|
К оглавлению
Е.В.Демидова
Ненасильственная компонента революции 1905 года.
Еще из советских школьных учебников известно о революции 1905 г. как о "первой буржуазно-демократической
революции" в России. Она пробудила "к сознательной политической борьбе" миллионы рабочих и десятки
миллионов крестьян и обогатила трудовой народ неоценимым революционным опытом, подготовив тем самым условия для
победы второй буржуазно-демократической революции - в феврале 1917 г. В советской историографии привычными являются
положения о том, что русская революция была школой классовой борьбы и пополнила ее арсенал такими новыми средствами
борьбы как всеобщая политическая стачка и вооруженное восстание. Декабрьское восстание традиционно считается вершиной
революции 1905 г., в котором пролетариат проявил наибольшую сознательность в то время, как либеральная буржуазия
во главе с партией кадетов обнажила свою контрреволюционную природу и доказала на практике неспособность буржуазии
возглавить борьбу масс за демократизацию общественного и государственного строя.
Но это не единственный взгляд на происходившее в России в 1905-1907 гг. В несоветской историографии и политической
теории достаточно распространен другой образ революционных событий 1905 г. как процесса по преимуществу ненасильственного
сопротивления.
Революция 1905 г. Общая характеристика
Любая революция обычно воспринимается людьми, по крайней мере участвующими в ней, как борьба с несправедливым
социальным порядком, борьба за восстановление попранных прав - как борьба со злом, носителем которого считает
и чаще всего действительно является таковым государственный аппарат со всей системой организованного насилия.
Такое понимание целей революционной борьбы с особой остротой ставит вопрос о методах и формах сопротивления; и
революционная борьба как борьба с внешними, силовыми средствами противопоставляется борьбе внутренней, духовной.
Этот вопрос был чрезвычайно актуальным для российской общественной мысли и публицистики начала века.
Стремление к духовному, внутреннему противостоянию злу как идеал непротивленцев - последователей Л.Н.Толстого
было укоренено в традиции славянофильства. Эта идеология основывалась на отрицании государственной и право-организованной
жизни вообще, возврате к жизни общинной. Известно, что славянофилы 40-х годов усматривали в слабости внешних правовых
норм и даже в полном отсутствии внешнего правопорядка в русской общественной жизни положительную, а не отрицательную
сторону. Так, по К.Аксакову, русский народ пошел путем "внутренней правды"1, и для него любая правовая
гарантия, выражающая необходимость подчинения царству мира сего есть зло. Как считали славянофилы, русскому народу
всегда требовалась содержательная наполненность любого представления или общественного установления; он всегда
признавал безусловную ценность внутренней свободы, вдохновлялся идеей осуществления Царства Божьего на земле и
совершенно не понимал необходимости выражения этого содержания в конкретных формах государственности и права,
обеспечивающих необходимый минимум свободы и суверенности личности и служащего определенным гарантом для реализации
внутренней правды и свободы.
Обосновывая ненужность для России государственного устройства, Л.Н.Толстой писал о сопряженности всякого стремления
к власти с насилием. "Русский народ всегда смотрел на власть не как на благо, к которому свойственно стремиться
каждому человеку..., но смотрел всегда на власть как на зло, от которого человек должен устраняться. Большинство
людей русского народа поэтому всегда предпочитало телесные бедствия, происходящие от насилия, чем духовную ответственность
за участие в нем... и предпочитает подчинение насилию борьбе с ним или участию в нем"2. Поэтому, чтобы изменить
свою жизнь и способствовать увеличению добра в мире главным средством должна быть не борьба, а неповиновение.
Л.Н.Толстой призывал русский народ не повиноваться требованиям участия в каком бы то ни было правительственном
насилии, не давать добровольно податей, не служить добровольно ни в полиции, ни в армии, ни в администрации, таможне,
войске, флоте. Он считал, что расстрел 9 января 1905 г. в достаточной мере показал насильническую природу всякой
власти, и после него народ, осознав силу неповиновения, целиком откажется от государственного устройства и вернется
к общинной христианской жизни. Для Л.Н.Толстого очень важным является различение между подчинением насилию и повиновением
ему. Истинный христианин, по Толстому, не может не подчиняться без борьбы всякому насилию, но не может и повиноваться
ему, т.е. признавать его законность. Отказываясь повиноваться несправедливым законам, созданным людьми, вступающие
в борьбу, ищут поддержки в "высшем законе". Только исполнение тех законов, которые установлены Богом,
было для Л.Н.Толстого выражением непротивления и истинной жизни.
Совершенно другое отношение к средствам преобразования общественной жизни было у представителей радикальных партий,
например, социал-демократов и эсеров, полностью разделявших идею о необходимости коренного социального переустройства
во имя установления общества добра и справедливости.
Конечно, все многообразие позиций, определяющих выбор средств борьбы не исчерпывается этими двумя направлениями.
Между толстовством, отрицавшим всякие реформы и любые формы представительной власти, и максималистами (радикальным
крылом партии эсеров), абсолютизировавшими террор, существовало множество промежуточных позиций. Например, либералы
настаивали на постепенном реформаторстве государственного строя; те же большевики говорили о сочетании легальных
и революционных (вооруженных) способов достижения своих целей. Принимая во внимание наблюдения Л.Н.Толстого о
связи стремления к власти с насилием, интересно отметить, что те силы в революции, которые стремились в первую
очередь к установлению справедливости и возвращению человеку его исконных прав, были противниками всякой крови
и насилия. К этому направлению, без сомнения, можно отнести весь либеральный лагерь освободительного движения3.
Те же политические силы, которые стремились к завоеванию (крайние левые партии) или к сохранению (реакционные
монархические партии) власти, в своей деятельности опирались на вооруженные методы борьбы.
Для того, чтобы более полно определить характер и роль различных социальных сил в этой освободительной борьбе,
необходимо напомнить, что это была за революция. Обращаясь к исследованию ненасильственной компоненты событий
тех лет, более последовательно представляется периодизация, в которой революция начинается с Банкетной кампании,
а заканчивается принятием Манифеста 17 октября. Такая точка зрения является достаточно распространенной в зарубежной
историографии, тогда как традиционным для советской историографии началом революции является Кровавое воскресенье
9 января, а окончанием - установление Третьеиюньской монархии, так как считается, что манифестом 17 октября не
были удовлетворены требования крестьян о земле и рабочих о 8-часовом рабочем дне. Но именно эти требования крестьян
и рабочих не были удовлетворены и в ходе февральской буржуазно-демократической революции 1917 года.
Руководящей силой освободительного движения, согласно первой интерпретации, выступала либеральная общественность,
состоявшая из представителей крупной и средней буржуазии, буржуазной интеллигенции, обуржуазившихся помещиков,
земских и городских деятелей. Она же являлась главным носителем ненасильственной направленности деятельности сил
сопротивления. Либералы приступили к полулегальной борьбе за социальные преобразования в октябре 1904 г. проведением
Банкетной кампании. (Так называемая Банкетная кампания была шагом к самолегализации "Союза Освобождения",
существовавшего на нелегальном положении с 1902 г.). Первый банкет состоялся в Петербурге 20 ноября 1904 г. под
председательством известного писателя В.Г.Короленко. Банкет был посвящен 40-й годовщине юридического установления
действующей системы судов и собрал до 650 литераторов, ученых, врачей и других представителей "либеральных"
профессий. План освобожденцев заключался в следующем: организовать в этот день банкеты в Петербурге, Москве и
других городах, во время которых составить конституционные и демократические резолюции в гораздо более решительном
тоне нежели те, которые могут быть предложены со стороны конгресса земства и муниципальных лидеров. Эти резолюции
призывали к избранию национальной, народной ассамблеи и созданию демократической конституции. Банкетная кампания
задала форму возможного социального протеста. Проведение закамуфлированных собраний, митингов, съездов с принятием
противозаконных резолюций стало одной из самых распространенных форм борьбы в недемократической, монархической
России вплоть до принятия Манифеста 17 октября.
В требованиях гражданских прав и свобод (свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, собраний,
совести в делах религии, равенства всех без исключения перед законом, свободы союзов и собраний) и либеральная
интеллигенция, и рабочие, и крестьянство были единодушны. Таким образом, основные демократические требования общественности
Манифестом 17 октября были удовлетворены и свободы были провозглашены. Другое дело, как они реализовывались последующими
законодательными актами. Многие из прав и свобод в действительности были затем значительно ограничены. В основном
это касалось политической деятельности крайних левых сил, по отношению к которым правительство под председательством
П.А.Столыпина заняло крайне жесткую позицию в особенности после разгона II Государственной Думы.
Манифестом предусматривались и изменения в сфере политического управления. Население, пусть с определенными ограничениями,
получило возможность участия в представительных органах власти, и это был огромный шаг вперед в социально-политическом
развитии России - действительным завоеванием освободительного движения.
Конечно, требования крестьян о земле, а рабочих о восьмичасовом рабочем дне не были удовлетворены. Но победа 17
октября открыла новые возможности для легальной борьбы: создание рабочих союзов, рабочей прессы, различных учреждений
для рабочих, выдвижение рабочих депутатов в новый буржуазный парламент. Причем голос рабочих был достаточно авторитетен,
так как высокие нравственные качества - самоотречение и самопожертвование, а также отважная решимость рабочих
в деле отстаивания гражданских прав и свобод были общепризнанны.
Созыв Думы позволил и крестьянству, составлявшему большинство населения России (77,1%, а в Европейской части России
- 84,2% населения), вести дальнейшую борьбу за решение земельного вопроса законным путем. Крестьянство не ставило
целей свержения самодержавия или хотя бы ограничения его. Им руководило стремление сказать "свою мирскую
думу, всю правду, как благоустроить родную землю"4. Этот путь означал бы мирное, "профессиональное"
течение дальнейших событий. Но поскольку руководство рабочим и крестьянским движением сосредоточивалось в руках
крайних представителей интеллигенции - социал-демократов и социалистов-революционеров, оно в конце концов склонилось
к другому пути - вооруженной революционной борьбы. Силы, которые хотели преобразовать общество с помощью террористических
актов и всеобщего вооружения народа пытались доказать эффективность именно вооруженной борьбы и привлечь на свою
сторону как можно больше сторонников. Однако ежегодные данные о количестве стачечников как раз свидетельствуют
о том, что с принятием Манифеста политическое противостояние властям пошло на убыль - при одновременном переходе
радикальных партий к открытому военному сопротивлению5.
Основные силы революции
Условием, гарантирующим достижение целей в любой борьбе, и в ненасильственной в том числе, является его массовость
и организованность. Многие историки считают, что успех освободительного движения был обеспечен тем, что практически
все, участвующие в нем, выступали единым фронтом. Западная историография выделяет две силы революции - народ (общество)
и бюрократия (правительство)6. Формирование сильного единого фронта стало возможным благодаря все более осознаваемому
желанию народа внести коррективы в государственную политику, оказать содействие царю в справедливом управлении
государством.
Одним из факторов, свидетельствующих о начавшемся противостоянии властям и о появлении не поддерживавших и не
сотрудничавших с властью лиц, было увеличение организаций, цели которых, с точки зрения существоваших законоуложений,
не были лагитимными. Если учесть то обстоятельство, что в России до октября 1905 г. не существовало свободы слова
и собраний, то не только преследование политических целей, но и сам факт участия в какой бы то ни было организации
был противозаконным и мог повлечь за собой применение определенных санкций со стороны правоохранительных органов.
Готовность быть подверженным наказанию свидетельствовала о росте сознательности населения России, пришедшего к
пониманию несправедливости существовавшего общественного порядка, оскорблявшего честь и достоинство людей.
До 1905 г. в России на нелегальном положении существовали: "Союз Освобождения", партия социал-демократов
и партия социалистов-революционеров. Формирование "Союза Освобождения" происходило вокруг издаваемого
П.Б.Струве за границей журнала "Освобождение" (1902 г.), учредительные съезды "Союза Освобождения"
проводились в 1903-1904 гг. также за границей. Эта организация была основана как тайное политическое общество.
Она объединяла, с одной стороны, представителей земства, выражавших интересы землевладельцев, и с другой стороны,
движение либеральной интеллигенции. Журнал "Освобождение" своей целью ставил организацию "упругого
общественного мнения" и направление его в русло демократического либерализма и организованной оппозиции.
Члены "Союза" хотели воздействовать на правительство в смысле изменения сначала режима, а потом и формы
правления. Основатели "Союза Освобождения" заявляли, что их орган не будет революционным, не будет требовать
великого переворота. Члены "Союза" владели большинством легальных органов печати, как столичных, так
и провинциальных, что значительно облегчало выполнение поставленной задачи и позволяло акцентировать внимание
общественности всей России именно на необходимости пореформенного, ненасильственного преобразования страны. Помимо
издания журнала деятельность "Союза" выражалась в созыве земских съездов, которые проводились нелегально.
В отличие от членов "Союза Освобождения" социал-демократы и социалисты-революционеры видели свои цели
в организации общественных сил. Социал-демократическая партия, уже разделившаяся с 1903 г. на большевиков и меньшевиков
также существовала на нелегальном положении. Как известно, завоевание власти с помощью вооруженного восстания
было основной программной целью большевиков. Требования меньшевиков были более приближены к общелиберальным -
они настаивали на гегемонии и диктатуре буржуазии, достигаемой путем реформ и соглашений.
Мелкобуржуазная партия социалистов-революционеров возникла в конце 1901 г. Своей основной задачей она считала
низвержение самодержавия и придерживалась тактики индивидуального террора и захвата казенного имущества.
Что касается численности этих организаций, то в условиях сплошной конспиративности вряд ли она могла быть значительной.
Наиболее влиятельным к началу 1905 г. был "Союз Освобождения". Именно освобожденцы первыми установили
отношения с Георгием Гапоном, возглавлявшим легальные организации рабочих Петербурга, и поведшего за собой народ
9 января 1905 г. к царскому дворцу с требованием начать диалог царя с народом. Они информировали гапоновское окружение
о политической обстановке и целях "Союза Освобождения", в то время как большевики и меньшевики недооценивали
гапоновское движение. Освобожденцы выступили с инициативой разворачивания профессионального движения в России,
в рамках которого и происходила дальнейшая организация и сплочение сил оппозиции, росло число профсоюзов и число
участвующих в них. Проведение различных акций солидарности, протеста, несотрудничества было важным фактором увеличения
силы этих организаций, степени их независимости.
Профессиональное движение в России 1905 г. имело свои особенности. Это были широкие беспартийные организации без
строго выработанной программы, но зато с определенной политической платформой. Массовый рост числа профсоюзов
происходил в марте-апреле 1905 г. Сначала возникли объединения среди представителей более образованной части общества
- в терминологии тех дней, "менее демократические"; а затем "более демократические", т.е.
более массовые, состоящие в основном из представителей народа - крестьянский, железнодорожный и другие союзы.
Ядро этих новых организаций составляли оппозиционные элементы русского общества, стремившиеся использовать профессиональные
объединения в целях борьбы с отживающим строем. Ни одна из этих организаций не носила специально профессионального
характера. Профессиональные рамки скорее служили только средством объединения и облегчали вербовку членов. К тому
же стесненные условия русской жизни не допускали никаких свободных проявлений потребностей общества и вынуждали
прибегать к полулегальным формам профессиональных организаций.
