Год издания II
№ 3 (I-III, 1995)
Оглавление:
От редакции. - А.Свирелев. В защиту
антисемитов. - Я.Кротов. Вера в Единого и единство веры.
- Летописчик. - Досье: темы.
- люди. - Комментарии.
- Рецензии и отзывы.
Журнал "Христианство в России" издается центром "Свет Христов"
ежеквартально, публикует эссеистику, обзоры периодической печати,
рецензии на поступающие в редакцию книги. Этот выпуск журнала подготовлен
при поддержке фонда "MATRA". "Свет Христов" - независимый частный
центр по распространению христианского просвещения и взаимопонимания
между христианами.
ОТ РЕДАКЦИИ
"Христианство в России" — журнал прежде всего информационно-аналитический,
и основную массу труда занимает сбор информации, просмотр газет,
рецензирование книг. Пока нет ни сил, ни денег на то, чтобы привлечь
авторов для отдела эссеистики. Однако, мы именно этим отделом открываем
каждый выпуск, будем поступать так и далее. Нужно время, чтобы возможные
авторы поверили в то, что наш журнал — не однодневка, что он не
на год. Все-таки христианский журнал должен быть и кафедрой, и форумом.
Более того, сегодня у "ХР" практически нет конкурентов ни как у
информационно-аналитического бюллетеня, ни как у эссеистического
журнала. Вообще ничего не выходит! Скончались практически все начинания
перестройки, связанные с изданием христианских журналов!! Этому
стоило бы ужаснуться, если бы стоило ужасаться чему-либо. Но ничего
ужасного не произошло. Погибло не "множество" христианских журналов
и газет, погибла всего-навсего одна-единственная модель издания
таких журналов и газет: модель, ориентированная на кого угодно,
кроме читателя, на что угодно, кроме традиционного для России способа
информирования и общения людей.
Разумеется, наш журнал является в определенном смысле возвращением
к доперестроечному времени. Но и общество само тяготеет назад к
тоталитаризму и, соответственно, творчество все чаще оказывается
в положении диссидентском. Беда, что "диссидентское творчество"
есть, в некотором роде, "жареный лед". Однако пока до тоталитаризма,
каким мы его знали, еще далеко, еще пишут газеты, еще есть некая
сфера общения и пространство свободы для мысли и, дай Бог, при наших
усилиях она будет расширяться. Вот почему именно обзоры прессы кажутся
сегодня самыми важными - они показывают, что мы свободны думать
и говорить друг с другом. Вроде бы все задавлено, куплено и схвачено,
а все-таки мы шагаем не в ногу, и это повод для радостной надежды.
У каждого из уже вышедших номеров "ХР" была своя тема ("спасение
всех"; старина и новизна в церковной жизни). У этого номера тема:
христианство и иудаизм. Так получилось как бы "само собой": одна
за другой приходили статьи, книги на рецензию. Тема, мягко говоря,
не новая, часто опошляемая. Но именно для того, чтобы противостоять
и антисемитской, и анти-антисемитской пошлости, необходимо вновь
и вновь задумываться над "еврейским вопросом" христианам: достаточно
ли нашей веры, чтобы сдвинуть гору талмудизма? или воля Божия заключается
в том, чтобы оставить эту гору на своем месте и спокойно подыматься
в свою гору? как любить ненавидящих нас, благословлять безразличным
к нам и проповедовать проповедующим нам, не погрешая против любви,
разума и хорошего вкуса?
Андрей Свирелев
В ЗАЩИТУ АНТИСЕМИТОВ
Антисемитизм защищать невозможно. Антисемитов защищать необходимо
- защищать от тех, кто осуждает грех только вместе с грешниками,
кто не видит в антисемите живую душу, кто делает из антисемита боксерскую
грушу и способен общаться с другими лишь в бою с этой грушей. Антисемитов
необходимо защищать тому, кто сам — их жертва, и я, к счастью, еврей
по матери, еврей по библейскому закону (хотя закон нынешнего Израиля
не сочтет меня евреем, ибо я - христианин).
Антисемитов необходимо защищать, указывая на то, что не может антисемитизм
целиком завладеть человеком, что всегда остается хотя бы маленькая
часть, которая может стать зерном любви, и к этой части надо обращаться,
с нею иметь дело. Ведь и анти-антисемитизм не может целиком овладеть
человеком, хотя многие борцы с антисемитизмом близки к такой одержимости.
