Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.

Ростислав Плетнев

**ДОСТОЕВСКИЙ И ЕВАНГЕЛИЕ *)**

Плетнев Р. Достоевский и Евангелие / Путь.— 1930.— № 23 (август).— С. 48— 68.

Плетнев Р. Достоевский и Евангелие: (Окончание) / Путь.— 1930.— № 24 (октябрь).— С. 58—66.

Мне хотелось бы, чтобы когда мы пишем о каком-либо авторе, воображали себя его присутствующим и слушающим то, что мы говорим о нем. Saint-Beuve. (Causerie. XIII).

«Он устанавливается, наконец, на Христе, но вся жизнь буря и беспорядок». Достоевский

(Материалы к «Бесам»).

Почти две тысячи лет человечество читает, изучает, комментирует Евангелие. Влияние этой основы христианства на человеческую жизнь огромно и не поддается никакому учету. Литература, богословие, живопись, архитектура, философия — все до известной степени находится в связи с Евангелием, или шире — со Св. Писанием.

Давно известно и неоспоримо установлено преобладание книг церковно-богословского содержания в древней и средневековой русской **)

_____________________

*) Настоящая статья представляет собою не столько научный труд, сколько информативно-популярный очерк, возникший из материалов к большой работе о Достоевском и Св. Писании. В основную работу мою войдут κроме того вопросы о влиянии святоотеческой и мистической литературы. Все это, равно как и освещение спорных вопросов, оставлено здесь в стороне.

**) Конечно, это явление мы наблюдаем и в Западной Европе.

письменности. Но думается, хотя характер культуры, а с ней и образованности изменился, и в новое и новейшее время Евангелие и Св. Писание служило, служит и будет служить источником вдохновения, образцом для многих моральных тем, затрагиваемых в литературе. Историки письменности выделяли и выделяют тексты Св. Писания из творений древних русских книжников, указывали на точность или происшедшую погрешность в приводимых текстах, сличали различные переводы, стремились иногда дать то, или иное объяснение, почему автор использовал данный стих и т. д. Но сколько нам известно не сделано ни одной попытки приложить уже найденный метод к исследованию произведений новых русских писателей. Причин этому много; приведу лишь одну: предполагается обычно, что источником вдохновения для писателей нового времени служит своя и иноземная художественная беллетристика и жизнь, т. е. творческое преображение жизненных внешних наблюдений, или же своих душевных переживаний. Разумеется, с первого взгляда ясна такая односторонность. Являясь людьми христианской культуры, иногда людьми религиозными в полном смысле этого слова, они несомненно черпали многое из Св. Писания и претворяли затем в художественные образы или приобщали полученное к постройке своего мировоззрения. У целого ряда даже «неверующих» писателей Евангелие в жизни или творчестве играло существенную роль. Напомню детство Салтыкова-Щедрина, Герцена и целого ряда других писателей. У того же Салтыкова в романе «Господа Головлевы» внезапное покаяние Иудушки происходит после воспоминания Евангельского текста (вероятно Лук. XXIII, 34-37), читанного в церкви, Аннинька вспоминает Евангелие (от Матф. XXVI

29) и т. д. Юный Лермонтов в одной из своих пьес интересно использовал Евангельский текст, чеховский рассказ «Пари» (говорю о II-ой редакции) кончается перерождением героя, вероятно под влиянием чтения Евангелия и т.д. Даже у новейших «советских» писателей находим отголоски этой евангельской традиции. Так, напр., в романе В. Лидина «Отступник», написанном под влиянием «Преступления и Наказания» (но с раздвоением лиц: Соня = Тане + Варенька и т. д.) находим следы Евангелия. Это слова из Евангелия, тоже от Иоанна, в устах проститутки. Конечно, это все относится не к одной русской литературе, кто может учесть всю глубину влияния Евангелия, напр., на душу творца «De рrоfundis»? Но эта сторона еще часто принималась в рассчет, как влиявшая на мировоззрение художника. Вопрос о влиянии Евангелия должен быть рассматриваем и в иной плоскости, в плоскости историко-литературной. Нечего бояться того, что Евангелие не имеет как будто прямого отношения к литературе художественной и философской. Евангелие или Св. Писание есть de facto, узко говоря, книга, или ряд книг, своеобразного содержания, своеобразного высоко интересного стиля и глубочайшего философского смысла. Библия, и главным образом Евангелие властно вторгаясь в душу человеческую, или тихо и незаметно просачиваясь в темную глубь сердца задерживалось, отпечатывалось и в памяти. Сознательно и подсознательно писатель пользовался его мыслью, цитатой, а иногда даже отдельными словами. А если это так, то надо, изучая творчество писателя найти все эти элементы, эти отдельные мысли, слова, выражения и сюжеты. Следует по возможности, во-первых, выделить языковой материал, бытовые выражения евангельского характера от непосредственных влия-

ний самого текста. Распределив материал по группам, необходимо связать его с фактами внешней и внутренней жизни писателя. И наконец, исходя из того, что раз написанное произведение писателя является живым организмом, самостоятельным целым, указать соотношение мыслей и идей данного органического творения с идеями и словами Евангельского или Библейского текста. Это три самостоятельных хотя и тесно связанных задачи. Писатель мог стремиться всегда казаться иррелигиозным, а на самом деле тайно от других ночами мог читать и перечитывать Божественные страницы. Могло быть и наоборот. А в центре работы следует ставить всегда творчество, творческую способность в известных образах выражать свои ощущения и мысли с целью эстетического воздействия на читателя. Вместе с тем не следует забывать, что каждое произведение неразрывно, тысячью тонких, как паутина нитей связано с его творцом; существует всегда некое генетическое, зародышное соединение одного произведения автора с другими предшествовавшими и последовавшими работами. Идет какая то перекличка сюжетов, влияний и идей. Напр., у Достоевского «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы» перекликаются между собой, перебрасывая друг к другу мостики, по которым в иной одежде входит часто та же идея, то же влияние. Это особенно заметно на вопросе евангельского влияния и влияния А. Пушкина («Пиковая Дама», «Скупой рыцарь» и т. д.).

Но все же следует ясно представлять себе, что каждое законченное творение есть нечто замкнутое, себе довлеющее и гораздо большее, чем собрание некоего числа страниц и глав. Так растущее дерево больше чем собрание листьев, ветвей, корней или даже живых клеток; оно —

индивидуальность, неповторимый тип, одушевленный внутренней жизненной связью. Поэтому можно и должно сверх историко-литературного разбора стремиться к философскому «осознанию» произведения и соотношения его частей. А это обязывает руководиться еще одним принципом, увы, столь часто пренебрегаемым в историко-литературных исследованиях, — я говорю об эволюционном методе. Мы полагаем известную связь между философским осознаванием автора, его творений и термином эволюция. Это не значит, что под словом эволюция мы подразумеваем прогресс. Слово это мы употребляем в точном, первоначальном его значении (evolvo) — развертывания, или, если хотите, изменения чего бы то ни было. Это развертывания и раскрытие живого происходит под влиянием известной среды, атмосферы и почвы. Их надо иметь в виду, не как доминанту, но как сопутствующее, — фон и проявитель для художественного произведения. Когда мы читаем слова Астафия Ивановича *): «А вы, сударь, павшим человеком не брезгайте; этого Христос, который нас всех больше себя возлюбил — не велел! Емеля то мой, если б остался в живых, был бы не человек, а примером сказать — плевое дело. А что вот умер с тоски, да от совести, так всему свету доказал на себе, что каков он ни был, а он все человек; что от порока то человек умирает, как от яду смертного, и что порок, стало быть, наживное, человеческое дело, а не природное — оно было да сплыло; иначе и Христос бы к нам не пришел, если бы нам порочным из века в век от первородного греха было суждено

_____________________

*) «Честный вор». Ср. «Отечественные Записки» 848. Т. LVII.

«Рассказы бывалого человека» Цит. по Ф. М. Достоевский. Полн. собр. худож. произв. Л. 1926, т. I, стр. 546-547.

оставаться. Оно ведь никто, как Бог, сударь...» Мы сразу же настораживаемся. Уже Анненков, как тонкий критик отметил, что здесь из-за плеча служивого виднеется автор. Достоевский свою речь, резонерство свое, только подгоняет под известный шаблон. И здесь с трудом можно искать евангельскую традицию. Это скорее гуманистическо-западная традиция; Жорж Занд и К-о, вложенная только в уста русского и облекшаяся потому в форму почти катехизисную. Памятуя этот пример, обратимся к нашей теме.

Достоевский родился в богобоязненной семье, воспитание его было в основах религиозным. Особо значительную роль в почти непрерывающейся религиозной настроенности, думается, играют часто первые воспоминания детства. Самое раннее воспоминание Достоевского относится к церкви, освещенной солнцем, когда приведшая его туда мать, приподняла дитя свое к чаше со Св. Дарами, и «голубок пролетел в церкви из одного окна в другое». (Отразилось это воспоминание в романе «Подросток».) Другое воспоминание, когда Достоевский по его словам был еще «почти младенцем», тоже связано с церковью, но сюда уже привходит и воспоминание о церковной службе. Он запомнил, как отрок читал книгу Иова, и какое глубочайшее впечатление произвела она на него. Он представлял себе Иова, его богатства, стада верблюдов, его горе и покорную любовь к Богу. Об этом вспомнил писатель, перечитывая книгу Иова за границей в период писания «Подростка». Книга эта его «приводит в болезненный восторг... хожу по комнате и плачу» так писал Достоевский жене. Он вспоминал о прошлом, о детстве и о том влиянии, которое имело на него чтение Иова. Позже это отразилось в «Подростке» («Сло-

ва М. Долгорукого об Иове) и почти дословно, как в письме, в романе «Братья Карамазовы» Достоевский толкует книгу Иова и ее воспроизводит, подчеркивая именно лишь светлую сторону, любящую покорность Богу, минуя совершенно комплекс ощущений и переживаний более сложных. В книге Иова легко найти даже своеобразный бунт, протест, уныние и ожесточение сердца. Писатель по своему «стилизует» книгу Иова, точнее подчеркивает одну лишь сторону характера Иова. Оговоримся: мы не собираемся толковать книгу Иова или Библию. Мы рассматриваем их, во-первых, с точки историка литературы, и во-вторых, стремимся взглянуть на Св. Писание очами Достоевского. Так всем известно, сколь полна «эротики» Песнь Песней. «Великий язычник» (Гете) восхищался её пластичностью и выражениями страсти облеченными в художественные образы. А между тем нам известно, что с точки зрения некоторых православных и западных богословов, здесь — в основе аллегория и все это следует относить к духовному союзу церкви и Бога.

