Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы

Прот. Сергий Четвериков

ЕВХАРИСТИЯ, КАК СРЕДОТОЧИЕ ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНИ

«Сотвори мя, Господи Ииcyce Христе, благодатию Твоею всегда о величестве тайны сея веровати и разумети, чувствовати, и твердо держати, глаголати и мыслити Тебе подобающая, и души моей полезная».

Св. Амвросий Медиол.

Четвериков С. Евхаристия, как средоточие Христианской жизни // Путь. — 1930.— № 22 (июнь).— С. 3—23. С4

Настоящий доклад был составлен мною для русской христианской молодежи, собравшейся минувшим летом на конференцию в Печерском монастыре, в Эстонии, там говевшей и причащавшейся Св. Таин. Для того момента и для той молодежи тема моего доклада была уместна и своевременна. Но мне кажется, что она является уместной и своевременной и для болеe широкого круга русских читателей, что и дает мнe решимость напечатать мой доклад на страницах «Пути».

Мы все теперь как будто еще ближе и сердечнee подошли к христианству и Церкви. Жизнь в Церкви перестает иметь для нас внешнее, формальное значение. Христианство овладевает душами и, естественно, наша мысль должна обратиться к Евхаристии, как средоточию христианской жизни. И если Евхаристия, действительно, почувствуется нами, как центр, как сердцевина нашей духовной жизни, то это, несомненно, создаст совершенно новый облик и ха-

рактер не только нашей личной внутренней жизни, но и нашего общего самосознания. Совершилось глубокое преображение и души и жизни нашей. Создался новый центр нашего духовного и нравственного бытия.

Мы долго не смотрели в эту сторону. Мы всегда были заняты интеллектуальным, философским или научным, осмыслением нашей жизни. В этом прошли и 30-е и 40-е, и 60-е, и 70-е, и все остальные годы ΧΙΧ-го века. Даже и толстовство, хотя и говорило о Евангелии, подходило к нему исключительно рационалистически. Внутренней жизни во Христе, оно не понимало и не признавало. Оно знало только исполнение «заповедей».

Тогда все были уверены, что философия и наука охватывают и разъясняют все стороны и всю глубину жизни. И если не сейчас, то в скором времени они дадут ответ на все загадки жизни. Но это не осуществилось. Почувствовалась неудовлетворенность, пустота. И тот же Толстой с особенною силою и душевною болью это почувствовал и высказал. И после многих лет блуждания и мучительных исканий,— растет сознание, что интеллектуальный путь познания истины недостаточен. Он не может удовлетворить душу, ибо он не покрывает всю полноту духовной природы человека, обходит значительную и самую существенную ее часть. Духовная природа человека раскрылась теперь в такой полноте своего содержания, что стало ясно, что ни Дарвину, ни Спенсеру, ни Марксу,— никаким социологическим и политическим теориям не насытить ее духовного голода, не утолить ее духовной жажды. Кроме интеллектуального пути познания истины, в своей области и в своих пределах вполне законного и неизбежного, должен быть еще другой путь поз-

нания истины, путь внутренний, духовный, способный раскрыть человеку и его истинное положение в мирe, и смысл его существования, и порядок жизни, согласный с его природой, и обезпечивающий ему истинное, ненарушимое благо. И такой путь познания истины существует. Его знает Христова Церковь. Им шли и идут святые и все те, кто живет жизнью Церкви. Русская интеллигенция, не замечавшая раньше этого источпика истины, теперь все больше и больше к нему обращается и присматривается. Чем отличается церковный путь познания истины от прежнего интеллигентского, интеллектуального пути? Он отличается тем, что Церковь не считает человеческий разум единственным и непререкаемым судьею истины. Проницательность и глубина человеческого разума находятся в зависимости от истинного и правильного устроения всего человеческого духа, т. е. всей его скрытой глубины, и его сердца, и его воли. Поэтому, разум человеческий только тогда приобретает истинную проницательность, когда вся духовная природа человека находится в здоровом и правильном состоянии. Поэтому и происходит, что самые сильные и образованные умы, принадлежа больному духу, не видят истины там, где ее видят умы обыкновенные и не обогащенные знаниями, но принадлежащие здоровому духу. Книжники и законники, при всей своей образованности, при всем своем знании закона и пророчеств не замечали в Иисусе Христе того, что «ощущали» в Нем блудница и слепорожденный — Его божество. И теперь бывает то же самое. Церковь учит, что надо иметь чистоту сердца, соединенную со смирением, чтобы зрить Бога. Поэтому она и устанавливает совершенно иной путь к познанию истины, нежели тот путь, которого держалась русская интеллигенция, а