Антисемитов, наконец, необходимо защищать от обвинений во вторичности:
мол, антисемитизм - не самостоятельное чувство или учение, а лишь
производное от ... (поставить по вкусу). Антисемитизм есть полноценный
и оригинальный подвид ненависти, ксенофобии, наряду с антиамериканизмом.
Антисемитизм есть плод сатанинского творчества в человеке. Но антисемитизм
не есть подвид религии, не есть побочный продукт какой-либо религии.
В бывших христианских странах антисемитизм, естественно, рассматривают
как один из мелких побочных итогов христианства. "Естественность"
заключается здесь в логическом принципе: "После этого - значит вследствие
этого". Если в XI веке митрополит Киевский Илларион написал: "Иудеи
веселятся о земном, христиане же пекутся о небесном", значит, именно
Евангелие виновато в Освенциме. Нет, конечно, так прямо никто не
напишет, слишком абсурдно. Но вот подлинная цитата: слова Иллариона
"были инструкцией для общества" (а где в них что-либо "инструктирующее",
предписывающее какое-либо действие?). "Было бы наивно обвинять в
этом [в Освенциме] митрополита Иллариона, но было бы нечестно не
видеть в его "Слове" начало той небезобидной традиции, которая в
конце концов привела к Освенциму и ГУЛАГу". И умолчано главное:
единственное ли начало? что, других начал у нацизма не было? А индийское
почитание свастики - более важное начало нацизма или менее?
Проблема ставится так: является ли Евангелие источником антисемитизма?
И вот здесь надо решительно защитить антисемитизм: он существовал
до Евангелия, существовал в странах, где не читали и не почитали
Евангелия, и если антисемитизм паразитировал на Евангелии, то это
заслуга антисемитов, а не христиан. Люди, сделавшие борьбу с антисемитизмом
наукой, рассуждают как проповедники, а должны рассуждать как ученые.
Они должны отмечать факты. А факты таковы: Евангелие во всяком случае
не является единственным источником антисемитизма. Антисемит может
быть одновременно антихристианином, и в Освенциме и ГУЛАГе истребляли
не только евреев за то, что они евреи, но и христиан за то, что
они христиане ("номинальные" христиане истребляли христиан святых).
Сами христиане, правда, говорили страшные слова о своей вине за
Освенцим: "Освенцим надвигается на нас, как суд над нашим христианством
... как суд над самим христианством". Но это проповедь, а не наука.
Освенцим - суд не над Евангелием, а над тем, как передают и как
понимают Евангелие, не над Абсолютной Истиной, а над христианством
как образом жизни, как учением, выстроенным вокруг Христа. Борцы
с антисемитизмом используют самообличения христиан без всякой рациональной
проверки как доказательство вины христиан, не понимая того, что
хорошее покаяние всегда мощнее греха, всегда есть выстрел из пушки
по воробью. Способность христиан истово каяться в своей вине за
антисемитизм говорит о духовном здоровье даже не Христа, а всего
лишь христиан, точно так же как неспособность коммунистов или нацистов
так же говорить о своей вине в антисемитизме говорит о ложности
коммунизма и нацизма.
Антисемитов надо защищать от попыток сделать их довеском к той
или иной ненавистной идеологии не только ради антисемитов. Самим
борцам полезно осознать, с чем они борются, распутать свои мысли
и чувства. Антисемитизм мерзок сам по себе, нацизм мерзок сам по
себе, и если кому-то мерзко христианство, то и пишите о том, что
Христос - не Мессия, не Сын Божий, что Он лгал, говоря о Себе как
об Истине и единственном Пути. Не стоит бороться сразу с двумя зайцами:
христианством и антисемитизмом, тем более не стоит утверждать, что
это один заяц.
Антисемитов, наконец, надо защищать и от уничтожения. Вы хотите
уничтожить христианство? доказать лживость самой попытки говорить
об Абсолютной Истине как о живом Богочеловеке, вера в Которого доступна
любому встречному, благодать Которого приходит и к антисемитам,
и к развратникам, и к интеллигентам, и к рабочим, и к чиновникам?
