Валентин, самый значительный гностический философ и один из гениальнейших
мыслителей всех времен, родом из Египта, жил в первой половине 11-го века, прибыл
в Рим при папе Гигине в 140 году, стал знаменит при Пие I и дожил до времени папы
Аникиты. Умер на о-ве Кипр в 160 году. Других достоверных сведений о жизни его
не имеется. Сочинения его, как и вся почти гностическая литература, до нас не
дошли, за исключением маловажных фрагментов. Коптская книга “Πιστις
Σοφια”,
найдена 40 лет тому назад, не принадлежит Валентину, как сначала предполагали,
а есть лишь второстепенный офитский апокриф. Валентинова система, стоящая во главе
египетского типа гностики, обстоятельно излагается в древнейшем и важнейшем источнике
для изучения гностицизма — у св. Иринея Лионского в его “Ελεγχος
και
ανατροπη
της
ψενδωνυμου
λνωσεως”
(книга I).
В основе системы — общегностическая идея абсолютной полноты (παηρωμα)
вечного бытия или мира эонов, из которого происходит и к которому возвращается
все способное к восприятию истины. На незримых и несказанных высотах (то есть
в сфере чисто-трансцендентного бытия, говоря новейшим языком) пред-вечно пребывает
совершенный эон — первоначально, праотец или Глубина (Βαθος).
Будучи выше всякого определенного бытия, как положительное нечто, или истинная
бесконечность, этот первоэон имеет в себе абсолютную возможность или мощь (potentia,
δυναμις)
всего и всякого определенного бытия, имеет ее в себе, как свою мысль и радость.
В таком внутреннем, невыраженном состоянии эта мысль Глубины называется Молчанием.
Непостижимое Глубины всегда остается в Молчании, постижимое же становится началом
всего, будучи из потенциальной мысли первоэона произведено в действительность
актом его воли. Это второе, произведенное начало всего есть Ум, также называемый
Единородным и Отцом всяческих. С ним вместе произведена и соотносительная ему
идеальная объективная — Истина. Они, оплодотворяя друг друга, производят
Смысл (Λογος)
и Жизнь (Ζωη),
а эти, в свою очередь, порождают Человека и Церковь, то есть общество.
Эти четыре пары (сизигии): Глубина и Молчание, Ум и Истина, Смысл и Жизнь, Человек
и Церковь, составляют совершенную осьмерицу (огдоаду), которая, не из недостатка
или потребности, а по избытку внутреннего довольства и для нового прославления
Первоотца, производит еще 22 эона: Смысл и Жизнь — 10 (декаду), а Человек и Церковь
— 12 (додекаду). Все вместе 30 эонов и составляют выраженную полноту абсолютного
бытия — Плэрому. Последний из тридцати — женский эон, София — возгорается пламенным
желанием непосредственно знать или созерцать Первоотца — Глубину. Такое непосредственное
знание Первоначала свойственно только его прямому произведению — Единородному
Уму; прочие же эоны участвуют в абсолютном ведении Глубины лишь посредственно,
по чину своего происхождения, через своих производителей, а женские эоны, сверх
того, обусловлены в сем деле и своими мужскими коррелатами. Но София, презревши
как своего супруга Желанного, так и всю иерархию двадцати семи эонов, необузданно
устремляется в бездну несказанной сущности. Невозможность ее проникнуть, при страстном
желании этого, повергли Софию в состояние недоумения, печали, страха и изумления,
и в таком состоянии она произвела соответственную ему сущность — неопределенную,
безвидную и страдательную. Сама она, потерявши свой внутренний устой и выйдя из
порядка Плэромы, разрешилась бы во всеобщую субстанцию, если бы в своем безмерном
стремлении не встретила вечного Предела, все приводящего в должный порядок
и называемого также Очистителем, Воздаятелем и Крестом. Орос исключил из Плэромы
бесформенное чадо Софии, ее объективированное страстное желание, а Софию восстановил
на прежнем месте в Плэроме. Положительным результатом происшедшего беспорядка
явилось произведение Единородным двух новых эонов — Христа и Духа Святого. Первый
научил всех эонов различать в Первоотце Его непостижимое от постижимого, а также
сообщил им закон последовательности и сочетания эонов: Дух Св., с другой стороны,
открыл им их существенное тождество, в силу которого все в каждом и каждый во
всех. Утешенные, успокоенные и обрадованные этим откровением, эоны проявили на
деле свою солидарность, произведя сообща, из лучших своих сил, совокупный Плод
Плэромы и соборный Дар ее Первоотцу — эона Иисуса или Спасителя. Он же, как от
всех происшедший, называется Всё (Παν).