Итак, после необходимых оговорок, вернемся к биографическим данным. Судя по письмам, воспоминаниям и т. п. Достоевский даже будучи склонным к социализму и являясь до известной степени активным революционером *) — петрашевцем, все же чтил Евангелие и главное образ Христа. Всюду в центре религиозной, да и эстетической проблемы, писатель до конца жизни полагал этическое начало. Вопросы этики, эстетики, религии сливались для него с ликом Христа, с его образом. Напомню версиловский сон, — когда за периодом атеистическим приходит Христос и наступает всеобщее воскре-

__________________

*) Ср. Историю с печатным станком, рассказанную А. Майковым.

сение; явление Христа Инквизитору, желавшему исправить Его дело этической свободы; слова Версилова о красоте, требующей внутреннего совершенства и т. д.

Достоевский горел по отношению к Христу любовью, но любовью ревнивой. На шуточную невинную цитацию из Евангелия Д. возражает: «Когда слышишь, что человек лжет, то делается гадко, но когда он лжет и клевещет на Христа, то это выходит и гадко и подло». *) С ревнивою любовью» говорил себе писатель, что Христос идеал человека «вековечный». Когда В. Г. Белинский в запальчивости неистового «ругал Христа» — (слова Д.), то писатель бледнел, как смерть и прямо задыхался от ужаса, боли, скорби и отчаянного гнева **). Думается, что и размолвки с Белинским и позднейшая ненависть связаны с этим отношением последнего к Христу, отношением несколько богохульным и в лучшем случае презрительным. (Таков разговор «Неистового Bиccapиoнa» о Христе и социализме. Христос де был бы социалистом и т. д.). Сюда, как подлитое масло в огонь, входила и отрицательная оценка в последних отзывах Белинского кумира Достоевского Пушкина. Но главное следует приписать не расхождению в миросозерцании, а в мироощущении и в частности в вопросах христианства, Христа.

Писатель восставал упорно, когда осмеливались, кого бы то ни было сравнивать с Христом, ибо Христос это «солнце наше» и все меркнет перед его ликом. Сила Христа, Его обаятельность связаны для Д. с прелестью Его облика, заключающейся в полном соответствии слова и дела любви. Мы не говорим уже об Искуплении

_________________

*) Ср. Воспоминания Д-ра С.Д. Яновского.

**) Ср. Ю. Никольский. История одной вражды (Д. И. Тургенев) София. 1921.

человечества путем крестных страданий. Христос рисуется Д. светлым, ласковым ирадостным. Особенно подчеркиваем последнее.

Однако позволим себе заметить, что все же Евангелие, а м. б. и сам образ Христа во время петербургской жизни писателя отодвинулись в даль, подернулись туманом. Происходило и своеобразное томление Д. в сгущенной атмосфере, искание опоры, срывы и уход в мечтательство. Но вот грянул гром. Д. арестован. Он узник Алексеевского равелина. Изнывая в одиночном заключении, в письме (1849 г.) к брату Михаилу он умоляет прислать ему книги и особенно «Библию, оба завета». Писатель желал иметь и французский перевод. Это характерно, ибо полагаем, что Д. не вполне доверял русскому переводу и желал сравнивать и корректировать его при помощи французского (По-гречески Достоевский не знал).

После многомесячного заключения наступает минута «маскарадной» казни, так трогательно описанная в «Идиоте». День был хмарный и снежный *), но на момент проглянуло солнце и отражаясь в крыше церкви било своими лучами прямо в очи Д. и «ему все казалось, что лучи его новая природа» и через минуту он «как-нибудь сольется с ними». Думается, церковь в солнечном свете навеки врезалась в память Д. и своеобразно переплелась с первыми воспоминаниями детских лет. Глубоко потрясенный, но словно нашедший таинственно самого себя, спокойствие, а не озлобление, Д. уезжает на каторгу, в Сибирь. Там в захолустном городишке получил он Евангелие из рук жен декабри-

____________________

*) Состояние погоды отмечено в воспоминаниях современников Д., равно как у некоторых упомянуто и проглянувшее солнце.

стов *), была у него и Библия, но ее в остроге украли. В остроге читал и перечитывал «вечную книгу» Д. и учил по ней читать дагестанца Алея, что видно не по одним «Запискам из Мертвого Дома», но и по письму самого писателя. Но со времени каторги Д. знакомится и с Кораном. Полагаю вопрос этот очень сложным, ибо в творчестве Д. не только встречаем следы текста Корана **), но кое-где идеи Корана и Евангельские скрестились и даже, пожалуй, тесно переплелись между собой. Почти сразу же по приезде с каторги Д. просит прислать ему Коран, Псалтирь и Вольтера. На каторге среди мук, грязи, разврата, может быть жестоких физических истязаний ***) Достоевский перелистывал и читал Евангелие и там в заушении и презрении, голоде, холоде и смраде открывалась ему слепящая истина. На полу на четверть грязи, всюду вши, блохи, клопы, тараканы. Бледный свет чуть брезжит сквозь заледенелые «на вершок» оконца; густой пар идет от корыт, в которых стирают белье арестанты, а в углу, на нарах, после припадка падучей, писатель, гений России читает с умилением Нагорную проповедь юному разбойнику. На каторге в муках, но «под Божьим оком» Достоевский впервые ясно «Христа понял». ****) Именно тогда не уверовал еще вполне, а «понял» Христа. В горе и бедах, страданиях и мучениях яснеет истина по мнению писателя. В замечательном письме (1854) к Н.Д. Фон-Визиной читаем

_____________________

*) По утверждению Н. Ястржембского это были Анненкова и Муравьева.

**) Ср. Мою статью «Волна» No 5 Белград. 1926.

***) Имеются свидетельства о двух случаях жесточайшего телесного наказания, якобы вынесенного Достоевским. Вопрос этот спорный и входить в подробности здесь нет возможности.

****) Слова, сказанные о значении каторги Вс. Соловьеву. Обстановка дана по письмам.

примечательные слова — своего рода исповедание новообретенной веры в свой идеал — Христа. Чувствуется, что мучительные раздумья над судьбой человека и историей человечества с ее целями и стремлениями уже начали владеть душой и мыслию писателя еще в Сибири, недаром просил он брата с такой силой о высылке книг лучших мировых историков. Ум писателя в Сибири подвергся разнообразным влияниям, как жизненным, так и философским благодаря барону Врангелю, и свойственной Достоевскому жажде знания. Тем же объясняется и просьба прислать Critique de la raison pure (E.Kant). И все-таки писатель жаждет в несчастиях веры: ...«В такие минуты жаждешь, как «трава иссохшая»*) веры, и находишь ее, собственно, потому, что в несчастии яснеет истина. Я скажу вам про себя, что я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки», (курсив мой). Но если в несчастии яснеет истина, то и в счастливые, спокойствия душевного минуты «... веришь, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть». И когда предпочитает писатель «оставаться со Христом, нежели с истиной», то чуется позднейшее убеждение, что истина, путь и жизнь — Христос.

Таковы признания, из далекой Сибири; через 10 лет в России в момент глубокой печали, у смертного ложа своей жены, Достоевский обращается мыслью к идеалу человечества —

__________________

*) Вероятно намек на псалом 102, XII, начинающийся словами чрезвычайно подходящими к духовному состоянию Д. во время писания письма: «Молитва страждущего».

Христу и Его значению и словам *) о любви к человеку, как к самому себе. На земле это невозможно. Закон личности связует нас, наше Я ему противится. Один Христос мог исполнить это, но Христос был и есть навеки установленный идеал, к которому должен, по закону природы, стремиться человек. Ибо Христос идеальное воплощение человека, и «ясно как день» к Нему направлено конечное развитие и Он же конечная цель его. Ведь история всего человечества и отдельной личности не что другое, как развитие, борьба **) и стремление ***) к этой единственной заключительной цели. Это единственная известная нам черта будущей природы, предуказана Христом, которая по закону нашей истории проявилась в Его воплощении. И черта эта будет заключаться в том, что люди будут жить, как ангелы. Противники Христа заблуждаются удивляясь тому, что не царствует христианство на земле коли оно истинно, и что страдает человек до сегодняшнего дня и не брат он другому. Не понимают они того, говорит писатель, что это идеал, конечная цель, а человечество сейчас в переходной стадии бытия своего и Христос сам предрек, что до конца миpa будет борьба и развитие, и это закон природы. И все зависит и в мире, и в жизни людской от любви, от слияния Я со всеми в любви. Любить всех, как самого себя, по Христу. Ибо, коли веришь в Христа, то веришь также и в жизнь бесконечную. Эти мысли Достоевского изложены нами в сокращенном виде, но существенное ядро его размышлений ясно светится перед нами.

_______________________

*) Вероятно Лука X, 17, или: Матф·. XIX, XXII, 39. Марк. XII Римл. XIII, 9.

