Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы: КГБ.
Нищий, вор
Нищий, вор // Газета "Очевидец" № 54 (Красноярск), 6 июля 1995
Помните, вся страна засматривалась штатским телесериалом «Богач, бедняк» и его продолжением и, соответственно, зачитывалась американским оригиналом (в переводе, конечно) Ирвина Шоу? В медовый месяц перестройки, когда еще бойко выходили толстые журналы и все на них подписывались… Когда еще мы не докатились до латиноамериканских мыльных опер, до «Топазов», «Кассандр», «Просто Марий», до всей этой пищи клинических совков и исторически обусловленных идиотов. Ну, между богачом и бедняком особой зависимости вывести не удалось. Помнится, бедная семья булочника из романа в справедливом капиталистическом обществе выходит в люди. Каждому по способностям. Старший сын, интеллектуал, делается политиком, средний бросает пить и становится владельцем прогулочной яхты, а младшая сестричка, оставив секс, который приносит успех только секс-бомбам и порнозвездам, но отнюдь не рядовым участникам забега, проявляет большие способности в кинематографе (кажется, операторские). А жена старшего сына из богатой семьи. Но она пьет и допивается до скандала, муж ее бросает, родительских прав ее лишают. Все правильно. Надо быть в форме. Надо быть умным, воспитанным, четким, дееспособным, талантливым, трезвым. Иначе сойдешь с дистанции прямо в мусор Спорт, спорт, спорт. Богач может стать бедняком. Если он идиот. Бедняк может стать богачом. Если он – одаренный человек. Это законы того, лучшего мира, где нас ждет награда за страдания в российской юдоли слез. А закон РФ, то есть Совдепии, скорее прочитывается по продолжению романа И. Шоу «Нищий, вор». СССР был сознательно задуман и осуществлен как «Опера нищих» – и духом, и имуществом. Поэтому воровство в той или иной форме было единственной дорогой к достатку и комфорту.
Колхозники крали у колхозов. Колхозы крали средства у всего общества, ибо ничего не производили. Партократы крали власть и меняли ее на спецпаек и госдачу с тремя цветными телевизорами на каждом этаже. Орсократия в торговле крала и хапала дефицитный продукт и распределяла его по блату. Теневики крали сырье и пытались производить нужный для народа товар. Кто не мог ничего украсть – жил плохо. Если мы посмотрим на нашего надежу-президента сквозь призму этой ситуации, тогда, может быть, мы поймем эту загадочную славянскую душу, эту глубокую, как омут, русскую натуру, в которой мы утонули сами и утопили наши надежды на лучшее капиталистическое будущее. Когда звезда российской демократии металась по залу в Галифаксе, сильно напоминая Бармалея, севшего на ежа, или генерала Топтыгина на воеводстве, укушенного пчелиным роем, а Билл Клинтон в ужасе подбирал ноги под стул и норовил забраться в угол, чтобы не получить случайно по уху от зарвавшегося «друга Бориса», я поняла, что эту форму жизни надо срочно препарировать. Потому что мы у этой крайне опасной и зловредной формы жизни под названием «Борис Николаевич Ельцин» целиком и полностью в руках. Пока мы еще стоим в очереди на живодерню, пока до нас еще получают свое занимавшие с ночи и третьего дня, пока заходят первые и вторые пятерки (Буденновск, Нефтегорск) и организованно, стройными рядами становятся под обух мясника, а потом сами с себя сдирают шкуру и сами себя потрошат, как федеральные войска в Чечне, займемся родным президентом и перемоем его косточки. Благо в очереди все равно делать нечего, реформы давно потекли вспять, фермеры вянут и пропадают, из съедобной продукции производятся только батоны нарезные, «Мишка на Севере» и танки Т-80, а из ширпотреба сапоги кирзовые и камуфляж. Так что скоротаем время за анализом. Обратимся к «Запискам охотника», то есть к президентским мемуарам. А вспоминает Ельцин, что родился он в бедной семье (или его клевреты в своих «Исповедях сына правительства» вспоминают). Семья была бедная потому, что коммунисты все у нее отобрали и даже кое-кого репрессировали. Маленький Боря сделал верный вывод, насидевшись в детстве голодным: в этой стране кто не коммунист, тот не ест. Однако отрок явно был не из революционеров: идеи лучшего, более справедливого устройства мира, когда есть может каждый, кто на еду заработает, не отягощали его неискушенный ум. Воображение отрока Бориса сильно отличалось от воображения отрока Варфоломея: ни добродетель, ни святость, ни самопожертвование, ни разумное, ни доброе, ни вечное его не интересовали. Его пленяло самовластье... Он был рожден нищим, и с ранних лет решил украсть власть. Власть надо было добыть горбом, глоткой, акульими зубами, акульими правилами игры. Он был хватом, этот отрок. Он остался им и теперь. Я хочу доказать, что мы имеем дело не с деградировавшими руинами демократического вождя (прилично сохранившиеся руины можно было бы задрапировать, реставрировать и использовать в нашей собственной игре), а с классным шулером, сдающим под ключ циклопирамиру автократии. И одному Богу известно, сколько носилок цемента и кирпичей притащили ему мы, очарованные его косноязычными репликами о борьбе с «коммунистической гидрой», содранными из наших же журналов и газет. Да, играть он умеет. Ум игрока – в его профессионализме. А мы, дилетанты, сели с ним играть, да в его же колоду и при силовых тузах в рукаве, с багажом из Хайека, Мизеса и Канта! Представляете, сколько глоток было порвано, сколько ботинок облизано, сколько передних пройдено на пути к обкомовскому крыльцу? Он служил, как верный Полкан, разносил в пух и прах Ипатьевский дом, в его Свердловске на гибель уходили диссиденты: Сергей Корехов, Владимир Ельцин, Лев Шефер, Валериан Морозов, Владимир Карпуха, Николай Шабуров, Иван Конев. Его личный куропатский ров.