Оторванность русского правительства от народа и полный крах всего государственного механизма создавали условия
для единения всех оппозиционных и вообще прогрессивных сил на одной платформе. В своих политических требованиях
вновь образующиеся организации были очень близки. Основным лозунгом 1905 г. было требование созыва Учредительного
собрания. Почувствовать свое единство и растущую силу представителям различных сословий позволил собравшийся 8-9
мая в Москве съезд представителей всероссийских профессиональных союзов, на котором присутствовали 60 делегатов
от 14 союзов. Здесь был создан Союз Союзов, объединявший все основные союзы и возглавивший дальнейшее профессиональное
движение.
Происходивший рост властной силы у оппозиции естественно приводил к уменьшению силы у правительства. На протяжении
всего этого периода государственные власти лишались одного за другим источников своей силы. Снижение авторитета
властителей вело к разрушению веры в действенность и справедливость власти в глазах подданных: власть уже не казалась
такой устойчивой. Правда, положение спасала привычка к вере в монархическое правление в России, которая позволяла
подданным сохранить убежденность в легитимности монархической власти. Это, безусловно, поддерживало и усиливало
последнюю.
Отношение правительства к союзам было различным. Деятельность так называемых "недемократических союзов"
- земцев, инженеров, чиновников оставалась фактически безнаказанной. Например, пытаясь запретить встречи союза
инженеров, власти обращались к тем же методам, что и во время банкетной кампании, ограничиваясь лишь изданием
запрета к администрации ресторанов, в которых должны были проходить собрания. Часто полиция угрожала членам союзов,
но впоследствии не приводила эти угрозы в действие. Это внушало членам союзов и окружающим мысль о том, что власть,
прибегающая к таким мелким приемам, слаба, и сама боится роста организованности и силы профсоюзов. Эти союзы были
оторваны от масс и не могли быть обвинены ни в руководстве забастовками, ни в помощи вооруженному восстанию. А
на требование созыва учредительного собрания правительство закрывало глаза, если оно подкреплялось лишь резолюцией,
а не революцией.
Преследования членов различных союзов начались в июле. Основная тяжесть полицейских репрессий обрушилась на "демократические"
союзы - крестьянский, почтово-телеграфный, железнодорожный. Полицейские репрессии и возбуждение уголовного преследования
против членов союзов еще больше внушали их членам и всем остальным уверенность в собственных силах союзов.
18 февраля царь издал Высочайший Манифест, Высочайший Рескрипт и Высочайший Указ Правительствующему Сенату, в
которых призвал всех русских людей сплотиться вокруг Престола и соединиться в одолении внешнего врага и в искоренении
крамолы. Было высказано намерение привлекать облеченных доверием народа людей к участию в разработке и обсуждении
законодательных предположений. Российская общественность была приглашена высказываться по вопросам государственного
благоустройства. В результате выхода этих трех документов у всех слоев общества появилась надежда, что от правительства
можно ожидать общего обновления государственного строя в России и дарования гражданских свобод. Более того, на
правительство и возлагались основные надежды.
Правительство же бездействовало. До середины лета волнениями были охвачены только крестьяне и рабочие, не имевшие
крепких организаций. Правительство было уверено, что армия была далека от революционных веяний и в случае необходимости
может быть использована для подавления этого движения.
Однако уже к концу лета неспособность справиться с пробудившимся народом стала очевидной и проявлялась разнообразно.
Достаточно указать на принятие царем депутации земского съезда 6 июня 1905 г. Главой депутации был князь С.Н.Трубецкой,
который находился в это время под следствием в качестве обвиняемого по ст.126 Уголовного Уложения (смута), т.е.
по обвинению в государственном преступлении. Прием делегации в таком составе (кроме С.Н.Трубецкого в нее входили
"неблагонадежные" Ф.И.Родичев, И.П.Петрункевич и Д.И.Шипов) свидетельствовал либо о том, что правительство
решило идти по новому пути и признать действительными выразителями желаний русской земли тех, кого оно еще вчера,
а формально и сегодня, считало государственными преступниками, либо же о том, что, наоборот, оно не желает изменять
своей политики более, чем оно будет вынуждено сделать это под давлением прямой силы. Правительство не решилось
порвать с земскими группами и вынуждено было допустить прием делегации от не разрешенного правительством земского
съезда.
Правительство расписывалось тем самым в собственной слабости. Выяснилось, что сил бороться с освободительным движением
у него нет, что против организованных сообществ оно уже ничего сделать не может, не может даже положиться на армию
и флот. Под сомнение ставился еще один источник силы правительства - возможность контролировать положение, использую
санкции. Если армия и флот неблагонадежны, то кто же будет принуждать подданных повиноваться, и кто будет наказывать
их. А солдатские массы уже к середине лета стали неблагонадежными. Если с января до середины июня было 34 солдатских
выступления, в июне происходит вооруженное восстание на броненосце "Потемкин", то осенью было уже 195
выступлений, из которых 62 - вооруженных. Основными методами протеста солдат были политическая стачка, создание
солдатских комитетов, советов солдатских депутатов. Но в силу своего особого положения, владения оружием, и все
распространявшейся пропаганде и агитации со стороны членов радикальных партий, к осени число вооруженных выступлений
среди матросов и солдат увеличилось. К концу же года солдатские выступления проходили в основном под политическими
лозунгами.
Большевики приветствовали каждое применение оружия и пытались направить своих агитаторов и организаторов во все
точки, где возникала вооруженная борьба. Например, большевик М.И.Васильев-Южин вспоминал о том, как при известии
о восстании на "Потемкине" он был немедленно командирован В.И.Лениным в Одессу для того, чтобы использовать
вспыхнувшее восстание для захвата города. В.И.Ленин настаивал на том, чтобы в крайнем случае не останавливаться
перед бомбардировкой правительственных учреждений. И уж конечно, вооружать рабочих и крестьян и призывать их к
захвату помещичьих, церковных и других земель. В процессе восстания к "Потемкину" присоединился броненосец
"Георгий Победоносец". К моменту прибытия М.И. Васильева-Южина в Одессу "Потемкина" уже не
было в порту. На якоре стоял "Георгий Победоносец". Оценивая восстание на "Георгии Победоносце",
большевик сетовал на то, что среди матросов было много колеблющихся и они, оказывается, только "арестовали,
а не уничтожили командный состав"7.
К августу, практически все участники освободительного движения были убеждены, что правительство ничего обществу
дать не намерено и употребит все, вплоть до таких непозволительных средств, как погромы, для подавления освободительной
борьбы. Противники самодержавия противопоставляли репрессиям правительства в основном ненасильственное сопротивление.
К этому времени авторитет царского правительства значительно упал, все меньше людей готово было с ним сотрудничать.
В то же время число его противников неуклонно возрастало, в том числе тех, которые активно участвовали в различных
формах сопротивления, включая забастовки, митинги, мятежи. Например, на Учредительном съезде Всероссийского крестьянского
союза, нелегально прошедшего 31 июля в Москве, был выдвинут ряд требований. В случае отказа правительства удовлетворить
эти требования было решено прибегнуть к пассивному сопротивлению - неплатежу податей. Опора власти - послушные
подданные - становились непослушными. По мере увеличения числа вовлеченных в борьбу людей росла их сплоченность.
Крестьянский съезд собрал более 100 представителей от 22 губерний и определил общие цели своей борьбы. Крестьяне
понимали, что их сила - в единстве. Представители Владимирской губернии выразили презрение черносотенцам и благодарность
интеллигенции. Они считали, что именно союз народа и интеллигенции создаст силу, которую невозможно одолеть8.
Делегаты не высказывались за демократическую республику и считали, что Учредительное собрание может быть созвано
самим правительством без вооруженного давления восставшего народа. Очевидная ненасильственная направленность всех
решений крестьянского съезда в особенности обнаружилась в том, что одной из целей своего объединения крестьянский
союз считал удержание крестьян от разгромов помещичьих и государственных владений.
В ноябре 1905 г. состоялось уже легальное совещание Всероссийского крестьянского союза. Съезд заявил, что неудовлетворение
требований крестьян приведет ко всеобщей земледельческой забастовке в союзе с городскими рабочими и выразил протест
против репрессий в отношении восставших кронштадтских матросов и солдат, которым угрожала смертная казнь. Свою
мирную направленность крестьянское движение сохраняло и дальше, после перехода революции в насильственную фазу.
Так, в апреле 1906 г. накануне открытия I Государственной Думы крестьянские депутаты- трудовики заявили о том,
что представляя трудящиеся массы, они посланы в Думу с поручением добиться для народа свободы, права и земли мирным,
законным путем. В правовой части своей программы трудовики высказывались за отмену смертной казни.
Параллельно с крестьянским движением развивалось и крепло рабочее движение. Рабочие стремились к легальной организации,
о чем свидетельствовала популярность гапоновского движения, а также многочисленные просьбы рабочих к властям после
Кровавого воскресенья вновь разрешить рабочие собрания. Эту тягу рабочих к организации использовали большевики,
правда, они исходили из приоритета нелегальных форм объединения.
С целью усиления влияния на рабочее движение большевики собрались в Лондоне на III съезд РСДРП. Надо сказать,
что выработанная ими на съезде тактика революционной борьбы в какой-то части, несомненно, содержала элементы ненасильственного
сопротивления, например, все то, что касалось легальных возможностей для популяризации своих идей, агитации и
организации своего движения. На том же съезде был сформулирован тезис о необходимости союза рабочих и крестьян,
и деятельность, развиваемая в этом направлении, способствовала сплочению оппозиционных сил. Однако в качестве
своей первоочередной задачи они провозгласили подготовку к вооруженному восстанию.
Многочисленные съезды врачей, учителей, инженеров и т.п. вовлекали в движение протеста образованные средние слои
общества. Интеллигенция принимала активнейшее участие в борьбе, вела большую пропагандистскую работу в рамках
как либерального, так и революционного движения.
Даже средняя школа пришла в движение. Здесь основными формами выражения протеста были - забастовки, химические
обструкции (запуск петард, разливание пахучих жидкостей в школьных помещениях с целью прекращения занятий), чрезвычайные
общие собрания учащихся, сходки, подача петиций, полное или частичное игнорирование правил школьной дисциплины
и учебного распорядка (свист, пение, шум, курение на улице). Очень распространенным явлением было "снятие"
учеников, которое выражалось в том, что ученики одной школы или гимназии, прекратив занятия, шли к другому учебному
заведению и "снимали" его учеников с занятий. Самым неприятным для местных властей было то, что учащиеся
начали действовать "скопом". Учащиеся боролись как за решение своих местных школьных проблем, так и
выставляли общие политические требования. Например, учащиеся Новочеркасской женской гимназии требовали признания
за ученицами личности, а Красноярской женской гимназии - уважения в ученицах человеческого достоинства и настаивали
на большей свободе личности в области духовной жизни. Среди учащихся, в силу юношеского максимализма более популярными
были радикальные партии с их лозунгами личного самопожертвования во имя свободы народа.
Очень важным моментом для осознания причин, сделавших крайние левые партии достаточно популярными в народе, было
принятие "Временных правил" об автономии университетов, которые были приняты 27 августа 1905 г. Раскрыв
двери учебных заведений для обсуждения политических вопросов, правительство позволило народу ощутить вкус свободы.
12 октября царь издал Правила о собраниях, в которых разрешалось проводить собрания с уведомлением и присутствием
представителей власти. Но они уже не могли оказать никакого влияния на события. Месяц митингов в вузах приучил
людей к совершенно свободным народным собраниям без полицейской цензуры. У всех было такое впечатление, что правительство
не только не дало ничего, а наоборот, стремится отнять кое-что из того, что народ уже имеет и считает завоеванным
собственными усилиями. Крайние партии всегда говорили, что правительство по своей воле ничего давать не желает
и уступит только силе. В октябре же они прямо стали призывать народ к применению силы против правительства, мотивируя
это тем, что слабость правительства не позволит ему выдержать организованного натиска. Сам факт проведения несанкционированных
- революционных - митингов служил для них доказательством того, что только силой народ сможет отвоевать у правительства
свои права. Правила о собраниях от 12 октября были истолкованы как компромисс, на который пошло правительство,
не решаясь совершенно запретить то, чего народ добился самостоятельно, помимо его власти - политических собраний,
но и не давая полного права их свободного проведения. По всеобщему убеждению, правительство обнаружило этим свою
слабость и неискренность - как раз то, что утверждали о нем крайние партии. С катастрофическим падением престижа
власти подскочил авторитет революционных партий. Вопрос о митингах был их крупной победой, в сущности, отдавшей
в их руки почти все дальнейшее движение. С этого момента движение из освободительного стало чисто революционным.
Вторым важным следствием проводившейся правительством политики в вопросе о митингах было возвышение в глазах народа
революционных деятелей, в первую очередь рабочих, а также и не менее активных студентов. Особое уважение в глазах
народа снискали порядок и дисциплина, почти всегда царившие на митингах, и поддерживаемые их организаторами и
самими участниками.
Очень многие землевладельцы, крупная и мелкая буржуазия также находились в оппозиции правительству, власть которого
таким образом лишалась своей социальной базы. Большинство служащих, инженеров, юристов и других специалистов,
обслуживающих стратегически важные для существования любого государства сферы жизнедеятельности, широко поддерживали
оппозиционное движение. Росла их способность выражать свое неодобрение и отказываться от сотрудничества. Интересен
следующий факт. Когда начались судебные преследования против отдельных адвокатов за их участие в профессиональных
союзах, Центральное бюро Союза Союзов выработало формулу "присоединения об одинаковой ответственности".
Согласно этой формуле, сотни инженеров и юристов подали заявления в Жандармское Управление о том, что они тоже
являются членами союзов и заслуживают такого же наказания. Люди продемонстрировали готовность пожертвовать своей
свободой ради общего дела. Эта акция была успешной - уголовные дела были прекращены вследствие невозможности посадить
всю адвокатуру страны на скамью подсудимых.
По мере перетекания силы в руки представителей освободительного движения увеличивалась степень влияния организаций
оппозиционного фронта на социальные силы общества и контроль за ними. После образования Союза Союзов следующим
шагом в организации контроля этих сил было создание Советов во время Всеобщей октябрьской стачки, органов, которые
имели реальную власть и по силе могли сравниться в те дни с царским правительством. По мнению современника, крайние
партии потеряли бы значительную часть своего престижа, если бы массы, тотчас после опубликования Манифеста увидели,
что правительство действительно решило пойти по новому пути, что оно идет по нему9. Но правительство думало по-своему.
Оно делало вид, что ничего не видит и не замечает. В период с Октябрьской стачки до Декабрьского вооруженного
восстания в стране выходили беспрепятственно самые революционные газеты и журналы. Они не встречали никакого противодействия
и не вызывали ни судебных, на административных репрессий. - Правительство "просто" перешло к тактике
погромов. В течение четырех дней после принятия Манифеста было разгромлено более 200 городков и местечек, было
убито и тяжело ранено до 10 тыс. человек и разрушено имущества на десятки миллионов рублей. В печати тех дней
отмечалось, что Манифест по сути дела уравнял евреев с представителями других национальностей России, так как
погромам стали подвергаться не только евреи, но и многие представители интеллигенции вообще, жертвами преступных
действий часто становились даже школьники.