**) В записках Д. есть слова: «учение о мече», которые вероятно намекают на Матф. X, 34.

***) Ср. Матф. XI. 12.

Мы чуем тот особый, до исступленности раскаленный стержень его Я, вокруг которого возникают и переплетаются эманации духа. В центре его раздумья, за целым ворохом побочных идей, ярко и с несомненностью выступает все яснее и яснее образ того, кого любил он «ревнивою любовью» — лик всесовершенный, лик Христов. Образ Христа манил Достоевского, чаровал душу художника, витал над страницами романов, и слова Его все слышнее и слышнее, с годами все чаще и чаще звучали тому, кто уверовал, что Евангелие — ступень к «мирам иным». Кто

«В старой Библии гадал,

И только верил и вздыхал,

Чтоб вышла мне по воле рока

И жизнь, и скорбь, и смерть пророка...» *)

24 декабря 1877 г. вероятно ночью в тиши своего кабинета за столом с двумя высокими свечами Достоевский написал: «Memento. На всю жизнь.

— 1) Написать русского Кандида

— 2) Написать книгу о Иисусе Христе

— 3) Написать свои воспоминания...мне теперь 56 лет».

Такова в сокращенном виде знаменитая запись 1877 г. И действительно мы имеем, хотя не книгу, но главу, из этой книги Достоевского о Христе. Это — великий Инквизитор, ибо тему этой легенды он «выносил в своей душе почти в течение всей жизни». **)

Слова Евангелия, слова Иисуса Христа были последними книжными словами, прочтенными Достоевскому. За несколько часов до смерти, по

_____________________-

*) Эти стихи Огарева любил особенно («любимейшие») еще молодым Ф.М.Достоевский.

**) Эти слова Достоевского сообщены В. Пуцыковичем.

обычаю своему, он гадал по Евангелию и жена его прочла:

«Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду». *) Когда Анна Григорьевна прочла эти строки, Достоевский, обращаясь к ней, сказал: «Ты слышишь — «не удерживай» — Аня, это значит, я умру». За два часа до смерти писатель попросил Евангелие отдать своему сыну Феде. Так Достоевский по обыкновению своему хотел «испытать судьбу» **) по «вечной книге».

***

Образ Христа, учение его, — «идеал Красоты» и свободы. Христос основатель свободы человечества, освободитель пленной духовности, просветитель Бога в человеке, показавший человечеству путь любви и веры, но не принуждающий идти по этому единственному пути. «Совершенная любовь совпадает с совершенной верой». «До наших дней не было создано «иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом».

Итак, Христос в конечном счете является прекрасным, ибо этика и эстетика для писателя, на высших ступенях этих понятия, сливаются воедино. Ведь по его замечанию ***) «Эстетическое начало зависит от религии»; и сам «Дух Святый есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, стало быть, неуклонное стремление к ней». Дья-

___________________

*) Матф. III. 14. 15. В иных переводах читаем, напр. вместо: «не удерживай», «оставь теперь».

**) «Испытать» = узнать.

***) Вставка между словами Тихона и Ставрогина. (См. Черновики к «Бесам»). В набросках к «Идиоту» использована мысль Гете для этой же цели(Faust, II Т.).

ольское может облекать личину красоты, но прекрасным быть не может, ибо Духа Святого нет в нем. Эти соображения и прямые высказывания Достоевского указуют нам путь, по которому развивается в его творчестве тип «положительно-прекрасного человека». Герои его романов начинают носить на себе отблеск высшей Красоты, отражение идеальной личности — Христа. Происходит обычно тонко зашифрованное и заштрихованное «Imitato Christi», я не подберу иного термина. Кроткие и страдающие герои, распинаемые и заушаемые жизнью восходят все выше и выше по ступеням этой лестницы ангельских ликов, лестницы с земли на Господнее небо. Этой лестницы нет в докаторжном творчестве, до тех пор пока писатель не «понял Христа». Князь Лев Мышкин носит на себе эти черты, слова его окрашены евангельской тенденцией и это особенно ясно по одному наброску *), где слова евангельского вопроса переплетаются с ответом «Идиота». Отношение и слова о детях, любовь — жалость к падшей женщине, побиваемой камнями, и многое другое подкрепляет это наше утверждение. Об идее этого романа писал Достоевский 1 января 1868 г. С. А. Ивановой, как о «старой», но необычайно трудной, так что он не имеет почти мужества ее провести. Она, как известно, заключалась в изображении совершенного и прекрасного человека. А это есть самое трудное дело на свете, по словам писателя, ибо прекрасное есть идеал, и в мире была только одна единственная положительная фигу-

____________________

*) Относится вероятно к — «Идиоту» см. Raskolnikoffs Tagebuch. Mit unbekannten Enfwürfen Fragmenten und Briefen zu «Raskolnikoff» und «Idiot». München. R. Piper-Verlag. 1928. S. 160-165; 168-169. Однако весьма возможно, что в изд. Piper сделана ошибка, т. е. текст, следующий на стр. 160 (фотография с рукописью) совпадает дословно с наброском к «Братьям Карамазовым», см.DieUrgestaltderBrüderKaramasoff. S. 244-245. Но это не меняет существа дела.

pa, «положительно-прекрасный образ: Христос». Этот бесконечно-прекрасный образ — «вечное чудо». По мнению Достоевского все Евангелие от Иоанна исполнено этой мысли. Иоанн видит чудо в воплощении, в явлении Прекрасного (Красоты). Мы знаем, что историки литературы могут легко обвинить нас в стилизации, в намеренном забвении значения Дон Кихота для концепции романа «Идиот», и т. д. Но даже рискуя заслужить подобные обвинения, мы бы остались при прежнем убеждении об основной мысли романа и о влиянии высшего идеального образа. «Идея романа была старинная и любимая» *). Если сравнить мысли у смертного одра первой жены Достоевского (1864) и слова написанные более чем десять лет спустя, то сходство в формулировке отношения ко Христу будет поразительно. Мы говорим сейчас о набросках к «Братьям Карамазовым». Там мы прочтем, что человек есть воплощенное слово, и Христос явился для того, чтобы всечеловеческую свободу открыть людям как конечную цель. Лучшее определение жизни, читаем там, есть: «Я есмь, я существую, чтобы быть подобным Господу».**) В письме 1879 г., относящимся к «Братьям Карамазовым» находим: «...Чистый, идеальный христианин — дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее...» В другом письме (от 11 июня 1879 г. к Н. А. Любимову) Достоевский говорит о своем желании заставить людей признать, что «чистый, идеальный христианин не есть что-то отвлеченное, но видимое, действительное, возможное».

Все эти высказывания на протяжении многих

____________________

*) Ср. Воспоминания А. Г. Достоевской. Госиздат. 1925, стр. 115.

**) Ср. F. М. Dostojewski Die Urgestalt der Brûder Karamasoff. Mûnchen R. Piper Nerlag (1929).

лет показывают, думается, ясно основную тенденцию Достоевского и его особое, ни у одного из известных нам авторов всемирной литературы не встречающееся отношение ко Христу. А «мелочи», ситуации, евангельские слова и прочее утверждают правильность мысли нашей об идеальном прекрасном, пленительном облике, светлый ореол которого отбросил трепетное и нежное сияние на лики некоторых героев писателя. Лик «положительно-прекрасного человека» прояснялся с годами, креп и рос и, пожалуй, даже не доконченный образ Алеши вовсе не менее реален, чем Ракитин, Миусов, Дмитрий или сам Федор Павлович! Мы только почти потеряли веру в идеальное и забываем, что оно не менее, а более реально *), чем отрицательное. Более реально, ибо утверждение сильнее отрицания и Да всегда полнее и мощнее чем Нет. **)

Утверждение и отрицание, вера и сомнение боролись на страницах романов Достоевского и сам он выступает на фоне литературы своего времени, как боец, пророк и глашатай новых идей, часто в разрез с основными убеждениями эпохи. Это не значит, что всегда писатель был один; мысли его скрещивались и переплетались с идеями некоторых, подобно ему настроенных, современников; не один Достоевский говорил напр., с убеждением о близящемся антихристе, о значении для мировой гармонии православия и т. п. Достаточно вспомнить хотя бы три имени: Н. Ф. Федорова, Вл. Соловьева и Аполлона Григорьева. И все же идеи его, да и всех близких в том или ином отношении

_____________________

*) Заметим, что мы готовы отстаивать чрезвычайную реальность = жизненность образа, напр., о. Зосимы, равно как и его высокохудожественное выполнение.

**) Позволим себе сослаться и на учение логики об подчиненности отрицательного суждения.

лиц, были идеями «ретроградными», «отсталыми», «безумными» (Мы выбираем слова еще наиболее мягкие из оценок современников).

С шестидесятых годов прошлого века следует считать в сущности первое выступление интеллигенции с идеями боевого социализма, материализма и утилитаризма. Это были в большинстве поклонники крайнего материалистического подхода к явлениям жизни внешней и внутренней. Тщетно люди, понимающие и знающие философию, возвышали свой голос (проф.Юркевич,) их обходили или травили в либеральной прессе. Газеты того времени *) пестрят фактами изумительными. Защитник молодого убийцы (Витольда Горского **) увлекаясь позитивистическими идеями, развивал, не колеблясь, следующую мысль: «...Мы видим молодого 18-летнего человека полного сил, желающего принести пользу обществу, но для этого нужна подготовка, а для подготовки нужны материальные средства, которых преступник не имеет... Очень естественно, у него родился план каким бы то ни было образом достать что-нибудь, чтобы только принести пользу семейству и себе; у него нашелся один исход — совершить преступление; я не думаю, чтобы много было таких молодых людей, которым бы не приходило на ум воспользоваться каким бы то ни было средством для достижения своей цели, хотя бы даже совершить преступление... Находясь под гнетоммысли о бедности, у Горского естественно является зависть к благосостоянию Жемарина... Горский много передумал, прежде чем решился на кровавую развязку, — но избежать ее он не мог» (курсив всюду мой).

__________________

*) Отношение романа «Идиот» к газетной литературе хорошо вскрыто в работе В. С. Дороватовой-Любимовой. Печать и Революция 1928, кн. III, стр. 31-53.