именно — путь терпеливой и настойчивой обработки и воспитания духа в благодатной атмосфере Христовой Церкви. Этим путем человек приходит к познанию истины, но не той истины, для познания которой пригоден всякий ум, и которая состоит в уразумении внешнего соотношения вещей, а той истины, которая доступна только здоровому духу и которая состоит в познании места человека в мире и его истинного назначения, и которая дает человеку познание Бога.

Таким образом, русское общество ныне приходит к Евангелию и к Церкви, но приходит уже не с тою детскою простотою, какая была свойственна нашим предкам, приходит, пережив долгий и трудный период отхода, блужданий и исканий, приходит, обретая в Евангелии и в Церкви как бы некоторое сокровище давно утерянное и снова найденное.

Говорят, что Евангелие слишком возвышается над нашею жизнью, предъявляет людям слишком неосуществимые требования, и потому при всей своей высоте и красоте, оно нежизненно, непрактично, неприменимо к жизни. Это неверно. Безспорно, Евангелие вносит в жизнь людей начала, противоположные духу «миpa сего».

Достаточно вспомнить хотя бы слова, сказанные И. Христом своим ученикам во время прощальной беседы: «если бы вы были от миpa, мир любил бы свое, но как вы не от миpa, но Я избрал вас от миpa, сего ради ненавидит вас мир» (Иоан. XV. 19). Конечно, здесь говорится не о том первозданном мирe, в котором все было «добро зело» (Быт. I. 31), тот мир не был противоположен Евангелию; здесь говорится о том мире, в который уже вошел грех, который, по апостолу, «во зле лежит» (Иоан. V. 19), и о котором сказано: «не любите

миpa, ни того, что в мире» (1 Иоан. II. 15). Между греховным миром и Евангелием, несомненно, не может быть ничего общего. И в этом смысле Евангелие непримиримо и несоместимо с современною жизнью, поскольку в ней царствует грех, ибо нельзя одновременно служить Богу и мамоне; и тот, кто не собирает со Христом, расточает.

Однако, эта противоположность между греховною современностью и Евангелием не должна быть истолковываема в смысле нежизненности Евангелия. Жизненность Евангелия не в том состоит, чтобы приспособляться к существующему злу, а в том, что без него жизнь теряет свой смысл и свою красоту. Евангелие необходимо для того, чтобы преобразить эту греховную жизнь, одухотворить и обновить ее своим светом и правдою. Господь Иисус Христос принес миpy благую весть о царствии Божием не для того, чтобы механически смешать ее с греховными обычаями миpa, а для того, чтобы проникнутому грехом миpy привить новую жизнь, святую и вечную. Он вложил в мир Евангелие, как вечную закваску новой жизни, и эта закваска тем действеннее, чем меньше она похожа на дух миpa, прелюбодейного и грешного, чем лучше она сохраняет свою чистоту и свежесть. Сила Евангелия заключается не в словах и не в понятиях, содержащихся в Евангелии, хотя, несомненно, и слова Евангелия многих пленяют и привлекают ко Христу, и еще больше привлекает ко Христу самый Его исторический образ, исполненный божественного величия, святости, мудрости, правды, смирения и любви, — но все же источником жизни и спасения являются не слова и воспоминания, а сам Господь Иисус Христос, Сын Божий, таинственно и благодатно во все време-

