|
Игумен Иларион (Алфеев)
К оглавлению
Глава V
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПОРТРЕТЫ
4. ЧЕЛОВЕК, ДОСТИГШИЙ ОБОЖЕНИЯ
ЕПИСКОПСТВО В КЕСАРИИ КАППАДОКИЙСКОЙ
Епископ
Евсевий умер на руках Василия.1
Избрание последнего на вакантный престол происходило
"не без труда, не без зависти и противоборства
со стороны как председательствующих на родине,
так и присоединившихся к ним самых порочных
горожан".2
Поскольку большинство епископов того времени
стояло на более или менее открытых арианских
позициях, избрание известного никейца Василия
было для них нежелательным. У Василия не было
большинства в Кесарии, однако, как повествует
Григорий, Бог "воздвигает известных в благочестии
и ревностных мужей... из сопредельных стран",
среди которых был и Григорий Назианзен-старший.3
Как мы помним, Василий приглашал и Григория-младшего,
понимая, что только при помощи друзей из соседних
регионов ему удастся получить большинство на
выборах, однако Григорий-младший не поехал,
чтобы остаться "философом".4
Его отец, "не только по причине многих лет оскудев
силами,5
но и удрученный болезнью, находящийся при последнем
издыхании, отваживается на путешествие, чтобы
своим голосом помочь избранию... Мертвым возложен
он на носилки, словно в гроб, а возвращается
помолодевшим и бодрым..."6
Очевидно, на голосовании именно присутствие
таких лиц, как всеми почитаемый Григорий Назианзен-старший,
а также епископов из-за рубежа,7
сыграло решающую роль в том, что Василий, при
незначительном перевесе в его пользу, был избран
архиепископом Кесарии Каппадокийской.
Но когда иностранцы
разъехались, Василий остался один-на-один со
своими противниками, к числу которых принадлежало
большинство епископов Кесарийского диоцеза.8
Его главной задачей теперь было найти общий
язык с оппозицией, в чем, по свидетельству Григория,
он преуспел, хотя и не вполне:
|
...Он в высшей степени
мудро умягчает и исцеляет восставших против
него словами целительными. И делает это
не при помощи лести или низости, но действуя
весьма смело и великолепно... Видя, что
мягкость способствует распущенности и
слабости, а строгость - строптивости и
своенравию, он исправляет одно другим
и снисходительность растворяет упорством,
а суровость - мягкостью...9
Не хитростью привлекает он к себе, но
добрым расположением... Самое же главное,
что все были побеждены силой его разума
и признавали его добродетель недосягаемой..,
и таким образом отступали, терпели поражение
и, словно под ударами грома, покорялись;
каждый приносил свое извинение, и мера
его прежней вражды становилась мерой его
нынешнего благорасположения... И только
тот, кто по причине собственной злобы
стал неизлечимым, бывал пренебрежен и
отвергнут, чтобы сам в себе сокрушился
и истребился, подобно тому как ржавчина
уничтожается вместе с железом.10
|
|
Таким
образом, внутренняя оппозиция была побеждена,
хотя и не окончательно: часть епископов так
и осталась "неизлечимой". Еще более трудной
задачей была для Василия защита никейской веры
перед лицом господствующего в то время евномианства.
