Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Игумен Иларион (Алфеев)

Жизнь
и учение
св. Григория Богослова


К оглавлению


Глава I

ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ СВ.ГРИГОРИЯ

1. РАННИЙ ПЕРИОД

ВЫБОР ПУТИ

     Вскоре после возвращения на родину Григорий принял Крещение.1 Намерением его было вести жизнь "философа", что в его представлении означало полу-монашеский образ жизни, сочетающий в себе строгий христианский аскетизм с учеными занятиями. Однако по просьбе престарелого отца-епископа он взял на себя управление фамильным имением в Арианзе, что сразу доставило ему немало хлопот.2 Как старший сын, Григорий являлся наследником всего состояния своего отца. О размерах наследства можно судить по "Завещанию", составленному самим Григорием под конец жизни: в нем упоминаются рабы, земли, скот, одежда и деньги.3 Сочетать обязанности по управлению таким имением с созерцательной жизнью было нелегко.
     Вспоминая об этом периоде своей жизни, Григорий так пишет о трудностях ведения большого хозяйства:

 

Непрестанные и тяжкие заботы,
Снедая душу и тело ночью и днем,
С неба низводят меня к земле - матери моей.
Прежде всего, управлять рабами - это поистине пагубная
Сеть. Строгих господ они всегда ненавидят,
А благочестивых попирают бесстыдно. Ни к злым
Они не снисходительны, ни добрым не покорны. Но против тех и других
Дышат безумным гневом. Кроме того,
Надо заботиться об имуществе, и кесарево бремя4 на плечах
Всегда иметь, перенося сильные угрозы сборщика податей...
Надо присутствовать среди криков многолюдных собраний и возле высоких тронов,
На которых решаются споры между людьми;
Переносить шумные возражения противников
Или законно претерпевать скорби в запутанных сетях.
Таково это бремя, таков труд...5

 

     По справедливому замечанию исследователя, Григорий говорит здесь "не столько как христианин, сколько как аристократ из поздне-античного общества".6
     К тому времени, когда Григорий принял на себя управление домом в Арианзе, Василий вернулся в Каппадокию из путешествий по монашеским общинам Египта, Палестины и Сирии7 и поселился в Понте, в гористой местности на берегу реки Ирис. Ок. 358 г. он пригласил туда Григория, помня об их мечтах и взаимном обещании вести философскую жизнь по окончании учебы. Григорий ответил письмом, в котором извинялся за то, что изменил обещанию, хотя и "не добровольно, а потому, что один закон одержал победу над другим: закон, повелевающий служить родителям - над законом дружбы и единодушия".8 Позже Григорий все-таки приехал к Василию, впрочем ненадолго.
     В Понтийской пустыне друзья предавались аскетическим подвигам, о которых Григорий, вернувшись домой, вспоминал в двух письмах-шутках, посланных Василию.9 В "серьезном" письме на ту же тему Григорий с восторгом говорит о своем пребывании у Василия:

 

Кто вернет мне эти псалмопения, бдения, молитвенные восхищения к Богу, эту как бы нематериальную и бесплотную жизнь? Кто вернет согласие и единодушие братий, которых ты ведешь на высоту и к обожению? Кто вернет соперничество и поощрение к добродетели, которое мы ограждали письменными уставами и правилами? Кто вернет трудолюбие в чтении Божиих словес и свет, обретаемый в них под руководством Духа? И чтобы сказать о чем-то совсем малом и незначительном - кто вернет ежедневный физический труд: заготовку дров, тесание камней, уход за зеленью и поливание огорода..? Пожелать всего этого легко, а получить - не так легко. Но приди ко мне на помощь, соедини со мною свое дыхание, содействуй мне в добродетели, и если когда-либо собрали мы что-то полезное, охраняй это своими молитвами, чтобы не рассеяться нам понемногу, как рассеивается тень с заходом солнца. Ибо тобою дышу я больше, чем воздухом, и тем только и живу, что, находясь рядом или отсутствуя, в мыслях всегда неразлучен с тобою.10

 

