Дмитрий Шушарин

ДВЕ РЕФОРМАЦИИ.

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ ГЕРМАНИИ И РОССИИ

К оглавлению

ГЛАВА 2

Имперские города Юго-Западной Германии и Швабский союз

Имеющийся в распоряжении источниковый материал стоит того, чтобы изложить его подробно, с упоминанием тех деталей, которые дают представление о повседневной деятельности людей, занимавшихся политикой в XVI в., рассказать об их денежных и иных расчетах, устремлениях, возможностях. Во многом это нужно для того, чтобы иметь адекватное представление о таких сторонах общественной жизни, как военная, фискальная, судебная; знать не только об их принципах, но и об осуществлении этих принципов, о реальном делании политики.

Образование Швабского союза имело конкретные политические причины, связанные с политикой Габсбургов в Юго-Западной Германии. Их наследственные владения представляли собой совокупность нескольких элементов: Форальберг (территория к западу от Альберга до Боденского озера, находящаяся в непосредственном подчинении инсбрукского регимента), некомпактно расположенные домениальные владения в Швабии до Шварцвальда, отдельные фогтства и несколько сеньорий, где Габсбурги имели высшую юрисдикцию, а также Передняя Австрия. Все эти территории принадлежали Габсбургам как территориальным князьям. Выкупленное у Трухзесов фон Вальдбургов ландфогтство, имперское по происхождению, с 1486 г. также стало владением дома Габсбургов без восстановления прежнего статуса. В 1504 г. под власть Габсбургов как князей перешло ландфогтство Гагенау99.

До конца 80-х годов XV в. серьезных попыток расширить наследственные владения за счет других территориальных князей в Юго-Западной Германии Габсбургами не предпринималось. Но проявилась тенденция к расширению владений в Бургундии и Нидерландах, к установлению связей с испанской короной. Эта политика повлекла за собой конфронтацию с Францией. Одновременно усилилась экспансия Габсбургов в Центральной Европе, что привело к военному столкновению с Венгрией.

Власть в Инсбруке, центре наследственных земель Габсбургов, принадлежала до 1490 г. эрцгерцогу Тироля Зигмунду. Постоянное безденежье эрцгерцога сделало его должником Виттельсбахов, представители которых являлись [40] герцогами Верхней и Нижней Баварии, а также пфальцграфами. Все три княжества расширили свои владения во второй половине XV в. Поскольку Зигмунд был бездетен и немолод, создавалась серьезная угроза всему комплексу наследственных земель Габсбургов в германских землях. В 1489 г. эрцгерцог собрался снова заложить Трухзесам фон Вальдбургам выкупленное у них в 1486 г. имперское ландграфство в Швабии, которому была подсудна значительная часть этой земли, но в 1490 г. Максимилиан захватил власть в Инсбруке, предоставив Зигмунду пожизненную пенсию в 52 тыс. гульденов в год.

Положение Фридриха во второй половине 80-х годов XV в. резко ухудшилось. Зигмунд проводил пробаварскую политику даже тогда, когда наследственным землям Габсбургов стал угрожать военный захват. 29 мая 1485 г. Матьяш Корвин взял Вену. Продолжение борьбы с ним было возможно если не при поддержке, то хотя бы при дружественном нейтралитете князей и при финансовой помощи городов100. Требовался политический шаг, который удовлетворил бы и тех, и других.

17 марта 1486 г. Фридрих III издал указ о земском мире. Обязанность поддерживать мир и право проследовать и судить его нарушителей предоставлялись князьям101. Защита мира в подчиненной непосредственно императору Швабии должна была стать прерогативой межсословного политического объединения — Швабского союза.

Основой ландфрида было равноправие как равное право на сохранение и использование вольностей и привилегий (см. Введение). Только так можно трактовать понятие «равенство» применительно к межсословному средневековому объединению, в которое вошло дворянское Общество, побуждаемое императором.

Необходимость поддержания мира, непосредственное имперское подчинение швабских дворян и городов — все это было аргументами императорского комиссара, графа Гауга фон Верденберга, выступившего перед представителями сословий Швабии 28 июня 1487 г. Через месяц появился первый документ нового объединения, в котором были изложены цели и принципы организации союза. Главной задачей объявлялось поддержание земского мира, а в основу деятельности были положены принципы, сформулированные в Союзном письме 1463 г. Общества Щита Св. Георгия. Это не означало еще окончательного оформления Швабского союза. В сентябре 1487 г. вновь начались переговоры между представителями городов и дворянства в Эсслингене. 4 октября 1487 г. император издал мандат, предписывавший дворянам и городам создать объединение для поддержания земского мира в Швабии. 9 октября сословия постановили принять в Союз австрийского эрцгерцога. Император мог вступить в Союз только как владетель замка в Швабии. Одновременно предполагалось принять графа Эберхарда Вюртембергского, маркграфа Баденского, епископов Аугсбурга и Констанца. [41]

2 января 1488 г. о желании примкнуть к Швабскому союзу заявили города Нордлинген, Динкельсбюль, Швебиш-Халл. Но оформление Союза задерживалось, что вызвало недовольство императора, издавшего 21 января новый мандат. 27 января о вступлении заявил эрцгерцог Зигмунд Габсбург, а 5 февраля — граф Эберхард Вюртембергский. 9 марта в Эсслингене состоялся съезд швабских имперских городов, принявший решение о создании союза городов. 17 марта аналогичный съезд был провезен Обществом Щита Св. Георгия. В этот же день императорский комиссар Гауг фон Верденберг оформил соглашение между городским и дворянским объединениями. 31 марта граф Эберхард признал власть руководства Союза во всех делах этой организации, что являлось основным условием его приема в новое объединение. 15–16 апреля в Ройтлингене был проведен первый съезд Швабского союза, принявший его устав. На предварительном совещании 13 апреля был решен вопрос о союзном войске. Союзное войско (12 тыс. пехотинцев и 1200 конных воинов) должно было содержаться за счет всех членов Союза. Эрцгерцог, граф Вюртемберга, дворянское Общество и союз городов обязывались поставлять по четвертой части общего контингента. Устанавливалось равенство трех капитанов — от городов, князей и дворянства102. Это и было «равенство» всех членов Союза.

События первых лет существования Союза показывают нечто такое, что с точки зрения юридической для современного человека алогично: император являлся и покровителем Союза, санкционировавшим его образование и продление, и одновременно был его рядовым членом (если можно назвать «рядовым» князя). Но на рубеже XV–XVI вв. это воспринималось как естественное и должное. И каждый раз, так или иначе фиксировалось, в каком качестве, в каком статусе выступает император. Поэтому стоит отказаться от хронологического порядка изложения и построить две линии — «княжескую» и «императорскую», рассмотрев отношения городов с князьями (в том числе и с Габсбургами) и с императорами.

Конфликт с Баварией

Первоначально в Союз вошло двадцать имперских городов Швабии. В апреле 1489 г. к ним присоединились Аугсбург, Гейльбронн, Ворт, Вимпфен, а в 1500 г. — Нюрнберг и Виндсхейм. Существенных изменений в составе городов до начала распада Союза в конце 20-х годов XVI в. не происходило. Этого нельзя сказать о князьях. В 1488 г. в Союзе было два князя, а в 1490 — шесть, в 1499 — пять, в 1512 — тринадцать, в 1522 — семь, в 1523 — восемь. в 1528 — тринадцать103.

На основании предписаний общесоюзных собраний, касавшихся военной организации Союза (см. табл. 1), можно заключить, что во все периоды его истории князья выплачивали большую часть взносов, несли самые значительные [42] расходы. Но подведение финансового баланса Швабского союза показало, что образовалась задолженность князей. Долг Габсбургов составлял более 155 тыс. гульденов. Архиепископ Майнца недоплатил в общую кассу 17950 гульденов, пфальцграф — 10 тыс. гульденов, ландграф Гессена — 6602 гульдена104. Вполне закономерен, в связи с этим, интерес к тому, каким образом образовалась эта задолженность, каковы были ее социально-политические причины и последствия.

Таблица 1
Доля в военных расходах Швабского Союза князей, городов и дворянства (в процентах от общесоюзного сбора)

* Уставы 1512 и 1522 гг.
** Помощь Габсбургам для защиты Тироля. Взнос князей не включал взнос императора.
Источники:  Klüpfel, l, S. 17, 81-84, 350-357, 448-460; II, S. 60-62, 109-111, 112-117, 243-244, 330-331; Lünig, III, cont. 1, Fort. 2, No. XLVII, Art. 65.

В первые годы существования Союза его развитие определялось противодействием швабских городов, франконских епископов, маркграфа Бранденбургского, маркграфа Баденского, некоторой части швабского дворянства территориальной экспансии герцога Нижней Баварии Георга Виттельсбаха. В ходе борьбы выяснилась политическая изоляция Георга — подавляющее большинство князей Юго-Западной Германии сплотилось вокруг Швабского союза. Большое значение имел договор в Халле 11 апреля 1489 г., заключенный между курфюрстом Майнцским, эрцгерцогом Зигмундом, маркграфами Бранденбурга и Бадена, графом Вюртемберга, Согласно договору князья образовали самостоятельный военный союз, не подчиненный мандатам императора. Месяц спустя в Эсслингене все члены организации приняли решение о неподчинении мандатам императора, враждебным Швабскому союзу.

Габсбургам удалось предотвратить конфликт между Швабским союзом (сторонником применения силы являлся маркграф Бранденбурга) и герцогом Георгом, выступив в качестве посредников на переговорах и при заключении договора, в котором Виттельсбах отказался от большинства своих приобретений105. [43]

В мае 1490 г. произошло важное событие — Максимилиан на правах преемника Зигмунда вступил в Союз106. Вступление в Союз должно было усилить позиции Максимилиана по отношению к городам. В 1490 и в начале 1491 г. просьбы о помощи в войне с Венгрией становятся постоянной темой в посланиях Максимилиана регименту в Инсбруке и городам Швабии и Франкфурту107. Кроме традиционной имперской помощи, он мог просить теперь и поддержки в случае нападения как член организации108. В январе–марте 1491 г. эти просьбы были первоначально направлены собранию князей в Швебиш-Халле, а затем советникам и капитанам городов, князей и дворянства, собравшимся в Ульме109.

В апреле 1491 г. князья ответили, что могут оказать помощь, но не по указу императора, а по его просьбе110. Как видно из переписки представителей Ульма с магистратом, князья ссылались на переговорах с императором на ухудшение финансового положения своих владений, а городская курия склонялась к предоставлению помощи при условии обеспечения внутреннего мира, в частности, урегулировании конфликта с Верхней Баварией111. 4 июня послы Ульма сообщили, что император ведет переговоры только с князьями, а города получают информацию из третьих рук. Максимилиану были переданы просьбы об обеспечении мира и о связи этого с оказанием ему помощи, однако результатом совещаний с князьями, по мнению послов, будет то, что большую часть расходов придется нести городам. 18 июня послы были поставлены в известность, что император вызовет в ближайшее время герцога Альберта Виттельсбаха для переговоров112.

Летом 1491 г. усилилась опасность со стороны Альберта, особенно в связи с окончательным подчинением ему Регенсбурга113. Император не мог остаться в стороне от конфликта, но он применил санкции не против Альберта, а против города, который был объявлен опальным114. Положение усугубилось также конфликтом Альберта с братьями, особенно с Вольфгангом, примкнувшими вместе с Обществом Льва к Швабскому союзу, съезд которого в июле 1491 г. принял решение о подготовке к войне с герцогом. Всем членам организации предписывалось подготовить вооружение, назначить командование своих отрядов и обеспечить в них дисциплину. Предполагалось, что командиры всех отрядов будут присягать высшему капитану Союза, который, однако, так и не был назначен115.

Альберт во второй половине 1491 г. не предпринимал серьезных попыток к дальнейшим территориальным приобретениям — его силы были отвлечены семейным конфликтом. 12 февраля 1492 г. капитан от городов Бессерер сообщил, что переговоры с герцогом, которые вели руководители городской курии, закончились благоприятно, но два дня спустя Альберт напал на войска Вольфганга, сосредоточенные на Лехе, решив, видимо, что обеспечил нейтралитет Союза. Города выполнили свои обязательства, направив Вольфгангу 100 конных воинов и обещав еще 300, а также 2800 пехотинцев116. [44]

В апреле города без участия князей создали по инициативе Бессерера значительные запасы пороха, показав, что готовы к войне117. Результатом этой акции было то, что в июне 1492 г. Альберт заявил о желании вступить в Союз, а в июле был принят118.

Все акции Союза предпринимались исключительно городским руководством без консультаций с князьями. Кроме того, ликвидация конфликта произошла без участия императора, хотя, конечно, нельзя не учитывать, что Альберт был лишен такого союзника, как Зигмунд Габсбург.

С окончанием конфликта с Баварией Швабский союз не только не распался, но продолжал укрепляться. Следующим конфликтом, в который он был вовлечен, оказалась Швейцарская война 1499 г., подробно изученная в одной из монографий М. М. Смирина, но заслуживающая внимания во многом с точки зрения «императорского» и «княжеского» в отношениях Союза с Габсбургами.