на воздействующий на человеческую душу. Ведь христианство не есть только учение (нам нужно отрешиться от привычной нам веры в спасительность идей и теорий — по крайней мере не преувеличивать их значения), христианство есть жизнь; оно не есть только проповедь о любви, оно есть сама Любовь, воплотившаяся на земле, и распявшаяся за нас. В этом заключается сущность и действенность Евангелия. Этим оно победило и побеждает мир. И если мы говорим, что Евангелие неосуществимо, то говорим это только потому, что смотрим на Евангелие извне, видим в нем только букву писания, только теорию и не принимаем во внимание жизиенного опыта Церкви. Мы не замечаем, что само же Евангелие указывает нам и то условие, при котором оно дает покой душам нашим, делает благим его иго, и легким его бремя; Евангелие представляется трудным и неосуществимым лишь тогда, когда мы пытаемся идти к нему собственными, слабыми силами, но оно же становится и легким и доступным, когда мы идем по нему вместе с Иисусом Христом, сказавшим: «Пребудьте во Мне и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без меня не можете делать ничего»...(Иоан. XV. 4-6). В том и заключается тайна Евангельского пути, чтобы идти по нему со Христом. Тайна Евангельского пути в том, чтобы не на свою силу полагаться, а отвергнуться себя, придти ко Христу, полюбить Его, вручить себя Ему, идти вместе с Ним, как шел к Нему по водам Ап. Петр, и от Него получать силу к легкому и радостному исполнению всех тех Его слов, которые, без Его по-

мощи, без Его близости, кажутся нам столь страшными и неосуществимыми, например, прощать обиды, молиться за своих врагов. В этом постоянном единении со Христом и заключается спасительный выход из того, по-видимому, безысходного положения, в какое ставит нас высота требований, предъявляемых к нам Евангелием.

Вера в живого Христа, Сына Божия, любовь к Нему, близость к Нему, жизнь в Нем — это и есть путь к усвоению и осуществлению Евангелия. Не отвлеченной разсудочностью познается Евангелие, а живою, сердечною верой и любовью. Этим путем шли Апостолы, мученики, преподобные, этим путем идет и каждый христианин, этот путь предлежит и русской интеллигенции, и русскому юношеству, переходящим от исключительного интеллектуализма к полноте духовной жизни.

Но как найти Христа и быть в единении с Ним современному, одинокому, слабому человеку, среди неописуемого шума современности, иногда поистине антихристианской?! Ведь Христос жил так давно... Да, это было бы, действительно, совершенно невозможно, если бы не существовало среды, или стихии, связующей нас со Христом, и совершенно упраздняющей преграду времени и пространства. Эта стихия или среда есть Церковь Христова, неотделимое от Христа Тело Его, в которой, как в Теле Своем, всегда неизменно пребывает Глава этого Тела, Господь Иисус Христос. Будучи членами Тела Христова, мы в теле Христовом неразрывно связуемся с Его Главою Иисусом Христом. И эта связь не есть ни воображаемая, ни мечтательная, но подлинная, живая и действительная, как об этом говорит и Апостол Павел. По его словам, Церковь

есть живой союз любви, которого Глава есть Хростос из которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно-скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для создания себя самого в любви (Еф. IV. 16). Церковь не есть простое земное человеческое общество, подобное другим обществам. Она есть нечто несравненно большее, более глубокое, святое и таинственное. Она есть небесно-земной организм, который оживотворяется Духом Святым, в котором живет и действует Господь Иисус Христос. И каждый из нас, будучи частью этого организма, находится в такой же близости и в такой же связи со Христом, в какой были и Апостолы во время Его земной жизни. Во все века своего существования Церковь сохраняет единую неизменную жизнь, единую неизменную сущность. На всем протяжении бытия Церкви в ней веет один Дух, как и сказано у Апостола: «Все мы одним Духом крестились в одно Тело, Иудеи и Еллины, рабы и свободные, и все напоены одним Духом» (I Кор. XII. 13).

В нас вообще угасло чувство церковности, мы живем индивидуальною религиозною жизнью, оказались одинокими в миpy, не чувствуем своего места во вселенском Христовом Доме. У иных отчуждение от Церкви доходит до того, что они готовы противопоставлять Церковь Христу, готовы утверждать, что Церковь не приводит ко Христу, а отводит от Христа, закрывает Христа своею обрядностью. Недостатки и слабости церковного общества, ошибки церковной иерархии вменяют в вину Церкви, смешивают Церковь с иерархией. Теряется граница между божественною природою Церкви и Ее человеческою стороною, между сущностью

и оболочкою. Мы забываем слова Спасителя: «Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют Ей» (Матф. XVI. 18). Природою Церкви, как небесно-земного организма определяется Ее значениe и назначение в Человечестве. Она есть, по слову Апостола столп и утверждение истины (1Тим.III.15). Церковь есть хранительница Евангелия. Без Нее у нас не было бы достоверного свидетельства Евангельской истины. Была бы только дробность индивидуальных мнений, защищающих каждое свою правду, друг с другом несогласных, друг друга отрицающих. Человек, который пожелал бы узнать христианство, не знал бы куда ему обратиться и кого слушать. Если теперь каждый из нас спокойно берет в руки Евангелие, в уверенности найти в нем истину христианства, то этим он обязан только Церкви, которая сохранила Евангелие и пронесла его неповрежденным через столетия. Сами критики Евангелия пользуются не иным Евангелием, как только тем, которое они имеют от Церкви. Но Церковь не только сохранила Евангельскую истину. Она есть вместе с тем и неизсякаемый источник вечной жизни, через Нее и в Ней изливаемой от Бога. Она оживотворяет и освящает человеческие души, дает им полноту духовной жизни, ставит их в правильное отношение к Богу, к миpy и людям, дает им истинное самопознание, духовно-здоровое самочувствие. Этой работы, кроме Церкви Христовой, никто выполнить не может. Жизнь христианская не создается одними книгами и наставлениями. Она создается в человеке непостижимым действием Св. Духа. Весь уклад церковной жизни направлен к тому, чтобы пробуждать и воспитывать в людях духовную жизнь. Вся обстановка Церкви, все обряды Ее — иконы, лампады, свечи, крестное знамение, праздники, посты, бо-

гослужение, таинства — все это не внешняя только форма церковной жизни, не простой остаток церковной старины, но благодатно-воспитательные средства духовного возрастания и общения со Христом. То обращение и приход ко Христу, который у человека, выросшего вне Церкви, совершаются путем долгого и тяжелого опыта, целым рядом падений и заблуждений, у человека, живущего в Церкви, происходят легко и естественно, радостно и мирно, так как он с детских лет уже живет в благодатной христианской атмосфере, безсознательно впитывает в себя ее дух. Церковная среда незаметно связывает его со Христом многообразными и часто совершенно неуловимыми воздействиями, напечатлевая глубоко в душе его образ Христов. Каждый, чье детство проходило в церковной атмосфере, хорошо знает это по личному своему опыту.

Итак, Церковь есть та благодатная среда, которая связывает нас со Христом. Но эта связь наша со Христом не единоличная. Вместе с нами входят в общение со Христом безчисленные сонмы членов небесной и земной Церкви. И таким образом составляется необъятный союз верующих, связанных взаимною любовью и взаимною молитвою. В церкви равно необходимы и молитва индивидуальная, единоличная, и молитва соборная, церковная. «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою, и затворив дверь твою, помолись Отцу Твоему, который втайне» (Мф. VI. 6). Неоднократным повторением слова твой (войди в комнату твою, помолись отцу твоему) Иисус Христос особенно отмечает интимный, внутренний единоличный характер той молитвы, о которой Он говорит здесь.

И не напрасно Отцы Церкви под комна-

тою разумеют в этом случае внутренность сердца, потому что там именно, в глубине сердца, должна происходить истинная, сокровенная, глубочайшая молитва христианина. Но наряду с единоличной, тайной молитвой совершенно необходима и молитва соборная, церковная, возносимая едиными устами и единым сердцем множества верующих. Такая молитва есть выражение церковного единения и церковной любви. «Истинно говорю вам: если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их (Mф. XVIII. 19. 20.)

Все вышеизложенное дает мне возможность подойти теперь к моему основному вопросу о Евхаристии, как средоточии христианской жизни. Если христианство не есть теория, а есть подлинная жизнь со Христом и в Церкви, то естественно, должен быть и центр этой жизни, то, около чего эта жизнь сосредоточивается.

Христианская жизнь сосредоточивается около Искупительной Голгофской жертвы Сына Божия, как величайшего проявления Божественной любви и правосудия. Около этой величайшей Тайны христианства связуются воедино и земля и небо, и люди и ангелы. Здесь средоточиe их духовной жизни, здесь источник человеческого спасения. Евхаристия же, или Таинство Тела и крови есть лишь продление на все века Голгофской Искупительной Жертвы. Об этом сказал Иисус Христос своим ученикам на Тайной Вечери: «Приимите, ядите, cиe есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов» (Лк. XXII. 19), «пийте от нея вси — cия есть Кровь Моя Нового Завета, иже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов» (Mф. XXVI. 28).

В этих словах заключается ясное указание искупительного значения Таинства Евхаристии. То же самое ясно указывается и в каноне ко Св. причащению: «Христос есть, вкусите и видите:... единого Себе принес, яко приношение Отцу Своему, присно закалается, освящаяй причащаюшиеся» (1-ый тропарь 9-ой песни).

Таким образом Евхаристия есть непрерывное явление в мирe до скончания века той любви Божией, которая проявилась в воплощении и искупительных Страданиях Сына Божия, как сказано в Евангелии: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Иоан. III. 16). Созерцание и переживание искупительной любви Божией связано в Евхаристии с возношением благодарственной молитвы к Богу за эту любовь, явленную в ниспослании в мир Своего Единородного Сына, а также и за все прочие благодеяния Божии, перечисляемые в Евхаристической молитве. По связи своей с Голгофской жертвой, таинство Евхаристии является молитвенным центром для всей Церкви Христовой не только земной, но и небесной, не только для людей но и для ангелов. Уже в первой части Литургии, на проскомидии, когда священник вынимает по установлению части просфор, мы видим на дискосе образно соединившуюся вокруг Агнца-Христа, крестообразно закланного, всю церковь — небесную и земную, живых и умерших. Соборный, вселенский характер Евхаристии отмечается и на литургии оглашенных в молитвах, тайно читаемых священником: «Иже общие сия и согласные даровавый нам молитвы, иже и двема, или трем, согласующимся о имени Твоем, прошения подати обещавый, Сам и ныне раб Твоих прошения ко полезному исполни».

И далee: «Сотвори со входом нашим входу святых ангелов бысти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость».

Но с особенною полнотою и глубиною значение Евхаристии, как вселенского средоточия хрисианской жизни, раскрывается в той тайной молитве священника, которая составляет содержание Евхаристического канона на литургии верных. С великою боговдохновенностью эта молитва изложена в литургии Св. Василия Великого. В ней прежде всего вспоминаются все великие милости Божии, оказанные роду человеческому от сотворения миpa до пришествия Спасителя — и приносится за них благодарение. Для мирян эта чудная молитва остается неведомой, потому что она читается священником тайно в то время, когда на клиросе поют: «достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущной и Нераздельной». Эти слова и составляют сущность той молитвы, которую в это время тихо произносит священник. Mиряне должны быть знакомы с содержанием евхаристической молитвы, потому что только при этом условии они и могут представить себе смысл и значение совершаемого таинства.

Молитва эта слишком велика, чтобы привести его здесь полностью. Но некоторые места из нее я все-таки приведу для тех, кто не читал ее по служебнику. Итак, во время пения «Достойно и праведно» священник, полнее раскрывая содержание этих слов, говорит: «Достойно и праведно Тебе хвалити, Тебе пети, Тебе благословити, Тебе кланятися, Тебе благодарити, Тебе славити единого воистину сущего Бога, и Тебe приносити сердцем сокрушенным и духом смирения словесную cию службу нашу: яко Ты еси даровавый нам познание Твоея ис-

тины. И кто доволен возглаголити силы Твоя, слышаны сотворити вся хвалы Твоя, или поведати вся чудеса Твоя, Владыко всех, Господь небес и земли и всея твари, видимый и невидимыя.... Отче Господа нашего Иисуса Христа, великаго Бога и Спасителя, упования нашего, иже есть образ Твоея благости..., имже Дух Святый явися, Дух истины,... животворящая сила, источник освящения, от Него же вся тварь, словесная же и умная, укрепляема, Тебе служит и Тебе присносущное возсылает славословиe»...

Когда певчие поют «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф», священник, продолжая евхаристическую молитву, вспоминает сотворение человека, его блаженную жизнь в раю, грехопадение, изгнание из рая, и говорит: «но ты не отвратился еси создания Твоего в конец, ниже забыл еси дела рук Твоих, ты посетил еси (его) многообразна, ради милосердия милости Твоея... Глаголал еси усты раб Твоих пророков, предвозвещая нам хотящее быти спасение, закон дал еси в помощь, ангелы поставил еси хранители. Егда же прииде исполнение времен, глаголал еси нам самим Сыном Твоим, имже и вежи сотворил еси, иже, сый Сияние слава Твоея, на земли явися и с человеки поживе»... Указав все, совершенное для нас Сыном Божиим, Его проповедь, Смерть, сошествие во ад, воскресение и вознесение, священник особенно останавливается на Тайной Вечери. «Хотя бо изыти на вольную и приснопамятную и животворящую свою смерть, в нощь, в нюже предайте себе за живот миpa, прием хлеб на святыя своя и пречистыя руки, показав Тебе, Богу и Отцу, благодарив, благословив, освятив, преломив, даде святым своим ученикам и апостолам, рекъ: «приимите, ядите, cиe есть Τе-

ло Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». «Подобне и чашу от плода лознаго прием, растворив, благодарив, благословив, освятив, даде своим ученикам и апостолам, рек: «пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многи изливаемая во оставлениe грехов. Сие творите в мое воспоминание. Елижды бо аще ясте хлеб сей, и чашу cию пиете, мою смерть возвещаете, мое воскресение исповедаете»...

Эта первая половина евхаристической молитвы заканчивается возношением и освящением Св. Даров. Затем следует моление о Церкви небесной и о Церкви земной, просительная и умилостивительная часть евхаристической молитвы.

Когда на клиросе поют составленный преп. Иоанном Дамаскиным гимн Божией Матери: «О тебе радуется, благодатная, всякая тварь».. Священиик молится: «Нас же всех, от единаго хлеба и чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие... И помяни всех прежде усопших о надежде воскресения жизни вечныя...И еще молимтися, помяни, Господи, Святую Твою Соборную и Апостольскую Церковь, юже от конец даже до конец вселенныя, и умири ю, юже наздал еси честною Кpoвию Христа Твоего... Помяни, Господи, иже дары cия Teбе принесших, и о них же, и ими же, и за них же сии принесоша. Помяни, Господи, плодоносящих и добротворящих во святых Твоих церквах, и поминающих убогия... Помяни, Господи, иже в пустынях и горах, и вертепех, и пропастех земных. Помяни, Господи, иже в девстве и благоговении, и постничестве, и в чистем жительстве пребывающих... Помяни, Господи, всякое начало и власть, и иже в палате братию нашу, и все воинство: благия во благости соблюди, лукавыя благи со-

твори благостию Твоею...Помяни, Господи, предстоящие люди, и ради благословных вин оставльшихся, и помилуй их и нас, по множеству милости Твоея... супружества их в мире соблюди, младенцы воспитай, юность настави, старость поддержи, малодушныя утеши, расточенныя собери, прельщенныя обрати, и совокупи святыя твоей соборной и апостольский Церкви; стяжаемые от духов нечистых свободи, плавающим сплавай, путешествующим сшествуй, вдовицам предстани, сирых защити, плененных избави, недугующия исцели. На судищи, и в рудах, и в заточениях, и в горьких работах, и всякой скорби, и нужде и обстоянии сущих, помяни, Боже... И всех, требующих великаго твоего благоутробия, и любящих нас, и ненавидящих, и заповедавших нам, недостойным, молитися о них, и вся люди Твоя помяни, Господи Боже наш, и на вся излий богатую Твою милость. И их же мы не помянухом неведением, или забвением или множеством имен, сам помяни, Боже, ведый коегождо возраст и именование, ведый коегождо от утробы матери его; ты бо еси, Господи, помощь безпомощным, надежда безнадежным, обурваемым Спаситель, плавающим пристанище, недугующим врач; сам всем вся буди, ведый коегождо, и прошение его, и дом, и потребу его»... Все вышеизложенное научает нас видеть в Евхаристии средоточие жизни всей Церкви Христовой, ибо в Евхаристии совмещаются и великая таинственная Голгофская жертва безконечной любви Божией, и объединение Церкви небесной и земной в благовейном благодарственном преклонении пред величием этой Тайны, и соборная молитва о живых и умерших членах Церкви. Мало зная содержание евхаристической молитвы, мы мало чувствуем этот глубокий вну-

тренний смысл Евхаристии и остаемся к нему равнодушными даже тогда, когда во время литургии стоим перед престолом Божиим, и даже когда приступаем к Св. Чаше. Неудивительно, поэтому, что некоторым всенощное бдение дает больше духовного удовлетворения, в большей степени молитвенно их питает, нежели литургия. Это потому, что всенощная — проще, понятнее. Указанный выше смысл Евхаристии раскрывает ее общее, объективное значение в жизни Христовой Церкви. Но помимо этого общего, объективного значения, Евхаристия имеет такое же центральное духовное значение в частной, личной жизни каждого христианина, субъективное значение.

Мы не только являемся объективными созерцателями Тайны Тела и Крови Христовых, хотя бы и глубоко благоговейно и молитвенно ее созерцающих, но мы и сами приступаем к чаше Христовой, становимся причастниками Тела и Крови Христовых. И это приобщение каждого из нас ко вечной Божественной жизни делает Евхаристию и для каждого из нас в отдельности средоточием нашей личной духовной христианской жизни. Причащение Св. Таин Христовых является для каждого из нас самым существенным, самым основным моментом нашей духовной жизни, при отсутствии которого наша духовная христианская жизнь становится невозможной. «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем» (Иоан. VI. 53-56). Казалось

бы, кто верует во Христа и верит Его словамъ, тот не может не иметь постоянной жажды приобщения Тела и Крови Христовых, которыми освещается и оживотворяется наша душа и наше тело. Но мы так далеко внутренно отстоим от Христа, что не чувствуем живо этой потребности постоянного причащения. Первые христиане не могли прожить без приобщения и одной недели. Они «каждый день единодушно пребывали во храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян. II 46). Я напоминаю о примере древних христиан не потому, чтобы считал очень легким восстановление в нашей церковной жизни этой древней практики, хотя у нас в Poccии и были попытки ее восстановления. Частое причащение Св. Таин легко может послужить не во спасение, а во осуждение, когда оно превращается в дело привычное, заурядное, когда оно совершается без необходимого благоговения, без страха и радости, когда оно перестает быть из ряду вон выходящим праздником души. Именно это обстоятельство, может быть, и удерживает многих от частого причащения Св. Таин. Причащение Св. Таин Христовых не может быть согласуемо с общим уровнем духовной жизни христианина. Не напрасно же мы, собираясь причащаться, на целую неделю отрешаемся от обычного суетного провождения времени, начинаем ежедневно посещать Церковь, читаем книги духовного содержания, постимся, примиряемся друг с другом. Очевидно, мы считаем, что такой именно образ жизни необходим для того, кто хочет причащаться Тела и Крови Христовых. Обычная же наша жизнь настолько суетна, настолько переполнена житейскою сутолокою, всякими дрязгами и неприятностями, пустыми развлечениями, что, не освободившись от всего это-

го, естественно нам кажется кощунственным подойти в таком духовном состоянии к Св. Чаше. Поэтому более частое причащение возможно только при одновременном общем поднятии нашей христианской жизни. Чем строже станет наша христианская жизнь, тем настойчивее заговорит в нас потребность частого причащения. И тогда частое причащение еще более будет повышать строгость нашей христианской жизни. В связи с вопросом о более частом причащении возникает вопрос и об исповеди — обязательно ли каждому причащению должна предшествовать исповедь перед священником? Один из известных петроградских протоиерев, допускавший частое причащение своих духовных детей, находил возможным допускать к причащению без предварительной исповеди в тех случаях, когда желающий причаститься не чувствовал на совести такого греxa, в котором ему хотелось бы покаяться. Допуская причащение без исповеди, о. протоиерей хотел избежать того, действительно, печального и тягостного явления, когда человек шел на исповедь только потому, что без этого ему нельзя было причаститься, хотя и не чувствовал на совести своей никакого тяготящего душу греха, и это придавало его исповеди формальный, кощунственный характер. С этим однако нельзя согласиться. Помимо того, что на исповеди может быть получено разрешение грехов и невольных и неведомых, вообще смыта гpеховная нечистота, с ощущением которой тягостно приступать ко причастию, не может быть того, чтобы человек в течетни недели и даже меньшего срока не совершил делом, словом или мыслью чего-нибудь дурного. Если совесть ни в чем не упрекает его, то не потому, что он, действительно, ни в чем не виноват, а потому, что совесть

его недостаточно чутка и внимательна к своему состоянию. Мимолетное раздражение, недостаточное внимание к людям и т. д. — все это уже грех, в котором чуткий человек чувствует потребность покаяться перед принятием Св.Таин. И эту чуткость надо поощрять и развивать, а не заглушать освобождением от исповеди. Я знал людей, которым приходилось и по два и по три раза исповедываться в неделю, и они всегда находили, в чем каяться, и делали это не формально, а вполне искренно и сокрушенно. Потому допущение к причащению без предварительной исповеди нельзя признать действием, духовно правильным. И хотя наши священники не всегда исповедуются перед совершением литургии, но в монастырях перед началом своей седмицы, иеромонахи всегда исповедуются. Признавая очень желательным возможно болee частое причащение Св. Таин и принимая во внимание, что при существующем у нас уровне христианской жкзни, оно все же не может быть слишком частым, я полагал бы все-таки, что четыре раза в год мы могли бы и теперь причащаться, всe могли бы, без исключения. Для этого нужно, прежде всего, только одно — чтобы мы, действительно, поняли и почувствовали, что в принятии Тела и Крови Христовых заключается средоточие нашей духовной христианской жизни, что без этого в нас нет христианской жизни, хотя бы мы и делали христианские дела. Причащение Св. Христовых Таин должно стать для нас фундаментом всего нашего христианского делания. Оно установит нашу тесную внутреннюю связь и общение с Господом Иисусом Христом, источником вечной Божественной жизни, оно даст нам твердую нравственную опору для наших действий, оно внесет мир и чистоту в наше сердце, очистит воздух нашего

сердца от всяких недобрых и злотворных в нем веяний, оно сообщит нам нравственную свежесть и бодрость, оно укрепит нашу веру, оно принесет нам светлую радость. Все это испытано, все это верно. Кто читал дневник о. Иоанна Кронштадтского, тот мог найти в нем подтверждение сказанного.

Если бывает радостно видеть и одного причащающегося, то как можно изобразить ту радость, когда причащается вся Церковь! Тогда храм Божий, действительно, уподобляется той Сионской горнице, в которой Господь причастил своих учеников. К сожалению, мы это видим не очень часто. А между тем, по-настоящему, каждое совершение литургии должно сопровождаться общим причащением присутствующих. В первые времена христианства так и было: все присутствующие, за исключением оглашенных и отлученных, приступали к Св. Чаше; все объединялись в тесное братство Христово, по слову Апостола: «один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (I Кор. X. 17). Нечто подобное я видел у англикан. Дождемся ли и мы того времени, когда возрастающая в нас христианская жизнь даст нам возможность, если не каждое воскресенье, то хотя раз в месяц видеть общее причащение всех присутствующих в храме? Это было бы действительным свидетельством того, что Евхаристия сделалась средоточием духовной христианской жизни не только отдельных христиан, но и христианского общества.

Прот. С. Четвериков

Royat

1 (14) октября Покров Пресв. Богородицы.