Вопрос об отмене смертной казни широко дискутировался в 1905-1907 гг. Один из лозунгов освободительного движения
был: "Отмена смертной казни навсегда и для всех преступлений!" Стоит отметить, что основным законом,
определявшим в виде наказания смертную казнь, являлось Уголовное Уложение, изданное в 1903 г. По нему смертная
казнь в России полагалась только за высшие политические преступления, но не за уголовные деяния. Наряду с этим,
в местностях, находящихся на особом положении, действовали исключительные законодательства. Согласно им, смертная
казнь была условно положена (т.е. могла быть применена или нет по усмотрению местной администрации) за вооруженное
сопротивление властям, умышленное убийство, изнасилование, разбой, грабеж, умышленный поджог или потопление чужого
имущества, вооруженное нападение на служащих железных дорог. Помимо этого в 1905-1906 гг. смертная казнь также
полагалась за вымогательство, браконьерство и хранение оружия.
За отмену смертной казни в 1905 г. единогласно выступил союз адвокатов, а в 1906 г. - мировые судьи. 11 ноября
1905 г. однозначно высказались за отмену смертной казни земские и городские деятели. К ним присоединились крестьянские
организации. В 536 наказах в I Государственную Думу содержалось требование отмены исключительной меры наказания.
В 1906 г. к этим протестам присоединилось духовенство тифлисской епархии. Сорок петербургских священников ходатайствовали
о недопущении казни П.П.Шмидта, руководителя восстания на крейсере "Очаков", высказываясь за недопустимость
этого наказания с христианской точки зрения. В 1905 г. за отмену выступили также некоторые союзы инженеров и железнодорожных
служащих. В 1906-1907 гг. были сделаны попытки объединить усилия деятелей в "Лигу борьбы со смертной казнью".
Ее создание было запрещено. Тем не менее эта борьбы продолжалась. Публикация письма Л.Н.Толстого "Не могу
молчать", даже с цензурными сокращениями, стоила русской печати около 15 000 рублей штрафов10.
Своей вершины эта борьба достигла в I Государственной Думе, которая подготовила проект об отмене смертной казни.
"Смертная казнь отменяется", - так гласил первый пункт законопроекта о смертной казни, выработанного
Думой. Все члены Думы голосовали единогласно за этот законопроект, но он не стал законом. Вместо него в августе
1906 г. был издан закон о военно-полевых судах. Обратимся к статистике. По приговорам военно-полевых судов в 1906
г. были казнены 249 человек, в 1907 г. - 1307 человек, в 1908 г. - 1340 человек. Для сравнения: за предшествующие
80 лет, с 1826 г. по 1905 г., в среднем ежегодно к смертной казни приговаривали около 12 человек, а казнили около
6 человек. В целом же картина со смертной казнью в России в девятисотые годы была следующей11-12:
годы казнено чел. среднее ежедневное население тюрем самоубийства
1902 в ср. 6,5 89889
1903 в ср. 6,5 96005
1904 в ср. 6,5 91720
1905 461 85184 40
1906 2436 111403 42
1907 821 138500 118
1908 1126 166064 123
Из таблицы видно, что за это время минимальное количество заключенных в тюрьмах приходится на 1905 г. За годы
революционного подъема 1905-1907 гг. наименьшее число казненных также приходится на 1905 г. В последующие годы
число находившихся в тюрьмах почти удвоилось. Когда 1905 г. рассматривается как относительно ненасильственный,
у этого есть основания, так как не только со стороны оппозиционных правительству сил в течение всего года превалировали
мирные методы борьбы и даже, но и правительственные репрессии, как видно из таблицы, были минимальными по сравнению
с 1906-1907 гг. Но хотя мы и выделяем 1905 г. как сопровождавшийся относительно небольшим насилием, все-таки,
по сравнению с другими странами, количество смертных казней в России было несравнимо значительным. Известный
юрист М.Н.Гарнет, исследуя смертную казнь, писал в 1913 г., что за период 1905-1907 гг. число смертных казней
в России превысило более чем в 21 раз число казненных во всех европейских государствах вместе взятых13.
Усиление протестов против применения смертной казни в России было также вызвано тем, что правительство снова
повело себя недостойно, отобрав у осужденных к смертной казни по политическим делам возможность обжалования
приговора в вышестоящих инстанциях с требованием отмены или смягчения наказания.
Три лагеря в революции
В рамках единой системы оппозиции можно выделить общественно-политические силы, различающиеся в политической
стратегии и тактике борьбы. В.И.Ленин выделял три основных лагеря концентрации сил: царское правительство -
лагерь открытой контрреволюции, буржуазно-либеральный лагерь и революционный пролетариат вместе с крестьянством14.
Немного другое деление проводит С.Л.Франк в веховской статье. Консерваторы, полагал он, опирались на привычки,
чувства, веру, традиционный уклад жизни и национально-политическую идеологию. В своем стремлении сохранить власть
они использовали весь отлаженный механизм государственного насилия, и когда не хватало его - еще и добровольное
насильничество "черной сотни"15. В рядах консерваторов тоже можно выделить наиболее реакционное направление,
которое представляли сторонники политики Александра III, образовавшие после Манифеста 17 октября Союз Русского
народа, Русскую монархическую партию, партию Правого порядка. К менее реакционным консерваторам относились сторонники
постепенного обновления России. Они составили ядро партий "Союза 17 октября", Прогрессивно-экономической
партии, Умеренно-прогрессивной партии.
Характеризуя консервативное направление общественного движения, необходимо упомянуть и о деятельности Православной
церкви. Сразу же после событий 9 января Московский митрополит Владимир выступает с "Поучением", направленным
на борьбу с подстрекателями. Отвечая на вопрос "Что делать?", он предлагает три основных пути: всенародное
покаяние, стремление обратить ближних и быть готовым умереть за царя и Русь. На первых этапах борьбы с освободительным
движением церковь придерживалась традиционных методов - усиление проповедей в церкви и вне ее, издание листовок
с разоблачением деятельности бунтовщиков. Целью усиления церковной деятельности было достижение внутреннего,
подлинного единения народа. Конечно, основную деятельность церкви в то время можно назвать традиционно миротворческой,
хотя существовало достаточное количество священников, которые "увлекались" пропагандой против поляков
и евреев. Во второй половине 1905 г. и в 1906-1907 гг. часть этих священников участвовала в многочисленных погромах
и была представлена к различным наградам за то, что вдохновляли солдат на усмирение бунтовщиков и проявляли
смелость и твердость, участвуя в битвах. Выражая поддержку такого рода деятельности, после многочисленных просьб,
правда уже после принятия Манифеста, Синод разрешил представителям духовенства быть членами монархических партий
(именно эти партии обвинялись общественностью в подготовке и участии в погромах). Таким образом официальная
церковь не являлась выразительницей интересов народа: она выступала против перемен, пропагандировала христианское
смирение и ненасилие, но не как средство социальных преобразований, а как способ сохранения существующего положения,
выражение покорности государю. В дни октябрьской стачки Синод бездействовал, но не бездействовали многие представители
высшего и рядового духовенства. Например, митрополит Владимир призвал "очнуться, проснуться и быть готовым
умереть за царя и Русь"16. "Церковный вестник" призывал к мобилизации духовных сил на борьбу
с враждебными церкви силами, которые содержатся в крайних партиях освободительного движения.
Не все духовенство было одинаково консервативно. После событий 9 января состоялось собрание петербургского духовенства.
На нем выделилась группа молодых священников, выступивших в поддержку народа и против лицемерия духовенства.
Но выступление это было нетипичным и робким. Духовенство в целом оставались на консервативных, апологетических
по отношению к режиму позициях.
Либеральный лагерь освободительного движения был достаточно многочисленным и представительным. Именно либералы
были единственно последовательными приверженцами ненасильственного пути государственного переустройства. Основной
чертой либерализма являлось стремление к легальности, нарушение которой даже в крайних случаях, считалось нежелательным.
Благодаря политике либералов революция в 1905 г. носила характер народного неповиновения. Либеральный лагерь
после Манифеста представляли кадеты, партия свободомыслящих. Однако, либералы, по мнению С.Л.Франка, были проникнуты
отрицательными идеями и чурались положительной государственной деятельности, что повлекло за собой потерю влияния
в обществе и народе после дарования Манифеста. Требования, за которые боролись либералы в основном был удовлетворены,
а отсутствие позитивной программы не позволило им направить проснувшуюся энергию рабочих и крестьян в русло
созидания. И этим воспользовались большевики, на знамени которых были означены и ближние, и дальние - диктатура
пролетариата - цели. Им было куда повести за собой массы. Социалисты потеснили либералов, а отсутствие позитивной
программы у последних не позволило закрепить блестящие результаты, достигнутые в течение почти что годовой кампании
народного неповиновения.
Сторонники насильственного государственного переворота составили третий - революционный лагерь. К нему относились
большевики и социалисты-революционеры. Социалисты, как и консерваторы, были за крайние, насильственные, вооруженные
методы борьбы за власть. В 1905 г. влияние социалистов было еще незначительным. Но уже в процессе подготовки
к участию в демонстрации 9 января можно проследить те приемы в политической тактике большевиков, развитие которых
в дальнейшем привело Россию к разгулу насилия. К примеру, Петербургский комитет РСДРП накануне 9 января выпустил
листовку, обращенную к солдатам, в которой фактически превратно представлялись цели идущих к царю людей. Например,
в листовке большевиков говорилось: "Народ требует, чтобы вместо царя Россией управляло собрание избранных
от народа", в то время как в петиции, с которой должны были выйти демонстранты, выдвигалось требование
соединения власти царя и народа, т.е. предлагалось введение конституционной монархии. Частные цели большевики
выдавали за общие, народные. Они заигрывали с солдатами, обещая им то, о чем в петиции не говорилось, но что
отвечало насущным потребностям солдат: "народ требует, чтобы солдат, которых берут на службу, оставляли
служить дома, а не в казармах, чтобы офицеры не били их и не оскорбляли"17. При этом провозглашались следующие
лозунги: "Да здравствует свобода!", "Долой войну!", "Долой самодержавие!". Последний
лозунг не выражал настроений широких народных масс и тем более солдат, большинство из которых были выходцами
из крестьянских семей. После 9 января В.И.Ленин пишет работу "Начало революции в России", в которой
основной мыслью было то, что "вооружение народа становится одной из ближайших задач"18. Может быть,
реальная действительность тех дней, и, казалось бы, безуспешный марш рабочих 9 января, высветили для них именно
этот путь как единственно верный. Но сегодня мы видим, что существовали значительные общественные силы и сильные
лидеры, способные добиться изменений государственного устройства и положения рабочих и крестьян бескровным путем.
В течение всего 1905 г. очень многие из народных акций протеста, и сопротивления имели ненасильственный характер.
Их результаты в полной мере свидетельствуют в пользу возможности решения социальных проблем без применения оружия.
Несколько ярких примеров из истории этого периода могут служить демонстрацией того, что различные социальные
действия оппозиционных сил в условиях противостояния официальной власти и народа, вооруженного силой правды,
имеют схожие черты. Мы остановимся на следующих событиях: марше 9 января, Иваново-Вознесенской стачке ткачей,
Всероссийской октябрьской стачке и похоронах ректора Московского университета князя С.Н.Трубецкого. Шествие
9 января знаменовало начало открытого народного неповиновения, Иваново-Вознесенская стачка происходила летом
и представляет ненасильственные действия периода нарастания активности участников освободительного движения,
Всероссийская октябрьская стачка - вершина и итог годовой борьбы народа за свои права.
Кровавое воскресенье 9 января
Народное шествие 9 января было первой значительной акцией неповиновения народа, лишенного свободы. Оно представляло
собой акцию, направленную на установление диалога с царем, уповало на замену несправедливых законов справедливыми,
а также привлечение внимания царя и общественности к проблемам рабочих и всего русского общества. В петиции,
составленной для передачи царю, содержались горькие сетования рабочих на свое бесправное положение, на произвол
чиновников, которым рабочий народ отдан на разграбление19.
Этой акции предшествовала длительная подготовка, которая осуществлялась в организациях "Собрания русских
фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга", возникшего в апреле 1904 г. и к январю 1905 г. насчитывавшего
уже 11 отделений в различных частях Петербурга. Это организация была разрешена правительством и возглавлялась
священником Г.Гапоном, которому были дарованы права, чуть ли не превышавшие права градоначальника. Подготовка
к шествию заключалась прежде всего в создании сети легальных организаций рабочих и работа в них. Хотя "Собрание"
ставило перед собой культурно-просветительские задачи, обсуждение действительных нужд рабочих не могло не вести
к осознанию членами организации своего человеческого достоинства и невозможности жить, как раньше. В результате
рабочие выразили готовность идти к царю с петицией, выражающей их нужды. Накануне 9 января во всех отделениях
общества прошли собрания с обсуждением текста петиции и сбором подписей. Рабочие были полны решимости взять
на себя всю полноту ответственности за свой протест и, если надо, пожертвовать жизнью ради решения выдвинутых
требований: "У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу"20.
Отношение к оппоненту является показательным в любом противостоянии. Шествие 9 января продемонстрировала образцовое
отношение к царю со стороны людей, принимавших участие в шествии. Уважением и любовью к царю были наполнены
как сам текст петиции, так и непосредственные действия участников акции. Рабочие обращались к царю, движимые
желанием помочь. Явно выраженное стремление "открыть глаза" царю свидетельствует о готовности перенести
ответственность с "неинформированного" царя, которому народ доверяет и любит, на творящих произвол
чиновников, стоящих между царем и народом. Накануне 9 января Г.Гапон отправил Николаю II письмо, в котором писал:
"Министры не говорят правду о современном положении. Народ верит в тебя... Если не покажешься, то порвешь
нравственную связь между тобой и народом"22. Обращения к царю были основаны на уверенности, что царь в
самом деле является отцом-батюшкой и разделяет общие с народом ценности, на основе чего и может состояться диалог.
Целью акции признавалось соглашение, которое бы эффективно и бесконфликтно решило проблемы народа. Изначально
участники марша были готовы идти на уступки в целях сохранения добрых взаимоотношений. Они не требовали однозначного
немедленного ответа и готовы были довольствоваться началом разговора с царем, предоставив ему возможность выступить
в роли благодетеля земли русской и отца народа. Поведение рабочих в период подготовки и проведения акции можно
считать безупречным: они были уверены в правоте своих требований, готовы к самопожертвованию, были готовы даже
умереть за свое правое дело.
Участники акции и представители общественности хотели предотвратить кровопролитие, для чего накануне было отправлено
письмо к министру внутренних дел князю П.Д.Святополку-Мирскому с просьбой о том, чтобы царь вышел к народу,
с ручательством абсолютной его безопасности. В этот же день делегация от интеллигенции посетила министра внутренних
дел, Председателя совета министров. Интеллигенция была озабочена исходом акции и требовала сделать все, чтобы
предотвратить кровопролитие. Депутация была заверена, что все необходимые распоряжения уже сделаны и меры приняты.
