Александр Мень

(Предположительно 30.11.86 г., запись не окончена.)

Общая исповедь

Итак, снова нас Господь собрал, чтобы мы могли принять участие в Его Тайной Вечере, с Ним соединиться, к Нему приблизиться — настолько близко, насколько мы можем по своей человеческой немощи. На самом-то деле это и есть главное, к чему стремится человек...

Есть закон тяготения, когда большие тела притягивают к себе тела маленькие. Это закон среди тел физических. Но есть великое тяготение Божьей любви: Господь — как единое солнце, которое к себе все притягивает, все существа, и конечно, прежде всего — человека. И человек-грешник, последний грешник, или праведник (верующий он или неверующий) — в равной степени все имеют в себе эту жажду — соединиться с Господом. Только один это понимает и отдает себе отчет, а другой не понимает, томится, находится в смятении, в неуверенности, не может объяснить себе, почему же ничто на свете удовлетворить его не может, почему, достигая какого-то результата, он все равно куда-то стремится, все дальше и дальше. И человек, настоящий человек, никогда не может успокоиться и остановиться, потому что беспредельно его стремление к Богу, к нашему Творцу. И в этом — вся тайна человеческой жизни, ибо Господь создал нас для Себя.

Но мы с вами, по великому счастью, по незаслуженной благодати получив ответ от Него, узнав, что же это за стремление в нашем сердце, куда оно нас влечет, — мы сегодня приходим и говорим: «Господи, Ты наша первая и последняя любовь, Ты Тот, ради Которого мы живем, в Котором живем, к Которому стремимся, Которым дышим». И вот ответ Господень: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные». А это все мы. «И Я успокою вас», дам вам покой сердца, мир сердца. Только Он один может дать покой нашей встревоженной бесприютной душе. Но раз мы это знаем, значит, мы должны пойти за Ним. Вернее, пойти к Нему навстречу. И когда выносится святая Чаша, и когда Господь устами Своего служителя говорит: «Приступите» — мы все идем и приступаем.

И вот пусть каждый из вас подумает: Господи, ведь ученики были первыми Твоими, кто приступили к святой Чаше, — и они были тоже слабы. И мы идем — еще слабее их. Уж если Фома сомневался, и если Петр отрекался, и если Иоанн и Иаков искали первенства, то мы-то с вами — как можем мы подойти к этой Чаше?

Многие учители Церкви размышляли, задавали себе вопрос — ответ точный не найден, — подошел ли к Чаше Иуда или нет. В Евангелии ясно не сказано. Скорее всего нет. Скорее всего, он ушел, прежде чем Господь взял эту Чашу. И в то же время могло и так случиться, что и он бы подошел. И это для нас горькое напоминание о том, что Господь говорит: придите все. И поэтому мы молимся: «Ни лобзания Ти дам, яко Иуда».

Тайна причастия заключается в том, что в этот момент мы призваны пережить Вечерю Господню, пережить полное с Ним соединение, пережить вхождение в Сердце Божие, в необъятное Сердце любящего нас Господа. И в это чистое сердце, горящее Сердце, полное любви к нам, мы входим, неся свою грязь, свою пыль, свой мусор, искаженные, обезображенные и недостойные. Согнутые бесконечными заботами и озабоченностями, отягощенные леностью своей, терзаемые изнутри то злобой, то страстями, то завистью. Господи, как можем мы к Тебе подойти и приступить?

Наша благодарность к Тебе велика, но чем же мы все-таки отплатили Тебе на самом деле? Что мы сделали, мы, христиане, любящие Господа, которые получили от Него все, — что мы сделали для Него? Мы имя Его предали позору. Мы звание христианское нарушили. Мы перед всеми людьми, с которыми нам приходится иметь дело, показали, что, оказывается, христианин — такое же жалкое и немощное и греховное существо, как и всякий прочий. Вот почему в Писании есть такие пронзающие обличающие слова, что из-за вас (повторяю: из-за вас) «имя Божие хулится у язычников». Это легко понять. Мы все знаем, что люди — наши родные, братья, сестры, соседи, сослуживцы, знакомые — все те, кто знают, что мы носим на теле Знак Христов, — все они смотрят: что же от нас исходит — добро или зло? Являемся ли мы все, мужчины и женщины, апостолами Христовыми среди людей? Нет, нет, и еще раз нет. Не апостолы, а посрамители веры, омрачители ее. Господи, прости нас, грешных.

Прости нас за то, что мы — верующие, у которых так мала вера; мы — молящиеся, у которых молитва тащится еле-еле; мы — церковные люди, которые не имеем ревности к Церкви, и саму Церковь, сам храм превращаем нередко в базар и в место пререканий, склок и взаимной неприязни. Мы, получившие Слово Христово о любви, забыли, что это такое, потому что постоянно полны зла, недоброжелательства, зависти, превозношения, гордыни, раздираемся мелкими ничтожными страстями, похожими на каких-то маленьких паразитов, которые изъедают нашу душу. Есть бактерия, которую называют палочкой Коха, от нее происходит болезнь туберкулез; глазом нельзя увидеть эту бактерию, только в сильный микроскоп можно увидеть эту палочку. Однако, когда она поселяется в легких у человека, она постепенно их разрушает — они кровоточат и человек погибает, если вовремя эту бактерию оттуда не вывести. Так и в нашей душе бесчисленное количество маленьких мерзких бактерий, которые все разъедают, все разрушают, если мы вовремя не спохватимся. Я почему привел <в пример> именно это маленькое существо? Потому, что оно самое опасное. Потому, что любой хищный зверь не так опасен, как невидимый глазу возбудитель чумы или еще какой-нибудь страшной болезни. Потому, что маленькие незаметные грехи проникают в нас тоже незаметно и начинают делать свою ядовитую работу. Господи, прости нас, грешных.

