Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы: КГБ.
Ромашки спрятались, поникли лютики
Ромашки спрятались, поникли лютики // "Собеседник" №20, 1995. С. 3.
Долгое время российских интеллигентов мучили вечные вопросы. Буквально начиная с 1987 года и по 1995-й, когда на вечные вопросы стали накладываться вечные ответы. Вопросы эти обсуждались в лабораториях, аудиториях, гостиных, редакциях и салонах еще в 1917 году и звучали примерно так (интерпретация Алексея Николаевича Толстого в «Рассказе проезжего человека»): «Беседа наша была похожа на мочалку, которую жевал каждый поочередно: «Пропадем или не пропадем? Быть России или не быть? Будут резать интеллигентов или останемся живы?» Один уверял, «оставьте, батенька, зачем нас резать, чепуха, не верю, а вот продовольственные магазины громить будут»; третий сообщал из достоверного источника, что «к первому числу город начнет вымирать от голода».
Не правда ли, все это текстуально совпадает с сюжетами дискуссий в перестроечных и постперестроечных газетах и журналах? О самих газетах и журналах, которые расцвели, как сто цветов, и учредили в интеллектуальной области сто школ, тоже ходили разные толки: морозоустойчивы ли эти сорта? Вызревают ли они в жардиньерках или могут быть пересажены в грунт, в глубинку, на родную почву?
Эти столь животрепещущие для конца 80-х вопросы в 1995 году могут показаться праздными. Любо-дорого было посмотреть, как большая часть из «ста цветов», схваченных тоталитарным морозцем, повесила головки и почернела (в лучшем случае посерела). А те немногие экземпляры, которые намеревались сыграть роль озимых подснежников, садовники из исполнительно-законодательной власти стали в четыре руки выпалывать и втыкать в клумбу вниз головой. Любопытно отметить, что семь казней египетских, которые должны были исполнить над прессой коварные законодатели, от Говорухина до Жириновского, взяли на себя и с подъемом осуществили органы власти исполнительной, до декабря 1994 года, то есть до чеченского безобразия, декларировавшие, что они для свободной печати — тихая гавань, единственный оплот, каменная стена. Насчет стенки они, впрочем, не обманули. Прессу поставили к ней по принципу «Руки в чернилах — расстрелять!», предварительно установив, что мы хоть и соловьи, но не разбойники и что для оправдания татьбы в Чечне такая печать мало пригодна.
За пять месяцев нынешнего года среди демократических газет и журналов возникла страшная эпидемия, начался их падёж. Причем есть все основания предполагать, что вирус был занесен свыше. Рассмотрим хотя бы несколько историй болезни.
Первым сошел с рельсов бесшабашный «Новый взгляд». Полмиллиона тиража, часть которого упаковывалась в слабо повизгивающую от ужаса респектабельную «Московскую правду», расходились с колес. Газета подрывала устои социализма и развращала нравы орвелловской Океании, где секс сходил за преступление. Она очень огорчала ветеранов КПСС, старых дев и чопорную Палату «мер и весов», где штат г-на Венгерова сличал печатную продукцию со своим личным нравственным эталоном. На газетных полосах непримиримо соседствовали Леонид Радзиховский и Виталий Коротич, Эдуард Лимонов и Владимир Вольфович, моя антисоветчина перемежалась с консервами от коммунизма, патриотизма и этатизма. Было весело и бесцензурно.
И вдруг в середине декабря 1994 года г-н главный редактор «НВ» Додолев прозрел и раскаялся в своих прегрешениях. Выкинув из газеты демократов, хулящих родные российские штычки и плюющих в жерла отечественных пушек, он оставил на ее страницах безобидных авторов типа Ярослава Могутина, в 13 тезисах умеющих объяснить, что есть целиком и полностью преступные народы, например чеченцы. В нескольких номерах подряд г-н Додолев, раньше так носившийся со своим нонконформизмом, лично, долго и нудно объяснял, почему он не будет печатать тех, кто не способствует победе федерального оружия в Чечне. Заодно он раскрывал вражескую сущность Сергея Ковалева, именуя его на сленге 30-х годов «государственным преступником». Содержание политической части газеты довольно быстро свелось к нескольким нехитрым формулировкам из казацко-жандармского обихода в интерпретации Марины Кудимовой:
Бонба подзорвется,
Я те говорю,
Грозят инородцы
Батьке-царю!
Посторонних, возможно, удивит такая мгновенная и полная трансформация «независимой» частной газеты и ее вольнодумного владельца. Но ведь эти «посторонние» в лице их полномочного представителя Лиона Фейхтвангера удивлялись даже такой всем у нас понятной вещи, как поведение Радека и К0 на процессе 37-го года! Русский народ, придумавший анекдот про мумию, которая в НКВД призналась, что она принадлежит Аменхотепу IV, не удивляется уже ничему, даже возвращению г-на Додолева на стезю добродетели и законопослушания, тем более что он тут же сел в свою карету и уехал в США, где пребывает большую часть своего рабочего времени. Есть за что копья ломать.