Мы плохо играем в их игры, но у нас хорошая память. Мы целый год, с 20 марта, после первого обещания ликвидировать Советы, по 23 февраля, до позорной амнистии – с его согласия и по его наущению, – собирали камни для его огорода. Теперь настало время разбрасывать эти камни.
Может быть, горбом он и выслужил бы себе Политбюро. Но подули свежие ветры перестройки, и сумасшедшая жажда власти подсказала вчерашнему нищему, что сейчас можно украсть все. Надо было только попасть в Москву. Понравиться Горби. Горби не разглядел в деревенском свежем и преданном простаке своего могильщика. Мы ведь тоже его принимали за простофилю.
А он сообразил, что убрать Горби можно, обойдя его на перестроечной дистанции, на реформатовском забеге. И он срочно полюбил народ, по которому всю жизнь ходил в сапогах, который привык считать быдлом. В запасе у него была нехитрая идейка, другую он сам сформулировать не мог: науки и искусства ему никогда не давались, обучить его что-то выговорить было так же мучительно, как научить зайца спички зажигать, бедный Бурбулис! Бедный Мурашев! Бедный Гайдар! Идейка Бориса Николаевича заключалась в трамвае, в стоптанных ботинках, в борьбе с шикарной едой в партийных холодильниках, словом, по формулировке С. Кургиняна: «У нас почти не осталось антрекотов, КПСС все съела, последние 13 штук находятся в Обкоме». Все верно, но ведь г-н Ельцин ел с ними свою порцию антрекотов, и его не тошнило, пока не стало выгодно бросаться партбилетами, госдачами (которые он обменял на президентскую) и спецбольницами (что-то пока они не закрыты). «Начальство вас объело! Сбросьте начальство, выберите меня!» – это действовало на примитивные умы. Он нажимал нужные клавиши. У него была гармошка, а мы-то пытались на органе играть! Чтобы победить Горби, нужна была любовь интеллигенции. Ельцин резво идет в ученики к Межрегиональной группе, божится, клянется, сулит реформы и власть. Какой образованный раб-интеллигент не мечтает воспитать Александра Македонского, как Аристотель? Его учат, натаскивают, пропагандируют. Он жуткий трус, он на Пленуме лижет им пятки, молит о прощении, получает свой Госплан – тоже мне, Колыма, – но народ уже вошел в штопор, но интеллигенты сделали свои ставки. Нужно было заручиться поддержкой Запада – и он грубо льстит и опять-таки клянется, ничего из увиденного толком не понимая. Но он ловкач, и его не обойдешь, как Хрущева, которого в США потрясла, главным образом, кукуруза в штате Айова. Он заручается поддержкой угнетенных народов, он ищет популярности в странах Балтии, у украинцев, у грузин. Ему на них наплевать, но ему нужны их голоса, их руки. Тогда ему нужны были храбрые чеченцы и героический генерал Дудаев. Сейчас они получают плату за то, что привели его к власти.
Он гений. Он не знает и не понимает ничего, но он обучен цепкому выживанию в джунглях, он в бутылке ловит не чертей, а вдохновение. Он знает, что народ умилится, а интеллигенты никому не расскажут, они прикормленные, свои. Он хамил уже тогда, но еще не нам. Мы позволяли.
Гениальный рывок августа, все поле сжато, уложено в закрома личной славы и власти, КПСС убрана как соперница, не за идеи. Убираются советские дряхлые структуры, первые секретари уходят со сцены, их выпроваживают пинками, как Горби – с его дачи, поколение третьих секретарей, молодых и алчных, вступает на историческую арену. Но это еще не предел. Нужно убрать ВС. Неважно, красные они или зеленые, но им приходится отдавать часть власти. Их убирают нашими руками. Мы сами слезно просили.
Для нас Белый Дом был Смольным, который сожгли, исправив историю. Для него это был шаг к танку как инструменту внутренней политики, к дыму как к его представлению о гласности, к огню – как к результату усилий, как к итогу деятельности. Он добровольно свернул реформы, он расплевался с Западом, он отрекся от капитализма, он повернул в государственный социализм Поднебесной и Ли Пена, Ассирии и Персии, Ксеркса и Кира. А знаете, почему? На Западе не было той власти, которой он искал. Та власть была у Иоанна Грозного, а не у Маргарет Тэтчер.
Без отдыха пирует с дружиной удалой
Борис Николаевич Ельцин под матушкой Москвой...
Ковшами золотыми столов блистает ряд,
Разгульные за ними опричники сидят...
«Да здравствуют тиуны, поричники мои!
Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи»...
Так выглядит краденая власть нищих духом. Он с наслаждением отрекается от Запада, как тьма отрекается от рассвета, он с радостью отрекается от угнетенных Россией народов, он ненавидит в чеченцах, прибалтах и украинцах страшную для него свободу. Он разогнал интеллигентов: за перо и за отвагу, за сонеты и за шпагу, за ум и честь, за хорошие манеры и за знания, за все, чего нет у него и не будет. Он – король дураков, и только такие подданные ему по душе. Под пыткой он не вырвал бы у нас такую Конституцию, которую мы ему дали добровольно. Он палач нашей Вольности. С палачом поздно и бессмысленно дискутировать. Но на плевок в лицо времени у нас хватит.