Мы заражены духовно, греховно зачумлены... Нас изъела душевная проказа. И вы все знаете хорошо, что я здесь не преувеличиваю, потому что куда мы ни шагнем: сделаем хорошее — тут же у нас гордыня, ошибемся — тут же у нас отчаяние. Поступаем всегда, исходя только из самолюбия, самости, эгоизма. Господи, прости нас, грешных.

<Мы —> косные, невоздержанные на язык, невоздержанные на чувства, очень легко поддающиеся раздражению, пустому возмущению. Вечно клокочет у нас в душе какое-то мелкое недовольство всеми и всем, что нас окружает. Поэтому мы как бы погружены вот в этот раствор грязи, и в нем живем и не вылезаем, и так привыкли, что нам хочется уже этого, хочется в этой заразе жить. Опять я не преувеличиваю. Вспомните, как иногда хочется обидеться, хочется поссориться. Мы сами провоцируем и вызываем какие-то столкновения, семейную брань, взаимное недовольство. Больше того, мы начинаем уже скучать, когда у нас все тихо и мирно. Вот, значит, какая пустая душа, просто пустая, которая не может жить в мире, ей требуется вот это гадкое развлечение в виде угрызания друг друга. Господи, прости нас, грешных.

И ведь мы не в лесу живем, не дикие люди. Все нам дано — Слово Божие, таинства Церкви, которые нас могут оживотворить, как только мы того захотим. Но мы к этому нерадивы. Человек, который вложил Священное Писание себе в сердце, — тот сразу ясно знает, как ему поступить. Человек, который читает его, раз в месяц заглядывая, — как он может знать? Что ж он будет, каждый раз снимать книжку с полки и смотреть, где ж тут сказано, как мне сделать, так или иначе? И, конечно, ничего он сразу не найдет. Не знающий Слова Божия его ввести в свою жизнь не в состоянии. То же самое касается и богослужения. Мы ходим годами и иногда не знаем, о чем читается, о чем поется, для чего все это делается. Прости нас, Господи.

Наше участие в храме — это наша общая молитва. И я уже неоднократно говорил вам, что таинства Церкви, в том числе самое великое таинство — освящение святых даров, литургия, евхаристия — совершаете вы сами руками священника. И каждый раз, и не было уже почти ни одного случая, чтобы в момент, когда мы молимся от вашего лица, призывая Дух Божий на Святые Дары, на Престол, на всю собравшуюся Церковь, люди не начинали бы ходить, разговаривать, передавать свечи, даже просто выходить из храма по какой-то нужде... Можно подумать, что освящение святых даров идет 10 часов, что уже не хватило никаких сил. Оно всегда, даже при самом протяжном пении, занимает не больше 10-15 минут. И если мы относимся к нему так неблагоговейно, то это от невежества. А невежество нам, живущим здесь, где полно храмов, верующих людей, грамотных книг — все есть, только ничем не пользуемся. Нам это непростительно. Господи, прости нас, грешных.

Но вот также, когда мы приходим в храм, наш долг его поддерживать. И мы иногда забываем о том, чтобы, скажем, взять просфору. Просфора по-гречески это приношение, приношение Церкви. Когда вы заказываете просфору, это несколько копеек, но это Ваше приношение в Церковь, это есть ваш церковный долг. А нам кажется, что это нечто необязательное. Нашими руками мы держим и содержим наш дом молитвы... И там, где люди действуют сознательно, им даже ничего этого не нужно <напоминать>, они сами все делают. У нас для нашей немощи так введено, что, когда ты подаешь записку о своих — живых, умерших, ты приносишь малую жертву, ничтожную жертву, для того, чтобы внести свой маленький, посильный вклад, свою лепту в храм Божий. И к этому мы тоже небрежны. Вот так и получается: к храму — небрежны, в молитве — косны, к добру — ленивы, ко злу — легко очень расположены, всегда готовы всякое зло принять, оно прилипает к нам со всякой быстротой. Господи, прости нас, грешных.

Вот и еще раз теперь взглянем, что ж такое у нас выходит. Когда Господь зовет нас на трапезу, мы все идем: хромые духовно, кривые, сухие, гноящиеся, прокаженные — просто духовный какой-то лазарет. Вот что мы из себя представляем. И это есть воинство Христово, стадо Божие, это лучшие люди, которые должны бы светить миру, чтобы люди сказали: вот каковы христиане. И это наш позор, это наша печаль и это наш грех перед нашим Господом и Спасителем.

И остается только чудо, великое чудо Его любви, что Он принимает нас полуживых, больных духовно, и продолжает говорить: придите ко Мне. Придите ко Мне не только труждающиеся и обремененные, но и обремененные своими грехами. Я снова принимаю вас — с неистощимым терпением, с неистощимым милосердием с неистощимой щедростью. Господь вновь зовет сегодня всех вас. И вот мы приходим и говорим: Господи, допусти, сделай нам Тайную Вечерю сегодня не в осуждение...