На здоровье: топчите христиан, христианство и Христа. Только топчите
Иисуса за то, что Он считал себя Христом, христиан - за то, что
они веруют в Него, Иллариона - за то, что он митрополит. Но смешно
и нелепо пинать Христа за Освенцим, делать из Иллариона буревестника
русского национализма. И уж подавно смешно говорить, что Русская
Церковь "даже не помышляет поставить под сомнение саму возможность
совмещения христианского и национального", "не обладает самостоятельным
пониманием христианства, вобравшим в себя опыт национальной исторической
катастрофы". Кого данные утверждения понимают под "Церковью"? Иерархию?
Но вот — Патриарх Алексий II выступает перед раввинами Нью-Йорка.
Или нам так уж выгодно видеть только митрополита Иоанна и бытовой
антисемитизм "рядовых" верующих? Или Церковь — это богословы? Читайте
Бердяева, Булгакова, Лескова, и сотни людей помельче, разутюживших
тему "национализм и антисемитизм и их несовместимость с Евангелием"
до полной гладкости. Причем они сделали задолго до Освенцима. Дураку
и шесть миллионов трупов ничего не докажут, а умный христианин и
за одного-единственного униженного христианами еврея вступится решительно
и умно.
Легко написать, что "православие оказалось несостоятельным перед
лицом большевизма", "вступило в союз с большевиками", "не справилось
с задачей духовного руководства народа" (эти цитаты, как и прочие,
взяты из статьи Юрии Буйды "Школа зла" в "Новом времени", No 37,
сентябрь 1994 г.). (Легко написано - ибо написано стилем райкомовского
разноса). Трудно понять, что имеют в виду под "состоятельностью"
православия, какого "духовного руководства" алчут. Какое Православие
нужно борцам с антисемитизмом? Православие, которое бы анафематствовало
всех антисемитов? промыло бы народу мозги так, чтобы никто не смел
антисемитски (большевистски, националистически и т.д.) думать и
чувствовать? Вы хотите, чтобы Церковь уничтожила у своих членов
способность быть националистами и антисемитами? А не хотите ли вы,
чтобы Церковь уничтожила у своих членов способность к прелюбодеянию
делом и, согласно Евангелию, даже и мыслью? Кастрировать для этого
мало, надо будет еще и в газовую камеру отправить? Так очень быстро,
если задуматься, мы обнаруживаем, что борцы с антисемитизмом поражены
тем же вирусом, что и антисемиты: желанием сделать все так, как
удобно и привычно себе, исправить людям мозги и сердца в соответствии
со своими взглядами на добро.
Конечно, защищая антисемитов, я защищаю православие. Конечно, нападая
на борцов с антисемитизмом, я лукавлю: не антисемитизм мне дорог,
а Евангелие. Но и борцы с антисемитизмом часто (не всегда!) лукавят,
лукавят именно тогда, когда стреляют в антисемитов, чтобы попасть
в Христа. Обличать христиан в антисемитизме — пожалуйста, давайте
вместе, будет веселее. Но утверждать, что причина антисемитизма
— Церковь и то, что она "по-прежнему считает себя сосудом истины,
несовместимой ни с какими другими истинами" — значит погрешить против
истории, против логики, против здравого смысла, значит требовать
от Церкви, чтобы она перестала быть Церковью.
Вновь и вновь, однако, борьба с антисемитизмом оказывается одновременно
борьбой с христианством. Агностицизм оказывается весьма агрессивным
исповеданием, он использует антисемитизм христиан не столько для
того, чтобы защитить евреев, сколько для того, чтобы обличить Церковь.
К сожалению, то же можно сказать и об иудаизме — он, самое меньшее,
оказывается так же совместим с антихристианской агрессивностью,
как христианство — с антииудаистским. Оказывается, борьба с антисемитизмом
вдохновляется не столько желанием защитить Истину или, что вполне
равно Истине, защитить конкретного живого человека, сколько желанием
доказать правоту своей веры (или своего неверия). Верный признак
тому — агрессивность, затмевающая разум, не дающая увидеть и услышать
даже союзника. А как иначе объяснить, что Михаил Горелик (его статья
"Христос и разбойники" была опубликована в "Новом времени" (№ 50,
1994 г., с. 34-36) как рецензия на сборник "Русская идея и евреи")
отказывается понимать Зою Крахмальникову, яростную обличительницу
антисемитизма? Она говорит, что антисемиты распинают евреев рядом
с Христом, и Горелик делает вывод — подсознательно Крахмальникова
считает евреев разбойниками, которые глумятся над Иисусом. И дело
не в том, что в Евангелии говорится о двух разбойниках, один из
которых вовсе не глумился над Иисусом, а восхищался им. Дело в том,
что Крахмальникова использует традиционный язык христианской риторики,
для которой быть распятым со Христом — величайшая честь и святость.
Не понять этого можно лишь при очень большой озлобленности.
Нежелание понять хотя бы частичного союзника, доведение до абсурда
отдельных тезисов, приписывание человеку не его мыслей, а возможных
последствий его мыслей, — все это в изобилии встречается у Горелика
и, честное слово, его озлобленность есть лучшая защита антисемитов.
А когда иудей доказывает, что "в законодательстве Израиля нет ничего,
что ущемляло бы людей по национальному или религиозному признаку",
что в Израиле есть лишь "статус наибольшего благоприятствования
для тех людей, которых государство в первую очередь хочет видеть
своими гражданами", то становится стыдно до охры. Как будто обязательно
выставить евреев святыми, чтобы дать отпор антисемитам. "Статус
наибольшего благоприятствования" для иудеев есть одновременно дискриминация
христиан в Израиле, такая дискриминация есть, и не так стыдно, что
она есть, как стыдно делать вид, что ее нет.
В результате Горелик приходит к банальному отождествлению христианства
с антисемитизмом — приходит, потому что он с этой точки и начинает.
Он, правда, хвалит Крахмальникову за то, что она дала место другому
"христианину", печально знаменитому тем, что он отрицает самые основы
христианства как ложные мифы, но при этом не желает отказываться
от имени христианина. Оказывается, хороший христианин — с точки
зрения иудея — лишь тот, кто считает исповедание Христа антисемитизмом,
хороша та Церковь, которая скажет, что не нужно называть Христа
Мессией.
В тот момент, когда Церковь скажет, что Христос вовсе и не Мессия,
а так, благочестивый иудей, она перестанет быть Церковью и станет
синагогой. Более того: вовсе не нужно становиться евреем, чтобы
перестать быть антисемитом, вовсе не нужно отрекаться от Абсолютной
Истины Христа, чтобы любить евреев, или, говоря суконным языком
международных конференций, "организовать православно-иудейский диалог".
Наоборот: нужно не менее, а более верить в Христа, чтобы перестать
быть антисемитом (прелюбодеем, вором, завистником), нужно более
быть христианином, чтобы стать иудеем, подобным апостолу Павлу или
апостолу Петру. Нужно не делать Христа менее Богом, чтобы "искупить"
Освенцим, а нужно более молиться Христу именно как Богу, молиться
о погибших в Освенциме - о всех погибших, об иудеях и католиках,
и особенно о неверующих, за которых некому помолиться, которым ни
в одной стране мира не построят мемориала - молиться о том, чтобы
Абсолютная Истина, не переставая быть Абсолютной, приняла каждого
в Свои объятья. Нужно не отрекаться от Истины ради Милости, но готовиться
к тому, что все мы - православные и католики, иудеи и атеисты -
встретимся на Суде, Суде Страшном, ибо на нем не будет поблажек
антифашистам и антисемитам, борцам с фашизмом и борцам с антисемитизмом,
архиереям и интеллигентам, но будет встреча столь далеко отстоящих
в нашей собственной жизни Истины и Милости.
Яков Кротов
ВЕРА В ЕДИНОГО И ЕДИНСТВО ВЕРЫ
Вера не есть знание. Обычно это говорят, чтобы напомнить, как хороша
вера. Увы, человек способен извратить все. Если бы вера была знанием,
то христиане были бы снисходительны к иудеям, а мусульмане к христианам.
Не сердятся ведь профессора математики на первоклассников за незнание
алгебры. Так христиане, верующие в Бога, Единого в Трех Лицах не
должны бы сердиться на иудеев, верующих в Бога Единого. Разумеется,
справедливым должно быть и обратное: если бы вера была знанием,
иудеи относились бы к христианам снисходительно, как контуженному,
страдающему амнезией.
На деле вновь и вновь "межконфессиональный диалог" приводит к драчке,
к выплеску фанатизма и взаимного высокомерия либо, что ничуть не
лучше, к готовности из любезности солгать о собственной вере. Вера
не знание, а жизнь с Богом, и потому примириться с тем, кто говорит
о Боге на твоем языке, но иначе чем ты, так же трудно, как пригласить
на поминки по родному отцу женщину, которая стала на похоронах кричать,
как покойный ее любил и бегал к ней, чтобы спастись от ненавистных
ему жены и детей.
Будучи христианином, я не могу не признать, что вина иудеев во
взаимной ненависти меньше. Чудо уже и то, что Иисус нашел хотя бы
несколько иудеев, в том числе из учителей веры, которые поверили
в Него как Мессию и стали истоком Церкви. Новый Завет вытекает из
Ветхого - то есть, отличается от него так же, как устье реки от
истока. Что Иисус и есть Христос - это сейчас христианам кажется
естественным как прорастание желудя в дуб, а на самом деле так же
фантастично, как возникновение жизни из смеси аминокислот с морской
водой, пронизанной молнией (если жизнь действительно возникла из
этого, давно это было, мало кто помнит). Ветхий Завет пророчил об
Иисусе, но все равно оставался зазор между пророчеством и Иисусом,
и зазор не маленький - как раз такой, чтобы оставить за людьми свободу
верить либо не верить в исполнение обетования.
Для христианина иудаизм — как промежуточный лагерь на склоне горы.
Без этого промежуточного лагеря невозможно было бы подняться к вершине.
Кто поднялся до этого лагеря, кто приготовил его — заслуживает благодарности
и восхищения, это не пресмыкающиеся, а поднимающиеся. Что у них
нет сил или желания подниматься выше — печально, трагично, но нет
и нашей заслуги в том, что Проводник тащит нас на Себе все выше
и выше. Мы не столько знаем Бога, сколько живем с Ним, и именно
поэтому по отношению к инаковерующим — инакоживущим! — уместна не
гордыня, а сострадание (ведь "инако" с точки зрения всякой веры
означает "менее полно", "ниже").
Когда мы верим, не мы несем Бога, но Он несет нас, и поэтому тут
неуместно самодовольство и превозношение над окружающими, но лишь
восхищение Им, несущим. Разумеется, далеко не всякая вера есть вера
в Бога настолько живого, как Бог Библии, но все же насколько вера
есть жизнь, а не наша придумка, настолько веротерпимость есть не
вежливая уступка людям, а отдание долга Богу. Об этом долге не говорится
в "Отче наш", ведь эта молитва дана Самим Богом, Который никогда
не требует благодарности. Но веротерпимость — это тот самый долг,
который мы отдаем Богу, когда прощаем задолжавшим нам истины и любви.
На высотах своих христиане помнят, что они поднимаются в гору,
а не решают шарады. Поэтому Католическая Церковь в лице Папы призвала
христиан помнить, что наш Бог и Бог иудеев - один Бог, что иудеи
ожидают того же Спасителя, Которого ожидаем и мы. Поэтому Русская
Церковь в лице Патриарха обратилась к иудеям — в нью-йоркской синагоге
— не так, как обращается даже к мэру российской столицы (не скрывающему
своего неверия), а с братским теплом и любовью.
Но уже издали русские христиане книгу, в которой обличают Патриарха
именно за ту речь перед иудеями. Вновь и вновь слышны голоса: вовсе
не Христа ждут иудеи, а антихриста, вовсе не в нашего Бога, не в
Бога Библии веруют, а в ужасные измышления каббалы. В сущности,
такие голоса утверждают, что разбившие промежуточный лагерь люди
разорили его и вернулись в долину, утеряв все то, что дарят горные
высоты восходящим на них.
Если бы вера была знанием! Тогда людей, бросающих подобные обвинения,
можно было бы убедить - доказать им цитатами, что у них искаженные
представления о современном иудаизме. Но речь идет о жизни: если
человек не может жить со своим Богом, не отпихивая от Него окружающих,
значит, что-то неблагополучно в человеке, в самом человеке, а не
в его знаниях. Математики тоже ведь агрессивны не в зависимости
от своих познаний в интегралах. Сводить все на психологию противника
— не лучший полемический прием; но здесь ведь как раз нет никакой
полемики с теми, кто отказывает иудеям в праве считаться верующими
в Бога Библии, ожидающими Христа. Есть необходимость понять этих
людей, чтобы никогда не спорить с ними, чтобы знать: речь не об
Истине, а о живых сердцах, которые где-то надорвались.