А между тем извергнутое из Плэромы бесформенное детище мятежного эона (называемое
именем матери, только в еврейской форме множественного числа — Ахамот,
испорченное из Га-Хакмот) томилось в полном мраке и лишениях. Сжалился над нею
Христос и, снизойдя, собственной силой вложил в нее некоторый внутренний образ
Плэромы, но только по существу, а не по знанию (то есть бессознательную
идею), чтобы изгнанница могла чувствовать и скорбь разлуки, а вместе с тем
имела бы и светлое предощущение вечной жизни. Совершивши это, Христос удалился
в Плэрому, а устремившаяся за ним Ахамот была удержана Пределом. Тогда она впала
в состояние смятения, более сильное (потому что более объективное, фактически-обусловленное),
чем некогда ее мать — вышняя София. Страстные ощущения, которые испытывала Ахамот,
были не только преходящим изменением, как у Софии, но и постоянной противоположностью.
Она сама была уже объективированной страстью Софии, а ее собственные противоборствующие
страсти объективируются еще реальнее и даже прямо материализуются. Вся влажная
стихия в нашем мире — это слезы Ахамот, плачущей по утраченном Христе; наш физический
свет есть сияние ее улыбки при воспоминании о нем, ее скорбь и туга застыла и
отвердела в плотном веществе; из ее страха возникли сатана и демоны, а из ее обращения
и стремления к утраченному произошли Димиург (космический ум) и прочие душевные
существа. Во всем этом ей помогал посланный по мольбе ее Христом из Плэромы Спаситель
или Утешитель (Параклэт). Он отделил Ахамот от ее низших порождений и пробудил
в ней сознание, а она, от созерцания сопровождающих Спасителя ангелов, произвела
свое высшее порождение — духовное начало в нашем мире, семя будущих духовных людей,
пневматиков или гностиков. Произведя все это, она захотела образовать свои произведения,
дать им форму; но сделать это с духовным началом ей было нельзя, так как оно было
однородно и равного достоинства с ней самой, а только низшее образуется высшим.
Поэтому ее образующее действие ограничилось душевным существом — Димиургом, который,
бессознательно ею внушаемый и направляемый, стал созидать видимый мир и прежде
всего семь небес (то есть семь планетных сфер, включая солнце и луну); затем материальные
стихии (происшедшие, как сказано, из страстных состояний Ахамот) он слагает и
связывает, образуя из них земной мир, и в конце этого зиждительного процесса творит
человека. В это совершеннейшее создание Димиурга София-Ахамот, неведомо для самого
создателя, вложила высшее духовное начало, порожденное ею от сочетания с Параклэтом.
Таким образом, в человеке соединены три начала: 1) материальное, 2) душевное,
полученное от Димиурга, и 3) духовное, вложенное Софией-Ахамот. Эти три начала
не осуществляются равномерно всем потомством первого человека. В одних людях реализуется
только материальное начало — это люди плотские, роковым образом предопределенные
ко злу и гибели; в других осуществляется среднее — психическое начало — это люди
душевные, способные и ко злу и к добру по собственному выбору; в случаях
предпочтения ими добра они спасаются верой и делами, но никогда не могут достигнуть
высшего совершенства и блаженства, какие предназначены для людей третьего разряда,
по существу духовных. Эти “чада премудрости” не нуждаются ни в вере, ибо
обладают совершенным знанием, ни в делах, ибо они спасаются не своими действиями,
а тем духовным семенем, которое свыше в них вложено. Цель мирового процесса состоит
именно в том, чтобы это малое духовное семя раскрылось, развилось и воспиталось
через познание душевных и чувственных вещей, а цель пришествия на землю Спасителя
состояла в том, чтобы собрать всех имеющих в себе “семя жены” (то есть Софии-Ахамот)
и из бессознательных пневматиков превратить их в сознательных гностиков, открывши
им истину о Небесном Отце, о Плэроме и об их собственном происхождении. Но он
воспринял от Димиурга также и “душевного человека”, чтобы явиться и душевным и
праведных из них спасти, возбудивши их к истинной вере и добрым делам. Материального
же начала в Спасителе не было (ибо материя не воспринимает спасения), и тело его
было особенное, фантастическое. Когда все гностики познают себя и разовьют свое
духовное семя, наступит конец мира. София-Ахамот окончательно соединится со Спасителем
и войдет в Плэрому; духи гностиков, приняв женский характер, войдут в сочетания
(сизигии) с ангелами и также будут восприняты в Плэрому. Димиург и “душевные”
праведники утвердятся в своем царстве небесном, или в “среднем месте”, а материальный
мир, с плотскими людьми и с князем мира сего — сатаной, сгорит и обратится в ничто.