Акцию 9 января можно охарактеризовать и как грандиозную демонстрацию, и как марш, и как религиозную процессию,
собравшую около 18-20 тысяч участников. Утром, отслужив молебен, демонстранты с "чистой душой", с
чистым намерением "увидеть царя" и "как дети выплакать на груди отца свое горе", по словам
одного из участников шествия рабочего Соколова24, двинулись ко дворцу. Идти было решено тихо и мирно, с голыми
руками, оставив дома даже перочинные ножи, не допускать никакого шума и столкновений с полицией, уничтожать
незнакомые флаги, рвать листки с прокламациями. Акция была хорошо организована. Наблюдать за порядком поручили
выборным делегатам, шедшим впереди. Настроение было торжественное, религиозное - личные споры останавливались
словами "не такой сегодня день". Шли вместе, с пением "Отче наш" и "Спаси, Господи,
люди твоя", чтобы подтвердить солидарность с выбранными депутатами и узнать о принятии и непринятии прошения.
Как известно, царь не вышел к народу . Требования и просьбы участвующих в демонстрации не были приняты во внимание.
Тысячи убитых и раненых были ответом на воззвание народа.
Общественный резонанс этих кровавых событий был огромен. Одна из целей акции - привлечение внимания общественности
- была более, чем достигнута. Если до 9 января правительство могло отрицать наличие рабочего вопроса в России,
то после - оно было вынуждено взглянуть прямо в лицо своим рабочим. Позицию царя, занятую после расстрела мирной
демонстрации, можно охарактеризовать как приспособление. Царь был частично принужден, причем ненасильственно,
пойти на определенные уступки рабочим. Но еще больше он стремился снять внутренние разногласия и сохранить мир,
вступив таким образом в диалог со своими подданными. Вряд ли царь изменил коренным образом свое мнение по отношению
к рабочим после этой акции, но давление общественного мнения, вмешательство третьих сил заставило его сделать
некоторые шаги навстречу и попытаться сохранить свою репутацию. После неудачной попытки запугать народ царь
издал ряд правительственных актов, направленных на изучение интересов рабочих и всего населения России. В них
он призывал к согласию и единению, сохранению целостности государства как условия его существования и решения
всех проблем (указы 18 февраля). Николай II дал указания до 15 марта отделениям промышленности министерства
финансов выработать основные положения законопроекта о государственном страховании рабочих и служащих на заводах,
фабриках и горных промыслах, а министерству финансов взять на себя разработку вопросов о рабочих организациях,
стачках, сокращении рабочего дня и т.д. 21 февраля царь принял депутацию рабочих, что свидетельствовало о его
готовности начать переговоры и изменении курса государственной политики: пожурив рабочих за вольность 9 января,
царь пообещал рассмотреть их просьбы.
Большое влияние на формирование нового курса государственной политики по отношению к рабочему вопросу и нуждам
всего российского общества оказало вмешательство так называемых "третьих сил" в лице либерально настроенной
российской общественности. После Кровавого воскресенья в адрес царя и правительства поступило большое количество
заявлений и обращений. Так, 24 января было созвано совещание министра финансов, на котором присутствовало более
400 человек. 27 января они подали записку министру финансов, признав ошибочным объяснение волнений только экономическими
причинами. Петербургские фабриканты полагали, что бесспорно действенным средством к умиротворению рабочего движения
должны стать более глубокие реформы общегосударственного характера. В этой записке, свидетельствующей об активной
позиции либералов в освободительном движении 1905 г., был сделан следующий вывод : "Рабочие, как и все
русское общество, настолько уже политически созрели, что им, как и всему русскому обществу, в интересах промышленного
роста Империи, должны быть дарованы политические права и свободные учреждения"25. Это обращение было подписано
более чем 200 заводчиками. В это же время председателю Совета Министров графу С.Ю.Витте была подана "Записка
198 инженеров", в которой тоже речь шла о том, что причина беспорядков - в неустройстве государственной
жизни России. Студенты после 9 января объявили всеобщую стачку, прекратив занятия до 1 сентября. Рабочие выразили
свою поддержку забастовкой сочувствия, прокатившейся по всей стране. Эта стачка носила ярко выраженный политический
характер. Забастовали Москва, Самара, Вильно, Минск, Рига и многие другие города. Бастующие отказались от предъявления
каких-либо экономических требований, но прекратили работу лишь из сочувствия петербургским товарищам в их политических
требованиях.
После расстрела мирной демонстрации 9 января о России заговорил весь мир. Через два дня после Кровавого воскресенья
в Брюсселе под предводительством председателя Международного социалистического бюро 2-го Интернационала Э.Вандервельде
прошло собрание на открытом воздухе и тысячная толпа направилась к русскому посольству с лозунгом: "Долой
царизм! Долой убийц!" Митинги протеста и солидарности состоялись также в Вене, Праге, Кракове, Пшемысле;
собрания протеста прошли среди рабочих и студентов Парижа, Рима, Милана.
Однако быстрых изменений, касающихся улучшения условий труда (за исключением уменьшения рабочего дня с 11,5
до 10 часов) и тем более требуемого изменения государственного устройства, не последовало. Важным результатом
акции 9 января было то, что сами подданные осознали свое положение как несправедливое и принудили царя и правительство
согласиться с этой оценкой и открыто признать необходимость изменения существующего положения вещей. Царь, конечно,
стремился в первую очередь к ослаблению напряженности со своими подданными; он хотел свести к минимуму негативные
последствия Кровавого воскресенья и снять внутренние разногласия, - но ценою органичнных политических преобразований26.
Но заявлением о намерении провести преобразования, пусть и ступенчатые, царь как бы демонстрировал свою добрую
волю.
Правда, надежды, порожденные царскими указами, таяли, как только они доходили до министерского уровня. Весь
процесс социальных преобразований, инициированный освободительным движением и частично поддержанный царем, пробуксовывался
и чрезвычайно замедлялся в кабинетах законодательной и исполнительной власти. Рабочие, крестьяне, интеллигенция,
земские деятели и промышленники оставались недовольными, так как формально царь шел навстречу требованиям подданных,
а фактически бюрократическая машина все также препятствовала действительным улучшениям в России.
Иваново-Вознесенская стачка
Иваново-Вознесенская стачка, охватившая весь Иваново-Вознесенский промышленный район, началась 12 мая и продолжалась
72 дня. В ней приняло участие около 700 тысяч человек. Это было самое выдающееся событие рабочего движения лета
1905 г. Начавшись как экономическая борьба с хозяевами фабрик, стачка очень скоро приняла политическую окраску:
уже на третий день многотысячный митинг выдвинул требование Учредительного собрания. Организация и проведение
стачки могли бы служить примером проявления доброй воли и стойкости рабочих в своем ненасильственном протесте
и сопротивлении. Основной формой протеста во время Иваново-Вознесенской стачки были митинги. Ежедневно по утрам
рабочие собирались сначала на площади перед Городской Думой, а после запрета губернатором этих собраний как
мешающих уличному движению, на берегу реки Талки. Тысячи бастующих принимали участие в этих митингах, каждый
из которых открывался речью депутата (из Совета Уполномоченных) информировавшего собравшихся о ходе забастовки,
переговорах с хозяевами и властями. После этого обычно следовали выступления рабочих, перемежавшиеся с пением
революционных песен.
14 мая бастующие избрали 150 депутатов (57 из них были большевиками) для ведения переговоров с представителями
власти и руководства стачкой. Так был создан Совет Уполномоченных. Целью переговоров было восстановление справедливости
в отношениях рабочих с предпринимателями и властью.
Проведение ежедневных выступлений на митингах способствовало осознанию рабочими своего действительного положения
и целей, за которые они должны бороться. Так что эти собрания представляли собой своеобразный университет для
рабочих. Стачка носила хорошо организованный характер. Ивановцы вели себя спокойно и мирно, но проявляли готовность
продолжать бороться до тех пор, пока их требования не будут удовлетворены. Они продолжали бастовать и настаивать
на принятии их требований администрацией города, несмотря на запреты местных властей и в нарушение государственного
закона.
Популярность стачки и авторитет Совета росли с каждым днем. Вместе с тем росла и нужда бастующих. Для них была
организована касса взаимопомощи, куда стали поступать деньги, собранные в других городах. Создавались комиссии
по выдаче пособий. За время стачки в кассу поступило около 15 тысяч рублей.
Если шествие 9 января еще не представляло реальной угрозы властным структурам, власть чувствовала свою силу
и поэтому позволила себе самые решительные меры в расправе с недовольными, то во время Иваново-Вознесенской
стачки ситуация была принципиально иной. Количество бастующих было слишком велико. Забастовка и все связанные
с нею акции были организованы исключительно хорошо. Протестующие впервые создали свой орган управления - Совет,
которому подчинялись все участники стачки. Для поддержания порядка в городе была образована рабочая милиция
и боевая дружина. Совет объявил свободу слова, печати, собраний. Он издавал ежедневный бюллетень о ходе стачки
и пользовался поддержкой жителей окрестных деревень, которые видя силу нового органа, образались в Совет со
своими проблемами и просьбами.
Напор рабочего сопротивления был столь велик, что местные власти в первый момент просто растерялись. Результатом
сложившегося в городе двоевластия был некоторый период мирного противостояния сторон, которое продолжалось в
течение полутора месяцев. В первые дни полиция не мешала работе Совета, но затем потребовала протоколы заседаний.
После отказа Совета предъявить документы, его заседания были запрещены. Совет продолжал работать нелегально.
После запрещения собраний на городской площади они были перенесены на берег реки. 2 июля губернатор издал постановление
о запрещении и этих собраний, после чего конспиративное заседание депутатов решило все-таки продолжить митинги.
3 июля около 11 часов утра собралось примерно 3000 человек. Они сидели на земле и ждали. Появился отряд казаков
- рабочие продолжали сидеть до тех пор, пока не раздалась команда, и отряды с гиканьем не понеслись на сидящих.
Были даны ружейные выстрелы по толпе. Расправа с митингующими спровоцировала ряд поджогов, погромов винных лавок,
разрывов телефонных проводов, а также избиение некоторых полицейских.
В результате борьбы иваново-вознесенские текстильщики добились некоторых уступок от хозяев: заработная плата
была повышена на 10-15 %, рабочий день сокращен до 10 часов. Изменения, произошедшие в этой акции, были достигнуты,
в основном, путем принуждения, но принуждения ненасильственного, забастовщиками хозяев и городской администрации,
ставшего возможным, благодаря большому количеству открыто неповинующихся людей и лишения законной власти большинства
источников силы. Часть требований была удовлетворена, рабочие почувствовали силу организованного действия. Было
привлечено внимание как жителей близлежащих окрестностей, так и отдаленных районов России. Фактически, это был
первый опыт длительного, последовательно и хорошо организованного ненасильственного протеста в городе.
Анализируя отношение ивановских рабочих к представителям власти, с которой вел переговоры Совет Уполномоченных,
интересно отметить следующую особенность: ответственность за "неинформированность" хозяев фабрик о
бедственном положении трудящихся возлагалась на промежуточное звено управляющих и чиновников. Аналогичный процесс
наблюдался и во время марша 9 января, когда вина опять же за "неинформированность" переносилась на
министров и членов правительства. И хотя В.И.Ленин писал о событиях 9 января, что в тот день была расстреляна
народная вера в царя, тем не менее даже летом упование рабочих на царя еще сохранялось. Фактически, оно сошло
на нет ко времени Всероссийской октябрьской стачки. Традиционное и наивное представление о царе или же фабрикантах
как творящих несправедливость не по злому умыслу, а случайно, по неведению, - обусловливало такое отношение
к ним рабочих, при котором они были готовы терпеливо вести переговоры и договариваться. Это сделало возможным
для представителей власти признать справедливость выдвигавшихся требований и рассматривать их удовлетворение
как восстановление ненамеренно нарушенной справедливости.
Нельзя сказать, что во время Иваново-Вознесенской стачки между оппонентами царила атмосфера полной доброжелательности.
Ненасильственный характер акции был тогда просто естественным и органичным для текстильщиков. Никто не говорил
вслух о ненасильственной борьбе, просто внутри каждого человека существовал запрет на насилие. Рабочие не стремились
к захвату власти. Они требовали перемен в трудовых и властных отношениях. И то, чего они смогли добиться, они
добились без применения силы - методами политического принуждения, переговоров, компромисса.
Эта же склонность к политической организованности и ненасильственности политического действия проявилась и во
время похорон ректора Московского университета князя С.Н.Трубецкого, которого называли "первым борцом за
правду и свободу русского народа".
С.Н.Трубецкой отличался непоколебимой твердостью политических убеждений и был сторонником мирного, ненасильственного
осуществления любых реформ. По словам П.А.Столыпина, "этот редкий человек весь горел любовью"27. Естественно,
что в такое время он не мог оставаться безучастным к судьбам своей Родины и с лета 1905 г. активно участвовал
в освободительном движении. Он был главой делегации земского съезда и обратился от его имени с речью к государю.
В ней он выразил уверенность, что созыв избранников народа будет служить водворению внутреннего мира, государственному
созиданию и национальному объединению. Он предупреждал о грозной опасности, таившейся в накопившейся веками
обид и притеснений неумолимой ненависти, которая под лозунгами патриотизма завораживает массы и легко возбуждает
их к жестокости. Эта речь была мужественным гражданским поступком, за который С.Н.Трубецкой мог поплатиться
своей жизнью. Но именно это выступление принесло необыкновенную популярность князю как в центре России, так
и на национальных окраинах, в образованных слоях общества и среди простых людей.
С.Н.Трубецкой первым стал бороться за свободу духа и знаний, за автономию университетов, за независимость академической
жизни от произвола администрации. Во многом благодаря ему были приняты упоминавшиеся выше "Временные правила"
об автономии университетов. С.Н.Трубецкого прочили в руководители всего освободительного движения в России,
которое он, если бы не безвременная кончина, возможно, и возглавил бы. Он скончался в кабинете министра народного
просвещения, где отстаивал необходимость полной свободы публичных собраний для всех российских граждан, надеясь
тем самым освободить университеты от наплыва посторонних лиц и превращения их в политические клубы. П.Милюков
писал о нем: "Покойный был одним из последних, которые еще верили, что общественную борьбу можно вести
доводами морального убеждения, и что возможно какое-то примирение; и за свою веру он заплатил своей жизнью"28.
Проходившие в двух столицах похороны С.Н.Трубецкого вылились в акцию протеста против существующего порядка и
в поддержку освободительного движения. В Петербурге они собрали около 20 тысяч человек, в Москве - около 50
тысяч. Прибыв в Москву в 9 часов утра похоронная процессия достигла Донского монастыря лишь в 6 часов вечера.
Г.А.Эрн, корреспондент "Нашей жизни" писал: "Это были самые тихие, самые простые похороны, и
торжественность была только в этой огромной тихой толпе, спокойно, без малейшего беспорядка двигавшейся по притихшим
улицам Москвы"29. Это было грандиозное народное шествие, манифестация духовного единения людей различного
социального положения и вероисповедания, разбуженных силой истины и справедливости. Несмотря на то, что похороны
не подготавливались как массовая акция, они прошли очень благоговейно и организовано. У этой акции не было заранее
поставлено политической цели. Однако единство, проявленное людьми в выражении скорби, глубина доверия к С.Н.Трубецкому,
продемонстрировали властям, какую силу представляет огромное количество собравшихся вместе, сознательных и несотрудничающих
с этой властью граждан, полных решимости бороться за правое дело.
Всероссийская октябрьская стачка
Высший подъем освободительного движения приходится на сентябрь-октябрь 1905 г. В сентябре - начале октября грандиозными
стачками были охвачены Москва и весь Московский промышленный район. Начались они 19 сентября забастовкой рабочих-печатников
Москвы. К ним присоединились рабочие других профессий.
