Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Согласие под круглым столом
Согласие под круглым столом // "Огонек" №19-20, 1994, С. 10-11.
Те, кто читал жуткие воспоминания Оруэлла о Каталонии, те, кто ловил губами ржавые капли оттепели, дорвавшись наконец до запретного до конца шестидесятых романа Хемингуэя «По ком звонит колокол» (черный четырёхтомник, 1968 г.), знают, что пришлось вытерпеть Испании до хваленых миротворческих пактов Монклоа. Испания была ямой, полной ужаса и смерти, и в этой яме не было правоты ни на чьей стороне. Достаточно открыть Хемингуэя. С одной стороны — республиканцы-коммунисты с цепями и серпами, прогоняющие фашистов сквозь строй и швыряющие их в реку со стометрового обрыва; с другой стороны — фалангисты-фашисты, расстреливающие республиканцев и их жен и насилующие их дочерей. Зверство было взаимным, и выход из этого зверства был только один: отречься и от коммунистической, и от франкистской Испании, попросить друг у друга прощения и стараться впредь не грешить. Здесь вполне уместен общий памятник жертвам гражданской войны, ибо это была единственная возможность для всех виноватых (и левых, и правых) начать заново. Кстати, человеческая жизнь в Испании возобновилась отнюдь не на марксистских основах, а на здоровом фундаменте общеевропейского капитализма. Именно он стал тем полем согласия, где фалангисты согласились что-то уступить, а анархисты и коммунисты, по сути дела, уступили все, ибо ни батька Махно, ни Владимир Ульянов в нынешней Испании не имеют части. Испания — не самая либеральная страна Европы, но и до шведской уравнительности здесь дело не дошло. Главным образом спас невысокий уровень экономического развития. Швеции было что делить, а Испании — нет. Впрочем, сегодня и Швеция остановлена в своем перераспределительном пафосе самым вульгарным экономическим застоем. Поистине либерализму нет альтернатив. Ни в Швеции, ни в Испании, ни в России.
Давайте заглянем под наш круглый стол и посмотрим, на чем же воздвиглась идея нашего «гражданского примирения». Во-первых, каковы субъекты переговорного процесса? Откуда подул теплый ветер согласия?
Начиная с 1917 года у нас всегда была одна сторона, которую резали, и другая — которая резала. Правда, время от времени «другая» сторона устраивала взаимную резню. Ленин исключал из партии то отзовистов, то ликвидаторов, обзывал Троцкого Иудушкой, упрекал Каменева и Зиновьева в предательстве. Дальше — больше. «Иудушку» сослали, выслали, ликвидировали. Каменева и Зиновьева расстреляли, Тухачевского прикончили, Бухарина поставили к стенке. Но это их трудности. Красная сторона, сторона ВКП(б), КПСС, РКП, КПРФ, могла проводить свой досуг так, как ей заблагорассудится. Нас это не касалось бы, если бы при всех разногласиях, оппозициях, платформах и право-левых уклонах отзовисты вместе с их оппонентами не отозвали бы всякое милосердие и всякую человечность из российской действительности, а ликвидаторы купно с их противниками не ликвидировали бы в стране все следы нормальной человеческой жизни. И Троцкий, и Каменев, и Зиновьев, и Якир, и Бухарин — все внесли свою лепту в этот общий кровавый котел. И если бы они примирились друг с другом и с Иосифом Виссарионовичем Сталиным, и покаялись бы, и обрели покой под общим мраморным монументом, я бы порадовалась за них. Но первая сторона здесь при чем? Крестьяне и министры, и кадеты, и купцы, и банкиры, и священники, и офицеры, и интеллигенты, которые были виноваты только в том, что жили, как все люди живут в нормальном мире, — по законам капитализма? Их начали уничтожать после 25 октября и с трудом закончили этот процесс в 1989 году, когда вернулись с Архипелага ГУЛАГ последние политзаключенные. В августе 1991 года процесс едва снова не «пошел». В октябре 1993 года была сделана еще одна попытка продолжить ликвидацию человеческой жизни.