Жизнь с Богом есть прославление Бога; поэтому ее сравнивают с жизнью
брачной, которая есть — в идеале — взаимное прославление супругов.
Подлинно верующий христианин называет себя православным, потому
что он правильно славит Бога, славит Его как Троицу. Но бывает,
что человеку не хочется славить Бога — и знает, как надо, да не
хочется (почему — отгадывать не будем, вот тут уж точно не надо
залезать в чужую душу; да и загадки особой нет, всякий сам поймет).
Вот тогда он начинает отвлекаться на посторонние занятия. Самое
из них соблазнительное - борьба с теми, кто славит Бога неправильно
или, что то же, славит неправильное божество.
Сатана усугубляет соблазн, показывая на святых, которые боролись
с неправославием. Сатана только вечно забывает упомянуть, что даже
самые яркие борцы за православие не нападали на еретиков первыми,
но лишь оборонялись, когда им мешали правильно славить Бога (а кто
сейчас мешает? никто!). Забываем мы и то, что никогда святые не
занимали все свое время борьбой — она оставалась делом побочным,
а главным оставалось все то же: правильно славить Бога. Именно поэтому
среди святых никто не посвящал всю свою жизнь и творчество борьбе
с ересями, а среди профессиональных борцов с ересями нет святых.
В отношениях с иудаизмом соблазн бороться с ним как с ересью тем
сильнее, что иудаизм не является ересью. Иудеи отвергли Троицу,
но не Единого Бога, отвергли Иисуса, но ждут Христа. Может ли это
понять христианин? Конечно, ведь и в жизни христиан не все совершенно,
и мы знаем Бога не в полноте его. Вот семья, в которой посадили
отца, когда старшему сыну было семь лет, а младшему год. Отец вернулся
через десять лет - и старший не узнал отца своих радужных воспоминаний
в изможденном, угрюмом старике; младший же принял его с готовностью.
Отец ушел из дому, пообещав вернуться - и вот теперь уже старший
сын ждет отца в уверенности, что тот еще не приходил, и смеется
над младшим, который знает, что то будет не первое Пришествие, а
второе. Как младшему посмеяться над старшим? Разумеется, никак.
Иудаизм продолжает существовать после Христа не потому, что евреи
жестоковыйны, не потому, что они хуже других людей, а потому что
они подлинно люди. Человек не может не быть свободен. Иудаизм есть,
так как есть свобода. Невозможно доказать воскресения Христа, невозможно
доказать даже, что Иисус есть Христос — а раз невозможно доказать,
значит к Христу приходят через веру, а не через доказательство.
А где вера — там всегда и неверие; и совершенно неважно, большинство
или меньшинство иудеев не верует во Христа, потому что свободу верить
осуществляет не большинство или меньшинство, а каждая личность наособицу.
Другое дело, что не верить легче, и именно иудеи, бывшие малым стадом
среди язычников, отлично это знают. Свобода неверия реализуется
обязательно и легко. Напротив, свобода верить осуществляет себя
не всегда, хотя всегда затруднено. Она не столько даже осуществляет
себя, сколько принимает веру из рук Того, в Кого верует. Вера в
Единого Бога труднее веры в многих богов; веры в Единого и Триединого
Бога труднее веры в Единого Бога. Все это просто и понятно.
Непонятность и сложность начинаются там, где начинается христианский
антииудаизм. Он иной природы, нежели антисемитизм языческий — тот
был бунтом свободы против веры в Единого Бога. Христианский антииудаизм
иной природы, нежели национализм и фашизм. То были языческие идеологии,
в них религия плодородия бунтовала против религии жертвы. Фашизм,
как и коммунизм, есть бунт религиозности холопской, магической —
против религиозности освобождения и творчества. Поэтому лукавят
те, которые Освенцим сваливают на Евангелие. После этого — не вследствие
этого.Фашизм стоит между Ос- венцимом и христианством, и фашизм
направлен не на Ветхий Завет, а на Ветхий и Новый Заветы.