**) Кровавый и скандальный характер его преступления и «либеральная защита» отразились в романе «Идиот».

Разбирая «Преступление и Наказание», «бриллиант» русской новой критики храбро утверждал: «Нет ничего удивительного в том, что Раскольников, утомленный мелкой и неудачной борьбой за существование, впал в изнурительную апатию, нет также ничего удивительного в том, что во время этой апатии в его уме родилась и созрела мысль совершить преступление... Поставьте на место Раскольникова какого-нибудь другого человека обычных размеров, развивавшегося иначе и смотрящего на вещи другими глазами, и вы увидите, что получится тот же самый результат (курсив мой).

«Человечество, писал Достоевский, провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные...» («Братья Карамазовы»). Или «накорми, а тогда и спрашивай с них добродетели», или еще проще утверждать, как социалисты, «что причиною всех бедствий человеческих одно — нищета, борьба за существование, «среда заела»*).

Как при этих параллелях яснеет смысл полемики писателя, как оживают его слова, и мы дышим воздухом его времени! В запальчивости борца за идеализм, за Христа, Достоевский причислял к атеистам и материалистам всякого, кто отрицал божественность Христа и теистического Бога. В этом письме к А. Н. Майкову (28-16 1867 г.) он пишет о своем свидании с Тургеневым в Базеле и замечает:

«Он объявил мне, что он окончательный атеист. Но Боже мой! теизм нам дал Христа, т. е. до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековеч-

___________________

*) Ср. письмо к В.А. Алексееву 1876 г.

ный! А что же они то Тургеневы, Герцены, Утины *), Чернышевские — нам представили? Вместо высочайшей красоты Божией, на которую они плюют, все они до того пакостно самолюбивы, до того бесстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно: на что они надеются и кто с ними пойдет?»

Критик «Эпохи» и друг Достоевского, тоже «почвенник» «Один из многих ненужных людей» в письме к тому же Майкову писал следующее: «Любезные друзья! Антихрист народился в виде материального прогресса, религии плоти и практичности**), веры в человечество, как в деньгу — поймите это все вы, ознаменованные печатью Христовой ***), печатью веры в душу, в безграничность жизни, в красоту, в типы — поймите что даже (о ужас!!!) к церкви мы ближе, чем к социальной утопии Чернышевского, в которой нам остаётся только повеситься на одной из груш, возделыванием которых стадами займется улучшенное человечество. Поймите, что испокон века были два знамени. На одном написано: «Личность, стремление, свобода, искусство, бесконечность». На другом: «Человечество (человечина, по остроумному переводу юродствующего Аскоченского****), материальное благосостояние, однообразие, централизация». И если в добавление к вышеприведенной выдержке из письма Достоевского к Майкову мы припомним десять лет спустя сказанное устами о. Паисия в «Братьях Карамазовых», многое, касающееся не только эпохи, но и творчества писателя, нам как то станет

____________________

*) Изв. революционер 1860-х годов.

**) Намек на утилитаризм русского пошиба, увы, далекий от «Утилитарианизма» Дж. Ст. Милля!

***) Вероятно, намек прямой на Апокалипсис гл. 7, III сл.

****) Изв. журналист 1860-х годов.

понятнее. Вот эти слова: «Ибо и отрекшиеся от христианства и бунтующие против него сами того же самого Христова облика суть, таковыми же и остались, ибо до сих пор ни мудрость их, ни жар сердца их не в силах создать иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом» (курсив мой).

Р. Плетнев.

(Окончание следует).

Мы говорили пока о жизненном пути писателя, об отношении его к Евангелию и ко Христу в связи с его жизнью и на фоне определенной эпохи. Коснемся ныне тех следов Евангелия, которые остались в творчестве, в этой второй жизни нашего писателя. Хотя еще в «Хозяйке» находим упоминания о церкви, Ордынов, вероятно, занят церковной историей, Катерина постоянно «жарко» молится перед образом Св. Марии Девы, но прямые следы евангельского текста не были там нами обнаружены. Легкие намеки на текст Евангелия (Иоанн. VIII, 3-11) остались в Неточке Незвановой в письме С. О.: «Но они слепы; их сердца горды и надменны; они не видят и во век не увидят того. Имнечем увидеть!... Какой же камень поднимут они на тебя? чья первая рука поднимет его? О, они не смутятся *), они поднимут тысячи камней! Они осмелятся поднять их, затем, что знают, как это сделать. Они поднимут все разом и скажут, что они сами безгрешны, и грех возьмут на себя...»**) (курсив Д.). В недавно опубликованном варианте***), выброшенном из окончательного текста, находим евангель-

___________________

*) Ср. от Иоанна VIII. 9.

**) ibid. ср. стт.7.9.

***) Относился к VII гл. Неточки Незванновой к тому же уже цитированному письму. См. Печать и Революция. 1928, кн.II. стр. 92

ские слова: «Забудь меня! Я не помню себя и не знаю, что пишу тебе! А нужно было что-то сказать еще — кажется важное... Да, вспомнил, у тебя осталась моя гравюра: «Христос и та женщина», Синьоля. Там есть надпись: Qui sine peccato est vestrum in illam lapidem mittat. Бедная моя! Ты ли та грешница!»

Таков текст и вот мы все же позволяем себе считать это место сравнительно малосущественным, в основе оно создано под знаком Синьоля, Евангелие здесь отражено в его зеркале и свет брошен на строки художественного произведения. Как это ни покажется странно, но думается существенней отдаленный отзвук Христа в «Детской сказке»*) — маленьком герое, написанном в Петропавловской крепости.

«Было же половина десятого, солнце взошло высоко, и пышно плыло над нами, по синему, глубокому небу, казалось, расплавляясь в собственном огне своем. Косари ушли уже далеко; их едва было видно с нашего берега. За ними неотвязчиво ползли бесконечные борозды скошенной травы, и изредка чуть шевелившийся ветерок веял на нас ее благовонной испариной. Кругом стоял неумолкаемый концерта тех, которые «не жнут и не сеют»**), а своевольны, как воздух, рассекаемый их резвыми крыльями. Казалось, что в это мгновение каждый цветок, последняя былинка, курясь жертвеннымароматом, говорили Создавшему ее: «Отец! я блаженна и счастлива!»

Смысл евангельских слов ближе к тексту, чем это кажется на первый взгляд. Юный отрок, забывая чувство ревности, весь отдается жалости, жертвенности. И он получил вза-

___________________

*) Таково первоначальное заглавие рассказа.

**) Ср. Лук. XII.24. 27. 28.

мен своего благородного поступка «прозрение чего то». Прозрение в то, что всякая истинная любовь, есть себя приношение в жертву, отдача своего я другому. Мысль, упорно проводимая Достоевским, затронутая уже в «Белых ночах», но здесь цитата из Евангелия, читанного в крепости, дает особый оттенок всей картине.

Нам предстоит сделать своеобразный скачек и, оставляя целый ряд произволений Достоевского, остановиться лишь на некоторых его романах. В сущности, с «Преступления и Наказания» открывается ряд «религиозных» романов Достоевского. «Преступление и Наказание» — не полное заглавие романа. В творческом процессе произошло расширение темы, это не только преступление и наказание, но и обновление, воскрешение в новую жизнь. Обычно думают, что Достоевский не смог, не сумел показать нам обновление души в страдании. И вот нам кажется, что это не так. Писатель не изображает нам обновлённого Раскольникова в действии, но с изумительной художественностью рисует его все просветляющийся образ. Надо увидеть его и он в постепенном просветлении встанет перед нами. Достоевский исподволь, сперва на одно, два мгновения показывает его в эти моменты лучезарных озарений светом Христовой любви. Еще во II-й*) части Раскольников просить Полю Мармеладову, ребенка, поцеловавшего его, помолиться, помянуть «и раба Родиона». Случается это после доброго дела со стороны героя, после служения ближнему. Вспоминая свой поступок он говорить: «это — на всякий случай». В середине романа, когда Дуне и матери Раскольникова удалось вывернуться из беды и все довольны и радостны, и Разумихин строит пла-

___________________

*) По изданию Ладыжникова см. стр. 245

ны на будущее, один Раскольников мрачен и чувствует, что его отделяет от близких пропасть. Он кричит, уходя от них: ...«Оставьте меня!... чтобы со мною ни было, погибну я или нет, я хочу быть один... Когда надо, я сам приду или... вас позову. Может быть, все воскреснете, и он идет затем к Соне, живущей у портного Капернаумова. Это имя не однажды встречается в романе, и мы думаем, что оно символично. Эта фамилия до известной степени связана с общим уклоном Достоевского к символике имен. Если мы откроем Евангелие и прочтем те места, которые связаны с Капернаумом, то у нас получится особое впечатление, хотя мест этих немало во всех четырех Евангелиях*). Мы остановимся на самом важном, с нашей точки зрения. В основе при чтении нижеуказанных стихов Евангелия имя Капернаум выступает в связи с тремя фактами: милосердное исцеление и прощение грехов, осияние светом истины Божией и попрание гордыни; сюда же привходят и слова о воскресении (ср. Мат. XVII. 23. 24). Я знаю, что могут быть приведены иные связи фамилии Капернаумова, но это столь редкая фамилия и так символичны главы, где она встречается, и такую роль играет чтение Евангелия, что думается, эта нами указанная связь фамилии с Евангелием есть.

Знаменитое описание свидания «разбойника и блудницы», раз прочтенное «пронзает сердце» навеки. Тот, кто на вопрос — в чем счастье человека? отвечал: в силе (мощи)**), должен попрать свою гордыню, должен признать силу в смирении, воскрешающую мощь «глаголов жи-

___________________

*) Срв. Матф. IV.13-17 VIII.5.XI. 23. XVII.23. 24.; Лук. VII 1-10 X. 15.анн; Ио IV, 46II и т.п.