У дьяволов 1917 года, кстати, полно адвокатов. И Руцкой, и Зюганов, и Крючков, и Жириновский, и Бабурин, и Зиновьев, и Лимонов — это все присяжные поверенные для той, красной, виновной стороны. А в чем была повинна наша сторона? В том, что мы хорошо работали и хорошо зарабатывали, получали прибыль, строили дома, пахали землю, кормили себя и страну, молились Богу, помогали бедным, писали стихи и симфонии, имели деньги, имения, досуг, совесть? В том, что мы позволяли вешать тех, кто кидал бомбы в живых людей, чтобы изменить мировые отношения? Отбиться все равно не удалось. Ни законы, ни манифесты, ни Дума, ни уступки, ни амнистии не помогли. Веру Фигнер выпустили — нашу сторону не выпускали даже без бомб в активе. В чем был виновен несчастный монарх, в чем провинилось его семейство? В чем можно обвинить белую армию? Пытались защитить страну? Пытались вырвать ее у красных бандитов? После 1920 года Дела уже не было с нашей стороны. Убивали только за слово. В конце пятидесятых недобитым остаткам нашей стороны позволили жить. Реабилитация для нас — это милостивое прощение, дарованное виновными невинным. Ненадолго, правда. Челюсти тут же сомкнулись на горле, заглушая наш еле слышный шепот. С того же 1956 года, после Венгрии. Нас осталось ровно столько, чтобы хватило на тонкую цепочку диссидентов — с 1956 года по 1988-й.
«Другая» сторона никогда с нами ни в чем не соглашалась. Хотела — казнила, хотела — миловала. Не мы ее сажали — она сама сажала себя с 1917-го. У нее всегда было все: спецдачи, спецпайки, спецмашины, спецсудьба. Все, кроме совести и чувства вины. Пусть спросят беспартийных диссидентов, западников, мутантов типа В. Буковского: перед ними кто-нибудь извинялся? Передо мной, положим, нет. Кто на каком процессе ответил за эти 75 лет? Сменив обкомовские цитадели на президентские резиденции, поменяв флажки на членовозах, они предложили нам тот единственный вариант, который у них был в запасе: нэп улучшенного образца 1991 года. Что мог предложить Бухарин? Что может предложить Борис Ельцин? Нашей стороны почти не осталось, за 75 лет ее ликвидировали начисто. Мертвую Россию нам не воскресить. Осталась та, другая сторона, сторона демократической и недемократической платформ в КПСС. Мы не могли не влезть в это дело, не могли не помочь Ельцину против Руцкого, Горбачеву и опять-таки Ельцину против Крючкова, Язова и Бакланова. Нас использовали почти как буржуазных «спецов». Кормили. Возили. На определенном этапе слушали. А сейчас нам просто меняют имидж. Мы будем вредителями, совершавшими диверсии, гробившими экономику, продавшимися мировому империализму. Под столом гражданского согласия лежит согласование позиций. Той, другой стороной. Стороной, разбившейся на якобы противостоящие друг другу партии и блоки. Да, это все было и зрело внутри КПСС. Внутри ВКП(б). Внутри РСДРП. Мартов — Ленин. Сталин — Бухарин. Горбачев — Романов. Горбачев — Ельцин. Но мы-то были снаружи. Мы-то здесь при чем? Итак, все части и течения бывшей КПСС, будучи не в силах вырвать друг у друга решительную победу, выяснили, наконец, что в своих симпатиях и антипатиях поделились примерно пополам по отношению к той или иной партийной платформе. Партийные платформы из бывшей КПСС поняли, что надо прийти к консенсусу. И пришли. Правда, из уст «бухаринцев» звучали совершенно западные фразы. Но это было просто звукоподражание. Как у попугаев и ученых скворцов. Теперь они возвращаются к родной речи. «Величие России», «патриотическое воспитание», «гордиться своей историей». Словом, броня крепка и танки наши быстры. А наши люди трусости полны. И готовы во всем и со всем согласиться, «лишь бы не было войны». Любимый лозунг брежневских незабвенных дней. Пусть оккупируют Чехословакию, но лишь бы не было войны! Пусть сажают диссидентов — но лишь бы не было войны! Поживем в коммуналках — лишь бы не было войны! Полки в магазинах пустые, пушек больше, чем масла, — лишь бы не было войны!
Вот и сейчас. Черт с ними, с этими реформами, с этим капитализмом — лишь бы не было гражданской войны! Пристреливают не только загнанных лошадей и загнанных танцоров из марафона безработных, как в старом американском фильме. Пристреливают и загнанные реформы. 12 декабря поставили к стенке. 23 февраля расстреляли. А 28 апреля произвели контрольный выстрел в висок. Круглый стол крепко стоит на ножках. Андрей Козырев дословно повторяет красно-коричневый тезис о том, что для России не годится программа НАТО «Партнерство во имя мира». Россия, мол, слишком великая страна, не чета демократической и благополучной экономически Чехии или там завершившей реформы Эстонии, она не может на общих основаниях, для нее нужен особенный устав. Величие опять меряют аршином и считают по танкам и ракетам.