2-3 октября прошли похороны С.Н.Трубецкого, а уже 4 октября в Петербурге началась Всероссийская октябрьская
политическая стачка, ставшая апофеозом годовой освободительной борьбы.
7 октября забастовала Московско-Казанская железная дорога. Затем к ней присоединились практически все железные
дороги. Съезд железнодорожных служащих отправил к С.Ю.Витте депутацию для ведения переговоров. Бастующие выступали
под единым лозунгом: политические гарантии и свободы, созыв учредительного собрания на основах всеобщего равного
избирательного права с прямой и тайной подачей голосов. К железнодорожникам стали примыкать рабочие и служащие
на фабриках, заводах и в учреждениях. Они решили бороться до конца.
К этому времени у участников освободительного движения уже не осталось иллюзий относительно неинформированности
царя о тяжелейшем положении его подданных. Царь и правительство были на одной стороне, народ - на другой. 14
октября вслед за Союзом железнодорожников все союзы объявили политическую забастовку. Положение и в Москве,
и в Петербурге становилось очень серьезным. Правительство не сразу оценило ситуацию и пыталось действовать старыми
методами. Петербургский генерал-губернатор Д.Ф.Трепов 14 октября приказывал "холостых залпов не давать
и патронов не жалеть". Однако сила была уже на стороне протестующих. И поэтому вместо испуга этот приказ
вызвал еще больший взрыв негодования и еще большую решимость рабочих умереть. В это же время собирается Петербургский
рабочий Совет, организованный по инициативе меньшевиков, для обсуждения вопроса о продолжении забастовки. Он
постановил: продолжить забастовку и прекращение ее ставить в зависимость от решения Совета.
Во время этой стачки использовалось большое разнообразие средств ненасильственного сопротивления. Одним из важнейших
факторов победы было вмешательство и поддержка либеральной общественности. По словам английского историка Дж.Кипа,
везде царила "атмосфера сочувствия забастовщикам со стороны образованного общества"31. В некоторых
случаях, фабриканты добровольно оплачивали забастовщикам пропущенные дни. Всю общественность России охватило
желание объединения, что вело к возникновению новых независимых организаций. Во время октябрьской забастовки
был создан Петербургский Союз Союзов (в отличие от общероссийского), который выступил с требованием полной амнистии
политических заключенных, организовывал митинги протеста против смертной казни и погромов.
Самым замечательным в этой акции была сложившаяся в Петербурге система двоевластия - период существования параллельных
властных структур. Количество людей, поддерживавших режим, в то время было значительно меньше количества людей,
поддерживавших советы. 14 октября Петербургский Совет выпустил два воззвания. Первое - к рабочим с призывом
присоединиться к общепролетарскому протесту, а второе - к хозяевам торговых и промышленных предприятий с требованием
закрыть последние и обещанием в противном случае принять свои меры, вплоть до порчи и повреждения машин, магазинов
и т.д. Для большей организованности Совет постановил поручить делегатам каждого района организовать районные
штабы и принять меры к приостановке всех промышленных и торговых предприятий района, предлагал рабочим временно
не платить за квартиру и за взятые в долг товары.
17 октября был опубликован Манифест, заявивший о признании царем незыблемых основ гражданской свободы на началах
действительной неприкосновенности личности, свободы слова, собраний и союзов. Народ ликовал. В Манифесте говорилось
и о созыве законодательной Государственной Думы, царь обещал расширить избирательные права народа. 19 октября
состоялось очередное заседание Совета, постановившее прекратить всеобщую забастовку 21 октября в 12 часов. Как
писал Г.Балицкий, "России выпала счастливая доля показать и подтвердить мирный путь к политической свободе.
И этот мирный путь называется всеобщая забастовка"32. Манифест 17 октября был впечатляющей победой. За
год борьбы гражданское население прошло великую школу противостояния. Ее результат стал всеобщим праздником.
Однако во время октябрьской стачки наметился и перелом в развитии освободительного движения от ненасильственного
течения событий к насильственному, который с наибольшей ясностью проявился уже во время Декабрьского вооруженного
восстания. В октябрьские дни советы фактически выполняли функции альтернативного правительства - издавали постановления,
касающиеся деятельности различных социальных сил, пользовались значительной поддержкой всего российского общества
для реализации этих постановлений, т.е. обладали реальной политической властью. Издание Манифеста раскололо
освободительное движение. В то время, как большинство либерально настроенной интеллигенции, представителей земства
и промышленников получило все, за что они боролись, и не желало продлевать противостояния, цели, которые ставили
перед собой рабочие, оставались недостигнутыми. Манифест даровал политические свободы, но не гарантировал требуемых
трудящимися социальных прав. Совет не придал значения или проигнорировал происшедшие в оппозиции изменения,
резко сузившие социальную базу освободительного движения, и, переоценив свои силы, продолжал издавать указы,
многие из которых были уже обречены на провал. Например, в ответ на решение от 29 октября ввести революционным
путем 8-часовой рабочий день, промышленники ответили угрозой закрыть заводы, и в отдельных случаях эта угроза
была реализована. В Петербурге без работы и хлеба осталось не менее 20 тысяч рабочих, что вынудило Совет отменить
свое постановление. Объявление второй общероссийской политической забастовки вызвало отрицательное отношение
даже со стороны самих рабочих, частично уставших от борьбы и экономических невзгод, частично надеявшихся продолжить
борьбу законным путем. Совет принял активное участие в почтово-телеграфной забастовке, окончившейся полной неудачей
(массовыми судебными разбирательствами с участниками акций). Не привело к результатам и воззвание Совета, в
котором говорилось, что все закрытые заводы должны быть немедленно открыты, а все уволенные товарищи приняты
обратно. Такая бурная деятельность Совета могла привести только к ужесточению мер со стороны правительства.
Престиж Совета стал падать, как только он вышел из единой системы оппозиции и стал бороться на два фронта -
с правительством и фабрикантами. Пока Совет боролся против несправедливости, его деятельность была ненасильственной
и пользовалась всемерной поддержкой населения. После издания Манифеста Совет продолжает оставаться чересчур
решительным, о чем свидетельствуют вышеприведенные примеры. И хотя деятельность Совета еще не была непосредственно
связана с вооруженной борьбой, тем не менее появление новой установки советов на сохранение полученной власти
может быть охарактеризовано как переломный момент в освободительном движении России. Появилась опасность крена
в сторону насилия.
Поскольку в это время большинство в Совете было меньшевистским (в первом Совете из 135 депутатов лишь 40 были
большевики), вину и ответственность за смену курса борьбы не следует возлагать только на большевиков. Несмотря
на негативное отношение к деятельности меньшевистских советов, большевики старались, тем не менее, вести в них
работу, чтобы расширить свое влияние на рабочие и крестьянские массы. С изменением характера и содержания революционного
движения большевики взяли курс на вооруженное восстание.
Декабрьское вооруженное восстание
Вдохновленные победой народа 17 ноября, большевики начали усиленную агитацию по вооружению народа и организации
вооруженного восстания. Оно было организовано Московским Советом и задумано как всеобщая забастовка, которую
необходимо повсеместно перевести в вооруженное восстание и должно было быть ответом на арест членов Петербургского
Совета.
Организуя вооруженное восстание, большевики в тех условиях явно недооценили расстановку сил и взяли на себя
чрезмерную ответственность. Многие рабочие были обессилены почти годовой борьбой с режимом и, удовлетворенные
вышедшим Манифестом, фактически отошли от активного участия в революционных событиях. Вооружение дружинников
по всей Москве составляло лишь несколько сотен револьверов. На поддержку войск рассчитывать не приходилось.
Представители многих организаций выражали поддержку и желание принять участие лишь в забастовке и не упоминали
о вооруженном восстании. Тем не менее на своем заседании 6 декабря Совет большинством голосов принял решение
объявить всеобщую забастовку с 7 декабря. Был организован Штаб восстания со строгим боевым режимом и карательной
группой, производившей обыски, аресты, расстрелы, со своим судом, судившим предателей и провокаторов. По всей
Москве началось строительство баррикад, создавались боевые дружины. Число забастовавших в Москве 7 декабря было
около 100 тысяч человек, 8 декабря - около 150 тысяч. Однако количество вооруженных дружинников было всего около
2 тысяч человек, а невооруженных - 4 тысячи. Выступление в таких условиях было обречено на неудачу.
По всей Москве начались бои - в Хамовниках, на Арбате, Садово-Кудринской улице, Пресне и многих других районах.
Бои велись разрозненно, без общего руководства и координации действий, часто восставшие одного района не имели
представления о том, что происходило в другом. Сил явно не хватало - пополнения оружия почти не было, ослабевала
вера в победу, многие рабочие уходили в деревню или оставались дома. Оплотом восставших была Пресня, и хотя
она держалась дольше других районов, несмотря на длительную осаду и артиллерийский обстрел, ночные вылазки разведки
в разные районы Москвы подтверждали, что настоящей борьбы уже нет. 16 декабря состоялось заседание Штаба, на
котором его члены были вынуждены принять решение об окончании борьбы, что и было сделано 18 декабря. Московский
гарнизон остался нейтральным по отношению к восставшим, крестьянство не оказало поддержки, петербургские рабочие,
предполагавшие присоединиться к восстанию, так и не выступили. Плохо подготовленное и организационно, и технически,
Декабрьское вооруженное восстание превратилось в бойню для рабочих. Число жертв среди восставших рабочих, солдат
и казаков, мирного населения исчислялось тысячами. Артиллерийским огнем многим московским зданиям были причинены
разрушения.
Декабрьское восстание стало первой акцией, которая планировалась как вооруженная и насильственная. Во время
восстания большевики выпустили листовку "Советы восставшим рабочим", которая провоцировала враждебность
и ненависть: "Каждый офицер, ведущий солдат на избиение рабочих, объявляется врагом народа и ставится вне
закона. Его безусловно убивайте ... Казаков не жалейте... смотрите на них как на злейших врагов и уничтожайте
их без пощады"33. Тем самым был взят курс на гражданскую войну, что вконец подрывало наметившееся было
после Манифеста 17 октября примирение в обществе. Меньшевики и даже эсеры, пытаясь предотвратить кровавые события,
говорили о бессмысленности и неэффективности вооруженной борьбы с царизмом. Однако голос их был слаб.
В то же время именно Декабрьское восстание и его результаты заставили общественное мнение задуматься о методах
и технике борьбы. Можно сказать, на протяжении всего 1905 г. в освободительном движении доминировали ненасильственные
формы борьбы. Однако проблема насилия и ненасилия в политике не была предметом общественного внимания. Когда
же массовое насилие в борьбе, спровоцировав еще большее насилие со стороны власти, привело к новым значительным
жертвам, пропаганда насильственного, вооруженного сопротивления стала встречать однозначный и принципиальный
протест. Например, Александров в брошюре "Довольно насилий!" сравнивал происходившее с временами Парижской
коммуны и призывал "законным, мирным путем потребовать улучшений желательных". Он призывал бороться
с подстрекателями, используя легальные возможности: не нужно насилия - достаточно общественного презрения34.
С.И.Смирнова в 1906 г. в брошюре "Царство толпы" дает такую характеристику тех дней: " не догадались
только сделать одного : вместе с Манифестом о пяти свободах точно обозначить границы, переходя которые свобода
одних лиц превращается в насилие над другими... Взбунтовавшись против самодержавия, мы попали в рабство к освободительному
движению"35.
После принятия закона о свободе слова, печати, собраний значительно увеличились возможности открытой агитации
и пропаганды. Чтобы завоевать себе больший авторитет и новых сторонников, большевики пытались представить свои
цели как продолжение борьбы за торжество правды и справедливости, а конечную цель - установление диктатуры пролетариата
как выражение наибольшей справедливости на земле. Воспользовавшись политической неопытностью крестьян и рабочих
большевики наряду с целями, преследовавшими действительные интересы трудящихся (восьмичасовой рабочий день,
передача земли крестьянам и другие) ставили свои частные цели, связанные с завоеванием власти и представляли
достижение первых неразрывно связанными с реализацией вторых (свержение самодержавия, всеобщее вооружение народа
и установление диктатуры пролетариата). Большевики не скрывали своего желания переключить весь мощнейший поток
высвобожденной энергии народа на завоевание власти.
Заключительные замечания
Освободительное движение в России в 1905 г. носило до 17 октября в основном ненасильственный характер, что
проявлялось и в целях, преследуемых борющимися людьми, и в средствах достижения этих целей.
В процессе освободительной борьбы участниками движения было использовано большое разнообразие средств и методов
борьбы, начиная с методов ненасильственного протеста и убеждения, отказа от социального, экономического и политического
сотрудничества, и кончая методами ненасильственного вмешательства. Во время борьбы был получен неоценимый опыт
применения различных способов воздействия на оппонента в различных социальных условиях в зависимости от силы
власти, находящейся в данный момент в руках оппонента. Недостаточное внимание к этому основному фактору, формирующему
любую политическую ситуацию, зачастую приводило какую-либо из сторон к необоснованным действиям, провоцирующим
применение вооруженной силы (например, деятельность советов и правительства во время октябрьской стачки до и
после Манифеста 17 октября).
Обращение к вооруженной силе часто является первым и более привычным импульсом в ответ на репрессии со стороны
оппонента, особенно в условиях, когда общественное движение не имеет четкой установки на ведение именно ненасильственной
борьбы. И хотя многие общественные силы России настаивали на мирном, нереволюционном характере социальных преобразований,
большевикам, которые вели усиленную пропаганду идеи эффективности военного решения социальных проблем, удавалось
давать идеологическое обоснование этим вспышкам насилия и убедить сопротивляющихся в правомерности применения
военных средств.
Сопоставление освободительного движения 1905 г. и последующего революционного развития событий еще раз доказывает
гораздо большую эффективность ненасилия в достижении политических целей. Это осознавалось многими политическими
деятелями и в то время. Знаменитое Выборгское воззвание группы депутатов Первой Государственной Думы к гражданам
России в июле 1906 г. с призывом отказаться от уплаты налогов и службы в армии в знак протеста против роспуска
Думы было по существу еще одной попыткой ненасильственного - в форме гражданского неповиновения - сопротивления
власти. К сожалению, в сложившихся условиях лета 1906 г. призыв этот услышан не был. Подписавшие его депутаты
были преданы суду.
Переход к насилию в политической борьбе обернулся морем страданий простых людей и практически полностью уничтожил
первые завоевания революции, полученные в результате массового народного сопротивления гражданские права и свободы
были принесены большевиками в жертву своим политическим идеалам. Вооруженное восстание привело к введению военно-полевых
судов, ставших на несколько лет позором России, и в конечном счете к установлению реакционной Третьеиюньской
монархии.
История первой русской революции показывает, что отсутствие четкой позитивной программы у тех, кто борется с
режимом, создает экстремистски настроенным революционерам условия для использования энергии людей, воодушевленных
пафосом борьбы с несправедливостью, для достижения своих ограниченных политических целей.
И все же основные требования участников освободительного движения были удовлетворены, и, пусть кратковременное,
но примирение сторон было достигнуто. Народ, который стремился к Правде и восстановлению Справедливости на протяжении
1905 г. проявил свои лучшие качества - твердость в убеждениях, готовность отдать жизнь за реализацию своих целей.
