Журнал "Путь", издававшийся в Париже Николаем Бердяевым в 1925-1940 гг.

Католик

О скале Петровой.(Несколько замечаний по поводу идей Д. Мережковского)

Католик. О скале Петровой.(Несколько замечаний по поводу идей Д. Мережковского) // Путь. - №6. - Январь 1927. С. 85-88.

Д. С. Мережковский говорит о христианстве «со Скалы сходящем». Сходить со Скалы — это, по его мнению, идти по линии наибольшего сопротивления. «Пусть я говорю не так, как надо, не то, что надо; но я говорю не то, что все. Вообще христианство, со Скалы сходящее, и, особенно, невидимая часть христианского спектра — Троица, Тайна Трех — и есть сейчас линия наибольшего сопротивления.»**)

Христианство, на Скале стоящее, на Скале, Христом избранной, тоже избирает линии наибольшего сопротивления, ибо оно знает, что широкая дорога в ад ведет. Но сойти со Скалы, значить лишиться твердой, непоколебимой уверенности в победе и торжестве дела Христова. Каким унынием и каким томлением духа веет от слов Д. С. Мережковского! «Я хорошо понимаю, что сейчас под ногами того, кто говорит, как я говорю, земля проваливается, если только он не стоит на той Скале (Церкви), о которой сказано, что «врата адовы не одолеют ее». Я не стою на Ней или не всегда стою. Для стоящих на Ней уже безразлично, что земля проваливается и мир погибает. «Царство мое не от миpa сего», как именно поняты эти слова на Скале. Я их не так понимаю: для меня не безразлично, что мир погибает. Я знаю, что нет иной Скалы и что стоящие на Ней спасутся, но также знаю, что таким, как я, нельзя иначе спастись, как с погибающим миром». *)

Сойдя со Скалы, писатель упал в бездну сомнения и отчаяния. И, глядя из этой бездны на землю, на мир, и на христианство, на Скале стоящее, он все видит в мрачном неверном освещении. Прежде всего, абсолютно неверно, что для стоящих на Скале безразлично, что «земля проваливается и мир погибает». Они не допускают мысли, что мир погибает, ибо твердо верят в его спасение. Папа посылает свое благословение urbi et orbi всему миpy и молится о спасении всех людей, а с ним молятся все христиане, на Скале стоящие, и не только молятся, но и действием стараются спасти тех, кто не стоит на твердой Скале и может быть смыт гибельными волнами.

Если бы Д. С. Мережковский со Скалы глядел на мир, то и Россия не казалась бы ему мертвой. «Я пишу по-русски, а России нет... Стою над пропастью, куда провалилась Россия... России нет и нет для меня ничего... Россия — лицо Востока, обращенное к Западу, лицо это недвижно, как мертвое, очи закрыты и уже многие радуются, что ворон выклевал их».

Д. С. Мережковский говорит о будущем воскресении из мертвых Poccии, но разве теперь Россия мертва? Этому противоречит он сам, говоря, что «в Poccии льется сейчас кровь мучеников так, как с первых веков не лилась». Из мертвого кровь не льется, труп не страдает. Россия истекает кровью и страдает, следовательно, живет. Но Poccия жива не только тем, что страдает — она мыслит и творит. Кто видел, как ра-

___________________

*) Статья эта написана польским католиком и заключает в себе некоторые мысли которых редакция не разделяет, но журнал «Путь» ставит себе своей задачей знакомить с течениями других христианских вероисповеданий. Редак.

**) Д. С. Мережковский. Тайна Трех., стр. 8.

*) Д. С. Мережковский. Тайна Трех Стр. 8.

ботают и творят русские ученые и писатели, питаясь горьким хлебом изгнания — тот никогда не поверит, что Россия умерла. Россия сейчас — в этих избранных сынах своих, как Польша жила в сынах своих изгнанниках и вещих поэтах своих. Не выклевал ворон русских очей, они глядят и зорко глядят. И видят, что редеет мрак ночи, нависший над нею.