Швейцарская война

Города не преследовали никаких самостоятельных целей, вступая в эту войну. Швейцарцы не были и не могли быть серьезными экономическими конкурентами городов Швабии. Если в Юго-Западной Германии, как уже говорилось, плотность городов была примерно один город на 100 кв. км, то в Швейцарии — один город на 200 кв. км. Развитие ремесла в большинстве городов происходило при ориентации на местный рынок, региональный экспорт. Исключение составлял Фрейбург, но и там на протяжении XV в. происходило сокращение экспорта сукна. Для господствующего слоя формировавшегося с конца XV в. швейцарского государства торговля собственными гражданами приобретала важное экономическое и политическое значение119.

Поддержка императора, требовавшего безвозмездной помощи, противоречила интересам властей швейцарских городов. В 1453, 1470, 1474, 1475, 1499 гг. швейцарцы заключали договоры о поставке наемников с французскими королями120. Сразу после принятия Вормсских решений в 1495 г. Конфедерация начала переговоры с Францией.

Связь швейцарской войны с внешнеполитической деятельностью Габсбургов очевидна. Известна роль и Швабского союза121. Необходимо остановиться на тех данных, которые могут служить для определения того, какие силы принимали участие в войне.

В апреле 1497 г. было принято решение о мобилизации сил Союза. Его военная организация по-прежнему не имела определенной структуры. Войска князей и курфюрстов не были подчинены руководству Союза. Дворянские отряды собирались по четвертям, городские — в разных местах. Всего назначалось двенадцать пунктов сосредоточения воинских контингентов, находившихся под командованием капитанов122. В мае план обороны против [45] возможного нападения был утвержден окончательно, и тогда же общесоюзный съезд определил характер помощи Максимилиану. Император мог рассчитывать на поддержку Союза только как один из князей в связи с угрозой наследственным землям Габсбургов. Но, с другой стороны, послы, уполномоченные съездом, должны были сообщить императору, что война с Швейцарией является общеимперским делом, поэтому недопустимо перекладывать все расходы на Союз123. Городское руководство Швабского союза подчеркнуло региональное, а не общеимперское значение организации.

В сентябре 1498 г. в Союз вступил Констанц, обязавшийся выплачивать 50 гульденов налога, поставить в случае войны 10 конных воинов и принимать участие наравне со всеми в возможных конфликтах со Швейцарией124. Руководители последней активизировали переговоры с Людовиком ХII. На опасность франко-швейцарского сближения указал Максимилиан в своем послании Швабскому союзу, отметив, что под угрозой будут находиться земли в Юго-Западной Германии, а не только Передняя Австрия125. 20 января 1499 г. Союз объявил в Констанце войну швейцарцам126.

Шесть дней спустя было составлено официальное объяснение причин войны. В собрании, судя по формулировкам, не участвовали князья. Было объявлено, что решение принято в силу союзных обязательств перед императором как эрцгерцогом Австрии, права и привилегии которого ущемлены в Хурском епископстве и Граубюндене. сближавшимися с Конфедерацией. Предполагалось выделить Максимилиану 2 тыс. пеших воинов под командованием четырех советников Союза (два от дворянства, два от городов). Об участии князей речь не шла127. Впервые была сделана попытка создать единое коллегиальное военное командование войсками Союза. Князья или их комиссары в этом органе не были представлены.

К середине февраля стало ясно, что, несмотря на сбор ополчения, вести войну очень тяжело. По сообщениям городских представителей, отдельно набранные отряды были разъединены, денег на их содержание не хватало — 2 тыс. человек пришлось отпустить. Князья только обещали послать свои контингенты, но ни один из них не прибыл сам. Отсутствие разведывательных данных привело к заниженной оценке численности войск противника — к концу февраля швейцарцы сумели выставить 11 тыс. кнехтов128.

В марте командующим имперскими войсками был назначен один из крупнейших швабских дворян, граф Генрих фон Фюрстенберг, но Ганс Унгельтер сообщил Эсслингену, что союзный съезд попросил заменить его князем129. В середине апреля в войска прибыл герцог Альберт Виттельсбах с необходимыми полномочиями, но через месяц он покинул по собственному желанию Констанц130. Уже в апреле Унгельтер сообщил Совету Эсслингена, что отдельные города недовольны войной, но в мае съезд в Равенсбурге приказал изыскать возможности для найма еще 10 тыс. кнехтов131. Собранные воины дезертировали132. [46]

В конце мая — начале июня имперские войска, насчитывавшие 12 тыс. пеших и всего 600 конных воинов, сумели нанести серьезные потери швейцарцам. По показаниям пленных, в войсках Конфедерации начался голод133. Плохо обстояли дела со снабжением и в имперском лагере — Ганс Унгельтер жаловался на отсутствие пушек, боеприпасов134.

Летом 1499 г. война вступила в завершающую фазу. В середине июня состоялся съезд Союза в Иберлингене. Судя по письмам магистрата Эсслингена и ответам Ганса Унгельтера, совет города потребовал ответа на вопросы о причинах войны и о том, какую роль в ней играют города. Унгельтер указал только на обязанности городов по отношению к Максимилиану как члену Союза135. Добавить было нечего — война никаких выгод городам не сулила.

Накануне съезда командующим был назначен маркграф Бранденбургский Фридрих, которому следовало предоставить 20 тыс. воинов136. Капитаны и советники городов и дворянства вновь напомнили императору, что война — дело не только Союза, но и всей империи, поэтому следует потребовать помощи от князей137. В начале августа Унгельтер сообщил, что руководство Союза предоставит 12 тыс. человек, но города согласились выставить не более одной пятой части этого контингента. Князья же заявили, что обложены сверх меры138.

К 12 августа герцог Вюртемберга, маркграфы Бадена и Бранденбурга покинули район боевых действии, уведя и свои отряды. Тогда же пришло сообщение, что войска герцога Миланского разбиты французской армией139. После этого города Союза, несмотря на просьбы императора, отказались принять герцога в организацию140. Вскоре было заключено предварительное перемирие. Война закончилась безрезультатно.

Швабский Союз выступил в ходе военных действий как организация, координировавшая деятельность городов и, в меньшей степени, дворянства. Воинские отряды князей не подчинялись органам Союза, руководство в котором принадлежало представителям городов, подчеркивавшим не имперский, а земельный характер организации.

Военная реформа и усиление Виттельсбахов

Согласно уставу Союза 1500 г. была введена должность командующего войсками организации во время войны, на которого возлагалась ответственность за поддержание дисциплины, наем обученных кнехтов и т. п. Три капитана (по одному от городов, князей, включая Габсбургов, и дворянства) и 21 советник должны были контролировать его деятельность. Совет Союза (бундесрат) не имел права заканчивать войну без разрешения общего съезда141.

Главным элементом обновленного Союза выступили города. Они диктовали условия дворянам, они же рассматривали послания герцога Вюртемберга, [47] маркграфа Бадена, архиепископа Трира, маркграфа Бранденбургского и определяли размеры союзных налогов, устанавливаемых для князей, выразивших желание вступить в Союз. Особо оговаривалось, что за князьями сохраняется право на заключение любых других договоров и союзов при условии, что они не повлекут уменьшения размеров их взносов в пользу Швабского союза142.

Однако не следует делать вывод о полной политической самостоятельности имперских городов Швабии после швейцарской войны. За их спиной стоял герцог Альберт Виттельсбах.

Отношения Альберта со Швабским союзом показывают, что эта организация предоставляла возможность князьям проводить различные политические комбинации. Вступление герцога в Союз в 1492 г. оказалось тактическим шагом — избежав конфликта с имперскими городами и Габсбургами, Альберт не принимал участия в деятельности организации. Впрочем, в этот период ее существования членство князей не имело четкого юридического оформления. Альберт вновь был принят в Союз в 1498 г. вместе о Констанцем, но участия в делах Союза не принимал и к началу швейцарской войны в организации не состоял143.

Отказ герцога от верховного имперского командования в 1499 году понятен — Виттельсбах не видел причин для защиты интересов Габсбургов. В июне 1499 г. Альберт изъявил делание вступить в Союз, но рассмотрение его просьбы было отложено до окончания войны144. С принятием нового устава организации герцог оказался единственным князем, вступившим в Союз. Для его подданных устанавливался особый правовой режим — они не имели права жаловаться бундесрату на герцога, за Альбертом персонально закреплялся пост командующего союзными войсками145.

Вступление Альберта в Союз принесло ому реальные выгоды в войне за Нижнюю Баварию, наследство его брата Георга, против пфальцграфа Рупрехта. Претензии последнего основывались на том, что он был женат на дочери Георга. После смерти герцога Нижней Баварии в декабре 1503 г. переговоры при посредничестве императора, стремившегося предотвратить войну, но поддерживавшего Альберта, зашли в тупик — в апреле 1504 г. Рупрехт захватил столицу Нижней Баварии. 30 апреля города подтвердили право Альберта на получение помощи и вступили в войну146. События мая–августа принесли успех союзным войскам, но расходы были чрезмерно велики. Существенную помощь обещали князья147. 17 и 24 августа бургомистр Аугсбурга Ганс Лангенмантель передал категорический приказ герцога Альберта и бундесрата городам направить средства на оплату наемников148. После смерти Рупрехта в конце августа война не прекратилась — Альберт получал помощь от городов вплоть до января 1505 г., отметив в своей инструкции, что князья (архиепископ Майнца, герцог Вюртемберга, маркграф Бранденбурга) своих обещаний не сдержали149. Победа была одержана на деньги городов. [48]

Захват Вюртемберга

В 1516 г. император просил бундесрат выступить в качестве арбитра в конфликте между герцогом Ульрихом Вюртембергским и его женой, а также в следствии по делу об убийстве герцогом своего советника Людвига фон Гуттена. Советники заявили о неправомочности их вмешательства и призвали императора уладить конфликт мирным способом150. Император провел переговоры с архиепископами Майнца и Кельна, епископами Эйхштетта и Аугсбурга, герцогом Баварии и маркграфом Бранденсбурга. 11 октября 1516 г. Ульрих был объявлен в имперской опале151. Городское руководство не участвовало в подготовке и осуществлении этого решения.

Однако император и Союз не принимали военных мер против Ульриха. В июне 1517 г., когда обозначилась профранцузская ориентация герцога Вюртемберга, Максимилиан потребовал от Союза выставить против Ульриха войско, но конкретных акций не последовало152. Перелом наступил в январе 1519 г. после захвата герцогом Ройтлингена и его заявления, что отныне он рассматривает бюргеров этого города как своих подданных153. К этому времени Габсбурги активизировали подготовку к войне в связи с тем, что Ульрих заключил договор со швейцарцами154. В ходе подготовки нападения в инструкциях и решениях городских съездов подчеркивался захватнический характер предприятия, стремление извлечь реальные выгоды. Совет Бибераха заявил, что раздел княжества нежелателен, — города должны сами им распорядиться, в инструкции Меммингена предписывалось проследить за тем, чтобы малые города не потеряли больше, чем крупные; три эксперта по оценке убытков от пожаров и разрушений рекомендовали взыскать с Эсслингена 2 тыс. гульденов за сожжение трех деревень155. в инструкции совета Нордлингена высказывалось предположение, что князья и дворяне откажутся от уплаты своих взносов156.

К концу года все военные действия закончились. Представитель Эсслингена сообщил, что в случае восстановления прежнего статуса княжества и приема его в Союз не будет устранена винная таможня и не будут возмещены убытки от войны157. В связи с этим он рекомендовал продать эрцгерцогу Фердинанду Вюртемберг за 210 тыс. гульденов с рассрочкой платежа (пять взносов по 40 тыс.). Подведение итогов показало, что князья, как и предполагал совет Нордлингена, в полном объеме своих обязательств не выполнили158.

К августу 1523 г. Габсбургами была выплачена только 1 тыс. гульденов. Эрцгерцог сообщил также, что он уменьшает в два раза размеры ежегодных взносов, растягивая, таким образом, выплату на десять лет. Последняя расписка бундесрата датирована 1524 годом159. В 1533 г. союзный съезд, собранный для подведения финансового баланса организации, констатировал, что из 210 тыс. гульденов Габсбурги остались должны более 155 тыс. — 35 тыс. было выплачено Фуггерами и Гохштеттерами, а 20 тыс. гульденов отнесено за [49] счет Союза в связи с пожарами и разрушениями во время Вюртембергской войны160. Отношение Габсбургов к Вюртембергской сделке свидетельствует, что их политика не создавала предпосылок для укрепления союза с имперскими городами Швабии.

Города и имперские войны

Таким образом, к началу 20-х годов XVI в. организационно-политическое ядро Швабского союза образовывали имперские города. Но князья, к числу которых следует отнести и Габсбургов, в разные периоды его истории использовали его для своих целей. Эта политика представляла собой эксплуатацию финансовых возможностей городов.

Создавалось существенное противоречие: важные функции внутри Союза придавали городским властям чувство равенства в отношениях о другими сословиями империи, что создавало базу для активной политики, но неявно действовал другой механизм, лишавший города самостоятельности. По отношению к городам не соблюдались договорные обязательства, партнерство расценивалось другой стороной как неравноправное.

С таким политическим опытом подошли князья и города к 20-м годам XVI в. Этот опыт включал еще и отношения с Габсбургами как с императорами. Вернемся назад, в 90-е годы XV в.