Использование ненасильственных способов ведения борьбы отвечало глубинным нравственным и духовным потребностям
людей.
Революционные события 1905 г. еще раз подтвердили истину о том, что ненасильственное сопротивление позволяет
преодолеть несправедливость, и принести освобождение как тем, кто страдает от нее, так и тем, кто несет за нее
ответственность.
Примечания
1 Кистяковский Б.А. В защиту права // Вехи. М., 1991. С.127.
2Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В М., 1957. Т.36. С.247.
3 Термин "освободительное движение" был исключительно популярен для обозначения революционных событий
1905 г. в изданиях тех лет. После Декабрьского вооруженного восстания движение называли уже революционным, а
не освободительным.
4 Постников Н.С. Летопись 1906 года. Спб., 1907.
5 1895-1904 гг. бастовало приблизительно по 43 тыс. человек в год, в 1905 г. - 2 863 тыс., в 1906 г. - 1 108
тыс., в 1907 г. - 740 тыс. человек. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд.5. Т.24. С.214-218.
6 Три революции в России и буржуазная историография. М., 1977.
7 Васильев-Южин М.И. В огне первой революции. М., 1934. С.68-78.
8 Учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза. Протокол. М., 1905. С. 7-17.
9 Материалы к истории русской контр-революции. Спб., 1908. С.74.
10 Труды юридического общества. Спб., 1910. Т.4. С.99
11-12 Данные приводятся по: Вентин Ф.Б. Пятилетние итоги // Современный мир. N 12, 1910. С......; Ушерович С.
Смертные казни в царской России. Харьков, 1932. С.413.
13 Гернет М.Н. Смертная казнь. М., 1913. С.101.
14 Ленин В.И. Доклад Международному социалистическому бюро о Всероссийской конфернции РСДРП // Полн.собр.соч.
Изд.5. Т.21. С.172.
15 Франк С.Л. De profundis // Из глубины. М., 1991. С.490.
16 См.: Зырянов П.Н. Православная церковь в борьбе с революцией 1905-1907 гг. М., 1984. С. 90.
17 Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года. Документы и материалы. М.,1955. С.37.
18 Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т.9. С.201-204.
19 Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года: Документы и материалы. С. 8-31.
20 Там же.
21 Там же.
22 Кровавое воскресенье в Петербурге. Берлин, 1905. С.10-11.
23 Там же.
24 Из доклада комиссии, избранной общим собранием присяжных поверенных 16 января 1905 г. по поводу событий в
Петербурге 9-11 января. // Начало первой русской революции. Январь - март 1905 г. Документы и материалы. С.
105-124.
25 Спутник избирателя 1906 г. Спб., 1906. С.111.
26 Законодательные акты переходного периода. 1904 -1906 гг. Спб, 1907. С.30 - 31.
27 Князь Сергей Николаевич Трубецкой - первый борец за правду и свободу русского народа. Спб., 1905. С.88.
28 Милюков П. Год борьбы. Спб., 1907. С.544.
29 Князь Сергей Николаевич Трубецкой - первый борец за правд и свободу русского народа. С.48.
30-31 Зырянов П.Н., Шелохаев В.В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии.
М., 1976. С.138.
32 Балицкий Г. Забастовка и бойкот. М., 1906. С.33.
33 Высший подъем революции 1905-1907 гг. Вооруженные восстания. Документы и материалы. Ч.I. М., 1955. С.666.
34 Александров. Довольно насилий! Спб., 1906. С.7.
35 Смирнова С.И. Царство толпы. Спб., 1906. С.73.
Е.В.Демидова
Иван Александрович Ильин многими воспринимается сегодня как главным образом решительный критик Л.Н.Толстого.
Однако это мнение лишь частично дает представление о характере взглядов этого русского мыслителя1. Его, безусловно
блестящая, критика была представлена в работе "О сопротивлении злу силой", написанной в эмиграции
и вышедшей в 1925 г. в Берлине. Но "погребение набальзамированного толстовства", по замыслу автора,
выполняло лишь одну из поставленных задач - отрицательную. Гораздо большее внимание Ильин уделил задаче положительной:
правильно поставить и разрешить проблему сопротивления злу. Поэтому основное содержание этой книги посвящено
разрабатотку самого учение о противлении злу и возможности духовно и нравственно оправданных средств сопротивления
злу.
Необходимость сопротивления злу и определения его границ является одной из "вечных" нравственных
проблем. Человечество должно было пройти долгий путь в истории пока сам вопрос о непротивлении злу силой мог
возникнуть как практический вопрос в жизни многих людей. Л.Н.Толстой, выступивший с проповедью непротивления
злу силой, конечно же, не был первым, кто сказал об этом. Насилие государственного аппарата над личностью, воинская
повинность, бессмысленность русско-японской войны, огромное количество смертных казней после революционных событий
1905-1907 гг., - все это способствовало тому факту, что внимание Толстого было направлено на разоблачение официальной
политики царизма и преследовало цель превращения казней и убийств на войне. Поэтому для него важнее всего было
обозначить противоположность насилия и ненасилия. И большинство сторонников Толстого восприняло его доктрину
не как отказ от сопротивления злу, а как возможность выразить протест против насилия, ежедневно совершавшегося
в обществе.
Начало XX в. было временем грандиозной "ломки" в российской истории, предопределившей вектор ее развития
в двадцатом столетии. Невиданные социальные потрясения привели к трагической массовой деформации нравственного
сознания людей. Вслед за авторами сборников "Вехи" и "Из глубины", Ильин назвал это время
"эпохой великой духовной смуты", во время которой в душе человека не остается ничего святого, или
же происходит переворот, и ничтожное приобретает значение главного и руководящего. Вопрос о победе добра над
злом был для Ильина вопросом "его личного бытия или небытия", так как он считал, что реальное, настоящее
зло в лице коммунистического тоталитарного режима распространилось на огромном пространстве бывшей России и
стремится ко все большему захвату территории и власти в мире через посредство Коминтерна и коммунистических
партий. Острая критика толстовской теории непротивления была вызвана как раз тем, что, по мнению Ильина, толстовство
как наиболее значительное заблуждение русской интеллигенции стало одной из дорог, облегчившей шествие революции
по России и приведшей ее к разорению и гибели. Непротивленчество способствовало только самораспылению добра
в мире и агрессивному распространению зла.
О важности и злободневности проблемы свидетельствует и широкая полемика, развернувшаяся вокруг книги Ильина
"О сопротивлении злу силой", вовлекшая в свою орбиту и заставившая высказаться самых разных людей
- русских мыслителей, находившихся, как и Ильин, в эмиграции, православных богословов, а также философов и идеологов
из Советской России.
Проблему сопротивления злу силой Ильин рассматривает как одну из драматических проблем религиозного опыта человека
на пути его духовного развития. Показывая недостаточность уговоров и убеждения в деле борьбы со злом, он обосновывает
необходимость сопротивления злу внешними силовыми методами. Основной вопрос, который он ставит и пытается решить,
двуедин: а) может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, бороться со злом силой и мечом? б) может
ли человек, верящий в Бога и принимающий бремя жизни и свое место в мире, не бороться со злом силой?
Развивая учение о сопротивлении злу, Ильин начинает с расчищения почвы для верной, по его мнению, постановки
проблемы. Он исследует и дает определения добра и зла, насилия и заставления, упрекая Толстого в нераскрытии
этих основных понятий.
Определяя зло, Ильин остается в рамках традиции отечественной нравственной философии, представленной В.С.Соловьевым,
Ф.М.Достоевским и др., согласно которой зло начинается там, где начинается произвол. Зло, по Соловьеву, это
"не владеющее собой бытие... расплывающееся во внешности и кончающее реальным распадением"2. Телесность
или душевные порывы сами по себе не являются злом. Они становятся им тогда, когда подчиняют себе духовность.
Зло начинается там, где начинается человек и существует даже тогда, когда не обнаруживается во внешних поступках.
Победить нужно именно плоть - "течение, стремящееся захватить и потопить в материальном процессе начатки
духовной жизни"3.
Более общее определение зла как противодуховной вражды Ильин дает на основе определения добра посредством выделения
двух его существенных признаков - одухотворения и любви. Одухотворение - это, по Ильину, добровольное и самодеятельное
обращение к объективному совершенству. Если жизнь человека внутренне осмысленна, и он воспринимает ее как служение
высшим, объективным ценностям, которые он выбирает ради них самих, то это задает духовное измерение его жизни.
Духовное полностью противоположно плотскому, противоположно произволу. Поиск и устремленность человека к истине,
красоте и добру делают его одухотворенным и сообщают ему силу очевидности. Обретение очевидности, то есть некоторого
прояснения или проясненности в распознавании добра и зла способствует выстраиванию и выравниванию ценностной
системы человека. Это очень важный момент, связанный со всей его жизнью и особенно с поведением в различных
конфликтных ситуациях. Часто очень важно увидеть все в "истинном свете" - как оно есть, - и правильное
решение сразу находится. Многие проблемы и конфликты возникают из-за неправильного восприятия ситуации или партнера
и его намерений, из-за невидения реальных нужд другого или даже своих собственных. Обрести очевидность в таком
случае, значит наполовину решить проблему, так как это позволит увидеть направления необходимого приложения
сил. Обретение полной очевидности Ильин связывает с Богопознанием. Но сама искренняя устремленность и поиск
истины, добра и красоты и служение им с необходимостью, по мнению Ильина, приводят человека к Богопознанию.
Поэтому одухотворение составляет важнейший элемент добра, противодуховность же присуща злу.
Другой "дар", получаемый в результате Богопознания, по Ильину, есть любовь. Любовь - это сила, принимающая
и устанавливающая живое тождество между любящим и любимым. При этом тот, кто любит или принимает, увеличивает
до беспредельности свой объем и глубину, то есть раскрывает свое сердце, смещая туда другого. Тот, к кому обращаются
с любовным приятием получает при этом чувства прощенности, примиренности, достоинства, силы и свободы.
Ильин отмечает, что одухотворение и любовь должны выступать в единстве, лишь тогда они составляют существенное
содержание добра. Неодухотворенная любовь, по мнению Ильина, слепа, пристрастна и своекорыстна. Он выделяет
два основных вида любви: мирскую и духовную. Мирская любовь - это любовь принимающая, проистекающая из того,
что кому-то с кем-то хорошо и приятно. Эта любовь, говорящая всему "да". Ее основная задача заключается
в том, чтобы оградить предмет своей любви от страданий. Эта любовь принимает всего человека и зачастую предоставляет
простор для разворачивания не самых лучших качеств человека. Ей противостоит духовная любовь. Поскольку любовь
- сила объединяющая и принимающая, то абсолютно цельной и полной может быть только любовь к полноте совершенства
- к Богу. Только полюбив Бога, то есть узрев достойный предмет любви, человек может действительно любить других,
так как он за всеми несовершенствами обычного человека сможет увидеть его божественную природу. Это же будет
любовь к подлинно прекрасному и достойному в человеке - "любовь к совершенству любимого или к любимому
в его совершенстве"4.
Духовная любовь заключается в том, чтобы всегда и всем желать духовного совершенства. Она может говорить "нет"
и понимает, что страдания человека - это цена его духовности. В.С.Соловьев тоже писал о роли страданий в нравственном
и духовном развитии человека, закрывающих ему путь вниз, кладущих предел его животным проявлениям, хотя и необязательно
вызывающих бурное духовное развитие. Это один из пунктов расхождения Ильина с Толстым. Последний обвиняется
Ильиным в недооценивании роли страданий, инициирующих духовное возвышение человека. Толстой заменил страдание
состраданием, жалостью к человеку, отождествил страдание со злом, и избавление всех от страданий считал главной
целью человека. Самое страшное в умиленной жалости Толстого, по мнению Ильина, есть то, что само это состояние
сострадания и жаления чрезвычайно приятно. В результате этого формируется просто нежелание видеть что-либо неприятное.
Ильин называет это избирательностью личного опыта. Последователи Толстого просто отворачиваются от зла, делая
вид, что никакого такого страшного зла нет, а есть только безвредные для чужого духа заблуждения и ошибки, слабости,
страсти, грехи и падения, бедствия, и потому бороться не с чем. В отличие от Соловьева, рассматривавшего жалость
в качестве одной из основ нравственности как она обнаруживается в отношениях между людьми, Ильин считал, что
жалость противодуховна, так как ведет к искажению очевидности.
Однако поскольку человек все-таки не является чисто духовным существом, но еще душевным и телесным, то наверное
при отношении к человеку недостаточно одной только духовной любви, так как чтобы измениться, духовно возвыситься,
человеку нужно не только одно страдание, но и уверенность в том, что его любят, то есть принимают всего, и через
эту любовь прощают ему его несовершенство. Именно это дает ему силу вынести страдания и вырасти духовно. Духовная
любовь в земных условиях должна сосуществовать с мирской любовью с ее жалостью и состраданием к живому человеку
(хотя бы эта жалость и была вызвана осознанием несовершенств человека, его слепоты и невежества, и хотя бы это
была только жалость к его страдающей животности).
Да и сам Толстой все-таки признавал, что не простое знание нового смысла жизни, а только мучения могут заставить
человека изменить свою жизнь. Мучения, рождающиеся из несоответствия сознания человека и его реальной жизни.
В какой-то момент человек делает шаг к прекращению страданий и меняет свою жизнь. Но далеко не всегда и не все
могут поступить так. Интересен в этом смысле один факт из духовной биографии Толстого. Его духовное развитие,
как он это чувствовал, требовало от него уйти из дома, оставить всех и все и вести жизнь монаха или старца.
Особенно остро это желание возникло у него в 1884 г. Но именно в это же время он стал осознавать свою ответственность
за судьбу своих близких, с которыми он уже был тесно связан. Его жена не смогла его понять, и он не бросил ее,
не ушел из дома. Именно это мучительное для него положение, которое нельзя было исправить простой переменой
жизни позволило ему увидеть, как дело истины может сталкиваться с делом любви, и как увлечение одним только
служением может привести человека к глубокому кризису. Толстой вовремя сумел изменить свою позицию и осознать
неразрывность истины и любви в деле духовного развития.
Ильин пошел гораздо дальше Толстого в разработке соотношения волевого воздействия на других и насилия. Для
этого ему потребовалась специальная понятийная и лексическая (терминологическая) проработка этой проблематики,
на основе которой стали возможны существенно более тонкие дистинкции. Самым широким видом волевого воздействия,
по Ильину, является заставление. Посредством его человека вынуждают сделать что-либо или же пресекают его деятельность.
Заставление приходится использовать тогда, когда обращение к духовному видению, то есть прояснению истинного
положения вещей, или любовному приятию не дает ожидаемых результатов. Если никакие уговоры и убеждения не срабатывают,
остается обращение к волевой силе. Воздействие такого рода на мотивы поведения представляет собой психическое
заставление, а непосредственно на человеческое тело - заставление физическое. Заставление может быть направлено
как на других, так и на себя. Психическое заставление, или понуждение заключается в стремлении пробудить посредством
внешних средств само-мотивацию личности. Физическое самозаставление Ильин обозначал термином "принуждение".
