Арнольд Тойнби
ПОСТИЖЕНИЕ ИСТОРИИ
К оглавлению
Часть третья
РАСПАДЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
РАСКОЛ В СОЦИАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ
Правящее меньшинство. Наше предварительное исследование движения
Раскола-и-Палингенеза показало, что ни одна из групп, участвующих
в расколе, - ни правящее меньшинство, ни внутренний и внешний пролетариат
- не обладает однородным этосом.
Следует отметить, что некоторая вариативность этоса характерна
даже для правящего меньшинства, несмотря на кажущуюся однородность
его. Правящее меньшинство способно привлечь на свою сторону оппозиционных
"вундеркиндов", соблазняя их своей псевдовоинственностью
и формируя из них, таким образом, novi homines [+1].
В правящем меньшинстве этот характерный тип может быть двух разновидностей
пассивной и активной, - крайние формы чего мы уже наблюдали, изучая
"остановленные" цивилизации. Пассивный вариант напоминает
кочевника, который завоевал оседлое население и беспощадно эксплуатирует
его, что не только безнравственно, но и самоубийственно. Активный
вариант напоминает турков-османов или спартанцев, которые, не забывая
о завтрашнем дне, рационально использовали захваченное, направляя
главные усилия на поддержание армии.
Эти два типа - расточитель и палач, - характерные для членов правящего
меньшинства, имеют необходимое историческое дополнение в третьем
типе, который, по всей видимости, должен был появиться на сцепе
в предыдущем акте пьесы: это завоеватель, захватывающий то добро,
которое расточитель транжирит, а палач охраняет. Этот третий тип
легко отыскать в эллинской истории, а цепочка победителей - жертв
римских гражданских войн, завершается победой Августа над Марком
Антонием. На другом полюсе мы видим завоевание чужих цивилизаций
или чужих примитивных обществ.
Истинный завоеватель более разрушителен и вызывает даже большее
отвращение у правящего меньшинства, чем расточитель или палач, которые
наследуют ему. Однако это не единственные три типа, которые можно
обнаружить в эллинском правящем меньшинстве. Тесное сотрудничество
с римскими завоевателями, расточителями и палачами создало в конце
концов богатую почву для рекрутирования бесчисленных и безвестных
римских солдат и государственных чиновников, которые частью покрыли
злодеяния своих предшественников созданием и поддержанием эллинистического
универсального государства, а частью дали возможность ненадолго
пережить вновь "бабье лето".
К тому же римский государственный чиновник не является ни единственным,
ни самым ранним апологетом правящего меньшинства и его альтруистической
роли. В эпоху Севера, когда школа юристов-стоиков переводила идеи
стоиков в нормы римского права [+2],
стало ясно, что превращение римского волка в платоническую овчарку
- дело рук греческих философов. Таким образом, возвышенный философский
ум раскрывается в альтруизме эллинистического правящего меньшинства,
существование и влияние которого осуществлялось через государственного
служащего. Если римский администратор был носителем альтруизма правящего
меньшинства, то греческий философ в не меньшей степени был интеллектуальным
его вдохновителем. Золотая цепь творческих греческих философов,
оборвавшаяся на Плотине (203-262), начиналась с Сократа (470-399
до н.э.), в поколении, которое доросло до 431 г. до н.э., когда
эллинская цивилизация надломилась. На предотвращение или по крайней
мере на оттяжку трагических последствий надлома направлялись усилия
и римского администратора, и греческого философа. При этом труды
философа оказали более значительное и стойкое воздействие. Если
римские администраторы построили эллинистическое универсальное государство,
то философы дали потомству Академию, перипатетиков, стоиков, свободу
киников, возвышенные устремления неоплатоников.
Если мы теперь расширим наш обзор и перейдем из области эллинистической
истории к историям других цивилизаций, которые надломились и вошли
в фазу распада, мы увидим, что благородная линия альтруизма, вплетающаяся
в биографию эллинистического доминирующего меньшинства, не является
специфической чертой эллинской цивилизации. Типы, обнаруживаемые
в эллинизме, можно заметить и в других правящих меньшинствах.
Мы легко отыщем их среди военачальников, светских и церковных,
сурово расправлявшихся с японским крестьянством в эпоху, которая
предшествовала основанию сёгуната Токугавы; в арабском мире среди
мамлюков. В западной истории существует целая галерея портретов,
которые безошибочно могут быть классифицированы как представители
этого же типа, - от расточительных государей XVI-XVII вв. - род
Гонзага, Генрих VIII, Людовик XIV, - которые расшатали нравственные
устои средневековой церкви и проложили дорогу для плутократов XIX
и XX столетий [+3].
Понятно, что западное общество, подобно другим неэллинистическим
обществам, даст примеры трех социальных типов - завоевателя, расточителя
и палача, - которые были обнаружены в эллинистической истории распада.
К счастью, однако, у сравнения есть как положительная сторона, так
и отрицательная; ибо мы видели, что правящее меньшинство эллинистического
общества обладает широким духовным многообразием за пределами узких
границ этих трех отрицательных типов, а образы, возникающие на светлой
стороне эллинской истории, могут найти надлежащие параллели и в
истории других обществ.
