейчас 10 лет в лагерях инвалидов.

Я не изучаю его.

За что и как он попал сюда, мне не интересно. Это, очевидно, досконально известно следователю. Наверное известно и то, где он растерял руки, ноги, ребра, зубы.

Я знаю его по стихам. По ним я знаю, как формировалась жизнь.

Если писатели пишут повести в эпистолярной форме, то я дам очерк в стихах разных лет. Как они характеризуют его жизнь, суди сама.

Алым закатом все небо объято,

Не слышится шелест ветвей,

Лишь где-то в ракитах далеко, далеко,

Задорно поет соловей.

О чем же поешь ты, певец серокрылый?

Быть может тоскуешь о ком?

Иль будишь уснувшие грезы,

Согретые в сердце твоем.

Иль может о крае, куда улетаешь

В осенние скучные дни?

А может подругу свою вспоминаешь?

Соловушка, милый, скажи!

Замолк мой певец. Недопета осталась

Волшебная песнь соловья.

За омутом дальним лишь эхом раздалась

Последняя трель соловья.

14 лет. 1934 год.

Зима.

Белым саваном покрылася земля.

Потянуло, обжигая, ветерком.

Вновь пришла опять красавица зима.

Завихрилась вьюга знойная кругом.

Зимней сказкой заколдован темный бор.

В сон глубокий и беспечный погружен.

На ветвях застыл кристаллами узор.

Хитро сотканный волшебницей ковер.

Эх, ты, зимушка, красавица зима,

До чего же ты, плутовка, хороша.

Глади снежные глазами не объять,

Взор ласкают мне узоры перламутровы.

Ой ты, зимушка, позволь тебя обнять

И услышать голос твой в тиши предутренней.

16 лет. 1936 год.

Владимирка.

Я множество видел музейных вещей,

Но этого я никогда не забуду.

Из всех экспонатов ценней и милей -

Железа кандального груды.

Представилось мне, как в далекие дни

Их звон раздавался уныло.

Как с песней свободы на каторгу шли

Борцы за народное дело.

Тяжел и далек по Владимирке путь,

Набухший безмерно слезами,

Истерзанный воплем несчастных людей,

Изрытый, как пашня, цепями.

А сколько могил да крестов по бокам!

Кто знает, кого здесь зарыли!

Но мы никогда эту летопись дней

И стонов, и мук не забудем.

Встают из бессмертья России сыны,

Их лица огнем пламенеют.

Их мысли порывом геройским полны

Над буйными всходами реют.

17 лет.

Гюлиджан.

Встретив случайно в садах Гюлистана

Девушку смуглую лани стройней.

И запылало, как пламя пожара

Сердце джигита в груди молодой.

Припев: Сердце, ты уймись в своем порыве!

Сердце, ведь любовь не просто глупый бред.

Песней лебединой юности счастливой

На любовь любимая ответь.

Очи горят словно звезды эйлуги,

Косы, как змеи обвили весь стан.

Чудится мне, как у милой подруги

Бьется, клокочет любви океан.

И не забыть мне счастливых видений,

Огненных взоров, как та бирюза.

Что расплылися в огнях сновидений

Образом милым моя Фароза.

19 лет.

Моряк.

Не страшны нам моря, океаны,

В затуманенной дымкой дали.

Верхним курсом в далекие страны

Приплывают в волнах корабли.

Не скучай, не грусти, дрогой мой моряк.

Брось тревожиться, парень, напрасно.

Ведь любовь это тоже зажженный маяк,

Сам ты знаешь об этом прекрасно.

Пусть же светят тебе на пути огоньки.

Верь, что счастье сопутствует смелым.

Мы советской отчизны бойцы-моряки.

Свою храбрость докажем мы делом.

22 года.

***

На улице Тарнополя

Был ранен командир полка,

Упал на камни мокрые,

Сраженный пулею врага.

Враг яростно хлестал из пулемета,

Отрыжками хрипел тяжелый миномет.

Насмерть стояла наша рота,

Беря за дотом дот.

Чтоб вынести из боя командира,

Ползком пополз к нему сержант.

Какая из укрытия его толкнула сила?

Иль это действовал военный автомат?

Нет, не присяга из окопа его гнала,

Не пункт устава в сердце говорил.

Его бросало чувство человека,

А это большая из всех военных сил.

25 лет.

Брату Саше.

Оторванный войной от буднично-житейских дел,

Покинув стены института,

Ты, Александр, на фронт ушел

И пал от рук фашистского бандита.

Гвардии старшина.

Шел жаркий и упорный бой.

Враг яростно бросал колонну за колонной.