Целью любого заставления является совершение другим лицом или самим собою каких-либо поступков. Другое лицо
может совершить требуемые поступки, но они зачастую не могут быть рассмотрены как подлинные деяния, так как
подлинность поступка определяется самостоятельностью действий и суверенностью мотивов. Физическое принуждение,
считал Ильин, не способно заставить человека совершить такой поступок. Оно только может помешать совершению
злодеяния, не дать злой воле вылиться в злой поступок. Поэтому для обозначения физического заставления других
Ильин использовал термин "физическое понуждение". Целью любой принудительной изоляции преступника
остается изменение его души, чтобы она свободно, независимо от кого-либо не желала творить зло.
Ильин прекрасно понимал ограниченность любого волевого воздействия на человека. Воля не может породить любовь
и веру. Запрет, принуждение, угроза и страх могут вынудить человека только к лицемерной "любви" и
лицемерной "вере". Он указывал на необходимость осознания того, что внешнее давление может вызвать
только внешнее подчинение. И без личного включения понуждаемого никак нельзя подействовать на его духовные силы.
Высшая же, духовная сила властвует над низшей и может либо вызвать ее к жизни, либо остановить изнутри. Внешняя
сила физического принуждения и сила духа - абсолютно гетерогенны, чужеродны друг другу. Это разные силы и принадлежат
они разным сферам. Такого же мнения придерживался и В.С.Соловьев, считавший, что духовные цели (а именно внутреннее
расположение нашей воли к добру самому по себе и осознание истины, то есть внутреннее согласие нашего ума с
истиной) никак не могут быть достигнуты внешним заставлением. Последней, крайней формой волевого воздействия
на человека является физическое пресечение, которое в крайней своей форме может заключаться и в физическом устранении
злодея или казни преступника.
"Заставление", по Ильину является родовым понятием по отношению к понятию "насилие". Насильник
относится к своей жертве как к средству для удовлетворения своего интереса или похоти, а не как к цели самой
по себе. Он как бы говорит своей жертве: "Ты не автономный дух, а подчиненная мне одухотворенная вещь,
ты во власти моего произвола"5. Но не всякое применение силы к "несогласному" есть насилие: "Насильник
нападает, пресекающий отражает. Насильник требует покорности себе самому; понудитель требует повиновения духу
и его законам. Насильник презирает духовное начало в человеке; понудитель чтит его и обороняет"6. Насилие
- это заставление, исходящее из злой души или направленное на зло. Насилие всегда противолюбовно и противодуховно.
Оно может быть как психологическим, так и физическим, применяемым как по отношению к другим, так и по отношению
к себе. Ильин считал большой духовной ошибкой, когда всякое заставление приравнивается к насилию. Он сохранял
термин "насилие" для обозначения предосудительного заставления. Ильин отмечал, что как раз Толстой
и его школа считали всякое заставление, то есть действие, противоречащее воле другого, насилием. Таким образом
из всей богатой сферы волевого заставления Толстой и его последователи, по мнению Ильина, выделяли только самопринуждение
(насилие над своим телом) в целях нравственного совершенствования, которое они одобряли, и физическое насилие
над другими, которое они отвергали.
Определяя насилие, Толстой писал: "Насиловать - значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается
насилие"7. Насилие у Толстого - прямая противоположность любви, по "логике" которой нужно делать
то, чего хочет другой. Таким образом, если, например, гедоник хочет только получения наслаждения, то насилием
он будет считать все, что не доставляет наслаждения, а эмпирик, желающий или хотящий вывести все из непосредственных
чувственных данных, насилием будет считать все, что невыводимо из опыта. Если вспомнить ильинское разделение
ценностей на те, которые человек считает значимыми для себя и те, которые он осознает как объективные и значимые
для всех, то насилие для гедоника и эмпирика это то, что противоречит "своим" ценностям. В этом случае
очень трудно найти объективные критерии насилия: практически любое действие, не вписывающееся в класс желательных
для данного человека будет считаться насилием.
Но сам Толстой в работе "Царство Божие внутри нас" писал: "Христианство говорит: живи сообразно
твоей природе (подразумевая божественную природу), не подчиняя ее ничему, ни своей, ни чужой животной природе,
и ты достигнешь того самого, к чему стремишься"8. Поэтому его слова о хотении надо, по-видимому, понимать
в смысле того, чего хочет божественная природа человека, но не его животная часть. Это хотение уже детерминируется
вторым рядом ценностей, объективно значимых для всех. Таким образом, делал вывод Ильин, более верное понимание
"насилия", по Толстому будет, наверное, таким: насиловать, значит делать то, чего не хочет божественная
природа того, над которым совершается насилие. И тогда понимание любви как содействия тому, чего хочет опять
же божественная природа человека, не будет вызывать недоумения как любви потакающей.
Это очень важное уточнение, разъясняющее неправомерность весьма распространенного понимания насилия как деяния,
противоречащего воле другого. Часто утверждение распоясавшегося человека, которого хотят приструнить, что над
ним совершается насилие, приводит в замешательство того, кто хочет его остановить. Ильин считал, что сама негативная
и аффективная окрашенность термина "насилие" не позволила Толстому, чрезмерно на нем сконцентрированному
и ослепленному его негативностью, более детально исследовать этот предмет. Толстой не смог увидеть его сложности
и в результате отождествил всякое заставление с насилием и злом, а призыв бороться со злом силой понял как намерение
победить зло - злом.
Ильин не употреблял термина "ненасилие", но его учение о сопротивляющейся злу силе можно рассматривать
как учение о ненасильственно сопротивляющейся силе. Ибо, когда мы говорим о главных чертах ненасилия, то мы,
во-первых, говорим об отказе от разрушительной силы насилия, и, во-вторых, о замене ее созидательной и миротворческой
силой правды и любви. Обретение человеком очевидности в результате усилий, совершаемых им для своего духовного
развития, есть не что иное, как получение силы истины или силы правды, ведущей за собой людей. А открытие в
своем сердце бесконечного источника любви придает мужество в борьбе за справедливость и порождает стремление
в каждом человеке утвердить его достоинство.
Философские построения Ильина не только вскрывают глубинную сущность предмета, но и позволяют сделать многие
практические выводы. Кто прежде всего является насильником для меня? Тот, кто использует меня как средство для
удовлетворения своей похоти или интереса. Тот, кто использует мое тело, мои психические и умственные способности,
не сообразуясь с тем, насколько эти мои затраты служат целям моего собственного существования и самоосуществления.
Насильник тот, кто нарушает одну из главных нравственных заповедей, сформулированную Кантом, говорящую о необходимости
отношения к человеку еще и как к цели.
Насильник не признает вечных ценностей человечества - истины, красоты, добра. Он не признает существования
Бога или законосообразности всего сущего. Он творит произвол, считая себя центром вселенной. Насильственно он
поступает тогда, когда исходит из собственного или коллективного эгоизма. Такое отношение к другому сразу задает
насильственный характер взаимоотношений. Чтобы изменить это отношение на ненасильственное, следует, во-первых,
не отождествлять другого человека с функцией, а попытаться воспринимать другого как личность; и во-вторых, воспринимать
другого как обладающего равной со нами ценностью. Такое восприятие уже задает ненасильственный тон любому взаимодействию.
Если говорить о нравственном отношении как отношении к человеку как к цели, то Ильин показывает, что человек
может осуществиться как цель только тогда, когда он идет по пути служения добру через бесконечное расширение
своей очевидности и любовности. И все, что мешает ему идти по этому пути есть насилие. Насилие намеренно искажает
истину, сужает горизонты человека, ослепляет его. (В этом смысле насильником является даже тот, кто провоцирует
мой гнев, из-за которого я могу совершить безрассудные и аффективные действия, достойные сожаления). А ненасилие
расширяет очевидность человека и повышает его сознательность. Поэтому, когда мы решаем конфликты, или участвуем
в переговорах (а это происходит всю жизнь), то ненасильственным будет все, что способствует прояснению истины,
прояснению понимания ее всеми сторонами, а также понимание истинных намерений оппонента.
Любое ненасильственное действие имеет целью повышение уровня сознательности как оппонента, так и самого субъекта
ненасилия. Это расширение сознательности напрямую вытекает из обретенной очевидности, так как постижение истинного
положения вещей позволяет увидеть многие, доселе скрытые связи и более глубоко отследить последствия, вытекающие
из того или иного решения или поступка. Поэтому расширение сознательности связано с повышением ответственности
за себя и за других, даже если они не понимают этого. Поэтому последствия каждого принимаемого решения должны
быть соотнесены не только с удовлетворением интересов всех сторон, но и с задачами собственного развития каждой
из стороны, а также с тем, чтобы эти интересы способствовали гармонизации человеческих отношений.
Насилием, по Ильину, являться то, что способствует разрушению согласия, солидарности и единства между людьми.
Насилие - выражение вражды. Иными словами, ненасилие предполагает принятие другого, отождествление с другим,
заботу о другом. Таким образом, ненасилие означает любовь. Но относиться к другому с любовью, значит прощать
другого. Наоборот, при насилии сообщаемым чувством будет обиженность: обида и обвинение другого разобщают людей,
отчуждают их друг от друга. Любовь означает также примиренность, т.е. внимание к тому, в чем мы похожи и что
нас соединяет, а не к тому, что нас разделяет. При насильственном отношении доминируют отчужденность и враждебность
- неприятие другого как "чужого" через сознательное преувеличение того, что является различным в нас
или того, что разделяет нас. Любовь требует соблюдать достоинство другого, демонстрируя, что я принимаю другого
как такового и не придаю значения его недостаткам. При насилии другой оказывается униженным. В то время, как
любовь дарует свободу, насилие делает человека - жертву насилия - зависимым от насильника (будь то индивид или
социальный институт).
Четкая проработка базовых понятий позволила Ильину достаточно глубоко погрузиться в исследуемый предмет. Отвечая
на вопрос, почему надо сопротивляться злу, Ильин обращался к самой природе зла. Он считал, что злое начало едино
и агрессивно, лукаво и многообразно. Если не противопоставить злу силу - силу любви, силу духа или физическую
силу, то скоро все люди будут поглощены им. Говоря, что злое начало едино, Ильин имел в виду всеобщую связанность
людей в добре и зле. Он считал, что все люди связаны незримыми нитями, и чья-то дурная мысль может подтолкнуть
другого человека к совершению дурного поступка, и поэтому каждый человек находясь в положении вольного или невольного
соучастника зла, является ответственным за все зло, царящее в мире. Поэтому, чтобы действительно прекратить
насилие в мире, каждый человек должен приостановить насилие в себе самом: над своим телом, душой и мыслями.
Для этого требуется личное, внутреннее усилие - ведь за чистоту своих чувств и мыслей каждый отвечает только
перед собой. И глубинное осознание факта единой природы зла, заставляет задуматься над тем, что любой "обычный"
человек, не злодей вовсе, простой несдержанностью или раздражительностью посылает деструктивные импульсы, питающие
мировое зло, и прямо способствует увеличению насилия в мире. Ильин здесь солидарен с Толстым: главнейшая борьба
со злом должна осуществляться внутри самого человека. Переставая подпитывать зло, мы обессиливаем его.
Агрессивность зла заключается в его стремлении к распространению и вовлечению все большего количества людей
в свою орбиту. Каждое злодеяние является как бы пробным камнем для всех воспринимающих его. Оно заставляет людей
высказаться за или против зла. Уклониться от этого нельзя, так как уклонение есть лишь скрытая форма его поддержки.
Злодеяние требует от большинства людей непосильного, порой, героизма конкретных решительных поступков; неспособсность
ответить злодею отравляет душу человека сознанием собственного предательства. Поэтому пресекающий внешнее зло
помогает всем другим людям не подпасть под его влияние. Люди отличаются друг от друга степенью моральной и духовной
зрелости. Есть, по Ильину, люди не окрепшие в добре, но и не закоренелые злодеи - для них любое свободное злодеяние
будет соблазном. Есть люди слабые, которых можно подчинить посредством страха, принуждая поддерживать насилие.
Есть люди недалекие, глупые, готовые поверить, что "черное" - это "белое", и наоборот. Именно
агрессивность зла и необходимость для него выливаться во внешние поступки делает недостаточным только внутреннее
сопротивление ему и объясняет необходимость внешней борьбы со злом.
Когда речь идет о внутреннем или духовном сопротивлении злу, с его необходимостью согласны все - мыслители,
философы, религиозные практики. Проблема возникает тогда, когда встает вопрос о внешней борьбе со злом, и именно
физическом понуждении и пресечении. Здесь речь идет о духовной и нравственной допустимости физического понуждения
и пресечения. Именно в этом вопросе сторонники активного сопротивления злу занимают позицию, абсолютно противоположную
примиренчеству и попустительству, выразителем которых, по мнению Ильина, был Толстой и его последователи.
Толстой останавливался там, где должна была начинаться борьба с внешним злом. Он считал, что волевую энергию
можно направлять только внутрь себя, но не вовне. Из себя же можно испускать только энергию любви - жаления
и сострадания. Толстой был прав в том смысле, что гораздо эффективнее концентрировать свое внимание на увеличении
добра и любовности по отношению к другим, чем на борьбе с их недостатками и злом, потому что, чем более сострадательным
и милосердным будет становиться человек, тем меньше в его душе будет оставаться места для насилия и зла. Это
очень продуктивный и действительно ненасильственный путь. Но Толстой при этом объявляет самым страшным злом
вражду, а добром, соответственно, любую примиренность. Ильин же считает, что внешняя вражда не является самым
страшным злом, которое лукаво и многолико. Отождествление зла с внешней враждой, по мнению Ильина, представляет
задачу одоления зла слишком упрощенно. Еще В.С.Соловьев писал, что мир не является безусловным добром, что возможен
и дурной мир. Это - мирской мир, основанный на смешении или внешнем соединении того, что внутренне враждует
между собой. Это мир внешний, который сам по себе не является подлинным благом, а становится таковым только
в связи с внутренним перерождением человечества. Пример такого дурного мира Соловьев показал в "Повести
об антихристе". Этот "новый человек" принес всем мир, соединил всех благами. Он даже написал
трактат "Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию". Антихрист принес мир всеобщей сытости,
который не требовал ни от кого жертвы во имя истины (он судил судом милости, а не правды), или возвышения над
своим "я". "Он верил в добро, Бога, мессию, но любил он только одного себя"9. Конечно, даже
достижение внешнего "отрицательного" мира как мира без вражды, особенно в современных условиях, неизмеримо
лучше прямых военных действий. И первая задача любой миротворческой акции - это прекращение открытой вражды.
Но отличие ненасильственного активного сопротивления злу от примиренчества как раз и заключается в том, характер
примиренности может быть различным. Если примиренчество согласно на внешний, отрицательный мир, то ненасилие
стремится не просто к отказу от враждебности, но построению мира любви. Это - положительный мир, основанный
на любви и доброжелательстве, рожденный сознанием различия добра и зла, истины и лжи, являющийся органическим
единством мира внутреннего и внешнего. Ильин здесь целиком поддерживал Соловьева и не принимал позицию примиренчества.