Сейчас и на Западе не так уж темно, как кажется Д. С. Мережковскому. Запад, чего не видит Д. С. Мережковский, переживает сейчас новый подъем религиозного чувства. Католичество растет и вглубь и вширь. Правда с другой стороны и сила Зла растет. И мерзость омерзительней становится. В этом сознании усиливающегося в мире зла с русским писателем сходится итальянский писатель Папини.*) В своей книге о Христе, недавний атеист, теперь обращенный, Папини восклицает: «Никогда омерзение не было так омерзительно, как теперь, никогда позор не был таким позорным. Земля стала адом, освещаемым снисходительным солнцем. В этом зараженном болоте все верования разлагаются и умирают; одна религия Мамоны торжествует... Царство Сатаны достигло ныне своего полного развития».

Но это сознание торжествующего Зла в мире обостряется именно в моменты, когда проходит постыдное равнодушие ко злу и близится решительная схватка с ним. Ночь равнодушия, в которой уснул неверующий девятнадцатый век, уже проходит. В брезжащем свете близящегося дня резче вырисовываются противоречия Зла и Добра. Близится день решительной битвы Сынов Божиих с Исчадиями Сатаны. Но в этот бой надо идти не с предчувствием возможной гибели, а с твердой верой в победу, которая заставляла польского поэта Красинского в самые мрачные для Польши дни, в радостном предчувствии грядущего дня, восклицать: «Аллилуиа! Мощь Сатаны, что мнил себя властелином земли, сломлена здесь в земле!» Но для того, чтобы иметь эту веру, надо стоять на Скале и помнить, слова Спасителя: «Мужайтесь, Я победил мир» (Ев. от И. 17, З3).

Сходя со Скалы, Мережковский не порывает связи со своей Церковью — Церковью — Православной. Он тут же в «Тайне Трех» провозглашает ее первенство перед всеми Церквами. Она ближе всех к Церкви Вселенской.

«Я знаю, что и здесь, на темном Западе, последние дни христиане в подземных тайниках, в новых катакомбах, все еще молятся: да приидет Царствие Твое! Может быть, и здесь меня не поймут, если я скажу, отчасти как живой европеец, отчасти как русский, умерший заживо, что сейчас Русская Православная Церковь выше всех Церквей и ближе всех к будущей Церкви Вселенской. Только что умер, как великий мученик первых веков христианства, петербургский митрополит Веньямин. И по всей России льется сейчас кровь мучеников так, как с первых веков не лилась, а ведь только на этой крови и созиждется Вселенская Церковь». *)

Сейчас не только среди верующих христиан, но и среди неверующих людей, не найдется никого, кто не сочувствовал бы великой трагедии Русской Православной Церкви, кто не преклонялся бы перед мученической судьбой ее лучших пастырей. Но утверждение русского писателя, что Вселенская Церковь строится только на крови и что та церковь ближе всего Ней, которая больше других страдает, едва ли может, кажется мне, найти обоснование в христианском учении. В этом утверждении Д. С. Мережковского сказался старый жертвенный уклон русского сознания. Ведь даже и неверующая русская радикальная интеллигенция звала «в стан погибающих за великое дело любви» и, отвергая в Евангелии все чудесное, воскресение из мертвых и заповедь вечной жизни, она преклонялась пред терновым венцом Спасителя, перед Его мученической смертью на Кресте. Она не видела того, что если бы Христос действительно умер, то вместе с ним умерло бы и учение Его, не видела, что правда Христова победила мир именно потому, что Христос не умер, а воскрес, муку смерти принял, но «смертью смерть попрал». Терновый венец не доказательство объективной правды, ибо мучение и смерть можно принять и за ложную веру, чего история дает бесчисленные примеры. Когда христианство восторжествовало, евреи во многих странах подвергались гонениям, порой, как, напр., в Испании во время инквизиции, их существование было сплошным мученичеством. Однако от этого

___________________

*) «ТайнаТрех», стр. 68.