Пока у нас есть ракеты, мы на статус Верхней Вольты не согласимся, хотя подходим по всем параметрам минус ВПК.
В некоем московском суде будут разбирать иск коммунистической «Гласности» к тем, кто ее 4—5 октября закрывал согласно указу президента. А там, глядишь, «Правда», «Совраска» и «Завтра» тоже иск подадут. В Кунцевском суде ортодоксальная платформа бывшей КПСС уже дело выиграла. Сергей Бабурин подавал иск против «Известий» и Олега Калугина. За «агента Николая». Я не люблю Олега Калугина, но не Бабурину быть его судьей. И не важно, работал С. Бабурин в КГБ или нет. Я хочу полностью привести документ от 22 сентября 1993 года. Под текстом стоит подпись Сергея Бабурина. И ни один суд в мире не защитит человека, подписавшего это, от звания палача.
Проект
ЗАКОН
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР
Статья 1. Дополнить Уголовный кодекс РСФСР (Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1960, №40, ст. 591) статьями 64 и 70 следующего содержания:
«Статья 641. Действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя.
Действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации, наказываются лишением свободы на срок от 6 до 12 лет с конфискацией имущества или без таковой.
Те же действия, повлекшие тяжкие последствия, а равно совершенные должностным лицом, наказываются лишением свободы на срок от 10 до 15 лет с конфискацией имущества или без таковой или смертной казнью с конфискацией имущества или без таковой».
«Статья 702. Воспрепятствование деятельности законных органов государственной власти.
Воспрепятствование деятельности предусмотренных законом органов государственной власти Российской Федерации
наказывается лишением свободы на срок до 5 лет или исправительными работами на срок до двух лет.
Те же действия, повлекшие тяжкие последствия, а равно совершенные должностным лицом,
наказываются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией имущества или без таковой».
Статья 2. Ввести в действие настоящий Закон со дня его подписания.
Исполняющий обязанности президента Российской Федерации
Кунцевский суд живо сообразил, что консенсус состоялся на базе колючей проволоки. Не только О. Калугин уплатит 1,5 млн. рублей, не только газета «Известия» отдаст С. Бабурину 2 млн., но и процитировавшая О. Калугина журналистка «МН» Наталия Геворкян обязана будет выплатить 500 тыс. рублей плюс 75 000 судебных издержек, хотя на нее Бабурин в суд не подавал. Кунцевский суд проявил инициативу; как если бы брошенная молодая мать подала на алименты против брюнета А, а суд присудил бы ей деньги не только с брюнета А, но и с блондина Б, с которым она тоже была в хороших отношениях. Две платформы КПСС уже втянули в свои разборки хорошего человека не из их карасса. И это только начало. Ведь коммунисты никогда не ограничиваются кошельком. Им отдают кошелек — и в 20-х, и в 30-х, и в 90-х. Но они все равно потом потребуют жизнь.
Формула национального согласия в Договоре есть, ее можно обнаружить даже за грудами пустых и звонких фраз на тему, что «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным». Глава I, пункт 5: «Участники Договора считают, что величие российской истории с ее героическими и трагическими страницами обязывает избегать упрощенных и оскорбительных оценок прошлого, не допускать искажения исторических фактов».
Непонятно только, будут ли сжигать на площадях исключительно книги Солженицына, Оруэлла, Конквеста, Виктора Суворова, Ивана Солоневича, или в костер пойдут и «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, и «Белые одежды» Дудинцева, и «Жизнь и судьба» Гроссмана? То есть национальное согласие — под большое или под малое декольте? Переименуют ли Волгоград обратно в Сталинград? А Выхино — в Ждановскую? Одно непреложно: мы никогда не избавимся от египетской пирамиды на Красной площади; коммунизм и КПСС не будут судимы раньше Страшного Суда; трое погибших в августе и 150 — в октябре пойдут в издержки производства гражданского согласия; шагов вперед больше не будет, все дальнейшие шаги будут назад. В Договоре упомянуты и обязательство сторон воспитывать молодежь в патриотическом духе (должно быть, на таджикской войне, как раньше на афганской), и намерение правительства уменьшить дифференциацию доходов населения (отнимая у способных и удачливых и отдавая бездельникам и бездарностям? Лучше всего тогда карточки ввести). Оказывается, в Конституцию можно будет вносить поправки в целях «стабилизации обстановки в обществе». А ну как окажется, что свобода слова, печати, собраний и союзов вместе с частной собственностью стабилизации не способствуют, ибо подорвали монолитное единство советского народа? Сказал же недавно премьер-министр Черномырдин, что хорошо бы нам иметь такое же согласие, как в 1945 году накануне Дня Победы... До этого согласия нам не хватает процессов врагов народа и НКВД. Полное общественное согласие (вместе со стабилизацией) достигается, «когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет». В Договоре часто упоминается «компромисс». Компромисс между теми, кто хочет идти вперед, и теми, кто хочет повернуть назад, — это в лучшем случае бег на месте. Но это не наш случай. Примирение на базе всероссийского коммунистического субботника — это путь назад, в светлое прошлое. Впрочем, едва ли знаменитое шахраевское бревно спасет Сергея Михайловича от лесоповала. Бухарин еще не то выделывал — и все равно его расстреляли.