В западной истории новейшего периода государственная служба представлена
не только сборищем военных, деспотов и капиталистов. В Англии XVI
в. правящий класс выдвинул не только Генриха VIII, но и Томаса Мора,
а род Гонзага дал не только Родольфо, но и ею родного брата - святого
Алоизия Гонзага. Доказательство нашей точки зрения не зависит от
произвольного выбора отдельных исторических персонажей. Истинность
ее убедительно подтверждается общим изменением цели и этоса, что
явно просматривается в жизни государств современного западного мира
в ходе последних ста лет. Естественно, что эти государства не свободны
от первородного греха. Они по-прежнему суть выражения и средства
беззаконной воли к власти, - власти зла, которая в нашем поколении
угрожает человечеству всеобщей катастрофой. В то же время можно
видеть, что с недавних пор на первый план начал выходить второй
ее аспект. Даже в наиболее консервативных странах западного мира
милитаристские и полицейские государства начали заниматься вопросами
здравоохранения, образования и распределения рабочих мест. В современном
западном государстве можно наблюдать не только сдвиг в его практической
деятельности. Существует изменение и в самих его функциях. И общественная
деятельность стала, возможно, более значимой, чем питающая ее реальность.
Этим самым современные западные государства пытаются затушевать
свое неприглядное прошлое. В изменяющейся картине западного мира
можно зафиксировать некоторые изменения и в характере правящего
класса, как это имело место в Риме сразу после Августа.
ВНУТРЕННИЙ ПРОЛЕТАРИАТ
Эллинский прототип. Переходя от рассмотрения правящих меньшинств
к пролетариату, вновь обратимся к эмпирическому анализу, чтобы убедиться
в том, что разлагающиеся общества неизбежно формировали пролетариат.
Однако мы заметим также, что в сфере духовной внутренний и внешний
пролетариат весьма различаются между собой. Обратимся к истории
Эллады, начав с периода надлома. Смятение духа, охватившее общество
с началом Пелопоннесской войны, продолжало нарастать в течение ста
лет сменяющих друг друга войн и революций. Следствием разразившейся
катастрофы стал нескончаемый поток беженцев. Во время роста эллинского
общества можно найти примеры, когда граждане оказывались оторванными
от своих родных корней. Однако для Эллады это было редкостью и воспринималось
как нечто ужасное... И вдруг эллинский мир переполнили бездомные
изгнанники. Великодушная попытка Александра административными мерами
помочь беженцам, вернуться в свои родные города успеха не имела
[+4].
Пожар войны все разгорался, и изгнанники нашли себе дело - они становились
наемными солдатами. Увеличение армии только подхлестывало военные
действия, которые распространялись все шире и шире. Образовался
своего рода порочный круг.
Следствием распространения войны и возвышения воинского духа стало
резкое падение нравов и разрушение устоявшихся экономических связей.
Например, войны Александра и его последователей в Юго-Западной
Азии обеспечили работой многочисленных беженцев, но это под корень
рубило местный хозяйственный уклад. Наемникам платили из персидской
государственной казны, что порождало катастрофическую инфляцию и
делало крестьян и ремесленников греческих городов совершенно неконкурентоспособными,
что грозило обществу, у которого были весьма скромные познания в
области экономики, полным развалом.
Аналогичными с точки зрения экономики были последствия Пунических
войн, когда крестьянство, разоренное в ходе опустошительных кампаний,
окончательно раскрестьянилось на римской военной службе, сроки которой
были чрезвычайно велики. В результате пауперизированные потомки
италийского крестьянства, которое было окончательно лишено корней
насильственным воинским призывом, порвали всякую связь с трудом,
исконно кормившим их. В конце концов "новые бедные" стали
охотно поступать на воинскую службу, как это раньше случилось в
империи Ахеменидов, а несколько позже - с греческими крестьянами
и ремесленниками, присягавшими Александру.
В этом жестоком процессе нетрудно заметить зарождение внутреннего
пролетариата эллинистического общества. Любопытно отметить и тот
подтверждаемый свидетельствами факт, что в этот процесс попадали
и бывшие аристократы. Ибо пролетарий - это скорее состояние души,
чем нечто обусловленное чисто внешними обстоятельствами. Истинным
признаком пролетария является не бедность и не низкое происхождение,
а постоянное чувство неудовлетворенности, подогреваемое отсутствием
законно унаследованного места в обществе и отторжением от своей
общины.
Эллинистический внутренний пролетариат формировался прежде всего
из числа свободных граждан и даже из аристократов эллинистической
политической системы. Первые рекруты были прежде всего обделены
духовно, но, разумеется, их духовное оскудение, как правило, сопровождалось
и материальным обнищанием. Вскоре эти первые ряды пополнились рекрутами
из других источников. Те были пролетариями, как в духовном, так
и в материальном плане изначально. Ряды эллинистического внутреннего
пролетариата быстро росли за счет агрессивности греческого оружия,
прошедшего хорошую школу в череде братоубийственных войн. Завоевания
Александра и его преемников поглотили сирийское, египетское и вавилонское,
а также значительную часть индского общества, превратив земли их
во владения эллинистического правящего меньшинства. Более поздние
завоевания римлян пришлись на варварскую Европу и Северо-Западную
Африку. Эти принудительные пополнения эллинистического внутреннего
пролетариата, возможно, вначале были более масштабными, чем пополнения
за счет коренного греческого населения.
В течение последних двух столетий дохристианской эры крестьянство
последовательно вытеснялось рабами-земледельцами и рабами-скотоводами.
Рабский труд на сицилийских плантациях и фермах, вероятно, покрывал
расходы на ведение войн, а вина, масла, шерсти, мяса и кож хватало,
чтобы снабжать столицу, и та в свою очередь не щадила даровой человеческий
материал, выжимая из него все, что можно. На рабском рынке Средиземноморья
можно было встретить представителей самых удаленных районов. Рабская
сила стекалась сюда как с Запада, так и Востока.