Христианское покаяние часто перерождается в нехристианские угрызения
совести — пустые, глупые, вредные, поскольку ложные. Аристократически
благородно брать на себя вину за Освенцим — или ГУЛаг. Но христиане
— не аристократы мира сего. Кодекс дворянской чести не исключает
лживости, а Бог требует чести, основанной на честности. Поэтому
говорить о фашизме как о форме антихристианского иудаизма — означает
перегибать палку. Умные иудеи протестуют против этого, как умные
негры протестуют против белых, которые начинают утверждать, что
все несчастья негров — от белой расы. Расизм наизнанку остается
расизмом, видением мира в ложном свете. Думаю, еврею неприятно и
неловко, когда христиане начинают слюнявить его выпрашиванием прощения
за то, что в христианстве корень антисемитизма; антисемитизм и древнее
христианства, и распространеннее его.
Но христианский антииудаизм, безусловно, существует. Он именно
характерен для христиан верующих, начитанных, умных, живых. Он отличен
от антисемитизма бытового, животного. Сущность его страх и следствие
страха — агрессия. Сын бунтует против отца, когда боится повторить
ошибки отца или когда боится оказаться недостойным отца. Учитель
бьет ученика, когда понимает, что потерпел педагогический провал.
Христианин боится иудея, когда боится слабости своей собственной
веры. Христианская вера трудна — именно поэтому христианин всегда
сознает, что верует недостаточно твердо. Он нападает на иудея с
той силой, с которой хотел бы выкорчевать в себе сомнения в истинности
Евангелия. Это ложный путь борьбы со своим маловерием, но самый
легкий. Не иудею — себе пытались доказать мессианство Иисуса те
средневековые богословы, которые вступали в диспуты с иудеями. Но
как можно доказать то, во что можно лишь верить? Мало было веры
— и громоздили доказательства, которые не помогали ни обращению
иудеев, ни укреплению собственной веры. И гнали иудеев — из Испании,
из Германии — и убивали иудеев из страха перед необходимостью не
доказать Христа, а верить во Христа. "Мы доказали им, что Иисус
есть Христос, а они не верят — ату их". Абсурд! Нельзя доказать
веру, и верующий это понимает. Гонения на иудеев показывали прежде
всего, что гонители не веруют, скрывают собственное неверие от самих
себя, пытаются доказать веру — другим доказать, но лишь для того,
чтобы самим убедиться.
Иудей, свободно отвергающий Христа (и не только иудей, но и атеист;
закавыка в том, что иудей свободнее отвергает Христа, ибо не отягощен
атеистическими предубеждениями) досадителен не всем христианам,
а тем, которые принимают Христа несвободно. Можно верить искренне
и, увы, рабски, делая из веры средство угнетения самого себя, перевоспитания
самого себя, самосовершенствования, выслуживания. Такое угодничество
— в современном значении слова — противоречит самой сути веры во
Христа. Святых угодников теперь вернее было бы называть любовниками,
но и это слово испоганили; но нельзя испоганить того факта, что
святые — не из страха подыскиваются к Богу, но любят Бога. Они бегут
к Богу, чтобы побыть с ним, любовь помогает им преодолеть чувство
собственного недостоинства, каяться не для того, чтобы стать достойным
Бога, а чтобы и в недостоинстве оставаться с Ним. Но, разумеется,
легче каяться не для того, чтобы прибежать к Богу, а для того, чтобы
убежать от себя, забыть, какой ты — настоящий. Такие кающиеся убегают
в ханжество, в агрессивность, начинают думать о себе, как о святых,
которым уже дано право судить кого-то.
Разумеется, от себя не убежишь, преследуя другого. Чтобы победить
страх и неверие внутри себя, надо бежать внутрь собственной души,
а не лезть с кирпичом в чужую. Обращение иудея в христианскую веру
будет для инквизитора доказательством истинности его веры; доказательством,
но не лекарством от неверия. Оно останется. Неверие, страх перед
собственной мало верой преодолеваются совсем другим. Требуется честность:
сказать себя, что я слабый, вера моя ледащая, и никакими внешними
подпорками тут делу не поможешь. Требуется надежда: сказать себе,
что Иисус все это знает и согласен принять меня таким, побыть рядом
со мной-маловером, невзирая на маловерие. Требуется любовь: и ради
Иисуса я, пожалуй, буду и проповедовать, не чтобы кому-то что-то
доказать, просто потому, что и малая вера хочет пищать. Но всегда
и постоянно буду помнить, что ничего не спасает, что внутри меня,
что от меня, но лишь то, что от Христа, лишь Дух Божий.
|