Разрывы мин, снарядов вой -

Слилося все в единый грохот грозный.

Здесь были смерть и зарево пожара.

Дрожа, ракеты разрезали мрак.

И вдруг на кромке тротуара

Мелькнула тень испуганных ребят.

Забывши тактику, опасность презирая,

Весь в копоти поднялся старшина.

И автомат в руке сжимая,

внезапно бросился туда.

Ночная мгла прикрыла путь героя,

Но луч прожектора порвал туманное кольцо.

И я увидел чудное, простое

Солдатское с улыбкою лицо.

Он мне казался бронзой, изваяньем.

Отбросивши с презреньем страх,

Он детям отдал все свое вниманье,

Держа их на натруженных руках.

А бой кипел. Разрывами снарядов

Дыбилась вкруг болезненно земля.

В огромном зареве пожара

На запд шла солдатская семья.

***

Пусть будет пухом жесткая земля

Для тех, кто нынче уж не с нами.

Для тех, кто выпил жизнь до дна,

Для тех, которые за дело умирали.

Ответ на письмо.

Простите, что это вот Вам написал,

Когда получил что-то вроде посланья.

Не знаете вы, как тогда я страдал

От вашего злого признанья.

Вы пишете мне, не жалея страниц,

О том, что разлука не все побеждает,

Что чувство не знает предельных границ,

Что всякая всячина в жизни бывает.

Что вам надоела такая судьба,

Измучала вас и повергла в сомненье,

Что мы безрассудно ошиблись тогда,

Когда подходили к такому решенью.

Что больше не надо бесцельно писать,

Расстраивать чувства, любовь и к тому ж

Хотите вы мне откровенно сказать,

Что есть у Вас новый прекраснейший муж.

Что любит он Вас нешутя, без предела,

Что с ним вы узнали счатливые дни.

А наша любовь уж давно пролетела,

Угасла, как гаснут во мраке огни.

И так без конца и без края в письме,

Одни лишь признанья и рвота людская.

А все потому, что случайно в огне

Сгорела бесследно любовь та большая.

Я тоже считал Ва когда-то женой

И долго я верил обману такому.

Зимою не знал, что уж ранней весной

Отдали Вы чувство и руку другому.

Пусть будет так. Не стоит вспоминать.

Зачем же нам друг друга мучать.

Не надо бы и этого писать,

Ведь доброму она Вас, верно, не научит.

1945.

***

Какое слово может быть нежней, чем слово мать!

Какой мелодией на сердце отзовется,

Когда мне время коротать

В тяжелом одиночестве придется.

Я представляю детские года:

Вот мать склонилась у постели

И сказки, сказки без конца

У далекой детской колыбели.

1946 год.

Колыбельная.

Спит малыш в колыбели,

Мама песнб поет:

"Скоро папа срок отбудет

Снова к нам придет".

Встретим мы его с тобою

У ворот вдвоем.

Сын, мой мальчик, спи спокойно,

Ночь уж за окном.

Твой отец на фронте бился

С немцем под Москвой.

В век тяжелый ты родился,

Сын мой дорогой.

А сейчас отец в домзапе

Думает о нас.

Тяжело ему бедняге

Одному без нас.

Скоро, скоро он вернется,

Недалек тот час.

Счатье снова улыбнетя,

Мальчик мой, для нас.

А пока усни, сердечный,

Песнб я спою.

Мой любимый, мой хороший,

Баюшки-баю.

1947 год.

Хан-вей. (Хан-вей и Ханыга - ветры в Якутии.)

Вей Ханыга!

Вей Хан-вей!

Смешивай дождь со снегом.

Сегодня в душе моей -

Кочевный разгул набега.

Иддилию чувств моих сдуй

Верность любви - это ложь!

И счастье non penis

Голой рукой не возьмешь.

К черту с мечтой феерической!

К матери античность Гомерову!

Осталась лишь гниль венерическая -

Культ красоты Венеры.

Искал я на улице в страшной грязи

Продажных - у бара.

Погоны, вино, рубли,

Угли любовного жара.

Так вей, клокочи, разметай

Стрелы возвышенных чувств.

Сегодня и Еве подол задирай

И волоки под куст.

Так вей, Ханыга!

Вей, Хан-вей!

Смешивай дожль со снегом!

Сегодня в душе моей

Выметены любовь и вера.

1950 год.

***

Я видел многое и пережил немало,

Еще готовит многое судьба.

Но как бы жизнь тебя не отнимали,

я не отдам, коль не уйдешь сама.

Вчера 10.5.59 г.

Теперь можешь его представить?

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова