Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы: КГБ.
Праздник, который всегда не с нами, Или советская власть приходит только к совкам
Праздник, который всегда не с нами, Или советская власть приходит только к совкам // "Очевидец" №52 (Красноярск), суббота 1 июля 1995
Я никогда не была ни за каким кордоном. Сначала было нельзя вообще. Чекисты всех держали и не пущали. Думали, так никто не узнает, что у нас творится. Прятали голову под погон и застывали на одном сапоге. Синдром страуса. Одноногая и безголовая гласность Останкино и РТВ. Так и вижу гг. Попцова и Благоволина с головами под крылышком, ангельским крылышком власти. Власть у нас как шестикрылый Серафим. Только после ее магических прикосновений в ушах — воск, на зеницах — два медных пятака, а в устах вместо жала мудрой змеи —попугайский речевой аппарат. С примерно таким текстом — в 14 ч., в 20 ч., в 23 ч., словом, там, где «Вести»: «Попка дурак! Попка дурак!» Это отлично и экономично резюмирует все высказывания пана Президента и панов из Совета Безопасности, а также из партии («Наш дом — Россия») и правительства.
Ну, а потом, пока чекисты временно считали раны и товарищей, сбежавших к выносу приватизированного пирога в реформаторы, было нельзя в частности. Париж нынче дорог, его и не укупишь. Потом все как-то опасались не успеть к военному перевороту, защищать демократию. Теперь не будет переворотов. У нас пол и потолок уже местами поменялись. С 11 декабря страна стоит на голове. Пол под ногами сильно протекает, а в волосах на бывшем потолке пауки устраивают коттеджики. Однако никого не тянет встать на ноги. Путчисты всех времен и народов очень комфортабельно себя чувствуют на ельцинской власти. На ней, как на перинке, выспались Лукьянов, Крючков, Руцкой с Хасом, Коржаков с его резервом главного командования, Грачев и Примаков, Степашин и Невзоров. Клешни, щупальца, клыки, когти, загнутые клювы... Хорошо им всем на мягоньком Борисе Николаевиче, таком пуховом, полосатом. Впрочем, чем мягче им, тем более жестко придется спать нам.
Так что все частности отпали, а деньги спонсоры всегда возьмут из тумбочки. Если у вас есть враги. Потому что «вослед врагам всегда найдутся и друзья». Главное — действовать по формуле: деритесь там, где это можно, деритесь, где нельзя. Анпилова пригласят красные родственные бригады из Италии, дээсовцев — крутые либералы, которые Ширака считают отпетым социалистом. А центристы останутся дома, в золотой тьмутараканской середине. Им нигде ничего не светит, ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке. Один только г-н Черномырдин поедет на свои газпромовские дивиденды. Но разговаривать с ним особенно нечего, разве что нефти и газа прикупить. И ласковая Родина на прощание, от злости на то, что заложите вы ее за эту недельку европейским компетентным органам, заложите за дело, предъявляя снятые в Чечне видеофильмы на тему «Обыкновенный фашизм», как улики, как отпечатки пальцев, как орудия убийства на предварительном Нюрнбергском процессе, — она, Родина, аккуратно возьмет на выходе селедку и начнет «ейной харей вас в рожу тыкать». Не успели мы с Константином Боровым дойти до самолета, как таможенные гэбульники, изымавшие несколько десятилетий подряд рукописи, Самиздат, Тамиздат, фотокопии, устроили нам форменный шмон, залезая не только в душу, чемоданы и сумки, но и в карманы лидера Партии Экономической Свободы. И все для того, чтобы не пропустить видеокассеты из Чечни! Эффект страуса. Им кажется, что еще что-то можно скрыть. Но ведь куропатские рвы рано или поздно откопают, тень отца Гамлета настучит на Клавдия, яйцо в замке Синей Бороды упадет на пол и испачкается в крови, а из шкафчика типа «Гей, славяне» начнут сыпаться чеченские скелеты.
Чеченские, польские, литовские, эстонские, венгерские... «Интернациональные колонны с нами говорят, с нами говорят»... Глупо было не пропускать кассеты. Их увезут в дипломатическом багаже агенты ЦРУ, их переправят тайными тропами лесные братья из Литвы, еще не забывшие ремесло, мы бросим их в бочонок, а бочонок столкнем в Дунай, и он поплывет прямо в Европейский Совет. Но Родина нам дала на прощание пинок и послала с нами гэбульника в зеленых джинсах, с ефрейторскими усиками, который летел туда и полетел обратно через неделю, особо не скрывая свою профессиональную ориентацию. Но даже с топтуном на пятках я увидела андерсеновскую сказку, вмонтированную в сказки братьев Гримм. Это была Германия, и это был Люксембург. У готических домиков благоухали розы и лилии, пронзали шелковое небо кипарисы, Европа была чистая, умытая, нарядная. Она сверкала, как елочная игрушка из хрупкого стекла. За нее было страшно. Их давно никто не мучил, не бил, не пытал, не казнил, не травил, не унижал. Они разучились бояться.
Именно там Иешуа Га-Ноцри нашел бы свой идеал: там все люди добрые. Добрые друг к другу, к детям, к кошкам и собакам. Бедная, несчастная Россия! И хоть она заслужила свои несчастья, но мне хотелось биться головой о скоростные атласные шоссе, где нельзя идти со скоростью меньше 160 км, потому что начинают сигналить сзади, — ведь у них только такие дороги, а у нас нет ни одной подобной от Москвы до самых до окраин. В 1991 году врата Ада приоткрылись, и после гайдаровских реформ (хотя у него очень быстро вырвали руль из рук и дали веслом по голове) мы очутились в Чистилище. Но Чистилище это еще не Рай. А там, в Европе, цветут райские кущи, заработанные честным тысячелетним трудом, и иглы католических соборов соткали многоцветный бархатный ковер счастливой, исполненной мысли и красоты человеческой жизни. Когда мы проезжали на прогулочном пароходе под мостами Сены, один замученный нашей гнусной действительностью российский ребенок поинтересовался, что будет, если на такой мост поставить 10 БТРов. Это очень жуткое предположение. Что будет, если серые бронтозавры танков Грачева по их идеальным дорогам за несколько часов докатят до римских акведуков и рыцарских замков Люксембурга? После Польши, после Чехии? Ведь аппетит приходит во время еды. Что, если в развалинах будет лежать не Грозный, а кружевной, филигранный Париж? Что, если федеральное зверье из армии Ельцина, Терехова, Макашова и Грачева будет вешать не чеченских, а французских детей и сжигать из огнеметов прелестные парижские кафе? Музеи Грозного сгорели. Что, если в огне погибнут Лувр и центр Помпиду с полотнами Ван Гога? Я тамошним политикам так и сказала. Они должны защищаться, опасаться, бояться. Россия страшна. Чечня — это Апокалипсис, это смертельная угроза человечеству и промыслу Божьему. У России нет Бога. Ее власть служит Дьяволу. Дьявол зол и убог. Он делает своих слуг могучими, но безобразными. Мы живем под солнцем Сатаны. Звезды Кремля, Мавзолей и памятники Ленину генерируют черное Зло. Европа должна помнить, что рядом с ними гигантская страна, где надо лететь более 8 часов от Москвы до Владивостока и где хотят убивать, а не работать.
Солженицын нас безумно напугал. Не хотите, мол, служить в своей армии, будете служить в оккупационной. Это он, видно, о войсках НАТО. Я их там видела. Симпатичные, добрые ребята. Пусть приходят. Я начинаю вышивать рушник, чтобы поднести им хлеб-соль. Пусть они приходят, пусть покарают безбожных коммунистов, пусть научат нас жить и работать по-капиталистически. Пусть возьмут нас в рай. Но, к сожалению, «никого не вгонишь в рай дубиной». Увы, нас не оккупируют. Нас оставят пропадать. Пусть они хотя бы сохранят свой рай, пусть не выпускают огненных мечей из рук. Рай, куда нас не пустят. Старина Хэм сказал о Париже: «Праздник, который всегда с тобой». Запад — это праздник, который всегда не с нами. Посмотрел бы Хемингуэй на сегодняшнюю так им любимую Кубу. Впрочем, коммунизм не приходит незаслуженно. Кто сказал, что русские добрее немцев, американцев и французов? Это охрана бериевских лагерей добрее? Это палачи НКВД добрее? Гэбульники? Садисты Грачева? Мы не добрее, мы безалабернее. Мы не убираем за собой, не подтираем кровь, не закапываем черепа! Грязная полпотовская работа. Кого — крокодилам, кого — мотыгой по голове. Кстати, еще Горький отметил, что и до 1917 года в России были грязные избы, а в Эстонии и Финляндии — белые занавесочки на окнах. При общем царском режиме. Коммунизм — он для глупых, для ленивых, для варваров.
А когда в моем любимом Кратове под Москвой отдыхающие бросают на траву апельсиновые корки, бутылки, банки, бумагу — это что, тяжелое наследие КПСС? Или КПСС — удел народа, который привык жить в грязи? На весь Париж вы не найдете ни одной бумажки, брошенной на асфальт. Это и есть капитализм, Советская власть приходит только к совкам.
И каждая парижская булочная сама печет для себя хлеб, 10 сортов булочек, 17 сортов пирожных. В каждой булочной — свое. Никаких хлебозаводов.
И Франция, и Германия, и Люксембург едят своих цыплят, своих барашков, своих свинок. Не из США выписывают ножки Буша. И не верьте Солженицыну, когда он станет в очередной раз заливать про бездуховность Запада. В Париже чуть ли не в каждом кафе или ставят пьесу, или дают концерт, там книжные магазины в 5 этажей, там до 3 часов утра ходят по улицам и читают стихи или поют песни, там дома интеллигентов лопаются от книг... Там Земля людей. Запад —доказательство бытия Божьего. Так задумал человеческую жизнь Всевышний. Надо беречь Запад, ибо Земля создана для того, чтобы на ней построили этот рукотворный Рай.
Но увольнительные в Рай кончаются, и мы возвращались в свою полинялую, тусклую, неухоженную, некрасивую страну. Пока кто-то говорит «нет» российской власти, Запад будет жить и тихо сиять нам, как святой Грааль. Беглые каторжники возвращались на галеры. Добровольно, как тот юный коммунар, который перед расстрелом попросил дать ему время отнести матери часы. Когда вас встречают представители Аэрофлота, то кажется, что конвой провожает колонну зэков на этап. Над государственной границей у вас начнется изжога. А в Шереметьево вы почувствуете, что за вами захлопнули дверь камеры. «Нам умирать. Мы обещали и сдержим мы слово свое...»