     Мы видим, что помимо аскетических подвигов, Василий и Григорий занимались в Понтийской пустыне литературной деятельностью. В частности, Григорий, по его собственному свидетельству, помогал Василию в составлении нравственных и аскетических правил. Правила Василия Великого сыграли в истории восточного монашества не меньшую роль, чем правила св. Бенедикта в истории западного монашества: до сего дня правила Василия являются основой монастырских уставов Православной Церкви.11
     Василий и Григорий также ежедневно читали Священное Писание и систематически изучали труды Оригена; в Понтийской пустыне ими был составлен сборник фрагментов из сочинений Оригена под названием "Добротолюбие" (philokalia, букв. "любовь к красоте"). Наследие великого александрийца уже тогда было предметом горячих споров: все крупные богословы IV века разделялись на сторонников и противников Оригена. Василий и Григорий относились к первой категории,12 однако сознавали, что не все в трудах Оригена бесспорно с догматической точки зрения, а может быть и предвидели, что некоторые его мнения будут осуждены Церковью. Поэтому в "Филокалию" не вошли тексты догматического характера: Ориген интересовал Каппадокийцев не столько как богослов-догматист, сколько как апологет, христианский философ и экзегет.13 Впоследствии Григорий посылал копии "Добротолюбия" в подарок своим друзьям.14 "Добротолюбие", включающее в себя главным образом фрагменты из монументального творения Оригена "О началах", до сих пор служит основным источником, содержащим греческий текст этого сочинения.15
     Пожив у Василия некоторое время, Григорий вернулся в Назианз. Это возвращение было связано не только с обязанностями Григория по управлению домом и его чувством долга перед родителями, но и с неким внутренним колебанием между стремлением к созерцательной жизни и сознанием необходимости приносить общественную пользу. Григорий всей душой стремился к уединению; вместе с тем он чувствовал себя призванным к некоей миссии, сущность которой была ему пока еще не совсем ясна. Он также хорошо понимал, что такой образ жизни, который предполагает удаление в пустыню и аскетическое трудничество, плохо сочетается со стремлением к книжной мудрости. Григорий искал для себя некий промежуточный, "средний" путь, идя по которому, он мог бы сочетать аскетический образ жизни с учеными трудами и, не лишаясь уединения, приносить пользу людям:

 

Наконец, нужна была мужественная решимость.
На внутренний суд собираю друзей,
То есть свои помыслы - этих искренних советников.
Но страшный вихрь объял ум мой,
Когда искал я лучшее из лучшего.
Давно было решено все плотское низринуть в бездну,
И теперь поступить так нравилось мне больше всего.
Но когда рассматривал я божественные пути,
Нелегко было найти путь лучший и гладкий...
Приходили мне на ум Илия Фесвитянин,
Великий Кармил, необычайная пища,
Удел Предтечи - пустыня,
Нищелюбивая жизнь сынов Иоанадавовых.
Но и любовь к божественным книгам одолевала меня,
И свет Духа при созерцании Слова;
А такое занятие - не дело пустыни и безмолвия.
Много раз склонялся я то к одному, то к другому...16

 

     Примеривая к себе тот или иной образ жизни, Григорий менее всего думал о священстве, казавшемся ему несовместимым с безмолвной и созерцательной жизнью, к которой он стремился. Во времена Григория монашество и священнослужение вообще рассматривались как два противоположных образа жизни: монах должен молчать, священник - проповедовать; монах - жить вдали от людей, священник - среди людей; монах должен быть занят созерцанием и заботиться о своей душе, священник - вовлечен в активную деятельность на пользу ближних. Монахи IV века, как правило, избегали рукоположения в священный сан: св. Пахомий запрещал монахам подведомственных ему монастырей Египта стремиться к иерейской хиротонии.17
     Григорий, воспитанный в доме епископа, относился к священнослужителям с благоговением, однако сам предпочитал держаться вдали от церковного престола:

 

Итак, я признавал, что надо любить людей деятельных,
Которые в удел от Бога получили честь
Руководить народом через божественные таинства,
Но сильнее охватывало меня стремление к монашеской жизни...
Престол был для меня досточестен, но поскольку я стоял вдали,
Он казался мне тем же, чем является свет
Для слабых глаз. На все что угодно мог бы я надеяться,
Только не на то, что сам получу его среди многих поворотов судьбы.18

 

     Однако, пока Григорий колебался в поисках пути, который наиболее соответствовал бы его устремлениям, выбор был сделан за него. Престарелый отец решил рукоположить сына в священный сан, так как нуждался в помощнике. Григорий-старший знал о стремлении своего сына к безмолвию и научной деятельности; тем не менее он "насильно" возвел его на один из пресвитерских престолов.19 Что заставило Григория-младшего подчиниться? Ответ, очевидно, кроется в личном авторитете Григория-старшего и в его абсолютной власти как епископа и отца - власти, противостоять которой которой сын был бессилен. Не следует забывать, что в византийскую эпоху зависимость детей от родителей, особенно в аристократических кругах, была исключительно сильной: как правило, именно воля отца играла решающую роль в выборе жизненного пути детей.
     Григорий пережил свою хиротонию как "страшную бурю".20 Сразу после рукоположения он покинул Назианз и отправился к Василию за духовным советом и утешением:

 

Так восскорбел я при этом насилии (tyrannidi) -
Даже и теперь не могу назвать это по-другому,
И да простит меня Божий Дух за такое
Отношение - что забыл все:
Друзей, родителей, отечество, родственников.
Словно вол, укушенный слепнем,
Пришел я в Понт, надеясь там в божественном друге
Найти себе лекарство от горя.
Там подвижничал он в союзе с Богом,
Покрытый облаком, как один из древних мудрецов.
Это был Василий, который теперь с ангелами.
Он облегчил скорбь моего ума.21