Став епископом, Василий публикует свое програмное
сочинение "Против Евномия". Однако он не ограничивается
литературной деятельностью, но предпринимает
смелые дипломатические ходы для того, чтобы
снискать поддержку западного императора Валентиниана:
вмешательство Запада, по его расчетам, должно
было ослабить давление на православных со стороны
восточного императора-арианина Валента.11
О литературной и дипломатической активности
Василия Григорий говорит:
|
Итак, он изобретает
одно весьма спасительное средство: сосредоточившись
в себе, насколько это было возможно, заперевшись
вместе с Духом и приведя в движение все
человеческие помыслы, он перечитывает
все глубины Писаний, записывает благочестивое
учение и... отражает чрезмерную дерзость
еретиков... Во-вторых же, поскольку дело
без слова и слово без дела несовершенно,
он присовокупляет к слову и деятельную
помощь: к одним едет сам, к другим посылает
(гонцов), третьих зовет к себе, увещает,
обличает, запрещает,12
угрожает, укоряет, защищает народы, города,
каждого человека в отдельности, придумывая
всевозможные способы спасения, всеми средствами
врачуя. Этот Веселиил, строитель Божией
скинии,13
употребляет в дело всякий материал и всякое
искусство, все сплетая в великолепие и
гармонию единой красоты.14
|
|
Эмоциональной
кульминацией всего Надгробного Слова являются
два рассказа, свидетельствующие о смелости и
бескомпромиссности Василия в делах веры: в первом
рассказе говорится о встрече Василия с префектом
Востока Модестом, во втором - о посещении Кесарии
императором Валентом и его участии в богослужении,
совершенном Василием. В обоих рассказах Василий
предстает перед нами как человек, достигший
духовной зрелости, отрешившийся от всего земного,
не боящийся земных властителей, как человек
обоженный, все мысли которого сосредоточены
на небесном. С одной стороны - земные властители,
в руках которых находятся целые провинции, целые
государства, с другой - одинокий епископ, изнуренный
трудами и болезнями, но несокрушимый в своем
стоянии за веру: с одной стороны - могущество
человеческое, с другой - сила Божия. И земная
власть отступает перед Василием, словно разбиваясь
об утес.15
Уверенность в
том, что человек призван быть богом,
придает силы Василию: перед лицом этой уверенности
самый высокий начальник оказывается обезоруженным.
"Обожение в действии" - так можно было бы озаглавить
повествование о встрече Василия с Модестом:
|
К этому человеку, который
скрежетал зубами на Церковь, принимал
на себя львиный образ, рыкал, как лев
и был для многих недоступен, вводится,
лучше же сказать, сам входит благородный
(Василий), как призванный скорее на праздник,
чем на суд...
- Почему тебе,- сказал (Модест),- хочется...
дерзко противиться такому могуществу и
одному из всех оставаться упорным?
Благородный муж сказал:
- В чем же заключается мое безумие (aponoia)?
Не понимаю.
- В том,- отвечал (префект),- что не следуешь
религии царя, когда все остальные уже
склонились и уступили.16
- Не этого,- сказал (Василий),- требует
мой царь. Я не могу поклониться твари,
будучи сам Божия тварь и имея повеление
быть богом.17
- А что же, по-твоему, значим мы?
- Ничего не значите,- отвечает (Василий),-
когда даете такие повеления!
- Что же? Для тебя не важно даже подчиниться
нам и быть в общении с нами?
- Вы правители,- отвечает,- и даже знаменитые:
этого я не отрицаю; но вы не выше Бога!
И для меня важно быть с вами в общении
- почему бы нет? Ведь и вы - Божия тварь,
впрочем, так же, как и все остальные,
подчиненные нам.18
Ведь христианство характеризуется не личностями,
а верой.
Тогда правитель заволновался, сильнее
воскипел гневом, встал со своего седалища
и стал говорить с ним более суровыми словами.
Он сказал:
- Что же? Ты не боишься власти?
- Но что может случиться, как могу я пострадать?
- С тобой может произойти что-нибудь одно
из многого, находящегося в моей власти...
Конфискация имущества, изгнание, истязание,
смерть!
- Чем-нибудь другим угрожай, если есть
чем,- говорит (Василий).- А это меня ничуть
не трогает!
- Но почему? Каким образом?