Итак, демократическая платформа КПСС «разоружилась» перед партией. И бывшие оппортунисты предлагают нам, вечным жертвам, тоже разоружаться перед нашими бывшими и будущими палачами. Им нужна круговая порука. Чтобы никто в целой стране не мог потом сказать: «Это подлость». Чтобы руки Жириновского коснулись все. Чтобы все стали прокаженными. Когда я увидела текст «Договора», подписи ЛДПР и «Выбора России» в едином строю и длинную очередь на подписание, от профсоюзов до контор заготсырья и женотделов, у меня пропала охота сочинять на эту тему фельетон. Руки сами извлекли из стола заветного Кестлера, его «Слепящую тьму». И как не имеющий к делу никакого отношения старый дворник из страха пойти следом подписывается под резолюцией с одобрением смертного приговора Николаю Рубашову, лирическому герою Кестлера, так и сегодняшние «многопартийцы», «Женщины Военно-Морского Флота» и пчеловоды подписываются под смертным приговором реформам.
Вон Гавриил Харитонович Попов отказался подписать, его моментально и уволили из президентских советников. Кто там шагает правой? Григорий Явлинский пока тоже не подписал, но его выгнать неоткуда. Он моложе всех политических лидеров, и, может быть, поэтому процедуры подписания хартий о всеобщем одобрении и принудительно-добровольных госзаймов для него наименее органичны. А может быть, он вспомнил, как 3 октября, ворвавшись в мэрию, сегодняшние субъекты Договора о гражданском согласии с коричневой стороны взялись вешать сотрудника его «Эпицентра»? Слава Богу, не успели. Кестлеровский Николай Рубашов в тюрьме получает записку: «Умрите молча». Те, кто подписал с нашей стороны, совету не последовали.
И не надо мне говорить, что это тактический ход со стороны президента. Тогда получается совсем плохо. Выходит, что все идейное содержание Договора в том, чтобы враги не трогали президента еще хотя бы два года. Ценой отречения от идеалов. Тогда получается, что и конституция была задумана исключительно для этого. А все остальное — тары-бары. Я не хочу думать, что с самого начала здесь была одна идея: сохранить власть. Любой ценой. Жертвуя друзьями, чтобы умилостивить врагов. Пусть лучше это будет страх, продиктовавший каждую фразу этого «Общественного Договора». И, как у Кестлера, сверхзадача нашего «лирического» отступления по старой Смоленской дороге — не столько желание продолжить работу, сколько желание избежать расстрела. Ведь после расстрела много не наработаешь. Однако «разоружение» перед партией не спасло ни Рубашова, ни Бухарина. А вот если бы Бухарин встал во главе крестьянского восстания, это могло бы помочь.
И не следует печалиться, что не подписал Зюганов. Если повесить красные флаги вместо трехцветных, он подпишет. Дайте срок. И не надо говорить, что, нарушив этот Договор, «подписант» Жириновский и «неподписанты» Руцкой, Терехов и Макашов себя разоблачат перед обществом, право, не надо. Если вам мало речей Жириновского и славных дел «октябристов» прошлой осенью, то вас уже ничем не проймешь. Вы вправе сказать, что я преувеличиваю, передергиваю и сгущаю краски. Ну что ж, когда отдельным пассажирам эшелонов, прибывавших в Освенцим, смельчаки из лагерных старожилов рассказывали, пытались рассказать об ожидавшей их участи, им не верили. Думали, что они провокаторы, пытающиеся подвести узников под пули конвоя. И аккуратно складывали одежду в предбаннике перед газовыми камерами. Можете мне не верить. Сейчас мы в раздевалке. Входите в бетонированное помещение в порядке общей очереди, дайте закрыть за вами массивную дверь и ждите, что из отверстий в потолке вместо Циклона Б польется теплая вода. Вы не заметили, что над воротами, через которые мы прошли 28 апреля, была надпись: «Каждому свое»?
