Сыр
Мой пятитомный труд "Сыр в современной словесности"
так нов и сложен, что я вряд ли допишу его при жизни; что ж, поделюсь
мыслями в статье. Почему другие не пишут о сыре, я не понимаю. Поэты
молчат. Кажется, что-то есть у Вергилия, а может — и нету.
Кроме него, я знаю лишь безвестного барда, сочинившего детский
стишок: "Когда б весь мир был хлеб и сыр". Если бы мечта
его сбылась, я быстро управился бы с округой, леса и долы таяли
бы передо мной. Кроме этих двух стихотворцев, я не помню никого.
А ведь сыр просто создан для поэзии. Слово — короткое, благозвучное,
оно рифмуется с "пир" и "сир". Что же до
самой субстанции, она прекрасна и проста. Делают ее из молока, древнейшего
напитка, который не так уж легко испортить. Наверное, райские реки
текли молоком, водой, вином и пивом. Лимонад и какао появились после
грехопадения.
Но это еще не самое лучшее в сыре. Как-то, переезжая с места на
место, я читал лекции, и путь мой был столь причудлив, что за четыре
дня я побывал в четырех кабачках в четырех графствах. Каждый кабачок
предлагал мне хлеб и сыр — что еще нужно человеку? Сыр был очень
хороший, но в каждом кабачке — другой: йоркширский — в Йоркшире,
чеширский — в Чешире и так далее.
Именно этим и отличается цивилизация поэтическая от цивилизации
механической, которая держит нас в неволе. Плохие обычаи жестки
и вездесущи, как нынешний милитаризм, хорошие — гибки и разнообразны,
как врожденное рыцарство. И плохая цивилизация, и хорошая, словно
шатер, защищают нас от внешних бед. Но хорошая подобна живому дереву,
плохая — зонтику, рукотворному, стандартному, жалкому.
По мудрости небес люди едят сыр, но не одинаковый. Он есть всюду,
и в каждой местности — свой. Если мы сравним его с намного худшей
субстанцией — мылом, мы увидим, что мыло стремится повсюду стать
мылом Смита или мылом Брауна. Индеец купит мыло Смита, далай-лама
— мыло Брауна, вот и вся разница; ничего индейского, ничего тибетского
в нем нет.
Наверное, далай-лама не любит сыра (куда ему!), но если там у него
есть сыр, сыр этот местный, тесно связанный с его миром и миросозерцанием.
Спички, консервы, таблетки рассылают по всей земле, но не производят
повсюду. Вот почему они мертвенно одинаковы и лишены нежной игры
различий, свойственной всему тому, что рождается в каждой деревне
— молоку от коровы, фруктам из сада.
Виски с содовой можно выпить везде, но вы не ощутите духа местности,
который даст вам сидр Девоншира или вино Рейна. Вы не приблизитесь
ни к одному из бесчисленных настроений природы, как приближаетесь,
когда совершаете таинство, едите сыр.
Посетив, словно паломник, четыре придорожных кабачка, я добрался
до северного города и ринулся почему-то в большой, блестящий ресторан,
где было много разной еды, кроме хлеба и сыра. Были там и они; во
всяком случае, я так думал, но мне быстро напомнили, что я уже не
в Англии, а в Вавилоне.
Лакей принес мне сыр, но тоненькими ломтиками, а вместо хлеба,
о ужас, он дал мне сухие хлебцы. Это мне, вкусившему хлеба и сыра
в четырех кабаках! Это мне, познавшему святыню древнего сочетания!
Я обратился к лакею возвышенно и мягко. "Вам ли, — спросил
я, — разлучать то, что сочетал человек? Неужели вы не чувствуете,
что плотный, мягкий сыр подходит только к плотному, мягкому хлебу?
Неужели вы не видите, что сыр на хлебце — все равно, что сыр на
сланце? Неужели молитесь о хлебце насущном?"
Он дал мне понять, что сыр с сухой галетой едят в обществе. И я
решил обличить не его, но общество; что и делаю.
Примечания:
- Данный текст воспроизведен по изданию:
Честертон Г. К., Собр. соч.: В 5 т. Т. 5: Вечный Человек. Эссе
/ Пер. с англ.; Сост. и общ. ред. Н. Л. Трауберг. — СПб.: Амфора,
2000.
- В бумажном издании этой странице соответствуют страницы: 356-357.
|