ложь юдаизма, отвергшего Христа, не стала праведной, а правда Христианства не стала ложью. Среди христианских сект наиболее трагической и мученической является несомненно судьба Альбигойцев. Они были поголовно истреблены, они все прияли смерть за свое учение. Однако учение это, бывшее воскресшим манихейством, не стало ближе к Вселенской Христовой Церкви, ибо учение это, не смотря на всю кровь, за него пролитую, было забвением основных истин христианства. В то самое время, как во Франции, католики истребляли гугенотов, английские протестанты мучили и истребляли ирландских католиков. И если мерилом правды брать кровь пролитую во имя своей веры, то трудно решить, кто был ближе к Вселенской Церкви — Французские гугеноты или ирландские католики. Если вернемся теперь к русской православной церкви, то, исходя из идей Д. С. Мережковского, пришлось бы утверждать, что раскольники, приявшиe гонение за двуперстное сложение, были ближе к Вселенской Церкви, чем обыкновенное и восторжествовавшее православие. А еще ближе, оказалась бы, пожалуй, сектанты — самосжигатели, которых так ярко изобразил Д. С. Мережковский в своем «Петре и Алексее».

Мученичество, принятое во имя истинной виры, несомненно пролагает пути к ее торжеству, оно укрепляет дух ее служителей, привлекает к гонимой вере новые сердца. Но для торжества на земле даже и истинной религии недостаточно жертвенной крови. Если бы христианство было только идеей, только ученьем, то для победы его достаточно было бы проповедовать его миру и смертью во имя его закреплять его правду. Но христианство не только учение, но и Церковь — связь верующих между собою и Богом. Это — организация жизни земной для высшей правды небесной, а для организации требуется уже не мученичество, не смерть, но творческая работа. Христианин, по выражению Ламенэ, должен уметь сказать себе: «умрем, но еще лучше будем жить! Ибо кто умирает, тот торжествует сам, но задача человека здесь на земле не торжество его личное, а победа дела, которому он служит». Победа христианства требовала от служителей его не только мучения и смерти, но часто и в еще большей степени жизни и творчества. Спаситель, идя на Голгофу, не позволил прежде времени идти за собой тому, кому он вручил ключи от Царства Небесного. Чудесная история ап. Петра лучше всего открывает религиозный смысл подвига жизни, ради которого надо порой отказаться от подвижничества и смерти. Среди своих первых учеников Иисус избрал того, в ком сильно было земное начало жизни, его сделал Он Скалой, на Которой построил Церковь Свою.

«С того времени начал Иисус открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников и быть убиту и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобой!» Он же, обратившись, сказал Петру: «отойди от Меня Сатана! Ты мне — соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». (От Мат. гл. ХVI, 21-23).

И однако Петру поручает Он пасти овец Своих, ему доверяет «ключи от Царствия Небесного», ибо для того чтобы пасти стадо человеческое, для того, чтобы руководить людьми, хотя бы и во имя дела Божьего, нужно думать о человеческом, нужно знать людей, понимать их слабости.

Каждый верующий, читая в Евангелии об отречении Петра в доме первосвященника, невольно испытывает чувство глубокой печали. Как, этот Камень, на коем созидается Церковь, оказался таким нетвердым, не выдержал первого испытания? Как ни толковать это отреченье, о котором столько писали и духовные и светские писатели, и богословы, и поэты — несомненно одно: оно было необходимо. Ап. Петр нес на своих плечах будущую Церковь. Мог ли он, губя себя, губить дело, доверенное ему учителем. Он должен был спасать себя. Что этого благоразумия требовал от него Христос, видно не только из слов Иисуса, сказанных Петру, что он еще не может идти за ним, но также из дальнейшей судьбы св. Петра, рассказанной в «Деяниях Апостолов». Когда Ирод заключил Петра в темницу и Петр спал между двумя воинами, скованный двумя цепями, «Ангел Господень пред стал и свет осиял темницу. Ангел, толкнув Петра в бок, пробудил его и сказал: «Встань скорее. И цепи упали с рук его. И сказал ему Ангел: Опояшься и обуйся». Он сделал так. Потом говорит ему: «Надень одежду твою и иди за мной». Петр вышел и следовал за ним, не зная, чего делаемое ангелом было дей-

ствительным и думая, что видит видение. Прошедши первую и вторую стражу, они пришли к «железным воротам, ведущим в город, которые сами собою открылись им; они вышли и прошли одну улицу и вдруг ангела не стало с ним. Тогда Петр, пришел в себя, сказал: теперь вижу воистину, что Господь послал ангела своего и избавил меня из руки Ирода». (Деяния Апостолов, гл. XII, 7-11).

