Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ ВАС!
Почему у режиссера Снежкина не задалась экранизация Кабакова
С возвращением вас! Почему у режиссера Снежкина не задалась экранизация Кабакова // Независимая газета, 21 февраля 1992).
Аллюзии
С помощью Александра Кабакова мы чуть было не сели не в свои сани. "Невозвращенец"... Какая ирония! Мы возвращались даже тогда, когда являлись за бугор, возвращались за своими десятью годами за шпионаж, возвращались не из-за ностальгии, а из рабской собачьей преданности, из ущербного патриотизма по отношению к цепи и конуре. Александр Кабаков, как некий Воланд, искушал нас и себя своим сценарием, который оказался нам не по плечу. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Вот она и внесла.
Фильм "Невозвращенец" снят не по кабаковскому сценарию. Как ни пытались раскачать советскую биомассу до яростно-живого индивидуалистического живого бытия, она все равно застывала в знакомых тоталитарных формах. Сценарий всех напугал. Он не о нас. Он про расколдованное царство, где принцессы, разбойники, короли, пажи неловко и тяжело пытаются сделать первые шаги, размять члены, окаменевшие от столетнего сна. Кабаковщина - это когда развязаны страсти, и низкие, и высокие, это когда, если тебя и бьют, - то не по приказу, а потому, что так кому-то хочется, а если спасут или хотя бы пожалеют, то сделав нешуточный личный выбор и приняв как благословение личный риск. В уродстве своем, в неприглядности своей герои сценария решают сами.
Персонаж Кабакова делает то, чего не сможет сделать породивший его автор, не сможем сделать мы, - он выбирает свободу, неприкаянную и бесшабашную, когда только от твоей ловкости и мужества зависит, доживешь ли ты до рассвета.
Мы этого не выберем, жизнь и фильм выберут за нас. Путч нам понятнее и ближе. Организованное насилие тоталитарной власти для нас проще и удобнее неожиданного насилия стихии и улицы. Первое предсказуемо, и, может быть, пронесет. Второе пугает именно моментом неспровоцированности (здесь не поможет своя, близкая к телу рубашка, надетая в своей личной хате с краю). А потом, мы страна лежачих камней и толстовцев, что, впрочем, одно и то же. Нам легче умереть, чем защищаться, ибо второе предполагает активную жизненную позицию и личный выбор поля битвы. Что было терять редактору телевидения в фильме? Ее имя в списках, все равно Лефортово. Но разоблачать путчистов в своем канале - увольте! По анекдоту: ведут двух зеков на расстрел. Один говорит: давай, мол, сбежим. А другой отвечает: "Боюсь". - "Да чего же ты боишься?" - "Как бы хуже не было". А герой фильма не может, не смеет предотвратить свой ГКЧП, потому что он стукач, и его этим держат, и в огне брода нет. Кабаков-сценарист показал мир, только что вынырнувший из грязи. В фильме же показан мир, утонувший в грязи. Наш мир, где есть мясо (неважно за какую цену), мыло, горячая вода и никогда не будет свободы. Герои сценария дики и жестоки, но они действуют сами, а не по приказу, и их добро не будет добром бессилия и малодушия.
Нам проще в колоннах, и пусть впереди идут командиры, а на худой конец - по бокам конвоиры с овчарками. Почему не разбежался в 30-е весь ГУЛАГ? Почему евреи шли в гетто? Почему мы так любим аккуратно снимать одежду в раздевалке крематория? Чтобы не было хуже. Мы всегда шли, все еще идем. Неважно куда, зато строем. В газовую камеру или на санкционированный митинг. Наше тоталитарное клеймо никогда не сотрется, и кто-нибудь нас, как миледи, обязательно разоблачит.
Чего мы боимся больше всего на свете? Крови, своей и чужой. Революции. Гражданской войны. Это пища для взрослых, наши младенческие желудки не принимают ее. Мы привыкли питаться детским пюре тоталитарного уклада. Тоталитаризма мы не боимся, он - наша вечная родина, наша колыбель, наш семейный очаг. Мы - политические импотенты, и это у нас давно, с 14 века. Мы не последовали за героем Кабакова, мы выберем свою охранку.
Интересно, как это у нас повернулся язык назвать августовские события революцией? Революция свергает, а не защищает власть. Где будем мы, когда власть сбросит маску и запустит в нас свои когти? Эта самая, хваленая демократическая власть. Сквозь ее президентскую атрибутику проступают красные корочки партбилета.
И напрасно пытаться стереть с карт названия, переделать имена, переименовать улицы. Все это похоже на отчаянные попытки шайки преступников замести следы. Но сквозь новые названия проступает старая кровь.
Из президента Ельцина не вышло генерала Панаева.
10 февраля 1992 года были осуждены по политическим мотивам к 3 годам лишения свободы юные анархисты А.Родионов и А.Кузнецов. 12 марта 1991 года на митинге у Лубянки они ухитрились, с точки зрения послеавгустовской демократической власти, избить омоновцев, разгонявших митинг. 10 февраля 1992 года, немного ближе к центру города, такие же беззащитные омоновцы разогнали и избили еще один митинг протеста, на который пришли потерявшие от негодования дар речи свидетели демократического правосудия.
Так что мы вернулись.
На самом деле мы никуда и не ездили, но многие уснули и видели сны. Но вот толчок, вагоны стали. Время просыпается.
В гостях хорошо, а дома лучше.
С возвращением вас, господа!