Таким образом, внутренний пролетариат эллинского общества складывался
из трех различных элементов, обездоленных представителей самого
эллинского общества, насильственно включенных в общество представителей
чужих и примитивных обществ, а также рабов, полностью лишенных всех
прав и свобод и обреченных работать безвозмездно в нечеловеческих
условиях. Мера страданий представителей этих трех групп различна,
однако общим, несомненно, являлось то, что все они были ограблены,
лишены своего законного наследства, своих корней и превращены в
нещадно эксплуатируемых изгоев. Объединяли их также трущобы Рима,
о которых столь красочно поведал нам Ювенал, познавший, видимо,
бездну эллинского дна. До нас дошел голос не варвара, не эллинистического
жителя Востока, но голос самого эллина, представителя правящего
меньшинства, лишенного своих корней и наследства.
Если проанализировать типы этих обездоленных, обкраденных людей,
то станет ясно, что этос их соткан из жестокости и ненависти. Они
беспощадны к своим палачам, толкающим их на восстание, на проявление
самых низменных порывов и чувств. Вполне естественно, что жертвы
беззаконий и произвола должны превзойти в жестокости своих притеснителей.
Это отчетливо проявилось в серии древнеегипетских восстаний против
гнета птолемеевского режима, начавшихся на рубеже III - II вв. до
н.э. [+5]
Эта же нота слышна в череде еврейских восстаний, направленных против
Селевкидов, а также римской политики эллинизации.
Восстание Аристоника (133-129 до н.э.) стало связующей нитью между
восстаниями восточных народов в завоеванных провинциях и восстаниями
рабов и пауперизированного местного населения в греческих городах
эллинистического общества. Ибо рабы и свободные граждане во время
восстания Аристоника сражались рука об руку [+6].
Это восстание, возможно, вдохновлялось известиями о первом из двух
больших восстаний рабов в Сицилии (135-131 и 104-100 до н.э.), бывших,
по всей видимости, самыми серьезными и самыми продолжительными бунтами
рабов со времен Ганнибала [+7].
Однако это были не первые и не последние выступления рабов и, возможно,
не самые дикие. Цепь восстаний началась сразу после временного восстановления
мира между Римом и Карфагеном в 201 г. до н.э. К 196 г. до н.э.
волна восстаний захватила Этрурию, затем она продолжилась в ужасном
бунте 185 г. до н.э. в Апулии. а своего апогея достигла в бунте
фракийского гладиатора Спартака, который с 73 по 71 г. до н.э. держал
в напряжении весь Италийский полуостров [+8].
Если под знаменем Аристоника в Малой Азии объединились рабы и свободные
граждане, то в Сицилии эти два крыла местных пролетариев пошли разными
путями. Причем именно пауперы, а не рабы оказались наиболее мстительными
и жестокими.
Ненависть к эллинистическому правящему меньшинству исходила не
только из этих групп. Римские пролетарии, будучи свободными гражданами
самого могущественного во всем эллинистическом мире города-государства,
сознавали, что они находятся в весьма уязвимом и двусмысленном положении.
Именуя себя "господами мира", они не имели и клочка земли,
а их римское гражданство фактически не давало им ничего, кроме права
и обязанности идти на войну и отдавать свои жизни за счастье и процветание
сограждан. Таким образом, уделом "свободных граждан" было
прозябание в римских трущобах с надеждой на временную работу. Это
был весьма благодатный материал для социальных взрывов.
Фактически взрывы насилия редко или почти никогда не бывают реакцией
на единичные жертвы отдельных случайных эксцессов. И если одних
насилие побуждает к мобилизации своих собственных сил, то другие
противопоставляют силе доброту. Даже рабы чудовища Дамофила проявили
некоторую человечность, пощадив его молодую дочь, тогда как хозяин
и его жена были зверски растерзаны. В полулегендарных еврейских
воспоминаниях об испытаниях, выпавших на долю палестинского еврейства,
сопротивлявшегося политике Антиоха Епифана, направленной на эллинизацию
евреев, пассивное сопротивление под страхом пытки и смерти старого
книжника Елеазара. семи братьев Маккавеев [+9]
и их матери предшествует военному сопротивлению Иуды Маккавея. В
истории Страстей Иисуса есть два поучения, противоположных по своему
содержанию. Сначала Иисус говорит: "Но теперь, кто имеет мешок,
тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и
купи меч" (Лука 22, 36), - и сразу же после этого следует:
"Они сказали: Господи! вот здесь два меча. Он сказал им: довольно"
(Лука 22, 38). Таким образом, Иисус и перед лицом ареста отказывается
обратиться к мечу. "Бывшие же с ним, видя, к чему идет дело,
сказали Ему: Господи! не ударить ли нам мечом? И один из них ударил
раба первосвященника и отсек ему правое ухо. Тогда Иисус сказал:
оставьте, довольно; и, коснувшись уха его, исцелил его" (Лука
22, 49-51). В следующей главе апостолы всячески уклоняются от применения
силы. "Мужи израильские! подумайте сами с собою о людях сих,
что вам с ними делать. Ибо незадолго пред сим явился Февда, выдавая
себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек;
но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли.
После него во время переписи явился Иуда Галилеянин [+10]
и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались
его, рассыпались. И ныне говорю вам: отстаньте от людей сих и оставьте
их: ибо если предприятие и это дело от человеков, то оно разрушится;
а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы
вам не оказаться и богопротивниками" (Деян. 5, 35-39).
В этом сюжете можно заметить, что на один и тот же вызов следует
два ответа, и эти ответы не только отличаются по своему характеру,
но и прямо противоположны и несовместимы. Доброта - это подлинное
выражение воли пролетариата отделиться. К этому в конце концов стремится
и воинственное крыло, ибо добрые мученики. Второй Книги Маккавеев
являются непосредственными предшественниками фарисеев, а фарисеи
- "те, которые отделяются", - имя, которое они сами себе
дали и которое обозначает "уходящие", или "схизматики".