- Потому,- отвечает,- что не подлежит
конфискации имущества тот, кто ничего
не имеет: разве только ты потребуешь эту
власяницу или несколько книг, в чем и
состоит все мое богатство. Изгнания я
не знаю, потому что не ограничен никаким
местом: и то, где живу ныне, не мое, и
всякое, куда меня ни забросят, станет
моим; лучше же сказать, везде Божие место,
где буду я странник и пришлец.19
А пытки что сделают мне, у которого нет
тела, разве только ты говоришь о первом
ударе? Только в этом ты и властен. А смерть
для меня - благодеяние: она скорее пошлет
меня к Богу, для Которого живу и действую,
для Которого я по большей части уже умер
и к Которому издавна стремлюсь.
Изумленный этим, правитель сказал:
- Никто до сих пор не говорил со мною
так и с такой дерзостью...
- Наверное,- ответил (Василий),- ты не
встречался с епископом, ибо поистине услышал
бы такой же ответ, если бы речь шла о
подобных вещах. Ибо во всем остальном
мы скромны, о правитель, и смиреннее всякого...
Но когда поднимается спор и встает вопрос
о Боге, тогда, презирая все остальное,
мы думаем только о Нем.20
|
|
При
этом разговоре Григорий, по-видимому, не присутствовал,
однако в зале могли находиться епископы-ариане,
которые слышали ответы Василия.21
О результатах разговора Модест доложил императору:
"Мы побеждены, царь, настоятелем этой Церкви.
Этот муж выше угроз, тверже доводов, сильнее
убеждений".22
Валент, согласно Григорию, хотя и не вступил
в общение с Василием, однако и не осудил его
сразу на изгнание. В праздник Богоявления император
сам оказался в Кесарии Каппадокийской и решил
принять участие в торжественной службе. На этот
раз Григорий присутствовал при событиях, которые
описывает: он стоял в алтаре и мог все видеть
своими глазами. Император прибыл не к началу
службы; когда он вошел, храм был переполнен,
и Василий вместе с сослужившими ему епископами
стоял у престола:
|
Когда царь был уже внутри
храма и гром псалмопений ударил в его
уши, когда увидел он море народа и все
не человеческое, но скорее ангельское
благолепие, которое было в алтаре и рядом
с алтарем, впереди же всех прямо стоял
Василий.., неподвижный ни телом, ни взором,
ни разумом,- как будто ничего необычного
не происходило,- но прикованный, так сказать,
к Богу и престолу, а окружающие его стояли
в каком-то страхе и благоговении.., тогда
с царем происходит нечто человеческое:
у него темнеет в глазах, кружится голова
и душа приходит в оцепенение. Но это еще
не было заметно многим. Когда же он должен
был принести к божественному престолу
дары, изготовленные его собственными руками,
и никто не выходил, чтобы, по обычаю,
их принять, и было непонятно, примут ли
их вообще,23
тогда обнаруживается его страдание. Ибо
у него сгибаются ноги, и если бы один
из бывших в алтаре, подав руку, не поддержал
шатающегося, он упал бы, и падение его
было бы достойно слез. Вот так-то! А о
том, что вещал Василий самому царю, и
с каким любомудрием,- ибо в другой раз,
будучи у нас на службе, царь вступил за
завесу и имел там встречу и беседу с Василием,
чего давно желал,- об этом что нужно сказать,
кроме того, что Божии глаголы слышали
и те, кто сопровождали царя, и мы, вошедшие
вместе с ними?24
|
|
Григорий
умышленно прерывает рассказ о богослужении в
праздник Богоявления, останавливаясь на эпизоде
с принесением даров и умалчивая о том, что же
произошло дальше: а именно, допустил ли Василий
императора-еретика к причащению, или нет. По-видимому,
да. Если бы Василий не причастил Валента, Григорий
непременно упомянул бы об этом как о событии
экстраординарном, свидетельствующем о бесстрашии
Василия. Кроме того, вряд ли Валент пришел бы
в храм к Василию в другой раз и вступил в алтарь
для беседы со святителем, если бы тот не допустил
его к причащению в праздник Богоявления. Григорий
мастерски передает то эмоциональное напряжение,
которое возникло в момент, когда император приблизился
к алтарю со своим приношением, понимая, что
бесстрашный и бескомпромиссный Василий может
не принять царские дары.
Впоследствии Василий
все же был осужден на изгнание: Григорий находился
рядом в тот час рядом с ним. Наступила, как
повествует Григорий, ночь отъезда, уже была
приготовлена колесница, все уже прощались с
любимым архипастырем. Однако в этот самый вечер
поступает известие из царского двора: сын Валента
тяжело болен, и Василия просят прийти, чтобы
возложить на него руки и помолиться о его здравии.
Василий, не раздумывая, отправляется к царю,
и болезнь мальчика облегчается.25
После этого изгнание Василия было отменено.
Впоследствии, по словам Григория, царский сын
умер. Если бы отец мальчика, призвав Василия,
не продолжал в то же время верить неправославным,
"то, может быть, царский сын получил бы здравие
и был спасен руками отца",- замечает Григорий.26
Подобный же случай,
однако с более благополучным исходом, произошел
с префектом Модестом: он был исцелен Василием
от тяжкой болезни. После этого исцеления префект
проникся таким доверием и такой любовью к архиепископу,
что "не переставал удивляться делам Василия
и рассказывать о них".27
Подтверждение тому, что отношение Модеста к
Василию изменилось к лучшему, мы находим в нескольких
письмах Василия, адресованных этому высокому
чиновнику императорского двора:28
в письмах Василий обращается к Модесту как к
другу, хотя и соблюдая крайнюю почтительность,
которой требовал этикет.
Именно выдающиеся
личные качества Василия помогли ему удержаться
у власти в течение всего времени правления императора-арианина
Валента. Авторитет Василия был чрезвычайно высок
как в придворных кругах, так и в народной среде.
О популярноси Василия в народе свидетельствует
тот факт, что, когда некий чиновник устроил
в его спальне обыск, а затем и вызвал самого
святителя на допрос, народ, вооружившись кто
чем мог, чуть не растерзал этого чиновника на
клочки: Василий едва уговорил толпу разойтись.29
В Надгробном Слове
Григорий не обходит молчанием и конфликт между
Василием и Анфимом Тианским - конфликт, жертвой
которого стал он сам. Мы помним, что в своей
автобиографической поэме и в письмах Григорий
обрушивается с упреками на Василия, обвиняя
последнего во властолюбии и жадности.30
Однако в Слове 43-м главным виновником конфликта
объявляется Анфим: это он "расхищает доходы",
склоняет на свою сторону пресвитеров, а несогласных
подчиниться заменяет на своих сторонников; это
он завидует богатству кесарийской митрополии
и даже организует разбойное нападение на Василия.31
Ответные меры Василия, в частности, назначение
епископов в города, прежде не имевшие архиерейских
кафедр, Григорий оценивает положительно: от
этого произошла тройная польза - во-первых,
стало больше заботы о душах; во-вторых, каждый
город получил больше власти в собственных делах;
в-третьих, прекратилась война между двумя митрополитами
(Василием и Анфимом).32
Григорий упоминает и о своем собственном рукоположении:
|
Всему удивляюсь я в
этом муже,- настолько, что не могу и выразить,-
одного только не могу похвалить... - нововведения
касательно меня и недоверчивости: скорби
об этом не истребило во мне даже само
время. Ибо от этого навалились на меня
все трудности жизни и смятение; от этого
не мог я ни быть, ни даже считаться философом...