Уже 9 мая 1489 г. Фридрих обратился с призывом о помощи в войне с Францией и Венгрией, 14 мая аналогичный мандат направил Союзу Максимилиан161. 11 июня городской капитан Вильгельм Бессерер сообщил городам из Динкельсбюля, где был заключен договор с Георгом, что в создавшихся условиях долг городов — помочь императору в походе в Нидерланды162. В конце июня 1489 г. Франкфуртский рейхстаг принял решение о разверстке по поставке 6 тыс. воинов, из которых 2 тыс. должны были предоставить швабские города163. Воинские контингенты Союза под командованием капитана, назначенного Бессерером, были направлены в Нидерланды при условии, что они будут там находиться не более двух месяцев.

С декабря 1489 г. начались требования швабских городов вернуть войска, но только в мае 1490 г. Бессерер доложил о компромиссе, достигнутом в переговорах с Максимилианом, — кнехты могли вернуться, но требовалась 1 тыс. человек для войны с Венгрией. Било постановлено выплатить Максимилиану 8 тыс. гульденов, из которых 4,5 тыс. следовало внести князьям и дворянам, а 3,5 тыс. — городам164. В августе 1491 г. города отказались платить деньги на войну с Венгрией, последовав примеру Гейльбронна, не признавшего своих обязательств. Призывы Бессерера к скорейшему сбору средств оставались без ответа165.

Детом 1492 г. возобновились просьбы императорских комиссаров о помощи. Города удовлетворили их частично, направив 100 конных и 300 пеших [50] воинов под командованием Генриха Маршалка, который сообщил Бессереру в сентябре 1492 г., что император едет в Германию для созыва рейхстага, поскольку князья не выполнили своих обязательств166.

В сентябре 1492 г. Кобленцский рейхстаг принял решение о поочажном обложении всего населения империи на войну с Францией — 1 гульден в городе и полгульдена в деревне. В декабре города и дворянство заявили о невозможности осуществления этой меры в Швабии. Последствия побора, с точки зрения прелатов, графов и магистратов городов, составивших особую инструкцию, усилили бы социальную напряженность и привели бы к крестьянскому восстанию167.

Отказ от обычая помощи императору (именно как императору), однако, был невозможен, поскольку магистраты связывали свою власть с императорскими пожалованиями. Об этом свидетельствует переписка послов Ульма и Аугсбурга, направленных осенью 1493 г. к императору. Директивы предписывали получить подтверждение права суда по делам, по которым могла быть назначена смертная казнь, и конфирмацию всех городских привилегий и вольностей. Бургомистру Аугсбурга Гансу Лангенмантелю удалось выполнить задание168. Таким образом, в начале 90-х годов политические устремления магистратов имперских городов не шли дальше укрепления власти в рамках отдельных общин.

Вормсский рейхстаг 1495 г. принял решение о едином имперском налоге, так называемом общем пфенниге. Но после окончания рейхстага Бессерер сообщил городам, что Максимилиан потребовал выплаты срочного взноса в размере 100 тыс. гульденов, причем треть этом суммы должны были внести города. Долю городов, правда, удалось снизить до 24 тыс169. На протяжении всего 1496 г. Максимилиан направлял просьбы о сборе средств швабским городам, но только в мае 1437 г. общесоюзный съезд в Ульме поручил бургомистрам Ульма и Иберлингена собрать сведения о возможностях городов, входящих в Союз, и доложить об этом на II Вормсском рейхстаге170. В сентябре 1498 г. Максимилиан по старому обычаю запросил не денег, а воинские контингенты. Эсслингенский съезд обещал предоставить ему 3 тыс. человек171. Реальную помощь император получил только как член Швабского союза в 1499 г.

Сразу же после завершения швейцарской войны начались просьбы императора о помощи. С 1489 по 1503 г. союзные собрания отвечали одинаково: к участию в финансировании войн следует привлечь также князей и курфюрстов172. На городском съезде в ноябре 1505 г. указывалось, что расходы на войны в Нидерландах, против Венгрии, против Швейцарии, а также баварская война разорительны для городов173. В 1506 г. города отказались признать разверстку, принятую Кельнским рейхстагом174. На планируемый в 1507 г. рейхстаг городской съезд решил послать представителей, которым предписывалось согласиться на помощь только людьми, если князья также примут [51] участие в разверстке. Директива требовала по возможности большего сокращения доли городов175.

Максимилиан воспользовался в мае 1507 г. правами члена Швабского союза, запросив денег для укрепления замка Рейхенау на границе с Швейцарией. Города ответили, что у них нет денег на взносы, а укрепление Рейхенау — дело империи, а не земельной организации176.

Указание на то, что Швабский союз не общеимперская, а региональная организация становится главным аргументом в отказах городов императору в 1507–1508 гг. Они соглашались помочь только в случае непосредственной угрозы наследственным землям Габсбургов, подчеркивая оборонительный характер такой помощи177. Сам Максимилиан указывал в просьбах к отдельным городам на добровольный характер их помощи и угрозу Бургундии и Австрии178.

В 1508 г. возникла угроза захвата Тироля войсками венецианцев и короля Франции. На просьбы Максимилиана о помощи Союз дал обычный ответ, сославшись на имперский характер ведущейся войны, но в 1511 г. города согласились предоставить воинские контингенты, оговорив свое решение некоторыми условиями, но ничего не сделали.

Тироль входил в сферу влияния Союза179. В 1513–1516 гг. на переговорах между союзным руководством и императором выявились основные политические требования городов. Важнейшее место занимали просьбы ликвидировать новую винную таможню, введенную герцогом Вюртемберга на границе своих владений и ущемлявшую интересы городов, особенно Эсслингена. Кроме того, опасения вызвали попытки Ульриха создать союз князей, направленный против городов Швабии (контрбунд). В феврале 1516 г. в обмен на устранение через два года Вюртембергской таможни города согласились выплатить 30 тыс. гульденов вместо 60 тыс., запрошенных императором. Но в июне 1516 г. Максимилиан заявил, что устранит таможню только через шесть лет. Союзный съезд ответил ему, что выплатит тирольскую помощь в обмен на грамоту об отмене таможни180. Захват Вюртемберга сделал это требование неактуальным.

В 1510–1511 гг. союзные города отвергли решения Аугсбургского рейхстага как слишком тяжелые для городов и заявили, что помогут при равном со всеми сословиями обложении181. Такую же реакцию вызвала разверстка, принятая в Кельне в 1512 г., на Ульмском городском съезде в выступлениях делегатов прозвучали новые требования, — подчеркивалось, что следует увеличить взносы наиболее богатых городов182.

Можно констатировать отличие позиции городов по отношению к политике Габсбургов в 1500–1512 гг. по сравнению с 1488–1499 гг. В первые годы существования Союза Фридрих и Максимилиан добились поддержки, пусть и не в полном объеме своих требований, при организации нескольких походов. После швейцарской войны власти имперских городов Швабии последовательно [52] отказывали императору, используя аргументы, встречавшиеся в политических решениях уже в 90-е годы XV в., — обеднение и региональный характер организации. Кроме того, в эти годы городские власти начали требовать уравнения положения городов и князей, увеличения доли более богатых общин.

Сближение Максимилиана о городами Швабии особенно усилилось во время Вюртембергской войны, которая показала, что защита от княжеской экспансии возможна, но исходит она не от империи, а от Габсбургов как территориальных князей, обладающих имперской короной. В то же время на примере этого столкновения видно, что применительно к тому времени нельзя употреблять понятия «внутренняя» и «внешняя» политика. Габсбурги вели княжескую войну, но они вряд ли ввязались бы в нее, не начни герцог Ульрих, как ранее швейцарцы, сближения с Францией.

Произошел почти единственный случай временного совпадения интересов императора и городов. Но войны, ведшиеся империей, по своему содержанию и целям оставались им совершенно чужды.

Судебная практика

Существовала сфера деятельности, в которой Швабский союз сохранял зависимость от императора — судебно-административная. Организация пыталась выступать в роли третейского судьи. Из всех дел, разбиравшихся Союзом, выделяются тяжба Нюрнберга с маркграфами Бранденбургскими, а также конфликты феодалов и городов со швабским ландфогтством.

Спор Нюрнберга с маркграфством тянулся с 1499 по 1507 г. Во время швейцарской войны маркграф потребовал, чтобы нюрнбержцы убрали три башни, построенные на территории, находящейся под его юрисдикцией. Слушание дела было перенесено183. В дальнейшем оно переросло в самую крупную за историю Союза тяжбу. Нюрнберг отстаивал свое право иметь укрепления, поскольку юрисдикция магистрата не ограничивалась стенами, а также оспаривал право маркграфа на сопровождение по дорогам, купленным городом. Требования маркграфа были обширны — он добивался сноса всех укреплений вне стен, выплаты 100 тыс. гульденов, и распространения своей юрисдикции до городских стен. Положение осложнялось постоянными военными столкновениями между Нюрнбергом и курфюрстом, взаимными жалобами и просьбами о помощи.

Три капитана приняли в 1507 г. компромиссное решение: город получал право строить укрепления вне стен, но обязывался снести вал, возведенный во время баварской войны, За маркграфом сохранялось право сопровождения. Последний не опротестовывал вердикт, но магистрат Нюрнберга апеллировал к императору и получил отказ. Вскоре маркграф заявил, что решения Союза не выполняются. Дело перенесли на следующий съезд, но оно [53] больше не слушалось. В 1518 г. союзный съезд признал его неразрешимым. Город и князь перешли к мелким военным стычкам184. Швабский союз не сумел уладить конфликт между двумя членами организации.

Другим затяжным конфликтом хотя и в меньшем масштабе, был спор нескольких феодалов и городов с ландфогтством, принадлежавшим Габсбургам. С 1501 до 1510 г. на присвоение ландфогтством суда в областях их сеньориальной юрисдикции жаловались аббат Вейнгартенского монастыря, граф фон Верденберг, дворянин Мартин Ринклин, города Бухорн, Лейткирх, Ванген (последний боролся за покровительство над несколькими крестьянами с ландфогтом еще в 1488 г.). Равенсбург заявил о притеснениях своих граждан Якобом фон Ландау. Конкретных решений Союз не принимал, а жалобы Вангена и Ринклина направил регименту185.

Конфликт между ландфогтом и Лейткирхом был разрешен императорской привилегией 1502 г. и договорами 1512 г., конфирмированными Максимилианом. Городу удалось отстоять право суда в субурбии, но тяжбы между бюргерами и небюргерами перешли в ведение ландфогта186. Жалобы на действия ландфогта после 1512 г. продолжали поступать от аббатов Кемптенского и Вейнгартенского и от других членов Союза187.

Судебная практика показывает, что высшей инстанцией для Союза оставались имперские органы и сам император. Не справлялась с ролью третейского судьи и будучи не в силах одолеть дворянский разбой (см. главу 3), Союз, прежде всего городская курия, испрашивали у императора расширения полномочий.

Максимилиан добился включения в устав организации двух взаимосвязанных статей: ему была обещана помощь в защите Тироля в обмен на дарование Союзу права пургации (см. главу 4). Кроме того, император был признан высшей апелляционной инстанцией по отношению к союзному суду и получил два голоса при обсуждении дел организации. Наконец, ему передавалось право утверждения командующего войсками Союза188.

Таковы основные события, связанные с судебной практикой Союза. Однако весьма существенна социальная оценка особого института, который формировался определенным кругом лиц. Благодаря исследованию Э. Фрея (см. прим. 8), можно считать установленным, что, кроме нескольких бургомистров и графов, суд Союза состоял из представителей протобюрократии, докторов обоих прав, в чьей биографии, кроме пребывания на посту судей, была еще учеба в Париже, Тюбингене, Базеле, Гейдельберге, Падуе, Болонье, Пуатье, Орлеане, Фрейбурге, Павии, Ферраре, Болонье, Вене, а позднее многие из них стали советниками князей и императора. Это была та самая социальная группа, которая вызывала наибольшую ненависть участников традиционалистских движений во время Реформации, это были носители письменной культуры, противостоявшей культуре обычая и традиции. [54]

Отношения между городами

До сих пор в основе наблюдений, рассуждений и выводов было положение о равенстве и единстве внутри городской курии. Но это было далеко не так. К 20-м годам она была весьма разнородна и близка к разобщению. Главная причина этого была финансовой.

Размеры взносов в кассу Союза определялись в соответствии с доходами магистратов. Руководство городской курии в 1488, 1499, 1500, 1512–1513, 1522 гг. назначало комиссии для оценки городского имущества и доходов. Комиссарам предписывалось определить в гульденах размеры всех денежных и натуральных поступлений в городскую казну, включая доходы от домов призрения. Первоначально предполагалось взимать налоги из расчета полгульдена с каждых ста, но по требованию дворян был принят однопроцентный побор. В 1522 г. города обязывались вносить уже три гульдена со ста, но разверстка за этот год не опубликована189.