 

     Общение с Василием оказало благотворное воздействие на Григория. Василий помог ему собраться с мыслями и, вероятно, убедил смириться с происшедшим. В Понтийской пустыне Григорий много думал о смысле священства: плодом этих размышлений явилось Слово 2-е,22 ставшее классическим трактатом на данную тему.23 В этом Слове Григорий, извиняясь перед своим отцом и его паствой за проявленное "сопротивление" и "малодушие",24 а также за "праздность" и "непокорность",25 называет в числе причин своего бегства неожиданность хиротонии, свою неподготовленность к священнослужению и - главное - свою любовь к безмолвию:

 

Итак, что же случилось со мною и какова причина моего непослушания? Я ведь был тогда, по мнению многих, совершенно сам не свой - не такой, каким меня знали, но как бы абсолютно другой; и сверх дозоленного я сопротивлялся и упорствовал... Особенно поражен я был неожиданностью, как бывает со сраженными ударом грома; я не собрался с мыслями и потому потерял скромность, к которой всегда себя приучал. Потом объяла меня какая-то любовь к благу безмолвия и отшельничества (erōs tēs hēsychias kai anachōrēseōs), влюбленным в которое я сделался с самого начала, как, пожалуй, никто из занимающихся словесными науками, и которое среди самых больших и ужасных опасностей пообещал Богу. В каком-то смысле уже прикоснувшись к нему, словно находившийся в преддверии, и через опыт возгоревшись еще большим влечением (pothon), я не вынес тирании и не дал ввергнуть себя в бури и насильно оторвать от такой жизни, словно от священного убежища. Ничто не казалось мне лучше того, чтобы, замкнув чувства, став вне плоти и мира, собравшись внутрь себя, ничего человеческого не касаясь без крайней необходимости, беседуя только с самим собой и с Богом, жить превыше видимого и носить в себе божественные отпечатки, всегда чистые и не смешанные с дольними и обманчивыми образами, быть и непрестанно становиться чистым зеркалом Бога и всего божественного, приобретать к свету свет - к менее ясному более ясный,26 здесь уже надеждами пожинать блага будущего века и жить вместе с ангелами; будучи еще на земле, оставлять землю и быть возносимым ввысь при помощи Духа.27

 

     В этих словах выражено credo Григория: ему всегда было трудно с людьми и легко с самим собой и с Богом; он всегда стремился к созерцанию и никогда к деятельности. Однако Григорию пришлось смириться с новым поворотом судьбы. Вернувшись в Назианз по настоянию отца, он приступил к своим пресвитерским обязанностям.
 


     1 См. Gallay. Vie, 67. ^

     2 См. Gallay. Vie, 66. ^

     3 Подробнее об имуществе, принадлежавшем Григорию, см. Coulie. Richesses, 9-21. ^

     4 Т.е. налоги. ^

     5 PG 37,980-981 = 2.55. ^

     6 Ruether. Gregory, 142. ^

     7 См. Василий. Письмо 223; ed.Courtonne, 10-11. ^

     8 Письмо 1; ed.Gallay, 3 = 2.411. ^

     9 Письма 4-5; ed.Gallay, 4-6 = 2.412-414. ^

     10 Письмо 6; ed.Gallay, 7-8 = 2.414-415. ^

     11 О роли Василия в формировании каппадокийского монашества см. в разделе "Монашество" в гл. II нашей работы.  ^

     12 В семье Василия уважение к Оригену было давней традицией: его бабушка, Макрина-старшая, училась у Григория Чудотворца, который, в свою очередь, был преданным учеником Оригена. ^

     13 Gribomont. Basile I, 233. ^

     14 Письмо 115; ed.Gallay, 88 = 2.502. ^

     15 Полный текст сохранился только в латинском переложении Руфина. ^

     16 PG 37,1048-1050 = 2.356. ^

     17 См. Rousseau. Pachomius, 169-171. ^

     18 PG 37,1052 = 2.357. ^

     19 PG 37,1052-1053 = 2.257. ^

     20 PG 37,1052 = 2.357. ^

     21 PG 37,1053-1054 = 2.357-358. ^

     22 В рус. пер. Слово 3. ^

     23 Ниже, говоря о понимании священства Григорием, мы будем подробно рассматривать это Слово. ^

     24 Сл.2,1,7; SC 247,86 = 1.23. ^

     25 Сл.2,115,9; SC 247,236 = 1.64. ^

     26 Тот же текст (с незначительными изменениями) в Сл.20,1,5-13; SC 270,56-58 = 1.298.  ^

     27 Сл.2,6,1-5,12; SC 247,94-96 = 1.25. ^


 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова