Читая Библию
О грехопадении можно не читать: там не про секс
Рассказ о грехопадении начинается с описания творения. Автор книги Бытия совершенно сознательно пошёл на дублирование, использовав два более древних текста, пошёл именно потому, что в первом варианте ничего про грехопадение не было.
Тем не менее, история с райским деревом не пользовалась и не пользуется в иудаизме такой популярностью, как в христианстве, потому что Иисуса сравнили верующие в Его воскресение с Адамом, и это охладило энтузиазм неверующих в воскресение. Сравнение (всего лишь сравнение!) помогало передать ощущение, что воскресение Иисуса имеет отношение к верующему. Это ведь всего лишь ощущение, логически-то какая связь? Кто-то поднялся из могилы, а мне-то что? Но если умирает мой отец, что-то в моей жизни меняется? А если мой отец бросает мою мать? А если мой отец меня по пьяни искалечит? Ну вот Адам искалечил, Иисус излечил.
Ещё чуть позднее рассказ о грехопадении использовали для того, чтобы объяснить, откуда в человеке зло, грех и даже смертность. Потому что ослушались! И передаётся грех через секс! При этом рассказ о грехопадении не считает секс чем-то греховным, и если Адам с Евой стыдятся наготы, то это как раз они уже в падшем состоянии стыдятся того, чего в райском состоянии совершенно не стыдились и правильно не стыдились.
Рассказ о грехопадении не объясняет, откуда зло. Рассказчика и слушателей это не интересовало, претензий к Богу они не имели, не считали Его ответственным за наличие змея. Идёт ли речь о моральном разложении людей перед потопом или о Содоме и Гоморре, это моральное разложение — личный выбор разложенцев, а не тяжкое наследие Адама и Евы. Кто-то разложился, а Ной и Лот — нет! Очень трезвый взгляд на грех как проявление личной свободы каждого.
Если уж рассказ о грехопадении что и объясняет, то это почему всё идёт не так, как хотелось бы, всё с мучениями. С мучениями рожаем, с мучениями программируем, страдальчески голосуем, копаем в муках. В поте лица своего руководим транснациональными корпорациями, торгуем акциями и добываем змеиный яд. Потому что сад — это удивительное место, где собрано всё лучшее от жизни на лоне природы и всё лучшее от жизни в городе. Лежишь на травке с компьютером и вдыхаешь аромат роз, не боясь бегущих носорогов. А всё худшее за оградой. Но сад — это продукт взаимного согласия сторон. Владельца, садовника, жены владельца, жены садовника… Вот это согласие и нарушено…
Что, не слишком серьёзное объяснение? А кто сказал, что у древних евреев и вообще у древних людей, не говоря уже о Боге, не было чувства юмора? Чего стоит хотя бы образ змея. Это же пародия на рассказ о змее Ладоне, который сторожит дерево с яблоками Гесперид — а яблочки-то не простые, а золотые, кто их съест, обретёт вечную молодость — как и цветок, который добыл Гильгамеш, а змей цветочек-то и съел. В еврейской версии охранник превращается в рекламного агента, и это, между прочим, намного интереснее. Потому что выясняется, что украденное бессмертие — к смерти.