Существует два способа взметнуть пыль на площадях и на исторической
арене: это путь насилия и путь добра. Восточный пролетариат эллинистического
общества пользовался обоими этими способами, и насилие в конце концов
уничтожило самое себя. История выбирает доброту.
Однако добро пробивает себе дорогу медленно. Мученики в 167 г.
до н.э. были преданы Хасмонеями, а быстрый и прямой успех оружия
оказался столь искусителей даже для ближайших сподвижников Иисуса,
что предсказания Учителя сбылись самым трагическим образом. Петр
поначалу убеждал Иисуса, что этого не произойдет (Матф. 10. 21-26),
но в решающий момент апостол оказался деморализованным и начисто
забыл о том, что было завещано ему всего несколько часов назад.
"Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя.
Подобное говорили и все ученики" (Матф. 26, 35). Однако, как
только Иисус приказал Петру убрать меч, "тогда все ученики,
оставивши Его, бежали" (Матф. 26, 56). Путь доброты был утвержден
распятым Иисусом раз и навсегда, "А мы проповедуем Христа распятого,
для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие" (I Кор. 1. 23).
Спустя несколько месяцев после Распятия Гамалиил [+11]
заметил, что ученики Иисуса не дают повода Богу отвернуться от них;
а через несколько лет ученик Гамалиила Павел стал проповедовать
распятого Христа.
Это болезненное, но чрезвычайно плодотворное обращение первого
поколения христиан от Силы к Доброте было следствием отказа от материальных
упований; и то, что Распятие сделало для последователей Иисуса,
для правоверного еврейства сделало разрушение Иерусалима в 70 г.
н.э.. К тому времени христианство распространилось среди эллинистического
пролетариата вне пределов Палестины, так что молодую церковь уже
не подстерегала катастрофа, постигшая ее дома. В 70 г. еврейская
христианская церковь в Иерусалиме уже была превзойдена греческой
христианской церковью в Антиохии, бывшей столице Селевкидов. Но
предупреждение, вложенное в уста евангельского Иисуса, предписывающее
христианам Иудеи бежать в горы, когда увидят они "мерзость
запустения" - вооруженное язычество, - было принято к сведению
по меньшей мере одним правоверным еврейским ученым.
Прежде чем петля римского окружения затянулась вокруг Святого Города,
рабби Иоханай бен Заккай принял самостоятельное решение порвать
с традицией воинственности, завещанной Иудой Маккавеем. Отвергая
нетерпимость еврейских зилотов, он удалился в ничейную землю, а
затем вновь появился среди римлян, проповедуя свое учение. Волны
неизбежной катастрофы в конце концов настигли его в филистимлянском
городе Явне, где он основал школу [+12].
И когда ученик его, принесший недобрые вести, в отчаянии воскликнул:
"Горе нам, ибо рушится место, где они вершат примирение за
грехи Израиля!" - учитель ответил: "Сын мой, не горюй,
у нас есть свое примирение; и что может сравниться с даром доброты?"
Словом и делом Иоханан бен Заккай учил обращению от Силы к Доброте,
и его учение легло в основу этоса нового еврейства, которое выжило,
хотя и как реликт, в чуждом и враждебном окружении, сохранилось
до настоящего времени, не проявляя даже причнаков покорности преследующим
их невзгодам.
Если изменение духа ортодоксального еврейства со времени разрушения
Иерусалима в 70 г. н.э. позволило народу выжить как реликту, соответствующее
изменение духа последователей Иисуса, наступившее после Распятия,
открыло для христианской церкви возможности новых больших завоеваний.
Христиане вышли нетронутыми из местной катастрофы, которая из-за
воинственности еврейских зилотов обрушилась на само еврейство; и
хотя христианская вера вскоре была провозглашена запрещенной религией,
официальная политика в отношении христиан в течение первых двух
веков н.э. была достаточно мягкой. Во время упадка эллинизма преследования,
которым подвергались христиане, возникали спорадически и проводились
непоследовательно. Церковь не испила горькой чаши до дна и не была
крещена в купели своего Основателя и Учителя (Матф. 20, 22). Так
было вплоть до III в., когда весь эллинский мир захлестнула стихия
анархии наподобие той, что бушевала в течение последних двух столетий
до христианской эры. На этот вызов христианская церковь ответила
добротой Елеазара и Семи Братьев, а ненасилием Иуды Маккавея (Молота);
и воздаянием было обращение эллинистического правящего меньшинства
в христианство. В следующем испытании, которое пришло на рубеже
IV-V вв., когда обращенная Римская империя рухнула, Церковь вновь
ответила в своей традиционной манере; и на сей раз воздаянием было
обращение варваров. В эпоху, когда пустые, безверные слова "Phasti
Triumphales" [+13]
были начертаны на камне Капитолия и глубокое военное и политическое
банкротство постигло всю государственную римскую систему. Церковь
явила миру один из наиболее удивительных триумфов христианской доброты.
Властью, которая действовала столь неотразимо просто потому, что
противопоставляла Силе явление совсем иного порядка - Доброту, -
папа Лев остановил Аттилу на его пути к Риму [+14].
А святой Северин становится освободителем верхнедунайских провинций,
разоренных войной и неумелым управлением. Мы видим, как он берется
за дело без защиты, поддержки, подготовки, и воинственный вождь
алеманнов дрожит в его присутствии, как никогда не дрожал во время
битвы [+15].
Таким образом, история эллинистического внутреннего пролетариата
выступает в двух линиях - насилия и доброты, - линиях несовместимых
и пребывающих в постоянном противоборстве. Причем Доброта через
трудный и болезненный Опыт постепенно берет верх.
