Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Трубецкой Г.Н., кн. Памяти кардинала Мерсье // Путь. № 3. Март-Апрель. 1926.

Папа Пий XI высказал однажды мысль, что самыми характерными и выразительными и в то же время самыми популярными типами различных исторических эпох и народов являются святые. Их личность глубже и ярче озаряет периоды миpoвой истории, чем образы политических деятелей, писателей и полководцев. «В святости есть нечто, что в глазах народных масс, превосходит всякую иную красоту здесь на земле и внушает к себе всеобщую привязанность».*)

Слова Папы находят себе подтверждение на примере недавно угасшего в Бельгии Кардинала Мерсье. Были крупные и славные полководцы в минувшую великую войну. Они пользуются у себя на родине заслуженным уважением и признательностью сограждан, но слава их не вышла за пределы родного отечества и союзников. После войны очередь была за политиками, но им не удалось упрочить мимолетной славы даже в пределах тех задач, которым они служили. И хотя нет городка, где бы с чрезмерной поспешностью не было в свое время окрещено улицы или площади в честь Вильсона, однако, можно сказать, что в настоящее время эти названия являются гораздо более пережитками мимолетных увлечений, чем памятниками неумирающей славы. Характерно для нашей эпохи, что самыми чтимыми памятниками являются те, которые поставлены неизвестному солдату.

Среди всей этой демократической пустыни безвременья — самой яркой, сильной и самой популярной личностью на Западе была бесспорно личность ушедшего кардинала Мерсье. В его честь не названо улиц, ему при жизни не воздвигали памятников, как некоторым здравствующим героям войны, но и при его жизни, и может быть еще более, когда наступит историческое отдаление, его личность останется наиболее яркой, наиболее выразительною для его народа и всего христианского миpa в эпоху величайшего миpoвогo потрясения.

И если пытаться одним словом охарактеризовать тайну его силы и значения, то нельзя найти другого, которое содержало бы в себе разгадку и того и другого: он был святой.

В одной из последних своих книг, посвященной пастырскому назиданию священников своей епархии Кард. Мерсье писал: «Постоянный навык внутренней жизни накладывает на внешность, осанку, слово, взгляд — отблеск действия Божия на душу; устанавливается гармония между тем, что есть и тем, что должно быть, фактом и законом, действительностью и обетованием; действенная святость н призвание находятся в соответствии, и верующий народ, свидетель этого равновесия, с удовлетворением отдыхает на созерцании единства и целостности морального существа, видит как Бог отражается в своем создании, Христос просвечивает в своем служителе и восклицает: «Да, вот он, явный воочию всем человек Божий, homo Dei, священник Господний».

«О если б мы умели лучше ценить, что можем делать! Если бы каждый из нас отражал на себе Христа, которого

______________________

*) Carlo Prati: «Papes et cardinaux dans le Rome moderne», Paris, Plon, 1925, préface, p. XIV.

125

мы, по нашему сану, представляем! Какое глубокое влияние оказывало бы духовенство на верующие души! Какое уважение внушало бы оно тем, кто не верует».**)

Идеальный образ священника, начертанный Кардиналом Мерсье, может быть приложен к нему самому для его характеристики. В нем осуществилась та гармония внутреннего содержания и внешней оболочки, которая, по его словам, является плодом навыка внутренней жизни. Его простая и величественная внешность дышала благостной добротой и святостью. Все его поведение — в событиях ли мировой жизни или в повседневной жизни, и прекрасная смерть, завершившая его земное поприще, — были всегда в неизменном соответствии с той внутренней жизнью, которая его переполняла.

Во время войны он не покинул своей паствы, и смело и с достоинством выполнял роль предстателя за свой народ в стане врагов. Его смелые поучения поддерживали бодрость и самоотвержение в Бельгийском народе и привели его к заточению в тюрьме, которое не заглушило его пламенного голоса.

Вот почему, пережив так много сам, он сильнее других воспринял в свое время испытания, выпавшие на долю Патриарха Тихона и русской Церкви и делал все, что мог, чтобы возбудить сочувствие к ним и негодование против их притеснителей. Когда война кончилась и все успокоились, он понял, что начинается другая, неизмеримо более грандиозная борьба в миpe — между Добром и Злом, Христом и Антихристом, и он призывал народы сплотиться вокруг знамени Креста и начать крестовый поход против большевиков. Его сердце было открыто всем страждущим, и он с необыкновенной любовью и милосердием относился к испытаниям, постигшим Poccию. Он вызывал сборы в пользу голодающих в России, организовывал деятельную помощь русским беженцам, и особенно детям и молодежи в Бельгии.

При всей скромности и смирении, коими отличался Кардинал Мерсье, он не ограничивал своей роли епископа Католической Церкви пределами епархии и национальности. В нем было в сильнейшей степени развито чувство вселенской христианской солидарности. Он болел, за весь мир с его грехами и разделением, и молился о воссоздании христианского единства. В меру своих сил он работал на этом пути. Последние годы своей жизни он был в деятельном общении с представителями Англиканской Церкви и на смертном одре не прекращал этого общения. Одновременно он разрабатывал провозглашение Католической Церковью догмата о Божьей Матери, как предстательнице и посреднице за род человеческий. В этом отразилось его основное убеждение, что мир может быть спасен только святостью и милосердием.

Вот почему кончина Кардинала Мерсье оставляет чувство сиротливости. В сухой безбожной пустыне западной демократии умолк голос праведника, будившего совесть, раскрывавшего красоту внутренней жизни. А мы, русские православные беженцы, потеряли великодушного друга и ходатая, никогда не примешивавшего к делу милосердия посторонних целей или давления на совесть.

Мир его праху.

Кн. Григорий Трубецкой.

_____________________

**) Card. Mercier; «La vie intérieure». Bruxelles, Paris, 1919, préface, p. NV.

126