Можно выделить три группы внутри швабских городов. Ведущее положение занимали Аугсбург и Ульм. В 1488 г. им полагалось уплатить 32% общегородского сбора, в 1489 — 40%, в 1499 (на швейцарскую войну) — 34%, в 1500 — 40%, в 1512 — 53%, в 1513 г. — 45%. Ко второй группе были отнесены города, способные уплатить не менее 5% общегородского сбора. На их долю приходилось в 1488 г. 35% суммы (Эсслинген, Иберлинген, Нордлинген, Швебиш-Халл, Мемминген, Биберах), в 1489 г. — 32% (Иберлинген, Нордлинген, Мемминген), в 1499 — 35% (Эсслинген. Иберлинген, Нордлинген, Швебиш-Халл, Мемминген, Биберах), в 1500 — 24% (Эсслинген, Нордлинген, Швебиш-Халл, Мемминген). В 1512 г. городом, могущим уплатить 5% сбора, был признан только Иберлинген, но в комиссию не вошел представитель Аугсбурга, и в 1513 г. уже с его участием была проведена переоценка. В общей сложности Иберлинген, Нордлинген и Мемминген должны были уплатить 20% всей суммы. В третью группу входили города, способные уплатить не более 4% сбора190.

Капитанами городской курии были только бургомистры и экс-бургомистры Аугсбурга и Ульма, а советниками при них состояли в разные годы бургомистры и экс-бургомистры Нюрнберга, Эсслингена. Меммингена, Иберлингена, Нёрдлингена, Швебиш-Халла, Швебиш-Гмюнда, Равенсбурга, Бибераха, Кемптена191.

В 1450, 1496, 1498 гг. городские съезды обязали города уплатить Ульму 3604 гульдена долга, возникшего потому, что ульмский магистрат внес за них деньги в общую кассу192. Просьбы об отсрочках платежей, повышении налогов с Ульма, Аугсбурга, дворянства, сокращении союзных расходов, исходившие от разных городов, подавались в 1494, 1498, 1505, 1516, 1517 гг193. Наиболее остро напряженность в отношениях между городами проявилась в начале 20-х годов. В 1520 г. Ройтлинген, Гейльбронн и Швебиш-Халл потребовали [55] сокращения своей доли194. В декабре 1521 г., когда встал вопрос о дальнейшем продлении Союза, магистраты Меммингена, Равенсбурга, Пфуллендорфа, Вангена, Лейткирха и Бухорна подали жалобу императору, в котором заявили, что не хотят оставаться в организации. Их позиция объяснялась ухудшением финансового положения городов в результате войн. Политических причин для продления Союза городские власти не находили, так как у этих городов не было конфликтов ни с князьями, ни с другими городами. Авторы жалобы подчеркивали неравноправное положение более бедных общин в организации195.

Петиция отражала действительное положение дел. В 1520 и в 1522 г. городские съезды напомнили членам Союза, что они задолжали Ульму 4 тыс., а Нюрнбергу и Аугсбургу — 8 тыс. гульденов. Долг образовался в ходе войны за Вюртемберг, когда Ульм, Нюрнберг и Аугсбург оплатили все расходы, став кредиторами своих союзников196.

Представляется возможным констатировать отсутствие фактического равенства между городами, входившими в Швабский союз, влияние в организации крупнейших городов Швабии и Нюрнберга.

Таким образом, к 20-м годам XVI в. внутри Союза сложилось три группы противоречий (не считая отношений с дворянством). Это были княжеско-городские противоречия; противоречия между императором и городами. Наконец, это были противоречия внутри городской курии.

Можно проследить постепенное развитие политических требовании городских властей, в 90-е годы дело не шло дальше конфирмации их привилегий. Впрочем, в 1495–1498 гг. города регулярно участвовали в работе рейхстагов, хотя к участию в выработке решений не допускались197. Затем были предприняты попытки расширить власть Союза и с помощью императора оказать сопротивление экспансии одного из князей. Наконец, почти перед самым началом Реформации было сформулировано требование участия в имперских делах, что тогда означало предоставление равных с князьями прав на рейхстагах: в 1516 г. на союзном съезде в Аугсбурге впервые было высказано мнение, что помощь императору следует оказывать, если он будет советоваться о сословиями в военных делах198.

Таким образом, можно заключить, что к началу Реформации сложилась единая позиция городов, намеревавшихся изменить свой политико-правовой статус. [56]

ГЛАВА 3
Дворянство Швабии на рубеже XV–XVI вв.

Задача данной главы — определить социальную границу между такими группами, как князья и дворянство; выяснить важнейшие социально-экономические характеристики положения дворян; изучить социально-правовую структуру швабского дворянства. Итоги должны послужить основой для исследования отношений дворянства с Швабским союзом.

Князья и дворяне

В германском ленном праве XIII в. состав и положение князей представлялись вполне определенными. Швабское Зерцало отводило им вторую и третью ступени в вассальной иерархии. Более высокое положение занимали архиепископы, епископы и «окняженные» аббаты и аббатисы, Вслед за ними шли светские князья199.

Включение духовных лиц в группу князей издавна отмечалось иностранцами как особенность германского господствующего слоя, французский монах Альберик, составляя в начале 40-х годов XIII в. свою хронику, писал: «Заметь, читатель, что в Германии все архиепископы и епископы, а также некоторые имеющие превосходство аббаты, принадлежащие к черному духовенству, все герцоги, некоторые маркграфы, ландграф Тюрингии, пфальцграф Рейнский зовутся князьями (principes), все же остальные являются графами, кастелланами или благородными (nobiles)»200.

Развитие германских земель в XIV–XV вв. характеризовалось становлением территориальной системы. В этих условиях происходила существенная трансформация ленного права как элемента территориально-государственного устройства. В качестве ленов в рамках отдельных княжеств стали фигурировать отдельные права, поборы, регалии, баналитеты и прочее. Этот процесс не был специфически германским. Он являлся частью эволюции межфеодальных связей в Западной Европе, происходившей с XIII в. В Германии происходила территориализация ленных отношений, установление связей вассалов не с личностью господина, а с территорией201. Поэтому обращение к ленному праву, оформленному в конце XIII в., вряд ли может способствовать адекватной оценке социальной структуры класса феодалов. [57]

Прежде всего необходимо ответить на вопрос о причислении к княжескому сословию представителей высшего духовенства. В XIII столетии их положение определилось непосредственным имперским подчинением. К концу XIII в. в Германии насчитывалось 92 церковных князя: семь архиепископов, 29 епископов, один патриарх, 29 имперских аббатов и 16 аббатис. Важнейшей особенностью дальнейшего развития этой группы Ю. Фиккер считал постепенное сокращение круга духовных лиц, причислявшихся к князьям, медиатизацию аббатств и епископств202. В XIV в., несмотря на сохранение имперского подчинения, многие епископства вошли в состав территориальных образований под верховной властью светских князей. Происходила консолидация высшей юрисдикции, прав фогства и патроната в руках светской власти203.

В XIV–XV вв. вмешательство светских князей в юрисдикцию епископов и аббатов, постепенное сокращение власти последних были обусловлены стремлением территориальных властителей подчинить себе хозяйственную деятельность церковных организаций. Эта практика сыграла определенную роль в формировании церковного устройства, сложившегося после Реформации в протестантских княжествах204. С 40-х гг. XIV в. ландграфы Гессена вели борьбу за подчинение монастырей и клира светскому суду, в середине XV в. герцог Саксонии распространил свою судебную власть на все монастыри205. В баварских землях все судебные споры, касавшиеся десятины, еще в XIV в. были переданы светскому суду206. В Юго-Западной Германии право взимания десятины, наряду с правами фогтства и патроната над церквами, являлось привилегией австрийского дома, жаловавшейся ленникам207.

Непосредственное имперское подчинение сохраняли прелаты Швабии208. Император Максимилиан ввел в свою титулатуру звание «князь в Швабии», перешедшее затем к Карлу V209. В этом акте отразилась двойственная природа власти Габсбургов в Швабской земле — императорская (см. Введение) и княжеско-территориальная. При основании Швабского союза принципиальное значение приобрел патронат императорской короны над этой областью — непосредственное имперское подчинение швабских монастырей подчеркивалось Фридрихом III в документах, составленных в связи с основанием новой организации210.

Но за все время существования Союза швабские аббаты входили в одну группу вместе с дворянством, не пытаясь занять место среди князей. Позже прелаты Швабии объединились в коллегию, которой покровительствовал император Карл V, имевший титул «высший фогт и защитник Святой Римской Церкви»211. Но патронат императора не означал причисление аббатов к духовным князьям.

Что касается архиепископов, то княжеским достоинством, безусловно, обладали архиепископы Кельна, Майнца и Трира, входившие в коллегию курфюрстов. При составлении императорских описей в XV–XVI вв. термин [58] «князь» применялся только к светским владетелям (в 1422 г. — «герцоги и светские князья», в 1521 г. — «светские князья»)212. При учреждении имперского регимента шла речь о группе, именовавшейся «духовными князьями». В новом органе управления обязательно было представительство архиепископа Зальцбурга, епископов Бамберга, Вюрцбурга, Шпейера, Страсбурга, Аугсбурга213. Те же лица входили в состав княжеской курии Швабского союза214. Таким образом, с полной уверенностью к группе духовных князей можно отнести только курфюрстов и епископов из Юго-Западной Германии.

Состав светских князей отличался сравнительной определенностью и устойчивостью. В описи 1422 г. значилось 27 человек, представлявших 15 княжеских родов, в Вормсском артикуле 1521 г. — 29 князей, принадлежавших к 20 домам. Промежуточною группу составляли владетели Ангальта, Вюртемберга, графы фон Геннеберг, приобретшие княжеское достоинство в XV в. Причисление к этой группе происходило в ходе работы рейхстагов, при оформлении имперских описей, документов, исходивших из имперской канцелярии215. Роль имперских институтов в формировании правовой традиции несомненна. Оно приобретает особое значение в связи с тем, что современная историография после появления исследования К. З. Бадера отказалась от поиска определяющих юридических факторов, могущих послужить основой для формирования княжеств216. Речь идет о четком и ясном определении, что есть княжество. Вместо этого можно говорить о правовом конвенционализме, о том, что в источниках, касающихся имперских институтов, прослеживается обычай признавать князьями тех или иных лиц, а княжествами — их владения. Таким образом, весьма существенной оказывалась роль империи в становлении территориальной власти. Никакого антагонизма не было, напротив, происходило взаимодействие.

Если в XIV в. территориальные образования представляли собой конгломерат самых разнообразных прав, связанных о личностью властителя, а не с территорией217, то к XVI в. земельная государственность прошла уже немалый путь развития. По существу, мы уже имеем дело с разграничением частноправового и публичноправового порядка. Последний представлен княжеским суверенитетом, связанным с суверенитетом империи. В трудах правоведов второй половины XVI в. закрепляется представление о князьях как о носителях государственной власти, лицах, признающих власть одного императора и владеющих областями (провинциями), называемыми «княжествами»218.

Опираясь на исследования немецких историков и на ряд опубликованных документов, можно составить представление о том, как развивалась княжеская финансовая система, из чего складывались доходы.

В условиях раздробленности отдельных владений функции финансовых чиновников на локальном уровне взяли на себя фогты, а также кельнеры (целлерарии)219. [59] Тесную связь между этими должностными лицами можно обнаружить в XV в. во владениях Трирского архиепископа, если рассмотреть инструкцию, выданную последним своему фогту. В ней, в частности, оговаривалось, что фогт обязан оказывать содействие кельнеру в сборе податей220. В Люнебурге фогтство, включающее несколько населенных пунктов, являлось фискальным звеном, а фогт ведал сбором земского налога221.

Для Кельнского архиепископства, Пфальца, Юлиха большое значение имело обладание таможнями на Рейне, поэтому удельный вес налогов в денежных поступлениях колебался от 20% до 50%. Таким же колебаниям подвергались и размеры домениальных доходов, занимавших в первой половине XV в. второе место в бюджете территориальных образований. В конце века этот вид поступлений составлял 2–5% в Пфальце и Куркельне и 15% — в Юлихе. Начиная с первой половины XVI в. в этих княжествах установилось следующее соотношению между различными видами денежных поступлений: налоги — 50%, регальные доходы — 30%, домениальные поступления — 20%222.

Интересен бюджет Баварии во второй половине XV — начале XVI в. Для Виттельсбахов первостепенное значение имели доходы с таможен и натуральные поступления (зерно). Последнее было обусловлено тем, что князья могли контролировать цены на местных рынках, поэтому считали получение натуральных доходов не менее важным делом, чем увеличение размеров своих владений223.

Конечно, на основании локальных исследований нельзя сделать обобщающий вывод о финансовых основах территориальной власти. Можно только назвать некоторые общие черты, отмеченные исследователями в разных землях. Во-первых, это сохранение зависимости от домениальных доходов. Во-вторых, тенденция к росту удельного веса регальных поступлений, прежде всего таможенных сборов. Прямые городские налоги, как показано на примере Баварии, были не столь уж велики — налог с рынков составлял около 3% от общего количества поступлений в бюджет Виттельсбахов224.

Князья были представлены на рейхстагах отдельно от той группы дворянства, к которой применялось обозначение «графы и господа», в германском ленном праве первые не входили в систему щитов (то есть ступеней вассально-ленной иерархии), а свободные господа (frein herren) занимали четвертый щит вслед за князьями225. Традиционно для передачи этого титула используется термин «барон», но с полной уверенностью о правомерности такого перевода можно говорить только со второй половины XVI в226. Кроме того, по своему значению и происхождению титул «господин, свободный господин» отличался от баронского титула в других европейских странах. В Шотландии, Англии, Франции, Венгрии «баронами» (как правило, во множественном числе) с XIII в. именовались крупные магнаты, непосредственные ленники короны, члены королевского суда227, то есть лица, чье положение [60] было аналогично княжескому статусу в Германии. Последние, правда, имели бульшую власть в подчиненных территориях, чем высшее дворянство в других европейских странах228.

Представляется необходимым рассмотреть соотношение между политико-правовым статусом князей и их имущественным положением. Для империи в целом такую возможность дает Вормсский матрикул, сохранивший сведения о денежных взносах на содержание палатного суда и регимента, которые должны были сделать курфюрсты, князья, архиепископы, епископы, прелаты, графы, господа, имперские города229. Этот источник содержит оценку имущественного положения различных групп господствующего класса и городов. Показательными в данном случае будут не абсолютные размеры взносов, а соотношение между долей участия в общеимперском сборе и количеством податных единиц внутри групп. По мнению составителей матрикула, светские князья были в состоянии внести 19% необходимой суммы, а графы и господа — 13%. Первые составляли 8% от числа плательщиков, вторые — 34%. В других группах соотношение было таково: архиепископы и епископы — 13% и 13%, монастыри — 14% и 21%, свободные и имперские города — 33% и 22%.

В отличие от курфюрстов, которым полагалось платить по 600 гульденов каждому, светским князьям, графам, господам предписывалось внести суммы, соответствующие их состоянию. Учитывая это, можно попытаться выделить отдельные слои внутри этих групп.

Большинство графов и господ (69%) должно было сделать минимальный взнос, размеры которого не превышали 50 гульденов, 19% от общего числа предписывалось внести от 50 до 100 гульденов. Свыше 100 гульденов платили 12% графов и господ. У князей минимальный взнос (до 100 гульденов) был только у трех лиц (11%). 41% плательщиков вносил сумму, превышавшую 500 гульденов. Самым многочисленным был слой князей, считавшихся способными уплатить от 100 до 500 гульденов (48%).

С точки зрения современников, светские князья обладали гораздо большими финансовыми возможностями, чем графы и господа. Вормсский матрикул оценивал последних как группу, в которой существовал сравнительной узкий слой наиболее состоятельных феодалов. Среди них были представители родов, сыгравших заметную роль в политической деятельности швабского дворянства, — графы фон Верденберг, фон Монтфорт, фон Зонненберг, фон Фюрстенберг, фон Эттинген. Что касается князей, то в их группе было обратное соотношение — менее богатые составляли меньшинство. К наиболее состоятельным князьям были отнесены владетели Австрии, Баварии, Гессена, Вюртемберга, Саксонии.

Разумеется приведенные выше цифры лишь условно могут быть приняты как показатель имущественного положения различных групп господствующего слоя. Матрикул отражал не только уровень доходов, но и оценивал социальный [61] статус в самом широком смысле: политическое влияние, традиционные отношения среди князей, графов, господ. Следует констатировать, что даже равный с небогатыми (относительно) князьями имущественный статус некоторых дворян не приводил к повышению их политико-правового статуса.

Социально-правовая структура швабского дворянства

Изучение отношений дворянства Юго-Западной Германии и Швабского союза связано с проблемой социально-политического развития швабского дворянства, в частности, с проблемой так называемого имперского рыцарства, которое являлось до 1806 г. социально-правовой группой, имевшей собственную политическую организацию по округам (Рейнская область, Швабия, Франкония)230. Между тем в современной исторической науке нет ясности в вопросе о времени его возникновения. Самым известным и ранним документом, содержащим упоминание о ном, является указ императора Сигизмунда 1422 г. Имперскому рыцарству разрешалось создавать союзы для защиты своих интересов и принимать в подобные объединения имперские города231. В 1429 г. указ был повторен в основных своих положениях, причем образцом в ней выступало швабское Общество Щита Св. Георгия232.

Занимаясь проблемой сословно-представительных учреждений с точки зрения становления и развития различных социальных групп империи в XVI в., Ф. Пресс обратился к ранним этапам истории имперского рыцарства. В архивах рыцарских кантонов он не обнаружил ни одного заслуживающего доверия документа, датируемого первой половиной XVI в. (до 1540 г.). Создание имперского рыцарства как социальной группы, имевшей определенный правовой статус и просуществовавшей до 1806 г., историк связал с отделением группы графов и господ, занявших примерно с 30-х годов XVI в. промежуточное положение между князьями и дворянами, вошедшими в состав имперского рыцарства. Политическими предпосылками формирования территориальной организации имперского рыцарства явилось стремление Карла V создать противовес Шмалькальденскому союзу и упорядочить имперские финансы. Принципиальное значение имеет отрицание Прессом континуитета между имперским рыцарством XV в., о котором шла речь в привилегии императора Сигизмунда 1422 г., и имперским рыцарством в Новое время — группой господствующего класса, не подчиненной ни одному князю, находившейся в непосредственном подданстве императора233.

Но имперское рыцарство возникло не на пустом месте, и отсутствие континуитета в правовом статусе не означает еще отсутствия социального континуитета. Поэтому требуют более детального анализа отношения швабского дворянства с имперской властью вообще и с Габсбургами в частности. При [62] этом весьма существенным остается вопрос о рыцарстве как социальной, правовой и политической категории.

Терминологические изыскания не будут в данном случае конечной целью. Таковой является установление контекста, в котором употребляются определенные термины, то есть природа социальной структуры и социальных связей швабского дворянства в XV–XVI вв.

В упоминавшемся указе императора Сигизмунда имперское рыцарство никак не определяется. Очевидно, речь шла о реалии, которая не нуждалась в пояснении. Но раз образцом объявлялось Общество Щита Св. Георгия, то вполне логично обратиться к его истории, тем более, что она имеет прямое отношение к основной теме.

Первое свидетельство об Обществе датируется 1407 г.: 95 швабских дворян, представлявших 49 родов, а также епископы Аугсбурга и Констанца заключили соглашение о союзе против восставших крестьян Аппенцелля, возобновлявшееся после подавления восстания в 1408, 1409, 1413, 1434, 1437, 1463, 1488 гг234. Одним из основных принципов Общества было запрещение его членам принимать под свое покровительство лиц, находившихся в личной и фогтиальной зависимости от других феодалов235. Принцип взаимной помощи при нападении был закреплен во всех уставах, а третейский суд, призванный улаживать взаимные споры, не имел определенной юрисдикции, постоянного состава и места пребывания. Общество не ставило перед собой задачи сохранения земского мира — главной его целью была защита чести дворян. Из этого следовало и невмешательство в сеньориальную юрисдикцию, и применение силы как основной способ разрешения конфликта, и неопределенное положение суда, призванного улаживать споры236.

Г. Обенаус, автор исследования, посвященного истории Общества, считал, что в XV в. рыцарями именовались все дворяне, не имевшие княжеского достоинства. Будучи корректным исследователем, он отметил, что в уставе 1482 г. речь шла о двух различных группах: о графах и господах и о рыцарстве. Но историк полагал, что разница между высшим и низшим дворянством не влияла на единство Общества237. Такой вывод был связан с тезисом о социальной гомогенности организации238.

Действительно, основой Общества было одинаковое социально-правовое положение отдельных его членов, определявшееся их равными правами на частную власть239. Кроме того, правом и обязанностью защиты чести обладали все дворяне, и в этом отношении Общество выступало как союз равных. Все это, однако, но означает, что внутри организации не было групп с различным социально-правовым статусом.

Несмотря на отсутствие наследственного членства в Обществе, к 30-м годам XV в. в него входило 90% швабских дворян, и во второй половине XV в. это положение не изменилось240. Косвенным подтверждением может служить тот факт, что наиболее представительным является список общества [63] 1488 г. (603 чел.)241. В 1407 г. титул «рыцарь» применялся по отношению к 20 (из 95) членам Общества, принадлежавшим к 14 дворянским родам242. В 1409 г. внутри Общества можно найти следующее деление: из 120 человек 9 представляли 4 графских рода (фон Монтфорт, фон Нелленбург, фон Лупфен, фон Фюрстенберг): 38 человек, принадлежавших к 29 родам, именовались «рыцарями», 73 человека (38 родов) были названы «благородными людьми» (Edelleute)243. Таким образом, с самого начала существования Общества Щита Св. Георгия не все его члены именовались рыцарями. Закономерен вопрос о социально-правовом статусе, связанном с рыцарским титулом.

За неповиновение решениям общего собрания прелат, граф или господин должен был уплатить штраф размером в 12 гульденов, рыцарь — 6 гульденов, благородный человек — 4 гульдена. Регулировалось также и количество лошадей, предоставлявшихся за счет Общества его капитану и советникам,— советник–рыцарь имел право на четырех коней в год, а советник–благородный человек — на трех244. Правомерен вывод о существовании в дворянском Обществе иерархии, в которой носитель титула рыцаря имел более высокое положение, чем нетитулованный дворянин.

Эти данные можно сопоставить с теми, что содержатся в проекте имперского палатного суда, составленного в 1495 г. Предполагалось, что некнязья–дворяне будут иметь в новом органе власти представительство по трем куриям: графской, рыцарской и благородных людей245. Кроме того, предполагалось создание докторской курии, состоящей из ученых–правоведов. В этом документе нашло отражение представление о рыцарстве как группе дворян, обладавших индивидуальным титулом и занимавших в традиционно-правовой иерархии промежуточное положение между графами и господами, с одной стороны, и нетитулованными дворянством, с другой. Автор проекта считал эту иерархию общей для всех феодалов империи.

Целесообразно рассмотреть источники, отразившие представления дворян о внутренней иерархии сословия. Кроме упомянутого выше устава Общества Щита Св. Георгия, содержавшего правовые нормы, к ним могут быть отнесены уставы и соглашения последней четверти XV в., регулировавшие проведение турниров, именовавшихся дворянскими, а не рыцарскими. Турнирные соглашения, заключенные в 1481 и 1485 гг. дворянством Швабии, Франконии, Рейнской области и Баварии, свидетельствуют, что турниры имели во второй половице XV в. важное социальное значение. Первым условием, оговоренным в соглашении 1481 г., было недопущение благородных бюргеров к участию в состязаниях246. (К тому времени в Нюрнберге давно уже проводились патрицианские турниры.) В 1485 г. было добавлено запрещение для дворян, перешедших на городскую службу, а также введены новые требования к родовитости: в турнирах должны были участвовать несколько поколений предков претендента, причем благородство происхождения в равной степени зависело от статуса обоих родителей — сын недворянки не мог [64] рассчитывать на участие247. В соглашениях содержался перечень порочащих дворянина деяний, закрывавших ему доступ к состязаниям. В одном ряду с разбойниками, прелюбодеями, насильниками, осквернителями церквей, незаконнорожденными находились «все те из дворян, кто занимается торговлей, как обычные купцы, не принадлежащие к дворянству»248.

Турнирные уставы 80-х годов XV в. свидетельствуют о стремлении светских феодалов четырех областей Юго-Запада Германии создать систему социальных признаков, определявших принадлежность к дворянству. Право на участие в турнире стало в XVI в. важным социальным признаком, служившим для отделения дворян от других общественных групп. «Книги турниров», содержавшие сведения о родовитых дворянах, стали с XVI в. фиксировать круг лиц, могущих быть причисленными к ним.

Турнирные уставы содержали и нормы, призванные выделить различные группы дворян. Лицам, не имевшим рыцарского звания, запрещалось носить украшения из золота и жемчуга249. Это условие сопоставимо с ограничениями, встречающимися в городском законодательстве, — регламентацией одежды членов различных цехов, перечнями украшении из драгоценных металлов и камней, которые можно было носить горожанам, введением знаков на платье евреев и проч. Обычная для средневековья внешняя индикация различных социальных групп лишний раз показывает, что внутри сословия рыцарство рассматривалось как совокупность лиц с определенным статусом.

Но кроме правового значения, понятие «рыцарство» на протяжении всего средневековья имело более широкий социальный смысл, включавший в себя и представления о профессиональной военной деятельности. Употребление термина «рыцарская служба» в качестве ее синонима, а такие понятия «рыцарское состояние» для обозначения способности исполнять военные обязанности можно встретить в жалобах дворян (графов и господ) в 20-е годы XVI в.250 «Рыцарской» называл Гёц фон Берлихинген свою наемную службу у различных лиц251 С военной деятельностью связывал специальное положение рыцарства Ульрих фон Гуттен252. Автор «Реформации императора Сигизмунда», рассматривавший как и Гуттен, роль и место дворянства в обществе, употреблял термины «дворянство» и «рыцарство». Происхождение последнего связывалось им с созданием во времена легендарного императора Нина социальной группы, функции которой определялись необходимостью защиты империи и Церкви. В реформирования империи автор памфлета отводил рыцарству роль военного сословия253.

Во всех приведенных примерах понятия «рыцарство» и «дворянство» (у Гуттена — «обыкновенное дворянство», поскольку он относил графов к особой группе, занимавшей промежуточное положение между князьями я другими феодалами) не расчленяются, а порой и совпадают. Социо-профессиональный признак является ведущим и делает менее значимыми правовые различия между группами дворянства, выступает в качестве основы сословной [65] солидарности. Рыцарем, с точки зрения культурно-поведенческой и сословно-моральной, мог именоваться и император, и князь, и нетитулованный дворянин. Несовпадение представлений о структуре господствующего класса, полисемантичность социальной терминологии может быть следствием разных критериев оценки действительности. Для структуры слоя феодалов не была характерна строгая внутренняя иерархия по одному признаку.