По мере понимания эллинской драмы становится все более очевидно,
что основное действующее лицо ее - пролетариат. Найдем мы тому подтверждения
и в духовной истории эллинского правящего меньшинства. Неприятие
Петром сверхчеловеческого смирения Иисуса перед лицом незаслуженной
смерти предвосхищается в поколении надлома Афин, в попытке Критона
- менее неожиданной, чем Петра, но не менее наивной по своей сути,
- побудить Сократа к бегству из тюрьмы, где он находится в ожидании
исполнения несправедливого смертного приговора. Победа Доброты над
Насилием в душах Петра, Павла и Иоханана бен Заккая находит свои
параллели в широте взглядов Александра, в милосердии Цезаря и покаянии
Августа [+16].
Эллинистическое правящее меньшинство дало афинянина Сократа, отца
греческой философии, и римлянина Августа, основателя универсального
государства. Эти два выдающихся творения - памятники деятельности
альтруистов, которых правящее меньшинство воспитало на абсолютной
крайности той духовной гаммы, противоположный полюс которой давал
завоевателей, расточителей и палачей. Если это так, то эллинистический
внутренний пролетариат был способен не только к разрушению, протесту,
ненависти и вражде. Следует поискать специфические проявления творческих
устремлений внутреннего пролетариата. которые дали бы результаты,
сопоставимые с философской школой и универсальным государством.
Нам не придется чрезмерно утруждать себя изысканиями, ибо признаки
таких достижений перед нами. Результатом творческого труда внутреннего
пролетариата, который вполне сопоставим с философией, можно считать
"высшие религии", а универсальному государству соответствует
вселенская церковь.
В эллинистическом варианте вселенской церковью стала вселенская
церковь, а победившей высшей религией - христианство, которое и
оформила христианская католическая церковь. В рамках одного государства
не может быть более одной церкви, достигшей значения вселенской.
Христианская вера выдержала состязание со многими другими религиями
Римской империи.
Прямым противником христианства была примитивная религия эллинистического
общества в ее самой последней форме: идолопоклонство перед эллинистическим
универсальным государством в лице цезаря или абстракции Dea Roma.
Хотя официальная религия поддерживалась и укреплялась властью, она
не владела уже сердцами людей. Формальное уважение, которое римское
правительство стало демонстрировать по отношению к христианскому
ритуалу, было началом конца официальной государственной религии.
Для нехристиан за формами обряда ничего не стояло, и они не могли
понять самоотверженность христианских мучеников, отвергавших общепринятые
нормы. Кроме примитивной государственной религии, у христианства
были соперники и в лице высших религий, также рожденных творческой
активностью внутреннего пролетариата.
Большая часть этих высших религий происходила из восточных слоев
эллинистического внутреннего пролетариата. Христианская религия
вышла из еврейской общины в Сирии. Однако Сирия составляла лишь
малую часть сирийского мира, распростертого далеко на восток, включая
Иран. Породил ли Иран какую-нибудь высшую религию для эллинистического
внутреннего пролетариата? На этот вопрос следует ответить положительно.
Митраизм [+17]
был не только родственен христианству. Это была религия, с которой
христианству предстояла наиболее ожесточенная борьба.
ВНЕШНИЙ ПРОЛЕТАРИАТ
Отчуждение прозелита. Внешний пролетариат, подобно внутреннему,
образуется отделением от правящего меньшинства цивилизации, когда
та надломилась и находится в процессе распада. Раскол в данном случае
весьма ощутим, ибо в отличие от внутреннего пролетариата внешний
пролетариат не только отчужден от правящего меньшинства в сфере
чувства, но также размежеван и территориально.
Наличие границы - верный признак того, что отделение пролетариата
имеет место. Пока цивилизация находится в процессе роста, ее географические
границы остаются довольно неопределенными, кроме фронтальной, где
она находится в сношениях с представителем своего собственного вида.
Коллизии между двумя или более цивилизациями представляют собой
особый феномен, и его следует изучать отдельно, к чему мы и обратимся
в дальнейшем. А сейчас мы обратим внимание только на те формы пространственного
контакта между цивилизациями, в которых взаимодействие происходит
между цивилизацией и примитивным обществом или обществами, находящимися
по соседству. Если попробовать проследить границу растущей цивилизации,
мы скоро убедимся, что сделать это нелегко. Нельзя с уверенностью
сказать, что здесь кончается цивилизация и начинается примитивный
мир.
Проблема определения границ не вытекает из отношений между творческим
меньшинством и нетворческой массой, породившей это меньшинство.
Когда цивилизация находится в процессе роста, творческое меньшинство,
совершившее акт ухода, утверждает себя актом успешного возвращения,
с тем чтобы побудить нетворческую массу пойти выработанным им путем.
Меньшинство, которое, вернувшись, не смогло найти отклика в душах
соплеменников, напоминает слишком короткий рычаг, не дающий возможности
поднять тяжелый камень. Деятельность меньшинства, претендовавшего
на роль творца, но так и не достигшего успеха, должна иссякнуть.
Но если цивилизация находится в процессе роста, возвращение, как
правило, венчает успех.
Несомненно, задача творческого меньшинства - привлечь на свою сторону
массы - отнюдь не легкая, поскольку "пророк не имеет чести
в своем отечестве" (Иоанн 4, 44), однако ее нельзя считать
безнадежной. Мы уже не раз убеждались на исторических примерах,
что если цивилизация действительно растет, то она в состоянии ответить
не только на единичный вызов, но и на серию вызовов. В растущей
цивилизации нетворческое большинство неминуемо будет затронуто и
вдохновлено, как только вызов получит успешный ответ. Те, чьи души
не подверглись благотворному влиянию творческого меньшинства, могут
приобщиться к общему порыву через свою способность к подражанию.