Пал от руки Ирода Иаков, брат Иоанна, принял мученическую смерть св. Стефан, побитый камнями, но глава Апостолов ушел из темницы и скрылся из Иерусалима. Только совершив свое дело Апостол мог принять мученическую смерть в Риме. Легенда, которой нет в Священном Писании и в которую каждый может верить или не верить, гласит, что и тут св. Петр колебался: Уступая просьбам учеников и друзей, он уже уходил из Рима от преследователей, когда встретил на пути Христа, который на вопрос «Камо грядеши, Господи», ответил: «Иду в Рим, чтобы быть вторично распятым». И тогда гласит легенда, св. Петр понял, что настало время для принятия мученического венца. Легенда эта очень характерна для того образа, в каком сохранился в памяти верующих св. Петр. Мученический венец был для Петра венцем, венчающим его жизнь, но жизнь его заключалась не в мученичестве, а в творческом деле. Этот практический, творческий дух и жил в преемниках Петра — римских первосвященниках. Римская Церковь сильна не мученичеством, хотя Она насчитывает среди своих членов много святых мучеников. Не в терновом венце строили папы церковь на Скале Петровой, поражая мир своею энергией и несокрушимой волей.

Преемники Петра, в которых воплотился его дух, умели строить на земле, для дела небесного находить земные основы. Этот практический земной гений, присущий Западной Церкви, был источником постоянных нападок и укоров по адресу ее. Достоевский в пламенной ненависти к католичеству дошел до утверждения, что Папы Римские «за землю продали Христа», даже такой верующий католик, как Мицкевич, находил, что Римская Церковь слишком держится земли. «Вы — писал он — которые призваны спасать и возвышать землю, вы сами от земли ждете спасения и возвышения». Папы — люди и некоторые из них, несомненно, слишком погрязли в земных делах. Но разве не очевидно, с другой стороны, что благодаря именно этому гению земного строительства Римская Церковь умела всегда сохранить свою независимость от земных властей, тогда как, лишенная этого земного духа Церковь Восточная, постоянно находилась в рабском подчинении у земных владык.

И разве не очевидно, что несмотря на ошибки и даже преступления некоторых пап, в общем и в целом строительством Римской Церкви руководил Сам Христос, как руководил и шагами Петра? «Ты — Камень, и на этом камне созижду Церковь» Христос не сказал «созиждется Церковь» или «вы созиждите Церковь», но сказал «Я созижду».

Ведь этой чудесной двухтысячелетней истории Римской церкви, победно выходившей из всех испытаний, крушений и бурь, нельзя объяснить ни человеческим гением, ни счастливой случайностью. Все престолы рушились, один престол преемников Петра стоит несокрушимо. О Скалу Петрову разбились все исторические волны. И теперь, когда христианство ждет решительный бой с врагами его, неясно ли, что не спасет один мученический венец Православной Церкви, что здесь нужен и римский организующий гений?

Какая Церковь ближе к Вселенской? В глазах православного — Православная. В глазах католика — Римская Церковь и есть Вселенская.

Но разве не должно быть ясным для каждого христианина, что для торжества Вселенской Церкви нужно преодолеть разделение Церквей? Я не буду входить в разбор богословских споров, связанных с вопросами о воссоединении Церквей. Мне думается, что для того, чтобы действительно наступило соединение церквей недостаточно богословских споров и переговоров иерархов; надо чтобы массы верующих и той и другой Церкви проникнулись желанием и сознанием необходимости этого единения. Верующие, по прекрасному слову Ап. Петра — это живые камни строящегося здания Церкви. Пусть же камни вопиют о том, чтобы скорее пришел тот день, когда Царство Христа на земле не будет Царство разделенное, когда колокола и Западной и Русской Церквей возвестят всему миpy, что великое и радостное Единение совершилось. И слышавший скажет: «Прииди» (Откровение Иоанна, гл. 21, 17).

Католик.