Другим заблуждением Толстого, по мнению Ильина, было фактическое допущение попустительства злодеянию, что можно
рассматривать как форму соучастия ему. Толстой отказывался от любых форм силового физического воздействия на
другого человека, даже если этот другой был отъявленным злодеем и мотивировал это тем, что люди никогда не могут
сойтись в том, что есть зло: для одного это будет одно, для другого - другое. Так же невозможно, по Толстому,
воздействовать на тело другого, так как соединение данной души с данным телом - это Божье дело, а не человеческое,
значит и лишение жизни тоже должно идти от Бога, а не от человека. Подвергая критике подобный взгляд, Ильин
указывал на то, что "тело человека не выше его души и не священнее его духа; оно совсем не есть неприкосновенное
святилище злобы или неприступное убежище порочных страстей. Тело злодея есть его орудие, его орган; оно не отдельно
от него; он в нем присутствует, он в него влит и через него изливает себя в мире. Его тело есть территория его
злобы, и эта духовно опустошенная территория отнюдь не экстерриториальна для чужого духа. Благоговейный трепет
перед телом злодея, не трепещущего перед лицом Божиим, противоестественен"10. Толстой как будто отвлекался
от того, что человек - существо не только духовно-душевное, но и физическое. А ведь последнее как раз и требовало
физических средств борьбы со злом в человеке. То, что зло обнаруживается в поступках человека, требует именно
силового, телесного противодействия. Сам вопрос о физическом понуждении и пресечении ставится только тогда,
когда все остальные средства оказались бессильны, чтобы удержать данного человека от злодеяния, когда это остается
практически единственно действенным средством в данной ситуации. Уповать на Бога тогда, когда ты сам можешь
остановить руку злодея, по меньшей мере, нечестиво, то есть безнравственно, считал Соловьев. Ильин же говорил
о неизбежности принятия духовного компромисса человеком, решившим осуществить физическое пресечение зла. Как
может такой человек сохранить свое нравственное совершенство и может ли он, стремясь соблюсти его, отказаться
от пресечения зла?
В рассмотрении данной проблемы Ильин выделял два уровня: теоретический и практический. Он исходил из способности
морального сознания совместить высочайшую требовательность к человеку с терпимостью и трезвостью, когда дело
доходит до конкретных результатов и жизненных ожиданий. Очевидно, что реальный человек не идеален и действует
не в идеальных условиях, и потому нельзя считать, что кто-то уже обладает нравственным совершенством и может
"запачкать" руки неправедным деянием. Вопрос можно ставить лишь о наименьшем зле и наименьшей неправедности.
Что касается теоретического рассмотрения проблемы, то Ильин признавал, что убийство любого человека ни с какой
стороны не может быть названо нравственным поступком. Трагизм ситуации и заключается, по мнению Ильина, в том,
что из нее нет идеального исхода и абсолютно нравственного ответа на вопрос, должен ли религиозный, нравственно
совершенствующийся человек применять силу в борьбе с агрессивным внешним злом или нет.
Ответ на этот вопрос - дело самой личности, и он будет определяться степенью ее зрелости и сознательности, так
как на практике пресечение зла - это всегда исключительное деяние. Бывают ситуации, в которых вообще нет праведного
исхода. К такого рода ситуациям Ильин и относит физическое пресечение зла.
Нравственно и духовно совершенствующийся человек вынужден иногда совершать неправедные поступки. Он берет бремя
внешней борьбы со злом на свои плечи, ответственность за свой поступок и даже, может быть, вину за него. Пресечение
зла таким человеком не становится отпадением от совершенства по причине личной слабости человека. Это отступление
от совершенства происходит по объективной необходимости и является проявлением личной силы. Такой поступок,
по мнению Ильина, требует духовного компромисса. Этот компромисс не заключается в принятии какого-то лично выгодного
решения. Это "бескорыстное принятие своей личной неправедности в борьбе со злодеем"11. Ильин указывал
на то, что перед "лицом сущего злодея совесть зовет человека к таким свершениям, которые доступны только
Божеству и Его всемогуществу, и для которых ни мысль, ни язык человека не имеют ни понятий, ни слов"12.
Человек, попавший в такие обстоятельства, как бы добровольно отказывается от своего счастья жить в согласии
с требованиями совести и нравственными идеалами. Этот поступок героичен, так как требует от человека невероятного
духовного напряжения. Такой человек не уходит и не прячется от конфликта. Он идет навстречу трагичности своего
положения и изживает ее. Напряжение духа также связано не только с убийством злодея, но и с необходимостью пронести
через жизнь совершенное дело, не отрекаясь от его необходимости, но и не идеализируя его нравственного содержания.
Человек берет на себя неправедность, но не для себя, а во имя Бога. И он совершает свой - человеческий - поступок.
Пресечение зла, в особенности с помощью физической силы, предъявляет к человеку очень высокие требования. Говоря
об этом, Ильин имел в виду в первую очередь людей, обладающих государственной властью, но не только их. Сопротивляться
злу может "каждый", кто ощущает в своей душе призвание к этому и присутствует при действительном злодеянии
- противоправном, противолюбовном, противодуховном.
Пресекающий зло должен обладать определенной духовной зрелостью для распознавания зла. Он должен уметь разглядеть
его за всеми масками и трюками. Человек, призванный пресечь зло - это человек подлинно любящий добро. Вопрос
о победе добра над злом существует для него не абстрактно, но конкретизирован до личной практической задачи.
Поэтому помимо живой любви ко всему сущему ему необходима способность к практическому действию. Мировой процесс
воспринимается таким человеком как арена борьбы между добром и злом, где он участвует на стороне сил добра.
Тот, кто сознательно убирает свою волю из мира (это относится к Толстому, монахам, старцам) тот не вправе, по
мнению Ильина, ставить и решать эту проблему, так как для этих людей она просто не существует.
Такой человек может пресечь зло и даже пойти ради этого на убийство, реализуя свою внутреннюю правду. Он не
застрахован от ошибки, и он может быть осужден или даже казнен. Согласно Евангелию тот, кто судит другого, должен
быть готов к тому, что его будут судить той же мерой. И поднявший меч на другого сам может погибнуть от меча.
За свою истину и правоту осуществляющий пресечение готов отдать самое дорогое что у него есть - свою жизнь.
Л.Н.Толстой, не принимавший сопротивления злу силой, здесь сходился с Ильиным, так как за свою правду непротивления
он, даже будучи вынужденным дать отпор злодею, тоже соглашался отдать самое дорогое - собственную жизнь, предложив
убить себя вместо жертвы.
Ильин называл насилием заставление, исходящее из злой души или направленное на зло. Заставление же, исходящее
из доброй воли и направленное к возрастанию добра - ненасильственно. Но чтобы воля борющегося оставалась чистой
и доброй, по мнению Ильина, должна вестись непрекращаемая работа над своим духовным очищением. Под религиозно-нравственным
очищением Ильин понимал постоянный пересмотр своих состояний, мотивации и приобщение к божественной любви. Бороться
за чистоту своей доброй воли, ее сознательных и бессознательных мотивов - задача любого человека.
Ильин считал, что основной формой очищения должно стать выверение как целей, так и средств борьбы с наивысшим,
доступным человеку пониманием истины, добра и справедливости. Причем очищению следует подвергать себя как до
борьбы со злом, так и после. До начала борьбы очищение совершается для борьбы: чтобы осуществилось верное восприятие
зла и сопротивление велось из преданности Божьему делу, а не из жадности или ненависти и мести. Оно требуется
также и для того, чтобы обеспечить борьбу с действительным, а не мнимым злом. После выхода из борьбы очищение
необходимо и для себя, и для продолжения борьбы. Во-первых, необходимо избавить себя самого от душевного осадка
и тлетворного отпечатка борьбы (кровожадности, мести и т.д.), которые, оставаясь в душе будут усиливать собственные
недостатки человека. Но больше всего оно необходимо, чтобы оградить душу от очерствления и ожесточения, которые
неизменно поселяются в душе осуществляющего пресечение из отрицательной любви. Молитва должна возвращать человека
к духовному равновесию и полноте любви, даровать ему успокоение и силу, необходимые для новой борьбы и подвигов.
Ильин указывал на очищение души как на основное условие победы над злом. "Владеть силой и мечом может только
тот, кто владеет собой, своими страстями и видением"14. Так как иначе меч и сила овладеют человеком и он
сам превратится в орудие зла.
Убийство другого - это крайний случай в силовом одолении зла. В обычной жизни человек сталкивается с необходимостью
давать отпор внешнему злу, как правило, на уровне психического взаимодействия, и довольно редко физического.
Если мы отвлечемся от сферы противоправной, преступной, и обратимся к нашей повседневной жизни, то проблема
определения необходимой меры воздействия с достаточной остротой присутствует и здесь. Эту меру нельзя определить
заранее какими-нибудь абстрактными принципами. Она обретается в самом процессе жизни. Вся жизнь человека - это
последовательность выборов, частично осуществляемых сознательно, частично - бессознательно. И если человек уже
задумывается над тем, чтобы сделать свою жизнь ненасильственной, то он заинтересован в том, чтобы каждый его
выбор был сознательным, и был выбором в пользу добра, истины и любви. И для такого человека очень важным будет
принятие ильинского алгоритма очищения, даже если этот человек является прагматически мыслящей личностью, не
принимающей религиозных обоснований своих действий.
Учение Ильина о противлении злу в сущности представляет собой учение о насилии и ненасилии, так как это учение
о силе, которой может быть задано то или иное направление и цель. Одна и та же энергия может быть по-разному
организована, и от человека зависит насколько он может преобразовать хаотические, деструктивные импульсы борьбы
со злом в упорядоченные, созидающие силы ненасилия. Уже Соловьев писал о возможности превращения одного вида
душевной энергии (внешней или экстенсивной) в другой вид энергии (внутренней или интенсивной), с помощью которой
только и может человек исцелить себя и спасти общество и природу15. Для таких людей основными вопросами становятся
вопросы методические, ответы на которое позволили бы сделать себя более совершенным инструментом для преобразования
этих энергий. "Что следует сделать со своими телесными, душевными и духовными способностями для того, чтобы
испытать и увидеть в исследуемой области духовный предмет? Какой комбинации душевно-духовных сил, при каком
направлении их дается в этой области духовный предмет? Как можно здесь узнать и проверить, что предмет действительно
взят? Какие могут быть признаки того, что опыт состоялся, что очевидность пережита? Как воспитать в себе верный,
неошибочный или, если угодно, нормальный духовный опыт в обращении к истине и понятию, к праву и государству,
к добру и злу, к художественности и красоте; в обращении к божественному и Богу?"16. Решением этих вопросов
из века в век занимались религиозные практики - монахи, святые, они исследовали закономерности нравственного
и духовного развития человека и разрабатывали конкретные пути, приводящие к получению откровения, или Богопознанию.
Именно оно дает видение истины и способность любви к людям (даже к врагам) и к всему мирозданию. Ведь заставить
себя любить радостным сердцем того, кого считаешь врагом, к чему призывает Толстой, практически невозможно.
Рассудочно я могу принудить себя не ненавидеть врагов, уважать, ценить людей, но не любить. Если я действительно
принуждаю себя к любви, то и любить я буду, по Толстому, - без вдохновения добра, вдохновения свободных и безмерных
порывов любви - любовью сентиментальной, безвольной, беспредметной. По Ильину же, в любом человеке, даже враге,
я могу любить его дух и духовность, а не просто жалеть его страдающую животность. По отношению к отпетому злодею
моя любовь принимает форму отрицательного благожелательства. Это будет любовь скорбящего сердца. Но и такую
любовь нельзя вызвать в своем сердце чисто рассудочно: согласно христианству, только любовь к Богу открывает
человеку его связанность со всем бытием мира ". Без этого любовь ко всем будет только благожелательством,
но не подлинной любовью. Может быть, процесс Богопознания, дарующий очевидность и любовь, не всегда осознается
человеком именно как процесс непосредственного Богообщения, судить об этом он может по результатам - по обновлению
всего его существа, по полноте и осмысленности его нового существования.
Путь ненасилия - это путь духовного восхождения личности. И логика пути духовного восхождения неразрывно связана
с принятием ненасилия как образа жизни. Трудности с пониманием и осмыслением ненасилия частично связаны с самим
термином "ненасилие" как отрицанием насилия. Часто трудно себе четко представить ненасильственное
поведение вне ситуации агрессии и насилия. Как я могу быть ненасильственным постоянно, в течении своей повседневной
жизни? Характеристики сопротивляющейся злу силы позволяют представить ее как ненасильственную в полном смысле
этого слова. Ильин задает именно это позитивное содержание ненасилия. Все, что способствует увеличению добра,
любви, очевидности в моей жизни или жизни других людей, что способствует самоосуществлению, то есть выполнению
внутренних, экзистенциальных задач моей жизни или жизни других людей - будет ненасильственным. Все же, что направлено
против этого, в чем бы оно ни выражалось (в психическом или физическом воздействии, или же в воздействии на
сознание) будет насильственным. Имея это представление о насилии и ненасилии можно более эффективно и бесстрашно
использовать заставление для помощи близким, способствуя их развитию. Но, с другой стороны, определять меру
воздействия все равно придется самому человеку. И для того, чтобы эта мера все больше приближалась к "золотой
середине", человеку необходима работа над собой - прежде всего для преодоления собственного эгоизма. Ему
необходимо добросовестно "выполнять работу жизни, и, лучше всю работу жизни", не прячась и не убегая
от жизни, а изживая ее, делая личное усилие для решения ее проблем, и приобретая необходимый опыт на этом пути.
Только через преодоление склонности к насилию в себе самом человек сможет успешно преобразовывать общественную
жизнь на принципах ненасилия.
Примечания
1. И.А.Ильин - русский философ, правовед, общественный деятель. Родился в 1883 г. в Москве. Был выслан из страны
в 1922 г. за антисоветскую деятельность. До 1938 г. жил в Берлине, затем в Швейцарии. До конца жизни оставался
противником советской власти, считая себя обязанным принимать участие в политической жизни русской эмиграции.
Умер в 1954 г. Похоронен в Цолликоне под Цюрихом. Важнейшие труды: "Философия Гегеля как учение о конкретности
Бога и человека" (1918); "Проблемы современного правосознания" (1923); "О сопротивлении
злу силой" (1925); "Религиозный смысл философии: Три речи" (1925); "Родина и мы" (1926);
"Путь духовного обновления" (1935); "Основы христианской культуры" (1937); "Аксиомы
религиозного опыта" (в 2-х т., 1953); "Родина и мы: О России. Три речи (1934); "Наши задачи"
(в 2-х т., 1956); "Путь к очевидности" (1957); "Поющее сердце: Книга тихих созерцаний" (1958)
и др.
2. Соловьев Вл.С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соч. в 2-х томах. М.: Мысль, 1990. Т.1. С. 142.
3. Там же. С. 140.
4.
5. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Ильин И.А. Путь к очевидности. М.: Республика, 1993. С. 35.
6. Там же.
7.
8. Толстой Л.Н. Царство божие внутри нас // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: , 19-19. Т.28. С. 65.
9. Соловьев В.С. Три разговора. Собр. соч. в 2-х тт. М.,1990. Т.2. С. 740.
10. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Указ. соч. С. 34.
11. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Указ. соч. С. 122.
12. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Указ. соч. С. 122.
14. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой // Указ. соч. С. 130.
15. Соловьев В.С. Оправдание добра // Указ. соч. С. 539.
16. Ильин И.А. Религиозный смысл философии. Три речи. // Ильин И.А. Собр. соч. в 10 тт. М.: Рарог, 1994. Т.3.
С. 10.
|