**) Срв. черновики к роману в изд. Piper.

вых». Во время своих свиданий на квартире*) Сони, Раскольников мучит Соню, терзает и она его, невольно вспоминая убитую Лизавету. Соня имя тоже символическое, имя высшей мудрости Божией, любви. Раскольников говорить Соне о грядущей гибели всей ее семьи и на слова:

— Бог этого не допустит — возражает:

— С Полечкой, наверное, то же самое будет,

— Нет, нет, не может быть, нет! — как отчаянная, громко вскрикнула Соня, как будто ее вдруг ножом ранили. — Бог, Бог такого ужаса не допустить!

— Других допускает же.

— Нет, нет! Ее Бог защитить, Бог... — повторяла она, не помня себя.

— Да, может, Бога то совсем нет, с каким-то даже злорадством ответил Раскольников, засмеялся и посмотрел на нее.

Лицо Сони вдруг страшно изменилось: по нем пробежали судороги. С невыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, но ничего не могла выговорить, и только вдруг горько-горько зарыдала, закрыв руками лицо». И поклонился в землю ей Раскольников «и, припав к полу, поцеловал ее ногу». Он кланялся не ей: «Я всему страданию человеческому поклонился, — как то дико произнес он». И мучит его мысль, что «понапрасну» (курсив Д.) она «умертвила и предала себя». Но Соня знает, что взяла позор на себя ради детей. И, почувствовал Раскольников, говоря с ней, что на чем-то незыблемом и вечном зиждется духовная чистота и жертвенность Сони. «Что она, уже, не чуда ли ждет? И, наверное, так, говорил он. — «Так ты очень молишься Богу то Соня?»— « Что же бы я без Бога то была?» быстро, энергически прошеп-

___________________

*) Снимала комнату от портного Капернаумова.

тала она, мельком вскинув на него засверкавшими глазами... —« А тебе Бог, что за это делает? спросил он, выпытывая дальше».... Это ведь классический вопрос неверующего и скептика, но него Раскольников получает неожиданный отпор, отпор от кроткой Сони, которая когда сердилась (скорее волновалась, сердиться она не умела), обычно «походила на канарейку». Но тут внезапно Соня вырастает до исполинских размеров, ибо всякая хула простится, но не простится хула на Духа Святого. — «Молчите! не спрашивайте! Вы не стоите! вскрикнула она вдруг, строго и гневно смотря на него». Раскольников поразился и хоть назвал ее юродивою про себя, но почуял в ней исцеляющую, воскрешающую силу. Увидев Евангелие, он просить прочесть Соню о воскрешении Лазаря, и бормочет, уже чуя исход всего дела: «Недели через три на седьмую версту, милости просим!» Но Соня не сразу исполняет его желание и вновь вспоминает Лизавету, ту Лизавету, которую «топором убили», и от этого у Раскольникова «голова начинала кружиться». А Соня все поминает убитую им, которая по ее словам «Бога узрит».*) Когда начинается, наконец, чтение, то Раскольников чует, «что хоть и тосковала она, и боялась чего-то ужасно (вещая душа ее ведала тайну убийства, скажем мы) принимаясь читать, но что вместе с тем ей мучительно самой хотелось прочесть, несмотря на всю тоску и на все опасения, и именно ему, чтоб он слышал, и непременно теперь, — «чтобы там ни вышло потом!» Когда она дочитала до 37 ст. XI-й главы «Раскольников обернулся к ней и с волнением смотрел на нее. При последнем стихе: «не мог ли Сей, отверзший очи слепому»... она, понизив

___________________

*) Срв. Заповеди Блаженства.

голос, горячо и страстно передала сомнение, укор и хулу неверующих... И он, он — тоже ослепленный и неверующий, он тоже сейчас услышит, он тоже уверует, да, да! сейчас же, теперь же, мечталось ей, и она дрожала от радостного ожидания»... (курсив Д.). Она ждала прозрения, смело, скажем, воскрешения Раскольникова. И действительно в тени смертной воссиял свет. Дочитав до 46 стиха*), она остановилась. «Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги». Внимая голосу воскресающей души, Раскольников внезапно обещает сказать ей, кто убил Лизавету. Заметим сразу, на Раскольникова произведено неизгладимое впечатление, и он это чувствует; и тут же (кажется впервые) в его уста вложены слова Евангелия; он восклицает «По одной дороге! Пойдём!» и, вспоминая детей, замечает: «A ведь дети — образ Христов: «Сих есть царствие Божие»**). Он велел их чтить и любить... «Кто этотОн ясно для читателя. Второе свидание его с Соней окончательно. Во время него Раскольников исповедался Соне в убийстве, да слов, в сущности, и не было, в незабвенной сцене мучения себя и другого при «исповеди». «Так угадала?», только и сказал он».

Здесь уже ясно положены все камни в основание будущего храма воскресения героя. Перед полным обновлением в новую жизнь через любовь Сони, пройдет он путь уязвленной гордыни и через тернии из мучений придет ко Христу и к Евангелию. Напомним только его странный апокалиптический сон. В этих гре

___________________

*) От Иоанна. XII

**) Лук. XVIII.; Марк. X. 14.

зах звучат мотивы из Откровения Иоанна Богослова. «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой то страшной моровой язве... Все должны погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими... Люди убивали друг друга, в какой то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга... Начались пожары, начался голод. Все и все погибало. Язва росла и подвигалась все дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь...»

Сравним с этим, в сокращенном виде приведенным сном, некоторые места из Апокалипсиса. «И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы, и сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной и никакой зелени и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих... И мучение от неё подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека: в те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них... По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну... Лица же ее — как лица человеческие...*) И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем

___________________

*) IX. 1 слл.;

дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга...»*) «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечем, убивает, тому самому надлежит быть убитому мечем...»**) «И сделались жестокие и отвратительный гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя, и поклоняющихся образу его...» «И жег людей сильный зной; и они хулили имя Бога, имеющего власть под сими язвами, и не вразумлялись, чтобы воздать Ему славу...»***)

«И начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказа л мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои кровью Агнца».****)

Нового человека обретает в себе сам Раскольников. Мучил его странный и страшный сон и болезнь, и любовь к нему Сони. Настал час его покаяния, перерождения, просветления, ибо, по словам писателя «Сердце одного (Сони) заключало бесконечные источники жизни для сердца другого». Среди величавой обстановки — солнце и необъятная степь, сломилась его гордыня самости, и понял он великую жертвенную любовь Сони. «День был ясный и теплый. Ранним утром, часов в шесть он отправился на работу, на берег реки... Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем не

___________________

*) V. 4.

**) XIII. 10.

***) XVI. 2.9.

****) VII. 13. 14

обозримой степи, чуть приметными точками, чернелись кочевые юрты. Там была свобода, и жили другие люди, совсем не похожие на здешних, там как бы само время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его».*)

Случайно ли тут сказаны слова о стадах Авраама, или нет, — не важно! Гений поэта подсказал их; чем-то извечным, неизменным, неизмеримым и вечно новым — обновлением души в страданиях, веет ото всей этой картины, и недаром покаяние Раскольникова вставлено в такую рамку. «Мне отмщение и Аз воздам», но «Блаженни кротции яко тии наследят землю». Возвратясь в острог, обратился Раскольников к тому, что есть «истина и жизнь», Альфа и Омега: «Под подушкой его лежало Евангелие... Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря... Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями?» (курсив мой).

Роман «Бесы» тоже роман «криминальный», о преступлении в различных формах и градациях, роман, от которого тянутся нити и к прошлому и к последующему творчеству писателя. Роман открывается двумя эпиграфами, который тесно связаны между собой и с центральной идеей всего произволения.

«Хоть убей следа не видно;

Сбились мы, что делать нам?

В поле бес нас водит, видно,

Да кружить по сторонам»

и от Луки VIII. 32-37.

___________________

*) Интересно соединение пяти α в стоящих рядом словах. Еще М.В. Ломоносов в своей «Поэтике» заметил, что звук α подходит для изображения великих пространств; после него об этом ( не зная о Ломоносове) писал А.Белый (Бугаев) в своем «Глоссолалии»

Достоевский указывает обоими эпиграфами на заблуждение, одержимость революционностью интеллигенции и одновременно и на выход — обращение ко Христу, к вере, к ее исцеляющей силе. Что это именно так, показано самим писателем в конце романа. Умирающий Степан Трофимович просит книгоношу Софию (монашку) прочесть ему место «о свиньях» т. е. Лук. VIII. 32-37 ст. и выслушав его говорит: да, это я, это Петруша и т. д. Роман начат и закончен в сущности чтением Евангелия, словно пророческий голос прочтя из вечной книги вдруг начинает оторвавшись от неё говорить о будущем и изобразив страшную картину бед, заканчивает чтением того же места. Эпиграф входит как семя в толщу романа и, растворившись, в ней дает то же семя — круг замкнут. Бесы — революционеры, впитав в себя всю скверну, все злое, погибнут, и Россия вновь сильная и чистая сядет, как бесноватый в притче, у ног Христа.

Достоевский принадлежал к той группе русских писателей, которая ненасытно искала и находила образ и дух Божий в каждом человеке. Европейская литература XIX века, за редкими исключениями, утратила эту веру в личного Бога и в Бога личности. Для романтика Бог и природа сливались, в общем, интуитивно - художественном миросозерцании. Для натуральной школы существовал только человек (homo sapiens) и много-много, что Бог, созданный человеком, а не найденный.