За недостатком подлинных текстов невозможно с полной уверенностью отделить
в изложении св. Иринея мысли Валентина от дополнений его ближайших учеников, но
несомненно, что в такой стройной, последовательной и поэтически-оригинальной системе
все главные черты принадлежат гениальному учителю.
С точки зрения философской, величайшее достоинство Валентиновой системы состоит
в совершенно новом метафизическом (хотя и облеченном в поэтическую форму) взгляде
на материю. Древняя мысль знала только два представления о материальном бытии:
или как в индийском пантеизме, а также у элеатов, это бытие являлось лишь субъективным
призраком, обманом духа; или же, как в остальной греческой философии, материи
приписывалась безусловно самостоятельная реальность. В Валентиновой же системе
впервые материальное бытие ясно определяется в своем истинном существе, как
реальность условная, именно как действительный результат душевных изменений.
Что касается до метафизических и этических недостатков этой системы, то они общи
ей со всеми прочими гностическими учениями и будут указаны при общей оценке этого
умственного движения.
Валентинеане. Из ближайших последователей Валентина, современных св.
Иринею, Секунд внес в идею Плэромы начало пифагорейского дуализма, различая
в высшей осьмерице (огдоаде) правую и левую стороны, или свет и тьму. Епифанэс,
с одной стороны, осложнил метафизическую часть системы ненужными диалектическими
тонкостями, справедливо осмеянными у св. Иринея, как, например, различие между
единичностью, единостью, единицей и единым; а с другой стороны,
в книге о справедливости (из которой сохранились два фрагмента) он утверждал,
как идеал человеческой жизни, такую же безразличную общность всего, какая существует
по воле Божией в прочей природе и нарушается лишь произвольными человеческими
узаконениями (в этом пункте он удалялся от Валентинова учения и примыкал к другим
гностическим школам — карпократианам, Исидору). Птолемей (или некоторые
его ученики) внес оригинальное видоизменение основной метафизической идеи, утверждая,
что абсолютному первоначалу, Глубине, присущи два вечные аффекта или расположения:
пассивный — мысль и активный — воля. Мысль заключала в себе идеально всякое дальнейшее
произведение Первоначала, но не могла ничего реально осуществить сама собой, пока
ее не оплодотворило активное волевое начало, породивши из такого сочетания Ум
и Истину, а затем и все прочее (в наши дни известный Гартман в точности воспроизвел
и присвоил себе этот метафизический роман). В письме к Флоре (сохраненном у св.
Епифания) Птолемей доказывает, что закон Моисеев по происхождению своему тройствен:
одна часть его содержит заповеди Божий, другая принадлежит Моисею, третья — семидесяти
старейшинам. То, что в законе идет от Бога, также трояко по своему характеру:
есть заповеди, исполненные Христом и обязательные для всякого христианина (десятисловие);
есть законы, упраздненные Евангелием (око за око и т. п.), и есть, наконец, предписания
символические и аллегорические. При таком своем смешанном характере это законодательство
не может происходить ни от абсолютно доброго, ни от злого начала, а происходит
от Бога справедливого, создавшего видимый мир (Димиурга) и занимающего
среднее положение между добром и злом. Гераклеон написал толкование на
Евангелия от Луки и от Иоанна (фрагменты сохранились у Климента Александрийского
и у Оригена); ученики его установили особое таинство для умирающих, которых мазали
елеем, поливали священной водой и произносили над ними специальные молитвы и заклинания,
чтобы искупить их духовную сущность из-под власти Димиурга и дьявола.
К Валентиновой школе относят также Марка волхва, который думал дать
новое основание системе в сложении и разложении чисел, имен и букв. Вместе с тем
он и его последователи предавались усиленно магии и практической теургии, чем
привлекали многих, особенно богатых женщин. Марк, равно как Секунд и Птолемей,
действовали на Западе (в Италии и Галии); представителями же Валентиновой школы
на Востоке были Аксионик и Ардезиан. Эта школа, в качестве изолированной
и остановившейся в своем развитии секты, продержалась до V века и в некоторых
городах имела даже особые храмы.
Вл. С.