Итак, первая ромашка с треском завяла через месяц после роковой даты «11 декабря». С некоторой натяжкой можно считать, что возопившие к Богу газеты, журналы и демократы, выскочившие 11—12 декабря протестовать на Пушкинскую площадь, подняли «декабрьское вооруженное восстание». Поэтому зима и весна прошли под знаком подавления «декабристов». В феврале очередь дошла до следующих демократических клумбочек. Делается это по схеме. К несчастному, честному, умному и изголодавшемуся демократическому изданию («Огоньку», «Столице») подъезжает какая-то группа сочувствующих делу просвещения спонсоров, делает ему глазки, обещает любовь до гроба, кучу баксов, новую технику, возможность печататься в Финляндии с цветными картинками на царской бумаге, оплату долгов, полную свободу и свое невмешательство в творческие дела. Забыв, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, отощавшее издание глотает наживку. «Огонек», например, получая иногда подаяние от президента и его администрации в виде жалких дотаций, выходил зачастую раз в три недели, раз в месяц, вставал надолго, но его черно-белые номера были такими, что один стоил трех-четырех.
Спонсоры демократических изданий, независимо от названий банков, делятся по методике уничтожения демократической прессы на две группы: отзовистов и ликвидаторов. Отзовист мягко стелет, но спать бывает жестко. Ликвидатор соответствует общему смыслу названия. Тот, кто уходит от отзовистов, попадает к ликвидаторам. А от них уже не уйдешь. Работа спорится, совсем как в зоологическом рассказике из нашего детства «Где раки зимуют».
На сцене кухня, рабочее место спонсоров. На табуретке стоит корзина с живыми раками (коллектив редакции). На столе — белое блюдо (новое, искомое, беззубое издание). На плите — кастрюля, а в кастрюле — кипяток (новые учредители, новый контракт) с укропом (большая зарплата в твердой валюте) и солью (политическая цензура). Раз — и кухарка (спонсор) хватает живого рака (журналиста) поперек спины и швыряет его в кипяток. Два — и рак (журналист) делается красным (от стыда) и перестает шевелиться (протестовать, бунтовать, писать памфлеты). Три — и красный рак (журналист с гладкими, обтекаемыми статьями) ложится на белое блюдо (под глянцевую обложку шикарного пустого издания). И, между прочим, гора красных раков на белом блюде все растет и растет.
А в корзине остались только четыре живых демократических издания: «Общая газета», «МК», «Собеседник», «Московские новости». С «Огоньком» работали отзовисты. Группа банков, и среди них «институции» Олега Бойко. Общий дух идеалов, вдохновляющих этих банкиров, укладывается в триаду «Самодержавие, мракобесие, колониализм». На презентации нового номера появился даже г-н Коржаков. Нет, я у изголовья не стояла и не могу утверждать, что он входит в команду отзовистов, но зачем же над вершинами Кавказа избранник ада пролетал? Не помню случая, чтобы данное высокопоставленное лицо, охраняющее еще более высокопоставленное тело, посещало «Литературку» или «МК».
Каждый журналист «Огонька» узнал свою точную цену в глазах того или иного Министерства Правды и Любви. Кому отвалили 1500 долларов, кому — 1200, кому — 600. Но с одним странным условием — не печататься более нигде. Если журналист не сдастся на милость Державы, его не будут печатать у себя. А на другие издания он утратил право. Договорчик! То есть плата назначалась не столько за статьи, сколько за молчание. Мое молчание оценили, к примеру, в 500 долларов.
Немногие ушли из «Огонька». Так Он в принципе и предупреждал: узок, мол, путь к спасению, и немногие находят его. Журнал печатают — но он уже никому не страшен и никому не нужен. Журнал выходит на 96 страницах, но он молчит. Я вложила в «Огонек» два года работы и часть души и не думала, что это будет так. Нам казалось, что перестройка кончится застенками. Но чтобы просто протянули пачку «зеленых» — и этого хватило...
В принципе эта же участь ожидала и умную «Столицу». Правда, Коржаков к ней и близко не подходил, а ФСБ следов не оставляет. Когда надо, они ходят бесшумно. Но когда главный босс Издательского дома «Коммерсант», купившего 80% акций «Столицы», пеняет Андрею Мальгину на то, что он печатает меня 2—3 раза в месяц, а не один раз в 2—3 месяца, возникает вопрос, а кому же принадлежит контрольный пакет акций самого Издательского дома «Коммерсант»? Грачеву? Ерину? Шахраю? Ельцину? Черномырдину? Проханову? Кухарки из «Коммерсанта» отняли у своего приобретения — «Столицы» 2/3 площади под светскую хронику и рекламу столичных товаров и лавочек, но оставшаяся треть затмевала веселые картинки. Тогда пришли ликвидаторы. Андрей Мальгин отказался устанавливать цензуру и предпочел умереть стоя, вместе с журналом, не склоняя головы. Уже после оформления льготной подписки на 2-е полугодие, в конце апреля, вышедшую на уровень рентабельности «Столицу» остановили. Читателям написали письмецо от ликвидаторов: «Не удивляйтесь, что следующий номер выйдет не в следующую пятницу». Читатель не удивится. Интеллигентская аудитория «Столицы» помнит про журналы «Звезда» и «Ленинград», про закрытие Камерного театра, про снятие Юрия Любимова, про двери с печатями.
Есть такой рассказ Шекли. Называется «Абсолютное оружие». Не танк, не ракета. А просто огромная пасть. Появляется из ниоткуда и все глотает. Один герой сопротивляется (как «Столица»). Пасть произносит: «Мне нравится активная протоплазма». Глотает. Другой герой падает в обморок (как «Огонек»). Пасть говорит: «Пассивная протоплазма мне тоже нравится». Опять-таки глотает. Теперь-то очевидно, что, кроме пасти, ничего у них и не было за душой. Ни в Свердловском обкоме, ни в Белом доме, ни в Кремле. Но в любом случае лучше быть активной протоплазмой. «Невыносимо, когда насильно, а добровольно — невыносимей»...
А если газета предпочитает честную бедность, сыр не берет и не дает поводов для отзовистской или ликвидаторской работы, что тогда? Тогда надо посадить ее журналистов. Как собеседниковских Диму Быкова и Сашу Никонова. За то, что непечатно отозвались в печати о вожде пролетариата Ульянове-Ленине и о генералах, ведущих чеченскую войну. Хулиганство это, оказывается. Статья 206 часть 2.
В. Аксенов вовремя слинял в Америку. Сидеть бы ему за «Ожог» и «Остров Крым» до конца его дней. Пушкина за «Гаврилиаду» не посадили, правда. Но тогдашний государь был образованнее нынешнего. Хорошо, что Быкову и Никонову инкриминируют только ч. 2 данной статьи. Там срок всего до пяти лет. А если бы применили третью часть! «Действия, предусмотренные частями 1 или 2 настоящей статьи, если они совершены с применением огнестрельного оружия»... Представляете, если бы первоапрельский номер «Собеседника» выпускался с применением огнестрельного оружия! Тогда — до 7 лет.
Вообще-то статья 206 предусматривает наказание за «явное неуважение к обществу». Вот Шахрай на съезде журналистов сказал, что никакого хаоса власть на выборах не допустит, на то два блока — Черномырдина и Рыбкина — и созданы. По-моему, это и есть крайнее и явное неуважение к обществу. И Чечня, и эти блоки, и слова Шахрая. И, возможно, литературный русский язык не может адекватно передать те пылкие чувства, которые наши Поэты и наши Граждане питают к нашей власти.
Телевизионные клумбочки тоже пропололи. Программу «Не вырубить» снимали с эфира. Андрей Караулов назначил мне день для записи в «Момент истины». А потом ему радионяня запретила, так он тихо Макаревича снимал. Ему чего-нибудь попроще бы... Вот вам работа отзовистов на ТВ. На Сергея Шолохова из «Тихого дома» тоже нашлись ликвидаторы. Он снял нас с Максимом Соколовым, и все сплошь про Чечню. А потом люди господина Попцова за день до эфира сняли передачу, уже стоявшую во всех программах. Заменили Артемом Боровиком. Так рекламодатели до сих пор судятся.
Недаром Константин Боровой отправил г-ну Попцову приветственную телеграмму. Благодарил его за то, что он его демократическое мероприятие показал мельком и днем, потому что все вечера напролет показывает мероприятия тех фашистов и коммунистов, которые повесят его за ноги в собственном кабинете, когда только смогут. Обещал тогда составить письмо протеста на тему: нехорошо, мол, вешать человека, который столько сделал для вашего прихода к власти. И первый канал от стыдливой лжи при А. Н. Яковлеве перешел ко лжи агрессивной при демократе Сергее Благоволине, который «протянул руку» А. Невзорову, чтобы потом, когда начнут загонять в «Последний вагон на Север» — в вагон имени Жириновского, — не протянуть в нем ноги. Дело демократической прессы — давать власти по пасти. По ушам. По шеям. По мозгам. По физии. По носу. По зубам. Поэтому, учитывая климат в наших палестинах, не удивляйтесь, дорогие читатели демократических газет, если следующий номер выйдет не в следующий раз.