Особенность богоискательства Достоевского заключается не только в том, что оно шло параллельно с борьбой, но в том преимущественно, что это былохристоискательство. Бытие и правда Христа и его дела искупления сплетались всегда у Достоевского с проблемой бытия Божия. Это

следует помнить и при разборе романа «Бесы». Его образ или слова мелькают не раз в «Бесах», напр., вложены в уста Кирилловы слова Евангелия, Шатов поминает имя Христа и т. д. Но основной формулировкой идеи «Бесов» в отношении к революционерам, к их идеологии разрушения, служат следующие слова:

«Без веры мир обратится в механизм. И что еще будет? Мертвая машина... Ангел никогда не падает. Бес до того упал, что всегда лежит. Человек падает и восстаёт». Вера в Бога (Христа) и в Божественную сущность свободного человека — центральный вопрос «Бесов». Революционеры Достоевского понимают это. Они стремятся, прежде всего, убить живую душу в человеке. А этой живой душой по Достоевскому является вера, деятельно-творческая индивидуально-направленная любовь. Свободная вера утверждаешь, из неё родится дарящая надежда и от них обеих исходить творящий свет — любовь. Может быть и иначе. Чистая любовь приведешь к познанию, ибо «совершенная любовь совпадает с совершенной верой». У революционеров выше всего стоит человек, как коллектив или как замкнутая в себе личность, соединение не творческое, а механическое, путем принуждения, страха и т. п.

Пшебышевский в своем романе «Дети Сатаны» выводит тоже типы революционеров, но у него нет и помина той жуткой, напряженной борьбы с Богом во имя революции, с личной индивидуальностью во имя коллективной унификации с диктаторами во главе. Ни в одном из описывающих революцию русском или славянском романе, известном нам, нет этой идеи — ядра об убийстве Бога в человеке, уничтожении веры. На ряду с картинами ужаса и развала один из либералов-отцов «Бесов», Сте-

пан Трофимович, получает великое откровение. Перед смертью его осиял свет, когда София прочла ему Евангелие по его просьбе. Перед кончиной держит речь Степан Трофимович о бессмертии души: «Бог не захочет сделать неправды и погасить совсемогнь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ейнеподклонно?» (курсив мой). Здесь уже слышен голос самого автора — слова огнь, неподклонно, церковное славянского, книжного происхождения и не мог их сказать офранцуженный Степан Трофимович, но его осветил внутренним светом автор. Он носит теперь радость бытия, ибо открыл вечный закон: «Весь закон бытия человеческого лишь в том, чтобы человек всегда мог склоняться перед безмерно великим». Эта любовь к Безмерному сделает его счастливым*) : «Каждая минута, каждое мгновение жизни должны быть блаженством человеку»... И тут Степан Трофимович «понял подставленную ланиту»**) и открылось ему все значение слов: «иго мое легко и бремя мое благо»***).

Среди борьбы страстей любовных и политических, посреди метущихся героев романа, твердо стоит загадочная фигура — «отвратительный красавец» Николай Ставрогин. Его преступление отзывается, как эхо, тысячью отголосков, его слова и мысли носятся в воздухе, подхватываемые другими. До некоторой степени фигуры, расположенные с ним рядом получают жизнь и двигательную силу от него, они как бы

___________________

*) Здесь Степан Трофимович повторяет мысли, как это ни странно, святителя Тихона. Срв. Сборник «Творчество Достоевского». Ред. Гроссмана. 1921.

**) Ср. Мат. V. 39; Лук. VI. 29.

***) Срв. Мат. XI. 29.Все эти цитаты взяты, конечно, из текста романа и даны лишь ссылки на соответствующие места Евангелия.

его порождения. Ставрогин, словно некий бес и демон царит в романе. И сам он одержим духом гордым, разумным и злым. Общность чёрта Ивана Карамазова с демоном Ставрогина ясна, если вчитаться в «Исповедь Ставрогина».*) Они оба одержимы насмешливым и разумным существом и оба злятся на него; сомнение в реальности духа сменяется сомнением в себе. Ставрогин прямо говорить, подобно Ивану: «Это я сам в разных видах, и больше ничего» (курсив мой). И рядом: «Я верую в беса, верую канонически в личного». Он не верит в Бога и Христа, но тайно жаждет обрести его в себе через страдание, через приятие мучения на себя; он в пустоте, но жаждет утверждения, пополнения. Сущность и тайна его бытия раскрывается в келье Тихона. Духовный сын Степана Трофимовича просить прочесть**) ему главу III(14-17) из Откровения Иоанна Богослова, ибо его «поразило, что Агнец любить лучше холодного, чем только лишь тёплого». Не в слабоволии, как думают некоторые критики, трагедия Ставрогинской души, и не только в одержимости бесом аморального «любопытства» все испытать — его мука. Воля у него железная, вспомним случай перенесения пощечины от Шатова, дуэль с Гагановым и многое другое. Он не может ни жарко, жертвенно любить, ни ненавидеть, Ставрогин «тепел» и жизнь «изблюет его из уст своих». Он в беса верит, а в Бога, пожалуй, и не верует, хотя мучительно жаждет и говорит о той вере, которая горами двигает***). Он великая праздная сила, ушедшая нарочито в

___________________

*) Срв. Документы по ист. лит. и общ. Вып. I. Ф.М. Достоевский М. 1922, стр. 8-9

**) Сцена кое о чем (своеобразная торопливость «поспешение») напоминает чтение Евангелия Степану Трофимовичу.

***) Срв. Марк. XI, 20-23. Матф. XXI, 21.

мерзость*), он «оторван от почвы». Ставрогин знает свой грех, знает, что ныне он «слеп и наг, ибо, как сказано в Откровении полагал себя не имеющим ни в чем нужды; ему надо покаяться. Все эти мысли заключены, как колос в зерне, в том месте из Апокалипсиса, которое читает наизусть Тихон. Ставрогин «великий грешник» и он сознает это, ибо сам цитирует слова Иисуса Христа о гибели «если соблазните единого от малых сих».**) Но облик его не развить, в окончательном тексте мы не находим его исповеди, выброшенной по различным причинам из романа. И роман «Бесы» потерял много в изображении своего князя зла. Но как бы то ни было в этом «полемическом» романе развертывается рядом с богоборческой стихией и стихия веры, в нем впервые находим явные следы чтения православной духовной литературы. В нем Шатов обретает твердую почву, находить своего Бога, полюбив жертвенною любовью и отвергнув свое эгоистическое я.

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода»***). Так открываются нам «Братья Карамазовы». Эпиграф этот был назван одним из лучших знатоков Достоевского «загадочным» и для понимания его привлечено было им произведете Гофмана «Эликсиры Сатаны». Но вот нам думается, что все это не имеет ничего общего с эликсирами и дьяволами, а связано с учением, обликом и словами Иисуса Христа. Ибо «любящий****) душу свою погубить ее; a ненавидящий душу

___________________

*) Слова Тихона о Ставрогине.

**) Срв. Лук. XVII, 2; Марк. IX, 42. Мат. XVIII, 6

***) От Иоанн. XII, 24

****) Иногда переводят не душу, а жизнь.

свою в мире сем сохранить ее в жизнь вечную».

Как излишне привлекать В. Гете для идеи Достоевского о том, что вера не от чуда рождается, а чудо от веры, ибо эту мысль и Гете-то верно из Евангелия взял*), так и эпиграф «Братьев Карамазовых» — нечто глубоко христианское! Разве не умирает для греха-похоти и прожигания жизни Дмитрий, разве не возжаждал и он, хотя на миг, принять страдание и не пожелал в тюрьме славословить Господа, разве прежней любовью, любовью преимущественно плотской любит он, позже свою Грушеньку? Ну, а Иван? Будем кратки. Сложность судьбы Ивана велика, но во многом и он умер для гордыни и отчужденности от судьбы «гадины» (слова его до катастрофы о Димитрии). Не говорим уже о Грушеньке и ее перерождении, но и сам чистый «ангел» Алеша умер для суетной жажды чудесного и вынес великое испытание. Вспомним, что когда по грубому выражению Ракитина старец Зосима «пропах» и его «чином обошли» Алеша поколебался. Но сонное видение светлого Христова лика на брачном пиру в Кане Галилейской**) потрясло его душу и свершилось чудо умиления. Смирением облек свою гордыню Алеша и утвердил свою веру на незыблемом адамантовом столпе, — он воскрес в новую жизнь: «Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом». Случилось так, словно намекает писатель названием главы «Кана Галилейская», что первое чудо Христа, чудо претворения отразилось в душе Алеши; в пользу этой мысли говорят и слова Зосимы. Но это далеко не все. Эпиграф развертывается не только символически, он входит

___________________

*) Faust I. Wunder ist der Glaubens libstes Kind.

**) Срв. От Иоанна II, 1-11

как составная часть в роман, он показан т. с. «в действии». В конце первого тома *) старец Зосима повествует о случае в его жизни, когда пример его увлек одного убийцу принести покаяние. Сцена сия слишком известна и я приведу лишь краткую выдержку.

— Решайте же судьбу! — воскликнул опять.

— Идите и объявите, — прошептал я ему.

Голосу во мне не хватило, но прошептал я твердо. Взял я тут со стола Евангелие, русский перевод, и показал ему от Иоанна, глава XII, стих 24: «истинно, истинно говорю вам, если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода...» На возражение собеседника Зосима... «развернул в другом месте и показал ему к Евреям, глава X, стих 31. Прочел он: —«Страшно впасть в руки Бога Живаго»... Эпиграф имеет еще иное значение в романе, но за недостатком места приходится об этом умолчать. Он приоткрывает завесу над той ролью, которую играет Евангелие и учение Христа в творчестве писателя.

Великий Инквизитор — ключ к философии и веры и философии историичеловечества по Достоевскому. Сам писатель назвал книгу, трактующую об этом «Pro и Contra», а в одном из писем определил ее как «кульминационную точку романа».**) Все, что перечитал и передумал писатель, вошло в эту книгу и оставило в ней свои следы. Вольтер и Пушкин, Шиллер и Майков, Гете и Тютчев, м. б. Дамаскин, Григорий Богослов и многие другие оставили свои следы на бессмертных страницах. Величайшая тайна, именно тайна скрыта в книге «Pro и Contra».