Таким образом, когда творческое меньшинство успешно выполняет свою
роль в жизни растущей цивилизации, пламя, зажженное им, освещает
все, находящееся в доме. Свет струится, освещая людей, но лучи его
достигают безбрежных пространств. Излучение растущей цивилизации
также распространяется вокруг, освещая множество примитивных обществ,
оно блуждает, облучая все вокруг себя, пока не исчезнет, утратив
силу.
Необходимо добавить, что в растущей цивилизации творческое меньшинство
посылает свое излучение не только на нетворческих членов этого общества,
но также на примитивные общества. Иногда влияние, распространяемое
цивилизацией, достигает пределов, весьма удаленных от центра излучения.
Шумерская цивилизация послала своих богов завоевывать Скандинавию
[+18];
сирийская цивилизация подарила свой алфавит Монголии; эллинская
цивилизация дала столь мощный эстетический заряд, что действие его
обнаруживается на британских монетах и статуях Индии [+19].
Сила воздействия цивилизаций на примитивные общества фактически
так велика, что многие из них оказываются полностью поглощенными,
как бы растворенными в сиянии их света. Социальное излучение, исходящее
из двадцати одной цивилизации, живой или мертвой, напоминает свет
звезд в безлунную ночь, так что антропологи XX столетия - несмотря
на богатый материал, предоставленный папуасами, - возможно, так
никогда и не узнают ничего о тех примитивных обществах, что были
полностью уничтожены радиацией этих цивилизаций. Можно с полной
определенностью утверждать, что в настоящее время уже не обнаружить
тех примитивных обществ, что существовали до возникновения первой
цивилизации. Общества, которые мы в наши дни называем примитивными,
заслуживают этого названия только в некоторой степени. Эти общества
скорее можно назвать варварскими цивилизациями. В мире нет общества,
имеющего право утверждать, что оно прошло по пути цивилизации до
конца и достигло своей цели. Даже наименее цивилизованные из варваров,
возможно, ближе к нам самим, также, в сущности, пребывающим в полуцивилизованном
состоянии, чем к своим предшественникам седьмого или сто седьмого
тысячелетия до н.э.
Всеобъемлющее влияние цивилизаций на примитивный мир особенно заметно,
если посмотреть на этот процесс со стороны примитивных обществ.
Не менее впечатляюще выглядит картина, если представить ее на примере
некоторой отдельной цивилизации, оказывающей подобное воздействие.
Любопытно отметить, например, что наиболее заметные следы эллинизма
обнаруживаются не в отдаленных районах, а ближе к центру, откуда
шло излучение. Мимесис постепенно убывает. Однако это заметно лишь
в самых дальних районах, куда проникает излучение цивилизации. Но
даже самое неудачное и самое бездарное подражание обладает определенной
ценностью, будет средством самообразования и саморазвития.
Мимесис вызывается очарованием, и можно наблюдать, как это очарование
возникает по мере роста цивилизации. Мимесис возникает как результат
той вереницы успехов, которые сопутствуют творческому меньшинству
не только в деле устранения раскола внутри общества, но также и
на внешнем фронте, среди соседей - противников и друзей. Растущая
цивилизация неизбежно вступает в контакт с примитивными обществами,
и творческое меньшинство вызывает мимесис со стороны примитивного
общества, равно как и мимесис внутри собственного общества среди
нетворческого большинства. Благодаря притягательной силе творчества
и успеха растущая цивилизация редко сталкивается с ситуацией, когда
ей приходится добиваться дружбы варварского общества. Она обычно
окружена кольцом буферных обществ, охотно впитывающих в себя влияние
цивилизации, чтобы затем передать его дальше.
Если такое отношение между растущей цивилизацией и окружающими
примитивными обществами считается нормальным, то после надлома цивилизации
и вступления ее на путь распада происходит коренной сдвиг.
Надлом означает исчезновение с исторической сцены творческого меньшинства,
вызывавшего доверие большинства и добровольное желание подражать
ему, следовать за ним. Постепенно ему на смену приходит правящее
меньшинство, которое пытается узурпировать наследство, ему не принадлежащее.
Доверие к себе оно пытается сохранить с помощью силы, все еще находящейся
в его распоряжении. Следствием подобной политики становится нравственное
отчуждение большинства населения. В результате этого отчуждения
начинается процесс возникновения внутреннего и внешнего пролетариата.
Оказавшись в состоянии распада, цивилизация перестает быть целым,
которое можно скопировать и организовать по его подобию свою собственную
жизнь. Причина надлома - невозможность самодетерминации, в результате
чего возникает потеря внутреннего единства, гармонии и пропорциональности.
Иными словами, если лучи социального влияния, исходящие от растущей
цивилизации, можно уподобить белому свету, вобравшему в себя все
цвета, то лучи, исходящие от распадающейся цивилизации, можно сравнить
с радугой, образуемой в результате дифракции. В приложении к социальному
излучению три составляющие "белого света" - это политика,
культура и экономика.
Пока все три элемента соединены в едином потоке, действие их происходит
в одном направлении и примерно на одинаковое расстояние, однако
впоследствии происходит дифференциация. Поскольку двигательная сила
экономического элемента оказывается наиболее мощной, характер общества
распадающейся цивилизации все больше смещается в сторону чисто экономического
развития. Иногда наблюдается при этом увеличение политического влияния.
Все это укладывается в рамки ранее установленного нами закона, согласно
которому экспансия цивилизации является признаком ее распада. Мы
замечали также, что усилие экономического и политического влияния
сопровождается снижением культурного влияния. При сравнении распадающегося
общества с растущим становится очевидным, что по мере роста экономической
мощи происходит потеря нравственной силы распадающегося общества.