Для светских феодалов Швабии во второй половине XV в. важное значение приобретал характер их отношений с императорской и княжеской властью. Данные источников, а также результаты исследований истории германских земель в XIV–XV вв. не позволяют заключить, что речь шла о феодалах, чье положение определялось вассально-ленной зависимостью от императора.

Первым ввел в свою титулатуру звание «князь в Швабии» Максимилиан. Но и до этого акта Фридрих III считался законным владетелем Швабии. Именно территориальная власть связывалась с подчинением швабских дворян, объединенных в Общество Щита Св. Георгия, непосредственно императору. Статус этой области был главным аргументом Фридриха III в его требованиях к дворянству войти в Швабский союз. Император ссылался на то, что «Швабская земля принадлежит и подчинена нам и Священной Империи без каких бы то ни было посредников и не имеет другого князя»254.

Позиция самого дворянства определялась уставом Общества Щита Св. Георгия от 17 марта 1488 г., в котором император именовался «всесветлейшим и могущественнейшим князем и господином, Фридрихом, Римским Императором». В этом же документе появляется новая формулировка: непосредственными подданными императора именуются две группы господствующего слоя — «все дворянство и обычное рыцарство в Швабской земле»255. Таким образом, мы можем отметить две особенности положения швабских светских феодалов: признание непосредственного имперского подчинения всем дворянством этой области, но не в силу вассально-ленной зависимости, а в силу признания императора территориальным князем в Швабии; и неопределенность в 80-е годы XV в. представлений о внутренней иерархии господствующего класса. Термин «дворянство» применялся не только для всей общности, как в турнирных уставах, но и для отделения группы феодалов, противопоставлявшихся рыцарству. В этом случае он может рассматриваться как эквивалент понятию «графы и господа».

Разумеется, территориальное подданство швабских дворян во многом понималось как личное покровительство императора. Но принадлежность к клиентеле императора–князя обусловливалась земельной принадлежностью дворянина. Понять существо отношений с императором можно только приняв во внимание сложный характер связей дома Габсбургов с территориальной дворянской общностью.

Свидетельства ряда источников и результаты исследований немецких историков подтверждают, что непосредственное имперское подчинение являлось [66] живым политическим институтом, в развитии которого наблюдались различные тенденции. В 1488 г. Фридрих III потребовал под угрозой штрафа приема в Швабский союз небольшой группы дворян в Крайхгау, области в Швабии, примыкавшей с востока к владениям пфальцграфа Филиппа Виттельсбаха256. 3 сентября курфюрст Филипп заявил, что дворянство Крайхгау давно входит в его владения и не имеет отношения к организации непосредственных подданных империи257. Зависимость этой группы дворян от императора имела правовую основу — дворянство Крайхгау было подсудно имперскому придворному суду в Роттвейле. Но в 1490 г. дворяне области создали братство для защиты своих интересов в Роттвейльском суде, условившись, что все мандаты императора могут направляться им только через курфюрста. Это решение было обусловлено социальной политикой пфальцграфа, привлекавшего на службу мелких феодалов Крайхгау. Доходы князя складывались в основном из таможенных поступлений, поэтому он имел возможность создать собственную клиентелу и не нуждался в изымании средств у дворян258.

Иначе сложились отношения группы дворян с герцогом Верхней Баварии Альбертом. Небольшая швабская область Штраубинг также традиционно считалась непосредственно подчиненной империи, но местное дворянство в XV в. попало в сферу влияния баварских Виттельсбахов, взимавших налоги с мелких и средних феодалов. Фридрих III протестовал против попыток брата Альберта Виттельсбаха, герцога Нижней Баварии Георга, воспрепятствовать некоторым дворянам вступить в Швабский союз259. Вопрос о приеме дворян Штраубинга не ставился — они рассматривались как подданные Альберта, обязанные ему налогами. Но когда герцог попытался увеличить размеры выплат, они вспомнили о своих привилегиях. В 1488 г. дворяне Штраубинга создали Общество Льва, к которому присоединялись соперничавшие с Альбертом братья — Кристоф и Вольфганг260. 21 января 1490 г. было подписано соглашение между Обществом Щита Св. Георгия и Обществом Льва о вхождении последнего в союз дворян, непосредственно подчиненных императору261.

Размеры дворянских групп в Крайхгау и в Штраубинге несопоставимы с размерами Общества Щита Св. Георгия. По списку 1488 г. в организацию входило 603 человека, в то время как мандат императора относительно Крайхгау был адресован 28 дворянам, а в Обществе Льва насчитывалось 53 человека262. В зависимости от конкретной политической обстановки, от места, которое отводилось дворянству внутри того или иного территориального образования, оно определяло свою позицию по отношению к княжеской и императорской власти. Но подавляющее большинство дворян Швабии признавалось непосредственными подданными императора. Отдельные группы дворян использовали межкняжеские и княжеско-императорские противоречия, но ни одна из них не выступила с конкретной политической программой, не искала тесного союза с императором в борьбе с территориальной [67] властью. Можно заметить, что ценность непосредственного имперского подчинения была относительной, зависела от обстоятельств.

Кроме зависимости, связанной с территориальным подданством, существовали и другие формы связи внутри господствующего слоя. На это обратил внимание Пресс, отметив, что переход большинства дворян на службу пфальцграфу послужил основой для их перехода в территориальное подданство. Можно ли обнаружить в последней четверти XV в. внутри швабского дворянства слои дворян, связавших себя службой территориальный князьям? Приводили ли подобные явления к изменению правового статуса, потере непосредственного имперского подчинения?

До 1488 г. в Общество Щита Св. Георгия но входило как ни одного территориально подданного, так и ни одного человека, чьи предки были бы на княжеской службе263. В 1447 г. несколько дворян заявили о том, что они находятся на службе графа Вюртембергского, оставаясь при этом в Обществе. В эту группу вошли лидеры организации — двадцать пять человек, принадлежавших к графским родам фон Верденберг и графов фон Нелленбург, представители фон Вальдбургов, фон Шелленбергов, фон Клингенбергов, фон Рандеггов, фон Бодманнов, фон Фридингенов и др264. В первой половине XV в. поступление на службу требовало особого оформления, хотя и не препятствовало членству в Обществе. В дальнейшем, видимо, необходимость в подобного рода акте отпала. В ходе образования Швабского союза девятнадцать наиболее состоятельных членов Общества, входивших в состав Неккарской четверти, служили при дворах Вюртемберга и эрцгерцога Зигмунда Габсбурга265. Небольшая группа дворян, будучи членами Общества и принимая активное участие в его политической деятельности, присутствовала на одном из первых съездов Швабского союза в качестве советников графа Эберхарда Вюртембергского266.

На службе у дома Габсбургов находились в конце XV в. представители таких родов, как фон Штадион, фон Диспах, Фон Волькенштейн, графы фон Фюрстенберг, фон Ау, фон Лихтенштейн, фон Цоллерн, фон Бодманн. Характер и порядок несения службы не отличался, в целом, от службы у других территориальных князей. Вильгельм фон Штадион заключил c Максимилианом договор о том, что будет выполнять функции королевского советника в течение двух лет за 136 гульденов в год267. Ганс фон Волькенштейн, Вальтер фон Штадион, Вильгельм Ау, граф Вольфганг фон Фюрстенберг служили управляющими в различных владениях Габсбургов (последний также оформил договор сроком на шесть лет с жалованием 200 гульденов в год и с освобождением от аналогичной службы у пфальцграфа и графа Вюртемберга)268. Единственным примером закрепления одного рода на подобной должности является место капитана графства Гогенберг, занимавшееся представителями фон Цоллернов269.

Служба в качестве королевских советников не означала привлечения дворян в органы имперского управления, которые не имели реального политического [68] значения, — вся власть была сосредоточена в придворной канцелярии и в регименте, являвшимися советом членов семьи Габсбургов и их приближенных270. В списке придворных Максимилиана 1519 г. можно найти несколько представителей дворянских родов Швабии, игравших ведущую роль в деятельности Общества Щита Св. Георгия — графов фон Эттинген и фон Монтфорт, господ фон Эмерсхофен, фон Гельфенштейн, фон Герольдзекк. В 1526 г. в число советников попал Вильгельм Трухзес фон Вальдбург. Но большинство приближенных императора составляли выходцы из наследственных земель Габсбургов, а после прихода к власти Фердинанда к ним присоединились испанские советники271.

Характеризуя такую форму социальной связи, как служба дворян у территориальных князей в конце XV — начале XVI в., следует отметить несколько черт, существенных для социального положения швабского дворянства. Данные источников не позволяют заключить, что в этот период внутри дворянства, находившегося в непосредственном имперском подчинении, была группа лиц, связанных с тем или иным территориальным владетелем традицией многолетней наследственной службы. Со временем, однако, возникла необходимость определить правовое положение дворянина, нанятого князем. Устав 1512 г. определил, что служба князю не является препятствием для членства в Обществе и не влияет на статус дворянина272, то есть не лишает его имперского подчинения.

В отношениях с Габсбургами сочетались различные по своей природе связи. Император являлся патроном Общества Щита Св. Георгия, члены которого признавались таким образом его клиентелой. В то же время он был территориальным князем Швабии. Запутанность ленных отношений влияла на положение отдельных дворян — сохранились имперские лены и держания австрийского дома. Кроме того, развивались связи, которые имели формально-договорный характер, но не были лишены элементов личного покровительства. Единство социального статуса всей земельной дворянской общности не исключало множественности ситуативных статусов внутри нее.

Швабское дворянство к концу XV в. было нечетко структурированным в традиционно-правовом отношении, о чем свидетельствует неопределенность и противоречивость социальной терминологии, особенно понятия «рыцарство». В политическом развитии проявились две тенденции — к межрегиональной сословной солидарности (турнирные объединения) и к земельной замкнутости (Общество Щита Св. Георгия). [69]

Социально-экономическое положение швабского дворянства

Экономическое положение дворянства Юго-Западной Германии не изучалось в историографии как особая тема. Сведения, касающиеся швабских феодалов, фрагментарны, встречаются в разнородных источниках, в частности, в списках ленных пожалований. Эта категория источников требует повышенной осторожности и не поддается простому статистическому анализу. В Юго-Западной Германии термин «лен» имел неопределенное социальное значение, так как в германских землях не существовало качественных юридических различий между дворянским и крестьянским держанием, существовавших в северофранцузском обычном праве (противопоставление фьефа и вилленажа). Источники по аграрной истории Германии XIV–XV вв. подчас не позволяют установить, являлся владелец лена благородным или крестьянином, так как с XIII в. термин «лен» применялся и к недворянскому держанию273.

Как правило, во владении одной семьи находились самые разные земельные участки, привилегии, ренты. В ленном списке австрийского дома 1481 г., отразившем пожалования в графстве Гогенберг и в районе некоторых швабских городов, наименее многочисленной является группа владений, представлявших собой более или менее единый комплекс, — отдельный населенный пункт и судебные привилегии. К ним примыкают пожалования укреплений, бургов, которые делились между членами одной и той же семьи или между различными семьями. Большинство владений были мелкими, чересполосно расположенными274. Судить по этому списку об имущественном положении отдельных владетелей (среди которых было немало бюргеров) невозможно, поскольку многие из них могли владеть ленами от других господ, а также иметь собственные участки. Это видно из документов семьи Эберсбергов, живших в районе Фульдского монастыря. Они получали лены от аббата, а также от епископа Вюрцбурга. Владения этого рода состояли из отдельных бургов, хозяйств, расположенных в различных местах, частей деревень, судебных привилегий275. Встречаются соглашения о дележе судебных доходов, когда отдельным лицам выделялась одна треть или одна шестая часть подобного рода поступлений276. На землях монастыря Св. Максимина в 20-е годы XVI в. было 89 ленов, из которых 71 находился во владении различных дворянских родов и различных церковных институтов277.

Приведенные сведения свидетельствуют о далеко зашедшем процессе трансформации лена, распределении доходов от крестьянских повинностей между увеличивающимся числом владетельных лиц. Но существовали и другие тенденции. Крупные феодалы стремились уберечь от раздробления свою земельную собственность: при заключении брачных сделок от новой семьи [70] требовался отказ от участия в наследстве или же передача брачного имущества в пожизненное пользование родителям, что компенсировалось денежными выплатами278. Развитие товарно-денежных отношений, отчуждение земельных владений и рент открыло путь к концентрации земельной собственности и различных привилегий в руках отдельных феодалов.

В этом отношении интересна история рода Рехбергов. В 50-е годы XV в. этот род получил 7700 гульденов после успешной войны с Ульмом и Равенсбургом279. В середине 60-х годов Йорг фон Рехберг владевший таможнями на дорогах между имперскими городами, продал за 50 гульденов свои ленные права над небольшим владением местному монастырю280. В 1478 г. Йорг был пожалован замком Кронбург, привилегиями и земельными владениями после того, как ему удалось договориться с наследниками из рода фон Верденштейнов о передаче этого лена австрийского дома281. Владение, полученное Йоргом, оценивалось в 60-е годы XV столетия в 2284 гульденов282, а в 1534 г. — в 15 тыс. гульденов283. С 1497 по 1530 г. Рехберги потратили 418 гульденов 455 фунтов на покупку земельных владений и чиншей вокруг замка. Земли и ренты скупались у крестьян и феодалов, вынужденных по частям распродавать ленные пожалования, полученные в основном от австрийского дома284.