___________________

*) Срв. по изд. Ладыжникова стр. 474.

**) Срв. Письмо к Н. А. Любимову 10 мая 1879 года.

Это не только «бунт» против Христа, но и как справедливо говорить Алеша, апология Христа. Великая тайна требует бережного обращения с ней, чтобы не стала она явной и не говорили о ней на площадях и на кровлях. Эту тайну мы не откроем, да и не сможешь, не сумеем открыть, ее унес в могилу писатель. Но попытаемся же проникнуть в глубину, в ту бездну, где лежит она на дне, ибо глубина всегда мудра, властительна и чарующа.

«Великий Инквизитор» проткан евангельскими текстами, намеками на события евангельские, апокалиптическими формулировками и т. п. Достоевский, видимо по памяти, цитировал, часто не совсем точно, следующие места Евангелия: Мат. XXVII. 11; Откр. Иоан. XXII, 21; (Откр. XIII, 13); Марк. XV, 10, 32-36; Марк. VI, 56; Мат. XIV, 36; Матф. XI. 27, 28; Матф. XXI, 9; Матф. XXIV, 26; Марк. XIII, 32; Марк. V; Иоан. VIII, 36; Лук. IV, 1-14; Матф. IV, 1-11; кроме того есть намеки и на иные места библейского текста. Идея Великого Инквизитора шире и глубже того, что о ней мы можем найти в письмах Достоевского. Некоторым опорным пунктом могут служить три вещи: «Идиот», рассуждения о спиритизме («о чертях») в «Дневнике Писателя», и письмо к Алексееву, хотя можно вести известную «генеалогическую» линию для Великого Инквизитора, вне всякого сомнения, от «Хозяйки», «Неточки Незвановой» через «Преступление и Наказание» и далее ко всем последующим романам. В романе «Идиот» слова двух героев связаны с «Великим Инквизитором» — Лебедева и кн. Мышкина. Чтобы все последующее было яснее придется забежать вперед и напомнить тот факт, что никто другой, как сам Достоевский назвал Ивана Карамазова социалистом... «Мой социалист (Иван Ка-

рамазов) человек искренний». (Письмо к Любимову).

Лебедев говорит следующее: «Неверие в дьявола есть французская мысль, есть легкая мысль. Вы, знаете ли, кто есть дьявол? Знаете ли, как ему имя?... ибо нечистый дух есть великий*) и грозный дух.… Слишком шумно и промышленно становится в человечестве, мало спокойствия духовного», жалуется один удалившийся мыслитель. «Пусть, но стук телег, подвозящих хлеб голодному человечеству, может быть, лучше спокойствия духовного», отвечает тому победительно другой, разъезжающий повсеместно мыслитель, и уходит от него с тщеславием. Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству...»**) «Богатства больше, но силы меньше;связующей мысли не стало». (Курсив мой).

Социализм, по мнению князя Мышкина, хочет человечество «...спасти не Христом, а насилием!» Незабудем, что одной из центральных проблем всей поэмы «Великий Инквизитор» является проблема свободы. Вышеприведённые выдержки явно показывают нам, как роман о типе «положительно прекрасного человека» связаны с «Братьями Карамазовыми» и, что станет еще яснее, если сравнить некоторые места «Братьев Карамазовых» с первоначальными набросками романа. Там мы прочтем, например, такие места: «Разъясняет дьявола. (И в прологе). — Разъясняешь искушение в пустыне» (курсив мой).

Последняя строчка особенно интересна,

___________________

*) Здесь почти повторены слова о диаволе Великаго Инквизитора.

**) Далее Лебедев цитирует слова явно из Откровения Иоанна Богослова VIII, 10 и т.п.

ибо в ней центральная мысль всей главы «Pro и Contra».

В своем докладе, читанном при Народном Университете в «Семинарии по Достоевскому» я высказывал эту мысль до опубликования письма Достоевского к Алексееву и года за 1,5 до издания набросков к «Идиоту» Piper Verlag'ом. Все последующие публикации подтвердили эту мою мысль и даже положение о том, что в основу «Великого Инквизитора» положен текст Евангелия от Матвея.

Обратимся ныне к замечательному в своем роде документу, основную часть которого придется привести без сокращений.

7-го июня 1876 года, в ответ на письмо В. А. Алексеева*), Достоевский написал следующее.

Милостивый Государь,

Извините, что отвечаю только сегодня на письмо ваше от 3-го июня, но был не здоров припадком падучей болезни.

Вы задаете вопрос мудреный — тем собственно, что на него отвечать долго. Дело же само по себе ясное. В искушении дьявола (зачеркнуто: собрали) явились три колоссальные мировые идеи, и вот прошло 18 веков, a труднее (зачеркнуто: выше)т.е. мудренее этих идей нет, и их все еще не могут решить. «Камни в хлебы» значит теперешний социальный вопрос, среда. Это не пророчество, это всегда было. «Чем идти то к разоренным нищим, похожим от голодухи и притеснений скорее на зверей, чем на людей — идти и начать проповедовать голодным воздержание от грехов, смирение, целомудрие — не лучше ли накормить их сначала? Это будет румянее. И до тебя приходили проповедовать,

___________________

*) См. «Голос Минувшего на Чужой Стороне» №5 (XVIII). 1927, стр. 197

но ведь ты Сын Божий, тебя, ожидал весь мир с нетерпением; поступи же, как высший над всеми умом и справедливостью. Дай им всем пищу, обеспечь их, дай им такое устройство социальное, чтоб хлеб (вставлено: и порядок) у них был всегда, — и тогда уже спрашивай с них греха. Тогда если согрешат, то будут неблагодарными, а теперь — с голоду грешат. Грешно с них спрашивать. Ты Сын Божий — стало быть, ты все можешь. Вот камни, видишь как много. Тебе стоит только повелеть — и камни обратятся в хлеб. Повели же и впредь, чтоб земля рождала без труда, научи людей такой науке или научи их такому порядку, чтоб жизнь их была впредь обеспечена. Неужто не веришь, что главнейшие пороки и беды человека произошли от голоду, холоду, и из всевозможной борьбы за существование?»

Вот 1-ая идея, которую задал злой дух Христу. Согласитесь, что с ней трудно справиться. Нынешний социализм в Европе, да и у нас, везде устраняет Христа и хлопочет, прежде всего, о хлебе, призывает науку и утверждает, что причиною всех бедствий человеческих од но — нищета, борьба за существование, «среда заела».

На это Христос отвечал: «не одним хлебом бывает, жив человек» — т. е. сказал аксиому и о духовном происхождении человека. Дьяволова идея могла подходить только к человеку-скоту. Христос же знал, что хлебом одним не оживишь человека. Если при том не будет жизни духовной, идеала Красоты, то затоскует человек, умрет, с ума сойдет, убьет себя или пустится в языческие фантазии. А так как Христос в Себе и Слове своем нес идеал Красоты, то и решили: лучше вселить в души идеал Красоты; имея его в душе, все станут

один другому братьями и тогда, конечно, работая друг на друга, будут богаты. Тогда как дай им хлеб, и они от скуки станут, пожалуй, врагами друг другу.

Но если дать и Красоту, и Хлеб вместе? Тогда будет отнят у человека труд, личность, самопожертвование своим добром ради ближнего — одним словом отнята вся жизнь, идеал жизни*). И потому лучше возвестить один свет духовный. Доказательство же, что дело в этом коротеньком отрывке из Евангелия шло именно об этой идее, а не о том только, что Христос был голоден и дьявол посоветовал ему взять Камень и приказать тому стать хлебом — доказательство именно того, что Христос ответил разоблачением тайны природы: «Не одним хлебом (т. е. как животные) жив человек». Если б дело шло только об одном утолении голода, Христу, то к чему было бы заводить речь о духовной природе человека вообще? И некстати, да и без дьяволова совета Он мог и прежде достать хлеба, если б захотел. Кстати, вспомните о нынешних теориях Дарвина**) и других о происхождении человека от обезьяны. Не вдаваясь ни в какие теории, Христос прямо объявляет факт, что в человеке кроме мира животного есть и духовный. Ну и что же — пусть, откуда угодно произошел человек, в Библии вовсе не объяснено, как Бог лепил его из глины, взял от земли, но за то Бог вдунул в него дыхание жизни, но скверно, что грехами человек может обратиться опять в скота» (Курсив Достоевского).

___________________

*) Читая эти строки становится ясно в чем Д. расходился коренным образом с Н.Ф. Феодоровым.

**) Д. здесь ошибается. Ч. Дарвин никогда в такой форме теорию свою не излагал; учение его совсем иное и трактуется лишь об общем предке. Видимо Д. трудов Дарвина не читал.

Интересно, что Достоевский, начав говорить о «трех колоссальных идеях» сводить все на первое искушение и связует его с социальным вопросом. С другой стороны в толкование и разбор смысла Евангелия внедряется, совершенно в духе Достоевского, его любимая мысль о Красоте с большой буквы. Искупителю Христа как бы приписывается еще одна идея, навязчиво преследовавшая великого художника. Писатель, забывая об остальных двух искушениях, весь проникается своими мыслями и как бы упускает из виду то, на что сам ссылался. Одна из причин этого лежит в том, что Достоевский сосредоточенно мыслил в направлении философии истории, a тем самым для него чудо и авторитет и тайна сливались в формуле «камни в хлебы»; оставалось одно не укладывавшееся в эту формулу, то чем он жил — искусство, служение Красоте духовной. И рыцарь светлого Христова прекрасного облика дополнил формулу своей личной мыслью и идеей о красоте усилия в добывании рая на земле, о красоте жертвенного служения, мучения, если хотите. Красота одна без напряжённого стремления к ней уже не Красота; гармония достигается после разлада.