Разве что в извинение этого человека примет
от меня кто-нибудь то соображение, что
он мудрствовал сверх-человечески и прежде,
чем переселился из здешней жизни, во всем
поступал по (велению) Духа и, зная, что
дружбу следует уважать, тем не менее пренебрегал
ею там, где следовало предпочесть Бога...33
|
|
По
своему тону этот текст явно выпадает из общего
настроения Слова 43-го: это единственное место
в Слове, где Григорий позволяет себе критиковать
Василия. Помня о том, сколько бедствий принесла
Григорию архиерейская хиротония, мы не удивляемся
тому, что он упоминает об этом событии и в Надгробном
Слове Василию Великому. Григорий прилагает все
усилия, чтобы рассказать о происшедшем с максимальным
пиететом, пытается увидеть в действиях Василия
нечто "сверх-человеческое", некое вдохновение
от Духа Святого. И тем не менее даже сквозь
похвальные слова проступает боль обиды. Хотя
Слово 43-е, как было сказано,34
свидетельствует об окончательном примирении
Григория с Василием, мы убеждаемся, что даже
после смерти Василия рана, которую он нанес
своему другу, не исчезает в его душе.
1
Сл.43,37,3-4; 206 = 1.627. ^
|
2
Сл.43,37,5-7; 206 = 1.627. ^
|
3
Сл.43,37,7-12; 206-208 = 1.627. ^
|
4
Сл.43,39,3-4; 210 = 1.628. ^
|
5
Григорию-старшему было в то время около
95 лет. ^
|
6
Сл.43,37,14-17; 208 = 1.627. ^
|
7
Т.е. из провинций, находившихся за пределами
Кесарии Каппадокийской. В избрании Василия
участвовали, в частности, епископы Армении
и Евфрата, посланные Евсевием Самосатским
- другом Василия, с которым последний
находился в переписке. ^
|
8
У Василия, по словам Григория, было 50
хорепископов: см. PG 37,1060 = 2.359.
О епископах, которые находились в оппозиции
Василию, см. Gribomont. Basile
I, 58-61. ^
|
9
Еще один пример сочетания противоположных
качеств в положительном герое. ^
|
10
Сл.43,40,1-24; 212-214 = 1.629. ^
|
11
См. Richard. Sabinus, 178-202. ^
|
12
Ср. 2 Тим.4:2. ^
|
13
Ср. Исх.31:1-2. ^
|
14
Сл.43,43,1-23; 216-218 = 1.630-631. ^
|
15
Сл.43,47,7-8; 224 = 1.632. ^
|
16
Валент покровительствовал арианству, а
Василий оставался на никейских позициях. ^
|
17
Смысл слов Василия в том, что арианство
противоречит учению об обожении: Василий
не может поклониться "тварному" Христу,
не являющемуся Богом, потому что тем самым
отрицается обожение твари. ^
|
18
Василий как бы передразнивает Модеста,
призывавшего его "подчиниться нам", то
есть светским властям: по мнению Василия,
именно светские власти должны подчиняться
духовным властям. По сути, речь идет о
том, что выше - священство или
государственная власть. ^
|
19
Ср. Пс.38:13. ^
|
20
Сл.43,48,6-50,10; 226-232 = 1.633-634. ^
|
21
Ср. Bernardi. SC 384, 231 (note
5). ^
|
22
Сл.43,51,6-8; 232 = 1.634. ^
|
23
Никто из диаконов не дерзал приблизиться
к еретику, чтобы взять из его рук дары. ^
|
24
Сл.43,52,5-53,6; 234-236 = 1.635. ^
|
25
Сл.43,54,1-28; 236-240 = 1.635-636. ^
|
26
Сл.43,54,28-31; 240 = 1.636. ^
|
27
Сл.43,55,1-10; 240 = 1.626. ^
|
28
См. Письма 104, 110, 111, 279-281 по изданию
Courtonne. ^
|
29
Сл.43,56,1-57,35; 242-248 = 1.638. ^
|
30
См. главу I нашей книги. ^
|
31
Сл.43,58,20-33; 250 = 1.639. ^
|
32
Сл.43,59,5-10; 252 = 1.640. ^
|
33
Сл.43,59,12-24; 253-254 = 1.640. ^
|
34
См. гл.I. ^
|
|
|
|