Ни размеры купленных держаний, ни характер приобретенных рент не могут объяснить почти семикратное увеличение стоимости владения. Так было оценено иное приобретение, сделанное Рехбергами в 1515 г., когда им удалось значительно увеличить территорию, входившую в сферу их судебного влияния, получив право высшей юрисдикции над всеми деревнями, примыкавшими к замку Кронбург285.

Укрепление и расширение сеньориальной юрисдикции было связано с процессом феодально-сеньориальной реакции, проявившемся прежде всего в Юго-Западной Германии. Как известно, важнейшей стороной этого процесса было развитие института личной зависимости (Leibeigenschaft), который изучался в основном историками, занимавшимися проблемами, связанными с Крестьянской войной 1525 г. Приоритет отечественной медиевистики в изучении данной тематики неоспорим, заслуги М. М. Смирина признаются ныне всеми286. Итогом многолетнего исследования аграрной истории Юго-Западной Германии во второй половине XV — начале XVI в. явилась монография П. Бликле. На основе большого архивного материала и опубликованных источников западногерманский исследователь пришел к выводу, что укрепление института личной зависимости явилось результатом значительного усиления, интенсификации власти феодалов над своими подданными, происходивших в течение ста лет, предшествовавших Крестьянской войне. П. Бликле выделил две стороны проблемы крестьянской зависимости — социальную и экономическую, последнюю он рассматривал с точки зрения потребностей господствующего слоя287. Фиксированные натуральные и денежные платежи по своим размерам и соотношению оставались неизменными с середины XV до [71] 30-х годов XVI в288. Личная зависимость превращалась в важнейший экономический резерв для феодалов Юго-Западной Германии. Но именно в этом регионе она всегда была связана о судебными привилегиями сеньоров289.

Связь личной зависимости с судебной была отмечена М. М. Смириным в Шварцвальдских уставах290. В рассмотренных мною источниках можно найти октроирование феодалом, владевшим высшей юрисдикцией в определенном районе, своих прав над всеми лично зависимыми людьми монастырей и светских сеньоров, проведение принципа Luft macht eigen. Это приводило к тому, что лица, находившиеся в личной зависимости от других феодалов, обязывались выкупать наследство у обладателя высшей юрисдикции, а не у земельного сеньора. К лично зависимым причислялись также все бывшие крепостные других господ, прожившие год и день на подсудной сеньору территории, дети от смешанных браков291. Практиковалось также признание прав юрисдикции с помощью судебных тяжб292.

Два крупнейших феодала Швабии — графы фон Зонненберг и Трухзес фон Вальдбург — получили в начале XVI в. освобождение от юрисдикции всех местных и имперских судов. Единственной апелляционной дистанцией для них стал император как высший судебный сеньор293. Графы фон Циммерн и фон Монтфорт обладали подобной привилегией с XIV в., но для них такой инстанцией был придворный суд в Роттвейле294. Это свидетельствовало как об укреплении личных связей императора с швабскими дворянами, так и о существовании в этой земле устойчивых сеньориальных комплексов.

Состояние источников затрудняет ответ на вопрос об экономическом значении таких владении. Существует, правда, документ, к которому часто обращались историки графства Гогенберг, являвшегося сеньорией, заложенной в XV в. Швабскому союзу городов. Союзная администрация была заинтересована в интенсивной эксплуатации этого владения, но не имела возможности изменить систему сеньориальных поборов295. С точки зрения организации этой эксплуатации, структуры выплат и поборов, источник еще не рассматривался.

По отчету 1449–1450 гг., 47% всех денежных поступлении шло с денежных платежей, 53% — от продажи продуктов сельского хозяйства. В составе графства находились два небольших города — Ротенбург и Хорб, население которых вместе с жителями тринадцати окрестных деревень платило, кроме городского налога, составлявшего 7% от общего числа денежных поступлений, деньги за помол (39% в Ротенбурге, 40% в Хорбе) и унгельт — налог с каждой меры вина (21% в Ротенбурге и 34% в Хорбе). Налог с евреев (два гульдена с каждого члена семьи) составлял 23% в Ротенбурге и 26% в Хорбе.

Эта система обеспечивала более интенсивную эксплуатацию по сравнению со взиманием земского налога, существовавшего в территориальных образованиях. В 1487 г. в Люнебурге с 86 населенных пунктов за год было [72] собрано 670 гульденов, в 1483 г. с 63 поселений — 129 гульденов296. А в Гогенберге два небольших города и тринадцать деревень принесли владельцам только в деньгах 1241 гульден.

В 1450 г. с десятины и мейерских дворов было получено соответственно 58 и 30% всего зерна. В графстве действовала система откупа десятины, но не за деньги, а за зерно. Откупщик вносил натуральную плату за право взимания этого побора в свою пользу.

Переход графства вновь в руки австрийского дома привел к некоторым изменениям. В отчете за 1453–1454 гг. нет упоминания о продаже вина, а количество проданного хлеба и овса резко сократилось. Эрцгерцог потребовал точного отчета по уплате штрафов и поборов, связанных с личной зависимостью, которые составили в этот год 560 гульденов. До этого они приносили в год в среднем 233 гульдена297. Такая перестройка хозяйства стала возможной потому, что хлебный и винный рынок Гогенберга был местным. Основными покупателями являлись служащие союзной администрации и местные жители.

Еще в конце 30-х годов М. М. Смирин сделал вывод, что в Юго-Западной Германии сеньоры стремились к повышению денежных доходов иными способами, чем несколько позже феодалы восточногерманских земель, — не вмешиваясь непосредственно в производство, не налаживая рыночных связей298. Частные наблюдения над источниками подтверждают этот вывод.

Общим местом в историографии является тезис об ухудшении имущественного положения дворянства в конце XV в., признание, что источники не позволяют точно определить его имущественные характеристики299. До сих пор уникальным остается список членов Неккарской четверти Общества Щита Св. Георгия 1488 г., составленный в связи с образованием Швабского союза300. Дворянам следовало указать размеры своего годового дохода, с тем чтобы вносить в пользу новой организации часть поступлений Подобно матрикулу, этот документ содержит только оценку, причем весьма приблизительную, имущественного положения отдельных дворян. Не учитывались доходы, связанные с личной зависимостью, и судебные поступления. Кроме того, дворяне долины были оценивать в деньгах натуральные поступления в их пользу без учета структуры ренты. Несмотря на приблизительность данных, можно выделить группы с различным имущественным статусом.

Из 139 человек наименее многочисленной является группа дворян, чей доход составлял 500–1000 гульденов в год (10 человек — 7% от общего числа). Лица с годовым доходом от 15 по 50 гульденов составляли только 12% от всех членов четверти. 25% оценивали свои доходы в пределах от 50 до 100 гульденов в год. Самой большой была группа дворян со средним доходом от 100 до 500 гульденов (78 человек — 56% от общего числа)301.

Следует, видимо, присоединиться к К. О. Мюллеру, считавшему, что на основании данных этого списка нельзя делать вывод об обеднении большей [73] части дворян в Юго-Западной Германии в конце XV в., поскольку самым многочисленным был средний слой302.

Список 1488 г. представляет особый интерес, поскольку содержит сведения об имущественном положении дворян, большая часть которых не была представлена на рейхстагах. Кроме того, он имеет прямое отношение к истории Швабского союза. Данные источники позволяют заключить, что ко времени образования Швабского союза существовали по меньшей мере три слоя швабского дворянства, из которых наименее многочисленный был наиболее состоятельным.

Однако это статичная, внеконтекстуальная оценка данных источника. Его можно трактовать и в сочетании с тем, что известно о динамике купли–продажи владений, рент и привилегий. Не менее интересен и тот факт, что дворяне должны были приводить общий денежный эквивалент всего того, чем они владеют. Из всего этого следует вывод о тенденции к монетаризации отношений внутри группы феодалов.

А монетаризация — явление не только и не столько экономическое, сколько не культурное даже, а цивилизационное, поскольку является системообразующей формой коммуникации. Всеобщим ценностным эквивалентом деньги никогда не будут, не были они таковым и исследуемый период, но тем не менее некоторые отношения даже внутри весьма устойчивого и вполне традиционного слоя они упрощали, становились все более статусно значимыми, причем именно с точки зрения динамики статуса, а не в том магическом смысле, как в более древние эпохи.

Приведенный материал при его обобщении и сопоставлении отдельных данных позволяет заключить, что, помимо внутригрупповых отношений, социальный статус дворянина был во многом обусловлен его сеньориальной властью. Употребляя термин «социальный статус», я имею в виду единство экономического и политического, их нерасчлененность и единство. Экономически, из материалов, касающихся купли–продажи земельных владений, прав и привилегий, можно судить о том, насколько ценились сеньориальные права, особенно судебные. А из документов по истории дворянских объединений видно, что нарушение границ чужой власти, пренебрежение сеньориальной юрисдикцией рассматривались как тягчайшее оскорбление, как посягательство на честь дворянина. Личность и владение не были отчуждены друг от друга, оставались друг другу тождественны, несмотря на высокую степень монетаризации.

Очевидно, что преимущественно экономическое толкование сеньориальных прав и привилегий, равно как и поиски ответа на вопрос о сущности дворянского статуса исключительно во внутригрупповых отношениях, себя изжили. Обе составляющие дворянского статуса друг другу не противоречили, а составляли единство, находясь в динамическом равновесии. [74]

Примечания

99 Feine H. E. Die Territorialbildung der Habsburger im deutschen Sudwesten // ZSRG GA. 1950. Bd. 67. S. 281–290, 299–300.

100 Hesslinger. Op. cit. S. 32, 47, 49.

101 Lunig. II,1. No. XLIII.

102 Klupfel. I. S. 11–12, 14, 17, 21–25, 1–8; Lunig. I,2. No. LXXVII. III. Cont. 1. Fort. 1. No. XXIII, XXVI, XXVII; Burgermeister. 1721. S. 72–73; Bock. Op. cit. S. 35, 39; Obenaus. Op. cit. S. 177; Hesslinger. Op. cit. S. 64, 75, 79–80, 87.

103 Klupfel. I. S. 17, 62–63, 81–84, 350–357, 416–417,448–460; II. S. 60–62, 109–117, 243–244, 330–331; Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLVII Art. 65.

104 Klupfel. II. S. 357–360.

105 Hesslinger. Op. cit. S. 146–149, 152–154, 157–158, 160–163, 165–166, 169–172; Смирин. Очерки. С. 236–239.

106 Klupfel. I. S. 79–80.

107 Moser. II,1, No. 8, 9, 36, 38–48.

108 Klupfel, l. S. 84–86.

109 Ibid. S. 95, 98–99.

110 Ibid. S. 103.

111 Ibid. S. 103–106, 106, 109.

112 Ibid. S. 110–113.

113 Смирин. Очерки. С. 253.

114 Lunig. I,2. No. CCXLVIII.

115 Klupfel, I. S. 114–116.

116 Ibid. S. 126–128.

117 Ibid. S. 129–130.

118 Ibid. S. 132–134.

119 Peyer H. C. Konige, Staat und Kapital. Zurich, 1982. S. 161, 184, 219–231, 264.

120 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. Anhang. No. XLIII–XLV, XLIIX.

121 Смирин. Очерки. С. 310–312, 314–315.

122 Klupfel, I. S. 223–225.

123 Ibid. S. 229–234.

124 Ibid. S. 270.

125 Ibid. S. 264–266.

126 Ibid. S. 272.

127 Ibid. S. 272–275.

128 Ibid. S. 287–290.

129 Ibid. S. 297–300.

130 Ibid. S. 317, 332.

131 Ibid. S. 319–320.

132 Ibid. S. 331.

133 Ibid. S. 340–341.

134 Ibid. S. 342.

135 Ibid. S. 347–349.

136 Ibid. S. 346.

137 Ibid. S. 352.

138 Ibid. S. 367–369.

139 Ibid. S. 372–375.

140 Ibid. S. 269–371.

141 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLI Art. 2–6, 27.

142 Ibid. Art. 28, 30, 31.

143 Смирин. Очерки. С. 314.

144 Klupfel, I. S. 343, 353, 359, 363.

145 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLI. Art. 32.

146 Klupfel, I. S. 504.

147 Ibid. S. 506, 506–510, 513–514.

148 Ibid. S. 514.

149 Ibid. S. 516–527.

150 Ibid. II. S. 132.

151 Ibidem.

152 Ibid. S. 146–149.

153 Ibid. S. 160–162.

154 Ibid. S. 173.

155 Ibid. S. 170–173, 176–177.

156 Ibid. S. 171–172.

157 Ibid. S. 181–182.

158 Ibid. S. 177–182.

159 Ibid. S. 269–270.

160 Ibid. S. 357–360.

161 Ibid. I. S. 63–64.

162 Ibid. S. 65–66.

163 RTA MR III,1. No. 300 a-c.

164 Ibid. No. 307 a-c, 314 a-q, 342 a-d, 344 a-d, 352 a-d, 354 a-d, 355 a-c, 357 a-i; Klupfel. II. S. 65–66, 68–73, 74–76, 88.