Достоевский отдавал предпочтение и приоритет сердцу с юных лет. Одной из увлекательных и ценных работ в области литературного наследия писателя была бы попытка отделить, где возможно, автора от героев. Мы не ставим себе этой задачи даже для главы «Pro и Contra», но некую линию этого «водораздела» мы постараемся слегка наметить. Грубо говоря, философия истории человечества окрашена Иваном Достоевским, философия христианства и облик Христа — Достоевским*).

___________________

*) Подробности отделения автора от героя здесь вынуждены оставить в стороне.

Чем жил Достоевский уже отмерло, его эпоха ушла от нас, волнения и радости его поколения исчезли вместе с ним, оставив неясный и бледный след в памяти потомства и воспоминаниях, журналах и книгах. Но тревога писателя за человека, за дело человека здесь на земле, не потеряла ничего из своей остроты, она сделалась в наши дни еще острей, еще «современней». Ведь все еще только греза и мечта, чтобы все были братьями друг другу, и чтобы одна десятая не стояла над девятью десятыми*), не управляла ими по Шигалевскому рецепту.

Обратимся же к тому, какие духовные течения, современный Достоевскому, толкали его на пути выработки идей «Великого Инквизитора». Достоевский в юные годы сам принадлежал к социалистам утопического толка. Он увлекался идеями Фурье, Луи-Блана, Кабе, Сен Симона, Леру. Эти идеи только что расцветавшие пышным цветом весеннего цветения носились в воздухе. Они еще не дали своего плода, были эфемерны и многообещающи. Словно новое блистательно «очищенное» христианство входило победно в души усталых и жаждущих истины людей. Когда читаешь письма и дневники того времени, становится ясно, что тот социализм являлся, право, особой религией не только разума, но и сердца. Вот почему после отрезвления от опьяняющего аромата благоуханных цветов написал пророческие слова Евангелия Достоевский, вероятно намекая на социализм в его цветении: «По делам их узнаете их». Но в дни своей юности, он думал иначе, и не он один. Книга о Христе в своей сущности лежит перед читателем. Иван рисует картину второго пришествия Христа и перед нами

___________________

*) Слова Д. См. Die Urgestalt der Br?der Karamasoff. S.293

вновь оживают чудеса Христа, вновь слышатся его слова и встает лик совершенного Бога-человека. И уже после этих вводных аккордов открывается знаменитая «беседа» - монолог Инквизитора. В основе его речи лежит, как выше сказано, Мат. IV, 1-11; Лук. IV, 1-12. Вспомним, что у Достоевского упомянуты три искушения Христа и названыискушением чуда, тайны и авторитета. Этим трем искушениям «грозного и великого духа» подпала католическая церковь, церковь, ставшая не Христовой, а антихристовой. Обратимся к евангельскому тексту. У Матфея первое искушение — сделать камни хлебами; второе — броситься вниз с крыла Храма; третье — поклониться Диаволу ради славы мира сего. В Евангелии от Луки в основе найдем те же самые искушения, но порядок их несколько иной, как и ответы Христа. У Луки найдем, что после первого искушения обратить камень в хлеб следует искушение властью и славой всех царств вселенной, a затем уже третье: «Если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз». Которое же из искушений может быть чудом, какое авторитетом и где тайна? По самому существу, все три являются чудом. Однако естественно признать, что «поклониться» диаволу, значить, тем самым, признать его авторитет. Итак, если следовать тому, как Достоевский расположил три искушения, то надо признать, скорее всего, в основе «Великого Инквизитора» текст Евангелия от Матфея. В пользу этого предположения говорят и многие подробности. У Достоевского говорится о камнях, как у Матфея, а не о камне, как у Луки. У Луки отмечено, что диавол отошел от Христа лишь, до времени» и нет ни слова о служении ангелов и т. д. Но если мы правы, что поклонение диаволу и славе царства есть искушение авторитетом, то где же тайна? Чудо

обратить камни в хлебы, но чудо и второе искушение. Но, пожалуй, чудо — «броситься вниз» - второй грех католицизма — тайна, и вот почему. Искушение тайны, мучение каждой тайны в невозможности или свободном нежелании ее обнаружить. Для Христа, с точки зрения Достоевского, искушение заключалось именно в том, чтобы перед сатаной-искусителем не обнаружить бессилия свободы воли в тайне*), не выдать свою связь с Богом ради себя, ради своей силы, а не Божией. И вот как раз в католичестве, по мнению Достоевского, меньшинство владеет тайной или утверждает, что ею владеет, чтобы подчинить себе 9-10 других. И тайна сия не Божеская, a диавольская. Чудо его не чудо веры; «Дети не ищите чуда, ибо чудом убивается вера ваша»**), посему то Христос и воззвал к свободе человеческой к свободе веры, «свет духовный» возвестил Он.

Все три искушения тесно связаны, хранение тайны дает авторитет, Христос «разоблачил тайну человеческой природы», т. е. указал на примат духа и т.д.***) Три искушения являются, как бы взаимно дополняющими друг друга и не забыто ни одно, все они сливаются и переливаются одно в другое, чего нет в письме к Алексееву. Подчинив идеальное, «свет духовный» земному, диавол после первого искушения понятно мог разорвать связь с Богом у Христа и затем заставить склониться и перед ним, a тем самым и перед земной славой. Но Христос, как Сын Божий всеведущий знал цену для людей идеала и победил диавола. Так, или

___________________

*) Иначе: тайна сохраняет ценность познания , ценность веры, свободу веры.

**) Ср. Наброски к «Братьям Карамазовым»- Die Urgestakt der Br?der Karamasoff.S.299.

***) Ср. выше приведенное письмо в В. А. Алексееву.

приблизительно так, надо понимать «Великого Инквизитора» в той части, где трактуется о трех вопросах мировой истории. Кроме этой стороны поэмы Ивана, в ней дается философия облика Христова и победы Красоты, Добра и Истины. Многое в лексическом составе поэмы и в синтаксисе взято из Св. Писания. Знаменитая сцена в тюрьме с молчащим Христом и задающим вопросы Инквизитором, думается, связана с Евангелием. Инквизитор напоминает нам невольно своими вопросами Пилата и Каиафу; напр., так же как и он, Пилат говорит: «Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений»*). Особенно приближается своей мыслью о необходимости для «спасения» народа гибели Христа, Инквизитор к Каиафе, к его совету иудеям «что лучше одному человеку умереть за народ»**). Глубокое знание Евангелия и многолетние раздумья над ним отразились в строках поэмы.

Коснемся в заключение еще одной глубокой мысли, заключенной в «Братьях Карамазовых» и в частности в «Великом Инквизиторе» Инквизитор — апологет католичества, слуга антихриста, он прямо говорит Христу: «мы с ним, а не с Тобой». В католицизме (после IX века)***) личность подчиняется коллективу, терпеть свое достояние. Потеря своего лица, индивидуальности совершается в обществе социализма (социалистов) и равно в церкви католиков (quae in terra est). Подчиняясь авторитету, католик свой грех, греховную ошибку, не разбирает сам с Божией помощью наедине со свободной совестью, a всецело вверяет

___________________

*) Ср. от Марка XV. 3-4; Мат. XXVI, 62; Иоанн XVIII, 38.

**) См. от Иоанна XVIII, 14.

***) Век этот дан на основании воспоминания современников о словах Достоевского.

себя церкви и ее верховенству, теряя тем самым свою свободу воли и уничтожая личность — «и за гробом обрящут лишь смерть»*). Отсюда слова Инквизитора о позволении верующим грешить. Христос, благодаря, сему выступает на этом фоне, озаренный ярким внутренним светом. Он образ идеального человека — Бого-Человек, уважающий, а не презирающий человека**). Единение во Христе («русское решение вопроса»)***) — есть утверждение свободножертвенной личности. Сам Христос идеал индивидуальности, идеал свободы. Но почему же Христос целует слугу антихристова, своего обвинителя, в «бескровные уста»? Какая мысль гения скрыта за этим поступком? Думается, Достоевский хорошо помнил слова притчи о блудном сыне, что на небесах более радуются об одном раскаявшемся грешнике, чем о 99 праведниках, и что Христос пришел привести не праведников, но грешников к покаянию. Но это далеко не все. Во многих романах писателя, мелькает и исчезает, вспыхнув на мгновение ярким пламенем, сокровенная мысль. Только грешник ищет по-настоящему образ Христа. Выражая эту мысль, грубо и парадоксально, скажем — грех есть путь ко Христу. Грех великого инквизитора, грех искавшего и жившего в пустыне и не устающего перед «великим и грозным духом » из любви к людям. И к нему применимы слова: «Нестьчеловек иже жив будет и не согрешит». Ведь, по словам писателя****) и «Первосвященнику Каиафе будет прощено, ибо он возлюбил на-

___________________

*) Слова Инквизитора.

**) Ср. Слова Д. о социалистах «Презираете Вы человечество или уважаете, вы, будущие его спасители?»

***) Из черновиков к «Братьям Карамазовым»

****) Ср. Die Urgestaсt der Br?der Karamasoff. S. II.

род свой, по своему, но любил все же». И тут в последних строках поэмы слышится напряженная нота, нота все растущего славословия Христа. Он не только лобзание дает Инквизитору, нет, он и не осуждаешь его (вероятно отзвук — «не судите, да не судимы будете»). И великий грешник побежден, он выпускает из темницы Христа и поцелуй Его «горит на сердце». Такова бессмертная апология Христу и делу Его в «Братьях Карамазовых». К правде, к истине стремился Инквизитор. «Что есть истина? И она стояла, однако, перед ним, сама Истина».*)

***

В творчестве Достоевского есть те сокровища, что не могут быть отняты, и золото огнем очищенное, которое не ржавеет, и мы в муке изгнания обретаем их. А для верующих? Для них есть церковь, на камне из камней созижденная «и врата адовы не одолеют ю».

Ростислав Плетнев.

___________________

*) Ср.ibid