Выделенные нами три элемента в жизни общества имеют отнюдь не равное
значение. Культурный элемент представляет собой душу, кровь, лимфу,
сущность цивилизации; в сравнении с ним экономический и тем более
политический планы кажутся искусственными, несущественными, заурядными
созданиями природы и движущих сил цивилизации. Как только цивилизация
утрачивает внутреннюю силу культурного развития, она немедленно
начинает впитывать элементы чужой социальной структуры, с которой
она имеет контакты. Для цивилизации, находящейся в поле воздействия
чуждой культуры, культурное влияние оказывается куда более благодатным
и полезным, чем заимствования в экономическом или же политическом
плане. Образно выражаясь, политические и экономические подарки,
которые щедрой рукой рассыпает вокруг себя распадающаяся цивилизация,
оказываются дурными семенами, брошенными в заросшее сорняками поле.
Возвращаясь к варварам, испытывающим влияние цивилизации, следует
заметить, что они направляют свою способность мимесиса к чужеземному
источнику нового света и жизни, а когда происходит надлом цивилизации,
появляется стимул отчуждения. Соседи отворачиваются от общества,
потерявшего свою душу и изменившего внешность, но акт отделения,
который происходит в результате этого отчуждения, не обязательно
означает полный отказ от мимесиса. Отчужденное и лишенное иллюзий
варварское общество начинает с пренебрежением относиться к культуре
своего соседа, но вместе с тем оно может продолжать заимствовать
его социальные институты и технические достижения. Этот процесс
всегда имеет многосторонний характер, и фактически продолжается
взаимообогащение и в области культуры. Кроме того, правящее меньшинство,
с которым варвары имеют дело, насаждает свои стандарты силой, а
сила эта опирается на диктаторский режим и развитую военную технологию.
В широком смысле, когда цивилизация раскололась вследствие надлома,
пролетариат отворачивается от идеалов правящего меньшинства. И тому
не остается ничего иного, как уповать на насилие.
Военная слабость внешнего пролетариата по сравнению с правящим
меньшинством, возможно, не меньше, чем пролетариата внутреннего,
по крайней мере в гот исторический момент, когда произошел раскол.
Уже было отмечено, что один из источников рекрутирования внутреннего
пролетариата - внешние варварские отряды - внешний пролетариат.
Основное отличительное свойство внешнего пролетариата в том, что
он может вступить в непосредственный поединок с правящим меньшинством.
Если внутренний пролетариат всегда находится в сфере досягаемости
правящего меньшинства, то внешний территориально находится вне пределов
военного контроля. Но в то же время он постоянно испытывает на себе
влияние цивилизации.
Очевидно, что при надломе растущей цивилизации, когда очарование
творческого меньшинства заменяется грубой силой правящего меньшинства,
эта сила стремится распространить свою власть на те районы, которые
прежде были охвачены культурным влиянием. Иными словами, начинается
вооруженная экспансия цивилизации, утратившей обаяние и авторитет
у своих соседей. При таких условиях внешний пролетариат, не колеблясь,
выбирает путь отражения агрессии при помощи силы.
Справедливо, что в некоторых физико-географических условиях внешний
пролетариат вынужден первым выступить против цивилизации. Это происходит
в тех случаях, когда внешний пролетариат стремится расширить свое
ограниченное жизненное пространство, но правящее меньшинство и здесь
инициирует схватку. В эллинистическом мире варвары Иберийского полуострова
в отличие от варваров Северо-Западной Африки принуждены были сражаться
с римской властью. В обоих случаях обширность варварских территорий
перекрывала возможности римского оружия. В Северо-Западной Африке
римская армия так и не смогла добраться до берберов в Атласских
горах или в степях Сахары; а на трансальпийском фронте Рим мог удерживать
линию Рейна, но не смог дойти до Эльбы или даже до Вислы. На Иберийском
полуострове, с другой стороны, варвары оказались в ловушке между
Пиренеями и морем; а когда Цезарь в конце концов отрезал их от родственных
племен, расширив владения Рима в Галлии от средиземноморского побережья
до Атлантики, последние независимые иберийские варвары оказались
запертыми в мощной, хотя и тесной, естественной крепости между горными
хребтами и водами Бискайского залива и вынуждены были в конце концов
подчиниться Августу.
История других цивилизаций также дает многочисленные примеры, когда
отделение внешнего пролетариата приостанавливалось правящим меньшинством,
умело использовавшим географический фактор. Иногда процесс этот
пресекается оружием, в помощь которому призываются такие особенности
территорий, как пустыни, горы, непроходимые болота, моря.
Например, в индском мире при режиме Маурьев правящее меньшинство
покорило варваров Южной Индии и тем самым достигло естественной
границы - побережья океана. В древнекитайском мире при режимах Цинь
и Хань правящее меньшинство оттеснило варваров к неспокойным берегам
Китайского моря и к отрогам Тибетского нагорья. В русском православном
христианстве государственные войска, постепенно продвигаясь по слабонаселенным
лесным районам, дошли до берегов двух океанов. В течение двух столетий
после обращения Владимира (988) первопроходцы русских городов Новгорода
и Вятки проложили пути к Белому морю и Уралу; а когда водораздел
между Волгой и Осью был пересечен казаками в 1586 г., им потребовалось
всего полвека, чтобы пройти всю сибирскую тайгу и тундру до естественной
границы - побережья Северного Ледовитого океана и Охотского моря.
В этих и подобных случаях, когда география устанавливает границы
полю брани, внешний пролетариат, отважившийся скрестить мечи с правящим
меньшинством, должен сражаться, терпя поражение за поражением, что
в известной степени напоминает безнадежные бунты внутреннего пролетариата.