165 Klupfel, l. S. 117.

166 Ibid. S. 134–136.

167 Ibid. S. 136, 139, 140.

168 Смирин. Очерки. С. 260–261.

169 Klupfel, I. S. 171–172.

170 Ibid. S. 187, 202–203. 204–206, 210–216, 229–230.

171 Ibid. S. 264–266, 270.

172 Klupfel, I. S. 389–390, 399–340, 436–437, 449–450, 461–472, 479, 487–488.

173 Ibid. S. 540–544.

174 Ibid. II. S. 1.

175 Ibid. S. 2–3.

176 Ibidem.

177 Ibid. S. 7–8, 14–16, 19–21, 91.

178 Lunig. IX,3. No. XLII; 13. No. XXXII.

179 Klupfel. II. S. 21–23, 53–55; Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLV. Art. 79, 80, 86.

180 Klupfel. 11. S. 59–63, 67, 69–73, 75, 77, 82, 98–99, 106, 111–117, 121, 129.

181 Ibid. S. 36, 37, 41–43, 47.

182 Ibid. S. 60–63.

183 Ibid. I. S. 353–354.

184 Ibid. S. 388, 392–394, 401–403, 447, 459, 464–467, 472–474, 536, 550–551, 555; 11. S. 9, 11, 16, 154–155, 159, 178; Lunig. X,35. No. LXXV.

185 Klupfel, I. S. 57–61, 100, 439, 450–451, 462, 484–485, 488, 545, 548, II. S. 24–25, 41.

186 Lunig. IIX,28. No. XII–XIII; /8/. No. XVII.

187 Klupfel. II. S. 72, 96, 97, 109.

188 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLV; Klupfel. II. S. 54.

189 Klupfel, l. S. 21–25, 31–33, 405; II. S. 59–60, 63, 225, 228.

190 Ibid. l. S. 32, 33, 68–70, 350–357, 363, 405–406; II. S. 60–62, 72–73.

191 Ibid. I. S. 14, 23–25, 78, 112, 164, 177, 218–219, 343, 361–363, 404–405. 432, 460–461, 530; 11. S. 1, 27, 38–39, 47, 59, 69–70, 97, 141, 151, 182, 183. 204.

192 Ibid. l. S. 77.

193 Ibid. l. S. 100, 202, 251–252, 254–256, 534–535; II. S. 135, 136.

194 Ibid. II. S. 183.

195 Ibid. 11. S. 220–221.

196 Ibid. II. S. 187, 228–233.

197 Isenmann. Op. cit.; Schmidt H. Chr. Op. cit. S. 27.

198 Klupfel. II. S. 130.

199 Gengler, 1875. Cap. V. § 6. Schwabenspiegel. S. 154.

200 Chronica Albrici. P. 934. 40–43.

201 Бессмертный Ю. Л. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе ХII–ХIII вв. М., 1969. с. 37–91: Колесницкий Н. Ф. Особенности вассально-ленных отношений в Германии в Х–ХIII вв. // СВ. 1969. Вып. 32. С.119–120; Diestelkampf B. Lehnrecht und spatmittelalterliche Territorien // Der deutsche Territorialistaat. l. S. 78, 84; Patze H. Die welfischen Territorien im 14. Jh. // Ibid. II. S. 33. 45; Lechner K. Die Bildung des Territoriums und die Durchsetzung der Territorialhoheit im Raum des ostlichen Osterreich // Ibid. II. S. 424.

202 Ficker J. Vom ReuchsFurstenstande. Bd. l. Stuttgart, 1846. S. 373. 375.

203 Naendrup-Reimann J. Territorien und Kirche im 14. Jh. // Der deutsche Territorialstaat, l. S. 117–174.

204 Mikat P. Bemerkungen zur Verhaltnis von Kirchengut und Staatsgewalt am Vorabend der Reformation // ZSRG KA. 1981. Bd. 98. S. 309.

205 Heinemeyer W. Die Territorien zwischen Reichstradition, Staatlichkeit und politischen Interessen // Sakulare Aspekte. S. 77–89.

206 Mikat. Op. cit. S. 291.

207 Hohenberg, I. S. 134 f.; II. S. 275–280; 237–250.

208 Cochlaeus. Descriptio. Cap. V. § 28. P. 104.

209 Ficker, Op. cit. S. 187; Lunig. IX. 12. No. XXV; 13. No. XXXIII; 19. No. XV.

210 RTA MR. III.1. No. 74a. 99a-c.

211 Reder-Dohna A. Die schwabischen Reichspralaten und der Kaiser // Politische Ordnungen. S. 157.

212 RTA Aer. Vlll. No.145, 147; JR. II. No. 56.

213 RTA JR. II. No. 101. S. 731.19–20.

214 RTA MR. III,1. NO. 73, c, e, g, i; Klupfel. I. S. 448 f; II. S. 330.

215 Ficker. Op. cit. S. 209–210, 266–267.

216 Колесницкий Н. Ф. Проблема возникновения территориальной власти в Германии в немецкой буржуазной историографии // СВ. 1977. Вып. 41. С. 239 сл.

217 Landwehr G. Mobilisierung und Konsolidierung der Herrschaftsordnung im 14. Jh. // Der deutsche Territorialstaat. II. s. 499.

218 Thesaurus Besoldi. P. 283.

219 Droege G. Die Ausbildung der mittelalterlichen territorialen Finanzverwaltung // Der deutsche Territorialstaat, l. S. 329, 342.

220 Lamprecht, III. S. 272.

221 Luneburg. S. 92.

222 Droege G. Die finanziellen Grundlagen des Territorialstaats in West- und Ostdeutschland an der Wende vom Mittelalter zur Neuzeit // VSWG. 1966. Bd. 53. S. 149–152.

223 Siegler W. Studien zum Staatschaushalt Bayerns in der zweiten Halfte des 15. Jhs. Munchen, 1981. S. 228, 231.

224 Ibid. S. 231.

225 Gengier. 1875. Cap. V. § 6; Schwabenspiegel. s. 154.

226 Thesaurus Besoldi. P. 269–270.

227 MTHH. L., 168; Reid R. R. Barony and Thanage // MHR. 1920. Vol. 35. P. 181, 196; Rilty-Smith J. The Feudal Nobility and the Kingdom of Jerusalem 1174–1277. London: Basingstoke, 1973. P. 16–17.

228 Press V. Kaiser Karl V, Konig Ferdinand und die Entstehung der Reichsritterschaft. Wiesbaden, 1976. S. 52.

229 RTA JR. II. No. 56.

230 RTA AeR. VIII. No. 181; Angermeier, Konigtum und Landfriede. S. 360.

231 Burgermeister. 1721. S. 31–32.

232 Press.. Kaiser Karl V. S. 7–9, 18, 26, 31, 33, 40, 41, 42.

233 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XIIX, XIX, XXI–XXIII, XXVII; Burgermeister. 1721. S. 21, 26, 27–30.

234 Obenaus. Op. cit. S. 20–23; RTA AeR. IX. No. 428.

235 Obenaus. Op. cit. S. 18–20, 32, 34–36, 45, 47, 57, 60, 72, 76, 81–82, 97.

236 Ibid. S. 15.

237 Ibid. S. 210.

238 Ibid. S. 226.

239 Ibid. S. 156. Anm. 8.

240 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXIX.

241 Ibid. No. XIIX.

242 Burgermeister. 1721. S. 21.

243 Ibid. S. 55.

244 Ibidem.

245 Smend. 1911. S. 388–392.

246 Burgermeister. 1721. S. 59.

247 Ibid. S. 55.

248 Ibid. S. 33–35.

249 Ibid. S. 58.

250 RTA JR. II. No. 57, 58.

251 Berlichingen. 1963. S. 6, 16–17, 23.

252 ДПП. C. 138; Володарский. Социально-политические взгляды С. 54–75.

253 Reformation Kaiser Siegmunds. S. 246.1–6, 240.11–242.2, 250.1–8, 252.24–31; См. также Смирин. Очерки. С. 152–153.

254 Lunig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XXVI: das Land zu Schwaben/ Uns und dem Hailigen Reiche/ on alles Mittel fur andern zugehorig/ und underwerffen ist/ und kainen aignen Fursten/ noch niemand hat..

255 Ibid. No. XXVII. Allerdurchleugtiste/ Grossmechtigste Furst und Herr/ Herr Friedrich/ Rom. Kaiser; dem ganzen Adel und gemeiner Ritterschaft im Land zu Schwaben. Ibid. No. XXXI.

256 Ibid. No. XXXI. RTA MR. III,1. No. 96a.

257 RTA MR. III,1. No. 96a. Svoboda. Op. cit. S. 258, 263–264; Press V. Die Kraichgauer Ritterschaft zwischen Reich und Territorium 1500–1623 // ZGO. 1974. Bd. 122. s. 39, 41–42.

258 Svoboda. Op. cit. S. 258, 263–264; Press V. Die Kraichgauer Ritterschaft zwischen Reich und Territorium 1500–1623 // ZGO. 1974. Bd. 122. S. 39, 41–42.

259 RTA MR. III,1. No. 74a.

260 Hesslinger. Op. cit. S. 172 f. Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXXIII.

261 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XXXIII. Ibid. No. XXIX, XXXI, XXXIII.

262 Ibid. No. XXIX, XXXI, XXXIII.

263 Obenaus. Op. cit. S. 223–224.

264 Burgermeister. 1721. S. 41–42.

265 Muller. 1939. S. 306.

266 RTA MR. III,1. No. 97 b.

267 Chmel. 1845. No. III. Ibid. No. VI, XV; Moser. II. No. 23.

268 Chmel. 1845. No. XVI; Lunig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XLII.

269 Lunig. III. Cont. 1. Fort 2. No. XLII.

270 Moser. I. S. 15–16, 18.

271 Castrillo-Benito B. Tradition und Wandel im Furstlichen Hofstaat Ferdinands von Osterreich 1503–1564 // Mittel und Wege. S. 440–442, 444. 107.

272 Lunig. III. Cont. 1. Fort. 2. No. XLVI.

273 Perrin Ch.-Ed. La seigneurie rurale en France et en Allemagne, Quatrieme partie. Paris, 1955. P. 290; Klebel E Territorialstaat und Lehen // Studien. S. 109.

274 Hohenberg. I. S. 134 f.

275 Ebersberg. Ho. 508, 511–514, 516–519.

276 Weistumer. II. S. 192–194; Ebersberg. No. 573, 610, 820.

277 Lamprecht. II. S. 226.

278 Altenberg. II. No. 293; Lamprecht. II. S. 223–226; Neunahrer Herrschaften. No. 105. 94. 102. 147; Kronburg. No. 81, 86.

279 Rieber A. Von der Burg zum Schloss // Deutscher Adel. l. S. 27–28.

280 Kaufbeuren. No. 1014, 1015.

281 Krondurg. No. 54, 55.

282 Ibid. No. 36, 43.

283 Ibid. No. 116.

284 Ibid. No. 72, 74, 76, 94, 95, 97, 102–107, 113.

285 Ibid. No. 93.

286 Trossbach W. «Sudwestdeutsche Leibeigenschaft» in der fruhen Neuzeit — eine Bagatelle? // GG. Jg. 7. 1981. S. 74; Wunder H. Serfdom in Later Mediaeval and Early Modern Germany // Social Relations and Ideas. Cambridge, 1983. P. 250.

287 Blickle. Die Revolution. S. 32, 36, 39, 40–41, 47–48.

288 Kronburg. No. 22, 26, 31, 33, 38, 40. 58, 77, 78, 83, 84 t 85, 115; Sabean D. W. Landbesitz und Gesellschaft an Vorabend des Bauernkrieges. Stuttgart, 1972. S. 31.

289 Saarbrucker Arbeitsgruppe. Die spatmittelalterliche Leibeigenschaft in Oberschwaben // ZAA. 1974. Bd. 22. S. 10–11.

290 Смирин. Очерки. С. 72.

291 Weistumer. I. S. 18–22.

292 Kronburg, No. 67.

293 Lunig. VII,6. No. CCXIIX.

294 Obenaus H. Recht und Verfassung der Gesellschaften mit St. Jorgenschild in Schwaben. Gottingen, 1961. S. 145.

295 Hohenberg. 11. S. 237–250.

296 Luneburg. s. 87–91, 92–107.

297 Hohenberg. II. S. 251–275.

298 Смирин М. М. Борьба за землю в Юго-Западной Германии в XV — начале XVI в. // Исторические записки. 1938. Т. 4. С. 191.

299 Kellenbenz H. Deutsche Wirtschaftageschichte. Bd. I. Munchen, 1977. S. 205–206; Sablonier R. Zur wirtschaftlichen Situation des Adels im spaeten Mittelalter // Adelige Sachkultur. S. 16–17; Endres R. Der Niederadel in Tirol und Sueddeutschland zur Zeit des Bauernkrieges // Die Bauernkriege.

300 Muller. 1939.

301 Ibid. S. 289–290.

302 Ibid. 1939. S. 312.