Такие случаи, однако, исключительны, и обычно исход войны между
внешним пролетариатом и правящим меньшинством не укладывается в
эту схему. Если правящее меньшинство первым проливает варварскую
кровь и глубоко вонзает свой меч в варварское социальное тело, как
правило, меч этот оказывается недостаточно длинным, чтобы достичь
крайних пределов. На определенном этапе варварам удается установить
свои собственные твердые границы, и тогда война меняет свой характер,
становясь затяжной и не столь острой, но никогда не угасает вовсе.
- Комментарии
[+1]
Novi homini (лат. "новые люди") - в терминологическом
значении - те, кто в Древнем Риме первым в своем роду достиг высших
государственных должностей; в переносном смысле - люди, обязанные
своим положением собственным заслугам, а не славе предков.
[+2]
Еще во II в. н.э. учение стоиков об изначальном равенстве людей
стало проникать в науку права. Во времена династии Северов (193-235,
кроме 217-218) юрист Ульпиан (ок. 170-228) выдвинул положение о
презумпции свободы. т.е. о том, что в случае споров о статусе -
раба или свободного - доказательству подлежит зависимость.
[+3]
Пышность, мотовство, вольные нравы, существовавшие при дворах Гонзага,
правивших Мантуей в 1328-1708 гг. (распутный Родольфо Гонзага -
ум. 1593 - и его кузен св. Алоизий Гонзага 1568-1591 знаменитый
аскет, принадлежали к роду маркизов Кастильоне, ветви Гонзага).
Генриха VIII Английского (1491-1547, король с 1509). Людовика XIV,
действительно никакие соответствовали принципам христианской морали,
но вряд ли подрывали устои средневековой церкви: демонстративное
расточительство есть неотъемлемый признак аристократического поведения
со времен средних веков.
[+4]
Решение о возвращении всех изгнанников было принято в 337 г. до
н.э. по инициативе Филиппа Македонского. Александр подтвердил его
после смерти отца в 335 г. до н.э.
[+5]
Имеется в виду восстание воинов-египтян под руководством Дионисия
Петосераписа в 70-е годы II в. до н.э.
[+6]
Аристоник, сын рабыни, сводный брат пергамского царя Аттала III
(138-133 до н.э.), завещавшего свое царство Риму, поднял восстание
и объявил свое государство Гелиополисом (Градом Солнца), т. е. царством
свободы, равенства и справедливости (исследователи находят здесь
отзвук эллинистических утопий того времени). Среди "гелиополитов"
были и свободные и рабы. В 129 г. до н.э. Аристоник был разбит римлянами
и казнен.
[+7]
Первое сицилийское восстание рабов вспыхнуло в 138 (или 136) г.
до н.э. Восставшие, среди которых было много рабов с Ближнего Востока,
создали Новосирийское царство во главе с рабом Евном, принявшим
имя Антиох. Во время восстания рабы стремились обеспечить сохранность
мелких хозяйств, тогда как примкнувшая к ним беднота предавалась
грабежам и насилиям. Восстание было подавлено в 132 г. до н.э. Второе
восстание во главе с рабом Сальвием, принявшим царское имя Трифон,
происходило в 104-101 гг. до н.э.
[+8]
Точная дата начала восстания Спартака, подавленного в 71 г. до н.э..
неизвестна. Называются 75 (реже), 74 и 73 гг. до н.э.
[+9]
См.: 2 Мак.. 7. Старец Елеазар. его родственники (не его братья),
семь братьев Маккавеев и их мать Соломония, были преданы жестоким
пыткам в 167 г. до н.э., через год после начала восстания Иуды Маккавея,
за отказ вкусить идоложертвенное мясо.
[+10]
Иуда Галилеянин (или Гавлонит) поднял антиримское восстание в Палестине
в 7 г.
[+11]
См.: Деян. 5, 34.
[+12]
Законоучитель Иоханнан бен Заккаи во время Иудейской войны и осады
Иерусалима проповедовал прекращение кровопролития; тайно бежал из
города, вынесенный учениками под видом покойника.
[+13]
Phasti Triumphales - погодные списки триумфаторов.
[+14]
Во время похода Аттилы в 451 г. на Италию Рим остался беззащитным,
но папа Лев I Великий (440-461), грозя завоевателю гневом Божьим,
убедил его повернуть обратно, правда, с огромным выкупом и обещанием
сестры императора в жены.
[+15]
Св. Северин (ум. 482) жил в придунайских провинциях во время Великого
переселения народов и развала Римской империи. Пользуясь авторитетом
среди вождей варварских племен скорее как колдун, чем как аскет,
он сумел обеспечить хоть какую-то безопасность для местного населения.
[+16]
Придя к власти в 49 г. до н.э., Цезарь, к великому изумлению всех,
вместо репрессий провозгласил лозунг милосердия, отпускал пленных
и милостиво обходился с противниками. Октавиан же, когда боролся
за власть вместе с Антонием, не брезговал никакими средствами. Но,
поссорившись с ним, старался всю вину за террор возложить на него;
став безраздельным владыкой Рима, старался править без лишнего насилия,
но некоторые историки говорят не о раскаянии его, а о лицемерии.
[+17]
В поздней Империи весьма популярен был культ Митры - иранского божества,
соратника Ахурамазды (митраизм - ответвление зороастризма), борца
против злых сил, посредника между богами и людьми.
[+18]
Это заявление не находит подтверждения в религиоведческих исследованиях.
[+19]
Греческое искусство оказало влияние на кельтское - в частности,
на галльские монеты, - но о его воздействии на индийское спорят
поныне.
|